Текст книги "Лев Майсура"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Саэд Мухаммад принимает меры

Совершив вечернюю молитву, давно уже разошлись из мечетей правоверные. Замолкли колокольчики индуистских храмов. Потухли огни. По улицам Шрирангапаттинама разлились ночная темень и покой.

Не гасли огни лишь в Саршам Махале. Неотложные дела задержали Саэда Мухаммада до полуночи. Но, наконец, не выдержал и он: потянулся, зевая, надел чувяки и с трудом встал с маснада. Следом за ним поднялись чиновники, мунши, переводчики и командиры столичного гарнизона.

– Хватит на сегодня, – сказал фаудждар, распрямляя фигуру, мощь которой не могли скрыть даже просторные мусульманские одежды. – Пойду домой – устал...

Подождав, пока опустеет зал, Саэд Мухаммад вышел на веранду дворца, где все эти дни у него было много дел. За ним двинулись телохранители и факельщики с жаркими смоляными факелами.

Вспомнив что-то, фаудждар остановился.

– Асуд Хан! – позвал он киладара – коменданта столицы, который пошел было проверять караулы.

– Да, хузур! – тотчас же вернулся тот.

– Завтра – выплата жалованья гарнизону. Не забыл?

– Вах! Как можно забыть о таком деле! – засмеялся Асуд Хан. – Мои сипаи едва дотянули до него. У меня самого ни пайсы...

–Я буду при раздаче. Первыми приведешь к Великой мечети своих сипаев.

– Слушаюсь!

Асуд Хан скрылся со своими людьми за поворотом улицы. А Саэд Мухаммад, с наслаждением вдыхая прохладный влажный воздух, сошел с веранды и двинулся по площади. Идти надо было осторожно, чтобы не попасть ногой в лужу. Он шел и перебирал в памяти завтрашние дела.

В непроглядной темени улиц двигались светлячки. Это ходили с фонарями чаукидары – сторожа. С разных сторон доносились звуки их трещоток и протяжные возгласы:

– Эй, добрые люди! Берегитесь жуликов! Крепче запирайте двери!

Чаукидары кричали больше для очистки совести. С тех пор как фаудждаром сел Саэд Мухаммад, вывелись жулики в Шрирангапаттинаме. Им рубили руки, резали носы и уши на базаре, с позором гнали за ворота. Самые разумные из них, увидев, что с фаудждаром шутки плохи, сами потихоньку ушли из города.

Новый фаудждар ревностно исполнял свои обязанности. Однако его все сильнее одолевала тоска по острой сабле да по коню, который застоялся в конюшне. Все-таки он рожден воином. И воевал хорошо. Однажды его сабля сразила маратхского наездника, который был готов нанести смертельный удар Типу. Не случайно стал он начальником телохранителей наследника, а сейчас фаудждаром. Эх, бросить бы сейчас все и опять в седло!

Фаудждар глубоко вздохнул.

Улицы в этот поздний час были похожи на глубокие темные канавы. Ни огонька, ни человека. В трепещущих бликах факелов с обеих сторон выступали набухшие серые стены и глиняные ограды...

Вдруг Саэд Мухаммад насторожился. Зоркий его глаз приметил в боковой улочке фигуру с накинутым на лицо платком, которую вырвал на миг из тьмы свет факелов.

Через минуту сипаи подвели незнакомца к Саэду.

– Что делаешь на улице в такой поздний час? – сурово спросил фаудждар. – Не слышал о моем приказе?

Незнакомец подошел вплотную к фаудждару, посмотрел на стражников. Саэд Мухаммад понял, чего тот хочет. Отойдя в сторону, он наклонил голову:

– Я слушаю.

– Беда, Саэд-сааб! В городе заговор. Назавтра намечено захватить власть...

Все существо Саэда Мухаммада сжалось. Он с силой привлек незнакомца к себе, всматриваясь в его лицо. Это был один из субедаров столичного гарнизона.

– Кто хочет захватить власть?

Оказывается, важные дела творились не только на Малабаре и в Карнатике! Субедар шепотом рассказал фаудждару о заговоре. Закончив свой рассказ, он добавил:

– Промедление может оказаться гибельным, Саэд-сааб! Ты знаешь меня. Моя семья в городе – в твоей власти. Пускай я буду клятвопреступником, но не могу, не хочу допустить резни в городе!

Никто из сипаев так и не увидел лица субедара. Еще плотнее закутав голову в платок, он скользнул в переулок и растаял в темноте.

– Потушить факелы! – коротко приказал Саэд. – За мной!

Не разбирая на этот раз луж и не обращая внимания на мелких лягушек, которые словно упали во множестве с неба вместе с дождем, Саэд Мухаммад двинулся обратно к Саршам Махалу. Тотчас же подняты были сипаи Асуд Хана. Они без шума вышли из бараков, быстро рассредоточились по улицам и взяли город в железное кольцо.

Первым предстал перед Саэдом глава заговора Нарсинга Рао. Когда Нарсингу Рао с кляпом во рту волокли по улицам, он видел повсюду бесчисленные силуэты сипаев и понял, что дело проиграно. Теперь он думал только о спасении. Спастись любой ценой – даже ценой жизни тех, кого сам он недавно воодушевлял на сборищах заговорщиков! Городской голова повалился к ногам Саэда Мухаммада.

– Пощади, Саэд-сааб! Я тут ни при чем! Это все дело рук Ранги Аянгара и его братца Шамайи! – задыхаясь от страха, торопился он. – Это они собирались убить Типу и вырезать его семью!

Фаудждар сидел в кресле, спокойный и суровый. Настенные светильники бросали зловещие блики на него и его помощников.

– Значит, ты ни в чем не виноват? Может быть, мои сипаи взяли тебя по ошибке? – Саэд Мухаммад с нескрываемым презрением глядел на Нарсингу Рао, который в истерике бился у его ног. – Послушай! Осталась ли в тебе хоть капля чести ? Докажи, что ты мужчина. Назови всех заговорщиков!

– А ты сохранишь мне жизнь, Саэд?

– Ты отлично знаешь, что не мне решать твою судьбу.

Дрожа, словно побитая собака, путаясь и сбиваясь, Нарсинга Рао выдавал соучастников. И по мере того как он говорил, к дому очередного заговорщика отправлялся отряд сипаев и тащил новую жертву к Саршам Махалу.

– И еще вот что, Саэд-сааб!– сказал под конец Нарсинга Рао. – Верные люди Шамайи должны зарезать Типу. А сюда вскоре должен явиться полковник Фуллартон с армией. Пару часов назад за ним был послан харкара. Я рассказал все. Отпусти, Саэд! Я уйду из города и больше не попадусь тебе на глаза!

Лицо Саэда Мухаммада было непроницаемо. Он мигнул Асуд Хану. Тот кинулся к коню и поскакал к Бангалурским воротам.

– Не следовало лезть в драку с тем, кто сильней тебя, Нарсинга Рао! – сказал Саэд.

И глава заговорщиков заплакал, проклиная день и час своего рождения.

Тем временем сотня соваров во главе с Асуд Ханом, прогремев по мосту, вынеслась на дорогу к южным границам Майсура. Хлынул ливень. Факелы погасли. После долгой молчаливой скачки совары растянулись в узкие цепочки по обе стороны дороги. Наконец, вдалеке послышался легкий звон бубенчика. Высокий смутный силуэт всадника на верблюде быстро уходил на юг.

– Стой! Стой! – закричали совары. – Стой!

Харкара уже услыхал погоню. Он вовсю работал плетью, и верблюд бежал неуклюжим галопом, но уйти от конников было невозможно.

Конь Асуд Хана не нуждался в шпорах. Закусив

удила, он несся вперед, обходя харкару слева. С налета Асуд Хан ударил его в бок тыльной стороной копья. Взмахнув руками, харкара с визгом вылетел из седла и грохнулся на землю. Асуд Хан спрыгнул с коня и подмял под себя беглеца.

– Не уйдешь! Факелы! – приказал он подскакавшим соварам.

Вспыхнули факелы и осветили край большого валуна, пестрые халаты и чалмы соваров, их бородатые лица, надменную морду верблюда, который не удостаивал взглядом людей, возившихся у его ног.

– Это же человек Ранги Аянгара! – воскликнул один из соваров, разглядев пойманного харкару. – Его верная собака!

– Обыскать!

Совары тотчас же вытащили из складок тюрбана пленника засургученную с краев металлическую трубку. Асуд Хан сорвал с трубки печати, вынул сверток бумаги и поднес его к пламени факела.

– Вот оно! – громко сказал он.

Харкара, приподнявшись на локте, протянул к киладару руку.

– Пощади, Асуд Хан! Я расскажу тебе все, что знаю!

– Некогда мне возиться с тобой, – берясь за луку седла, бросил киладар. – Знал, на что шел. Умный человек не будет ходить в дождь по камням, обросшим лишаями и мхом, – недолго и упасть. Ступай в ад – доложи шайтану о своем предательстве!

Кривые сабли соваров, выкованные в мастерских Бангалура, Читталдрага и Шрирангапаттинама, пригвоздили к мокрому песку неудачливого вестника, и душа его вместе с воплем вырвалась из тела, которое так и осталось лежать возле валуна у ног равнодушного верблюда. Асуд Хан и вправду торопился. Впереди у него была уйма дел...

Крут Саэд Мухаммад, тяжела его рука! Утром, когда первые жители столицы появились на улицах, недоумевая и спрашивая друг друга, почему городские перекрестки заняты сипаями, все было уже кончено: котваль Ранга Аянгар, Субхараджа Урс, субедары, командир джетти и сам Нарсинга Рао уже сидели на цепи в каземате. Судьба жестоко посмеялась над ними. Утро, которое должно было стать началом их торжества, обернулось крушением всех их надежд и планов.

Через несколько дней в полуденную пору на стенах Шрирангапаттинама ударили пушки. На улицы вышли глашатаи. Под бой барабанов и рев труб они зазывали народ, и вскоре несметные толпы запрудили главную улицу и площадь столицы.

– Выйдем поглядим, Ибрагим-сахиб, – позвал субедара бхат.

Субедар был бледен, отчего шире и темнее казался шрам у него на щеке. Он то и дело прикладывался к кувшину с водой. Будь проклят день и час, когда он ввязался в заговор!

– Тяжко мне, бхат! Прольется из-за меня кровь. Не в честном бою, не от светлой сабли...

– Не казнись понапрасну, Ибрагим. Разве это предательство – предать предателей? Да сгинут они всем на радость! Пойдем!

В дверях показались чумазые рожицы соседских ребятишек:

– Бежим, Хасан! Иммаумбусис из стойла вышел! Сам Иммаумбусис!

И дети с торжествующими воплями побежали встречать своего любимца. Иммаумбусис, слон невиданной величины и силы, в окружении свиты своих маленьких поклонников неторопливо шагал по улицам столицы. Дойдя до середины площади, он взвил над спиленными бивнями хобот и издал глухой рев. Толпа разразилась криками. Кто тут не знал Иммаумбусиса, кто не любил его! Шестьдесят лет назад, совсем маленьким слоненком, поймали его в Курге и привели в столицу. И с тех пор он стал как бы неотъемлемой частью города.

Иммаумбусис серой скалой возвышался посреди моря голов. Под брюхом у него возились сипаи. Махаут командовал сверху:

– Не затягивай, а то не пойдет! Привязывай за кольца с цепью. Пониже, пониже!

– Да без тебя знаем! – отмахивались сипаи.

Они приладили к задним ногам слона длинные веревки и отошли в сторону. Иммаумбусис равнодушно ждал. Не впервые приходилось ему исполнять волю правителей этого шумного города.

В одной из соседних улиц заревели трубы. Оттуда вышли люди с длинными булавами. Следом за ними бычки выволокли арбы с наккарами. Барабанщики нещадно колотили палками по их тугим бокам, и над городом рокотал гром. Когда наккары смолкли, стали слышны голоса глашатаев:

– Эй, люди! Глядите на изменников! Они хотели сотворить страшное дело – отдать Майсур ангрезам! Пусть имена их будут покрыты вечным позором и проклятием!

Среди примолкшей, чуть расступившейся толпы под охраной сипаев двигалась странная кавалькада. Всадники ехали верхом на ослах, лицом к хвосту, с завязанными под ослиным брюхом ногами. Это были заговорщики. Их узнавали в толпе.

– Гляди-ка, брахманы! Начальник джетти! И два мусульманина-субедара!

– Э-хе-хе! Пересели на ослов!

– Эй вы, за сколько продались?

Возле Иммаумбусиса изменников бесцеремонно стащили с ослов. Они были полураздеты, со следами пыток на теле. С равнодушием фаталистов все они ожидали своей участи. Неделю назад эти люди собирались сделать то же самое с фаудждаром и его приближенными.

Толпа молча следила за тем, как сипаи старательно привязывают пленников за руки и ноги к длинным веревкам. Сзади гудели и напирали те, кто не видел, что творится в центре площади.

Из той же улицы, откуда привезли заговорщиков, на площадь вступил другой слон – немногим меньше Иммаумбусиса. В хоудахе сидел Саэд Мухаммад. Глаза фаудждара покраснели от бессонных ночей, однако он держался прямо.

В последний раз взревели трубы и забили наккары. Взоры всех обратились к фаудждару. Тот махнул платком.

– Чал, чал! – крикнул махаут и ударил пятками по бурым щекам слона. – Чал!

Иммаумбусис сделал шаг, другой. И сразу же повалились заговорщики. Слон медленно переставлял ноги, и следом за ним по каменистой земле со стонами и проклятиями волочились приговоренные к смерти. Вскоре от них остались лишь окровавленные клочья мяса.

Хлынул ливень, будто желая смыть следы этого страшного зрелища. Площадь опустела.

Когда бхат снова привел субедара Ибрагима в хижину сестры, тот долго сидел, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону. Потом взглянул на бхата лихорадочно горящими глазами:

– Уйду я из города, бхат! Не забыть мне приятелей-субедаров. Поддались они на посулы Аянгаров и Нарсинги Рао и погибли зря. Что теперь будут делать их жены и дети?

Бхат сочувственно качал головой:

– Что ж, если очень тяжело – уходи. Отмой душу от скверны. Но помни, что ты спас тысячи невинных...

Субедар поднялся, вышел из дома и побрел под ливнем в город. С тех пор его не видели в Шрирангапаттинаме...

По приказу Типу, Субхараджу Урса вздернули на перекладине у Северных ворот. Та же судьба постигла и Нарсингу Рао. Не помогло городскому голове ни раскаяние, ни то обстоятельство, что именно он назвал своих сообщников.

А братья Аянгары попали в деревянные клетки. Они отрицали всякое участие в заговоре. Только однажды Рангу Аянгара прорвало.

– Смотри, Саэд! – пригрозил он фаудждару. – Нас не будет. Но останутся люди, от которых тебе и твоему владыке не поздоровится!

И не сказал больше ни слова.

Дома заговорщиков были снесены. Саперы перекопали под ними всю землю и нашли тайники, в которых хранились крупные суммы денег.

Водеяры отделались испугом. Никто из заговорщиков не упомянул о них на допросах. Водеяры и в самом деле мало что знали о заговоре. Когда Саэд Мухаммад, допросив махарани, покинул дворец, она истерически рыдая, упала на ковер и долго молилась богу Вишну. Да и как не молиться! Сгоряча суровый Саэд мог вывести под корень весь род Водеяров, как истребил он многочисленных родственников ее верного прадхана Тирумаларао!

Пиверон де Морла потирает руки

Захватив в плен армию Мэттьюза, Типу спустился к Аравийскому морю и осадил Мангалур.

На Малабаре свирепствовали ливни невиданной силы. С неба низвергались гремящие водопады, и по целым дням нельзя было высунуться наружу. По всему побережью вспухли топи и болота. Земля расступалась под ногами. Кругом валялись вздутые трупы лошадей и тягловых быков, распространяя тяжкий смрад. Безнадежно отсыревал порох. Трудно было подвозить провиант и боеприпасы. Среди сипаев было много больных.

Однако, несмотря ни на что, тупорылые мортиры с тяжкими вздохами швыряли на крыши Мангалура камни весом до полутораста фунтов. При падении камни крушили все вокруг, раненым и убитым не было числа. А у пробоин в стенах крепости то и дело появлялись из-за ливневых завес штурмовые майсурские колонны. Сущий ад был в Мангалуре!

Гарнизоном Мангалура командовал майор Кемпбелл – опытный офицер, человек незаурядного мужеста. Кемпбелл ясно видел, что развязка приближается. Все труднее становилось сдерживать напор майсурцев и французов. Однако нежданно-негаданно фортуна повернулась к нему лицом.

На пятьдесят шестой день осады майор выстроил весь свой гарнизон. Трижды рявкнули в пасмурное небо английские пушки. Солдаты и сипаи трижды прокричали «гип-гип-ура!» Майсурцы были повергнуты в изумление – что за причина для торжеств?

Вскоре, однако, все стало ясно. Без всякого предупреждения французы оставили свои позиции и отошли в сторону. Снялись и французские батареи. Более того, французы тотчас же прочно окопались неподалеку, фронтом к майсурцам. Коссиньи очень боялся, как бы Типу не ударил по его отряду. Такая возможность не была исключена. У Коссиньи было гадко на душе – столько лет он воевал вместе с майсурцами, и вдруг – на тебе! Но таков был приказ Пиверона де Морла – французского посла при ставке Типу Султана.

А у Пиверона де Морла хватало забот. Когда он потребовал свидания с майором Кемпбеллом, тот впустил его в крепость, даже не завязав ему глаза. Кемпбеллу было уже известно, что французский посол явился с вестью о мире между Англией и Францией. Отсюда и торжественное построение гарнизона, и салют.

Когда же завитой, словно пудель, посол явился объясняться с Типу, ему было трудно смотреть в глаза майсурскому властелину.

– Увы, ваше величество, это факт. В Европе – мир! – разводил посол руками. – Пришлось остановить военные действия...

Типу был взбешен. Французы никогда еще не обращались с ним столь бесцеремонно. Приближенные с опаской глядели на Типу, расхаживающего по палатке. Ни дать ни взять – разъяренный тигр: за медленными, пружинящими шагами того и гляди последует страшный прыжок. И один Аллах знает, чем кончится дело...

– Не потрудились даже сообщить мне, своему союзнику, о сепаратном мире с противником! А ваши клятвы о победной войне до конца? Все ложь!

– Обстоятельства, ваше величество... – бормотал посол. – Как было договорено, маркиз прибыл с армией...

– Чтобы тут же заключить мир с Компанией? За хлеб и соль Майсура вы расплачивались одними обещаниями! Сколько их пришлось выслушать моему отцу и мне! Десять тысяч закаленных в битвах французских солдат! Деньги! Военные инструкторы! Пушки! Или маркиз полагает, что необязательно считаться с Майсуром? Или Майсур для него – разменная монета в крупной игре?

Пиверон де Морла был в болыном затруднении. Что тут возразишь? Маркизу в самом деле наплевать на Майсур. Он жаждет мира между Майсуром и англичанами, чтобы последние вернули ему французские владения на Декане. Прижимая ладони к груди, посол изворачивался как мог:

– Война чересчур затянулась, ваше величество. Франции нужен мир. Да и всем – разве вы не хотите мира?

– Верно! Но союзнические обязательства? До падения Мангалура остались считанные дни. И мы бы покончили с господством Компании на Декане...

Посол снова развел руками.

Типу не скрывал презрения к бывшим союзникам. Опять срываются завещанные Хайдаром Али планы изгнания ангрезов из Декана. Этот трусливый маркиз! Он даже не постеснялся прислать ему письмо с советом заключить мир с ангрезами! Наглец!

– Что ж! Когда союзник покидает поле битвы, ничего не остается, как воевать в одиночку...

Однако Пиверон де Морла был искусным дипломатом. Маркиз прозрачно намекал в письме, что в случае быстрого заключения мира между Типу и англичанами он не видит лучшего кандидата на пост губернатора Пондишери, чем Пиверон де Морла! При одном воспоминании об этом намеке посол проявил необыкновенное красноречие.

– О! К чему такие слова, ваше величество! Поверьте, маркиз не в силах преступить повеления христианнейшего короля Франции. Но что, как не лучшие чувства, диктует ему сообщить вам о том, что против Майсура затевается новая война? Наши резиденты сообщают из Пуны и Хайдарабада, что англичане сколачивают против вас коалицию. Новая война с маратхами и низамом, в которую непременно ввяжется Компания, может оказаться для вас гибельной! – посол сделал широкий жест. – Оглянитесь вокруг, ваше величество! Есть ли у вас еще друзья на Декане, кроме французов? Заключите мир. Наберитесь новых сил. Этот мир не разрешит старых споров Англии и Франции. Мы поможем вам обучить армию на европейский манер. Король и Франция будут всегда на вашей стороне в вашей справедливой борьбе с англичанами.

Пиверон де Морла приберег этот последний аргумент под самый конец разговора. Он помнил о наказе маркиза: испытывая личную неприязнь к Типу, де Бюсси тем не менее не желал гибели Майсура. Разбей англичане Типу, силы английской Ост-Индской компации на Декане сразу же удесятерятся...

По лицу Типу Пиверон де Морла видел, что говорил не напрасно. Посол откланялся.

Никогда еще Типу не чувствовал себя столь одиноким. Ангрезы многочисленны и деятельны. Их войска заняли незащищенный Карнатик и подбираются к горным проходам. Вскоре они могут оказаться под Шрирангапаттинамом. На берегах пограничной реки Кришны неспокойно. Там шныряют крупные конные отряды маратхов. Опытные вакили шлют из Махараштры и Хайдарабада письма о военных приготовлениях против Майсура.

Через слюдяное окошко шатра Типу смотрел на вспененное неприветливое море. В гуле его слышалась угроза. Серые тучи то и дело низвергали на море и землю потоки воды. Сипаи тогда бросали пушки и спешили к укрытиям. Пока он возится у Мангалура, на плато Декана с часу на час могут явиться ангрезы. А тут еще заговор в столице, предательство Касыма!

Был созван военный совет. Рассказав о состоянии дел, Типу потребовал у приближенных ответа: как быть – воевать или согласиться на мир?

– В Мангалуре положение тяжелое, хазрат, —вздыхая, говорил Пурнайя. – Но и у нас не лучше. Много больных. Подвоза почти нет. По всему побережью замерла торговля. Казна несет огромные потери. Ты не поступишься своей честью и честью Майсура, заключив мир с ангрезами. Мир расстроил бы опасную коалицию низама и маратхов.

Типу поглядел на Гази Хана – своего военного наставника времен молодости. Тот покачал седой головой:

– Ангрезы сейчас ослабли и поэтому науськивают на Майсур маратхов и низама. Так было всегда и при Хайдаре Али, да славится его имя! Лучше пойти на мировую...

То же самое говорили и остальные приближенные.

Ничего не сказал лишь сипахдар Мухаммад Али – фаудждар Малабара. Он больше молчал последнее время.

Положение создалось тяжелое. Мангалур защищает сильная армия, которая получает подкрепления с моря. А воспользоваться помощью опытных французских инженеров и артиллеристов было теперь невозможно.

– Неужели не видят маратхи и низам, что ангрезы натравливают нас друг на друга? Неужели не понимают, что, погибни Майсур, погибнут и они? Что с низамом? Или у него помутился разум? Или оба мы не мусульмане?

В голосе Типу слышалась горечь. Маратхи с вожделением смотрят на трон в Дели, на котором сидит бессильный падишах – пленник ангрезов и раджи Синдии. Дели для них – символ верховной власти в Индии, хотя он разграблен и почти дотла сожжен сначала Надир-шахом, а потом афганцем Ахмед-Шахом. А Майсур в их глазах – непокорный вассал. То же и низам, который чванливое свое презрение к Хайдару Али перенес на Типу. Он мечтает завладеть казной Шрирангапаттинама и тем вдохнуть новую жизнь в свое одряхлевшее государство.

Гази Хан словно подслушал мысли Типу:

– Низам жаждет мести, хазрат. А кто думает о мести, тот всегда живет прошлым и не умеет видеть будущего.

Участники военного совета заговорили наперебой:

– Вах! Хорошо сказал Гази Хан!

– Накличет низам беду на Хайдарабад...

– Ангрезы – первые советчики при его дарбаре[135]135
  Дарбар – двор.


[Закрыть]...

Слушая приближенных, Типу и сам понимал, что нужно идти на мир. Со всех сторон враги. Деканские владыки словно забыли о чести и рады вступить в сговор с общим противником. Траванкурский махараджа подкармливает батальоны Фуллартона и строит на границе с Майсуром мощную оборонительную линию. На Малабаре – восстания...

Не порвешь и с вероломными франками. В будущих неизбежных битвах с ангрезами они – естественные союзники Майсура. Надо слать вакилей к государям Турции, Ирана и Афганистана. За Гималаями лежит могущественное государство руссов. Руссы не всегда ладят с ангрезами. Без союзников – разорвут Майсур враги!

Типу решился. Через полмесяца после выхода французов из войны канонада у стен Мангалура смолкла и ветер отнес в горы пушечный дым. Смолкли боевые возгласы майсурцев, «гип-гип-ура» ангрезов и «хох» немцев. На берегу моря Типу встретился с майором Кемибеллом и подписал с ним перемирие. Майсурцы и англичане обменялись заложниками и стали ждать парламентеров из Мадраса для заключения мира.

Пиверон де Морла довольно потирал руки. Он был, по сути дела, главным посредником в заключении перемирия. Ему мерещились новые чины, титулы и звезды.

И потянулись дни перемирия – ни мир, ни война, – одинаково тяжелые для армии Ост-Индской компании и для Типу.