Текст книги "Герои Смуты"

Автор книги: Вячеслав Козляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

7 февраля 1613 года, примерно месяц спустя после начала соборных заседаний, было принято решение о двухнедельном перерыве. В «Утвержденной грамоте» писали, что избрание царя «для болшого укрепления отложили февраля з 7-го числа февраля по 21 число». В города были разосланы тайные посланники «во всяких людех мысли их про государское обиранье проведывати». Но если к 7 февраля все согласились с кандидатурой Михаила Романова, то какое еще «укрепленье» ожидалось? [676]676
  Г.А. Замятин считал, что в это время должны были действительно расспрашивать о разных кандидатурах, особенно о шведском королевиче Карле Филиппе. См.: Замятин Г.А.К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол (1611—1616). с. 91—92; он же.Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века… с. 163-178.


[Закрыть]

Скорее всего, за решением о перерыве в соборных заседаниях скрывались прежнее желание дождаться приезда казанского митрополита Ефрема и главы Боярской думы князя Федора Ивановича Мстиславского, а также неуверенность из-за неполного представительства городов. Но могло быть и по-другому, ведь на соборе шла заметная политическая борьба, фаворитом в которой до последнего времени оставался князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. В сознании позднейших историков всё могло трансформироваться в правильный парламентский порядок, когда одна кандидатура голосуется за другой в поисках устраивавшего всех выбора. Однако на соборных заседаниях, напротив, могли несколько раз возвращаться к имени одного и того же претендента.

Историк Андрей Павлович Павлов недавно обратил внимание на документ, который может дать ключ к пониманию событий, происходивших на избирательном земском соборе после 7 февраля. Это жалованная грамота на вотчину соловскому дворянину Ивану Ивановичу Хрипкову, данная за «московское очищение» и датируемая 9 февраля 1613 года. Оказалось, что грамота Хрипкову особо выделяла роль главного воеводы земского ополчения – князя Дмитрия Трубецкого, названного в ней единственным из бояр. В этом свете и следует трактовать традиционную оговорку в жалованной грамоте: «А как даст Бог на Московское государьство государя, и тогды велит ему государь на ту вотчину дать свою царьскую грамоту за красною печатью» [677]677
  АСЗ. Т. 4. № 474. с. 348—349; Павлов А.П.«Совет всея земли» и избирательная борьба в 1613 г…. с. 77—78.


[Закрыть].

Следовательно, и 7 февраля еще ничего не было решено, и позднейшие ссылки в «Утвержденной грамоте» 1613 года на «предъизбрание» на престол стольника Михаила Романова лишь приукрашивали действительность. Здесь, видимо, сказалось буквальное следование положенной в ее основу другой, годуновской «Утвержденной грамоты». В 1598 году тоже говорилось о «предъизбрании» царя, но тогда единственным кандидатом на престол был Борис Годунов, а в 1613 году политическая борьба на земском соборе между боярами, земскими людьми и казаками не прекращалась ни на один день.

Две недели – совсем небольшой срок, чтобы узнать, о чем думали люди Московского государства, в разные концы которого в то время можно было ехать месяцами, а то и годами (как, например, в Сибирь). К кому должны были стекаться собранные в стране сведения? Кто занимался их сводкой? Оглашались ли потом эти «мнения» на соборе? Большинство из этих вопросов остаются без ответа, так как никаких записей о ходе собора не велось. Историки вынуждены опираться только на «проговорки» повествовательных источников – летописей, повестей и сказаний, позднее рассказавших об этом историческом событии. Не проще ли поэтому объяснить причины возникшего перерыва совпадением с Масленицей и началом Великого поста?! На это обстоятельство когда-то справедливо обращал внимание историк Дмитрий Владимирович Цветаев: «В середине двухнедельного промежутка наступил Великий пост. Все члены собора говением приготовлялись к завершению "великого дела" избрания царя» [678]678
  Цветаев Д.В.Избрание Михаила Феодоровича Романова на царство. с. 71.


[Закрыть].

Не случайно архиепископ Арсений Елассонский, служивший в кремлевском Архангельском соборе, запомнил, что «рассуждение» об избрании царя пришлось на «святую четыредесятницу» [679]679
  Арсений Елассонский.Мемуары из русской истории. с. 200.


[Закрыть]. В такое же время, 15 лет назад, избирали царя Бориса Годунова. В первую, самую строгую неделю Великого поста было не до мирских страстей, поэтому некоторые выборные люди и уехали на время из столицы. Но хотели они или нет, а никто из них не мог уклониться от разговоров о том, кого же хотят на Москве в цари. Имя Михаила Романова тогда тоже звучало, но еще наравне с другими претендентами на трон…

Несколько торопецких депутатов земского собора были захвачены велижским старостой Александром Госевским, исполнявшим к тому времени должность литовского референдария, но продолжавшего пристально следить за московскими делами. Он сообщал князю Христофору Радзивиллу, что «торопецкие послы», ездившие в столицу для выборов царя, возвратились ни с чем и, будучи схвачены на обратной дороге, поведали ему, что новые выборы должны состояться 3 марта (21 февраля по старому стилю). Не доверяя их сообщениям, Госевский ждал известий от своих людей, которых он посылал тайно разузнать о том, что происходило в Москве [680]680
  Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси / Изд. П. Гильтебрандт, А. Миротворцев. Вильна, 1870. т. 70. № 48. с. 73. См. также: Замятин Г.А.Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века… с. 165—166, 236; Черепнин Л.В.Земские соборы Русского государства… с. 195.


[Закрыть]. Есть также упоминания о поездке в Кострому перед окончательным избранием Михаила Романова братьев Бориса и Михаила Михайловичей Салтыковых, родственников матери царя, инокини Марфы Ивановны. Ее надо было еще убедить, чтобы она ответила согласием на избрание сына в цари.

Об обстоятельствах двухнедельного перерыва перед избранием Михаила Романова писали и в грамоте в Казань митрополиту Ефрему 22—24 февраля 1613 года. В ней, сходно с «Утвержденной грамотой», перерыв в соборных заседаниях объяснялся тайным сбором сведений по поводу будущей кандидатуры царя: «…и до его государского обиранья посылали мы Московского государства во всех городех и в уездех тех городов во всяких людех тайно проведывати верными людми, ково чаяти государем царем на Московское государство, и во всех городех и уездех от мала и до велика та же одна мысль, что быти на Московском государстве государем царем Михаила Федоровичу Романову Юрьева» [681]681
  Документы о национально-освободительной борьбе в 1612– 1613 гг….С. 254.


[Закрыть]. Однако из-за «замотчанья», связанного с отсутствием выборных людей от Казанского государства и продолжающегося разорения государства, на соборе решили «упросите сроку в государском обираньи до зборнаго воскресения сто двадесят перваго году февруария до двадесят перваго числа». «По совету всей земли» во всех храмах государства шли молебны о даровании «царя из русских людей». Скорее всего, это и было официальное решение, достигнутое собором к 7 февраля. При назначении же даты 21 февраля – первое воскресенье после начала Великого поста – учитывалось, что это так называемая Неделя Православия, в которую издавна отрекались от всех врагов церкви. Провозглашение анафемы с амвонов церквей усиливало политическое значение царского избрания и побуждало действовать тех, кто видел перед собой результаты «Московского разоренья».

Возобновившийся к намеченному сроку, «на зборное воскресенье» 21 февраля 1613 года, земский собор принял историческое решение об избрании Михаила Федоровича на царство. В грамоте в Казань к митрополиту Ефрему писали, как «на упросный срок» сначала состоялся молебен, а потом возобновилось заседание освященного собора с «всяких чинов с выборными людми изо всех городов и царствующего града Москвы со всякими жилецкими людьми». На земском соборе «говорили и советовали все общим советом, ково на Московское государство отбрати государем царем и говорили о том многое время». После всех «прений» были собраны отдельные мнения собора: «и приговорив и усоветовав все единым и невозвратным советом и с совету своего всего Московского государства всяких чинов люди принесли к нам митрополиту, и архиепископом, и епископом и ко всему освященному собору, и к нам бояром и ко окольничим и всяких чинов людем, мысль свою порознь» [682]682
  Там же. с. 253—254.


[Закрыть]. Это и есть описание того, как менялась русская история.

Понять происходившее на соборе можно лишь раскрыв, что стоит за каждой из этикетных формул текста грамоты. Очевидно, что соборное заседание 21 февраля продолжалось долго, разные чины – московские и городовые дворяне, гости, посадские люди и казаки – должны были сформулировать свое мнение («мысль»). Такая практика соответствовала порядку заседаний земских соборов позднейших десятилетий. Но был ли предрешен выбор именно Михаила Романова. Этот вопрос остается без ответа. Авраамий Палицын сообщал, что накануне заседания ему представили «койждо своего чину писание… многие дворяне и дети боярские, и гости многих розных городов, и атаманы и казаки», прося возвестить «о сем державствующим тогда бояром и воеводам». А потом оказалось, что мнения всех чинов совпали, «яко во едино собравшееся» в пользу избрания Михаила Романова [683]683
  Отдельно им было названо «писание» о избрании царя Михаила Федоровича от Калуги «и от северских градов», «принесенное к Москве» гостем Смирным Судовщиковым с товарищами: «…и тако же не разньствоваху ни в едином словеси. Сие же бысть по смотрению единого всесилнаго Бога». См.: Сказание Авраамия Палицына. с. 232—233.


[Закрыть]. Однако никто не может поручиться в том, что Авраамий Палицын снова не переоценил степень своего влияния на события и 21 февраля не было подано ни одного «мнения» в пользу других кандидатов.

Во время работы собора появились и «агитационные» материалы, представление о которых дает текст одного из современных хронографов. В нем рассказывалось о том, что «некто дворянска чина Галича града предложи на том соборе выпись о сродстве цареве». Потом, когда собор едва не отказался обсуждать предъявленное «писание», встал «славнаго Дону атаман и выпись предложил на соборе таковуж». Свидетельство о выступлении донского казачьего атамана настолько не укладывалось в официальную трактовку событий с избранием Михаила Романова на царство, что в первой публикации известий хронографа были сделаны цензурные изъятия и текст оставался неизвестен до тех пор, пока не был издан полностью в конце XIX века в приложении к книге Ивана Егоровича Забелина «Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время» [684]684
  Забелин И.Е.Минин и Пожарский… Прил. XVII. с. 289-290.


[Закрыть].

Важной, но до конца не объясненной, является ссылка грамоты в Казань на то, что решение принималось «со всякими жилецкими людми» из Москвы. Отдельно упомянутое участие московского «мира» в событиях отнюдь не случайно, оно является дополнительным свидетельством вторжения «улицы» в дела царского избрания. Позднее это подтверждали в расспросных речах в Новгороде участники собора стольник Иван Иванович Чепчугов, московский дворянин Никита Остафьевич Пушкин и романовский дворянин Фока Дуров. В 1614 году они попали в плен к шведам, их доставили в Новгород и расспросили об обстоятельствах недавних событий в Москве. Они рассказали о том, что «казаки и чернь сбежались и с большим шумом ворвались в Кремль к боярам и думцам, напустились на них с сильными ругательствами и обвиняли их, что бояре потому не выбирают в государи никого из здешних господ, чтобы самим править и одним пользоваться доходами страны и, как случилось раньше, снова отдать государство под власть чужого народа». Следовательно, выступление «казаков и черни» на соборе было направлено, прежде всего, против тех бояр, кто когда-то заставил присягнуть королевичу Владиславу. Казаки, напротив, говорили о своих заслугах в земском ополчении и требовали немедленно избрать царя, назвав имя Михаила Романова: «они, казаки, выдержавшие осаду Москвы и покорившие ее, теперь должны терпеть нужду и совершенно погибать; поэтому хотят они немедленно получить Государя, чтобы знать, кому они служат и кто должен награждать их за их службу». «Казаки и чернь» – сторонники Михаила Романова «не хотели ни на один час отойти от Кремля, пока «дума и земские чины в тот же день не присягнут ему» [685]685
  Арсеньевские шведские бумаги… с. 30—31.


[Закрыть].

Сходным образом царский выбор описывала «Повесть о земском соборе 1613 года». Согласно этому источнику, 21 февраля бояре придумали выбирать царя жребием из нескольких кандидатур. Об этом же, кстати, рассказывали в Новгороде и стольник Иван Чепчугов с товарищами: они назвали по именам претендентов, между которыми готовы были бросить жребий, – князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, князь Иван Васильевич Голицын и Михаил Романов. Однако заимствованная из церковного права процедура выбора, по которой однажды избрали московского патриарха, в итоге не понадобилась. Все планы смешали приглашенные на собор казачьи атаманы, обвинившие высшие государственные чины в стремлении узурпировать власть: «Князи и боляра и все московские вельможи, но не по Божьей воле, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавна». Казачьи атаманы, верившие в историю с передачей царского посоха по наследству от царя Федора Ивановича «князю» (так!) Федору Никитичу Романову, произнесли в этот день имя сына главы рода Романовых: «И тот ныне в Литве полонен, и от благодобраго корени и отрасль добрая, и есть сын его князь Михайло Федорович. Да подобает по Божий воли тому державствовать». Показательна ссылка на последнего царя из многовековой династии Рюриковичей, сомнений в его праве на царство ни у кого не было. В дни избирательного собора история с передачей власти от царя Федора Ивановича к боярину Федору Никитичу Романову была широко распространена. Ораторы из казаков очень быстро перешли от слов к делу и тут же возгласили имя нового царя и «многолетствовали ему»: «По Божий воли на царствующем граде Москве и всеа Росии да будет царь государь и великий князь Михаил о Федорович и всеа Росии!»

Хотя кандидатура Михаила Романова давно обсуждалось в качестве возможного претендента, призыв казачьих атаманов на соборе, поддержанный рядовыми казаками и московским «миром», собравшимися на кремлевских площадях, застал бояр врасплох. «Повесть о земском соборе 1613 года» сообщает очень правдивые детали о реакции членов Боярской думы, считавших, что имя Михаила Романова не будет серьезно рассматриваться на соборе. Автор «Повести…» если не был сам очевидцем, то записал все со слов очень информированного человека. Во всяком случае, у читателя возникает эффект присутствия на соборе: «Боляра же в то время страхом одержими и трепетни трясущеся, и лица их кровию пременяющеся, и ни един никто же може что изрещи, но токмо един Иван Никитич Романов проглагола: "Тот есть князь Михайло Федорович еще млад и не в полне разуме"». Неловкая фраза выдает волнение боярина Ивана Романова. Стремясь сказать, что его племянник не столь еще опытен в делах, он вовсе обвинил Михаила в отсутствии ума. Далее последовал примечательный по-своему ответ казачьих атаманов, превративших эту оговорку в шутку: «Но ты, Иван Никитич, стар верстой, в полне разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прироженный, и ты ему крепкий потпор будеши». После этого «боляра же разыдошася вси восвояси».

Часто упоминают еще о словах боярина Федора Ивановича Шереметева, якобы написанных боярину князю Василию Васильевичу Голицыну в Польшу: «Миша-де Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден».Но у историков существуют большие сомнения по поводу достоверности этой фразы [686]686
  Со времен первооткрывателя документа в середине XIX века Вукола Михайловича Ундольского, не имевшего возможности опубликовать приведенный текст по цензурным соображениям, текст переписки, найденной в одном из монастырей (?!), так никто и не увидел. Сергей Федорович Платонов сомневался в том, что текст вообще существовал. См.: Ключевский В.О.Курс русской истории. Ч. 3. с. 61; Платонов С.Ф.Полный курс лекций по русской истории. М., 2008. См. также: Собрание В.М. Ундольского // Рукописные собрания Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина. Указатель. М., 1983. т. 1. Вып. 1. с. 84– 96; Ульяновский В.И.Тайна боярского письма // Ульяновский В.И.Россия в начале Смуты: Очерки социально-политической истории и источниковедения. Киев, 1993. Ч. 2. с. 191-202.


[Закрыть].

Обвинения в стремлении к «самовластию» во многом были обращены к князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому как руководителю правительства «всея земли», по-прежнему решавшему все дела в стране. Для него случившееся стало серьезным ударом. «Князь же Дмитрей Трубецкой, – пишет о нем автор «Повести о земском соборе 1613 года», – лице у него ту и почерне, и паде в недуг, и лежа много дней, не выходя из двора своего с кручины, что казны изтощил казаком и позна их лестны в словесех и обман» [687]687
  Повесть о Земском соборе 1613 года. с. 458—459.


[Закрыть]. После этого становится понятным, почему подписи Трубецкого нет на грамотах, извещавших города о состоявшемся избрании нового царя [688]688
  Ср. напр., грамоту на Двину 25 февраля 1613 года: Зимин Л.А.Акты Земского собора 1612—1613 гг. с. 192.


[Закрыть].

Таким образом, соборное заседание 21 февраля 1613 года завершилось тем, что все чины согласились на кандидатуру Михаила Романова и «приговор на том написали и руки свои на том приложили». Извещая об этом митрополита Ефрема, не удержались от «подправления» генеалогических аргументов, оказавшихся решающими в земском избрании: «И по милости Божией и Пречистыя Богородицы и всех святых молитвами совет наш и всяких чинов людей во едину мысль и во едино согласие учинилась на том, чтоб быти на Московском государстве государем царем и великим князем всеа России благословенной отрасли блаженныя памяти великого государя царя и великого князя Иоанна Васильевича всеа Росии самодержца и великие государыни царицы и великие княгини Анастасии Романовны внуку, а великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа России по материю сродству племянникуМихаилу Федоровичу Романову Юрьева» [689]689
  Документы о национально-освободительной борьбе в 1612– 1613 гг… С. 254.


[Закрыть].

Если быть точным, новый царь приходился всего лишь внучатым племянником царице Анастасии Романовне (был внуком ее родного брата). Легкое расхождение с действительностью относительно степени родства Михаила Романова с царями Иваном Грозным и Федором Ивановичем было уже не существенным. Упоминавшийся галичский дворянин, которому приписывалось первое выступление на соборе в поддержку Михаила Романова, тоже повышал степень родства Михаила Федоровича и называл его в сходных выражениях «по сродству племянником»матери царя Федора Ивановича – царицы Анастасии Романовны. Отца же царя Михаила боярина Федора Никитича Романова именовали царским «братаном» (как известно, Федор Романов был двоюродным братом своего тезки царя Федора Ивановича) [690]690
  Забелин И.Е.Минин и Пожарский… Прил. XVII. с. 289.


[Закрыть]. В этих династических аргументах сказалась объединяющая идея, связанная с возвратом к временам прежних правителей. Юноша Михаил Романов в 1613 году мог символически соединять прошлое с настоящим в сознании современников Смутного времени. Главное было обозначить другое, о чем сообщалось в первых грамотах об избрании на царство Михаила Федоровича: «ни по чьему заводу и кромоле Бог его, государя, на такой великой царский престол изобрал, мимо всех людей». [691]691
  СГГ и Д. т. 3. № 4. с. 11-14; Д Р.Т. 1. Стб. 51; Зимин А.А.Акты Земского собора 1612-1613 гг. с. 188—192.


[Закрыть]

Соборный «приговор», принятый 21 февраля 1613 года, немедленно был утвержден на Лобном месте на Красной площади. Одним из тех, кто вышел от земского собора к народу, ожидавшему решения о царском выборе, был келарь Авраамий Палицын, позднее описавший первую общую присягу царю Михаилу Федоровичу в своем «Сказании»: «Потом же посылают на Лобное место рязанского архиепископа Феодорита, да Троицкого келаря старца Авраамиа, да Новово Спасского монастыря архимарита Иосифа, да боярина Василия Петровича Морозова». На Красную площадь вышли те, кто, безусловно, имел земские заслуги, но среди них не было ни князя Дмитрия Трубецкого, ни князя Дмитрия Пожарского. Как оказалось, именно в этот день, 21 февраля, «Великороссийские державы Московского государства» воеводы решили важное дело об испомещении на Белоозере дворян и детей боярских «осадных сидельцев», благодаря которым сорвался поход короля Сигизмунда III под Волок и Погорелое городище в конце 1612 года [693]693
  «И мы осадных сидельцов за службы велели испоместить»… с. 194-196.


[Закрыть]. В этой грамоте нет и намека на только что состоявшееся избрание. Трудно сказать, что это – случайное совпадение или попытка уходящих земских правителей успеть наградить тех, кто помог им сохранить власть после освобождения Москвы? Люди, собравшиеся на Красной площади, еще не знали о свершившемся выборе. Но, как убеждал своих читателей автор «Сказания» Авраамий Палицын, они готовы были принять только одного царя Михаила Федоровича: «И послаша их на Лобное место к вопрошению всего воиньства и всего народа о избрании царском. Собрану же тогда к Лобному месту всему сонму Московского государьства бесчисленно множество народа всех чинов, дивно же тогда сотворися. Неведующим бо народом, чесо ради собрании, и еще прежде вопрошениа во всем народе, яко от единех уст вси возопишя: „Михаил Федоровичь да будет царь и государь Московскому государьству и всеа Руския державы“» [694]694
  Сказание Авраамия Палицына. с. 232.


[Закрыть].

В официальных источниках конечно же не говорилось ни слова о принудительной присяге бояр. Наоборот, в грамоте в Казань и другие города подчеркивалось, что целованье креста совершилось «по общему всемирному совету» и «всею землею». Однако острое неприятие некоторыми боярами и участниками избирательного собора (в том числе временными управителями государства князем Дмитрием Трубецким и князем Дмитрием Пожарским) кандидатуры Михаила Романова не укрылось от современников. «Повесть о земском соборе 1613 года» без палицынского пафоса говорила о том, что казаки сначала едва ли не силой заставили бояр целовать крест Михаилу Федоровичу, а потом сами же организовали присягу на Красной площади. Именно казаки оказались больше всего заинтересованными, чтобы не случилось никакого поворота и произошло воцарение Михаила Романова, на выборе которого они так настаивали: «Боляра же умыслиша казаком за государя крест целовать, из Москвы бы им вон выехать, а самим креста при казаках не целовать. Казаки же ведающе их умышление и принудиша им, боляром, крест целовать. И целоваша боляра крест. Также потом казаки вынесоша на Лобное место шесть крестов, и целоваша казаки крест, и прославиша Бога вси» [695]695
  Повесть о Земском соборе 1613 года. с. 459.


[Закрыть].

В начале 1614 года в Новгороде сын боярский Никита Калитин рассказывал о расстановке сил при избрании царя Михаила Федоровича: «Некоторые князья, бояре и казаки, как и простые люди, знатнейшие из них – князь Иван Никитьевич Юрьев, дядя выбранного теперь великого князя, князь Иван Голицын, князь Борис Лыков и Борис Салтыков, сын Михаила Салтыкова, подали свои голоса за Феодорова сына и выбрали и поставили его своим великим князем; они теперь очень держатся за него и присягнули; но князь Дмитрий Пожарский, князь Дмитрий Трубецкой, князь Иван Куракин, князь Федор Мстиславский, как и князь Василий Борисович Черкасский, твердо стояли против и не хотели соглашаться ни на что, что другие так сделали. Особенно князь Дмитрий Пожарский открыто говорил в Москве боярам, казакам и земским чинам и не хотел одобрить выбора сына Феодора, утверждая, что как только они примут его своим великим князем, недолго сможет продолжаться порядок, но им лучше бы стоять на том, что все они постановили раньше, именно не выбирать в великие князья никого из своих одноплеменников» [696]696
  Арсеньевские шведские бумаги… с. 26—27. Специально изучавший обстоятельства избрания Михаила Федоровича на престол Л.М. Сухотин считал показания Никиты Калитина «достойными веры» и «весьма ценными», справедливо видя путаницу лишь в обозначении позиции князя Ивана Васильевича Голицына и Ивана (а не Василия) Борисовича Черкасского: «Голицына следует считать в числе противников Михаила, а Черкасского – его сторонников». См.: Сухотин Л.М.Первые месяцы царствования Михаила Федоровича… с. XX (прим.1).


[Закрыть]. Позиция князя Дмитрия Пожарского была понятна, он должен был придерживаться договоренностей своего земского правительства о призвании королевича Карла Филиппа. Сейчас уже трудно сказать, когда наступил поворот в воззрениях князя Пожарского, но бесспорно, что кандидатура Михаила Романова утверждалась в острейшей политической борьбе. Этим и были вызваны рассказы о том, что бояр приходилось принуждать силой принимать присягу, необходимую для немедленной передачи власти новому царю.

Правительство «Совета всея земли» продолжало действовать и принимать решения. Грамоты от имени бояр князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и князя Дмитрия Михайловича Пожарского выдавались в течение еще нескольких дней вплоть до 25 февраля [697]697
  Занятые делами собора, главные воеводы доверили текущую работу другим лицам. В одном из документов 1620-х годов упоминалось о комиссии участника земских ополчений князя Федора Ивановича Вол конского: «А сидел князь Федор при боярех, как Москву очистили, а приказаны были ему ф те поры ведать многие дела судные, и разбойные, и татиные, и холопьи и всякие земьские дела. А дияки с ним сидели Пешак Жуков да Яков Демидов, а дьячие, государь, у них и пишщики в те поры в приказе сидели многие для того, что были им приказаны многие дела». «Звезда» князя Федора Волконского, видимо, закатилась тогда, когда он 13 марта 1613 года упустил из-под стражи со своего двора порученного ему главного сотрудника «Литвы» – Федора Андронова (впрочем, быстро пойманного). См.: Акты времени междуцарствия (1610 г. 17 июля – 1613 г.) / Под ред. С.К. Богоявленского, И.С. Рябинина. М., 1915. с. 65—80; Документы о национально-освободительной борьбе в 1612—1613 гг. с. 233.


[Закрыть]. Только с 26 февраля, по наблюдению историка Льва Михайловича Сухотина, раздачи поместий и назначения окладов служилым людям стали производиться «по государеву указу» [698]698
  Сухотин Л.М.Четвертчики Смутного времени… с. XXV.


[Закрыть]. Основанием для такого перехода власти было еще одно соборное решение 24 февраля – о посылке к Михаилу Федоровичу «на Кострому в вотчину его царского величества» представителей «всей земли» и принятии общей присяги избранному государю. Присяга царю Михайлу Федоровичу началась с 25 февраля, и с этого времени происходит смена власти. В города были направлены первые грамоты, сообщавшие об избрании Михаила Федоровича [699]699
  См.: СГТи Д.Т. 3. № 4. с. 11-14; Д Р.Т. 1. Стб. 45-51; Разрядные книги 1598-1638 гг. с. 210-215.


[Закрыть], а к ним прилагались крестоцеловальные записи. В текст присяги включили отказ от других возможных претендентов, обязывая всех служить «государю своему, и прямить и добра хотеть во всем безо всякие хитрости». Существует два варианта крестоцеловальной записи: краткая и пространная. В последней подробно говорится о запрете «ссылаться» с «Маринкой» и Иваном Заруцким, с «изменниками» боярами «Михалком» Салтыковым и князем Юрием Трубецким, а также со шведскими властями в Новгороде Великом [700]700
  См.: СГТи Д.Т. 3. № 5. с. 14-15; ДАИ. СПб., 1846. т. 2. № 1. с. 1-3.


[Закрыть].

В грамоте на Двину от 25 февраля 1613 года сохранились рукоприкладства, позволяющие увидеть, кто представлял временное земское правительство в последний момент его существования. Это были (по порядку) митрополит ростовский и ярославский Кирилл, архиепископ суздальский и тарусский Герасим, архиепископ рязанский Феодорит, епископ коломенский и каширский Иосиф, боярин князь Федор Иванович Мстиславский, боярин Федор Иванович Шереметев, боярин князь Иван Семенович Куракин и, на боярском месте, князь Дмитрий Михайлович Пожарский (подпись князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, как уже говорилось, отсутствует). Дальше шли подписи окольничих князя Данилы Ивановича Мезецкого, Никиты Васильевича Годунова, Федора Васильевича Головина, князя Ивана Меньшого Никитича Одоевского, боярина Андрея Александровича Нагого и Леонтия Ладыженского. «И вместо выборных людей» подписались дьяки московских приказов Дорога Хвицкой, Семен (Семейка) Головин, Иван Ефанов и другие, в том числе служивший «при Литве» на новом Земском дворе Афанасий Царевский, а также дворяне Торжка, Рязани, Одоева, Устюжны Железнопольской и Мценска. Еще одна красноречивая лакуна – среди рукоприкладств не было подписи Кузьмы Минина! Хотя эту грамоту на Двину 25 февраля подписали также бывшие в Москве монастырские власти и посадские люди из Вологды, торопецкий стрелецкий сотник. О ком-то из них отмечено, что он «выборный человек», о других этого не сказано. На соборные заседания в столице, видимо, могли сходиться люди по случайному представительству от разных городов и уездов. Поэтому в грамоте говорилось об общей радости «выборных и не выборных людей» по случаю избрания в цари Михаила Федоровича [701]701
  Зимин А.А.Акты Земского собора 1612—1613 гг. с. 188—193.


[Закрыть].

После 25 февраля 1613 года из Москвы в Кострому отправилось посольство земского собора, чтобы получить согласие Михаила Романова на избрание на царство. Во главе посольства стояли рязанский архиепископ Феодорит, архимандриты московских монастырей – Чудова, Новоспасского и Симонова, келарь Троицесергиева монастыря Авраамий Палицын, бояре Федор Иванович Шереметев, князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский и окольничий Федор Васильевич Головин. В наказе от избирательного земского собора, выданном послам 2 марта 1613 года, говорилось о том, чтобы ехать им «в Ярославль, или где он, государь, будет» [702]702
  Разрядные книги 1598-1638 гг. с. 198.


[Закрыть]. Как ясно из доверительной переписки с казанским митрополитом Ефремом, в Москве были хорошо осведомлены, что Михаил Романов находился в тот момент в Костроме. Однако по каким-то причинам указали только приблизительное направление похода.

Посольский наказ давал подробные инструкции боярину Федору Ивановичу Шереметеву и другим членам посольства, как они должны приветствовать царя Михаила Федоровича (о «многолетном здоровий спросить») и мать царя инокиню Марфу Ивановну. Архиепископ рязанский Феодорит должен был произнести речь, которая дословно повторяла грамоты об избрании Михаила Федоровича, отправлявшиеся в города с 25 февраля. В этой речи снова ссылались на пресечение «царского корени» и «общий земский грех», из-за которого царя Василия Шуйского «возненавидели и от него отстали». Впрочем, в речи архиепископа Феодорита содержались нюансы, указывавшие на важные смысловые изменения. Про короля Сигизмунда III говорилось, что он не просто «обманом завладел Московским государством», а «преступя крестное целованье». Так самому Михаилу Романову, который, будучи стольником, целовал крест королевичу Владиславу, легче было отказаться от своей прежней присяги, поскольку еще раньше его аналогичную запись нарушила польско-литовская сторона. Еще одно добавление в речи архиепископа Феодорита – о том, как «полских и литовских людей в Москву ввели обманом», тоже напрямую касалось Михаила Федоровича. Конечно, у многих оставался вопрос о поведении царского стольника и других высших чинов Государева двора и Боярской думы в те годы, когда в столице распоряжались чиновники Речи Посполитой. Поэтому архиепископ Феодорит напоминал, что польско-литовские люди «бояр захватили в Москве силно и иных держали за приставы». Подобная участь, как известно, миновала стольника Михаила Романова, по освобождении Москвы мать увезла его из Москвы в свои родовые костромские земли. Напоминание о плене некоторых русских осадных сидельцев снимало неуместные вопросы о том, кто и где был, когда освобождали Москву.

Речь архиепископа Феодорита содержит новые данные о порядке созыва земского собора и его цели «обрать» царя, «кого Бог даст и кого всею землею оберут». Владыка должен был рассказать в Костроме инокине Марфе Ивановне и ее сыну, что из городов призвали «лутчих людей», которые должны были приехать в Москву, «взяв у всяких людей о государском обиранье полные договоры». Когда «из городов власти и выборные лутчие люди к Москве съехалися», то они «о государском обиранье мыслили многое время». В итоге было принято решение, «чтоб на Московское государство обрати государя из московских родов». Если в грамотах об избрании Михаила Федоровича говорилось: «многие соборы у нас были», то для речи, обращенной к царю, текст поправили: «…и о государеве обиранье Бога молили в соборне по многие дни». Послы земского собора, приехавшие в Кострому, должны были объявить, что 21 февраля состоялось решение об избрании «праведного корени блаженные памяти великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии племянника, тебя, государя Михаила Федоровича» [703]703
  Там же. с. 205-208.


[Закрыть].

Новоизбранного царя звали приехать в Москву, рассказывали о присяге ему, которую уже приняли «на Москве бояре, и околничие и всяких чинов люди». Послы сообщали также, что «изо многих городов» уже писали о том, что присяга проходит вполне успешно. Хотя это было все-таки преувеличение. Когда 2 марта они выезжали из Москвы, о том, как идет присяга новому царю Михаилу Федоровичу, еще не было известно. Одно из первых свидетельств было прислано в столицу только 4 марта из Переславля-Рязанского, где воевода Мирон Вельяминов привел к крестному целованью местных дворян и жителей города, а также несколько тысяч казанских и свияжских служилых татар, воевавших под его началом против Ивана Заруцкого. Правительство земского собора во главе с митрополитом Кириллом поспешило отправить отдельное известие об этом царю Михаилу Федоровичу в Кострому [704]704
  В Боровске, не так далеко расположенном от Москвы, присяга, например, была проведена 5 марта, а известие в Москву об этом при шло только 14 марта. См.: Д Р.Т. 1. Приложение. Стб. 1045—1050. О при ведении к присяге царю Михаилу Федоровичу Переславля-Рязанского как об особом отличии отца вспоминали дети Мирона Вельяминова в челобитной царю Алексею Михайловичу в 1647 году: «И как, государь, Божиею милостию, а всех чинов людей Московского государства прошеньем, нарекли на Московское государьства отца твоево, государева, государя нашего блаженные памяти царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Руси и, и отец наш целовал крест отцу твоему, государю нашему, и казанских людей привел ко кресту, голову Ивана Чюркина, а князи и мурзы шерть шертовали, четыре тысечи шестьсот человек. И до присылки с Москвы бояр отец наш послал к отцу твоему, государю нашему, преже всех городов Ивана Вельяминова с товарыщи да казанских князей и мурз, двадцеть шесть человек». См.: Новый летописец. с. 130; Челобитная Вельяминовых – источник по истории России начала XVII в. / Публ. подг. А.Л. Станиславский // Советские архивы. 1983. № 2. с. 38—39; Документы о национально-освободительной борь бе 1612-1613 гг. с. 209-210.


[Закрыть].

Дорога от Москвы до Костромы заняла у послов земского собора больше десяти дней. В Костроме они оказались «в вечерню» 13 марта (спустя год после прихода туда нижегородского ополчения князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина). Крестный ход к Михаилу Романову, находившемуся в Ипатьевском монастыре, был назначен на 14 марта. После молебна в Успенском соборе Костромы участники земского собора взяли принесенные из Москвы образы московских чудотворцев Петра, Алексея и Ионы, а костромичи вынесли особо чтимый ими чудотворный образ Федоровской иконы Божьей Матери [705]705
  См.: Новый летописец. с. 129—130.


[Закрыть]. Процессия двинулась крестным ходом через весь город в Ипатьевский монастырь. «С третьяго часа дни и до девятого часа неумолчно и неотходно» молили послы и все собравшиеся люди Михаила Романова и инокиню Марфу Ивановну, чтобы они согласились принять царский престол. Отказываясь «с великим гневом и со слезами» от такой участи, будущий царь ждал того же, что и собравшиеся вокруг него. Михаил Романов должен был следовать не своим собственным желаниям, а получить подтверждение своей «богоизбранности», доказать всем, что происходящее было не обычным человеческим выбором. Когда царь Михаил Федорович впервые обратится с посланием в Москву к земскому собору и боярам, он напишет об этих решающих часах: «И мы, для чюдотворных образов Пре-чистыя Богородицы и московских чюдотворцов Петра и Алексея и Ионы, за многим молением и челобитием всего Московского государства всех чинов людей пожаловали, положилися на волю Божию и на вас, и учинилися государем царем и великим князем всеа Русии, на Владимерском и на Московском государстве и на всех великих государствах Росийскаго царствия, и благословение от Феодорита архиепископа резанского и муромскаго и ото всего освященнаго собора и посох приняли. А сделалося то волею Божиею и Московского государства всех вас и всяких чинов людей хотением, а нашего на то произволения и хотения не было» [706]706
  ДР. Т. 1. Стб. 77. См. также: Петров К.В.Записи о воцарении Михаила Федоровича и разряд 7121 г. в «Дворцовых разрядах» //Дом Романовых в истории России… с. 83—92.


[Закрыть].