Текст книги "Герои Смуты"

Автор книги: Вячеслав Козляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Приговор 30 июня 1611 года был посвящен прежде всего решению земельного вопроса. Самой важной могла считаться его первая статья: «А поместьям за бояры быти боярским, а взяти им себе поместья и вотчины боярския и окольничих и думных дворян, боярину боярское, а окольничему окольническое, примеряся к прежним большим бояром, как было при прежних Российских прироженных государях». Таков был новый, выстраданный в Смуту идеал земского устройства, к которому предстояло стремиться. Но если посмотреть на другие нормы Приговора как на источник по внутренней истории ополчения, то можно увидеть целый список злоупотреблений властью, оказавшейся в руках у воевод.

В следующей статье предлагалось остановить бесконтрольную раздачу земли без «земского приговору», в том числе из «дворцовых сел» и «черносошных волостей». Эти имения «розняли бояры по себе», поэтому в Приговоре содержалось постановление вернуть их во «Дворец», то есть в приказ, который в обычное время ведал царским хозяйством, оказавшимся в период «междуцарствия» без особенного присмотра. По Приговору земского ополчения вводилось управление такими землями по прежним образцам; кроме дворцового приказа, учреждались еще и финансовые – Приказ Большого прихода и четверти – для сбора хлебных и денежных доходов [127]127
  О структуре управления в Первом ополчении см. новейшие труды Д.В. Лисейцева и Н.В. Рыбалко: Лисейцев Д.В.Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М.; Тула, 2009; он же.Синтез управленческих структур I и II Народных ополчений//Смутное время и земские ополчения в начале XVII века… с. 60—73; Рыбалко Н.В.Российская приказная бюрократия в Смутное время начала XVII в. М., 2011. с. 401—409; она же.Приказная система управления в первом ополчении // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века… с. 54—59.


[Закрыть]. В Первом ополчении хотели решительно бороться с теми, кто «имали себе поместья самовольством, без боярсково и всей земли совету». Наделе оказывалось так, что служилый человек подавал челобитную о 100 четвертях поместной земли, а захватывал и 500, и 1000 четвертей (статья 3). Приговор подтверждал прежний указ царя Василия Шуйского о раздаче поместий в вотчины «за московское осадное сиденье». Однако объединившись с «тушинцами», другие служилые люди – последовательные сторонники Шуйского – вынуждены были признать их право на получение таких же вотчин «против московских сидельцев». То есть те, кто воевал некогда против Лжедмитрия II, уравнивались в правах со своими бывшими врагами! Единственное, но важное уточнение заключалось в том, что тушинские оклады, полученные «втаборех», признавались недействительными. Кроме того, перевод поместий в вотчинную землю, как это предполагалось по известному указу царя Василия Ивановича о пожаловании осадных сидельцев, должен был происходить для тушинцев и тех людей, кто потом служил самозванцу в Калуге, с учетом родословного принципа: «кто кому в версту» (статья 9).

Все эти распоряжения не достигли цели. Хотя в созданный в ополчении Поместный приказ и должны были «для поместных дел» посадить «дворянина из больших дворян», но без архивов и справки об окладах и земле во владении служилых людей ему ничего нельзя было поделать. Понимали это и те, кто в ополчении добивался выдачи поместий. Соблазн легкого обогащения, видимо, был сильнее. С другой стороны, иногда трудно было винить пришедших в ополчение служилых людей, чьи земли действительно были разорены и «от Литовской стороны», и «от Крымские стороны». По разным причинам они потеряли связь со своими поместьями и вотчинами, не получая никаких доходов, и захват поместья во время службы в ополчении становился залогом их выживания. В первую очередь это касалось служилых людей из «порубежных городов» – Смоленска, Белой, Дорогобужа, Вязьмы и Можайска, пострадавших «от литовского разоренья». Им в Поместном приказе Первого ополчения обязаны были «поместья давати наперед», да и вообще сначала испомещать «бедных» и «разоренных» (статьи 10, 16). Конечно, это не вина, а беда Первого ополчения, что годы Смуты отучили русских людей от следования таким прекраснодушным порывам.

Приговор еще раз высветил основную проблему ополчения: соединение под Москвой двух противоположных по своему статусу и действиям сил – дворян и казаков. Было установлено, что за теми атаманами и казаками, которые «служат старо», признавалось право верстания поместными и денежными окладами, то есть переход их на службу «с городы». Конечно, не все атаманы и казаки после получения права влиться в состав уездного дворянства захотели воспользоваться им. Поэтому в Приговоре предлагали выдавать им «хлебный корм с Дворца» и денежное жалованье из Приказа Большого прихода и четвертей «во всех полкех равно». Таким способом пытались решить главную проблему, связанную с казаками, – проблему казачьих приставств. Но включив в Приговор статью о их отмене, воевода Прокофий Ляпунов, и без этого выказывавший «жесточь» к казакам, подписал себе смертный приговор. Вот строки Приговора: «…а с приставства из городов и из дворцовых сел и из черных волостей атаманов и казаков свесть и насильства ни которого по городом и в волостях и на дороге грабежев и убивства чинити не велети» (статья 17). Ослушникам полагались «наказанье и смертная казнь», для чего воссоздавались Разбойный и Земский приказы опять-таки по всем хорошо известным образцам бывших царствований: «по тому ж, как преж сего на Москве было» (статья 18).

«Бояр», которых «изобрали всею землею по сему всее земли приговору», обязывали «строить землю и всяким земским и ратным делом промышлять», но у них изъяли право приговаривать к смертной казни: «…а смертною казнью без земского и всей земли приговору бояром не по вине не казнити и по городом не ссылати, и семьями и заговором никому никого не побивати, и недружбы никоторыя никому не мстити». Виновных в нарушении этой статьи самих ожидала казнь: «А кто кого убьет без земского приговору, и того самого казнити смертью» (статья 19). В последних статьях Приговора определялся порядок исполнения «земских и ратных дел», устанавливалась иерархия «бояр» и полковых воевод, принимались меры для сбора денежных доходов и казны только в финансовых приказах, а не самими воеводами. Ополчение учреждало земскую печать, которую нужно было прикладывать к грамотам «о всяких делах» [128]128
  См. подробнее: Лихачев Н.П.Земская печать Московского государства в смутное время // Нумизматический сборник. М., 1915. т. 3. с. 263-283.


[Закрыть]. Для легитимности грамот «о больших, о земских делах» требовались еще боярские рукоприкладства («у фамот быти руке боярской»). Приговором была проведена своеобразная «централизация» управления. Для ведения ратных дел создавался один «большой Розряд», где и должна была вестись вся документация о службе и «послугах» ратных людей, о их ранении и гибели на земской службе. В противном случае в полковых разрядных шатрах создавалась возможность для злоупотреблений, о чем не преминули напомнить в Приговоре: «…а послуги всяким ратным людем писати про себя вправду, как душа Богу и всей земле дана, а не лгати». С этой же целью наведения порядка запретили ведать поместные дела непосредственно «в полкех», сосредоточив их «в одном Поместном приказе». Запрет о выдаче таких отдельных поместных и вотчинных фамот принимался для того, «чтоб в поместных делах смуты не было» (статьи 20—22).

И наконец, стоящая в конце документа, но особенно важная для истории Первого ополчения статья 23 Приговора. В советской историографии она воспринималась как важное звено в истории закрепощения крестьян, потому что в ней определялось «по сыску крестьян и людей отдавать назад старым помещикам». Однако при этом упускалось из виду, что речь в статье шла только о тех крестьянах и холопах, которые были вывезены по указам Бориса Годунова 1601 и 1602 годов, а также о беглых. Те, кто «выбежав живут по городом, по посадом», действительно подлежали возврату, а о тех, кто продолжал служить в ополчении и поступил там в казаки, не говорилось ни слова. И такое умолчание красноречивее всех более поздних обвинений в крепостничестве свидетельствует о том, что так просто крестьянский вопрос в Первом ополчении не решался [129]129
  См.: Станиславский А.Л.Первая крестьянская война в России и правительственная политика по отношению к вольному казачеству // Проблемы социально-экономической истории феодальной России: К 100-летию со дня рождения чл.-корр. АН СССР С.В. Бахрушина. М., 1984. с. 235-247.


[Закрыть].

Приговор, подписанный всеми «чинами», присутствовавшими в ополчении, устанавливал порядок смены бояр, «выбранных ныне всею землею для всяких земских и ратных дел в правительство». «Бояре» князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, Прокофий Ляпунов и Иван Заруцкий должны были «о земских делех радети». Полковые воеводы подчинялись боярам, но как те, так и другие руководители ополчения назначались и сменялись «всею землею» (статья 24). Всё это показывает, что в Первом ополчении уже выработался общий принцип приоритета «земского дела» перед всем остальным, не исключая личные амбиции бояр из подмосковного «правительства».

Более того, Приговор создавал предпосылки для оформления нового порядка управления Московским государством, где наряду с традиционными приказами – Разрядом, Поместным, Дворцом, Большого прихода, Разбойным и т. д. существовал постоянный собор «всея земли». Земский собор составляли разные «чины», перечень которых отражают рукоприкладства на Приговоре 30 июня 1611 года (к сожалению, сохранившиеся только в пересказе) [130]130
  Интересны пометы Н.М. Карамзина, в списке Приговора отметившего заинтересовавшие его слова, свидетельствующие о положительных стремлениях составителей этого документа, в том числе: «раздать беспоместным и разоренным», «и у тех поместей не отымать. А у которых жен и детей нет…», «и насильства никоторого по городам», «и душегубство чинили и про то сыскивать всякими мерами», «а на то устроить Разбойный и земский приказ», «без земского и всей земли приговору», «служба в забвенье не была». См.: Рукописный отдел Российской национальной библиотеки. F. IV. 341. Л. 2—9; Карамзин Н.М.История государства Российского. СПб., 1843. Кн. 3 (Т. 9-12). Примечания к т. 12. Гл. 5. Стб. 138—144; Забелин И.Е.Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М., 1901. с. 260—268; Платонов С.Ф.Очерки по истории Смуты… с. 381-390.


[Закрыть]. Именно земскому собору – «Совету всей земли» – и принадлежала тогда верховная власть в полках под Москвой летом 1611 года.

Короткое согласие, достигнутое в Первом ополчении принятием Приговора, все-таки безнадежно опоздало. В несчастливом июне 1611 года король Сигизмунд III взял «приступом» Смоленск [131]131
  См.: Александров С.В.Смоленская осада. 1609—1611. М., 2011. с. 250-253.


[Закрыть], что стало едва ли не главным военным триумфом всего его долгого правления. Он возвращался из московского похода «со щитом», добившись того, что Смоленск на несколько десятилетий снова вошел в состав Речи Посполитой. Потеряло всякий смысл и посольство митрополита Филарета Романова и боярина князя Василия Васильевича Голицына, превратившихся уже в настоящих пленников, а не просто в задержанных на время переговоров представителей Боярской думы из Москвы. Смоленская победа короля Сигизмунда III вдохнула силы в польско-литовские войска, участвовавшие в русских событиях. Упомянутые переговоры Прокофия Ляпунова с гетманом Яном Сапегой сорвались [132]132
  См. подробнее: Козляков В.Н.Прокофий Ляпунов и Ян Сапега в 1611 году // Единорогъ: Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. Вып. 4 (в печати); Тюменцева И. Е., Тюменцев И.О.Переписка сапежинцев с руководством первого земского ополчения и П. Ляпунов в документах архива Я. Сапеги… с. 19-27.


[Закрыть]. Тот предпочел действовать совместно с Госевским в Москве, получив «после многих споров» обещание, что его солдатам выдадут «заслуженные» деньги «вещами». Сапежинцы дали недвусмысленный ответ послам Ляпунова: держаться присяги королевичу Владиславу. Предложения, переданные из стана гетмана через Федора Плещеева, звучали надменно, если не издевательски. Как писал в своем дневнике мозырский хорунжий Иосиф Будило, русским предлагалось, чтобы они «разъехались по домам, дали продовольствие войску и сейчас же обдумали, как бы уплатить ему деньги за четверть».

Сапежинское войско встало лагерем у Донского монастыря и вступило в бои с отрядами Первого ополчения. «Новый летописец» упоминал о боях с гетманом «противу Лужников». Большое сражение случилось и в Тонной слободе во время наступления сапежинцев на острожек у Тверских ворот: «быша с ними бою чрез весь день, и на обе стороны людей много побита». Повоевав под Москвой, Сапега около 4 (14) июля 1611 года ушел в хорошо известные ему «Переславские места». По дороге сапежинскими отрядами была взята Александрова слобода и осажден Переславль-Залесский. Посланные упредить поход гетмана Сапеги ратные люди ополчения во главе с князем Петром Владимировичем Бахтеяровым-Ростовским и Андреем Просовецким ни в чем не преуспели и едва сами убереглись от разгрома. В Александровой слободе, покинутой Просовецким, последние защитники города были осаждены в башне и заложили вход в нее, но вынуждены были сдаться спустя несколько дней. Создавалось впечатление своеобразного «реванша» гетмана за чувствительное поражение, нанесенное ему и другим тушинцам из Слободы князем Михаилом Скопиным-Шуйским. Но за полтора года значение Александровой слободы в русской истории упало [133]133
  Новый летописец. с. 111; РИБ. т. 1. Стб. 245-250.


[Закрыть].

Однако как бы ни была неприятна угроза, исходившая от войска Сапеги, ему не удалось изменить расстановку сил под Москвой. Более того, в момент принятия земского Приговора ополченцы смогли достигнуть также и самых значительных военных успехов. К концу июня 1611 года были полностью отвоеваны все башни Белого города. Бояре, сидевшие в Москве с польско-литовским гарнизоном, оказались в тяжелой осаде; они впервые стали испытывать «и в своих и в конских кормех недостаток и голод великой», в противоположность тому, что к «вором» – то есть в полки подмосковного ополчения – «живность везут отовсюду и во всем у них достаток великой» [134]134
  Сб. РИО. т. 142. с. 274.


[Закрыть].

Еще в марте 1611 года к Первому ополчению присоединились новгородцы. Жители Новгорода заручились благословением новгородского митрополита Исидора, одного из главных лиц на лестнице церковной иерархии, и целовали крест «помогати и стояти нам всем за истинную православную христьянскую веру единомышленно» [135]135
  ААЭ.Т.2.№ 183. с. 315.


[Закрыть]. Выступление новгородцев на стороне земщины немало способствовало успеху объединения ее сил. Однако оказать более действенную поддержку «боярам Московского государства» и послать свой отряд под Москву «Новгородское государство» не могло. Наоборот, «начальники» подмосковного ополчения отослали в Новгород Василия Ивановича Бутурлина «и повелеша ему збиратися с ратными людьми и Нова города оберегати». На северо-западе России шла настоящая война со шведами, повернувшими оружие против вчерашних союзников, когда стало известно о принятии на московский престол королевича Владислава. Однако присылка отряда воеводы Василия Бутурлина только запутала управление в Новгороде, где имелся свой воевода боярин князь Иван Никитич Одоевский: «в воеводах не бысть радения, а ратным людем с посадцкими людми не бяше совету». В июле 1611 года штурмом была взята Софийская сторона Новгорода и создалась реальная угроза полной потери Новгородской земли [136]136
  Новый летописец. с. 113—114; Кобзарева Е. И.Шведская оккупация Новгорода в период Смуты XVII века. М., 2005. с. 119—140; Селин А.А.Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008. с. 352—356.


[Закрыть].

В Великом Новгороде повторилась история с избранием королевича, только имя его было Карл Филипп (а мог быть и Густав Адольф, будущий шведский монарх и знаменитый полководец времен Тридцатилетней войны). Вместо гетмана Жолкевского договор заключал другой неплохо разбирающийся в русских делах иноземный военачальник Якоб Делагарди. Кандидатуру шведского королевича на русский трон поддержали в Первом земском ополчении еще до новгородского взятия. Трудно представить, что это происходило без ведома Ляпунова; напротив, именно в нем надо видеть одного из тех политиков, кто решил тогда вспомнить про союз со шведами, столь успешно помогавшими князю Михаилу Скопину-Шуйскому Не случайно, видимо, в Великий Новгород был отправлен именно Василий Бутурлин, с которым Прокофий Ляпунов раньше других начал переговоры о сопротивлении иноземцам в Москве, еще до того, как было организовано само ополчение. По известиям, полученным московскими боярами к 23 июня 1611 года, для переговоров «в воровские полки к Прокофью Ляпунову с товарыщи» прибыл присланный Якобом Делагарди «капитан Денавахоб с товарыщи». Он утверждал, что шведский король Карл обещал дать своего сына на Московское государство, «которой московским людем люб будет». При этом дано было обещание, что король Карл «крестити его хочет в греческую веру на границе» [137]137
  Сб. РИО. т. 142. с. 274. Об обстоятельствах политической борьбы этого времени, связанных с несостоявшейся попыткой избрания шведского королевича на русский престол, см. труд Германа Андреевича Замятина, написанный еще в 1918 году, но опубликованный полностью лишь недавно: Замятин Г.А.Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века. Падение кандидатуры Карла Филиппа и воцарение Михаила Федоровича // Замятин Г.А.Россия и Швеция в начале XVII века. Очерки политической и военной истории / Сост. Г.М. Коваленко. СПб., 2008. с. 31—242. См. также: он же.К вопросу об избрании Карла-Филиппа на русский престол (1611—1616 гг.). Юрьев, 1913.


[Закрыть].

Посольство это, по сведениям московских бояр, оказалось весьма успешным. Для заключения договора из подмосковных полков были посланы князь Иван Федорович Троекуров, Борис Степанович Собакин и дьяк Сыдавной Васильев. Земское ополчение получало шанс повторить успехи, связанные с совместными действиями рати князя Михаила Скопина-Шуйского с «немцами». Так понимались цели посольства к Якобу Делагарди в Новгород и московскими боярами, жаловавшимися королю Сигизмунду III: «А пишут де к нему, чтоб он с воинскими людьми шол к ним тотчас, и над нами верными вашими государскими подданными, и над вашими людьми хотят промышлять сопча и Московское государство очищати» [138]138
  Сб. РИО. т. 142. с. 274.


[Закрыть].

Переговоры о призвании Карла Филиппа на русский трон велись Прокофием Ляпуновым и воеводами Первого ополчения тогда, когда в Новгороде шла сложная дипломатическая игра с приступавшим к городу Якобом Делагарди. Новгородцам удалось выговорить сохранение собственной независимости, хотя и в виде странного Великого княжества Новгородского, от имени которого был заключен договор в форме «политической унии» с Московским государством после того как шведы взяли Новгород в результате штурма 16—17 июля 1611 года [139]139
  СГГ и Д. т. 2. № 264. с. 553; Арсеньевские шведские бумаги. 1611 – 1615 гг. // Сборник Новгородского общества любителей древностей. Новгород, 1911. Вып. 5. с. 3—11; Платонов С.Ф.Очерки по истории Смуты… с. 420—421; Варенцов В. А., Коваленко Г.М.В составе Московского государства: Очерки истории Великого Новгорода конца XV – начала XVIII в. СПб., 1999. с. 37—45; Кобзарева Е. И.Шведская оккупация Новгорода в период Смуты XVII века. с. 140—161; Коваленко Г.М.Якоб Делагарди в России; Кандидат на престол // Коваленко Г.М.Кандидат на престол. Из истории политических и культурных связей России и Швеции XI– XX вв. СПб., 1999. с. 47-56, 57—68; Седов П.В.Захват Новгорода шведа ми в 1611 году// Новгородский исторический сборник. Вып. 4 (14). СПб.; Новгород, 1993. с. 116-127.


[Закрыть].

Однако не это оказало решающее влияние на исход противостояния под Москвой. Здесь произошло событие, поставившее под угрозу само существование только что налаженного земского дела. Исходом розни между дворянами и казаками в Первом ополчении стала, увы, гибель его вождя.

По сообщению «Карамзинского хронографа», после принятия Приговора 30 июня 1611 года Прокофий Ляпунов продолжал преследовать казаков и требовал от них в большом Разрядном приказе, «чтоб оне от воровства унялися, по дорогам воровать не ездили и всяких людей не побивали и не грабили, а в села и в деревни и в городы на посады не ездили ж, по тому ж не воровали, чтоб под Москву всякие ратные люди и торговые люди ехали без опасенья, чтоб под Москвою б ратным людем нужи не было». Ляпунов смог добиться от Ивана Заруцкого и Андрея Просовецкого, под началом которых в основном и служили казаки, чтобы другие начальники войска тоже боролись с мародерами: «И Заруцкой и Ондрей Просовецкой, призвав атаманов и казаков, всем им говорили, чтоб унелися от воровства». Более того, казачью старшину заставили пообещать «перед Розрядом боярину и воеводам», что пойманных на воровстве будут «казнить смертью; а будет не поймают и тех воров побивать».

Вместо следования земскому приговору казаки просто стали осторожнее и в свои походы за добычей начали ездить большими станицами, чтобы их не могли захватить: «и пуще почел и воровать и по дорогам ездили станицами, человек по двести и по триста и болши, и воровство стало быть пуще и прежнева» [140]140
  Изборник… с. 350-352.


[Закрыть]. Всё это означало, что ополчение, видимо, уже готово было развалиться на части. Не хватало только повода, и этот повод не замедлил явиться.

Автор «Нового летописца» отсчитывал «начало убьения Прокофьева» со случая, произошедшего с казачьей станицей в 28 человек, посаженных «в воду» Матвеем Плещеевым у Николо-Угрешского монастыря. Плещеев своей жестокой казнью лишь выполнил тот уговор, с которым казаки согласились в Разряде. Однако когда это случилось, казаки не смогли стерпеть и вмешались в судьбу своих товарищей: «казаки же их выняху всех из воды и приведоша в табары под Москву». После этого казачье войско забурлило, стало собираться «кругами», на которых казаки привыкли решать главные дела своих станиц. Видимо, какое-то предчувствие беды посетило и Прокофия Ляпунова, который, по свидетельству «Нового летописца», даже «хотя бежати к Резани» [141]141
  Новый летописец. с. 113.


[Закрыть], но его уговорили вернуться.

Опасность случившегося понимали многие, не исключая главы польско-литовского гарнизона в Москве Александра Госевского, внимательно наблюдавшего за всем, что происходит в подмосковных полках. Им-то и была придумана политическая интрига с подделкой подписи Прокофия Ляпунова. Мало кто тогда догадывался, что «грамота от Прокофья по городом, что будто велено казаков по городом побивать», была фальшивкой, изготовленной новым хозяином Московского Кремля. Тайный «подвиг» своего патрона раскрыл много лет спустя ротмистр Николай Мархоцкий. Ему не терпелось рассказать потомкам об изобретательности предводителя польско-литовского гарнизона, и он посвятил отдельную главку «ловким действиям пана Госевского». Госевский нашел случай передать с попавшим в плен казаком поддельную грамоту Ляпунова (на самом деле сочиненную им самим): «мол, где ни случится какой-нибудь донской казак, всякого следует убивать и топить. А когда даст Господь Бог московскому государству успокоение, он [Ляпунов] этот злой народ [казаков] якобы весь истребит» [142]142
  Мархоцкий Николай.История Московской войны… с. 94.


[Закрыть].

После этого становится понятной настойчивость казаков, добивавшихся приезда Прокофия Ляпунова в их общий «круг». Уговорили его приехать только тогда, когда несколько человек поручилось «душами», что ему ничего не будет, а зовут его в «круг» «для земского дела». Этим делом и была злополучная грамота, которую предъявили Прокофию Ляпунову. Авторы русских летописей были убеждены, что грамоту написали сами казаки: слишком уж удобным был повод для расправы. Дальнейшее известно со слов очевидцев, оказавшихся в казачьем «кругу» вместе с главными героями драмы, – в частности от автора «Хронографа» арзамасца Баима Болтина. Посмотрев на грамоту, Прокофий Ляпунов сказал, что «грамотка де походила на мою руку, толко аз не писывал». Ошибкой воеводы был уже сам приезд для разбирательства в казачий «круг», хотя он не мог не знать о том, что все обвинения против него были ложными. Однако еще большей ошибкой стало то, что Ляпунов начал что-то объяснять казакам. Их отношение к нему определилось давно, и самому Прокофию уже нельзя было ничего изменить. Казаки кричали в лицо своему врагу: «Велел де ты нас побивати». Атаман Сергей Карамышев, первый же позвавший Ляпунова на казачий «круг», первым и ударил саблей главного земского вождя…

Нелепость произошедшего убийства была понятна даже недоброжелателю Ляпунова Ивану Никитичу Ржевскому, тоже оказавшемуся в тот момент среди казаков. Иван Ржевский в конце 1610 года получил от короля Сигизмунда III чин «окольничего», однако когда он приехал в Москву со своим «листом», то его назначение в Думу перессорило между собой бояр и главу московского гарнизона Александра Госевского. В земском ополчении притязания Ржевского на чин окольничего тоже не были приняты, что и могло стать причиной его вражды с Ляпуновым. Ржевскому, видимо, надо было много раз подумать, прежде чем ехать в казачий «круг», где с ним также расправились всего лишь за невинное замечание: «за посмешно де Прокофья убили, Прокофьевы де вины нет» [143]143
  Изборник… с. 350-352.


[Закрыть]. О степени ненависти, которую вызывал Ляпунов у казаков, свидетельствует и тот факт, что тело главного воеводы «держали собакам на снеденье на площеди 3 дни» [144]144
  Сб. РИО. т. 142. с. 294.


[Закрыть]. Лишь несколько дней спустя Ляпунов всё же был похоронен в церкви Благовещения на Воронцовом поле – видимо, на ближайшем к месту расправы кладбище. И только в 1613 году сын Прокофия Ляпунова Владимир перенес прах отца в Троицесергиев монастырь, где останки одного из самых ярких героев Смуты были преданы земле на почетном месте у входа в Успенский собор. Прокофий Ляпунов и Иван Ржевский, погибшие в один день 22 июля 1611 года, так и были похоронены рядом [145]145
  Николай Михайлович Карамзин в «Истории государства Российского», сообщая о гибели Прокофия Ляпунова, написал, что его тело «осталось, может быть, без Христианского погребения». Некоторое время бытовала версия о захоронении Ляпунова в Рязанском Облачинском монастыре, располагавшемся рядом с вотчиной Ляпуновых в селе Исады. В 1837 году была опубликована так называемая «Рукопись Филарета», которая была известна Н.М. Карамзину только по неполной копии. Там со держалось известие о погребении Прокофия Ляпунова в церкви Благовещения на Воронцовом поле (церковь в перестроенном виде существует до сих пор). Точное место захоронения останков главного воеводы Первого ополчения в Троицесергиевой лавре установил В.М. Ундольский в 1846 году. Могила Прокофия Ляпунова оказалась под часовней, построенной над Успенским кладезем в 1644 году. См.: Быстрое И.П.Краткое сведение о месте погребения Прокопия Николаевича (так в книге. – В. К.)Ляпунова. СПб., 1835; Ундольский В.М.Новые разыскания о месте погребения Прокопия Ляпунова//ЧОИДР. 1846. № 2. с. 24—32; Федоров А.Ф.Материалы к истории с. Исад Спасского уезда, Рязанской губернии, бывшей вотчины бояр Ляпуновых. с. 5—11; О месте погребения Прокофия Ляпунова (от редактора) // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века… с. 322-324.


[Закрыть].

Смерть Ляпунова случилась именно тогда, когда земское ополчение достигло реальных успехов и захватило почти все башни Белого города, едва ли не впервые устроив полноценную осаду Москвы. На подходе к Москве оказалась «понизовая сила», собранная в Казани… Однако после смерти главного воеводы всё пошло по-другому, и это еще раз свидетельствует о той значимой роли, которую сумел сыграть Прокофий Ляпунов в начальной истории земского движения. За ошибочность своего порывистого стремления к организации общего союза и расчета на казаков Заруцкого Ляпунов заплатил жизнью. Но на его ошибках будут учиться воеводы следующего, нижегородского земского движения, которым и суждено будет стать настоящими освободителями Москвы в 1612 году.