Текст книги "Лев Майсура"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Де Бюсси, полузакрыв глаза, сидел в кресле и переваривал эту ошеломительную новость. Легко ли так сразу примириться с мыслью, что остаешься у разбитого корыта! Наконец, маркиз повернулся к комиссарам:

– Что ж! Раз в Европе подписан мир, ничего не остается, как заключить мир и в Индии. Имеете вы соответствующие полномочия, джентльмены?

Комиссары ответили утвердительно.

– В таком случае завтра же начнем вырабатывать условия.

– К вашим услугам, маркиз! – расшаркались комиссары.

Когда англичане ушли, маркиз со вздохом посмотрел на понурых офицеров.

– Вот и кончилась война, господа. Как некстати! Нелегко будет поддержать престиж Франции. Лорд Макартней, не колеблясь, скрыл бы от нас эту новость, будь это в его интересах.

Офицеры молчали. В душе каждого из них боролись противоречивые чувства. Они целыми и невредимыми вышли из войны, которая бушевала целых четыре года. Это, несомненно, была удача. Но они отлично понимали, что Франция теряет позиции в этой богатейшей стране Востока. Напрасны были громадные жертвы!

Английские и французские офицеры теперь часто встречались у берега моря. Сидя за одним столом, они пили вино и вспоминали недавние сражения. На рейде Куддалура мирно дремали рядом французские и английские корабли.

А комиссары и де Бюсси вырабатывали условия мира. Из вершителя судеб Декана маркиз постепенно превращался в пассивного свидетеля дальнейших событий в этой стране. Реальными силами здесь были теперь Компания и Майсур. Перспективы для Франции были мрачнее неба на западе, откуда уже надвигался муссон.

– Мы не можем вернуть вам ваши земли на Декане, сэр! – упрямо твердили Сэдлиер и Стаутон. – Войска Типу удерживают владения Компании в Карнатике.

– Но какое отношение имеет Типу к миру между Францией и Англией! – пытался возражать де Бюсси.

– Прямое! Согласно условиям Версальского договора, обе стороны обязаны проводить политику умиротворения союзников...

– Я и так уже сделал все, что мог! Коссиньи приказано прекратить военные действия против Компании. Самому Типу я послал письмо с советом заключить с вами мир. А прислушается ли он к моему совету – не знаю...

Комиссары пожимали плечами.

– Чем скорее Типу заключит мир с Компанией, тем скорее получит Франция свои владения...

Уныние все больше овладевало маркизом. Ничего не оставалось делать, как только ожидать, словно милости, передачи ему небольших французских прибрежных владений на Декане да гнать вестников к Типу с уговорами окончить войну. Маркиз обвинял во всех своих бедах Типу. Но кара разгневанных пайщиков Французской Ост-Индской компании и двора неизбежно должна была обрушиться на его пудреную голову.

Тучи над Шрирангапаттинамом

В середине июня пришел, наконец, муссон. Непроглядно густые тучи разом надвинулись на истомленный жаждой Декан. Среди бела дня наступила тревожная темень. Все примолкло в ожидании. И вдруг под сильным порывом ветра заметались растрепанные вершины кокосовых пальм, глухо зашумели манговые сады. Грянул оглушительный раскат грома, и свирепый ливень начал с ожесточением хлестать иссушенную землю...

Тяжелые ливни обрушились и на Шрирангапаттинам. По улицам и переулкам столицы побежали темные потоки. Низко стлался едкий дым от очагов.

В городе развелось множество опасных ползучих тварей...

По одной из улиц Шрирангапаттинама шлепал босиком котваль[126]126
  Котваль – начальник городской полиции.


[Закрыть] Ранга Аянгар (он же занимал и пост начальника государственной почты). Шедший позади слуга нес над ним большой зонт, тем не менее тюрбан котваля намок и обвис, одежда была в грязи. Ранга Аянгар был зол, как шайтан.

– Дети совы! – ругал он носильщиков, которые с виноватым видом брели следом за ним с пустым паланкином. – Чтоб в следующем рождении всем вам явиться на свет длинноухими ослами!

Минуту назад носильщики, не удержав паланкина, свалили Рангу Аянгара прямо в большую лужу – на радость плясавшим под дождем ребятишкам. Экий позор! И потом – не дурное ли это предзнаменование?

Не переставая ругаться, Ранга Аянгар свернул в проулок и замедлил шаг перед добротным домом.

– Ждите меня! – приказал он носильщикам. Те сейчас же побежали прятаться от дождя под навесом.

Рангу Аянгара встретил в дверях сам хозяин. Сложив ладони на груди, он низко поклонился и отступил в сторону. Котваль внимательно оглядел десяток чхаппалов[127]127
  Чхаппал – сандалии.


[Закрыть] и чувяков у порога и велел мальчишке, который нес его обувь, поставить ее здесь же, рядом.

– Все в сборе?

– Все, махарадж! – поклонился хозяин. – Нарсинга Рао и Субхараджа Урс явились самыми первыми. Ждут вас...

– Ладно. Поставь у порога слугу. Появится кто лишний – скажешь мне.

– Слушаюсь! – покорно ответил хозяин.

Ранга Аянгар вошел в полутемную комнату. Окна были закрыты ставнями и почти не пропускали света. Посредине комнаты на полу горел светильник, вокруг него сидели на коврах несколько человек. Судя по свиткам со стихами и тарелкам, полным сладостей, здесь собрались любители поэзии, чтобы скоротать дождливый день. Никто не проронил ни слова, пока котваль не сел рядом с ними и не взял с серебряного блюдца листок бетеля с известковой начинкой, сколотый палочкой гвоздики.

Вокруг светильника сидели важные персоны. Хмурил густые сросшиеся на переносице брови и играл желваками городской голова и казначей Нарсинга Рао. Рядом с ним сидел Субхараджа Урс, потомок всесильного когда-то в Майсуре узурпатора Девраджа. Далее – несколько субедаров[128]128
  Субедар – капитан.


[Закрыть] столичного гарнизона и командир джетти, которые несли охрану дворца Хайдара Али и казны.

Нарсинга Рао продолжил речь, прерванную при появлении Ранги Аянгара. Она не имела никакого отношения к поэзии:

– Недовольны не мы одни, а все те, кто лишился джагиров, воли и власти над своими крестьянами. И сейчас, после смерти наваба, пришла пора восстановить справедливость.

Нарсинга Рао обвел взглядом участников собрания. Все напряженно слушали его слова:

– На юге полковник Фуллартон с армией ждет нашего сигнала. Лазутчики приведут его к столице кратчайшей дорогой, и он опередит Типу на несколько дней. Пешва[129]129
  Пешва – формальный глава конфедерации маратхских князей; исторически – главный министр махараджей Махараштры.


[Закрыть] маратхов уже отдал приказ о сборе своих конных армий. На помощь нам придет махараджа Курга...

– Все это хорошо. Но не воспользуется ли нашим успехом Тирумаларао? – с опаской спросил Субхараджа Урс. – Махарани заключила через него договор с губернатором Мадраса. В случае разгрома Типу он станет первым человеком в государстве...

Нарсинга Рао пренебрежительно махнул рукой:

– Не беспокойся, Субхараджа-сааб[130]130
  Сааб, сахиб – господин.


[Закрыть]. Мало ли договоров было заключено между Водеярами и ангрезами. Мы свергнем Типу, и мы же будем править Майсуром! А старый шакал Тирумаларао как был, так и останется игрушечным прадханом при Водеярах!

– Эти Водеяры – словно кость в глотке...

– Что делать, Субхараджа! Водеяров трогать нельзя. Править Майсуром от своего имени не решался ни твой дед Деврадж, ни даже Хайдар Али. Устрани мы их, и всякий начнет указывать на нас пальцем – узурпаторы!

– Да, это так. Но не было бы от них подвоха. Махарани знает о нашем заговоре. Она понимает, что в случае нашего успеха Водеярам не видать власти как своих ушей...

Нарсинга Рао начал сердиться:

– Водеяры не идут в счет, Субхараджа! Они измельчали и смирились со своим положением. Хватит с них ежегодных ста тысяч. Пускай себе курят бханг и развлекаются с наложницами, на большее они неспособны...

– Ты прав, – согласился Субхараджа Урс. – Главное – нанести первый удар.

– Вот это другое дело! – поощрительно сказал Нарсинга Рао, признанный глава заговора. – Двадцать четвертое июля станет днем нашего торжества! Вечером я отдам гарнизону приказ получать жалованье. Пока сипаи будут считать деньги, субедары займут казармы и захватят оружие. Фаудждар Саэд Мухаммад и киладар Асуд Хан будут схвачены и тут же казнены. Взрыв порохового склада будет сигналом к началу массовых действий...

По лицу заговорщиков не было видно, что все они исполнены решимости. Захват власти в столице – нешуточное дело. Иные проклинали себя за то, что имели глупость ввязаться в эту историю...

– Отступать поздно, братья! – напомнил колеблющимся Нарсинга Рао. – Один лишь успех поможет нам избежать петли...

Доложили о своей готовности субедары, от распорядительности и мужества которых зависел успех заговора. С несколькими сотнями преданных людей они должны были захватить казну, военные и продовольственные склады.

– За своих джетти я ручаюсь! – глухо пророкотал массивный плечистый человек с обритой крупной головой. – Именем махараджи я прикажу им занять казну. За мной пойдут чапраси[131]131
  Чапраси – слуга.


[Закрыть] и саперы, которые таскают в казне мешки с деньгами. Покончено будет с семьей Хайдара Али...

В разговоре не принимал участия один только Ранга Аянгар. Нарсинга Рао спросил:

– А как у тебя, Ранга-джи?

Тот сплюнул бетель[132]132
  Бетель – жевательная смесь из листьев бетелевого кустарника и специй.


[Закрыть] в медный угальдан[133]133
  Угальдан – плевательница.


[Закрыть]:

– Виделся с Мэттьюзом.

– Ну и что?

– Он принял меня за шпиона. Не хотел ничему верить. Пришлось показать ему списки участников заговора, наши подписи. Для надежности я сказал, что ты, Субхараджа, – член рода Водеяров. В конце концов генерал согласился поддержать нас вместе со своими офицерами: их в одной главной тюрьме – человек двести. А всего ангрезов в Шрирангапаттинаме свыше тысячи. Драться они будут отчаянно.

– Старшие офицеры уведомлены?

– Да, конечно. Я был сегодня в главной тюрьме. Офицеры ждут сигнала. Но сегодня я получил письмо от моего брата Шамайи, который. сейчас в Мангалуре с Типу. Шамайя пишет, что нужно быть осторожными. В заговор вовлечено слишком много людей...

– Эх, прикончить бы самого Типу! Это бы все упростило! – вырвалось у Субхараджи Урса.

Субедары заговорили почти одновременно:

– Об этом нечего и мечтать, Субхараджа!

– Разве пробиться через стражу?

– Телохранители преданы Типу, как собаки...

Ранга Аянгар поднял руку, заставив всех замолчать.

– Мой брат Шамайя найдет верных людей. Может, и удастся покончить с этим делом...

Когда обо всем было окончательно договорено, Нарсинга Рао заключил:

– Итак, завтра вечером мы встречаемся здесь в последний раз. А послезавтра – нас ждет победа! Клянемся же еще раз, что сохраним нашу тайну и будем верны друг другу!

– Клянемся!..

– А теперь по домам...

Заговорщики начали подниматься с ковров. Отыскав в коридоре свои чхаппалы и чувяки, они по одному выходили на улицу.

Бояться им было нечего. Ранга Аянгар позаботился о том, чтобы его джамадары – околоточные не заглядывали в этот район города...

Один из субедаров – мусульманин со шрамом на щеке – по пути домой несколько раз останавливался под дождем. Если бы заговорщики могли подслушать, о чем думал сейчас субедар, они бы его непременно прикончили: «Стало быть, Ибрагим Хан, – рассуждал субедар, – подставляй своих сипаев под кинжалы джетти и людей Ранги Аянгара и Нарсинги Рао! Типу Султану – кинжал в спину. Водеярам, Нарсинге Рао и ублюдку Субхарадже Урсу – власть и деньги. А мне что?»

Субедар опять остановился посредине улицы. Вот задача – что делать? Мимо него с гиканьем пронеслась по лужам ребячья орава.

Впереди бежал мальчишка-мусульманин. Отчаявшись убежать от преследователей, он встал спиной в простенке между домами и показал кулак. Подойди, попробуй!

– Все равно Венкатраман сильней!

Преследователи пока не решались приблизиться к мальчишке.

– Нет, наш Лингаппа сильней!

– Венкатраман!

– Лингаппа!

Субедар с любопытством смотрел на детей. Знакомая картина – мальчишки из разных махалла поссорились из-за своих любимцев джетти. Но не племянник ли это бхата так отчаянно сдерживает натиск наступающих драчунов? Мальчишки сбились в тесную кучу. Почитатели Лингаппы тащили из простенка свою жертву.

– Вот я сейчас вас в мешок! – прикрикнул на них субедар.

При этом грозном возгласе драчуны кинулись в разные стороны. Субедар успел-таки ухватить за подол рубахи помятого сторонника Венкатрамана. Тот изо всех сил вырывался.

– Да постой же, – принялся унимать его субедар. – Ну-ка, погляди на меня...

Это был в самом деле Хасан, племянник бхата. И угораздило же его забрести в чужую махалла, где почитают джетти Лингаппу! Плохо пришлось бы ему, если бы не субедар.

– Веди меня к бхату! – приказал он мальчугану. – Дело к нему есть.

Пока Хасан и субедар шли к махалла, где жил бхат, их раза два окатывал ливень. Небольшая махалла была залита водой. Глиняные хижины дымились от испарений. Отовсюду несло сырой глиной и прелой соломой. Жались к стенам козы и собаки. Неплохо чувствовали себя только буйволы.

А в хижине, к которой Хасан привел субедара, по всей видимости, стряслось несчастье.

– Ой, беда, беда! – причитала женщина. – Что делать! Зерно намокло. От очага одни головешки остались. Полстены смыло, а поправить некому. Не мужчина ты, а собачий хвост!

– Не ругайся, сестра! – урезонивал хозяйку бхат. – Скупой собирает по ложкам, а Аллах разливает беду бочками. Поправим и стену и очаг! Разве нам впервые? Ну, чем я виноват? Натворил усатый, а отвечал бородатый – так, что ли?

– Язык у тебя что помело, а дела не дождешься!

Субедар вошел в хижину. Его встретил со смущенной улыбкой перемазанный в глине бхат.

– А, Ибрагим Хан! Милости просим. Извини, беда тут у нас. Крыша протекла. На нас не угодишь. Нет дождя – молимся, чтобы дождь пошел. А пошел – молимся, чтобы не было дождя. Аллах, наверно, не знает, какую молитву слушать. А тут еще змеи и скорпионы! Ай, беда! В махалла пять домов рухнуло, хозяев задавило насмерть...

Бхат остановился и поглядел на гостя.

– По делу к тебе, бхат-сахиб...

– Натворил что-нибудь? – кивнул бхат на Хасана.

– Может, кто и натворил, только не твой племянник. Выдь-ка на улицу! – субедар подтолкнул Хасана. – Помогал я запаливать пожар, бхат, а теперь вот прибежал за советом. Расскажу все как на духу. Дело идет о моей чести. А пиру Ладхе я больше не верю...

Субедар понизил голос до шепота и долго рассказывал о чем-то бхату. Потом стал ждать – что скажет бхат. Старик думал долго.

– Верно ты говоришь, Ибрагим Хан! Плохо лишиться чести. Слыхал поговорку? Честь, потерянную за орех, не вернешь и ценой слона. Рискованное дело ступать на тропу, заваленную ядовитыми шипами.

– Вот-вот, бхат-сахиб...

– Беда, если рухнет крыша – придавит целую семью. Но еще горше, если рухнет государство и погибнут тысячи невинных людей. Что ж велит тебе делать совесть?

Теперь надолго задумался субедар. Однако мало-помалу на лице у него появилось выражение решимости. Он поднялся:

– Не думай, бхат, что у меня не хватит духа загладить свою вину! Время еще есть. До свидания!

Страницы из дневника

..июня 1783 года.

Томми О’Брайен, я и еще около тридцати солдат сидим в тюрьме, возле дворца махараджей Майсура.

В первую ночь я долго лежал в углу на соломе и никак не мог заснуть. Вспоминались кровавые схватки у стен Беднура и страшная дорога до Серингапатама. В Индии я меньше года, но сколько довелось мне увидеть крови и страданий!

На воздух нас выпускают не часто. В день дают два фунта риса и несколько пайс. Безделье в жаркой тюрьме – мучительная штука. От нечего делать многие солдаты учат местные языки – персидский, дакхни или каннада. К моему удивлению, я стал немного понимать хиндустани. Пригодится! Кто послабее духом, курит наджум – наркотик из бангового дерева. От наджума мутится сознание и слабеет боль. Местные лекари используют его при операциях.

Ночами нас одолевают бандикуты – сумчатые крысы величиной с молочного поросенка.

Целыми днями торчу у окошка. Отсюда хорошо видна главная площадь столицы, окрестные строения и дворец Саршам Махал. В Саршам Махале живут престарелая мать Типу Султана, его жены и дети. Дворец построен просто. У него плоская крыша с башенками по краям и широкая веранда. По сторонам – ряды открытых навесов, под которыми с утра до вечера работают военные и гражданские чиновники. Один здешний старожил рассказывал, что Хайдар Али строго следил за тем, чтобы все они работали с усердием. И горе тому, кто ленился или допускал промахи – наваб велел бить их кнутом. На площади то и дело вопили на весь город алчные домовладельцы, сборщики налогов, нерадивые чиновники и даже его приближенные и члены семьи. Выпоров жулика-откупщика, Хайдар Али отправлял его на прежнюю службу. Видимо, он был убежден в том, что у откупщика вообще нет ни чести, ни совести, но жестокая порка хоть на время удержит его от нового проступка.

Но Хайдара Али нет в живых. А наследник его воюет на Малабаре и ни разу не был в Серингапатаме после смерти отца.

На площади с утра до вечера идут учения джаванов под началом французских унтер-офицеров. А однажды я видел большой отряд наемников – европейских солдат. Кого там только не было – французы, португальцы, голландцы, датчане, швейцарцы, топассы. Командовал ими капитан-немец. Говорят, Типу старается перенимать европейский военный опыт, но наемникам не очень-то доверяет. Даже Лалли, его военный советник, и тот никогда не имеет под своей командой больше двух тысяч человек.

На балконе Саршам Махала всегда людно. Здесь творит суд и дело военный губернатор, по-здешнему – фаудждар. Зовут его Саэд Мухаммад. Говорят – он доблестный воин. При нем порядки стали гораздо строже. Все попытки к бегству кончаются провалом, а пойманных беглецов подвергают суровым наказаниям.

Нас часто навещает толмач Мухаммад Бег. Этот мусульманин бегло говорит по-английски. Он изо всех сил старается завербовать нас в майсурскую армию, сулит большие деньги. Кое-кто из солдат дал согласие.

Вчера меня снова вызвал к себе Саэд Мухаммад. Ему понадобилось прочитать какой-то документ на английском языке. Губернатор остался очень доволен переводом.

– Послушай, джаван, – сказал он мне. – Зачем тебе томиться в тюрьме? Война может идти еще долгие годы. Поступай в армию Майсура. Иноземным солдатам платят у нас хорошо.

Я ответил, что присягал Компании и королю. Губернатор покачал головой.

– Смотри не прогадай, – сказал он. – Так ли уж сладка жизнь в стране, откуда ты приехал? Говорят, там всегда холодно и сыро. Майсур мог бы стать тебе новой родиной. Ты бы завел семью. Нам нужны военные люди, которые знают свое дело. Наш повелитель Типу суров к нечестным и малодушным, но он щедр к умелым и отважным и не скупится на награды. Соглашайся!

По правде сказать, я задумался. В тюрьме можно сойти с ума от безделья. Но это была минутная слабость. Не могу бросить больного Томми. Болезнь у него какая-то странная. После захода солнца он вдруг становится слепым, словно новорожденный щенок. Доктор, мсье Фортюно, говорит, что единственное лекарство от этой болезни – хорошая пища, солнце и свежий воздух. Я многим обязан Томми.

Закончив со мною разговор, губернатор снова приступил к делам. Седая старуха начала жаловаться, что ей не выдают пенсии за мужа, который погиб на войне. Дело ее губернатор решил тут же. Суд в Майсуре быстрый и справедливый и платить за его услуги не нужно...

...июня 1783 г.

Сегодня меня отпустили в город, и какая неожиданная встреча! Я шел по площади и вдруг увидел с полдюжины солдат-англичан, которые вовсю работали метлами. Одеты они были в какое-то тряпье. И среди них – Билл Сандерс! Откуда он в столице? Говорили, что он сбежал по дороге из Беднура и что его приятеля – рыжего солдата убили конвоиры.

– Ха! А ты неплохо выглядишь, старина! – приветствовал меня Сандерс. – Что это у тебя в торбе? Не хлеб?

– Лепешки, – сказал я.

– Может, дашь одну?

Я отдал Биллу припасенные на обед лепешки. Он швырнул метлу и набросился на них с таким остервенением, что я понял – ему приходится туго. Билл похудел, кашляет. Говорит, что какой-то негодяй майсурец ударил его в грудь прикладом и отбил ему легкие. Он в самом деле бежал на марше, но ослаб и был схвачен майсурским разъездом. В наказание за побег теперь подметает улицы. Но это еще ничего – иных беглецов отдают в артели бродячих кузнецов помогать в кузнечном деле.

Однако характер у Билла нисколько не изменился.

– Знаешь, где я побывал вчера? – спросил он. – Ночью нас вдруг подняли, завязали глаза и повели куда-то. Я сообразил потом – ко дворцу Типу. Сгружали с арб мешки. Тяжелые, черти. Чувствую – деньги! Потом заставили таскать эти мешки в казну. Ты только представь себе – несколько больших комнат, и все набиты золотом и серебром. С ума можно сойти!

– Плохо, Билл, – сказал я. – Ты видел казну. Тебя могут прикончить.

Сандерс только головой мотнул:

– Долго здесь я не задержусь...

– Опять сбежишь?

– Само собой.

– А как?

Сандерс указал в сторону Водяных ворот.

– Там река течет, Кавери.

Но тут кто-то из метельщиков подал Сандерсу знак. Он засуетился, вытащил из-под полы сверток и сунул мне.

– Попридержи. Выкинешь после мне из окошка, – быстро сказал он.

Явились сипаи и стали обыскивать Сандерса и его друзей. Весь день я ходил по городу, и меня мучил страх. Сверток таил в себе смертельную опасность. В тюрьме я развернул его и увидел несколько грубых изображений человеческих ладоней из чистого серебра и несколько золотых вещиц. Такие поднятые на шесты ладони мне пришлось однажды видеть над толпой мусульман, когда они справляли какой-то праздник. Я закопал сверток в глиняном полу, а через несколько дней с большим облегчением кинул его из окошка Сандерсу.

Билла я больше не видел. Наверно, в самом деле удрал. А Томми становится все хуже. Он боится совсем ослепнуть и не спит по ночам.

..июля 1783 года.

Меня ни на минуту не покидает мысль об отце. Вполне может быть, что он где-то тут, рядом, в Серингапатаме. Старик Смит говорил, что он нанялся к Хайдару Али.

Вчера меня послали с конвойным на бумажную фабрику неподалеку от столицы. Оказывается, Типу – любитель книг. У него большая библиотека, которую он пополняет при любом удобном случае. Но хороших переплетчиков в Серингапатаме нет, и меня просили показать, как у нас в Англии переплетают книги.

Когда все было закончено, я рассказал конвоиру, что давно уже разыскиваю отца в Майсуре, и просил его свести меня к оружейным мастерским. К моему удивлению, он охотно согласился.

И вот мы идем вверх по берегу Кавери. Всюду арсеналы, оружейные мастерские, пороховые и пулелитейные заводы. Звон, крики, черный дым. То и дело подвозят на арбах дрова, корзины с рудой.

На том месте, где Кавери заметно сужается и бурлит между большими каменными глыбами, я увидел большие водяные колеса. От колес шли приводы – прямо в широкие сараи у самой воды. Здесь сверлят пушки.

Но увы! Надеждам моим не суждено было оправдаться. В сараях работало много мастеров – французов и англичан, но отца среди них не оказалось. Один англичанин слышал об оружейнике Батлере, который года два работал в Бангалуре. Но где он сейчас – неизвестно. Может, он уже давно в Англии...

Я долго глядел, как сверла со скрежетом вгрызаются в будущие пушки, как кузнецы выделывают ядра, выхватывая из тиглей ковшеобразными щипцами расплавленное железо. Потом вернулся в тюрьму...

..июля 1783 года.

Как медленно ползет время! Из-за всяких пустяков между солдатами то и дело вспыхивают ссоры. Ссоры нередко переходят в жестокие драки, и тогда появляются часовые – наводить порядок...

Я очень благодарен майору Вильямсу за его совет вести дневник. Не так чувствуется одиночество, да и время легче коротать.

Даже из окна тюрьмы можно видеть очень многое. На площади между дворцами идет жизнь – пестрая и интересная. На днях площадь заполнила толпа. Отовсюду неслись звон цимбал, гром барабанов и рев труб. Мы все прилипли к окну, стараясь понять, в чем дело. Оказалось, жители столицы отмечают праздник в честь Шри Рангасвами[134]134
  Шри Ранга – одно из имен бога Вишну и посвященный ему храм в столице Майсура.


[Закрыть] – покровителя Серингапатама. Среди людских толп проехала громадная телега в деревянных завитушках. На телеге – разукрашенная цветами статуя.

В другой раз праздник шумел целую неделю. По площади снова шли толпы, и среди них слоны в золотых и красных попонах. Ночью город расцветился тысячами лампад и фонариков. А потом состоялся грандиозный фейерверк. Я не видел в своей жизни ничего подобного...

На площади часто бывают военные парады. Наши офицеры, знакомые с армиями других индийских владык, говорят, что нигде не видели такой дисциплины, таких быстрых построений и такой маневренности войск. Еще бы! Типу стремится завести в своей армии европейские порядки. Если ему это удастся, он станет грозным противником Компании. Все офицеры единодушны в том, что необходимо как можно скорее сокрушить мощь владыки Майсура.

Время от времени мне удается выйти из тюрьмы и побродить по городу. Я сказал толмачу Мухаммад Бегу, что приму предложение служить в армии Майсура, но только при условии, что мне не придется воевать против соотечественников. Толмач засмеялся:

– Типу воюет не только против Компании, джаван. У него много врагов. И кроме того, Майсур велик. В нем не счесть городов и крепостей...

С тех пор я стал пользоваться некоторой свободой, а это в моем положении не так уж и мало. Вражды со стороны жителей города не ощущаю. У всех полно своих забот. Война – дело государей. На что она простым людям?

Однажды на базаре я долго наблюдал за каким-то стариком, который под аккомпанемент барабана пел, окруженный толпой. Видимо, это была какая-то народная баллада. Кое-кто из слушающих смахивал с глаз слезу. Старик кончил свою песню и собрал немного денег. Тут он наткнулся на меня, улыбнулся и предложил выпить шербету под соседним навесом.

Разговор у нас получился странный. Узнав, что я англичанин, старик долго расспрашивал, зачем мы явились в Майсур. С грехом пополам я рассказал ему о том, что сиротам и бедноте в Англии некуда деваться, кроме как идти в армию или плыть в чужие моря. Большинство английских солдат и моряков – именно такие люди.

Старик как будто бы все понял.

– Куда же это годится, джаван? – спросил он. – В доме у вас непорядки, а вы норовите поправить свои дела за счет народов, которые живут от вас за тридевять земель. На Декане полно своего горя и своей бедноты!

Невольно вспомнились слова Билла Сандерса, что Ост-Индская компания вершит в Индии грязные дела, от которых воняет до небес.

В армию Майсура я скорее всего поступлю, но лишь для того, чтобы выйти из тюрьмы. Я хочу все видеть и знать сам, и когда-нибудь я приду в дом майора Вильямса, приду не с пустыми руками, если, конечно, останусь жив.

Томми, Томми!.. Он тоже мечтает поскорее выйти из тюрьмы...