Текст книги "Лев Майсура"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Гарнизон запирается в форте

Мэттьюз продолжал успешное наступление. Фирманы Шейх-Аяза делали свое черное дело. Без боя сдались англичанам неприступные горные гнезда и мелкие укрепления провинции. Сопротивление захватчикам оказал лишь Анантапурам. Однако и он не устоял. После недолгой обороны Анантапурам был взят штурмом. Город был разгромлен и сожжен, а защитники перебиты.

Но уже близился час возмездия. В окрестностях Беднура появились конные отряды Лютф Али Бега. По лесным чащобам, по заброшенным копям, в которых древние рудокопы добывали драгоценный желтый металл, по околицам опустелых деревень они начали собирать разбежавшихся беднурских сипаев, которые отказались идти за Аязом.

Сквозь дремучие леса пробились в провинцию и совары Хамида. На своих гривастых лошадках они сделали переход к Анантапураму и вдруг наткнулись на вражеский обоз.

– Погодите, ребятки! – успокаивал своих людей Хамид. – Слава Аллаху – они нас еще не видели. Садык, возьми-ка ты человек двадцать и зайди с другой стороны. Как окажутся они вон у того камня, я выскочу из леса. Бей тогда им в спину. Понял?

– Понял, Хамид-сахиб!

– Обходи их спереди, а не с тыла. Отставшие ангрезы могут поднять тревогу. И не горячись, Садык! Тигр, готовясь к прыжку, долго подбирает под себя лапы, зато не делает промаха... – напутствовал джукдар молодого совара, который во главе небольшого отряда галопом понесся в обход.

Из-за деревьев луути-вала глядели, как ползут по каменистой пустоши тяжело груженные арбы и красными муравьями движутся ангрезы. До них доносились окрики возниц и скрип колес.

У большого валуна обоз растянулся вдоль дороги. Джукдар поднял руку.

– Пошли! – крикнул он и пришпорил коня. – Аллах-о-акбар!

Совары с громкими криками устремились на вражеский обоз.

При виде лавины всадников, грозных длинных пик с вьющимися на ветру значками красные фигуры всполошились. Забил барабан. Ангрезы строились в две шеренги. Еще минута, и они градом пуль отразят атаку... Вдруг за спинами у них раздался бешеный конский топот, яростные выкрики и пронзительный свист...

Ангрезы дрогнули. Кое-кто из них побежал искать спасения к арбам. Командир ангрезов выстрелил из пистолета в совара, который мчался во главе отряда, напавшего с тыла. У того слетела чалма, однако сам он остался в седле. Совары закружили среди охваченных паникой вражеских солдат, обрушивая на их головы неотразимые сабельные удары...

Через минуту все было кончено. Совары вязали краснолицых людей с рыжими бородами, которые успели побросать мушкеты и поднять кверху руки. Их осталось совсем немного.

Тут же начался дележ добычи. Хамид сам разложил на две кучи монеты, фарфоровую посуду, походные ларцы, пистолеты, куски ткани и золотые украшения, отнятые у ангрезов или найденные в обозе. Еще возбужденные короткой схваткой, луути-вала собрались возле чудных заморских вещиц, ощупывали их и удивленно щелкали языками. Особенно понравились всем золотые часы убитого командира ангрезов.

– Эта куча – казне, – сказал Хамид, – а эта – нам.

Луути-вала быстро, хотя и не без споров, поделили между собой трофеи и направились дальше к Анантапураму. Пленных ангрезов вместе с арбами награбленного ими в окрестных деревнях зерна погнали на восток – в плен. А над оставшимися на поле боя телами уже кружили серые грифы...

Не заставил себя долго ждать и Типу Султан. Он появился в провинции в самом начале апреля. Пройдя за последние два дня сорок пять английских миль, он подтянул к Беднуру тяжелые пушки. Майсурские кушуны взяли в кольцо Беднур и Анантапурам и закрыли перевалы. Все пути отступления к Аравийскому морю оказались перерезанными...

Непомерная жадность и презрение к противнику сыграли с генералом Мэттьюзом скверную шутку. Было упущено драгоценное время, необходимое для отступления к побережью, и его армия оказалась в железном капкане. Помощи было ждать неоткуда. Генерал Стюарт дрался под Мадрасом с де Бюсси, а полковник Фуллартон безнадежно завяз на южных границах Майсура. Мэттьюзу приходилось рассчитывать только на свои силы.

Не с кем было и посоветоваться. Полковник Хамберстон, умудренный опытом войн в Индии, был давно отозван в Бомбей. За ним вскоре последовал и хитрый, как лиса, Маклеод. В его расчеты не входило делить с генералом участь побежденного.

Что касается Шейх-Аяза, то он отлично знал, что его ожидает, попадись он в руки Типу. Темной ночью, с горсткой преданных ему людей, бывший фаудждар тайными тропами ускользнул из Беднура. В дороге он потерял почти все золото, которое удалось скрыть от Мэттьюза. Кое-как добравшись до побережья, Шейх-Аяз ушел на английском корабле в Бомбей. Не удалось ему остаться губернатором Беднура. Говорят, что до конца своих дней ему пришлось выклянчивать жалкие подачки у скаредного бомбейского правительства.

На штурм Беднура Типу пошел не сразу. Темными ночами его саперы заваливали городские рвы. Артиллерия била по стенам, пытаясь сделать в них проломы. Готовились позиции для тяжелых осадных пушек.

В середине апреля началась нестерпимая жара, которая всегда предшествует муссону. Как раз в это время на стены Беднура двинулись белые шеренги майсурских войск. Недосягаемые для пуль бычьи упряжки подтаскивали на позиции тяжелые орудия и тотчас-же уходили в укрытия.

Стены Беднура закишели фигурами в красном. Взвились британские флаги.

Лейтенант Топсфилд сам проследил за тем, чтобы все его солдаты выпили по чарке арака[115]115
  Арак – род местного крепкого спиртного напитка.


[Закрыть] для храбрости, и сам расставил их на юго-восточном участке городской стены. Каждому сказал:

– Без моей команды – ни с места! Иначе – расстрел!

Билл Сандерс крепко выругался и плюнул вслед лейтенанту.

– «Ни с места!» Тут захочешь – не смоешься!

По примеру Сандерса Джеймс поудобнее устроился за зубцами крепостной: стены, проверил мушкет и боевой припас. По спине у него то и дело пробегал неприятный холодок. Дело предстояло нешуточное.

На буром пригорке неподалеку от крепости поднялся большой зеленый шатер, вокруг которого немедленно стали собираться всадники, повозки: и боевые слоны. Вскоре уже над ним развевалось большое зеленое знамя.

– Типу? – кивнул в сторону шатра Джеймс.

Сандерс долго смотрел на шатер из-под ладони.

– Он самый...

Джеймс высунул голову между зубцами и посмотрел на подножие стены. Там вился глубокий ров, в котором пузырилась вонючая бурая жижа. Кое-где ров чуть не доверху был завален всяким мусором. Это постарались майсурские саперы.

– Может, отсидимся, Билл?

Сандерс нервно хохотнул:

– Ха! Влипли мы, Джимми! Надо быть олухом, чтобы забраться с тремя тысячами людей в логово Султана. Генерал выпутается. А мы расплатимся своей шкурой!

У Сандерса была причина опасаться за свою шкуру.

Напряжение все нарастало. Солдаты с тревогой следили за тем, как все ближе и ближе подступают к стенам ломаные белые линии майсурских войск. У вражеских пушек уже суетились фигуры в красно-голубом – артиллеристы Коссиньи. Они скалили зубы, размахивали над головами кепи и кричали:

– Бонжур, друзья! Скоро пожалуем к вам в гости!

– Милости просим, дорогие соседи! – неслось со стен.

– Сейчас пошлем вам подарочек!

Грянул пушечный залп, возвестив о начале штурма. С визгом полетели чугунные ядра. Большие камни из тупорылых медных мортир тяжко застучали по стенам Беднура, круша зубцы и обдавая защитников градом обломков и известковой пылью. Полетели в ров каменные глыбы, выбитые ядрами из кладки стен.

Лейтенант Топсфилд, пригибаясь, бегал по стене.

– Приготовсь!

Пушки умолкли. Джеймс стряхнул с себя известь и осторожно глянул вниз. Вражеские штурмовые колонны были уже совсем близко. Майсурцы тащили на плечах бамбуковые лестницы и фашины. Между ними двигались прикрытые спереди широкими деревянными щитами легкие пушки на четырех колесах. Они вдруг остановились и разом хлестнули картечью. Нескольких неосторожных смельчаков словно сдуло ветром со стен. И по этому сигналу майсурские сипаи устремились на приступ.

– Аллах-о-акбар! Джай! Джай![116]116
  Джай! (Победа!) – боевой возглас солдат хинду.


[Закрыть]

– Стреляйте, коли жизнь дорога! – потрясая кулаками, вопил Топсфилд. – Стреляйте, будьте вы прокляты!

На стене закипела бешеная работа. Солдаты с лихорадочной поспешностью палили в белые фигуры, которые метались у подножия стены. Раненые заряжали мушкеты и передавали их стрелкам.

Боевой клич майсурцев волнами перехлестывал через стену. С помощью фашин они пересекли ров, разом поставили десятки штурмовых лестниц и, прикрываясь щитами и размахивая кривыми саблями, начали быстро и ловко взбираться наверх. На стены карабкались далеко не все участники штурма. Лучшие майсурские стрелки остались внизу. Держась несколько поодаль, они ловили на мушку защитников, которые высовывались из-за стены. И то и дело появлявшаяся наверху фигура в красном, не успев разрядить мушкет или сбросить тяжелый камень, оседала за зубцами или мешком валилась вниз, сшибая с лестниц штурмующих.

– Аллах-о-акбар! Джай! Джай!

Между бойниц и в проломах появились смуглые усатые и бородатые лица, искаженные яростью боя.

– Аллах-о-акбар! Джай!

Вместе с остальными солдатами Джеймс и Сандерс бились с яростью отчаяния – в упор стреляли в осаждающих, обрушивали им на головы камни. Но майсурцы все наседали и наседали...

Вот через пролом в стене легко проскочил рослый вражеский сипай. В руке у него сверкнула сабля. Джеймс едва успел отпарировать страшный удар, который выбил из ствола его мушкета сноп искр. Сипай кинулся в другую сторону и зарубил соседа Джеймса. А к пролому лезли по лестнице белые фигуры. Одна, другая, третья...

– Держись! – подбадривали они смельчака.

Момент был критический. Подоспел лейтенант Топсфилд, но тут же упал, раненый.

– В штыки его, ребята! – успел крикнуть он.

Держа мушкеты наперевес, солдаты прижали майсурца к стене. Тот отчаянно рубился, но был одинок на стене.

– Я тебе покажу! – прошипел Сандерс. Подобравшись справа, он улучил момент, когда сипай неосторожно подставил бок, и с размаху ударил штыком. Из горла сипая вместе с фонтаном крови вырвался отчаянный вопль. В следующий миг солдаты подняли на штыки его обвисшее тело и перекинули через зубцы.

Остальные майсурцы так и не успели подняться на боевую площадку.

– Отталкивай лестницы! – заорал Сандерс.

Солдаты похватали заранее приготовленные шесты и, подсунув их под верхние перекладины лестниц, с силой оттолкнули от стены. Те из майсурцев, кто не успел вскарабкаться высоко, ловко попрыгали на землю. Но двоим или троим на самом верху одной из лестниц грозила гибель. Падение с такой высоты означало смерть или тяжелое увечье. Однако лестница, которая начала уже падать, вдруг остановилась, изгибаясь под тяжестью людей. Снизу ее надежно подпер рогатиной крепко сложенный сипай с молодецкими смоляными усами.

– Слезай! – крикнул он снизу товарищам.

В мгновенье ока те оказались на земле.

– Спасибо тебе, Сагуна! – сказал один из них молодому силачу.

Роте Топсфилда удалось отбить штурм на своем участке стены. Майсурцы отошли для новой атаки. На истоптанной земле остались лежать десятки неподвижных белых фигур. Снова заговорили французские пушки. Солдаты попрятались за зубцы, прислушиваясь, как с треском бьют в стену ядра и картечь.

– Эй, Билл! – крикнул Джеймс. – Послушай-ка!

Столь велик был азарт боя, что солдаты не заметили, как пали соседние участки стены. И они с изумлением слушали, как боевая труба играет отбой. Отстреливаясь, к городскому форту отходили неровные цепочки красных фигур, а пушки форта уже били по направлению тех самых стен, которые несколько минут назад упорно защищал осажденный гарнизон.

– Живо со стен! – скомандовал Сандерс. – Тащи лейтенанта!

Солдаты подхватили Топсфилда и горохом посыпались на землю. За спинами у них над исковерканными зубцами заполоскались большие зелёные знамена.

– Живей, ребята!

Бурный поток англичан и сипаев вливался в форт. Встречал их сам генерал Мэттьюз. Он гнал всех наверх – занимать оборону на стенах. И когда в форт вбежал последний солдат, громадные деревянные ворота с треском захлопнулись...

Тяжело переводя дух и вытирая рукавами пот, струившийся с грязных закопченных лиц, солдаты начали осматриваться на новом месте. Форт большим островом стоял посредине города. Над ним хлопал на ветру британский флаг. А под высокими его стенами валялись мертвецы в красных мундирах, мушкеты, сломанные повозки, барабаны...

Майсурские части уже вошли в город. Скрипели колеса арб и легких пушек. Слышался многоголосый говор. В окрестных кварталах раздавались редкие выстрелы.

Глядя вниз со стены форта, Джеймс вспоминал минувший день. Ему повезло – он остался в живых. А что будет завтра? Из мышеловки, в которую угодила армия, не вырваться. Помощи ждать неоткуда.

– Что же дальше, Билл? – спросил он Сандерса.

Тот пожал плечами.

– А кто его знает!

По правде говоря, Сандерс предпочел бы сейчас сидеть в тюрьме, кормить вшей и ворочать камни на тюремном дворе – только бы не попасться в руки майсурцев. Тугой узел в ранце его уже не радовал.

– А здорово ты командовал, Билл!

– Будешь тут командовать, – проворчал тот. – Подыхать кому охота...

Майсурцы не сумели ворваться в форт вслед за отступившими англичанами и оставили их пока в покое. Сипаи родом из Беднура разбегались по окрестным махалла, спеша узнать о судьбе родных и близких. Удержать их не было никакой возможности.

Кинулся в родную махалла и Сагуна. Держа в руке мушкет, он бежал по улицам. Кругом громоздились горы мусора и нечистот. То и дело попадались истерзанные грифами и шакалами трупы. Убирать их было некому. На него жутко смотрели пустыми глазницами окон разбитые дома. Вышибленные двери их походили на широко раскрытые рты. Дымились пепелища, усеянные большими головнями. Оседали бугры глины пополам с соломой.

Кругом было такое страшное разорение, что Сагуна уже не надеялся увидеть в живых мать и дочь. Задыхаясь от волнения, он миновал знакомый с детства глиняный заборчик, на котором мать сушила горшки и тряпки, потом палисадник. Вот, наконец, и родной дом! Сагуна ступил на его порог и в страхе остановился. Изнутри на него пахнуло золой и сухой глиной. Стены были исковырены, очаг разбит и вскопан. Внутри – ни души!

Бравый сипай опустился на земляной пол и спрятал лицо в ладони. Раскачиваясь всем телом и вытирая слезы, Сагуна вспоминал о погибшей семье. Вдруг в дальнем темном углу послышался слабый шорох. Сипай вскочил на ноги и двинулся в угол, где мать хранила большие корчаги с зерном и гхи и где любила прятаться его дочь. Там, среди дерюг и всякой рвани, которую побрезговали взять грабители, лежал полунагой живой комочек.

– Я знала, абба[117]117
  Абба – отец.


[Закрыть], что ты придешь, – прошелестел голосок.

Силач сипай опустился перед дочерью на колени. Он осторожно взял на руки маленькое, обтянутое прозрачной кожей тельце, прижал его к щеке и заплакал.

– А где дади?[118]118
  Дади – бабушка.


[Закрыть]

Смотря на него огромными глазами, дочь ответила:

– Ангрез запорол ее штыком.

– Что же ты ела все эти дни?

– Сухое зерно... Дади выкопала в углу ямку, насыпала туда риса и сказала – ешь, если меня убьют...

Сагуна вытер глаза и вышел из дома. В руках он бережно нес чудом уцелевшую дочь – она была легка, словно перышко.

Скрипнув зубами, Сагуна поклялся люто отомстить ангрезам.

Садык дает ценный совет

Сипахдар Лютф Али Бег был утомлен долгим и опасным рейдом по восставшему Малабару. В ушах у него еще звучали боевые выкрики суровых кодагу, которые, размахивая своими киркутти[119]119
  Киркутти – кривые боевые ножи малабарцев.


[Закрыть], бросались на майсурских соваров из засад в непролазных чащобах. Не одна сотня соваров осталась вечно лежать в болотах Курга и Балама.

– Я выполнил твой приказ, хазрат!– докладывал он Типу. – Майсурские конные отряды грозой прошли по всему Малабару, карая непокорных раджей и махараджей. Прослышав о смерти Бахадура, многие из них тайком возвратились в свои владения и подняли мятежи. Кодагу изгнали из Меркары твоего наместника брахмана Суббарасайю. Отказался платить положенную дань владыка Балама. Джасусы доносят, что он заключил тайный договор с Компанией.

На лице Типу появилось выражение досады. Волнения на Малабаре отвлекали его от борьбы с ангрезами.

– А христиане? – спросил он. – Опять снюхались с бомбейцами?

– Чаша их неблагодарности полна до краев, хазрат. Все они ступили на тропу измены.

Из-под навеса шатра Типу смотрел на панораму Беднура, на большой английский штандарт, реявший над фортом. С той стороны доносились гулкие пушечные удары и трескотня мушкетов.

– Христиане – чужое племя. Душой они с епископом Гоа. И где поселился христианский поп, туда рано или поздно явятся армии ферингов[120]120
  Феринги – местное собирательное название всех европейцев.


[Закрыть]...

– Не все христиане предатели, хазрат, – заметил Пурнайя. – Сирийские христиане никогда не были замешаны в таких делах. Они полезные для государства люди, потому что торгуют со всем миром.

– Знаю. Но ведь их никто и не трогает, как и торговцев-армян. У них свой духовный владыка. Епископ Гоа для них – никто.

Лютф Али Бег подождал: не скажет ли еще чего-нибудь Типу?

– Несчастливые вести привез я и из Мангалура, – продолжал он. – Киладар Касым Бег сдал крепость ангрезам почти без боя под предлогом, будто она обветшала и оборонять ее невозможно. Так ли это на самом деле – не знаю. Но урон ужасен. На верфях Мангалура погибли шесть многопушечных кораблей и много галиотов, которые повелел заложить твой славный отец, да вечно живет его имя! Джасусы видели, как поднимались в небо столбы дыма над горящим флотом. В прах обратились труды твоих подданных, которые без устали рубили тиковые леса в Гатах и отвозили тяжелые бревна к морю...

В голосе Лютф Али Бега было неподдельное страдание. Незадолго до своей кончины Хайдар Али назначил его мир-бахром[121]121
  Мир-бахр – адмирал.


[Закрыть] нового майсурского флота. Он бы проучил тогда ангрезов и наглых маратхских пиратов, которые мешают торговле Майсура. А флота нет!

– Где Касым?

– Отстранен от дел, хазрат, – доложил Пурнайя. – Ожидает решения своей участи. Он давнишний приятель Шейх-Аяза.

Типу в этот миг проклинал самого себя. И нужно же было ему поспешить с приказом об уничтожении Шейх-Аяза – этого баловня отца! Конечно, двум мечам не поместиться в одних ножнах. Но пошли он Шейх-Аязу подарки и повеление как и прежде нести службу, не был бы разорен Беднур. Хорошо, что никто не знает об этом приказе!

– Покойный наваб пригрел за пазухой змею, и она ужалила меня в сердце, – сказал он. – Чересчур обильные дожди губят посевы, а излишние милости портят людей. Шейх-Аяз – что цапля, у которой перья белые, а мясо черное. Таков же и его приятель Касым. Пусть займется его делом фаудждар Малабара Мухаммад Али.

Воцарилось неловкое молчание. Приближенные стояли, устремив взоры в ковры или зеленый полотняный потолок...

– В чем дело?

Общую мысль выразил Пурнайя:

– Ты же знаешь, хазрат, что Касым и Мухаммад Али – старинные собутыльники...

– Ну и что же? Неужто Мухаммад Али поступится долгом ради прошлой дружбы с человеком, который оказался трусом?

Никто не решился возразить Типу. Вот она, разница между Хайдаром Али и его преемником! Хайдар Али никому не доверял, а Типу склонен верить людям и ждет ото всех ревностного исполнения долга. Слов нет – отважен и удачлив сипахдар Мухаммад Али. Где он – там победа. Благодаря его отваге не однажды почти проигранные битвы превращались в блистательные победы. Однако он без меры горд и самолюбив. Наваб любил его как родного брата, но однажды, прослышав, что сипахдар заигрывает с ангрезами, тотчас же отстранил от дел. Правда, в первой же битве Мухаммад Али проявил такую отчаянную отвагу, что наваб вернул ему звание, и все стало на свое место... А Касым нечист на руку... Ну, да Типу видней. Ему принимать окончательное решение.

– Хорошо, – прервал молчание Типу. – Дело Касыма разберет панчаят[122]122
  Панчаят – деревенский совет старейшин; в армии – трибунал.


[Закрыть]. Иди отдыхай, отважный сипахдар. Я доволен тобой.

Лютф Али Бег низко поклонился и вышел.

– Есть ли новости из Карнатика?

– Есть, хазрат, – выступил вперед один из мунши. – Оттуда только что прибыл харкара. Саид Сахиб пишет, что франки бездействуют. Их главнокомандующий проводит все время в своей палатке и, словно женщина из богатого гарема, слушает касыды льстецов. Саид спрашивает, помогать ли ему и дальше провиантом и тяглом...

Типу задумался. Не прошло и месяца с тех пор, как де Бюсси высадился на Короманделе, но он уже успел показать свой характер. Почитать его письма, так можно подумать, что Типу у него в подчинении – столько в них пренебрежения и бестактностей. И изволь еще помогать этому нахалу.

– Сегодня ночью я видел странный сон, – сказал он приближенным. – Будто франк сердечно обнимал меня, нашептывал слова дружбы и клялся в верности. К чему бы это?

Все заговорили наперебой:

– Не к добру, хазрат!

– Может, за спиной у тебя он держит нож!

– Не верь франкам, хазрат!

Типу молча слушал приближенных. Как же все-таки быть с франками? Они остаются на Декане только из-за своих выгод. Условия договора о совместной войне против ангрезов они постоянно не выполняют. Но порвать с ними невозможно. К кому обращаться тогда за боеприпасами, мушкетами и пушками? Потом решительное столкновение франков с ангрезами неизбежно. Судя по докладам джасусов, идут крупные передвижения мадрасских войск в сторону крепости, занятой маркизом де Бюсси.

– Пусть Саид Сахиб помогает франкам, – сказал Типу. – А их артиллеристы помогут нам взять форт Беднура.

Вошел арзбеги[123]123
  Арзбеги – церемониймейстер.


[Закрыть] и стукнул серебряной булавой об пол.

– Вестники из Анантапурама, хазрат! – доложил он.

Типу и его приближенные с интересом глядели на пожилого джукдара с седеющей бородой. У его молодого спутника из-под чалмы выглядывал окровавленный лоскут. Вестники были запылены и утомлены.

– С помощью Аллаха Анантапурам взят, хазрат! – доложил старший из соваров. – Вскоре к твоему шатру пригонят уцелевших ангрезов. Их осталось немного. Разгневанные горожане не одного из них разорвали в клочья...

– Говори, как там сложилось дело.

– Киладар Анантапурама вел себя как герой, хазрат. Он не сдал крепости, как велел Шейх-Аяз, а сообщил ангрезам; что не станет предателем, ибо съел немало соли наваба. Ангрезы рассвирепели. Они штурмом взяли крепость и истребили весь гарнизон. Никого не брали в плен, хотя под конец киладар просил генерала ангрезов пощадить его людей. Твоих сипаев поднимали на штыки, хазрат, кололи их – будто это не люди, а мешки с мусором на учебном плаце. И те офицеры и солдаты, которые не были беспощадными, получали нагоняй от генерала...

Лицо Типу посерело, глаза сузились в щелки. Весь он напрягся, словно тигр, готовый к прыжку. Среди мертвого молчания джукдар продолжал рассказывать:

– Ангрезы истребили многих мирных жителей, хазрат. Четыреста прекрасных женщин лежали мертвыми или умирали от ран в объятиях друг друга, а ангрезы срывали с них золотые и серебряные украшения и творили неслыханные злодеяния над их телами. Многие женщины сами кидались в пруды и колодцы, чтобы не достаться кровожадным ангрезам. И когда пленные рыжие собаки просили воды, их подводили к этим колодцам и прудам, из которых шел смрад от мертвых тел. Обезумевших анантапурамцев приходилось прикладами отгонять от пленных...

Обычная сдержанность оставила Типу. Он быстро встал с маснада.

– Пусть будут прокляты ветры, несущие к берегам Декана корабли ангрезов! Нет, кажется, преступления, которого бы они не совершили на нашей земле! Ты сильно устал, джукдар?

– Я готов исполнить твой приказ, хазрат!

– Тогда скачи обратно за войсками, которые взяли Анантапурам. Дорог каждый час...

Совары, отсалютовав, поспешно вышли из-под навеса. У коновязи джукдар сказал:

– Залечивай рану, Садык. Я скоро вернусь...

– Какая это рана! – беспечно отвечал Садык. – Милостиво пальнул в меня командир ангрезов.

– Возьми он чуть ниже – разнесло бы тебе голову, как гнилую тыкву, – заметил джукдар.

В ожидании, пока мунши приготовят приказ войскам у Анантапурама, джукдар принялся осматривать коня, а Садык тронул буланого и поехал в город. Спешить ему было теперь некуда. Миновав ворота, он оказался у батареи, которая обстреливала форт. При каждом выстреле пушки, словно игрушечные, резво отпрыгивали назад. Пушкари, чихая от едкого порохового дыма, тащили их на прежние места и забивали в жерла картузы с порохом, пыжи и ядра. Работали они как черти. В этот момент к батарее подъехал со свитой Лалли.

Лалли сердился. Пятнадцать дней непрерывной бомбардировки не смогли сломить упорства осажденных. Типу молчал, выслушивая его очередной рапорт, но видно было, что он недоволен.

– Куда стреляешь? – отчитывал франк старшего канонира. – Надо брать выше, чтобы обваливать верх!

– Крепка стена, – оправдывался пожилой канонир. – Ее дед мой складывал. А он все делал на совесть...

Мешая французские и персидские слова, Лалли начал ругаться, потом засучил рукава.

– Гляди, как надо стрелять!

Франк прилег у пушки. Тщательно наведя ее, поднес фитиль. Грянул выстрел. Ядро описало широкую дугу и с треском ударило по верху стены, сокрушив зубец. Пушкари разразились радостными криками и с новой энергией кинулись заряжать орудие.

Садык с интересом наблюдал за этой сценой. Потом он спешился и подошел к Лалли. Тот, отдуваясь, поглядел на него колючими глазами:

– Чего тебе, совар?

– Позволь дать совет, Лалли-сахиб.

– Две недели слушаю советы, да что толку. Ладно, выкладывай!

Садык начал говорить, то и дело показывая плетью на один из бастионов крепости. Лицо у Лалли прояснилось.

– Черт! Как я мог забыть о колодце! – воскликнул он. – Ты в самом деле дал ценный совет, совар.

Франк поспешил к своему коню, на ходу говоря старшему на батарее:

– Ставь пушки на передки и переезжай вон к тому бастиону! Да живо! А я приеду с большой мортирой!

Садык, качая головой, с усмешкой глядел вслед Лалли.

– Две недели слушает советы! Ишь как обрадовался – сказать спасибо забыл.