Текст книги "Герои Смуты"

Автор книги: Вячеслав Козляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

КУЗЬМА МИНИН

Кузьма Минин, обреченный стоять рядом с князем Пожарским (а иногда даже и впереди него), – народный герой. Тот, кому однажды дается такое звание, получает его раз и навсегда, что налагает определенные обязательства на историков: рассказывать о герое «как надо» и только то, что о нем хотят слышать. А это значит, что в каждую эпоху (и наша – не исключение) из его биографии творится миф, подменяющий реальность. Попытка добросовестного сбора документов об известном человеке, жившем в столь отдаленное время, на рубеже XVI—XVII веков, вряд ли удовлетворит общие интересы. (Кто нынче читает купчие, выписи из писцовых книг и синодики, кроме специалистов?!) Между тем о Кузьме Минине известно так мало, что ценен любой факт, говорящий как о нем самом, так и о его вкладе в создание нижегородского движения в 1611 году Потом были еще поход земского старосты с ополчением под Москву, участие в делах управления во время избирательного земского собора 1613 года. Тогда обычный мужик превратился в думного дворянина молодого царя Михаила Романова. Однако Кузьма Минин явно потерялся среди привилегированных государевых слуг, бояр, стольников и дворян. Его скорая смерть – как предполагают, еще совсем не старого человека – лишь расставила всё по своим местам. Историки, конечно, старались, но они слишком поздно озаботились сбором сведений о нижегородском посадском человеке, оказавшемся спасителем Отечества. Напомним, что памятник князю Дмитрию Пожарскому и «гражданину Минину» (уже концепция!) появился на Красной площади в Москве только после Отечественной войны 1812 года. Для большинства из нас фигура Кузьмы Минина, изваянная скульптором Иваном Петровичем Мартосом, и есть самый близкий образ народного героя. И никого уже не смущает, что по канонам классицизма Кузьма Минин одет в римскую тунику, а не в более подходящий ему кафтан или хотя бы кольчугу. Это исправил другой скульптор, Михаил Осипович Микешин, поместив Кузьму Минина в русской одежде в скульптурную группу, олицетворяющую начало династии Романовых на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде в 1862 году. На нем коленопреклоненный Минин отдает царскую шапку и скипетр юному царю Михаилу Романову

О происхождении и времени рождения Кузьмы Минина достоверных сведений нет. Удивительно, но даже само его имя становилось предметом научных обсуждений. Дело в том, что у посадских людей в те времена рядом с именем собственным стояло имя или прозвище их отца. Поэтому Минин – это не привычная для нас фамилия, а указание на то, что Кузьма был сыном Мины. Но как же быть с тем фактом, что иногда народного героя называют более полным именем и прозвищем – Кузьма Захарьев Минин Сухорук? Например, в статье «Нового летописца», рассказывающей о начале сбора ратных людей в Нижнем Новгороде, упоминается «нижегородец имеяше торговлю мясную Козма Минин, рекомый Сухорук»; такое же прозвище Минина упоминается и в памятнике последней четверти XVII века – Латухинской «Степенной книге»: «некто же из них нижегородец именем Козма Минин рекомый Сухорук, торговлею говедарь» [407]407
  Новый летописец. с. 116; Подвиг нижегородского ополчения. Нижний Новгород, 2011. т. 1. с. 516. Архимандрит Тихон, настоятель Макарьевского Желтоводского монастыря – автор Латухинской «Степенной книги», написавший свой труд в 1678 году, скорее всего использовал здесь текст того же «Нового летописца» или какой-то редакции этого памятника. См.: Васенко П.Г.Заметки к Латухинской «Степенной книге» // Сборник ОРЯС. Т. 72. № 2. СПб., 1902. с. 86-87.


[Закрыть]. Новые аргументы к такому именованию Минина появились после публикации работ Павла Ивановича Мельникова, больше известного как писатель Андрей Печерский. Чиновник Мельников был не чужд исторических интересов. Живя в Нижнем Новгороде, он не мог пройти мимо такой важнейшей для русской истории фигуры и в 1852 году в журнале «Москвитянин» напечатал статью «Как звали Минина. Купчая 1602 года» [408]408
  Москвитянин. 1852. т. 1. Разд. 4. с. 33.


[Закрыть]. Там-то он и приводил сведения о единственномдокументе, в котором встречалось полное имя Кузьмы Минина, – купчей на двор на нижегородском посаде, где «в межах» был упомянут еще и двор «Кузьмы Захарьина Минина Сухорука, а по другую сторону Почаинской враг (овраг. – В. К.)».Отождествив этого человека с Кузьмой Мининым, Мельников-Печерский, как оказалось, лишь запутал историю вопроса [409]409
  См.: Морохин Л.В.Личность и деятельность Кузьмы Минина в работах нижегородского историка П.И. Мельникова // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века. с. 238—239.


[Закрыть].

Сначала эта версия была принята, особенно в популярной исторической литературе. Но скоро послышался и голос скептиков: ведь кроме упомянутого документа, Кузьму Минина с таким прозвищем называли только повествовательные источники XVII века. Специальную статью на тему «Одно ли лицо Кузьма Минин и Кузьма Захарьев Минин Сухорук» опубликовал один из ведущих деятелей Нижегородской ученой архивной комиссии Александр Яковлевич Садовский. Он решительно высказался в пользу краткого имени: «Кузьма Минин должен именоваться так, как именовался он сам, как именовали его родные и как именовали его дошедшие до нас официальные документы того времени» [410]410
  Садовский Л.Я.Одно ли лицо Кузьма Минин и Кузьма Захарьев Минин Сухорук. Нижний Новгород, 1916. с. 1—14.


[Закрыть]. Можно заметить, что серьезные исследователи Смуты и истории нижегородского движения Сергей Федорович Платонов и Павел Григорьевич Любомиров так и поступали.

Однако красивая легенда, созданная П. И. Мельниковым, продолжала жить. Лишь совсем недавно, благодаря находке Александра Юрьевича Хачко, разыскавшего «Книги купчих записей» нижегородского посада 1602/03 года, куда вошел и список с «купчей 1602 года», стало окончательно ясно, что писатель выдал желаемое за действительное и просто приписал от себя отсутствовавшую в тексте исторического документа часть имени исторического героя [411]411
  Ханко Л.Ю.Как звали Минина (Купчая 1602 г.) // Мининские чтения. 2002. Нижний Новгород, 2003. с. 7—11.


[Закрыть]. В документе речь идет о другом человеке – Кузьме Захарьеве сыне Сухоруке —и нет никакого упоминания его с отчеством Минин.Каковы были истинные мотивы этой «ошибки» Мельникова, приходится только гадать. Могло ведь сказаться и то, что летописные, а вслед за ними, вероятно, и некоторые фольклорные памятники действительно упоминали Кузьму Минина с прозвищем Сухорук.Однако более вероятно другое объяснение – Павел Иванович попросту искал славы знатока нижегородской истории.

Точно так же не выдерживают критики попытки вывести род Мининых не из Нижнего Новгорода, где его избрали земским старостой, а из Балахны. В этом городе долгое время сушествовали предания о том, что именно здесь родина Минина. Местный патриотизм увлек историка-краеведа Игоря Александровича Кирьянова, опубликовавшего статью в центральном научном журнале «История СССР» в 1965 году. С тех пор версия балахнинского происхождения Мининых была принята и другими исследователями. И. А. Кирьянов основывался на публикациях синодиков Нижегородского Печерского монастыря 1648 года, нижегородского Михаило-Архангельского собора конца 70—80-х годов XVII века и писцовой книги Балахны 1574—1576 годов, осуществленных Нижегородской ученой архивной комиссией. Сопоставив имена поминальных записей Кузьмы Минина и его сына Нефеда Минина в нижегородских синодиках с именами балахнинских Мининых из писцовых книг, И. А. Кирьянов нашел два совпадения и на этом основании высказал предположение «о тесной связи сведений о семействе балахнинских Мининых с имеющимися данными о Кузьме Минине и его роде». Как считал историк, ему удалось установить общего предка балахнинских Мининых – Федора Минина сына Анкудинова. Кирьянов сделал вывод о том, что отцом Федора Минина, как и отцом Кузьмы Минина, был один и тот же человек – некий Мина Анкудинов, упоминавшийся в одном из источников конца XVI века. Эти предположения поддержал историк Владимир Андреевич Кучкин, дополнив их ссылками на сведения писцовых книг города Балахны 1645/46 года и Заузольской дворцовой волости 1591 года [412]412
  Кучкин В.Л.О роде Кузьмы Минина // История СССР. М., 1973. №2. с. 209-211.


[Закрыть]. Ему удалось найти новые материалы о Мине Анкудинове, которого стали считать отцом Кузьмы. После находки упоминания о трех деревнях, бывших «за балахонцом за посадским человеком за Минею за Онкудиновым», был сделан справедливый вывод о зажиточности балахнинских Мининых. Однако главный вопрос – о связи рода нижегородца Кузьмы Минина с Балахной – так и остался открытым. Не случайно Виктор Иванович Буганов, автор биографического очерка о Кузьме Минине в журнале «Вопросы истории», сомневался в балахнинском происхождении своего героя [413]413
  Буганов В.И.«Выборный человек всею землею» Кузьма Минин // Вопросы истории. М., 1980. № 9. с. 90—102.


[Закрыть].

Новое обращение к нижегородским синодикам, предпринятое историком Борисом Моисеевичем Пудаловым, показало практически полную несостоятельность догадок о связи Кузьмы Минина с Балахной. Самая ранняя из известных поминальных записей Кузьмы Минина содержится в «кормовом» синодике Нижегородского Вознесенского Печерского монастыря, начатом еще в 1595 году. Под заголовком «Род Козмы Минича» перечислены следующие поминания: «Инока Мисаила. Домникею. Ияковауб[иеннаго]. Козму. Сергея. Мефодия». Как справедливо подчеркнул публикатор этой записи, отсутствие в поминании Анкудина, которого посчитали дедом Кузьмы Минина, по крайней мере, вызывает недоумение. Но еще больше генеалогического материала для восстановления состава рода Мининых дает вновь обнаруженная ученым выписка из утраченного Архангельского синодика 70—80-х годов XVII века со сведениями о поминании Нефеда Минина, сделанная некогда А. Я. Садовским (именно она прежде всего фигурировала в аргументах сторонников «балахнинской» версии). Обращение к тексту «выписи» показывает, что из двадцати одного имени в роду Кузьмы и Нефеда Мининых с именами балахнинских Мининых совпадают лишь три – Григорий, Михаил и Иван, а они, как известно, очень распространены в историческом ономастиконе. Редкого же имени Анкудин нет и в поминальной записи Нефеда Минина! [414]414
  Пудалов Б.М.К биографии Кузьмы Минина // Мининские чтения. Труды научной конференции. Нижний Новгород. 2007. с. 184—195. См. также составленное Р. Каюмовым описание Синодика Спасо-Преображенского собора Нижнего Новгорода начала XVIII века, с записью «Рода думного дворянина Космы Минича». Рукопись Синодика хранится в настоящее время в Отделе редких книг и рукописей Нижегородской государственной областной универсальной научной библиотеки (Ф. 1. Оп. 2. № 26. Л. 74—74 об.) // www.nounb.sci-nnov.ru/fulltext/manuscripts/ flop2ed26.rtf. «Балахнинская версия» подробно разбирается в трудах историков-архивистов Б.М. Пудалова и С.В. Сироткина, доказавших ее несостоятельность. Продолжающиеся попытки обосновать происхождение «народного героя» из Балахны научного значения не имеют. См.: Козляков В. И., Михайлов П.Кузьма Минин // День народного единства: Биография праздника. М., 2009. с. 283—285; Карташова М.В.О происхождении Кузьмы Минина // Российская история. 2009. № 4. с. 202—204; Морохин А. В., Пудалов Б.М.К биографии Кузьмы Минина // Там же. с. 204—205; Сироткин С.В.«Братья» и сестры Кузьмы Минина: генеалогический этюд // Мининские чтения. 2008. Труды участников международной научной конференции. Нижний Новгород, 2010. с. 138—151; Кузнецов А.А.Споры о родине Кузьмы Минина (историографические наблюдения) // Пожарский юбилейный альманах… Вып. № 6. с. 21—23.


[Закрыть]

Следовательно, никаких оснований отождествлять жившего в Балахне в конце XVI века Мину Анкудинова и его детей с нижегородцами Миниными не имеется. Сам переход с посада на посад уже являлся непростым делом и не мог пройти безболезненно из-за круговой поруки и раскладки уплаты податей. Сомнительно также, чтобы нижегородский посадский «мир» доверил командовать собой выходцу из пришлого рода. Связь Кузьмы Минина с Балахной если и существовала, то имела чисто деловой характер. Мясницкое дело Кузьмы Минина требовало для сохранения товара большого количества соли, которую в Нижнем Новгороде брали с ближайшего и поэтому более дешевого промысла – балахнинских солеварен [415]415
  Здесь идет речь о версиях, которые имеют хотя бы какое-то источниковедческое основание. Гораздо хуже, что сегодня едва ли не общим местом становится запущенная в оборот версия о татарскомпроисхождении Минина. Виноваты политики, уже неоднократно озвучивавшие это «открытие» в своих речах по разным «юбилейным» поводам. Для кого-то искажение исторической истины в упоминании о происхождении некоего Кириши Минибаевича – Кузьмы Минина – оправдано стремлением устранить явный националистический перекос в дни празднования «народного единства». Охотно эту версию подхватили и с татарской стороны, легко «приватизировав» одного из первых героев отечественной истории. (Автором этой версии, как установил Ф.А. Дорофеев, был покойный журналист и публицист В.Л. Махнач. См.: Дорофеев Ф.А.Фантом Кириши Минибаева как зеркало российской фолк-хистори // Мининские чтения: Труды науч. конф. Нижегородского гос. ун-та. 20—21 окт. 2006 г. Нижний Новгород, 2007. с. 239-249.)


[Закрыть].

Приходится еще раз напомнить, что это – почти всё, что нам достоверно известно (или же, наоборот, неизвестно) о Кузьме Минине до того великого момента в его жизни, когда он возглавил движение на нижегородском посаде по организации земского ополчения. Все остальные сведения о нем носят самый общий характер. За оговорками источников (как мы еще увидим) можно угадать лучшее знание своего современника: «бывал служилым человеком» написал, например, о нем автор «Нового летописца»; «смышлен и язычен» охарактеризовал его автор другого летописца – «Пискаревского». Но без раскрытия деталей трудно сказать, что имелось в виду составителями хроник. Пристрастный и в чем-то даже лукавый автор «Нового летописца», передавая слова о служилом человеке, то ли подчеркивал опытность Минина в делах, то ли создавал впечатление, что земский староста знал ратную службу и был готов к созданию ополчения. В любом случае понятно, что человек, избранный в сложное время следить за делами и представлять интересы большого посада Нижнего Новгорода, не был случайной фигурой. Не пользуясь достаточным авторитетом и известностью на нижегородском посаде, он никогда не смог бы стать тем героем нашей истории, каким стал.

Во времена забытого ополчения 1608—1609 годов под руководством нижегородского воеводы Андрея Алябьева, защищавшего вместе с местными дворянами Нижний Новгород от наступавших «тушинцев», роль посада не видна [416]416
  См.: Антонов А.В.К начальной истории нижегородского ополчения //Русский дипломатарий. М., 2000. Вып. 6. с. 196—240; Козляков В.Н.Служилый «город» Московского государства… с. 44—46; Пудалов Б.М.«Смутное время» и Нижегородское Поволжье в 1608—1612 гг. Историографический очерк // Подвиг нижегородского ополчения. т. 2. с. 621-634.


[Закрыть]. Поэтому можно лишь предполагать, что Кузьма Минин, как и другие нижегородцы, оставался верен присяге царю Василию Шуйскому, но в военных столкновениях, естественно, никакого участия не принимал. Эта последовательность в признании официальной власти, без всяких «перелетов» к самозванцу Лжедмитрию II, была свойственна в то время и князю Дмитрию Пожарскому. Общее неприятие тушинского режима и поддерживавших его казаков должно было сказаться и впоследствии. Иначе бы призыв Кузьмы Минина к нижегородцам и его обращение за помощью к князю Дмитрию Пожарскому не могли быть успешными.

В 1611 году дошла очередь до вступления в земскую борьбу не только служилых, но и посадских людей. В том, что это неизбежно, Кузьма Минин, по его собственному рассказу, уверился после того, как в сонном видении ему явился преподобный Сергий, Радонежский чудотворец, обратившийся к нему с такими словами: «Старейший в таковое дело не внидут, но и паче юннии начнут творити». По мнению С. Ф. Платонова и П. Г. Любомирова, это свидетельствовало о том, что Кузьма Минин возложил надежду, прежде всего, на молодых нижегородцев. Но вполне вероятно, что слова преподобного старца адресовались к самому Минину, «молодшему» посадскому человеку, вступившемуся за общее дело.

О видении Кузьмы Минина сообщил Симон Азарьин, служивший в 1630—1640-х годах казначеем, а затем и келарем Троицесергиева монастыря. В составленную им «Книгу о новоявленных чудесах преподобного Сергия Радонежского», впервые опубликованную в сокращенной редакции еще в 1646 году, была включена статья «О явлении чюдотворца Сергия Козме Минину и о собрании ратных людей на очищение государству» [417]417
  См.: Клосс Б.М.Избранные труды. т. 1: Житие Сергия Радонежского. М., 1998. с. 454—544. См.также: Белоброва О.А.Об источниках Жития Дионисия, архимандрита Троицесергиева монастыря // ТОДРЛ. СПБ., 2001. т. 52. с. 667-674.


[Закрыть]. Оказывается, Кузьма Минин поведал о своем видении троицкому архимандриту Дионисию Зобниновскому, когда земское ополчение сделало остановку в Троицесергиевом монастыре на пути из Ярославля в Москву. Симон Азарьин в соответствии с канонами жанра сочинил небольшую повесть о том, как Кузьме Минину несколько раз был подан знак, что именно он избран для великого земского дела. Однако нижегородец не сразу доверился услышанному, сомневаясь, что именно к нему обращены слова чудотворца. Процитируем рассказ Симона Азарьина, оговорив, что биографические сведения, приводимые здесь о Кузьме, не стоит воспринимать буквально: в значительной степени они представляют собой «общее место», дань агиографической традиции:

«Муж бяше благочестив Нижняго Новаграда именем Козма Минин, ремеством же мясник, живый благочестивым житием и в целомудрии и прочих добродетелех живот свой препровождая. И сего ради на мнозе и от подружия своего отлучашеся, яко безмолвие любя, отходя во особую храмину, Бога присно имея в сердцы своем. Некогда же спящу ему во храмине той, явися ему чюдотворец Сергий, повелевая ему казну собирати и воинских людей наделяти и итти на очищение Московскаго государства. Он же возбнув, бысть во страсе мнозе и помышляя, яко не бе воинское строение ему в обычай, и в небрежении положив.

Во ино же время бысть ему то видение вторицею, и паки небреже. По мале же паки является ему преподобный Сергий и глаголя ему с прещением: Не рех ли ти о сем? поне же изволение праведных судеб Божиих помиловати православных християн и от многаго мятежа в тишину привести, сего ради рех ти казну собрати и ратных людей наделити, да очистят з Божиею помощию Московское государство от безбожных Поляков и прогонят еретиков. И сие ему прирече: яко старейший в таковое дело не внидут, но и паче юннии начнут творити, и начинания их дело благо будет и в доброе совершение приидет. И яко бы наказав, остави его и невидим бысть…»

Далее в «Книге…» повествуется о речах Кузьмы Минина и о том, какое действие возымел призыв недавно избранного нижегородского земского старосты выступить на защиту Москвы: «Мнози же, слышавше сия, во умиление приходити начата; прочий же ругающеся отходяще. И яко же святый Сергий рече: юннии преже имутся за дело, сице и сотворися. Тии бо сладце внимаше и послушанию скоро вдавашеся и отцем своим глаголаша: Что, рече, в нашем богатстве? токмо поганым зависть, и аще приидут и град наш возмут, и не таяжде ли сотворят, яко же и прочим градом? и нашему единому граду устояти ль? Но положим все житие свое и богатство на Божию волю и начнем собирати и ратным людем давати. Тако же и из нас аще кто возможет изыти, то готови есмы за избавление християнские веры глава своя положите» [418]418
  Клосс Б.М.Избранные труды. т. 1. с. 480-481.


[Закрыть].

Выступление Кузьмы Минина на нижегородском посаде – сюжет не слишком известный с точки зрения историка: ведь различные источники мало что сообщают об этом примечательном событии, в лучшем случае упоминая сам факт обращения Минина к нижегородцам. Заметно, что летописный рассказ (а других современных известий нет) составлялся post factum,то есть много позже, когда детали происходившего уже никто не помнил. Статья под названием «О присылке из Нижнего Новгорода [послов] к князю Дмитрию Михайловичу, и о приходе в Нижний, и о собрании ратных людей» вошла в состав «Нового летописца». Этот рассказ стоит привести целиком (для облегчения восприятия текст статьи дан в переводе на современный русский язык):

«…Нижегородцы, поревновав о православной христианской вере и не желая видеть православной веры в латинстве, начали мыслить, как бы помочь Московскому государству. Один из них нижегородец, имевший торговлю мясную, Козьма Минин, прозываемый Сухорук, возопил всем людям: "Если мы хотим помочь Московскому государству, то нам не пожалеть имущества своего, да не только имущества своего, но и не пожалеть дворы свои продавать и жен и детей закладывать, и бить челом, кто бы вступился за истинную православную веру и был бы у нас начальником". Нижегородцам же всем его слово было любо, и придумали послать бить челом к стольнику ко князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому архимандрита Печерского монастыря Феодосия да из всех чинов лучших людей. Князь же Дмитрий Михайлович в то время был у себя в вотчине, от Нижнего в 120 поприщах, лежал от ран. Архимандрит же и все нижегородцы пришли к князю Дмитрию Михайловичу и били ему челом со слезами, чтобы он ехал в Нижний Новгород и встал за православную христианскую веру и помощь бы оказал Московскому государству. Князь же Дмитрий их мысли был рад и хотел ехать тотчас, да зная у нижегородцев упрямство и непослушание воеводам, писал к ним, чтобы они выбрали из посадских людей, кому быть с ним у того великого дела и казну собирать, а с Кузьмою Мининым будет у них всё уговорено. Тот же архимандрит и нижегородцы говорили князю Дмитрию, что у них в городе такого человека нет. Он же им говорил: "Есть у вас Кузьма Минин; тот бывал служилым человеком, ему то дело привычно". Нижегородцы, услышав такое слово, еще больше были рады, и пришли в Нижний, и возвестили всё. Нижегородцы же тому обрадовались и начали Кузьме бить челом. Кузьма же им для [их] укрепления отказывал, [говоря, что] не хочет быть у такого дела. Они же его прилежно просили. Он же начал у них просить приговор, чтобы им во всем быть послушными и покорными и ратным людям давать деньги. Они же дали ему приговор. Он же написал приговор, чтобы не только у них брать имущество, но и жен и детей продавать, а ратным людям давать [деньги]. И взяв у них приговор, за их подписями послал тот приговор ко князю Дмитрию тотчас затем, чтобы того приговора назад у него не взяли» [419]419
  Новый летописец / Пер. на современный русский язык С.Ю. Шокарева//Хроники Смутного времени. М., 1998. с. 364—365.


[Закрыть].

Приведем также рассказ «Пискаревского летописца», который был обнаружен Ольгой Алексеевной Яковлевой только в 1950-х годах и поэтому мало использовался в работах по истории нижегородского ополчения:

«И некоим смотрением Божиим лета 7120-го в Нижнем Новеграде некий торговой человек от простых людей, имянем Козьма, прозвище Минин, смышлен и язычен. И почал советовати с своею братьею с нижегородцы з гостьми и с торговыми людьми, и со всякими: како бы им пособити Московскому государьству. А в то время ис под Москвы хотели были и достальные люди розойтись врознь: бояре, и дворяне, и дети боярские, и казаки, и всякие служилые люди. И тот Козьма по некоему Божию смотрению и по своему умышлению и почал в Новегороде казну збирати з гостей, и с торговых людей, и со всяких тамошних житейских людей, хто чего стоен: с ыного рубль, с ыного пять и шесть, с ыного десять, и дватцать, и пятьдесят, и сто, и двести, и триста, и пятьсот, и тысячю, и больши. И свою казну дал тут же всю. И почал давати ту казну бедным разореным людям: бояром, и дворяном, и детем боярским, и казаком, и стрельцом, и всяким ратным людем. И почал всем градом выбирати к тем ратным людем воеводу. И выбрали дворяне, и дети боярские, и всякие служилые люди стольника князя Дмитрея Михайловича Пожарсково. И почали к нему съезжатись в Нижней Новгород и со всего Московсково государьства бояре, и дворяне, и дети боярские, и казаки, и стрельцы, и всякие служилые люди. А тот Козьма почал жалованье давати, хто чего достоин» [420]420
  Пискаревский летописец // ПСРЛ. М., 1978. т. 34. с. 217.


[Закрыть].

Казалось бы, приведенные известия летописей и житийных повестей XVII века единодушно говорят о выдающейся роли призывов и действий Минина. Однако обстоятельства выступления нижегородского старосты остаются практически неизвестными. Историк нижегородского ополчения П. Г. Любомиров писал по этому поводу: «…многие источники и все исследователи согласно утверждают, что видную или даже главную роль в пробуждении у нижегородцев решимости встать на очищение Московского государства сыграли речи Кузьмы Минина. Но когда и под влиянием чего выступил он со своим воззванием, в какой среде его горячее слово раньше всего нашло себе отклик в реальной форме начала работы по созданию ополчения?» [421]421
  Любомиров77. Г.Очерки истории нижегородского ополчения… с. 47.


[Закрыть]

И. Е. Забелин и П. Г. Любомиров датировали знаменитую речь земского старосты, призвавшего нижегородцев поделиться своим имуществом ради дела организации нового ополчения для похода на Москву, «первой половиной» или «самое большее» серединой сентября 1611 года. Дело в том, что позднее Минин говорил архимандриту Троицесергиева монастыря Дионисию о своем выборе в земские старосты, подтолкнувшем его к действиям по «собранию ратных людей на очищение государству». Однако в аргументации П. Г. Любомирова использован небесспорный прием аналогии: он посчитал, что выборы в земские старосты произошли около начала нового года – 1 сентября, как это было принято в русских северных общинах. К сожалению, для истории посадских общин центра России XVII века нет представительного материала, чтобы уверенно говорить о том, что везде соблюдался один срок выборов земских старост. Ясно только, что два эти события – выбор в земские старосты и выступление Минина на посаде – недалеко отстояли друг от друга. Поэтому «отсчитывать» начало выступления Кузьмы Минина всё же надо с того времени, когда стало точно известно о сборе нового ополчения и приходе его первых отрядов в Нижний Новгород.

События эти датируются по-разному, но наиболее достоверным выглядит свидетельство автора «Карамзинского хронографа» арзамасского дворянина Баима Болтина, записавшего, что «в 120 (1611) году в осень о Дмитриев дни» (26 октября) оказавшиеся в Арзамасе смоленские дворяне и дети боярские выступили в Нижний. О приходе смолян из Арзамаса в Нижний Новгород знали и другие современники. Подробно рассказывал об этом, например, Симон Азарьин: «В то же время Смоленска града дворяня и дети боярские и стрелцы, отбыв домов своих, стояху в Арзамаских местех: граду бо их Смоленску от Полскаго краля Жигимонта взяту бывшу, и жены и дети их в плен отведени быша. Они же не похотевше християнския веры отбыта, не приложишася к еретиком и приидоша под Москву. И ту казаческое воинство к ним дворяном несогласно бысть и самоволно, положиша на них зависть и хотяше их по-бивати. Они же даша место гневу, не восхотеша межуусобныя брани составити, уклонишася от Москвы в арзамаския места и преходяще с места на место, не вредяще ничем православных християн, ожидающе милости Божия, донде же ущедрит люди Божия» [422]422
  Клосс Б.М.Избранные труды. т. 1. с. 481; Изборник… с. 353.


[Закрыть]. Учитывая вышесказанное, выступление Кузьмы Минина на нижегородском посаде можно датировать широкими временными рамками между 25 августа (не ранее получения в Нижнем Новгороде грамоты патриарха Гермогена) и 26 октября 1611 года, когда удалось договориться о призыве на службу смолян.

Где впервые Кузьма Минин обратился со своим великим призывом к пожертвованию на земское дело? На этот счет также ведутся давние споры. Логично заключить, что обращение старосты произошло непосредственно в земской избе, где он бывал каждый день. По материалам дозора нижегородского посада 1620—1622 годов, земская изба находилась на Нижнем посаде, близ Никольской церкви. Но последующие предания и легенды настойчиво изображают дело так, что Кузьма Минин выступил перед множеством нижегородских жителей, и связывают его обращение с выступлением «на торгу», а не у себя в земской избе. Существует еще один памятник, опубликованный П. И. Мельниковым, – так называемая «Ельнинская рукопись», в которой записан рассказ о созыве «совета» на воеводском дворе под воздействием грамот из Троицесергиева монастыря. В «совет» вошли архимандрит Нижегородского Печерского монастыря Феодосии, протопоп Савва, а также воевода Иван Биркин, дьяк Василий Юдин «и дворяне и дети боярские и головы и старосты; от них же и Кузьма Минин». Земский староста Кузьма Минин якобы и там рассказал о видении ему Сергия Радонежского, «повелевшего» «возбудити спящих» и прочесть грамоту троицких властей в соборе. Эти слова Минина вызвали совсем не благочестивый спор с Иваном Биркиным. На следующий день, в воскресенье, все собрались в Спасо-Преображенском соборе. После литургии с поучением к пастве обратился протопоп Савва и прочел троицкую грамоту. Тогда и Кузьма Минин обратился к нижегородцам («возопи ко всем людям») со своим призывом о гибнущей Москве и помощи Московскому государству. Однако «Ельнинская рукопись» оказалась утраченной уже в XIX веке. Зная о попытках Мельникова «приукрасить» имя Кузьмы Минина несуществующими деталями, к свидетельству данного источника надо отнестись с осторожностью [423]423
  См.: Подвиг нижегородского ополчения. т. 1. с. 494—496; Морохин А.В.Личность и деятельность Кузьмы Минина… с. 237—238; Пудалов Б.М.Третье имя на обложке. с. 125—137.


[Закрыть].

Историков, а еще больше тех, кто просто интересуется историей, всегда будут привлекать слишком красивые детали, вроде рассказа о том, что Кузьма Минин принес в жертву на нужды ополчения «свое имение, монисты, пронизи и басмы жены своей Татьяны и даже серебряные и золотые оклады, бывшие на святых иконах» [424]424
  Цит. по: Любомиров П.Г.Очерки истории нижегородского ополчения… с. 54.


[Закрыть]. Об отдаче Мининым на нужды нижегородского ополчения всей своей казны писал автор «Пискаревского летописца». Понятно, что такие рассказы рождались не на пустом месте. По сведениям автора «Нового летописца», нижегородцы закладывали всё, что у них было, не исключая жен и детей. Красочный рассказ об этом имеется и в Латухинской «Степенной книге», созданной полвека спустя. Ее автор так написал о призывах Минина: «Сей нача всем глаголати сице: аще хощете братия истинно помощи Московскому государьству, то достоит нам не пожалети имения, ни домов своих, жены же и детей. Все станем в заклад давать, а ратных людей станем жаловать». В так называемом Хронографе Оболенского сохранилось известие о некой «вдовице», принесшей 10 тысяч рублей из бывших у нее 12 тысяч, чем она «многих людей в страх вложила» [425]425
  Подвиг нижегородского ополчения. т. 1. с. 501, 516.


[Закрыть]. Пусть возникают сомнения по поводу того, что Кузьма Минин снимал оклады с икон или же относительно того, почему имя вдовы, обладавшей огромными, под стать «именитым людям» Строгановым, капиталами, осталось неизвестным. Очевидно, что на таких рассказах нельзя построить связную историческую картину. Но и без них не было бы потом ни памятников Кузьме Минину, ни грандиозного полотна художника Константина Маковского, изобразившего призыв Минина к нижегородцам в 1611 году.

После первого всеобщего порыва, как это обычно бывает, приходит время рутины, в которой основательность задуманного дела проверяется много лучше. И вот здесь роль Кузьмы Минина трудно переоценить. В книге Симона Азарьина «о чудесах чудотворца Сергия» вслед за «Новым летописцем» повторяется рассказ о том, что посадские люди Нижнего Новгорода приняли специальный «приговор всего града за руками», согласно которому поручили сбор денег «на строение ратных людей» Кузьме Минину, а уж он последовательно провел его в жизнь, распространив на соседние города и уезды: «Приговор всего града за руками устроиша, иже во всем Козмы слушати, и Козме той приговор на себя даша. Той же первое собою начать: мало себе нечто в дому своем оставив, а то все житие свое положив пред всеми на строение ратных людей. Такоже и прочий гости и торговые люди приносяще казну многу. Инии же аще и не хотяще скупости ради своея, но и с нужею приносяще: Козма бо уже волю взем над ними по их приговору, з Божиею помощию и страх на ленивых налагая. Тако же и уездные люди не единого Нижняго Новаграда, но и прочих градов, везуща казну, колико кто можаше, за повелением его. И уготовавше многу казну зело» [426]426
  Клосс Б.М.Избранные труды. т. 1. с. 481. «Карамзинский хронограф» называет среди городов, куда Кузьма Минин послал «окладывать» имущество посадских людей, соседние Балахну и Гороховец. См.: Изборник… С.353.


[Закрыть]. Для этого у земского старосты была вся необходимая власть, и он воспользовался ею, поскольку трудно было ожидать, что патриотический порыв захватит всех нижегородцев поголовно. Нашлись и те, кому не хотелось добровольно расставаться с нажитым. Имеются косвенные указания источников, что посадские люди хотели даже пересмотреть принятый ими под воздействием речей земского старосты приговор. Но предусмотрительный Кузьма Минин быстро передал приговор на хранение князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому и добился его согласия возглавить собранных в Нижнем Новгороде ратных людей. Обратим внимание, что «Новый летописец» – один из основных источников сведений о самом начале нижегородского движения – говорит лишь об отсылке Мининым упомянутого «приговора», а не о том, что он сам передал его в руки князя Дмитрия Пожарского. Но так или иначе, а путей к отступлению у жителей посада, да и купцов из других городов, торговавших в Нижнем Новгороде, уже не оставалось.

Время обращения Кузьмы Минина за помощью к князю Дмитрию Пожарскому также неизвестно. Кстати, историки и краеведы спорят и по вопросу о том, в каком из своих вотчинных сел находился в тот момент князь Пожарский. В его мугреевскую вотчину, по рассказу «Нового летописца», отправилось целое нижегородское посольство, но земский староста Кузьма Минин в его составе даже не упомянут. Руководил посольством формальный глава нижегородского освященного собора архимандрит Печерского монастыря Феодосии. В «Карамзинском хронографе» упомянуто еще одно, забытое ныне имя: там сказано, что к Пожарскому «послали нижегородца дворянина доброва Ждана Петрова сына Болтина, да с ним посадцких людей». На чем же тогда основана наша уверенность, что именно Кузьма Минин сумел договориться о совместных действиях с Пожарским? Если верить известию «Нового летописца», то, напротив, князь Дмитрий Михайлович Пожарский, принимая нижегородское посольство, сам первым назвал имя Кузьмы Минина, указав на него как на лучшего сборщика доходов на жалованье ратным людям.

Источники противоречат друг другу и в изложении последовательности событий – не ясно, что было вначале: Кузьма ли Минин обратился к смолянам, а потом к Пожарскому, или, собрав казну и получив согласие князя Пожарского, в Нижний Новгород призвали ратную силу, состоявшую из дворян юго-западных уездов, неудачно испомещенных воеводами Первого ополчения в Арзамасе? В «Новом летописце» упор сделан на то, чтобы выстроить правильную со служебной точки зрения картину, когда инициативу проявили сами смоленские дворяне, приславшие челобитчиков в Нижний Новгород. Дальше, как сообщает летопись, нижегородцы отослали смолян-челобитчиков к князю Дмитрию Пожарскому, они и уговорили воеводу, чтобы тот «шол в Нижней, не мешкая». Князь Дмитрий Пожарский приказал смолянам выступить в поход из Арзамаса, а сам двинулся в Нижний Новгород из своей вотчины, попутно приняв на службу дворян других разоренных уездов: «На дороге ж к нему приидоша дорогобужане и вязмичи. Он же приде с ними в Нижней. Нижегородцы же ево встретиша и прияша с великою честию». Почти одновременно в городе появились и «смольяне» – значит, это происходило приблизительно в октябре 1611 года. Затем уже князь Дмитрий Пожарский, а не земский староста Минин, стал распоряжаться собранной казной: «Он же им нача давати жалование, что збираху в Нижнем» [427]427
  Изборник… с. 353; Новый летописец. с. 117.


[Закрыть].