Текст книги "По Декану"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

В приемной доктора Свами мы не раз видели ветхого старика брахмана. Он появлялся в сопровождении молодой цветущей женщины лет двадцати. Сначала мы думали, что это дочь приводит больного отца, но они оказались мужем и женой. У старика была тяжелая форма туберкулеза и какая-то сердечная болезнь. Он едва ходил, и его молодая жена старательно ухаживала за ним.

– Он вдовец и недавно женился, – пояснил доктор Свами. – Семья у него большая, деньги водятся, вот он и женился на девушке из бедной семьи. Первый раз его принесли сюда на носилках. Сейчас, правда, он стал несколько получше – я делаю ему уколы.

Старик – настоящая развалина – был очень неопрятен, харкал кровью, однако женился – буквально на смертном одре. Брахман, если у него умерла жена, может и даже должен вскоре жениться снова, и непременно на молодой девушке.

Уже накануне отъезда из Хайдарабада мы познакомились с молодым отоларингологом, доктором Рао. Он тоже получил образование за границей и работал заместителем директора больницы Сароджини Дэви в Старом городе. Необыкновенно деловито, с большим знанием дела он оказал помощь моей жене, дал все требуемые советы, прописал лекарства и тут же сказал «гуд бай», давая понять, что аудиенция окончена. За дверями его кабинета стояла большая очередь больных.

Позже, при встрече с доктором Рао я выразил свое восхищение его оперативностью и необыкновенной деловитостью. Доктор от души расхохотался и объяснил, что у него просто много работы, поэтому у него нет времени беседовать с клиентами, но если нам угодно, мы можем встретиться в Английском клубе и потолковать на свободе.

В Английском клубе доктор Рао представил нас своей супруге. Узнав о том, что госпожа Рао ревностная католичка, я спросил доктора, хорошо ли они живут, принадлежа к разным религиям.

Доктор Рао только улыбнулся.

– Мы живем очень и очень хорошо. Недавно у нас родилась девочка, и мы очень ею гордимся. А что касается религии, то моя жена ходит в церковь и молится там.

– А вы?

– А я хожу в свою больницу! Я очень люблю свою профессию, и, откровенно говоря, мне нет дела до всей этой чепухи. Моя жена очень хорошая и заботливая хозяйка. На ее плечах весь наш дом, и она с радостью несет это бремя. Иногда мы ходим на заседания Ротари клаба, иногда сюда, в Английский клуб, пообедать. Вот и все.

– А как же смотрят на ваш брак родственники?

– О, я имел массу неприятностей! Вся моя родня – закоренелые хинду. Когда, закончив образование, я приехал из Англии и женился на христианке, это мигом воздвигло высокую стену предрассудков между мной и моими родителями со всеми родственниками в придачу. Вы ведь знаете, что у нас в Индии семьи несколько иные, чем на Западе. Семья – это не только отец, мать и дети, но и ближайшие родственники. И вот все они вдруг отшатнулись от меня как от зачумленного, даже мать, которая очень любила меня и, я уверен, любит и сейчас. Все это было бы ничего, если бы я не ушел от них и не поселился в доме моей жены. Этот мой поступок шел совершенно вразрез с их представлениями. Сейчас я не имею никакого контакта с родней. Они презирают меня и, очевидно, долго не простят мне отхода от религии и дедовских обычаев. Но что я могу поделать. Жить по-старому я не в состоянии!

Доктор Рао не стал больше распространяться на эту тему. Он рассказал, что собирает. деньги на поездку в Европу для совершенствования своих медицинских познаний. По пути непременно заедет в Советский Союз, о достижениях отоларингологов которого он много наслышан.

В Хайдарабаде мы встретили еще одну такую же интересную пару. Он был хинду, а она христианка. Когда они решили соединить свои судьбы, то родственники жениха настояли, чтобы невеста перешла в хиндуизм, что ей и пришлось сделать.

Молодая женщина с большим юмором рассказывала, как она «перевернулась» в хинду.

– Пришлось мне при всей будущей родне взять в рот свежего коровьего помета и пожевать его. Такая, знаете, гадость! Но что было делать – я сильно полюбила моего Рангу. Если бы не он, то ни за что бы не взяла в рот навоза. Зато сейчас он мой муж, и мы живем с ним счастливо и дружно. Счастье требует жертв!

* * *

Мероприятия правительства Андхры-Прадеш по развитию общего образования в штате дают первые, пусть скромные, но плодотворные результаты. Образование и культура, как известно, несовместимы с принципами и догмами любой религии, даже такой гибкой, как хиндуизм. Многочисленные колледжи Османского университета готовят немало специалистов – инженеров, врачей, агрономов из местной молодежи.

Большие массы деревенского населения Андхры приходят на заработки в Хайдарабад и другие большие города штата, формируясь в рабочий класс. Возникающие в Андхре заводы и фабрики, электростанции, железные дороги, учебные центры абсорбируют массу людей, нивелируют и переламывают ее, давая качественно новый людской материал, мало-помалу избавляющийся от нелегкого наследия прошлого.

ТЕЛИНГАНА

В старину Андхра была известна еще и под именем Телинганы. Обитателей ее звали телингами. Однако в настоящее время под Телинганой понимают центральную и южную части Андхры, долгое время входившие во владения хайдарабадского низама и отличавшиеся большей отсталостью по сравнению с приморскими районами Андхры, которые были под прямой властью английской колониальной администрации.

В конце сороковых годов имя Телинганы прогремело по всему миру, когда там произошло крупнейшее крестьянское восстание, направленное против засилия феодализма и деспотической власти низама.

НА ЮГ, В ГЛУБЬ СТРАНЫ

Совершить экскурсию в глубь сельскохозяйственных районов Андхры я собирался уже давно, но удобный случай представился лишь после знакомства с Хасн-уд-Дин Ахмедом – главой администрации района Карнул.

Г-ну Ахмеду лет тридцать пять. Он очень худ. У него плоская грудь, густая шевелюра блестящих, аккуратно уложенных волос, мефистофельские усики и подбородок. Знакомиться он явился сам.

– Пришел спросить, не нужна ли вам какая-нибудь помощь, – сказал он. – Считаю своим долгом помогать иностранцам, посещающим наш город. Я сам много ездил и знаю, как это бывает иной раз кстати.

Вскоре Хаси-уд-Дин Ахмед пригласил меня и мою жену посмотреть индийскую деревню, и несколько дней спустя рано утром мы уже катили на стареньком джипе по пыльной дороге к Карнулу, который находится к югу от Хайдарабада. Задние сиденья машины были забиты корзинами с овощами, фруктами и хлебом. Тут же помещались термос и вместительный сурахи – кувшин из красной слабообожженной глины. Сурахи хорошо охлаждает воду. Выступая наружу через поры глины, испаряясь и забирая с собой тепло, вода как бы охлаждает себя. Индийцы уверяют, что сурахи очищает воду от дурных привкусов. Через три-четыре недели сурахи, однако, теряет свои качества. Тогда ее разбивают и покупают новую. Цена сурахи на базаре – всего две-четыре анны.

Вскоре остались позади последние заброшенные мечети Хайдарабада, поросшие бурьяном руины старых опустевших поселений, развалившиеся хавели и вырубленные манговые сады. Мы находились в самом сердце Телинганы.

Был конец февраля, и начинало заметно припекать солнце. Мимо проплывали бурые поля, по краям которых грозными часовыми стояли кактусообразные растения с громадными шипами. Скотине сквозь них не продраться. В полях мелькали большие одиночные деревья, рогули колодцев, густо пестрел пасущийся скот. Несмотря на то что трава успела побуреть, а окрестные кустарники выжгло солнце, Телингана была чарующе красива. Особенно пленительными были ее синие дали, уставленные ровно срезанными конусами нагих скалистых гор.

Земля Телинганы – красная и жесткая, словно спекшийся ноздреватый сургуч. Прокаленная солнцем, она с трудом поддается кудалу – кетменю. Но стоит пролиться дождю, как она преображается и становится удивительно щедрой. С такой землей, под таким солнцем здесь можно было бы брать по три богатых урожая в год.

Можно было бы! А мы с сожалением и с горечью смотрели, как мимо без конца бегут редкие-редкие приземистые посевы, сквозь которые виднеется голая, твердая как камень земля. Это были посевы клещевины (Телингана – мировой экспортер касторового масла). Над посевами зерновых высились трехногие платформы, на которых сидели крестьяне и бдительно охраняли поля от прожорливой птицы. Нигде и никогда в жизни не приходилось мне видеть таких убогих полей и таких редких всходов!

На пути попадались яркие бензиновые колонки «ЭССО» и «Калтекс», добротные здания американских и канадских миссий.

Г-н Ахмед вытащил из-под сиденья несколько толстых книг на урду.

– Полюбопытствуйте, – сказал он, протягивая мне одну из них.

Я посмотрел. В книге ровные привычные стихотворные строки на урду, но в них густо мелькают цифры. Видя мое замешательство, г-н Ахмед засмеялся.

– Это книги налоговых обложений для нескольких здешних районов, – пояснил он. – Но написаны они в стихах. Эти «налоговые поэмы» были сочинены еще при моих дедах. Здешний депьюти-коллектор, мой знакомый, хочет сравнить современные данные об урожайности с тем, что было ранее. Урожайность здешних полей за последние сто-двести лет катастрофически упала!

Индия могла бы кормить полмира, но она сама сейчас вынуждена ввозить рис из Бирмы и пшеницу из Америки. Правительству Индии часто приходится ликвидировать очаги голода, возникающие то в одном, то в другом конце страны, путем срочной переброски зерна в угрожаемые районы.

К полудню мы подъехали к окраине Карпула – большого поселка, где находится резиденция администратора района. Карнул выглядит неказисто. По обе стороны пыльной дороги, понурившись, стоят глиняные лачуги, крытые бурыми пальмовыми листьями. Из-за жидких прутяных заборов клубятся темно-зеленые манговые рощи. Всюду бродят буйволы, коровы, овцы и козы. У обочины дороги крепкий темнолицый парень с тяжелыми выдохами крушил молотом камень на щебенку. Небольшими группами шли женщины банджара с вязанками сучьев на голове. Они возвращались с полей. Одежда на них была обтрепанная. Из деревни всплесками долетали звуки барабанов. Где-то мерно работал движок.

– Дает энергию для кинотеатра, – пояснил г-н Ахмед.

– Как? Здесь есть кино?

– Да, ведь это районный центр. Крестьяне приходят сюда смотреть кино со всех окрестных деревень.

– А сколько же деревень в вашем районе?

– Триста пятьдесят. Поэтому я постоянно кочую из деревни в деревню и почти никогда не бываю дома.

Когда мы добрались до бунгало Хасн-уд-Дина Ахмеда, он тотчас же отправился к соседнему большому дому, возле веранды которого густо толпился народ. Там районный суд. Крестьяне ждали администратора для разрешения своих тяжб и споров. Большинство из них явились с просьбами об отсрочке налоговых платежей.

Вскоре мы поехали осматривать соседнюю деревню.

КРЕСТЬЯНЕ ТЕЛИНГАНЫ

Уже полдень. Жарко. Солнце стоит высоко над головой. За джипом, который козлом прыгает по ухабам проселочной дороги, тянется длинный шлейф удушливой пыли, и в ней пропадают на миг встречные арбы, в которые впряжены понурые бычки. Крестьяне, отплевываясь от пыли, долго смотрят нам вслед. Кругом окаменевшие поля, и над ними маревом дрожит раскаленный воздух. Урожай с полей уже убран, только кое-где видны убогие редкие посевы, в которых копошатся женщины и дети. Утомившись, они садятся отдыхать под корявые развесистые деревья, растущие у колодцев. Пыль, духота!

Вот наконец и деревня! Она отгородилась от всего мира беспорядочной грудой серых глиняных стен и заборов. Ни единое окошко не смотрит в поле. Пышные зеленые кроны манго и нимов, клубящиеся над бурыми соломенными крышами хижин, немного скрашивают сурово-унылую картину. Вершины деревьев к вечеру превращаются в ночлег для тысяч небольших белых цапель, которые весь день, словно ростовщики в конторе, важно расхаживают по кочкам пересохших рисовых полей.

Мы въехали на кривую узкую улочку, сошли на ковер раскаленной пыли и двинулись в глубь беспорядочной груды глиняных хижин, жмущихся к мощным бастионам старинной глиняной крепости в середине селения.

Как печален, как уныл был вид деревни! Будто банда злоумышленников ободрала и раскачала стены ее домов, обвалила глиняные заборы, растрепала старую кровлю на крышах и затем дело своих рук присыпала густой пылью, похожей на траурный пепел. Мы медленно шли по улочкам мимо жалких лачуг, входы в которые напоминают лазы в темную берлогу. Возле дверей слепленные из глины лежанки. Здесь отдыхают вечером хозяева. Тут же канавы с высохшими нечистотами. Кругом валяются головешки, черепки посуды, обрывки тряпья.

В этом царстве старой, потрескавшейся глины живут люди. Вот седая старуха рассыпает на чисто подметенном дворе стручки красного перца для сушки. По улицам снуют женщины банджара. Из-за глиняного забора на миг появляется милое девичье лицо и, встретив чужой взгляд, тотчас же исчезает, только косички змейками взлетают над черепками, сохнущими на гребне забора. Бронзовый пастушок тащит куда-то упирающегося козла с рогами, выкрашенными красной краской. Прикрывая лица анчалами – верхними краями сари, – проскальзывают мимо женщины. Степенно проходят седоусые пожилые крестьяне. Они одеты одинаково: на них фиолетово-красные тюрбаны и белые дхоти. В руках у всех высокие пастушеские посохи. У многих крестьян мощные торсы и мускулистые руки. В здешних невероятно трудных климатических и жизненных условиях люди каким-то чудом сохранили естественную человеческую красоту и большую физическую силу!

Крестьяне Телинганы – простой и сердечный народ. Они не слишком разговорчивы, однако полны доброжелательства, и на слово их можно положиться. Честность их удивительная. Не так давно какой-то чиновник, проезжая этими местами, уронил с багажника велосипеда портфель с бумагами и деньгами. Несколько дней портфель лежал на обочине дороги. Мимо него прошли тысячи людей – была как раз ярмарка, – но никто его не тронул, пока он не был подобран клерком администратора.

Но самое примечательное в здешних крестьянах – какое-то внутреннее чувство собственного достоинства, которое не смогли растоптать раджи и магараджи, сборщики податей Кутб Шахов и низамов. Очевидно, это и помогло им выжить в тяжелой многовековой борьбе за жизнь.

По узким улочкам мы обошли всю деревню – она сплошь состояла из лачуг. Какой-то седоусый крестьянин пригласил зайти к нему в дом, и мы воспользовались этим приглашением. У входа в его дом лежала в горячей пыли облезлая больная собака. Из-за парши кожа у нее была совершенно голой, и палящее солнце, как видно, причиняло ей невероятные страдания. Тяжело приподнявшись, собака опять упала в пыль.

Хижина состояла из веранды и большой комнаты без окон. В доме топили по-черному. В углу стояла ангочха (очаг), и от нее вся комната, корявые балки, глиняный потолок и стены были в густой саже. От постоянной копоти, духоты и плохого освещения обитатели таких хижин часто болеют легочными и глазными болезнями, особенно женщины, проводящие у очагов большую часть своей жизни.

Гораздо легче дышалось на веранде. Здесь свисала с потолка люлька. По стенам сохли лекарственные растения, висели яркие календари, фотографии членов семьи. По углам стояли кхаты – кровати без тюфяков (тюфяки в Индии днем снимают с кроватей и ставят в углы). В «садике» при доме росло несколько чахлых растений.

– Эта хижина еще не так плоха, – заметил г-н Ахмед. – Глава семьи работает полицейским. У других дома куда хуже.

Всю дорогу по деревне нас сопровождала девушка волонтер из Хайдарабада. Правительство Индии шлет в деревни страны образованную молодежь для того, чтобы с ее помощью хоть в какой-то степени приобщить крестьян к культуре. Это была хорошая, ласковая девушка. Рассказав о трудностях своей работы в деревне, она потащила нас посмотреть на глиняную печку с гончарной трубой и конфоркой – новшество, которое сейчас мало-помалу внедряется в Андхре-Прадеш.

Эта же девушка свела нас к штабу кооперативного крестьянского общества по переработке шерсти. В кооперативе занято человек пять-шесть. Они изготовляют грубые шерстяные одеяла.

* * *

С одного края деревни дома оказались побольше и почище, а улица просторней. Стены домов были аккуратно подновлены свежим навозом с глиной и украшены вертикальными бело-коричневыми полосами. Такие полосы украшают большинство хиндуистских храмов в Южной Индии, ими же обозначают жилища брахманов. Над крышами виднелись антенны радиоприемников, слышалась музыка. Из дверей выглядывали упитанные, хорошо одетые мужчины и женщины.

Это был квартал сахукаров – ростовщиков.

Из века в век сахукар производит немудреную операцию: в дни посева он дает крестьянину взаймы зерно, а в уборку возвращает его себе с большим процентом. Перед посевом зерно дорогое, а в уборку дешевое – вся разница идет в карман сахукару. Он же ссужает деньги под проценты. В конечном счете крестьянин оказывается опутанным растущими долгами и все отдает сахукару, который оставляет ему ровно столько, чтобы тот не умер с голоду.

Все доходы крестьянина уходят в бездонный карман сахукаров.

– Неужели и сейчас позволяют им грабить крестьян? – спросил я г-на Ахмеда.

Тот пожал плечами.

– Что делать! Крестьянин сейчас может взять деньги в кооперативном банке под меньший процент, но чаще он все-таки идет к сахукару, хоть того и ограничивают законом.

– Почему же?

– По привычке. А потом, обращаясь к ростовщику, крестьяне избегают всякой волокиты. Не надо уговаривать чиновников.

Но не сахукары самые богатые люди в Телингане. Куда богаче настоящие ее хозяева – помещики райоты.

Высокая дозорная башня крепости, которая маячит в середине деревни, была некогда твердыней местной феодальной династии. Этому массивному сооружению из глины, перемешанной с соломой, – свыше двухсот лет. Метровой толщины стены, некогда отлично выдерживавшие удары пушечных ядер, и сейчас еще выглядят весьма внушительно. Однако в стенах крепости пусто. Там находятся лишь разрушенные временем и дождями жилые дома, склады, солдатские бараки, заваленные колодцы.

Отсюда в былые времена помещик правил деревней. Несколько дюжин мерзавцев наемников держали в трепете все ее население. Сюда закабаленные крестьяне несли плоды своих трудов, и здесь же они укрывались от набегов соседних заминдаров и бандитских шаек.

Однако здешние помещики давно оставили стены деревенской твердыни. Последний из них живет сейчас на краю деревни в отличном двухэтажном доме городского типа с балкончиками и красивыми архитектурными деталями. Здешний помещик – глава панчаята (деревенского совета старейшин), он владеет многими сотнями акров земли и большими стадами. Основные доходы он получает от сдачи в аренду своих земель крестьянам. Не брезгает также коммерцией и ростовщичеством.

ВОССТАНИЕ В ТЕЛИНГАНЕ

Рассказывая о Телингане, невозможно не упомянуть о событиях, которые имели там место в конце сороковых и начале пятидесятых годов, а именно о восстании крестьян.

До самого последнего времени крестьяне-арендаторы Телинганы – бесправные, жестоко эксплуатируемые, невероятно забитые и отсталые – были лишены элементарнейших человеческих прав.

В конце сороковых годов политическая жизнь в Индии крайне активизировалась. Битвы против англичан, шедшие по всей стране, громким эхом отдавались и в Телингане, но здесь, больше чем где бы то ни было, острие народного гнева было направлено против засилия заминдаров и джагирдаров, против отвратительных феодальных пережитков. Борьбой масс в Телингане руководила демократическая крестьянская организация Андхра махасабха. Среди участников и руководителей этой борьбы было немало коммунистов.

В 1947 году в Телингане произошло мощное вооруженное выступление крестьянства, бушевавшее вплоть до 1952 года.

Восстание вспыхнуло вскоре после разделения страны на Индию и Пакистан. В нем вылилась долго сдерживаемая ненависть крестьянства к сахукарам, заминдарам и джагирдарам.

Как и в старину, заминдары Телинганы держали крестьян в страхе с помощью наемников. Они содержали их, снабжали оружием и с их помощью подавляли малейшее возмущение и сопротивление крестьян. Гуунда (негодяи, бандиты) – называли этих наемников в народе. Гуунда совершали налеты на непокорные деревни, творили насилия, избивали крестьянских вожаков. Особенно свирепствовали гуунда одного из заминдаров Налгонды – района к югу от Хайдарабада. После наиболее жестокого их налета на одну из тамошних деревень крестьяне района подняли вооруженное восстание, которое, словно степной пожар, охватило две тысячи деревень Телинганы. Огромная территория с населением в пять миллионов вышла из-под контроля заминдаров и правительства низама. В деревнях образовывались народные комитеты, распределявшие земли заминдаров.

Первая фаза народной войны заключалась в бесчисленных стычках крестьянских отрядов самообороны с отрядами гуунда, окопавшихся в имениях заминдаров. Перевес был на стороне народа. Когда гуунда появлялись возле какой-нибудь деревни, все жители как один человек вставали на ее защиту и прогоняли бандитов. Заминдары и джагирдары в великой панике бежали в Хайдарабад.

Если у гуунда имелись старые ружья и клинки, то крестьяне были вооружены кольями, пиками, косами. В ход шли луки и стрелы, а также большие рогатки, из которых крестьяне били камнями по отрядам гуунда. Жестокость заминдаров и их отрядов по отношению к захваченным повстанцам была невероятной. Гуунда нападали на деревни тогда, когда местный отряд самообороны уходил на помощь соседям. Часто, возвратившись домой, повстанцы находили на месте своей деревни пепелище, перерезанных стариков, женщин и детей.

Низам, некоторое время выжидавший, как будут развиваться события, в конце концов тоже вступил в войну. У него была своя армия – несколько бригад и отряды разакаров-добровольцев, набранных местной реакционной помещичьей организацией. Началась вторая фаза войны, шедшая с переменным успехом. Войска низама действовали близ городов и больших населенных пунктов. Им противостояли крупные отряды повстанцев, которые скрывались в лесах и горах.

Эта война была суровой и тяжелой для повстанцев. В условиях летней жары, испытывая нехватку в вооружении, провианте и воде, они выстояли около двух лет против сильного противника. И в этих боях открылись замечательные боевые и патриотические качества крестьян Телинганы – основной силы повстанцев. Они бились с врагом с большим воодушевлением. Дисциплина в их отрядах была прекрасной.

Армия низама не смогла добиться успеха в борьбе с повстанцами. В сентябре 1948 года в княжество Хайдарабад вступили индийские войска. Некоторое время отряды повстанцев вели с ними борьбу, но движение уже шло на убыль. Мало-помалу затихли последние бои. В Телингане была объявлена всеобщая амнистия. Между крестьянами была распределена часть помещичьей земли. Помещики вернулись в свои владения.

До сих пор вся Андхра живет под свежим впечатлением беспримерного выступления крестьян, боровшихся за лучшую долю. Они показали, на что способны вчерашние рабы, поднявшиеся на защиту своих попранных человеческих прав.

Но вернемся к нашей деревне.

ШКОЛЫ

В середине деревни помещается местная начальная школа. За посещение ее нужно платить, поэтому здесь учатся дети, родители которых обладают каким-то минимумом необходимых для этого средств. Мы зашли во дворик, огороженный глиняными стенами. Пригнувшись, вошли в низкую веранду под глиняно-черепичной крышей, которую вместо балок поддерживают крупные хворостины.

В классе шел урок. Худой, длинный учитель в сером ачкане (кафтане) вел урок в переполненном классе. Ему приходилось буквально перешагивать через ребятишек. Стоило посмотреть на облик учителя и его неумелые действия у классной доски, чтобы безошибочно решить, что он очень беден и малограмотен.

Дети сидели плотно прижавшись друг к другу. Ими был набит даже темный коридор, уходивший в глубь здания. Рядом со школьниками лежали тканевые сумочки с тетрадками и книгами, в руках – грифельные доски.

Случайно бросив взгляд на заднюю стену классной комнаты, я заметил грубо обтесанную дверь. Она была слегка приоткрыта. Видны были пальцы маленькой руки, не дававшей двери закрыться, виднелось детское лицо.

Учитель сам открыл ее настежь, и мы увидели темную каморку с земляным полом. Там тоже сидели дети, но они были страшно оборванные, худые, со следами долгого недоедания. У некоторых из них парша выстригла половину волос на голове, и они выглядели маленькими старичками.

– Дети хариджанов, – кратко пояснил учитель, – Им разрешено присутствовать на занятиях бесплатно.

Не скрою – вид детей вызывал чувство жалости. Отец нации Махатма Ганди назвал неприкасаемых хариджанами, то есть божьими людьми, и слово это укрепилось в Индии. В городах страны сейчас уже нет открытого разделения общества на неприкасаемых и «дважды рожденных», но в глуши этот пережиток существует по сей день.

– Это старая школа, – заметил Хасн-уд-Дин Ахмед, – Сейчас по всей округе строятся новые. Часть денег на них выделяет государство, часть дает население. Поедемте посмотрим одну из них.

Мы поехали в соседнюю деревню. Да ее окраине стоит одноэтажное здание, похожее на букву П. Двери справа и слева ведут в две классные комнаты с каменными полами. В каждой из них, в углу, – доска и столик. К доскам приколоты написанные на телугу имена дежурных по классу и их обязанности. На стенах азбука в картинках, кое-какие наглядные пособия. С потолков свисают на веревках длинные палки. В дни праздников дети украшают их флажками и лентами.

Снаружи, между крыльями здания, имеется крошечная площадка с высокой мачтой посредине. В дни национальных праздников дети подымают на ее вершину тиранга – трехцветное знамя республики – и поют гимн «Джана-гана-маиа».

– Крестьяне не очень охотно отпускают детей в школу, – заметил Хасн-уд-Дин. – Их помощь нужна на полях. Правда, намечается уже известный перелом. Выгоды образования постепенно доходят до сознания всех, даже самых темных.

– А где ученики?

– Занятия происходят вечером, когда не так жарко.

ОБЩИННЫЙ ПРОЕКТ

Вечер в Телинане был красив и величествен. Спрятавшееся за горы солнце окрасило небо пурпуром. Из болотистых рисовых полей с криком потянулись к насестам стаи белых цапель. Стало прохладней. И в это время за нами явился посланец из драматического кружка Карнула.

– Пойдемте на наше представление! – сказал он. – Посмотрите сначала спектакль, а потом бурра каттха^[9]. Идти тут недалеко.

Когда мы вышли из бунгало Хасн-уд-Дина Ахмеда и направились к центру Карнула, было уже совсем темно.

Незабываемо прекрасны безлунные ночи Декана! Звезды в эту пору горят особенно ярко. В ночной темени поля, горы, скалы и деревья словно приходят в себя от дневной летаргии и кажутся одухотворенными, полными жизни. В степи звучат приглушенные голоса и шепоты, слышен тихий хрустальный звон. Как будто кто-то витает вокруг и с любопытством заглядывает в лицо. Значительным кажется молчание трав и кустарников, и невольно сам молчишь, вслушиваясь в ночное безмолвие.

Именно в такую ночь шли мы к деревенскому клубу. Было очень темно и тихо. Издали доносился лай собак, бой барабанов и ясные, несмотря на расстояние, людские голоса. Впереди с ярким фонарем в руке шагал босой чапраси. Освещая дорогу, он указывал на рытвины и кочки на дороге. Так, наверное, в былые времена расхаживали в ночи навабы и раджи Телинганы. Встречные крестьяне с почтением приветствовали администратора сахиба.

– Салам, саб!

– Намаете!

Когда мы явились к назначенному месту, представление уже началось. Перед сценой, ярко освещенной фонарями, сидела на скамейках масса народу, главным образом молодежь. Нас посадили на почетные места, вместе с местной интеллигенцией и чиновниками.

Сцена стояла на открытом месте, возле школы, и выглядела вовсе неплохо. Она была заботливо оформлена, со вкусом украшена цветной материей и рисунками. Спектакль, посвященный проблемам, связанным с Общинным принципом, был незамысловат по содержанию, но очень интересен и актуален. Написал его местный учитель.

Как раз в это время в Карнуле, как и в других деревнях Индии, начал осуществляться Общинный проект – план развития сельского хозяйства страны. Предыстория проекта вкратце такова.

Чтобы получить ресурсы для претворения в жизнь программы индустриализации страны и строительства многочисленных плотин и металлургических предприятий, для того, чтобы обеспечить страну своим хлебом, индийское правительство сразу же после образования республики вынуждено было принимать срочные меры по подъему общего уровня индийской деревни. Ведь в индийской деревне живет свыше восьмидесяти процентов населения страны. Крестьянин является главным налогоплательщиком, главной силой в стране, а он был доведен до совершенного разорения за века колониального господства Англии.

Мы знаем, как была ликвидирована отсталость и раздробленность сельского хозяйства в СССР. В свободной от эксплуататорских классов советской деревне возникла на национализированной земле колхозная система. Члены артели получили от государства землю в вечное пользование.

В Индии, стране капиталистической, в сельском хозяйстве которой сохранен принцип земельной собственности, индийское правительство пошло по другому пути. Оно пытается, не затрагивая существующих аграрных отношений в деревне, поднять общий уровень сельского хозяйства путем помощи крестьянам со стороны государства..

По инициативе премьер-министра Индии Джавахарлала Неру была выработана обширная программа восстановительных работ в деревне. По всей стране начали внедрять сверху так называемый Общинный проект. Организационно он выглядит так.

Каждую сотню деревень с населением в пятьдесят-шестьдесят тысяч обслуживает один блок Общинного проекта. В блоке имеется центр-его главная организующая сила. Во главе блока стоит начальник, ответственный за дела проекта в данном районе. В его распоряжении имеется сравнительно немногочисленный штат, который для большей оперативности разбросан по деревням блока. Это управляющий мастерскими по обучению крестьян, глава кооперативного движения в блоке, животновод, полевод, заведующий лабораторией и т. д.

Я посетил в Андхре-Прадеш несколько блоков Общинного проекта. Они в самом деле дают немало полезного для вконец обедневшей деревни: дают крестьянам хорошие агротехнические советы, организуют кооперативные банки, прилагают усилия для развития образования в деревне. В тридцати километрах от Хайдарабада, в небольшом поселке Викарабад, я посетил блок, в котором было построено за несколько лет около тридцати двух новых школ. Прогрессивность этих мероприятий очевидна.