Текст книги "Страсти по спорту"

Автор книги: Wim Van Drongelen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Так что Тони Джордж в середине 90-х, можно сказать, пытался уберечь американских гонщиков от гибели, ведь большинство команд и спортсменов проигнорировали его и остались в старом чемпионате, сменившем вывеску на CART.

Новая серия разработала свой технический регламент, заодно поменяв географические приоритеты. IRL сделал ставку на американских пилотов и овальные треки в провинции. В CART решили, наоборот, количество «овальных» этапов уменьшить, а типичных для «Формулы-1», на классических автодромах, – увеличить.

Более того, картовцы устроили вторжение в Европу. Раньше в Indycar регулярно проводили этапы в Бразилии, Канаде и Мексике, CART провел свои гонки в Германии, Англии и Японии.

Поначалу казалось, что IRL не выжить. Лиге даже пришлось допустить картовцев к своей святыне – «500 миль Индианаполиса», дабы интерес к гонке совсем не упал (кстати, выигрывали ее все время представители CART). Однако постепенно становилось очевидно, что «националистическая» IRL привлекает спонсоров больше, чем бьющаяся с «Формулой-1» за мировое лидерство, но проигрывающая ей альтернативная серия. Да и телевидение отдало предпочтение первой: контракт с лигой подписал крупнейший спортивный телеканал мира ESPN, что окончательно решило исход противостояния.

Еще в 2002 году тем, кто хотел посмотреть американскую «Формулу», стоило приезжать все же на этапы CART. В 2003 CART обанкротился. Большинство звезд – Кенни Брак, Элио Катстроньевеш, Майкл Андретти, Жиль де Ферран – ушли в IRL. Там уже гонялась и единственная женщина-пилот в кольцевых гонках высочайшего уровня – Сара Фишер. Тони Джордж даже попытался выкупить CART, но после ряда судебных процессов та перешла под крыло специально созданной структуры OWRC под управлением Кевина Калховена и стала называться CCWS – ChampCar World Series. 5 апреля 2008 года серия была окончательно объявлена банкротом, а 20 апреля прошла последняя прощальная гонка в Лонг-Бич, которую уже нельзя было отменить.

В Америке чемпион в тяжелом весе – второй человек после президента.

Норман Мейлер

В целом, американцы вынуждены считаться с тем, что помимо их автогонок в мире есть и другие, достойные уважения, может быть, даже в той же степени. Но вот где вплоть до самого последнего времени американцы считали себя не просто впереди планеты всей, а даже где-то в иной галактике, так это в боксе. Особенно в тяжелом весе. Это было американское – и больше ничье. Как статуя Свободы. И это следовало защищать, как статую Свободы, от любого, кто посмел не то чтобы посягнуть, а даже усомниться в безусловном первенстве американцев. Даже от самих американцев.

Уже первый официальный чемпион мира в тяжелом весе Джон Л. Салливан, царивший на ринге в 1880-х годах, был фигурой национального масштаба и полностью осознавал себя таковой. Когда он посетил Европу, с ним пожелал познакомиться принц Уэльский. При встрече принц пригласил боксера в свой дворец, если тот вдруг окажется поблизости. На это Джон Л. ответил: «Если вы, Ваше Высочество, окажетесь недалеко от Бостона, заходите ко мне домой». Принц на секунду онемел… и пообещал непременно так и поступить. Еще его прадед считал признаком хорошего тона обедать в компании лучших боксеров Англии. С той поры престиж принцев только упал, а боксеров – вырос.

В Англии лучшие профессионалы стояли на иерархической лестнице достаточно высоко. В безразмерной империи, подчинившей себе десятки стран, уважали силу во всех ее проявлениях, в том числе и в самых первобытных. Боксеры были своего рода символом мощи нации, покорившей полсвета.

В Америке это отношение, как ни странно, усвоили не сразу. Поколения основателей и первопроходцев были слишком заняты насущными делами и занимались ими в основном при помощи огнестрельного оружия и на своей территории. Наверное, не случайно бокс стал завоевывать особую популярность в Новом Свете, когда Америка прощалась с Диким Западом – в 80-е годы XIX века. И происходило это не на этих еще не до конца освоенных землях, а на цивилизованном восточном побережье, где о реальной борьбе за существование в лучшем случае помнили.

Бывший ярмарочный боец и алкоголик Джон Л. Салливан не совсем подходил для роли живого воплощения статуи Свободы (открытой как раз в эпоху его расцвета, в 1886-м), но у него были гипертрофированное чувство собственного достоинства и спортивный талант – настолько большой, что даже он не смог его пропить. Кроме того, Салливан умел быть чемпионом. Он ходил как чемпион, он говорил как чемпион, он жил как чемпион. Принц Уэльский был лишь одним из многих великих мира сего, кто искал встречи с ним.

Салливан стал основателем многих традиций в профессиональном боксе. Среди них была и одна довольно своеобразная: не встречаться с недостойными. Джон Л. считал, что «чемпионский титул в тяжелом весе – это национальное достояние, которое не может принадлежать кому попало». Именно на этом основании он наотрез отказывался драться с чернокожими боксерами. Ни в коем случае не отрицая их силу, он утверждал, что они недостойны носить такой высокий титул.

Однако стареющему Салливану (а вместе с ним и всей Америке) пришлось увидеть, как чемпионский пояс взяли черные руки. И какие руки!

Негр Джек Джонсон много лет добивался права встретиться с чемпионом мира. У него были основания требовать этого. Однако чемпионы сменяли друг друга, а отношение к Джонсону оставалось прежним: с ним не хотели видеться не только на ринге, но и (на всякий случай) за его пределами. Газеты травили его без устали. «Они никогда не дают мне забыть, что я негр, – как-то сказал Джек. – Ладно, я негр. Но раз так, я и им никогда не дам забыть, что я негр».

Джонсон понимал, что у него есть только один способ заставить чемпиона драться с собой: безостановочно оскорблять его, называть трусом и позорить на каждом шагу. Тогда белые сами потребуют от чемпиона набить морду этому нахальному «ниггеру».

Джонсон завоевал чемпионский титул аж в Австралии, куда от него сбежал тогдашний чемпион мира Томми Бернс. Но в Америке Бернс не пользовался никаким авторитетом, так как получил титул в результате того, что непобедимый Джеймс Джеффрис, уставший от бокса, покинул ринг. Не признали теперь и Джонсона. Все считали, что нужно вытащить экс-чемпиона Джеффриса с его фермы, а уж он-то задаст трепку зарвавшемуся негру. С большим трудом это удалось сделать. Бой назначили на День независимости – 4 июля 1910 года.

Интриги не получилось. Джонсон делал на ринге что хотел, разговаривал с противником на два голоса, изображая то забитого негра с плантации, то, опередив свое время почти на век, отвязного рэпера, и при этом бил, бил, бил… Издевался он не только над Джеффрисом, но и над его секундантом – экс-чемпионом мира Джимом Корбеттом. В какой-то момент Джонсон зажал обессилевшего Джеффриса в угол, где Джонсону строил рожи Корбетт (расист геббельсовского плана, он предполагал, что при виде подобной гимнастики для лица любой негр потеряет самообладание), сделал брови домиком и робко спросил: «Куда прикажете его положить, мистер Корбетт?»

В 15-м раунде полномочный представитель статуи Свободы Джеффрис двигался почти как статуя. Он трижды падал. Наконец секунданты выбросили полотенце. Поруганный национальный символ не мог встать самостоятельно. А чего еще ожидать от статуи? Национальные трагедии такого рода не переживаются тихо. По Америке прокатилась волна негритянских погромов, 19 человек погибли и тысячи были ранены. Страна долго еще разбиралась со своим обидчиком. В Европе уже полным ходом шла Первая мировая война, а Америка все гонялась за Джонсоном.

Во второй половине ХХ века роль негра сыграл иностранец. В 1959 году белую Америку озадачил швед Ингемар Юханссон, отобрав титул у чернокожего Флойда Паттерсона. Американцы не очень понимали, как к этому относиться. Юханссон – белый, но чужой; Паттерсон – свой, но негр. Страну лихорадило несколько месяцев, пока наконец не была выработана формула: «Этот негр дал себя побить». Паттерсона как бы лишили американского гражданства. Однако в следующем году, когда он выиграл матч-реванш, его чествовали как настоящего американца.

После Юханссона об иностранцах в боксерской элите толком не было слышно более 30 лет. Реальная опасность забрезжила лишь в 1988 году – на сеульской Олимпиаде, когда чемпионом стал канадец Леннокс Льюис, нокаутировавший в финале американца Риддика Боу. Впрочем, о Льюисе скоро забыли, тем более что он исчез.

А зря. В 1992 году Леннокс Льюис вернулся из небытия. Оказалось, этот канадец был на самом деле англичанином. Он уехал из Великобритании 12 лет от роду вместе с матерью, но никогда не терял британского гражданства. К концу 1992 года Льюис стал претендентом номер один и с тех пор мешал Америке спокойно спать.

Сначала у него был заключен контракт на бой с победителем встречи между чемпионом мира Холифилдом и претендентом Боу. Однако новоиспеченный чемпион Боу, уже раз битый Льюисом, наотрез отказался встречаться с ним снова. Из трех организаций, курирующих профессиональный бокс (WBC, WBA и IBF), только WBC пошла на принцип и пригрозила Боу лишением титула, если он не будет драться с Льюисом. Тогда Боу в присутствии журналистов вышвырнул дубликат чемпионского пояса этой организации в мусорный ящик. В ответ WBC лишила Боу титула и отдала его Льюису.

Ни WBA, ни IBF даже не рыпнулись против Боу, хотя он нагло попирал и их правила. Потому, что Леннокс Льюис – англичанин, а чемпион мира в тяжелом весе в Америке, по определению Нормана Мейлера, второй человек после президента. А иностранец не может быть вторым человеком в Америке. И не может статуя Свободы отправиться через океан, пусть даже когда-то она и пришла оттуда.

Пресса ненадолго замерла, не очень понимая, как себя вести, а потом бросилась оправдывать Боу. Все помнили, как безвольно и позорно Боу проиграл Льюису, но ни одно издание не рискнуло ему об этом напомнить. Все считали, что лучше иметь такого чемпиона, чем никакого. Боу проиграл титул Холифилду, Холифилд – Муреру. С Льюисом по-прежнему никто драться не хотел. Но тут сам Леннокс «зевнул» нокаут в бою с ничем не примечательным Оливером Макколлом. Америка вздохнула свободно. «Мы же говорили, что он никто! Мы же говорили!» – захлебывались самые разные издания. Радости было столько, словно страна избежала бомбардировки ВВС Саддама Хусейна.

Однако в начале 1997 года Льюис вновь стал претендентом номер один по версии WBC. А победив старого знакомого Макколла, и чемпионом. И тогда Америка преподнесла Ленноксу очень специфический подарок. Защитить Америку от гнусных посягательств Льюиса поручили новому гражданину США – поляку Эндрю (Анджею) Голоте. Этот достойный юноша в 1990 году бежал из Польши, где был осужден за то, что избил посетителя в ночном баре, затащил его в туалет, раздел и скрылся с его одеждой.

Помимо этого в США Голота прославился – в боях с Боу, кстати – ударами «к югу от границы». Так в Америке называют преднамеренные удары ниже пояса. Зачем он это делал, никто так и не понял. Видимо, по доброте душевной. Голоту дважды дисквалифицировали, но Анджей доказал, что боксер он очень сильный. Журнал «Ринг» провел виртуальные бои между ним и Тайсоном, и вышло, что, даже не прибегая к своим рискованным телодвижениям, поляк «в компьютере» нокаутировал Тайсона в четвертом раунде, а Холифилда – в восьмом. Льюис в качестве противника даже не рассматривался.

Однако на настоящий, а не виртуальный ринг против Голоты вышел именно он. И уложил Анджея в 1-м же раунде. Американская пресса выдержала необходимую паузу, предположив, однако, что все произошедшее – просто случайность. А потом обрушилась на Леннокса с новой силой, совсем уж не стесняясь в выражениях. Кампания против Льюиса продолжалась до тех пор, пока Холифилд, снова занявший чемпионский престол по версиям WBA и IBF, наконец не согласился встретиться с британцем. Ведь развернутая травля англичанина дискредитировала даже в большей степени его самого. Помог и Льюис. Он на каждом углу говорил, что Холифилд его просто боится, как раньше боялись Боу и Тайсон (Железный Майк, кстати, в 1996 году даже заплатил Льюису отступные, чтобы не встречаться с ним).

У Холифилда просто не осталось выбора. «Эвандер, – запричитала пресса, – пожалуйста, заткни эту пасть раз и навсегда». При этом каждый сопливый борзописец подчеркивал, что сделать это Холифилду ничего не стоит. Они так часто повторяли эту глупость, что в конце концов и сами в нее поверили.

И за глупость пришлось заплатить. Сначала – национальным позором. Нет, Холифилд и в 36 лет оставался прекрасным боксером, а Льюис провел бой не слишком зрелищно и эффектно. Тем не менее его победа сомнений не вызывала. Судьи же дали ничью. Трибуны Мэдисонс-сквер-гарден, по большей части заполненные американцами, выразили свое возмущение. Американские СМИ, все без исключения, назвали решение судей позорным. На фоне всеобщего негодования самым счастливым был организатор матча Дон Кинг – нарисовалась блестящая золотым блеском перспектива матча-реванша.

И в ноябре 1999 года Льюис и Холифилд встретились повторно. По иронии судьбы, на этот раз Холифилд смотрелся куда лучше, однако судьи отдали Льюису победу единогласным решением. Леннокс Льюис стал абсолютным (undisputed – «неоспоримым» – как говорят сами американцы) чемпионом мира. Последним на сегодняшний день…

Американцы, похоже, остаются самым близким к древним грекам (да и римлянам, пожалуй) народом, когда речь идет об отношении к спорту. Они не замечают особой разницы между спортом и зрелищем, спортом и бизнесом, спортом и войной (и политикой в целом). Возможно, это самый честный подход к спорту, хотя вряд ли кто-то из спортивных чиновников рискнет признать это публично.

Глава 16
От Афин до Сочи

•  Спорт и политика с древнейших времен

•  Бойкоты Олимпиад

•  Хуан Антонио Самаранч

•  Олимпиада в Сочи и ЧМ по футболу в России

•  Олимпийские символы Сочи-2014

Традиция – великая сила. Традиция проведения Олимпийских игр, возрожденная гуманистами XIX века, накрепко привязывает наше представление о спорте к эллинистическим. Именно там и тогда закладывалось главное, пожалуй, противоречие спорта, творчески развитое бароном де Кубертеном и его последователями – попытка воспринимать спорт отдельно от политики хотя бы на уровне деклараций.

На самом деле отделить политику от спорта невозможно. Общегреческий фестиваль – Олимпийские игры – одновременно был и всегреческим политическим форумом, где собирались все сколько-нибудь значимые персоны. Победитель состязаний становился первым человеком своего полиса не только в сознании своих сограждан, но и всех греков. Олимпионики пользовались таким почетом и авторитетом, что автоматически становились соперниками местного правителя, претендентами на власть в родном полисе, – известны истории, когда трон напрямую «разыгрывался» в соревновании претендентов.

В особенности это касалось победителей гонок колесниц. Прежде всего, потому, что выставивший колесницу на игры был человеком богатым и влиятельным априори (гонки – увлечение, затратное во все времена). И потому, что победителем объявлялся именно владелец колесницы, а не колесничий. Правители же полисов выставляли свои колесницы на игры, чтобы подчеркнуть свой статус и укрепить авторитет.

Вернувшийся в Рим из изгнания молодой и перспективный политик Гай Юлий Цезарь, помимо великолепных ораторских побед, прославился постановками театральных представлений и гладиаторских боев. Постепенно он завоевал расположение народа. Захватив власть, он последовательно поддерживал свой образ «спортивного мецената».

Соревнования и гладиаторские бои шли нескончаемой чередой. В амфитеатре, сооруженном на Форуме, выпустили на арену 400 львов, с которыми мог сразиться любой житель Рима, будь то патриций, гладиатор или раб. Как-то, желая заткнуть за пояс предшественников, Цезарь выставил на состязание одновременно 320 пар гладиаторов, чье убранство и оружие были сплошь из серебра.

Прошло еще две тысячи лет – или чуть больше. И уже искушенный российский политик и магнат Роман Абрамович решает обосноваться в Лондоне. Метода не меняется – Абрамович покупает почти обанкротившийся и давно не знавший вкуса побед футбольный клуб «Челси». В первом же сезоне с новым хозяином, сезоне 2003–2004, «Челси» впервые за 50 лет (!) занимает второе место в английской премьер-лиге, пропустив вперед лишь «Арсенал». Следующий сезон приносит «Челси» золото.

После первых же побед Абрамович стал очень уважаемой фигурой в Лондоне, особенно для болельщиков «Челси». С его мнением считались, ему верили, его имя скандировали на стадионе, в его честь играли «Калинку» перед матчем. И что это, если не настоящий звездный час? Трудно придумать иной способ, позволивший столь же стремительно получить известность и уважение на новом месте.

На какое-то время персона Абрамовича затмила по популярности и количеству публикаций даже членов королевской семьи. Доказательством феноменальной по масштабам славы стало признание Абрамовича в 2003 году персоной года в Англии. В числе его приятелей появились лорды, члены парламента и даже президент Исландии.

Однако же вернемся на время в Древнюю Грецию. Одним из самых драматичных эпизодов, в котором переплелись спорт и политика, случился во времена вторжения в Грецию Ксеркса. О подвиге 300 спартанцев слышали, наверно, все. Но вот главная причина, по которой против 200-тысячного войска персов вышло чуть менее шести тысяч греков из 11 полисов (на самом деле их было гораздо больше – Геродот перечислил лишь гоплитов, тяжеловооруженных воинов, 100 % которых, кстати, были спортсменами), известна далеко не всем.

Дело в том, что Ксеркс вторгся в Грецию как раз накануне спартанского праздника Карнеи. А Карнеи совпали с Олимпийскими играми. Греки не желали изменять традиции даже перед лицом внешней угрозы – основная часть войск должна была выступить после окончания празднеств.

Напомним, что возобновление Олимпийских игр, основателем которых легенда называла Геракла, произошло в 884-м или в 828 году до н. э. благодаря настойчивости правителя Элиды Ифита и законодателя Спарты Ликурга. С 776 года до нашей эры в Греции был принят олимпийский хронологический принцип – отсчет времени по годам Олимпиад. На время проведения игр по всей Элладе объявлялось перемирие, а Олимпия – столица Элиды – святым и неприкосновенным городом.

Правда, Элида несколько раз подвергалась нападениям соседских городов-государств в периоды между играми (тот, кто контролировал святилище Зевса, получал мощнейший инструмент политического влияния в Пелопонессе), и сама нападала на них.

Так что спорт всегда был связан с политикой, причем острота политического противостояния только добавляла остроты спортивному. И наоборот. Порой доходило до смешного. Во время знаменитой хоккейной суперсерии-72 политическая паранойя просто зашкаливала. По прибытии в Москву Фрэнк Маховлич, думавший, что его номер прослушивается КГБ, начал тщательно осматривать свою комнату и в итоге нашел-таки подозрительный металлический предмет под паласом. Обрадовавшись, что оставит КГБ в дураках, он стал откручивать «подслушивающее устройство» и продолжал это делать до тех пор, пока этажом ниже не раздался шум погрома. Оказалось, что Маховлич разобрал удерживающее крепление люстры, разбившейся вдребезги в нижнем номере.

Но чаще было скорее страшновато. Во время Олимпиады в Лейк-Плэсиде для дополнительной мотивации сборной США по хоккею перед матчем со сборной СССР одна стена в раздевалке была заклеена телеграммами с пожеланиями удачи. Одна из присланных телеграмм гласила: «Разбейте этих красных» («Beat those Commie bastards» – дословно: «Разбейте этих ублюдков-коммуняк»). Кстати, самую свою знаменитую хоккейную игру американские зрители увидели в записи. Она получила самый высокий рейтинг среди программ телевизионного сезона 1979–1980 годов и по сей день удерживает американский рекорд по количеству зрителей, посмотревших хоккейную игру.

Одним из пиков спортивно-политического противостояния, конечно, стали бойкоты Олимпиады-80 в СССР и Олимпиады-84 в США. Причиной американского бойкота обычно называют ввод советских войск в Афганистан. На самом деле СССР просто дал США великолепный предлог, которым те не замедлили воспользоваться. Еще за два с половиной года до этого, 10 июня 1977 года, в Белом доме президент США Джимми Картер в беседе с редакторами американских изданий объяснял свою политическую стратегию так: «Мне лично хотелось бы… в агрессивной форме бросить вызов Советскому Союзу и другим странам, разумеется, мирным путем, чтобы приобрести влияние во всех районах мира, которые, по нашему мнению, имеют для нас сегодня решающее значение или могут приобрести такое значение через 15–20 лет».

На олимпийских объектах и других местах проведения соревнований запрещается любая политическая, религиозная или расовая пропаганда.

Олимпийская хартия

Но даже после этого на Картера давили, обвиняя его в чрезмерном либерализме в отношении советского режима, и бойкот Олимпиады должен был добавить ему голосов накануне выборов.

Впрочем, порой политический (и финансовый, конечно же) авторитет Олимпиад превосходил авторитет держав. Так было, например, накануне Олимпиады-2008 в Пекине. Озабоченные ситуацией с правами человека в Китае, США вели активную подготовку к бойкоту и этой Олимпиады, причем на самом высоком уровне. Однако цену этой активности определила одна пресс-конференция официального спонсора американской команды – корпорации Nike. В сообщении пресс-службы, в частности, говорилось: «Руководство Nike, конечно, всецело за защиту прав человека, но сумма контракта настолько велика, что сборная США поедет на Игры в Пекин во что бы то ни стало».

Без серьезных последствий для спорта вообще и олимпийского движения в частности осталось и драматическое совпадение дат – пекинская Олимпиада началась в один день с операцией по «принуждению к миру» Грузии Россией в Южной Осетии. Конгрессмены США и НОК Грузии предложили бойкотировать или перенести зимнюю Олимпиаду-2014 из Сочи. МОК эти обращения, по сути, проигнорировал.

Неоднозначными получились и политические последствия бойкота, по крайней мере для самого Джимми Картера. Его заявление было сделано перед самым стартом зимней Олимпиады в американском Лейк-Плэсиде, что не оставило властям СССР времени на адекватный ответ: советской делегации пришлось ехать в США и делать вид, что ничего не произошло. Отсутствие же на Олимпиаде-80 в Москве спортивных делегаций ведущих стран Запада, а также Китая должно было сделать московские Игры второсортным событием.

СССР удалось привлечь на свою сторону испанца Хуана Антонио Самаранча, бывшего тогда послом Испании в СССР. Он проигнорировал позицию родного правительства, заявив, что как член МОК не видит в бойкоте ничего хорошего. Возможно, это был его ключевой ход. Следующим было объявление о том, что он выставляет свою кандидатуру на очередных президентских выборах в МОК, которые состоялись во время 83-й сессии. Она проходила в Москве.

Самаранч был избран президентом МОК за три дня до начала московской Олимпиады. За короткое время блестящему дипломату Самаранчу удалось убедить Испанию, Италию, Великобританию и некоторые другие страны Запада послать спортсменов на Игры в СССР. Несмотря на отсутствие в Москве представителей ряда ведущих спортивных держав (США, ФРГ, Японии), Игры прошли достойно – 36 мировых и 74 олимпийских рекорда. Проигравшим оказался сам Джимми Картер: многим из его избирателей не терпелось увидеть очную дуэль СССР и США на Олимпиаде-80, а в ее отсутствие на президентских выборах в ноябре 1980 года ему предпочли республиканца Рональда Рейгана, который от бойкота Олимпийским комитетом СССР Игр в США, напротив, выиграл. Он получил дополнительные голоса после мощнейшей PR-кампании, в которой не последнюю роль играли успехи американцев на Играх, и победил на президентских выборах 1984 года.

Впрочем, теперь у нас есть надежда на изменения к лучшему.

Получив 2 декабря 2010 года право провести в 2018 году чемпионат мира по футболу, Россия, возможно, выиграла нечто иное, нежели возможность впервые в своей истории принять самое масштабное из существующих в спорте соревнований.

И речь даже не о шансе для тех, кто так или иначе будет причастен к организации чемпионата, хорошо на нем заработать. Или, как прямо пишут в Интернете, «попилить» те, по крайней мере $ 10 млрд, которые, как предупредил Владимир Путин, понадобятся, чтобы устроить главный футбольный турнир в России. В стране, футболом, в отличие, скажем, от Бразилии, Италии или побежденной ею в Цюрихе и здорово обидевшейся Англии, строго говоря, никогда по-настоящему не болевшей и для футбола – такого уровня и размаха, как чемпионат мира, – пока совершенно не приспособленной.

До сих пор почти всем нам – и любящим футбол, и плевать хотевшим на него с высокой колокольни – не хватало понятного, прозрачного, доступного и надежного ориентира. Такого, чтобы было ясно, для чего живешь. В СССР с его пятилетками, коммунизмом к 1980 году, Госпланом, идеально расчерченными графиками экономического и социального роста с ориентирами все было в полном порядке. В России с ними возник жуткий дефицит.

Разве могут ими стать президентские или парламентские выборы в их нынешнем виде, когда выбирают все равно одних и тех же, а в колоде как было два туза, так и остается? Или, допустим, вступление России в ВТО или Таможенный союз? Что они дадут, простой человек не поймет, даже если целый день десять экономистов будут разжевывать ему суть. Ну далековато это от народа, что тут поделаешь. И мелковато. А изобретенные в последние годы национальные идеи – от повышения рождаемости до модернизации – красивы, но иногда слишком, что ли, расплывчаты, а главное, растянуты во времени и не имеют конечной точки. А она нужна, потому что, когда говорят, что вы, может, и не дойдете до радуги, но уж ваши внуки точно дойдут, ради них и терпите, энтузиазм пропадает даже у романтиков.

Олимпийский Мишка, улетевший на закрытии Олимпиады-80 со стадиона «Лужники», приземлился на окраине Москвы, сбил пивную будку, до смерти напугав двух местных обывателей. Затем его на какое-то время выставили на ВДНХ, откуда отправили в один из подвалов Олимпийского комитета СССР, где он стоял до тех пор, пока его не съели крысы.

И в этом смысле футбольный чемпионат мира – идеал. Возьмем, например, масштаб. Сочинская Олимпиада – первая проба пера в данном жанре – тут ему явно уступает. Зимние Олимпийские игры – это в массовом сознании все-таки что-то не совсем национальное, чуточку местечковое. Что-то для самих сочинцев, для фанатов горных лыж, для немногочисленных «пляжных» туристов – большинство едва ли, несмотря на все клятвы, поверят в то, что после Олимпиады отдыхать на Кавказской Ривьере будет лучше и дешевле, чем в Турции.

А охват чемпионата мира по футболу – это дюжина городов, полстраны. Иными словами, с точки зрения географии – национальная идея в самом буквальном смысле слова. К тому же, что такое чемпионат мира, все, у кого есть телевизор, примерно представляют. Картинка, появляющаяся на экране раз в четыре года, одинаковая, неважно, в каком государстве он проходит – в Японии, Германии или ЮАР. И она сразу возникает перед глазами. Большие красивые стадионы, посреди которых изумрудным цветом сверкает трава. Начищенные до блеска аэропорты и вокзалы. Скоростные поезда, курсирующие не только между Москвой и Санкт-Петербургом, но и между Саранском и Екатеринбургом. Ярко одетые люди разных национальностей, которые, собравшись на центральной столичной площади, не бьют друг друга в кровь, а пьют пиво, братаются и поют песни. А рядом стоят и улыбаются добрые полицейские.

Чемпионат мира – это такой материализовавшийся вдруг фицджеральдовский «зеленый огонек счастья». Но до книжного, как известно, ни за что не добраться. А прелесть футбольного в том, что до него доберешься обязательно – причем известно когда. Всего-то уже через семь с небольшим лет.

У каждой великой идеи должно быть свое зримое воплощение. Или талисман. Олимпиада-2014 получила аж трех: Panthera Pardus Tulliana, в просторечии переднеазиатского леопарда (правда, пристрастные критики утверждают, что на эмблеме изображен снежный барс), белого медведя-саночника, подозрительно смахивающего выражением «лица» на легендарного Мишку московской Олимпиады, и Зайку, которая «просто любит спорт».

Идея выбрать талисман сочинской Олимпиады всем миром нашла такой живой отклик в сердцах населения Российской Федерации, что за время проведения конкурса в оргкомитет поступило аж 24 048 работ. Оригинальностью, правда, отличались не все. Около 10 % откликнувшихся видели в роли талисмана человекоподобных существ, почти столько же заявок поступило с изображениями медведей, десятая часть заявителей предлагала птиц, плюс в адрес оргкомитета пришла пара тысяч заявок с дельфинами, причем некоторые из них были на лыжах. Ну а уж Дедов Морозов и сосчитать трудно.

Но были и действительно интересные предложения. Вот, например, некто Зойч – синее мохнатое существо в образе лягушки с лыжной палкой в пасти и короной на голове, символизирующей державность. Но ни Зойч, ни Стакаша – любимец интернет-сообщества, Hero of Russia – граненый стакан в трениках с пузырями на коленках, лихо покоряющий лыжню, – к участию в финальном голосовании допущены не были. Туда попали отобранные экспертным советом 11 подходящих персонажей, предварительно окультуренных «профессионалами», – в оргкомитете Сочи-2014 наотрез отказываются называть художников, нарисовавших претендентов, именуя их просто «группой профессионалов». В финал конкурса пробились Заяц, Дельфин, Медведи (два экземпляра), Снегирь, Леопард, Снежинка, Солнце, Человечки, Дед Мороз и Матрешка.

Уже перед самыми выборами отцепили Деда Мороза. Дело в том, что в суматохе организаторы позабыли о некоторых юридических тонкостях. О том, например, что согласно правилам МОК права на талисманы после их определения переходят этой организации. Отдать чиновникам из Лозанны права на «наше все» было бы верхом неосмотрительности. Но ведь и без Деда Мороза недостатка в претендентах не было, и битва предстояла нешуточная. Так по крайней мере могло показаться.

И пусть кто-то видит в этой троице лебедя, рака и щуку. Против народа все равно не попрешь. Да и талисманы подобрались, в общем-то, симпатичные. По крайней мере родителям, покупающим своим детям эти обещающие стать весьма популярными (половина всей олимпийской продукции будет нести на себе изображения вышеописанной троицы) игрушки, не придется объяснять, кто это такие. Но, кажется, всенародного обожания, в котором купался Мишка московской Олимпиады, этой троице не заслужить.