Текст книги "Лев Майсура"
Автор книги: Вячеслав Крашенинников
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Лягушка и мангуст
Мурти, который не доходя до Шрирангапаттинама отстал от бхатаи его племянника, прошел в город через северные Водяные ворота: там было меньше народа. Спустя некоторое время он появился возле храма Шри Ранги. Голова у него была досиня выбрита, и одет он был совсем по-другому.
Возле приземистого темного гопурама было полно прокаженных, нищих и паломников. Отбиваясь от них, Мурти вошел в храм. Перед алтарем молился высокий седой жрец с белыми полосами на лбу. Мурти прилег рядом с ним на теплых камнях и прошептал:
– Важное письмо для махарани...
Жрец словно ничего и не слыхал. Закончив молитву, он неторопливо пошел к выходу. Мурти последовал за ним. Через полчаса оба они оказались на площади в центре города, у старого дворца Водеяров. Веранда дворца была затянута широкими полосами разноцветных тканей. У заднего входа перед ними скрестили пики два чернобородых стражника.
– Кто такие?
Жрец указал на Мурти:
– Это джетти – новый банщик при семье махараджей.
Сипаи зорко осмотрели мощную фигуру Мурти и не спеша убрали пики. Великие любители смотреть на поединки гладиаторов – джетти, что происходят по праздникам перед дворцами Водеяров и Хайдара Али, сипаи отлично знали, что джетти с незапамятных времен служили еще и банщиками при Водеярах. Знали они также и то, что не один член правящего рода пал от руки подкупленного джетти, когда во время омовения тот внезапно резким движением свертывал голову жертве, ломая шейные позвонки.
Жрец прошел по коридору, в котором толпились приживальщики и челядь, и стал перед дверью, ведущей во внутренние покои.
– Тс-с-с! – приложил к губам палец страж у двери. Махарани молится и размышляет. К ней нельзя...
Жрец и Мурти беспрекословно повиновались.
За дверью, в роскошно убранной комнате, сидела на ковре еще молодая красивая женщина. Неподвижный взгляд ее был устремлен на темную статуэтку, по бокам которой курились палочки агрбатти[93]93
Агрбатти – палочки с наклеенными на них сандаловыми опилками.
[Закрыть], источавшие сладкий дурманящий аромат. Она сидела так уже не один час, погруженная в глубокие раздумья.
Это была Лакшми Аннаманни – махарани Майсура.
Двадцать два года назад юная Аннаманни – дочь киладара крепости Тируччираппалли, вместе с еще одной девушкой была выдана замуж за Кришнараджа Водеяра, когда у того умерла жена. Кришнарадж Водеяр, слишком слабый душой и телом, не мог и мечтать о борьбе с Хайдаром Али. Мало чем отличался от него и нынешний махараджа – Чамрадж Водеяр VIII. И Лакшми Аннаманни, женщина непреклонной воли, наделенная на редкость гибким умом, мало-помалу стала душой интриг и заговоров против Хайдара Али, которые без конца плелись во дворце махараджей.
Все эти годы в махарани жила жажда мести. Она неустанно молила бога Вишну, чтобы тот ниспроверг узурпатора Хайдара Али. В своей молельной комнате, глядя на лежащую на боку фигурку божества – точную копию идола в храме Шри Ранги, – махарани нередко в исступлении шептала: «Восстань же, наконец, великий Вишну! Пробудись ото сна! Порази Хайдара Али и его семью стрелами гнева за оскорбление моего древнего рода! Ввергни в огонь, затопи водой дерзкого наика за унижение Водеяров, за то, что он посмел отнять у них власть и самодержавно править Майсуром!» Однако Вишну был глух к этим страстным призывам. И словно злой рок преследовал Водеяров. Все попытки свергнуть Хайдара Али оказывались тщетными. Мыльными пузырями лопались заговоры. Хайдар Али был неуязвим.
О, как ненавидела Лакшми Аннаманни презренного наика! Выглядывая тайком из-за занавесей, она видела, как в стоящем напротив дворце Хайдара Али кипит жизнь, как к его порогу прибывают гонцы со всех концов государства. Еще больше негодовала махарани, видя, как Хайдар под приветственные клики народа поднимается по лесенке на слона, отправляясь в очередной военный поход. Все нити управления Майсуром сходились к нему, а не к ее дворцу. И махарани, задыхаясь от ненависти, лихорадочно изыскивала все новые и новые пути свержения узурпатора.
Хадар Али не считал нужным уничтожать Водеяров. Зная о древней слепой преданности майсурцев Водеярам, он не желал восстанавливать народ против себя. Да и зачем? Он был регентом и далаваи. Вся власть была сосредоточена в его руках, хотя государственные дела он вел от имени махараджей.
Поэтому Водеяры могли спокойно жить в Шрирангапаттинаме. Поэтому в дни досехры[94]94
Досехра – старинный хиндуистский праздник, широко отмечаемый в Майсуре.
[Закрыть] махараджа Чамрадж Водеяр VIII, восседая на своем мишурном троне, мог наблюдать с веранды дворца, как мимо проходят майсурские войска и пышные процессии. Сипаи и народ кричали Чамраджу слова преданности. Сам Хайдар Али складывал к его ногам очередные военные трофеи. Но махараджа был лишь жалкой игрушкой в руках узурпатора. Сипаи Хайдара Али стерегли все входы и выходы его дворца. Водеярам принадлежали какие-то жалкие сто тысяч хунов – доход от их личного джагира[95]95
Джагир – феодальный земельный надел.
[Закрыть], а не вся казна.
При народе Хайдар Али низко кланялся махарадже, но, раскрыв очередной заговор против себя, он с таким холодным презрением выговаривал ему, словно тот был провинившимся мальчишкой. И махарадже не оставалось ничего, как молча глотать оскорбления да мысленно жестоко казнить дерзкого наика.
Порой, помимо своей воли, махарани восхищалась успехами Хайдара Али на полях битв, его дипломатическим талантом. На ее памяти майсурские сипаи, которым истощенная казна не платила по многу месяцев подряд, не раз толпами приходили к дворцу Водеяров, проникали во внутренние покои и даже в спальню самого махараджи, требуя уплаты жалованья. Это было невероятным унижением для правящего рода. При Хайдаре Али такого не случалось ни разу.
И сам Майсур расцвел и окреп. Жить в нем стало легче и безопаснее. Маратхи и войска низама, которые раньше то и дело подступали к стенам города с требованием уплаты старых долгов, боялись армии Хайдара Али. Казна была полным-полна. В тихом доселе Шрирангапаттинаме ключом била жизнь – он становился поистине столичным городом. На острове вырастали дворцы, разбивались прекрасные сады. Окрестности расцветали. И все – благодаря узурпатору.
Хайдар Али не разрешал Водеярам выезжать за пределы города, и они могли встречаться с верными людьми лишь в старинном храме Шри Ранги. Чернотелый идол мог бы, вероятно, немало рассказать о том, сколько раз собирались у его алтаря заговорщики, сколько планов уничтожения Хайдара Али замышляли они и какая лютая ненависть клокотала в их сердцах. Право, не бога Вишну, созидателя и охранителя, почитали эти люди, а свирепую богиню Кали или самого бога смерти Яма.
Но вот как будто бы блеснул луч надежды для Водеяров. Из далекого Читтура купец Шетти прислал гонца с известием о болезни и возможной смерти Хайдара Али. Махарани ликовала: «Наконец-то! Старая хитрая собака издыхает!» И в ее красивых, подведенных каджалом[96]96
Каджал – сажа.
[Закрыть] глазах впервые засверкали торжество и жестокая радость: «О Вишну! Наконец-то ты услышал мои молитвы!»
Между тем с Малабара спешно прибыл новый фаудждар Саэд Мухаммад – бывший начальник личной гвардии Типу. Все поняли в столице, что Хайдар Али свел последние счеты с жизнью. По городу поползли тревожные слухи. Невесть откуда взявшиеся кликуши начали предвещать конец мира...
Самое бы время для решительных действий! Но Саэд Мухаммад железной рукой быстро навел порядок в столице. Караулы у дворца Водеяров были утроены, и махарани оказалась отрезанной от всего мира. Не в силах предпринять что-либо, она рассчитывала на приход маратхов, низама или англичан, с которыми была в деятельной переписке. Все последние дни она провела в напряженном ожидании вестей. И вести эти, как всегда, пришли из храма Шри Ранги...
Слуга доложил, что главный жрец храма Шри Ранги явился с важной новостью. Через минуту жрец и Мурти распластались на полу перед легкой занавеской, за которой сидела махарани. Древний запрет не позволял ей появляться перед мужчинами.
– Поднимитесь! – властно приказала махарани. – Рассказывай, Мурти.
Джетти, встав на одно колено, заговорил:
– Я прибыл сегодня из Мадраса от твоего верного прадхана[97]97
Прадхан (или прадхан-мантри) – премьер-министр.
[Закрыть] Тирумаларао, махарани. Он велел доставить тебе важную бумагу, которая, по его словам, дороже Кох-и-Нура[98]98
Кох-и-Нур (Гора света) – один из самых больших алмазов мира. Найден в алмазных копях Голконды.
[Закрыть]. Я нес ее в бамбуковом посохе. Вот она!
И Мурти с поклоном передал махарани тугой свиток с сургучной печатью канцелярии Мадрасского президентства. Махарани приняла свиток, проверила, целы ли печати, и, не вскрывая, положила рядом.
– Хорошо! Что говорил Шетти?
– Шетти говорил, что дни Хайдара Али сочтены. Вазиры Пурнайя, Мир Садык и Кишан Рао твердят, что наваб поправляется, но все это только для отвода глаз и успокоения армии...
На смуглых щеках махарани вдруг пробился румянец. Надежда горячей волной прилила к ее сердцу.
– Ты был в хайдаровом лагере, Мурти. Скажи, помнят ли сипаи Майсура о своем законном господине?
У Мурти захватило дух, однако он сумел сказать вполне искренним тоном:
– Помнят, махарани. Им надоело служить Хайдару Али. Они все с Чамраджем Водеяром...
Махарани испытующе поглядела на него.
– Что ж! Как бы там ни было, я довольна тобой, Мурти. Не однажды отправлялся ты в Мадрас и Бомбей, в Пуну и Хайдарабад и всегда верно выполнял все наши приказы...
Махарани протянула руку к красивой резной шкатулке и достала из нее небольшой туго набитый кошелек.
– Вот награда за твою верность. Ты уже стареешь, и тебе нелегко будет биться с молодыми джетти на аренах столицы. Ступай! Нужно будет, я пошлю за тобой...
Прижимая к груди кошелек, Мурти попятился к двери и исчез. После его ухода махарани обратилась к жрецу:
– Может, пора его уничтожить? Он слишком много знает.
– Не стоит, махарани. Он предан тебе, словно собака, и не выдаст даже на плахе.
Махарани принялась за свиток, из которого на колени ей выпали два плотных густо исписанных листка бумаги. По мере того как махарани читала эти листки, на лице ее отражались то радость и надежда, то сожаление и разочарование.
– Вот он – договор с Компанией о восстановлении Водеяров на троне Майсура! – сказала она, указывая на листки. – Губернатор согласен поддержать нас. Теперь дела пойдут по-иному! Ты помнишь, как бесплодно оканчивались все наши попытки опрокинуть Хайдара Али? Сколько раз возвращались ни с чем наемные убийцы, устрашенные бдительностью охраны Хайдара Али! Сколько заговоров было открыто его джасусами! Семнадцать лет назад мы призвали маратхов, чтобы они разбили узурпатора. Хайдар Али был разбит, но он сумел перехитрить пешву Мадхава Рао и заставил его подписать мир. В первую войну с Компанией мы ожидали, что ангрезы, маратхи и низам общими силами уничтожат Хайдара Али. Но он победил их всех, а ангрезов принудил к позорному миру. Он даже развесил на дверях мадрасского форта карикатуры на губернатора. И ангрезам ничего не оставалось, как проглотить оскорбление. Годом позже мы снова пытались натравить на него маратхов, но он чуть не повесил за это нашего верного прадхана Тирумаларао, и тот едва сумел бежать в Мадрас. Сколько неудач!
– Да, махарани, – качнул головой жрец. – Будем молиться, чтобы было покончено с этой мусульманской семьей. Хайдар Али был хитер, как лиса. Его можно было разбить на поле боя, но не обмануть. А с Типу справиться будет легче. Он молод и не так опытен в интригах. Думается, с помощью ангрезов его удастся в конце концов затравить, словно зверя на охоте...
– На это я и рассчитываю. Я обещала губернатору Макартнею четыреста тысяч золотых пагод[99]99
Пагода – золотая монета, ходившая на Декане.
[Закрыть] за взятие Шрирангапаттинама. Кроме того, обещала джагир, приносящий ежегодно сто тысяч золотых пагод, – махарани улыбнулась. – Помнишь ты притчу о лягушке, которая, желая спасти своих детей от поселившейся рядом змеи, приманила к змеиной норе мангуста? Она наловила рыбы и разбросала ее от болота до змеиной норы. Поедая рыбешек, мангуст добрался до змеи и растерзал ее. Так и я. Я усыплю золотом всю дорогу от Мадраса до Шрирангапаттинама, чтобы ангрезы пришли и покончили с богопротивными мусульманами!
Красивое лицо махарани исказила гримаса ненависти. Ее руки судорожно сжались и разжались, словно она душила своего лютого врага.
Умудренный опытом и годами жрец молча слушал махарани и думал про себя: «Смотри, моя махарани! Мангуст может разорвать и саму лягушку!» Однако он не сказал ничего. Не дело путаться под ногами боевых слонов, когда их стравливают на потеху толпе. Одурманенные бешеные слоны и не заметят, как сомнут неосторожного смельчака! По правде говоря, брахманам отлично жилось и при Хайдаре Али. Хиндуистские храмы он не трогал, а брахманов не облагал налогами. От имени наваба храму то и дело преподносились богатые дары. Хайдар Али был не дурак. Он знал, что брахманы – большая сила! Не глупее Хайдара Али и его наследник Типу. Но если Водеяры изгонят мусульман – брахманы все равно не окажутся в накладе...
– Ангрезы падки на золото, – продолжала между тем махарани. – Ради него они пойдут на все.
– Что же они собираются делать сейчас? – спросил жрец.
Лицо махарани омрачилось:
– Видимо, ничего. У Компании мало сил – Хайдар Али основательно ее измотал. И когда они придут к Шрирангапаттинаму – неизвестно. Но я все равно буду ждать их прихода – хоть десять, хоть двадцать, хоть сто лет, чтобы дождаться гибели семьи ненавистного узурпатора!
Жрец придвинулся ближе к занавеске.
– Кто знает, махарани. Возможно, все решится вскоре и без ангрезов. Тебе известно о заговоре, который зреет в столице. Заговорщики – люди самого Хайдара Али, они все занимают высокие посты. И большинство их – хинду. Они помогут Водеярам снова утвердиться на троне Майсура. Только подожди немного...
– Ждать! Опять ждать! – стоном вырвалось из груди махарани. – До каких же пор? Кажется, можно умереть от ненависти...
А про себя подумала: «Еще одна банда узурпаторов! Как бы не так! Лучше иметь дело с ангрезами, чем с хитрыми вазирами, которые спят и видят, как бы захватить место издохшего Хайдара Али...»
Шахзада прибывает в Читтур
Жизнь в лагере у Читтура шла своим чередом. С пяти часов утра майсурские сипаи маршировали на временных плацах и атаковали никем не занятые пригорки. Раз в неделю к Мадрасу отправлялись летучие отряды кавалерии.
В положенный срок войскам было выдано жалованье. У палатки мир-бахши – главного казначея армии – нетерпеливо ждали своей очереди оживленные командиры. Мир-бахши дотошно проверял наличие людей в частях, придирчиво опрашивал своих помощников – верно ли говорят командиры, и по его знаку сараф[100]100
Сараф – кассир.
[Закрыть] вытаскивал из сундука увесистые мешочки с деньгами.
Иные из командиров, выйдя из палатки, ругались и поминали шайтана – мир-бахши трудно было провести. Хайдар Али так организовал выдачу жалованья, что разжиться за счет казны было невозможно.
В своих частях командиры созывали сипаев и соваров, и те толпились вокруг ковра, на котором лежали драгоценные мешочки. Это – самое счастливое время в армии! А каких только денег не было в этих мешочках! Мадрасские рупии, древние виджайянагарские варахи, старинные голкондские хуны, фанамы и даже венецианские цехины, высоко ценимые на Малабаре. Немало было и других монет, которые остались со времен давно исчезнувших государств.
Сипаи и совары взвешивали монеты на ладони, щелчком подкидывали их вверх и слушали звон, надкусывали края. Кто его знает! Времена нынче лихие. Мало ли ходит по свету фальшивых денег, которые ни за что не возьмет многоопытный торговец... И лишь убедившись, что монеты настоящие, майсурские воины завязывали деньги в длинные полосы холста и обматывались этими полосами, пряча их под рубахами. Так надежней!
Возле лагеря день и ночь шумел многолюдный базар. К шатру Хайдара Али подлетали курьеры и потом скакали обратно с приказами по войскам. Аккуратно отписывались ответы на письма многочисленных дворов Индии. Шла переписка с властями в Шрирангапаттинаме.
Словом, все было как обычно. Однако внимательный наблюдатель заметил бы, что в армии зародилось сомнение. То один, то другой сипай, взглянув на зеленый шатер, со вздохом задумывался, хотя там не видно было никаких изменений. Вокруг шатра постоянно толклись гренадеры и изнывающие от безделья французские гусары Будело – почетная охрана при Верховной ставке.
Армия давно не видела своего вождя – в этом было все дело! Раньше Хайдар Али постоянно находился у всех на виду. Он отлично помнил имена ветеранов, вместе с которыми ему доводилось воевать лет двадцать назад. И нередко случалось, что на параде или в походе Хайдар Али вдруг останавливался со своей блестящей свитой перед какой-нибудь военной частью и, назвав по имени старика сипая, у которого давно уже побелели волосы, а продубленное ветрами, солнцем и дождями лицо было изборождено глубокими морщинами, расспрашивал, здоров ли он и доволен ли жалованьем и службой. Затем следовала какая-нибудь крепкая шутка, от которой сипаи и свита покатывались со смеху, и Хайдар Али ехал дальше, а сердца сипаев были покорены, и они готовы были идти за Хайдаром Али в огонь и воду.
На виду у всех Хайдар Али вершил и государственные дела. Любо было смотреть, как, сидя под навесом шатра, он слушал мунши, которые чуть не хором! читали ему письма соседей-государей, и как он тут же диктовал им ответы на нескольких языках, поражая присутствующих быстротой принятых решений и их обдуманностью. Нередко Хайдар Али уходил в особое отделение шатра с двойными стенками, чтобы выслушать только что продиктованное письмо. Убедившись, что в письме все правильно, он прикладывал к нему перстень с большой персидской буквой «Х». Скатанное письмо вкладывалось в короткую медную трубку, и Хайдар Али запечатывал ее перстнем-печатью. А через минуту от палатки уже скакал нарочный.
Устав от дел, Хайдар Али устраивал бои слонов, баранов и тигров или же вызывал храбрецов подраться с медведем, а сам сидел наготове с мушкетом. Если бойцу приходилось плохо, он без промаха укладывал зверя наповал.
Как бы ни шли дела, раз или два в неделю Хайдар Али непременно ездил на охоту. Участники охоты гурьбой скакали по окрестным лесам и долинам. Всяк норовил блеснуть перед Хайдаром Али удалью, ибо было известно, что он отмечает хороших охотников. Кто смел и упорен на охоте, тот не оробеет и на бранном поле!
Хайдар Али сам водил на поводке охотничьих гепардов «чита». Могучие звери бежали рядом с храпящими конями, низко опустив бульдожьи морды. Стальные мускулы хищников так и ходили под алыми попонами. На головах у чита – колпаки. Дерни за особую веревочку – колпак надвинется на глаза свирепому зверю, и, ослепнув, смирится чита. Гепарды, от которых не могло уйти ничто живое в поле, боялись Хайдара Али. Они чувствовали мощь его десницы и ластились к нему, словно собаки...
А вечерами, глядя на танцы красивых девушек, слушая красноречивых поэтов, которые славили наваба, Хайдар Али замышлял новые военные экспедиции, советовался с военачальниками и вазирами, вникал во все дела, касавшиеся его любимого детища – армии. И ничто не проходило незамеченным мимо его бдительного взора – вплоть до веревок к сипайским палаткам!
Таков был Хайдар Али. Таким привыкла его видеть армия. И долгое затворничество вождя вселяло тревогу и неуверенность в сердца командиров и сипаев.
Больше всех волновались старшие кавалерийские и пехотные начальники. Смерть Хайдара Али сделала бы неизбежными значительные перемены в армии и государстве, и легко можно было бы потерять положение, завоеванное ценой долгих лет службы, геройских подвигов и пролитой крови. У наследника – свои доверенные люди, свои любимцы. Как-то он поступит?
В лагере шептались, что арестованы главный казначей Шамс уд-Дин и сипахдар[101]101
Сипахдар – командир бригады.
[Закрыть] Мухаммад Амин, под началом у которого было четыре тысячи соваров. Обоих вдруг вызвали в шатер наваба, и оружейники тотчас же набили им на руки и ноги колодки. Той же ночью их увезли в Шрирангапаттинам...
Слухи, один тревожнее и фантастичнее другого, ползли по лагерю, и послы соседних государств, давно не видевшие Хайдара Али, в смятении не знали, что делать: то ли еще немного подождать, то ли слать гонцов к своим правителям с известием о кончине грозного владыки Майсура?
Каждое утро к зеленому шатру сходились вазиры, полководцы и иностранные послы. Принимал их обычно Пурнайя.
– Как здоровье джахан-панаха?[102]102
Джахан-панах – повелитель мира.
[Закрыть] – в один голос спрашивали послы, с надеждой глядя на главного вазира. Но лицо Пурнайи было непроницаемо.
– Джахан-панах поправляется.
– А скоро ли можно будет его увидеть?
– Будем надеяться, что скоро, – невозмутимо отвечал Пурнайя, и послы спешили к себе в палатки строчить письма с предположениями и догадками своим правителям, которые спали и видели тучные земли Майсура и сокровища казны Шрирангапаттинама.
На собраниях высших офицеров и должностных лиц, в надежности которых не было никаких сомнений, Пурнайя говорил иное:
– Ваша верность – залог сохранности Майсура.
Нужно всеми силами подавлять слухи о смерти Хайдара Али, иначе неизбежна смута. Да будет вам известно, что арестованы Шамс уд-Дин и сипахдар Мухаммад Амин. Они хотели поднять бунт в армии и посадить на трон Майсура шахзаду Карима – младшего брата Типу Сахиба.
– Но ведь Карим слабоумный! – удивился кто-то из командиров.
– За его спиной они хотели сами править государством. В Шрирангапаттинаме их ждет суровое наказание за измену. Кстати, получено известие от шахзады. Его войска находятся в нескольких переходах от Читтура. Завтра мы выступаем ему навстречу...
Полководцы, большинство которых были преданы Хайдару Али и Типу, салютовали главе регентского совета и спешили к своим частям сообщить о том, что Хайдар Али жив и что завтра армия выступает в поход.
Ночью к палатке Пурнайи прокрался купец Шетти и попросил аудиенции. Когда они остались в палатке с глазу на глаз, Шетти сказал главному вазиру:
– Мы с тобой из одного города, Пурнайя, и давно знаем друг друга. Сульба высоко вознесла тебя, а мне уготовила долю скромного купца. Усердно служа Хайдару Али, не вспоминал ли ты иногда о том, что предки наши были доверенными людьми махараджей Виджаянагара, а потом владык Тируччираппалли? Не вспоминал ли ты иногда о печальной судьбе махараджей Майсура, власть у которых отнял безвестный пришелец-мусульманин? Разве религиозный долг не велит тебе воспользоваться теперешним моментом для того, чтобы вернуть власть законной хиндуистской династии?
Полный, пышущий здоровьем Пурнайя жевал губами и молча смотрел на лысого купца, с которым был знаком много лет. Он великолепно знал о том, что делает Шетти в лагере, но не трогал ни его, ни людей махарани. Кто знает, как повернется судьба! Опытный игрок должен всегда иметь в запасе надежную карту. Честолюбивый от природы, Пурнайя был вполне удовлетворен положением доверенного человека Хайдара Али. Он был убежден, что сохранит свое влияние и при Типу. А развали он Майсур, закатится и его звезда. Что могут дать ему бессильные Водеяры?
– Как ты думаешь, Шетти, пойдут ли за мной майсурские полководцы и армия, если я скажу им: низвергнем Типу и пойдем служить Водеярам? – спросил он. – За кем пойдет армия Майсура – за мной или за Типу, который тысячи раз доказал свое мужество и государственные способности?
Пурнайя старался казаться предельно искренним, когда он втолковывал купцу:
– Нет, Шетти! Время еще не пришло. Я не забыл о махарани и Водеярах, о своих единоверцах. Но пойди я против воли армии, которая верна наследнику Хайдара Али, меня поднимут на копья. Ступай к себе, Шетти...
И Шетти ушел, понуро опустив голову.
Наутро – почти через две недели после смерти Хайдара Али – вся армия построилась в каре вокруг главного шатра. В положенное время из-за зеленого матерчатого забора появился отряд гвардии. Строй красиво разодетых богатырей-гвардейцев выглядел необыкновенно внушительно. Они шли в полном молчании, и над их рядами беззвучно колыхался лес темно-коричневых, перевитых серебром бамбуковых пик в восемнадцать футов длиной.
По шеренгам пробежал шелест, тут же подавленный властными взмахами рук командиров, когда вслед за пышной свитой и любимыми конями и слонами Хайдара Али выступили чобдары[103]103
Чобдар – скипетроносец.
[Закрыть] с серебряными жезлами. Следом за ними восемь рослых кули понесли обтянутый драгоценной парчой большой паланкин. Их сопровождали еще две команды носильщиков, готовые подменить уставших. Шествие замыкали гвардейцы.
Не гремели как обычно установленные на арбы наккары[104]104
Наккар – большой военный барабан.
[Закрыть], не слышно было пронзительного свиста бансри – флейт. Армия берегла покой наваба. И лишь когда гвардия ушла далеко вперед, под зычные выкрики командиров сипаи вскинули на плечи мушкеты и пики и зашагали вслед за паланкином.
За несколько дневных маршей главная армия подошла к местечку Чакмалур. Отсюда недалеко было до горного перехода Чангам, который ведет на высокое плато Майсура. В Чакмалуре был разбит лагерь, сделан смотр войскам.
Весь день второго января 1783 года прошел в лихорадочных приготовлениях. Навстречу шахзаде были направлены славнейшие полководцы, вазиры и мунши. Регентский совет собирался было послать несколько пехотных кушунов[105]105
Кушун – бригада.
[Закрыть], а всю армию построить в две шеренги по пути следования наследника. Однако Типу дал знать, что он не хочет никаких пышных церемоний.
Затопив весь горизонт алой кровью заката, село за буграми солнце. Вступала в свои права ночь, полная прохлады и покоя, бесшумными быстрыми тенями заметались в небе летучие лисицы, когда далеко на западе вдруг возникло целое море огней...
Пурнайя, Кишан Рао, Мир Садык, сипахдары, главные мунши и офицеры корпуса Будело стояли на пригорке у большого шатра и смотрели на эти огни. Позади них глухо шумел палаточный город.
– Идет, – негромко сказал Пурнайя.
Никто не сказал ни слова. Все с волнением глядели на быстро приближавшееся факельное шествие. Казалось, с запада встает новая утренняя заря. Это шла армия Типу, которая совершила богатырский переход через весь Декан.
Наконец, в темноте смутно забелели передовые колонны. Боевые кушуны приближались без грохота барабанов, без рева труб, без возгласов сипаев, радующихся встрече с главной армией. Боевые знамена были опущены. Впереди с омраченным лицом ехал Типу. На нем была простая запыленная одежда, и он ничем не отличался от других командиров.
Когда Типу остановил Тауса перед шатром отца, Пурнайя и все остальные члены регентского совета поспешили к стремени шахзады. И тут раздались стенания, вопли и горестные причитания. Все плакали, рвали на себе одежду, посыпали головы пригоршнями дорожной пыли. Вопли и стенания перекинулись на весь огромный лагерь. Смерть Хайдара Али в один миг перестала быть тайной. В этом не было больше нужды...
Типу сошел с коня. Толпа приближенных расступилась, и он прошел в освещенный изнутри шатер, над которым большой темной птицей реяло знамя Майсура. Ничто не изменилось в солдатской простоте убранства шатра. Ровно горели расставленные по углам светильники, освещая приколотый к земле серебряными штырями персидский ковер, кресло, столик и темное ложе Хайдара Али.
Задумавшись, Типу вспоминал о том, как вместе с отцом он замышлял в этом шатре стремительные конные рейды против ангрезов, брадобрея-низама, маратхов и непокорных палаяккаров. Он не замечал, как, стараясь не шуметь, входят и становятся у него за спиной вазиры и полководцы, как усердные слуги раскатывают расшитый золотом и серебром маснад и кладут на него удобные подушки.
– Хазрат! – негромко сказал Пурнайя. – Маснад доблестного Хайдара Али расстелен для тебя.
Типу очнулся и посмотрел на главного вазира, на набившихся в шатер приближенных, на маснад – символ верховной власти, на телохранителей.
– Еще рано мне садиться на маснад отца, – сказал он. – Я сяду на него после первой победы...
Тотчас же принесли и расстелили другой ковер. Типу опустился на него и жестом разрешил сесть приближенным. Никто из них не осмеливался нарушить молчания.
– Мы были за много косов отсюда – у самых волн Аравийского моря, и немало долгих изнурительных переходов отделяли нас от главной армии, когда Азраил унес душу наваба в райские сады Аллаха, – заговорил, наконец, Типу. – Сердце его переполняла тревога за армию и государство в этот грозный час, когда армии ангрезов стремятся взять Майсур в клещи. Но вы уберегли армию. Душа моего доблестного отца витала над вами и вашими делами, вдохновляя на поступки, достойные истинных сынов Майсура. Я никогда этого не забуду. Спасибо!
Все, кто был в палатке, задвигались, зашептались. На лицах заиграли сдержанные улыбки. Послышались вздохи облегчения. Слова Типу были лестны каждому.
Типу помолчал немного.
– Да. Я доволен всеми вами, и особенно тобой, Пурнайя, тобой, Кишан Рао, и тобой, Мир Садык, – медленно проговорил он.
Все молча слушали Типу. Когда он кончил говорить, первым поднялся Пурнайя:
– Покойный наваб поднял нас из дорожной пыли, хазрат. Мы верно служили ему и так же верно будем служить тебе!
– Да! Мы так же верно будем служить тебе! – хором подхватили остальные приближенные и полководцы.
– Весь народ Майсура готов служить тебе, хазрат, – продолжал Пурнайя. – Бахадур не видел разницы между мусульманином и хинду, и народ был предан ему...
Среди присутствующих половина были хинду. Типу отлично понял намек Пурнайи. Хайдар Али был прав в своей политике, раз вся армия, вазиры и полководцы остались верны ему и сами обезвредили заговорщиков. А одолей отца религиозный зуд и нетерпимость к своим подданным хинду, разве стали бы сипаи с такой отвагой биться с врагами в рядах его армии? Не случайно ведь развалилась империя Аурангзеба[106]106
Аурангзеб – последний сильный император всей Индии, правил с 1658 по 1707 г.
[Закрыть] – гонителя хиндуистов. И Типу ответил на затаенный вопрос многих:
– Будет все так, как было при моем отце. Ссора в доме – радость недоброму соседу. Рознь между мусульманами и хинду не даст нам выполнить завет Бахадура – изгнать белых шайтанов из Декана.
– Ангрезы никогда не оставят нас в покое, – продолжал он. – Их агенты никогда не перестанут плести заговоры против Майсура, потому что Майсур для них – словно кость в глотке. Все попытки Хайдара Али жить с ними в мире терпели неудачу. Его договоры с Компанией оказывались клочками бумаги. Он видел, что ангрезы мечтают о захвате Декана, и поклялся на благородном Коране изгнать их с нашей земли. Он заставил поклясться и меня. Я остаюсь верным этой клятве!
– Мы все с тобой, хазрат! – раздались возгласы.
Полководцы и вазиры оставили шатер Типу далеко за полночь, когда на востоке начала чуть заметно рассеиваться ночная тьма. Направляясь к своим коням и уставшим от долгого ожидания людям, каждый из них с удивлением вспоминал о том, с какими уверенностью и твердостью держался в этот вечер Типу. Пожалуй, он ни в чем не уступает отцу. Под его знаменем Майсур будет одерживать победу за победой!
А Типу еще долго не мог заснуть на своем ложе. Широко раскрытыми глазами смотрел он на парусиновый верх шатра и мысленным взором пытался охватить свое государство. Богатое и обильное, населенное трудолюбивыми народами, оно простиралось от реки Кришны на севере до Траванкура на юге, и от побережья Аравийского моря до Карнатика...








