Текст книги "Лев Майсура"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Держи поводья, Хасан!

Столица Майсура переживала радостное волнение. Возвращается Типу после победы над маратхами и низамом!

По всему городу шли приготовления к торжеству. На улицы вышли тысячи людей. Каменщики спешно мостили главную улицу и площадь, бутили камнем глубокие промоины – память о недавних бурных потоках. Измазанные в чунаме[149]149
  Чунам – род извести.


[Закрыть] штукатуры белили городские стены, Великую мечеть, дворцы и храмы. Прихорашивался город, словно невеста перед свадьбой.

Типу в одном переходе от города! Назавтра знамена его заполощутся перед стенами Шрирангапаттинама...

Горожане воздвигали триумфальные арки из зеленых веток, украшали их цветными фонариками и ленточками. На базарах бойко раскупались глиняные светильники. В ночь приезда Типу по всему городу загорятся тысячи веселых огоньков.

Столица встретит тебя как героя, Типу Султан!

Принарядилась и махалла, в которой жил Хасан с дядей. Дома в ней подправлены и чисто выбелены. Иные хозяева расписали стены цветами и незамысловатыми рисунками. От стены к стене табунами бегали ребятишки и спорили, какой рисунок лучше. А перед домом бхата собралась толпа соседей. Бхат команловал:

– Похлеще его изобрази! Не жалей красок...

И Пуршоттам – маляр с соседней улицы – под восхищенный шепот соседей лихо малевал на стене большую картину, «героем» которой был хайдарабадский низам. Улепетывает низам во весь дух, а за ним, целясь копьем, скачет луути-вала...

– В Шахр-Гянджаме мастера закрыли окна и двери и никого к себе не пускают, – рассказывал Пуршоттам. – Готовят бенгальские огни. Завтра ночью все небо расцветет. В Великой мечети не будут больше упоминать падишаха. Вместо него в хутбу[150]150
  Хутба – зачитываемая в мечетях пятничная молитва, в которой упоминается имя государя.


[Закрыть] вставлено имя самого Типу Султана. А золотых дел мастера готовят для Типу золотой трон – с тигром и павлинами по бокам...

– Кто же признает нынче падишаха, – заметил бхат. – Разве что одни глупцы. Осталось от него одно имя. Зажат он в кулаке у ангрезов...

Пуршоттам мазнул кистью в последний раз, отошел на несколько шагов и критически осмотрел свое творение.

– Готово, бхат. Весь город обойди, а такого низама, как у тебя, не сыщешь. Получился брадобрей что надо. Давай деньги, да я пойду. У меня нынче дел много...

Маляр сосчитал монетки, поднял кувшины с красками и отправился к очередному клиенту. А бхат, наклоняя голову вправо и влево, рассуждал:

– Конь под луути-вала неважный получился – смахивает на собаку. Зато брадобрей хорош. Эх, низам! Как в верблюде – нет в тебе ни одной прямой линии. И все-то ты хитришь да науськиваешь друг на друга государей Декана. Гляди! Слишком хитрый ворон сам в грязь попадает...

Прибежал Хасан. Его было не узнать – вытянулся чуть не вдвое и начал уже раздаваться в плечах. Он постоянно пропадал на городских акхарах[151]151
  Акхара – борцовская площадка.


[Закрыть], где знаменитые джетти выполняют под присмотром устадов[152]152
  Устад – учитель; здесь тренер.


[Закрыть] трудные упражнения, чтобы налить силой мускулы. По случаю возвращения Типу в городе должны были состояться схватки джетти. И сам Хасан, как бесчисленные поколения мальчишек, тоже пробовал силы в борцовском деле.

– Дядя, слыхал? Джетти Типу Султана вызвал на бой самого Венкатрамана из Танджавура!

Бхат мигом позабыл про рисунок:

– Нет, не слыхал. Неужто вызвал?

– Ага! На смертный бой. С кинжалами!

– А Венкатраман что?

– Принял вызов.

– Ну и ну! – качал пестрым тюрбаном бхат. – Сроду не было такого, чтобы насмерть бились джетти. А про слоновьи бои не слыхать?

– Нет. Зато будут стравливать баранов, верблюдов и тигров. Перед Саршам Махалом ладят арену. Сети навешивают и песок возят. В стойлах – слоны и буйволы. Под рогожами – клетки со зверями...

– Ай, Хасан! Захватить бы хорошее местечко у арены, а то ничего и не увидишь...

На следующий день охочий до зрелищ бхат растолкал Хасана чуть свет. Наспех поев, они натянули новые рубахи и вышли на улицу. А народ уже густо облепил стены. Некоторые явились сюда чуть ли не с вечера. Всякому хотелось увидеть редкое зрелище.

– Беднягам сипаям было не до сна, – толковал бхат. – Пока оденешься, пока приберешься. А соварам и того больше – коня выкупай, сбрую почини, саблю наточи. Пойдешь служить и ты, Хасан. Род наш испокон веков добывал себе хлеб кровавым потом у государей Декана.

– Приехал бы джукдар Хамид...

– Жив, так приедет.

– Попрошусь к нему в джук! – твердо сказал Хасан. – Хватит мне сидеть у тебя на шее.

– Что ж, просись, – согласился бхат. А сам подумал: «Сидеть у меня на шее! Глупый ты, Хасан! Разве бедняк обеднеет от того, что птенец склюет у него на дворе несколько зерен...»

Из городских ворот, словно золотой клубок, выкатился сам киладар Асуд Хан со свитой. Асуд Хан был сильно озабочен. Он остался в городе самым старшим начальником – Саэд Мухаммад еще вчера уехал встречать Типу Султана. Повернув коня, киладар критически осмотрел унизанные народом ворота и стены крепости, минареты Великой мечети. На минаретах сидели сторожа, которые должны были дать знать о появлении Типу караульным на воротах, а те – Асуд Хану.

– Эй! Видно уже? – гаркнул Асуд Хан.

– Пока нет! – ответили с ворот.

Киладар пустил коня галопом вдоль рядов сипаев столичного гарнизона. Останавливаясь, он нещадно ругался. Нельзя ему осрамиться перед Типу. Затем он подъехал к стене.

– Эй, пушкари! Готовы?

– Готовы!

– Гляди у меня! Если что не так будет – головы поснимаю!

Пушкари на стене засуетились. В который раз они проверяли пушки, возились у бочек с порохом и водой. Над стеной вились струйки сизого дыма от трутов, мелькали банники. С киладаром шутки плохи!

В окнах-прорезях наккар-хане мелькали озабоченные лица. Разведя под жаровнями огонь, барабанщики осторожно подсушивали наккары, устанавливали их на подставки и пробовали палочками.

А солнце поднималось все выше, и все нарастало нетерпение зрителей.

Наконец, с минаретов раздались крики:

– Едет! Едет!

И тотчас же, заставив всех вздрогнуть, раскатисто бухнула сигнальная пушка. По рядам сипаев словно прошла волна. У Бангалурских ворот по высокой мачте медленно полезло вверх государственное знамя Майсура и тяжело захлопало на ветру.

Подошли первые мокабы, и толпа разразилась громкими приветственными криками. На красиво убранных и вычищенных конях через живой коридор, образованный сипаями, подбоченясь, ехали совары. Длинной вереницей вливались они через ворота в город. Умиленный бхат вытирал глаза:

– Что за красота! Что за пышность! Ишь, как разодеты совары! Ангрезы от них плакали. И не знали из-за них покоя обозники маратхов и брадобрея-низама. А верблюжатники! А слоны!..

Под стенами уже шла верблюжья кавалерия. На ногах и уздечках у верблюдов – бубенчики и большие красные кисти. На крупах – алые попоны. В руках у всадников – длинные пики. За верблюдами прошло несколько десятков слонов с разрисованными хоботами, в богатой сбруе с гремящими бляхами.

Однако Хасан едва глядел на верблюдов и слонов, на отряд негров-сипаев в шапках с черными и красными страусовыми перьями. Ждал он, что опять пойдет кавалерия, а тут явилась пехота! Усачи-сипаи шагали бодро, с песнями. В крепости ждали их добротные казармы и заслуженный отдых.

– Значит, нечего ждать джукдара Хамида! – разочарованно сказал он бхату. – Пойди найди его теперь.

– Обожди, Хасан. Будут еще совары. Гляди-ка! Ведут коней. Значит, близко сам Типу.

В самом деле послышался барабанный бой, пушки на стене загремели торжественным «салами», раздались крики:

– Слава Типу Султану! Слава!

Между рядами сипаев прошли конюшие, ведя в поводу прекрасных коней. Затем – большая группа именитых людей столицы. И наконец, показался отряд конной гвардии, в середине которого шагал огромный белый слон под алой попоной и с золотой цепью на груди. На спине у слона огнем горела золотая крыша большого хоудаха.

Типу был в дорогой парчовой одежде. На его голове красовался любимый им бурханпурский тюрбан.

На груди – бесценное ожерелье. За спиной у Типу сидел Саэд Мухаммад, и все с изумлением увидели, что хазрат, пожалуй, не уступит ему в ширине плеч...

Всю дорогу до столицы Типу внимательно рассматривал окрестные поля и рощи кокосовых пальм, каналы с чистой водой, тучные стада. Никакого сомнения – страна его процветала. Его крестьяне жили лучше, чем в соседних государствах. Поэтому каждый год в Майсур являются новые и новые тысячи семей и, получив землю, начинают с рвением возделывать поля, сады и огороды. Уничтожить бы еще грабителей-сахукаров, которые сосут из крестьян все соки. От этого выгадала бы казна. Но тогда нужно заводить свои «котхи» – банки. Многочисленные и сильные сахукары тотчас же станут его смертельными врагами. И так уж много врагов...

А слон уже подошел к стенам столицы. В окружении грациозных пальм, в оправе светлых струй Кавери Шрирангапаттинам походил на красивую игрушку из сахара. Ослепительно сверкали за стенами золотые купола Великой мечети. Аккуратно побелены были даже обычно темные гопурамы городских храмов. Синело над городом ясное небо...

– Я доволен, Саэд, – не оборачиваясь, говорил Типу фаудждару. – Город имеет опрятный вид. Всюду чистота и порядок. Сипаи – веселые и сытые...

– Спасибо, хазрат! – отвечал фаудждар. – Я старался как мог. Но, по правде говоря, куда легче и веселей было мне во главе твоих телохранителей. У меня заржавела сабля в ножнах...

– Успеешь еще намахаться ею, отважный Саэд...

Упомянув о сабле, Типу вдруг снова вспомнил сон, виденный прошлой ночью. Сон был тревожный и пророческий: снилось ему, будто, вступив с триумфом в столицу, входит он в Саршам Махал, а там в главном зале, раздув капюшон, качается большая кобра, и вся его семья с ужасом смотрит на гадину. Типу выхватил саблю и кинулся на змею, но она выскользнула за дверь. Он за ней. Вдруг змея обернулась в шакала, который пустился наутек. Типу изумился такому превращению, но тут заметил, что с севера, грозно клубясь, к Шрирангапаттинаму подступают красноватые тучи, прорезаемые молниями, которые очень похожи на штыки. Тучи пахнули на Типу ледяным холодом, и он проснулся в смятении.

Красные тучи – это батальоны Компании. Но змея и шакал! Кто прячется под их личиной? Саэд Мухаммад рассказывает, что в столице нет прежнего спокойствия. То и дело появляются лжепророки, которые сеют повсюду смуту, таинственно нашептывают о приближении конца света и науськивают мусульман на хинду и наоборот. У одного из таких «пророков» Саэд Мухаммад сумел под пыткой вырвать признание, что тот подослан из Мадраса каким-то полковником Ридом...

– Саршам Махал отремонтирован, хазрат, – прервал раздумья Типу фаудждар. – В нем ждут тебя старая мать, дети и обе жены. Или поедешь сначала поклониться Бахадуру?

– В Саршам Махал, – сказал Типу. – Все устали. Я даю армии и народу десять дней отдыха...

Под громовое «салами» пушек, бой наккаров и приветственные крики толпы гвардейцы и белый слон Типу прошли в ворота и двинулись к главной площади столицы. Глядя со стены им вслед, бхат бормотал:

– Вот как обласкала его судьба! Воистину она обходит своими щедротами тысячи людей, а одному вдруг отсыплет целую пригоршню бесценного жемчуга...

– Ты про кого это, дядя? – спросил Хасан.

– Про Типу Султана, племянник. Много лет назад на площади, где стоит ныне Великая мечеть, бегал без штанов и кидался пылью толстощекий мальчишка. Я его хорошо помню. Отец его Хайдар Али был тогда всего лишь джукдаром. Кто бы мог подумать, что этот мальчишка станет правителем Майсура?

Но Хасан не слушал бхата. Не видать ему джукдара Хамида и веселого совара Садыка. А он хотел просить, чтобы взяли его к себе в джук! Все более теряя надежду, Хасан невесело глядел на шествие. Под стенами опять шли слоны. На спинах у них красовались игрушечные мечети из дерева и бумаги, махи муратиб – золотые рыбки на древках, перевитые цветными лентами восковые факелы, золотые сосуды, кресло из слоновой кости – знаки величия и силы правителя Майсура...

И вдруг снова показались совары. В их медленном красочном шествии оживший Хасан сумел-таки найти тех, кого искал.

– Дядя! – дернул он за рукав бхата. – Гляди, Садык! Я побегу...

– Постой! Куда ты? Да тебя никто и не узнает. За пять лет ты меня перерос, а был короче моей клюки. Потом улицы оцеплены – не пройдешь.

– А вдруг потеряем их!

– Не бойся, никуда они не денутся, найдем обязательно...

Пришлось Хасану остаться с дядей. Насилу дождался он вечера. А когда вместе с бхатом они вышли из Бангалурских ворот, то у Хасана захватило дух при виде огромного лагеря у стен города.

На большом пустыре, по которому ветер гонял недавно пыль и клочья соломы, расположилось тысяч десять соваров с семьями и слугами, с арбами и лошадьми. Без конца и края тянулись разноцветные палатки самых разных размеров. Дымили бесчисленные костры. Возле арб с распряженными быками высились составленные в конусы пики. У коновязей грызлись и ржали кони. Повсюду группами и в одиночку расхаживали совары и сипаи, сновали крестьяне из окрестных деревень, торговцы с лотками на головах. Дукандары уже расставили столы и на все лады зазывали прохожих. Из лавок и со столов неслись дразнящие ароматы жареного мяса и свежеиспеченных лепешек, с которыми странно перемешивались резкие запахи конского пота и навоза. От всего этого могла закружиться голова...

Постукивая клюкой, бхат шел по лагерю. То и дело он останавливался и расспрашивал встречных.

– Джук Хамида где-то за банджарами, – сказал он племяннику. – У самого края поля. Сейчас разыщем...

Им пришлось обходить большой табор банджар[153]153
  Банджары – племя кочевых торговцев, которые снабжали воюющие армии провиантом.


[Закрыть]. По древнему обычаю, банджары составили бесчисленные арбы в широкий круг. Между арбами горели дымные костры перед прокоптелыми шатрами. Лежали выпряженные быки. Плечистые темнолицые мужчины складывали в большие штабеля мешки с рисом, пшеницей и солью, стаскивали с арб бочки с тари. На арбах сидели женщины банджар – все в широких цветастых юбках – гаграх; руки женщин до локтей унизаны браслетами, в ушах крупные серьги. Они бойко торговались с покупателями, которые пришли к возам за провиантом...

– Вот они, – указал бхат племяннику на группу соваров возле небольшой полосатой палатки. В самом деле, перед палаткой, привалясь к седлу, сидел на ковре Садык. Он широко и радостно улыбнулся при виде бхата.

– Я же говорил – должен прийти бхат! Вот он и пришел. Салам алейкум, бхат-сахиб! А. кто это прячется у тебя за спиной? Уж не твой ли племянник?

– Он самый, – ответил, улыбаясь, бхат. – Ждал он вас. А сейчас вот засмущался малость...

Садык засмеялся, засмеялись остальные совары. Хасан стоял, не смея поднять глаз. Лучше бы провалиться сквозь землю! Удружил дядя – выставил его насмех перед суровыми, закаленными в битвах соварами...

– Зачем же он ждал нас?

– Будто сам не знаешь! Ты не гляди, что он смутился, – начал заступаться за Хасана бхат. – Дома он беда какой боевой! Бывало, что ни день – приходит домой с расквашенным носом, весь в пыли. Что ни день – ходят жаловаться соседи. А нынче повадился ходить на акхару. По нашей махалла – он первый силач. В жилах у него бойцовская кровь.

Садык живо встал с ковра, подошел к Хасану и обнял его за плечи.

– Не трусь, Хасан! Будем с тобой друзьями – как молоко и сахар. Пойдем! Увидишь сейчас такое, отчего у тебя дух захватит. Лет десять назад так же вот повел меня Хамид Сахиб...

– А сам он где? – спросил бхат.

– Отслужил свое. Хамид, – отвечал Садык. – Начали у него болеть кости и ныть раны. Говорит – стар становлюсь. Забрал семью, коней, арбу и поехал в Бангалур. Решил торговое дело там завести. За джукдара ныне я. Пойдем, пойдем, Хасан...

За палаткой была большая коновязь. Нод деревьями стояли расседланные кони. Между их рядами ходили конюхи и подкладывали сено. Тут же лежали седла и сбруя. Садык подошел к стройному рыжему коню, взял его за узду и ласково потрепал по крутой шее.

– Добрый конь! Недавно отбили у маратхов. Нравится?

Хасан не знал, что и ответить. Неужто красавец конь будет его? Смеется Садык! Джукдар, как видно, понял горячие его надежды и опасения.

– Держи поводья, Хасан, – сказал он. – Конь – твой. Гляди – не опои его, не загони, не скорми ему ядовитой травы. Сам не поешь, а его накорми. И не будет тебе лучшего друга. Вынесет тебя конь из сечи, спасет от погони, сам найдет верную дорогу. Понял?

– Понял, – тихо сказал Хасан.

– Ступай, напои его. Потом задашь корму...

– А как его зовут?

– Не знаю. Сам и назовешь. Конь этот – подарок. Много лет назад твой дядя был лихим наездником и однажды спас Хамида Сахиба от смерти. Перед тем как уехать в Бангалур, просил меня Хамид передать вам коня. Ну, ступай...

Хасан взял гнедого под уздцы и повел к Кавери. Конь подталкивал его мордой, дышал в спину и заглядывал в лицо хитрым карим глазом.

«Хуршед![154]154
  Хуршед – солнце.


[Закрыть] Назову его Хуршедом», – решил Хасан.

Конь пил долго. Часто подымая голову и роняя с губ светлые капли, прял ушами и посматривал, как садится за холмами и лесами солнце. Передав Хуршеда конюхам, Хасан присел на седло. Ему не хотелось идти к костру, возле которого громко разговаривали и смеялись совары. Кончилось его детство!

Разговоры у костра вдруг утихли. Было слышно, как бхат подбивает молоточком колодки своего дхоляка. Кашлянув, он ударил пальцами по дхоляку и надтреснутым голосом запел песню во славу Майсура.

Снова в поход

Алый паланкин махарани Лакшми Аннаманни с утра находился у храма святого Ранги. А сама махарани сидела в алтаре перед идолом вместе с купцом Шетти, который прибыл недавно из Мадраса. Выходы и входы в храм бдительно сторожили брахманы. У одной из колонн черной пантерой полулежал джетти Мурти, готовый преградить дорогу всякому, кто осмелился бы нарушить уединение собеседников.

– Губернатор Мадраса шлет тебе слова ободрения, махарани, – медленно говорил купец. – Типу для ангрезов – что кость в глотке. Видела бы ты, сколько приходит в гавань Мадраса кораблей, набитых солдатами и оружием. Большая гроза собирается над головой твоего ненавистника. А маратхи и низам пойдут за ангрезами. Они окончательно уверовали в то, что страшней Типу у них нет врага. Типу не устоять против этой тройной силы.

Махарани тяжело вздохнула. Подождав, Шетти продолжал:

– Твой прадхан Тирумаларао с успехом срывает в Мадрасе все попытки вакилей Типу установить прочный мир с Компанией...

– Пусть богиня Кали спустится на землю в своих ужаснейших формах! – глухо промолвила махарани. – Пусть повсюду будут биться демоны, и скрестится оружие в каждом городе, на каждой улице. Пусть Вишну сокрушит мусульман и, словно стадо паршивых овец, погонит их на бойню...

В голосе махарани слышалась такая ненависть, что купца бросило в дрожь.

– Зачем такие страшные слова, махарани! Накличешь мор на народ Майсура. Кем тогда будешь править после победы?

– Народ! – с горечью повторила махарани. – Слышишь, даже сюда доносятся крики черни, славящей богопротивного мусульманина. Можно ли простить такое народу?

Шетти решил промолчать. Народ Шрирангапаттинама празднует сейчас победу Типу над маратхами и низамом, а Аннаманни исходит ненавистью, что не Водеяры вершат судьбу Майсура. Ненависть может довести человека до богохульства.

– Губернатор Мадраса познакомил меня с полковником Ридом, – продолжал купец. – Рид говорил, что царствовать Типу осталось совсем немного. Однако Водеярам тоже нужно делать что-то для его скорейшего свержения. Он советует продолжать натравливать друг на друга мусульман и хинду. Армия Типу тогда ослабнет к приходу войск Компании...

После беседы с Шетти махарани отправилась домой. Носильщики несли ее паланкин кружным путем: ей не хотелось попадать в самую толкучку на главных улицах. При виде паланкина встречные хинду падали на землю, но мусульманские сипаи и совары лишь провожали его любопытствующими взглядами. «Забыли, что приглашены на службу Водеярам, – с желчью думала махарани. – Хозяевами себя чувствуют».

Сквозь раздвинутые створки паланкина махарани хорошо видела толпу горожан, в середине которой давал представление высокий и тощий мусхара[155]155
  Мусхара – шут, скоморох.


[Закрыть]. Мусхара был на ходулях, и издали казалось, что он ходит по головам толпы. На нем были дырявые красная куртка и белые панталоны солдата Компании. На груди – белые ремни, за плечом – деревянный мушкет. Мусхара то и дело стаскивал с головы кивер, тряс им в воздухе, кланялся и нес какую-то чепуху – набор исковерканных и никому непонятных английских слов. Вот он с ужимками вытащил из-за пазухи жестяную коробку, зарядил нос воображаемым табаком и оглушительно чихнул. Толпа разразилась хохотом.

– Эй, ангрез! Что на головы чихаешь?

– Гляди, а то наш Типу даст тебе понюхать табачку!

А мусхара уже совал в рот толстую сигару. Вытащив из-под полы бутылку, задрал ее над головой, делая вид, что пьет прямо из горлышка. А потом начал изображать пьяного – закачался так, что, не поддержи его люди, грохнулся бы на землю.

Махарани глядела на толпу с тяжелыми мыслями. «Наш Типу!» Для них Типу – вождь, а ангрезы – враги. Она же хочет свалить Типу с помощью Компании. Но верная ли это ставка? Ангрезы тоже себе на уме. Тайные агенты Компании подкупают вельмож и полководцев Типу и сулят им за услуги богатые джагиры. Падет Типу, и, глядишь, ничего не останется Водеярам. Что ангрезам до ослабевших Водеяров? Мысль эта испугала махарани. Надо срочно что-то делать. Нужно слать курьера в Мадрас...

На крепостной стене вдруг ударила пушка. Показалиеь харкары с барабанами.

– Эй, люди! – кричали они – Славный Типу Султан приглашает всех вас к своему дворцу! Эй, люди!..

Слова харкар подействовали на толпу так, будто где-то поблизости разгорелся пожар. Кинулись к главной площади мальчишки, горожане и сипаи. За ними, подхватив полы халатов, чтобы не потерять пистолеты и кинжалы, припустились совары – только засверкали пятки зеленых чувяков с загнутыми носками.

До махарани никому не было дела, и она благополучно добралась до дворца Водеяров.

А площадь была уже до отказа набита народом. Зрители, не сумевшие пробиться к арене, лезли на крыши соседних домов.

– Джетти идут! Джетти! – неслось со всех сторон.

Из-за широкого бамбукового щита у края площади двумя колоннами вышли в затылок друг другу джетти – голые по пояс мускулистые молодцы в оранжевых набедренных повязках. Головы у них были досиня выбриты, а тела лоснились от кокосового масла. На груди у каждого – гирлянда цветов. Не глядя по сторонам, джетти прошли за своими устадами к арене и сели перед нею в тесные кружки.

Над площадью стоял многоголосый гул. Звонкими голосами славили своих любимцев мальчишки. Да и не только мальчишки. В городе любили и уважали «своих» джетти. После боев джетти на улицах и площадях нередко вспыхивали кулачные бои, да такие, что разгонять дерущихся являлся сам Асуд Хан. И не раз случалось, что вошедшие в раж зрители основательно поколачивали киладара и его сипаев. Так было заведено исстари.

На веранде Саршам Махала появились чобдары с белыми жезлами в руках. За ними – пышно разодетые вазиры и полководцы – герои последней войны, франки в красивых мундирах и вакили соседних государств. Их приветствовали громкими криками, которые перешли в бурю, когда показался сам Типу. Он опустился в кресло на трибуне, затянутой красными коврами.

Старинные боевые игры начались с того, что из-за щитов вывели дюжину крепких баранов. Круторогих бойцов чем-то напоили перед сражением. Брызгая пеной от ярости, бараны с треском сшибались рогами на середине арены. Остолбенев на миг, они снова атаковали друг друга. А кругом кипели великие страсти. Заключались крупные пари, иной раз на несколько рупий, – какой баран сильнее? Но все это было только начало...

Рабочий слон выволок на арену деревянную клетку, ко дну которой, пружиня мускулы, приник тигр. Охотники поймали его в лесах Курга. С другой стороны десятка два кули вывели на веревках дикого буйвола. Обоих животных одновременно выпустили на арену, и тысячи зрителей затаили дыхание, ожидая смертельной схватки.

Буйвол, свирепый и неукротимый, круто изогнул шею и с непостижимой стремительностью кинулся на тигра. Хищник перепрыгнул через него и метнулся к сетке. От сетки, давя друг друга, с воплями кинулись в разные стороны перепуганные зрители...

Однако пики сипаев заставили тигра повернуть обратно. Буйвол со свирепым мычанием уже несся в новую атаку, и тигр принял бой. Оскалив розовую пасть, он снова прыгнул и повис на загривке у противника. Клыки его рванули толстую шею, когти провели широкие кровавые борозды по черным бокам. Но в следующий же миг он с разорванным животом подлетел в воздух и грохнулся под копыта обезумевшего от боли буйвола. Рев животных, потоки крови смутили зрителей. Примолкнув, все глядели на то, как возле растоптанного тигра с хрипом повалился рогатый победитель. Издыхая, тигр успел перервать ему глотку...

Вновь явились кули. Мертвых животных уволокли за бамбуковый щит. Мигом засыпаны были кровавые пятна на арене. Пришла очередь джетти показывать свое искусство.

А гладиаторы уже готовились к бою. Они прыгали и размахивали руками, разминая мускулы. На пальцах правой руки у них сверкали вудгамутти – тупые стальные шипы на кожаных ремнях. С силой сжимая пальцы, джетти проверяли, ладно ли сидит на кулаке грозное оружие. Потом они собрались группами вокруг своих устадов, и те начали шепотом давать последние советы своим питомцам. Испытание предстояло нешуточное – джетти должны были защитить честь своих таалимов[156]156
  Таалим – борцовская школа.


[Закрыть] и махалла.

Заревели трубы. Джетти выстроились в две колонны – таалим против таалима – и вышли на арену. Сначала они распростерлись на песке перед Типу, потом, поднявшись, вернулись на свои места, оставив на арене двоих бойцов.

Взмахом руки Типу дал разрешение начинать бой. Джетти разом кинули друг другу в лицо цветы. Пригнувшись, уперлись левыми руками в колена. Правые кулаки с вудгамутти были вытянуты далеко вперед. Зорко наблюдая друг за другом, джетти закружились по арене. Любимая забава майсурцев началась.

Толпа вдруг загудела. Один из джетти сделал резкий выпад и с силой ударил своим вудгамутти в грудь противника. В ту же секунду сам он был пойман за руку и брошен на песок. Молниеносно выполненный прием вызвал одобрительные возгласы зрителей. Джетти снова закружили по арене. Они то сшибали друг друга с ног, то сплетались в схватке. Тела у обоих все гуще покрывались синяками.

Противники оказались равными по силе. Получив из рук Типу богатые подарки, измученные и запыхавшиеся, но довольные джетти ушли с арены. После них сходились все более мощные противники, пока не пришла очередь схватки, которую все ожидали с особым нетерпением.

Чобдары вывели из-за бамбукового щита знаменитого Венкатрамана из города Танджавура. Видно было, что этот гигант обладает чудовищной силой. Его мускулы так и перекатывались буграми. Он подошел к трибуне, где сидел Типу, и упал на песок, словно поваленный ураганом могучий баньян.

– Встань, Венкатраман! – сказал Типу. – Мой джетти вызывает тебя на поединок с ножами. Принимаешь ли ты его вызов?

Венкатраман медленно разгладил усы на темном полном лице. Голосом, в котором странно перемешивалась мощь и смирение, ответил:

– Я не боюсь твоего джетти, хазрат, и принимаю его вызов. Но позволь обратиться к тебе с просьбой.

– Говори, – разрешил Типу.

– Если я паду в этом поединке, то не оставь сиротами мою жену и детей.

– Хорошо, Венкатраман.

И тогда чобдары вывели джетти Типу. Это был негр с Мадагаскара со свирепой пугающей внешностью – почти такой же великан, как танджавурец. Казалось, все его тело было скручено из стальных мышц. Мадагаскарец хищно скалил большие желтые зубы и жестами показывал, как он располосует на части противника. До сих пор никто не решился выступить против него в столице, кроме Венкатрамана...

Подошли чобдары и вложили в руки противников крисы – длинные малайские ножи. Один удар такого ножа сулил неминуемую смерть. Тысячи зрителей затаив дыхание ждали поединка, какого еще никогда не бывало в столице.

Венкатраман и негр бросили друг другу в лицо цветы и медленно закружили по арене, прицеливаясь для решительного удара и мастерски отбивая выпады противника. Джетти Типу, не такой массивный, как Венкатраман, и более подвижный, был, как видно, уверен в своей победе.

Вот негр сделал прыжок и, взмахнув крисом, направил его в грудь Венкатрамана. Однако тот хладнокровно парировал страшный удар. На левой руке у танджавурца начало расплываться кровавое пятно. Снова и снова пытались бойцы нанести решительный удар, но всякий раз непостижимым образом расходились живыми и невредимыми. Ни в одном из противников не видно было ни признака страха, ни желания прекратить ужасный поединок...

И вдруг Типу махнул рукой, останавливая бойцов. Над толпой, притихшей в ожидании неминуемой гибели одного из противников, пронесся громкий вздох не то облегчения, не то сожаления.

– Приблизьтесь, – сказал Типу. И оба великана тотчас же пали ниц перед трибуной. – Ваши сердца не знают страха. Вот вам подарки. Будьте впредь друзьями и никогда больше не выходите на поединок друг против друга!

Венкатраман и мадагаскарец бросили крисы. С поклонами приняв из рук Типу богатые подарки – шали для жен и алые тюрбаны, они обнялись и ушли с арены, сопровождаемые восторженным гулом зрителей.

Бои шли до вечера. Копьеносцы мерились силой с тиграми и медведями. С невиданной яростью дрались верблюды. Сплетая свои несуразные тела, они норовили схватить друг друга зубами за голени. Потом на арене снова сшибались бараны...

Типу ушел с трибуны сразу же после боя Венкатрамана и мадагаскарца. В тесном дарбаре Саршам Махала повелитель Майсура сообщил приближенным и полководцам, что махараджа Курга ускользнул из крепости, где его держали заложником. Кург опять восстал против Майсура. А следом за ним, подстрекаемые агентами Компании, поднялись многие раджи и махараджи Малабара. Пора собираться в новый поход..

* * *

Через несколько дней после боевых игр выступали на запад пехотные кушуны. Жители столицы опять облепили стены города. У многих отправлялись в далекий и опасный поход сыновья, мужья и братья. Кто знает, скольким из них суждено будет погибнуть в лесных трущобах мятежного Курга!

А усачи-сипаи – в тигровых куртках и алых тюрбанах, с неизменными камбаль[157]157
  Камбаль – шерстяное одеяло; сипаи носили его в виде скатки.


[Закрыть] за плечами – шагали бодро, с утренней песней во славу солнцу.

За пехотой двинулись совары. Перейдя вброд мелкую в эту пору Кавери, совары Садыка вынеслись на другой берег. Среди них был и Хасан. Отыскав глазами на стене сгорбленную фигуру в большом пестром тюрбане, юный совар привстал в стременах и помахал рукой. Прощай, дядя! Спасибо тебе за доброе сердце, за заботу и приют!

Джукдар Садык, отстав от головы колонны, поравнялся с Хасаном. На лице у него играла веселая мечтательная улыбка.