Текст книги "Лев Майсура"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Пушки умолкают

Вскоре после памятной охоты сипахдар Зайн уль-Абедин Шастри получил распоряжение повесить Касыма. Широким каре выстроилось войско. Бывшего киладара повели между рядами сипаев. Глашатай, заглядывая в свиток, выкрикивал:

– Воины Майсура! За бесславную сдачу крепости киладар Мир Касым предается смертной казни! – барабанщики отбивали громкую дробь, и глашатай продолжал: – По его вине ни за что погибли тысячи людей, а казна понесла неисчислимый урон. Будь вечно проклят предатель за нарушение клятвы верно служить Майсуру, которую он принес на благородном Коране!

Между конвоирами плелся закованный в цепи Мир Касым. На черном его лице застыл ужас. Из шеренг на него с осуждением глядели тысячи глаз. Ветераны-командиры, с которыми Мир Касым недавно делил славу и невзгоды ратной жизни, отчужденно отворачивались. Сердце предателя грызла злоба – ведь вместе с Мухаммадом Али вынашивали они честолюбивые планы, а умирать позорной смертью суждено ему одному!..

Конвоиры уже подталкивали Касыма к виселице. Но в этот момент раздался трубный клич. Со стороны лагеря к выстроенным войскам быстро приближался слон, над которым реял знакомый всем личный штандарт Мухаммада Али. За слоном едва поспевал небольшой отряд сипаев. Касым вмиг ожил. Мухаммад Али не забыл о нем.

Махаут остановил слона возле Мир Касыма и смущенных конвоиров. Мухаммад Али громко приказал:

– Снять с него цепи!

Из-за слона выскочили почти голые, черные и всклокоченные кузнецы. Резкими ударами молотков они сбили с запястий Касыма кандалы, и они со звоном упали на землю.

– Спасибо, Мухаммад Али, – радостно сказал Касым. – Ты настоящий друг!

– Живо на слона!

Мир Касым в один миг очутился за спиной фаудждара. Старшие командиры, которые присутствовали при этой странной сцене, сгрудились вокруг слона.

– Что ты делаешь, Мухаммад Али? В уме ли ты? Опомнись!..

Фаудждар был лучшим и славнейшим полководцем Майсура. Сипаи его любили и сражались под его командой как львы. И командиры не знали, что делать. Может, Типу уже нет в живых...

Мухаммад Али не стал их слушать. Он поднялся в хоудахе во весь рост и вскинул над головой саблю.

– Справедливость во имя Аллаха! Эй, вы! Все, кто сражались под моей командой, за мной! Пусть будет проклят тот, кто посылает на казнь невинных слуг! За мной! За мной!

Махаут ударил слона пятками, и тот двинулся вниз по дороге к Мангалуру, унося на спине фаудждара и Мир Касыма.

На одном из флангов каре возникло замешательство. Несколько сот сипаев, которые служили под командой Мухаммада Али, кинулись вслед за слоном. «Стой! Стой!» – кричали командиры. Раскинув руки, они пытались удержать беглецов.

Но основная масса войск осталась неподвижна. Ровный частокол пик и штыков не поколебали мятежные призывы фаудждара. Все смотрели на то, как катится вниз к крепости лавина взбунтовавшихся сипаев.

Вдруг наперерез мятежникам вылетел конный отряд. Образовав две колонны, всадники взяли в клещи бунтовщиков. Во главе первой из колонн, пригнувшись в седле, скакал седоусый Гази Хан. Другую колонну возглавлял Саид Ахмед, полный жажды отличиться перед всей армией. Зайн уль-Абедин успел предупредить Типу о мятеже...

Конники заперли дорогу. Мятежный отряд остановился. Гази Хан с трубачом и знаменосцем выехал вперед и стал прямо перед слоном.

– Эта дорога ведет во вражеский стан, Мухаммад Али, – негромко заговорил старый полководец. – Одумайся! Отдай предателя и вернись со своими людьми в лагерь. Помня о твоих прошлых славных делах, Типу простит тебя...

– Прочь, старый стервятник! – бешено выкрикнул Мухаммад Али. – Отойди или я пробью дорогу силой!

– Предупреждаю в последний раз. Отдай предателя! – в голосе старика послышались стальные нотки.

Мухаммад Али прокричал команду. Мятежники выстроились в несколько рядов. А на другой стороне запела труба. Перед плотными рядами всадников проскакал Саид Ахмед. Копья дрогнули и нацелились в гущу мятежников. Предчувствуя схватку, заволновались кони.

Гази Хан не тронулся с места. Конь его стоял как вкопанный.

– Я знаю, ты умеешь драться, Мухаммад Али, – все так же негромко сказал старик. – Но сначала обернись, взгляни назад.

Вместе с Мухаммадом Али обернулись многие его сообщники. С пологого склона скорым шагом спускался отряд чола – личной гвардии Типу. Набранные из сирот и молодых пленников, чола отлично знали ратное дело. В ухе у каждого из них дрожала большая серебряная серьга. «Дети Султана», – звали их в народе. Среди чола ехал всадник на белом коне. «Типу! «Типу! Типу!» – раздались громкие возгласы.

И словно кто метнул камень в воробьиную стаю. Мятежники кинулись врассыпную, стремясь уйти от возмездия. Напрасно призывал их Мухаммад Али сплотиться вокруг его знамени. Возле слона топтались, не зная что делать, каких-нибудь полторы сотни человек.

Строй чола был столь устрашающе плотен, а вид Типу столь суров, что Мухаммад Али и его люди не оказали ни малейшего сопротивления. Чола и всадники Гази Хана взяли мятежников в кольцо. Телохранители раздвинулись, пропуская вперед правителя Майсура.

Типу с холодным гневом смотрел на Мухаммада Али, на скрючившегося позади него предателя.

– Прочь со слона!

Махаут не стал дожидаться нового приказа. Слон послушно согнул задние, а потом передние ноги и тяжело улегся на землю. Телохранители стащили с хоудаха Мир Касыма. Он выл и бился в их крепких руках. Непереносимой была для него мысль о смерти после столь чудесного спасения. Однако никто даже не посмотрел на то, как предателя вздернули на ближайшем сухом дереве и как забилось в судорогах его тело. Взоры всех были прикованы к Типу и Мухаммаду Али.

Телохранители не решились тронуть прославленного полководца. Мухаммад Али стоял возле слона и исподлобья глядел на Типу. Он был теперь в полном одиночестве – сторонников его оттеснили назад. Не выдержав гневного взгляда Типу, он отвел глаза и пустил голову. Типу, казалось, не знал, как поступить с ним.

– Что ж, здравствуй! – сказал он наконец. – Не ожидал я увидеть тебя во главе мятежной орды. Бахадур почитал тебя как родного брата. В его смертный час ты поклялся быть верным Майсуру и моему знамени. Сколько же посулили тебе ангрезы за предательство?

Гримаса не то ярости, не то запоздалого раскаяния исказила грубое, продубленное солнцем, ветрами и дождями лицо Мухаммада Али. Он вскинул было голову, но тут же уронил ее обратно на грудь.

– Хочешь, иди к ангрезам. Они, как видно, ждут тебя.

По знаку Типу, сипаи и всадники мигом расступились.

– Иди! Иначе, клянусь Аллахом, тебя будут судить как предателя!

Мухаммад Али не двинулся с места. Он даже не смотрел в сторону крепости, стены которой облепили английские солдаты. Кемпбелл судя по всему готов был поддержать восставших. У крепостных пушек уже суетилась прислуга. Дымились запальники. Ворота были распахнуты.

Типу подождал еще немного.

– Заковать!

Те же кузнецы, которые недавно сбили цепи с Касыма, мигом заковали Мухаммада Али. Фаудждара втолкнули в закрытый паланкин и унесли в лагерь. И вскоре опустело место, где толпились тысячи вооруженных людей. Только к вечеру из ближних кустов вылезли голодные шакалы, обнюхали чалму Мир Касыма у подножия дерева и жалобно затявкали, глядя на повешенного.

Мятежному полководцу пришлось испить полную чашу позора. На полпути к Шрирангапаттинаму паанкин его нагнала толпа сипаев с кровоточащими ранами вместо носов. Это были его сторонники. Их постигло суровое наказание.

– Ты причина наших бед, Мухаммад Али! – гнусаво кричали несчастные сипаи. – Своими носами мы ответили за глупую преданность тебе. Будь ты проклят со всеми своими потомками до седьмого колена!..

На следующем привале Мухаммад Али покончил с собой. Его нашли лежащим навзничь на ковре, а рядом валялась пустая оправа от кольца. Мухаммад Али вынул драгоценный камень, растер его на камне и проглотил. Все тело гордого полководца было скрючено от страшной боли, но даже в агонии он не издал ни звука.

В небольшом ларце с имуществом Мухаммада Али нашли сорок серебряных монеток, две смены одежды и письма, из которых стало ясно, что их хозяин давно уже плел интриги с ангрезами. Однако судьба предателей всегда одинакова. Их либо настигает рука мстителя, либо убивает совесть...

Генерал Маклеод, который явился в Мангалур с подкреплением, был раздосадован непонятной выходкой Мухаммада Али.

– Тоже полководец! При Хайдаре Али он был простым исполнителем его воли. А пришла пора действовать самостоятельно, так мигом провалил все дело! – горячился генерал. – Что делать? У меня провианту и боеприпасов всего на несколько дней...

У полуживого от непомерных испытаний Кемпбелла все же хватало сил слушать Маклеода и даже давать ему советы.

– Ведите флот и людей на юг Малабара, сэр. Там нетронутые войной районы. Например, земли племени мопла. Биби, их хозяйка, – богатая старуха. Город Каннанур, ее столица, прямо-таки ломится от богатств. Для этого похода есть и предлог. Недавно у ее берегов разбился наш корабль «Сюперб», и весь его экипаж и имущество Биби передала Типу Султану.

– Знаю. Она союзница Типу.

– Данница более сильного соседа, как и везде на Востоке, – вяло махнул рукой Кемпбелл. – Правда, экипаж она интернировала согласно здешним старинным законам. Но до формальностей ли сейчас? Не подыхать же с голода...

– Вы правы, майор, – согласился Маклеод. – Впрочем, почему майор? У меня для вас сюрприз, Кемпбелл. За мужество и отвагу, проявленные при обороне Мангалура, вам присвоено звание полковника.

На пергаментном лице Кемпбелла промелькнула горькая усмешка. Какое это имеет значение для умирающего! Однако он поднялся и поблагодарил генерала.

* * *

Губернатору Макартнею пришлось-таки поторопиться с заключением мира. Типу заявил, что больше ждать комиссаров не может, а это означало возобновление военных действий. Кемпбелл тоже не мог больше ждать. Со всеми воинскими почестями он отбыл в Бомбей, чтобы вскоре умереть там от чахотки. Разрушенный Мангалур перешел в руки Типу.

Маклеод был неискренен в разговоре с Кемпбеллом. Высадка десанта к югу от Мангалура была решенным делом. Негласное распоряжение бомбейского правительства предписывало генералу захватить южные малабарские княжества, чтобы за их счет поправить финансовые дела Компании, расшатанные долгой войной.

Типу вернулся в Шрирангапаттинам. И вскоре он направил своего слона на восток. За купеческим поселком Шахр-Гянджам он свернул направо, к массивной арке с наккар-хане[138]138
  Наккар-хане – крытое помещение, обычно над воротами в крепость или гробницу, где хранятся наккары.


[Закрыть] наверху, и, сойдя по лесенке со слона, аллеей молодых тополей направился к мавзолею под белоснежным куполом. Это был Гумбаз – гробница Хайдара Али.

– Я хочу остаться один, – сказал он приближенным.

На платформе Хайдаровой гробницы приветливо белела небольшая мечеть Масджид-и Ахса С трех сторон вокруг Гумбаза уже выросли караван-сараи для богомольцев, во множестве прибывавших сюда, чтобы поклониться праху Бахадура. Кругом зеленели леса, сверкали изумрудом рисовые поля. Славное место выбрал Хайдар Али для своего последнего пристанища.

Типу вошел в Гумбаз и остановился у надгробия. Оно было убрано черным бархатным покрывалом. У края лежал морчхал – пучок перьев райских птиц. Ярко сиял свисающий с потолка большой стальной шар. Кверху поднимались синие колечки ароматного дыма от палочек агрбатти. Было светло, тихо и торжественно.

– Здравствуй, отец! – Типу склонился перед надгробием. – Я привез добрые вести. Армии твоей сопутствовала победа!

Типу погрузился в раздумье. Что теперь делать? Как сохранить и возвеличить государство, завещанное ему отцом? Душа Бахадура, полная сочувствия, могла оказать ему великую помощь и поддержать в борьбе с ангрезами. Ненависть в глазах комиссаров и офицеров мангалурского гарнизона ясно говорила о том, что слуги Компании не оставят попыток разгромить Майсур. Удастся ли объединить для борьбы с ангрезами все государства Декана? Или это бесплодная мечта?

Тем временем полководцы и вазиры, прибывшие вместе с Типу к Гумбазу, негромко толковали о минувшей войне, дивились красоте гробницы, любовались прелестными кипарисами и изящными минаретами мечети. Иные читали надписи на первых надгробных камнях вокруг Гумбаза. Кому не лестно лежать здесь, под сенью густых деревьев и громкой славы Бахадура, о которой неустанно напоминают в урочные часы гулкие раскаты наккаров!

Савандурга

За зубцами мощной крепостной стены стояли двое сипаев и глядели, как встает солнце. Картина поражала воображение своей величественной красотой. Утренняя заря уже успела разгореться на востоке и воспламенила полнеба. Над горизонтом показался пурпурный диск солнца, прорезанный темными полосками далеких туч. И вдруг стало видно, что над землей от края и до края стелется бесконечный сизый туман.

Под лучами солнца туман начал быстро редеть. Еще несколько минут, и с большой высоты стала видна окрестная равнина – вся в голубой дымке, темных пятнах лесов и озер, в изумрудных окошках рисовых полей. Глубоко внизу обнажилось основание двурогой скалы, увенчанной мощными крепостными сооружениями. Порывами налетал ветер, принося снизу волнующие запахи земли и неведомых ароматных трав...

Алые краски погасли. Завороженные сипаи встряхнулись. Один, повыше, спросил товарища:

– Ну, как у тебя с глазами, Томми?

– Лучше, – отвечал тот.

Это были Джеймс Батлер и Томми О’Брайен. Оба в белых тюрбанах, военных куртках и узких панталонах. В ухе у каждого – большая серебряная серьга.

Внизу загудел наккар, резко пропела труба. Сипаи еще раз окинули взором необъятно широкие просторы вокруг двурогой скалы и спустились во двор крепости, где уже поднялась суета. Из каменных бараков торопливо выходили заспанные сипаи. Одни из них ополаскивали лица. Другие разжигали костры, чтобы сварить кашицу из риса или раги. Третьи толпились перед лотками продавцов, которые затемно пришли в крепость с корзинами, полными лепешек, вареного риса и всяческой зелени.

В Савандурге – горной майсурской крепости начался новый день. В распахнутые ворота большими группами входили каменотесы и землекопы из соседних деревень. Они являлись во главе со своими старшинами, с молотками, лопатами и кирками в руках. За ними – кули с тяжелыми мешками на голове. Под присмотром ключника они засыпали в каменные закрома сухое, чуть желтое рисовое зерно. Крестьянки осторожно переливали из кувшинов гхи в небольшие, вырубленные в скале цистерны.

На каменном балконе, привалясь к подушке, сидел бородатый киладар. Перед балконом суетились подрядчики. Выслушав распоряжение инженера-француза, подрядчики отправляли каменотесов на работу – возводить новые казармы.

Савандурга должна быть готовой к возможному нападению с севера – таков был строгий приказ из столицы. Об эту мощную крепость не раз разбивались первые атаки маратхов. Однажды при Хайдаре Али маратхские сардары осаждали Савандургу целых три года, но так и ушли ни с чем.

Многих сипаев ремонтные работы нынче не касались. Они перетряхивали вещевые мешки, свертывали в скатки грубые шерстяные одеяла и точили штыки.

К Джеймсу и Томми подошел плечистый наик:

– Залейте водой баклаги. И у каждого должна быть соль в тряпице...

– Куда пойдем, Сагуна? – спросил Джеймс.

Наик махнул рукой в сторону севера:

– Косов десять отсюда. Опять мутит воду Чингаппа. Мушкеты в порядке?

– В порядке.

– Друг твой пойдет с фургоном для раненых. А ты – с пушкой.

Через час небольшой отряд выступил из ворот крепости и начал спускаться по крутому северному склону. Среди голых камней и редкого чахлого кустарника резвились стаи обезьян.

Склон был крутой и скользкий. Джеймс неожиданно потерял равновесие и, гремя мушкетом и котелком, покатился по каменному откосу. Ему пришлось бы плохо, не подхвати его Сагуна.

– Сними сандалии, – посоветовал наик. – Еще раз упадешь, меня может и не быть рядом...

С замиранием сердца поглядев вниз, Джеймс послушно разулся. В самом деле – босиком легче было держаться на теплом шершавом камне. И идти было легче и безопаснее. Наик спас ему жизнь, а ведь это он конвоировал обоз с ранеными из Беднура...

У подножия гигантского утеса, охраняя подступы к нему, разлились зловонные болота, поросшие непролазным бамбуком и колючим кустарником. Под ногами предательски чавкала и пузырилась топь. Тучами висели комары. Место было нездоровое и страшное...

– Под ноги глядите, – говорил наик сипаям. – Здесь полно змей. Ужалит – и конец.

Наконец, остались позади болота. Комары отстали. В туманной дымке незаметно скрылись пики Савандурги, похожие на зубы страшного дэва.

Через несколько дней отряд подошел к большой деревне, опоясанной глиняной стеной. Под стеной догорали лачуги неприкасаемых. Колодцы были завалены павшими быками. Кругом все истоптано и разорено.

При виде майсурцев и их зеленого знамени на стенах и бастионе над главными воротами появилась сотня молодцов в разноцветных тюрбанах. Они воинственно размахивали мушкетами, копьями и рогатинами. Сверху неслись брань и злобные выкрики:

– Явились, верные собаки Типу!

– Ублюдки! Чтоб всех вас змея ужалила!

– Обойдемся без вашего Типу! У нас свой хозяин есть – Чингаппа. Проваливайте отсюда!

Субедар – командир отряда с безопасного расстояния, чтобы не достала ненароком пуля, закричал:

– Эй, Чингаппа! Сдавайся! Пощажу тогда тебя и твоих людей.

На глиняном бастионе появился дородный человек в белой одежде и отделанном золотом тюрбане – сам Чингаппа.

– Только сунься, субедар! Деревней этой и всей округой исстари правил мой род, а не твой Типу. Плюю на тебя, субедар!

– Гляди, как бы плевок не попал тебе же в глаза! – отозвался субедар. – Сидел бы ты лучше в Мадрасе и не мутил крестьян. Два раза прощал тебя Хайдар Али. Но на этот раз за оскорбление Типу пощады не жди. Слышал?

– Не пугай, субедар! – неслось со стены. Крестьяне за меня. Разакары[139]139
  Разакар – доброволец; иррегулярный наемный солдат.


[Закрыть] – тоже. За мной Махараштра и сам Нана.

На этом мирные переговоры кончились. Чингаппа и его люди были настроены весьма решительно. Загремели выстрелы, заставив субедара поспешно ретироваться. Майсурские канониры выкатили пушку.

– Попробуй, пока светло, джаван, – сказал Джеймсу Сагуна. – С Чингаппы мигом вся спесь слетит.

Вот где пригодилась наука, которую Джеймс прошел на «Ганнибале»! Быстро и четко, словно на учении, он выдвинул из-за деревянных щитов заряженную пушку, прицелился и выстрелил. Ядро вдребезги разнесло деревянные ворота, но за ними оказалась свежая глинобитная стена. Второе ядро, ударив в стену, мирно скатилось к ее подножию.

Джеймс растерянно смотрел на стену. Что такое! В Беднуре при прямом попадании в стену во все стороны разлетались тысячи осколков. А здесь ядра отскакивали, словно мячи. Глинобитная стена отлично пружинила.

– Не берет! – огорчился Сагуна. – Придется брать деревню штурмом...

Молодцы Чингаппы, высовываясь из-за стены, хохотали и выкрикивали оскорбления. Явился субедар.

– Отставить! – с сердцем приказал он. – Что толку палить в коровье дерьмо...

Целую неделю шла ленивая перестрелка. Субедар чего-то выжидал. Ночами вокруг стен пылали большие костры. В деревне ревел скот. Там то и дело раздавались крики, выстрелы и вопли женщин.

– Чингаппа лютует в деревне, – шептались сипаи. – Не человек, а зверь! Пока стоим, он всех крестьян изведет...

Ночью из-под стены выполз к костру изможденный пожилой крестьянин в рваном дхоти. От него несло запахом нечистот.

– Погибает деревня, братья! – плакал он, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Чингаппа будто с цепи сорвался. Творит бесчинства. Людям и скоту нечего есть. Пропадаем все...

Стоя у костра, субедар и наики молча слушали горестный рассказ крестьянина. Чингаппа нагрянул в деревню с сотней негодяев и перебил стоявший в ней отряд майсурцев во главе с наиком. Губит семьи. Мстит крестьянам за то, что они стали забывать о нем.

– А Чингаппа хвастался, что все крестьяне за него. Врал, значит? – спросил субедар.

– При Хайдаре Али и Типу стало лучше, сахиб. Хоть они и мусульмане, – отвечал крестьянин. – Отец Чингаппы обирал нас дочиста. А последнее время и нам оставалось кое-что. Не жаловались...

– Что же не перебили вы Чингаппу с его молодцами?

– Страшно, сахиб! Испокон веков правил нами род Чингаппы. Что могут сделать зерна против жернова? Перечить радже – умываться в своей крови. Выбрался вот по сточной канаве сказать вам – должен скоро бежать Чингаппа. Треть его людей уже улизнула из деревни...

Субедар удвоил караулы.

Вторую ночь подряд Джеймс сидел с Сагуной в секрете. От нечего делать он подолгу глядел на молодой месяц с загнутыми кверху рожками. Он казался похожим на «Ганнибала». Где, в каких морях плавает сейчас гордый корабль?

– Эй, джаван!– послышался вдруг тихий голос Сагуны. – Помнишь ты важного генерала, который ограбил казну в Беднуре?

Джеймс удивился. Никогда не вспоминал наик о Беднуре, но память о кровавых схватках под его стенами, должно быть, крепко сидит у него в сердце.

– Помню, а что?

– Его уже нет в живых.

– Убили? – помимо своей воли быстро спросил Джеймс.

– Никто его не убивал. Типу не воюет с пленными. Генерал сам умер – от злости. Недавно в столице раскрыли заговор. Заговорщики хотели, чтобы он помог им захватить город. А когда они попались, генерал будто взбесился: плюнул на золотую майсурскую монету и бросил ее под ноги часовому. У него отобрали тогда все деньги – целых две тысячи. Потом он до крови избил своего слугу ангреза. Ударил часового. Пришлось заковать его в цепи. Так генерал лег на койку, ни с кем не разговаривал, не пил и не ел целую неделю, пока не умер...

Джеймс выслушал новость затаив дыхание. Вот как кончил свои дни генерал Мэттьюз! Из-за него-то и погибла бомбейская армия. Роздал тогда чужие деньги для того, чтобы все офицеры и солдаты стали соучастниками его преступления. Чтоб сжечь за собой все мосты...

– О родине часто с приятелем вспоминаете?

Джеймс вздрогнул. Нет ли тут подвоха? Может, наик хочет поймать его на слове? Но в голосе Сагуны слышались грусть и сочувствие. В самом деле, они с Томми не раз толковали о том, как хорошо бы вернуться домой. Томми крепится, а видно, скучает по Ирландии.

– Вспоминаем, – признался Джеймс.

– Семьи-то есть у вас?

– У Томми мать и братья. А у меня есть отец. Никак его не найду. Здесь он где-то, на Декане...

– У меня вот тоже была мать. Скажи, пожалуйста, зачем оказался ты здесь, за тысячи косов от своей страны?

Джеймс рассказал о том, как он попал в Индию, а потом в плен к Типу. Наик слушал его, не перебивая.

– Везде в мире живется трудно простому человеку, – сказал он. – И в твоей стране тоже...

Вдруг Джеймс заметил на стене неясные тени. Возникнув, они тотчас же пропали. Донесся едва слышный шорох.

– Кто-то перелез через стену! – шепнул он наику.

– Вижу. Может, это сам Чингаппа.

Джеймс и Сагуна поползли к стене. Пользуясь перестрелкой, которая началась на другом конце деревни, кто-то пытался улизнуть. Слух и зрение у Джеймса были обострены до предела. Он увидел, как от стены отделились призрачные фигуры и, смутно колеблясь, метнулись через поле к каменной пустоши.

– Стой! – закричал наик.

В ответ раздались выстрелы. Темные фигуры кинулись прочь. Один из беглецов сразу же отстал. Сипаи сбили его с ног, скрутили по рукам и ногам. Второй, пригибаясь, добежал до груды камней на краю поля и словно растаял в них. Камни были тотчас же оцеплены.

На рассвете стало видно, что на огромном валуне, в естественной выемке, распластавшись, лежит человек. Выглядывали лишь край тюрбана да дуло мушкета.

– Эй, сдавайся! – закричал Сагуна. – Мы видим тебя.

В ответ прогремел выстрел. С наика словно ветром сорвало тюрбан и отшвырнуло далеко в сторону

– Ну, погоди, – скрипнул Сагуна зубами. – Воздастся тебе за твои злодеяния. Последний раз говорю – бросай мушкет!

– И не надейся, майсурская собака! Живым не дамся.

Сагуна приказал Джеймсу:

– Пойдем, джаван. Поглядим, как к нему подступиться.

Держась на почтительном расстоянии, они стали обходить каменную груду. Сагуна вдруг остановился. Через неглубокую выемку была видна спина осажденного. Он как раз забивал пыж в дуло мушкета.

– Вот и конец ему. Сам виноват – не я...

С этими словами, Сагуна тщательно прицелился и выстрелил. Беглец вздрогнул, выроненный им мушкет упал на камни к подножию валуна. Последним усилием человек поднялся во весь рост и погрозил кулаком.

– Ваша взяла! Да только ненадолго. Земля все равно будет наша. Будьте вы все прокляты... вместе с вашим Типу!..

Раненый полетел вниз вслед за своим мушкетом. Сипаи долго разглядывали его крепкое тело и сытое красивое лицо.

– Сам Чингаппа. Решил, что пришла пора вернуться в свою деревню, – задумчиво сказал Сагуна. – За то и поплатился.

Спутник Чингаппы, дряблый толстый старик, при виде убитого повалился на колени перед Сагуной:

– Пощади меня, старика, сардар! Много ли для тебя чести замарать руки о такого червяка, как я...

– Червяк ты и есть. А зачем стрелял в нас? Ты кто?

С опаской поглядывая на хмурых сипаев, пленник начал торопливо рассказывать:

– Я слуга Чингаппы и пришел вместе с ним из Мадраса. Большие палаяккары, которых Типу изгнал из Майсура, часто бывали последнее время в канцелярии губернатора. Многие тогда решили пробираться в свои владения. И Чингаппа – тоже...

– Одурел он, что ли? Или, может, думал, что на него здесь не найдут управы?

– Мне это неведомо, сардар. А мертвый ничего не скажет. Выполни одну мою просьбу, отважный сардар!

– Говори.

– Хочу я, чтобы совесть моя была чиста перед моим господином, хоть он и не всегда был добр ко мне. Разреши возложить его тело на погребальный костер.

– Ладно, старик. Делай, что нужно.

Над Деканом вставал новый день. В деревне снова раздались крики и выстрелы. И вдруг над стеной возникли темные фигуры. Это были крестьяне. Они кричали слова приветствия и призывно махали руками. Когда через несколько минут майсурский отряд вошел в деревню, все было кончено. На тесных улицах лежали убитые и связанные разакары Чингаппы. Среди крестьян, возбужденных недавней схваткой, был и тот пожилой человек, который предупредил отряд о готовящемся побеге палаяккара.

– Так-то оно лучше, – сказал собравшимся крестьянам субедар. – Взялись бы раньше за ум, так уцелела бы ваша деревня. Впредь это всем вам хорошая наука!

На том и кончился карательный поход. Перед тем как уйти с отрядом обратно в Савандургу, Джеймс провел не один час в деревне, разглядывая, чем и как живут крестьяне. Все виденное записывал в свою заветную толстую тетрадку. Уже полтора года служит он в армии Типу Султана, и немало довелось ему увидеть на Декане...