Текст книги "По Декану"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

И Афанасий, повернувшись на бок, сунув под голову попону, засыпал чутким сном, готовый при малейшей тревоге вскочить на ноги и защитить коня – единственное свое достояние, с которым он связывал столько надежд.

А утром, осенив себя широким крестным знамением, он наскоро съел жесткую сухую лепешку, запил ее водой и зашагал с караваном.

Земля, по которой он шел, была черной и удивительно напоминала родную русскую землю. Меж перелесков на узких полосках ковырялись с сохами босоногие мужички в белых тюрбанах с жилистыми черными руками. Однажды он видел, как знатный всадник, не слезая с коня, хлестал арапником пахаря.

«Порядки-то, видно, по всей божией земле одинаковы, – невольно думал Афанасий, вспоминая, как лютуют бояре над смердами на далекой Руси, – Везде народу тяжело живется. И христианам и нехристям».

Цель была уже близка. Бренчали колокольчики на шеях верблюдов и бычьих рогах, отчаянно скрипели колеса арб. Гортанными голосами перекликались караванщики. Странники, полуголые факиры с нетерпением смотрели вперед. Еще один поворот дороги, еще один бугор, еще один лесок…

– Эй, люди-и! – вдруг закричал караванбаши, указывая рукой вдаль. – Бидар! Хвала аллаху! Мы прибыли благополучно к стольному граду могущественного Мохаммеда UJaxa, да славится его имя!

Прикрыв глаза ладонью, Афанасий жадно смотрел вдаль и видел темно-зеленые массивы манговых садов, красно-бурые линии крепостных стен с мощными башнями. За стенами видны были крыши строений и два тонких высоких минарета. А перед стенами Бидара пестрели яркими разноцветными пологами бесчисленные полотняные шатры. Вздымая пыль, скакали отряды всадников. Мерно шагали слоны, караваны верблюдов. Видно, Мохаммед Шах затевал военный поход.

Прямо перед головным верблюдом каравана осадил коня неизвестно откуда появившийся громадный всадник со свирепым лицом.

– Стой! Откуда караван? – заорал он.

Афанасий, вздрогнув, незаметно перекрестился.

«Ну вот! И добрался я до Бидара! – подумал он, – Что-то ждет меня здесь: богатство или неволя? Земля русская далеко, надеяться не на кого».

И немного позже вместе с попутчиками он уже вступил в ворота столицы Бахманидов.

Так, наверное, полтысячелетия назад увидел Афанасий великий Бидар. А может, и не так. В своем «Хожении» он об этом не рассказал.

БАХМАНИДЫ

Кто такие были Бахманиды, в столице которых Афанасий Никитин пробыл целых два года? При каких обстоятельствах возникло их государство?

С 1325 по 1351 год на троне Дели сидел султан Мохаммед бин Туглак. Под его скипетром была вся Северная Индия. Завоевал он и Декан. Своей главной штаб-квартирой на Декане Туглак сделал старинную крепость Деогири (рядом с теперешним Аурангабадом).

Чтобы закрепить за собой деканские владения, Туглак в 1327 году повелел семьям своих амиров (сановников) переселиться из Дели в Деогири, переименованный в Даулятабад, и передал им во владение обширные земли. Сам султан по-; стоянно курсировал между Дели и Даулятабадом, поддерживая порядок в своей обширной империи.

Историки говорят, что, завоевав Декан, Туглак потерял покой. Его наместники на Декане предпринимали все более решительные попытки отделиться от Дели и создать свое самостоятельное государство.

В конце концов объединенные силы феодалов северного Декана под командованием искусного полководца Зафар Хана полностью разгромили армии наместников Туглака. Решительная битва произошла в местечке Синдтан, недалеко от Даулятабада.

Армия, феодалы и народ Даулятабада провозгласили Зафар Хана шахом Декана. И третьего августа 1347 года он был коронован в большой мечети Даулятабада под пышным титулом: Сикандар-и-Сани Алла-уд-Дин Хасан Бахман шах ал-Вали.

Так возникло государство Бахманидов, на протяжении двух столетий игравшее первостепенную роль в истории Декана. Почти одновременно с ним на самом юге Декана образовалось государство Виджайянагар. Бахманиды и Виджай-янагар поделили весь Декан почти поровну. Границей им служила река Кришна.

К концу жизни Зафар Хан перенес столицу из Даулята-бада в Гулбаргу – ближе к центру своего разросшегося государства – и оставил наследникам большую сильную империю.

Вся история государства Бахманидов полна отчаянными битвами с раджами Виджайянагара и другими соседями за первенство на Декане, яростной грызней старых деканских феодалов, пришедших сюда из Дели вместе с Туглаком, и афаки – более поздних выходцев из Персии, Аравии и Туркестана, которыми в то время была наводнена вся Индия.

Бидар стал столицей Бахманидов в 1424 году, когда правил девятый Бахманид – Ахмед Шах Первый. Ахмеда Шаха пленило то, что кругом Бидара были хорошие плодородные земли. Климат здесь оказался гораздо лучше, чем в душной и знойной Гулбарге. Недаром существовала на Декане поговорка: «Старик в Бидаре сильней юноши из любого другого района Декана, и бидарский кролик отважней собаки из любого другого района Индии!»

Когда Афанасий Никитин прибыл в Бидар, город был столицей Бахманидов уже около полувека. На престоле в те годы сидел молодой Мохаммед Шах Третий, но фактически государством правил его премьер-министр Махмуд Гаван, принадлежавший к числу афаки – новой знати.

Махмуд Гаван, бывший премьер-министром при трех шахах, являлся цементирующей силой богатого, но уже дряхлеющего государства. Он умел направлять внимание Мохаммеда Шаха на завоевательные походы, умел сдерживать крупных феодалов, стремившихся к независимости. Но когда по наговору Мохаммед Шах велел казнить своего премьера, то он лишился доверия феодалов. Опасаясь за свою жизнь, они держались настороже и, приезжая в Бидар, останавливались вне его стен, боясь разделить участь Махмуда Гавана. Мохаммед Шах остался безо всякой поддержки.

После смерти Мохаммеда Шаха в 1482 году на троне Бидара целую четверть века сидел Шихаб-уд-Дин Махмуд Шах. Но сам он был пешкой в руках своих всемогущих визирей – Касыма и Барида. Начался развал государства.

После смерти Махмуда Шаха (1518) на троне Бидара в течение двадцати лет сидели еще четыре Бахманида, но все они были пленниками Баридов, и их владения не простирались дальше стен города. Последний Бахманид – Калимулла (1526–1538), прослышав, что с севера в Индию вторгся Бабур, начал было искать его помощи, чтобы скинуть ярмо Амира Барида. Опасаясь мести Амира Барида, Калимулла в конце концов был вынужден бежать в Ахмеднагар, где он и умер. Его сын Илхамулла, не решившись занять трон отца, уехал в Мекку, чтобы никогда больше не возвращаться.

Так закончилась династия Бахманидов. Ее место заняла сравнительно слабая династия Баридов, из которых самым значительным правителем был Али Барид. Бидар навсегда потерял свое былое значение.

Тем, кто интересуется историей государства Бахманидов, следует прочитать объективную, написанную на хорошем научном уровне хронику д-ра Харуна Хана Ширвани «Деканские Бахманиды», которая заключает в себе много интересного материала по истории северного Декана.

ЗДЕСЬ ЖИЛ НАШ ЗЕМЛЯК

Целых два года я не мог собраться в Бидар, хотя до него было всего сто двадцать километров. Хайдарабадцы рассказывали, что это старинный городок с населением тысяч в тридцать. Он стоит в стороне от главных дорог, затерявшись на каменных просторах Декана.

Может быть, я так и не попал бы в Бидар, но однажды на мое имя пришла открытка от бидарского историка Саэда Мохаммеда, с которым я познакомился на праздновании дня Мохаммеда Кули Кутб Шаха. Он писал:

«Приезжайте к нам в Бидар. Не раскаетесь. Вы увидите в нашем городе много интересного. Архитектура здешних памятников напомнит вам Бухару, Самарканд, Хиву и другие города Средней Азии. У нас бывал ваш соотечественник Никитин. Дайте заранее телеграмму, и я вас встречу».

Упустить такой случай было просто невозможно. Обождав, пока наступивший муссон укротит несусветную жару, 27 июня 1959 года мы выехали в Бидар.

Из окна дизельного поезда были хорошо видны разительные перемены, которые принес муссон. В природе господствовали нежные чистые краски весны. Под затянутым сизыми тучами небом, на котором не видно было больше безжалостного солнца, словно кусочки изумруда, сверкали полоски свежих всходов риса, джовара и баджры. Похорошели леса. Покрылись молодой травой равнины. Даже серые камни и скалы и те принарядились в ярко-зеленые мхи!

В полсотне километров от Хайдарабада местность начала заметно менять свой облик. Вместо нагромождений бурых скал и красных равнин, заваленных камнями, потянулись бесконечные просторы темной земли с редкими-редкими деревьями. Как это ни покажется странным, но было много русского во внешнем облике страны. В окне мелькали широкие поля, перелески, сглаженные холмы, вздувшиеся речонки и пруды. Низко нависшее небо было полно сизых туч. Тянуло прохладой. В окна поезда то и дело дробно стучали крупные дождевые капли.

Полевые работы были в самом разгаре. Тут и там на полях работали крестьяне. Шла вспашка. Поднятая земля жадно впитывала в себя щедро лившуюся с неба влагу.

Первыми дали знать о том, что Бидар уже близко, древние мусульманские гробницы: высокие, совершенно заброшенные строения с куполами в виде луковиц. Они проще и суровей на вид, чем гробницы Кутб Шахов, и века на два старше. Потемневшие от времени, с отвалившейся штукатуркой и потрескавшимися стенами, заросшие диким чертополохом, гробницы надежно хранят тайну лежащих под ними людей.

Гробницы виднелись всюду: на возвышенных местах, на уступах и на равнинах. Одни из них стояли на отшибе, в угрюмом одиночестве, другие – в пределах кладбищ. Бесчисленные могильные камни скрывали под собой целые поколения людей, которые жили здесь в течение многих-многих веков!

Чем ближе к городу, тем гробницы становились выше, величественнее. Неожиданно справа промелькнул небольшой, вполне современный поселок, а вслед за ним высоко над открывшейся бескрайней низиной возникли высокие красноватые крепостные стены. Вырастая из глубоких рвов, они громоздились ввысь, поражая воображение своими размерами. Над стенами низко нависали хмурые тучи. Прямо из середины города в небо целилась колоссальная каменная игла одинокого минарета. Это был Бидар – столица древних Бахманидов.

* * *

Саэд Мохаммед с вокзала повез нас в город. Мы миновали огромные крепостные ворота Бидара и не спеша покатили по его улицам.

Старый город был невелик по размерам. Он свободно разместился в несокрушимо прочных крепостных стенах, которые явно велики для него. На его узких, но очень чистых улицах и в переулочках почти нет движения. Тишина. Не видно людей. Вольно бродят коровы, собаки и козы.

К небольшим домам с подслеповатыми оконцами ведут гранитные мостки, перекинутые через канавы городской канализации. Дуканы (лавки) города похожи на открытые в сторону улицы квадратные коробки. Товары в них очень непритязательны – большей частью здешнего производства: простая, старинного фасона металлическая посуда, гончарные изделия, зерно в мешках.

На улицах часто попадаются старинные купеческие дома, украшенные затейливой деревянной резьбой, небольшие стройные мечети и храмы с изображениями страшных чудовищ на карнизах. А зайдешь внутрь храма – там постоялый двор с чисто вымытыми каменными полами, стойла для священных коров, снующие по двору полуголые парни работники.

Мы то и дело проезжали обширные пустыри, полуразрушенные глинобитные здания и оползающие от дождей дувалы – заборы, из которых густо выпирает каменная кладка. И всюду надгробия, надгробия. Немноголюдье, тишина, нависшее над головой сумрачное небо, полное сизых туч, и эти могилы навевали грустное чувство.

Время словно остановилось в некогда блестящей столице Бахманидов. Бидар живет ныне так же, как он жил много-много лет назад. Даже признаки нового времени – редкие фонарные столбы, асфальт и наклеенные кое-где яркие афиши – не могли ослабить первого сильного впечатления, мыслей о том, что город безнадежно отстал от времени, заблудился в веках.

А ведь когда-то в этом сонном городке ключом била жизнь! Он был переполнен народом. И (подумать только!) наш земляк толкался вместе с бидарцами на здешних торжищах, дышал здешним воздухом и жил под сенью этих могучих красных стен.

В самом центре города бросается в глаза высокое, похожее на шахматную туру, круглое здание из красного кирпича. Его воздвигли раджи, правившие страной до Бахманидов. На железных полосах, которыми обиты его двери, висят громадные замки. Это Чаубара.

Говорят, в древности на верхней площадке Чаубары находился астрономический пункт, а позже – главный сторожевой пост города. Четыре радиальные улицы, отходящие от Чаубары, делят город на четыре таалима (квартала), которые носят имена их основателей: Сиддик Шах, Нур Хан, Маньяр и Пансал. В каждом таалиме некогда имелась своя акхара (борцовская площадка), своя мечеть и по крайней мере одна общественная школа.

Саэд Мохаммед рассказывал о том, каким оживленным городом был Бидар в дни его расцвета, как много было в нем народу, а мы видели пустые улицы и площади. Было безлюдно даже в центре, возле Чаубары.

– Чем же занимаются здешние жители, Саэд сахиб? – спросил я.

– Заниматься у нас тут нечем! – вздохнул тот. – Фабрик, заводов нет и в помине.

В городе, рассказывал Саэд, половина людей хинду, которые говорят на каннара, а другая половина – мусульмане, говорящие на урду. По референдуму Бидар отошел к штату Майсур, где говорят на каннара, хотя исторически город ближе к Хайдарабаду.

Пока мы разговаривали, из-за угла вынырнула шумная процессия. По дороге одна за другой катились с десяток колясок рикш, украшенных яркими афишами, рекламирующими новый индийский кинофильм. Патефон через усилитель горланил какую-то кинопесенку. Толпа любопытствующих бидар-ских ребятишек, ковыряя в носах, с серьезным видом следовала за рекламным кортежем. В городе есть маленький движок, который дает электрическую энергию для освещения середины главной улицы города, дома районного администратора и местному кинотеатру. Это едва ли не первые ростки современности в Бидаре.

НОЧЛЕГ НА ОБРЫВЕ

Начинало темнеть. Пора было думать о ночлеге. Мы выехали на северную окраину города, где возвышенность, на которой стоит Бидар, заканчивается крутым обрывом. Над обрывом грозно высились зубчатые стены. Дорога, выйдя из крепостных ворот, круто сбегала вниз на лежавшее под стенами Бидара бескрайнее Деканское плато.

Чуть в стороне от стен крепости, на самом краю обрыва, ласточкиным гнездом ютилось небольшое двухэтажное здание современной постройки. Сюда и привез нас Саэд Мохаммед.

– Вот вам и ночлег! – сказал он. – Раньше этот особняк принадлежал оцному богатому бидарцу мусульманину, но после 1947 года он уехал в Пакистан, и теперь здесь гест-хауз – гостиница.

Мы вышли на широкий балкон, по которому, казалось, хлестали все ветры Декана. Ветер валил с ног, но не мог отвлечь нас от созерцания величественной панорамы. Внизу лежала необозримая, поросшая мелким кустарником равнина. На этой колоссальной равнине почти не видно было признаков жизни. Лишь кое-где бурыми пятнами выделялись маленькие деревеньки здешних крестьян да поля, усеянные крупными камнями. На самом горизонте виднелись приземистые, сизые от расстояния холмы.

Справа, в довольно глубокой лощине, издали похожие на серо-синие кегли, стояли крупные сооружения, окруженные густой зеленью.

– Гробницы Бахманидов, – объяснил Саэд Мохаммед. – Там лежат все они, начиная от султана Ахмеда Шаха Вали Бахмани, который перенес сюда столицу из Гулбарги. А даргах, что стоит на полдороге к гробницам, принадлежит династии пиров – духовников Бахманидов.

Мы обошли вокруг здания по балкону. С балкона был отлично виден и сам Бидар. Саэд Мохаммед рассказывал:

– Вон там, в обрыве, выкопана пещера. Видите крест? В пещере некогда жил христианский святой – перекрещенец из хинду. И по сей день каждый год здесь состоится урс в его честь. А вон те развалины – казармы негритянских сипаев (солдат), которые служили в армиях Бахманидов. Там же находились и их кухни. Котлы, конечно, давным-давно выворотили и унесли, но каменные таганы, на которых они стояли, целы по сей день. Пять веков назад здесь не было пустого места. Ведь в Бидаре и вокруг него жило больше миллиона человек, да еще несколько сот тысяч служило в армии, в конной и слоновой кавалерии. И все это видел Афанасий!

Наступала ночь. Тучи, обложившие небо, так и не рассеялись. Равнина внизу затягивалась сизым холодным туманом. Вместе с порывами ветра на «ласточкино гнездо» все чаще обрушивались потоки мелкого, но упорного дождя. Саэд Мохаммед зажег два переносных фонаря, передал их нам и отправился домой.

Темнота сгущалась все сильней. Упорней дул сырой резкий ветер, от которого дребезжали ставни. Стало по-осеннему холодно, и нам пришлось завернуться в пледы. Пустой дом содрогался под напором буйных стихий. Казалось, еще минута – и он покатится вниз, в пропасть. Сильные порывы ветра наконец погасили дрожащие язычки фонарей, и наступила кромешная темнота.

Дом словно ожил. По его пустым комнатам понеслись какие-то таинственные многозначительные перестуки, шелесты, громкий шепот. Ветер то пел заунывные, суровые песни, то свистел по-разбойничьи, и вдруг, сквозь весь этот шум, до нас ясно донесся щемящий сердце печальный колокольный звон. Он летел откуда-то издалека, вызвав в нас целую сумятицу чувств. Что за звон? Или, может быть, это просто почудилось?

И нам казалось, что Афанасий Никитин, о котором мы так много думали все эти дни, имя которого мы столько раз здесь слышали, невидимый, в тоске бродит вокруг дома и стучится в наглухо захлопнутые двери, разыскивая земляков!

Вот какие фантазии приходили нам в голову той ночью в пустынном доме на краю обрыва, когда кругом в непроглядной тьме бушевали неукротимые стихии! Мы спали, что называется, вполглаза.

А ранним утром словно ничего и не было. Лениво накрапывал дождик. Было прохладно и тихо.

У САЭДА МОХАММЕДА

Саэду Мохаммеду под шестьдесят. Ом невысокого роста, курнос. Лицо у него темное, морщинистое. Если бы не старенькая турецкая феска, не широкие парусиновые штаны на веревочке и не ширвани, он мог бы вполне сойти за русского крестьянина откуда-нибудь из Рязанщины, привычного к работе в поле. Родной язык Саэда Мохаммеда – урду, по-английски он почти не говорит. Он автор многих статей о Бидаре. Его интересует история Афанасия Никитина, и он как может пропагандирует дружбу народов СССР и Индии.

Когда Саэд Мохаммед заехал за нами в помятом лимузине и повез к себе, я рассказал ему о колокольном звоне, который нам померещился ночью.

– Вы в самом деле слышали звон колоколов, – подтвердил он – В Бидаре есть большая христианская миссия и много христиан – перекрещенцев из хинду. У них тут церковь. Живут они в хороших домах из песчаника. Это здесь основной строительный материал. Его по сей день выламывают из обрыва, над которым вы ночевали. Строения из песчаника получаются очень прочные и красивые. Стены Бидара, бастионы, бараки негритянских сипаев построены как раз из этого материала.

Саэд Мохаммед с семьей жил почти напротив громады медресе Махмуда Гавана. В его доме, глинобитной старой постройке, было темновато, пахло сыростью. Низко нависший глиняный потолок поддерживали корявые, коричневые от времени балки. Окна были низкие, подслеповатые. Чтобы вымыть руки перед завтраком, мы прошли во двор мимо каких-то глинобитных пристроек и чуланов. На пыльном дворе в крошечной мазанке и ютилась вся большая семья Саэда Мохаммеда: жена, девять детей и мамму (дядя со стороны матери) – старик лет восьмидесяти пяти. Вся обстановка в доме говорила о том, что жизнь его обитателей была нелегкой.

Свою единственную хорошую комнату в доме старый бидарский историк превратил в небольшой музей. В старинных, изглоданных древоточцами темных шкапчиках и в стенных нишах он собрал много редких книг на персидском языке и урду. Я нашел среди них отличные копии Корана, редкие рукописные книги по математике, поэзии и истории, старую красивую книжку стихов поэта Валй Аурангабади.

Занимая всю середину «музея», стоял длинный стол с витриной. Чего только не было под его стеклом! Черепки старинной бидарской посуды, мелкие украшения и виджайянагарские, голкондские, биджапурские монеты. Было там и несколько майсурских монет, чеканенных казначейством Типу Султана. На них изображен слон, оплетенный сетью арабских букв.

Видно было, что хозяин любит и холит свои коллекции, которые начал собирать еще его отец. В доме у него было действительно собрано очень много интересного материала.

– Ко мне приезжали сам прадхан-мантри (премьер-министр) и наш президент, – сказал Саэд Мохаммед, указывая на фотографии Неру и Прасада, которые засняты склонившимися над витриной коллекций Саэда Мохаммеда. – Жаль, нет у меня денег, чтобы содержать все это в порядке. А на сорок пять рупий моей пенсии много ли сделаешь? Мне пришлось сдать свой дом соседу доктору, а то бы всем нам пришлось худо.

Старшие сыновья Саэда Мохаммеда притащили для нас из дома доктора несколько стульев, принесли со двора поднос с пловом. Пришел доктор Мирза Мохаммед Бег – степенный, благообразный мусульманин с темной окладистой бородой. Он был полон доброжелательности к нам. Явился ночевавший у Саэда Мохаммеда родственник – староста соседней деревни.

Разговор шёл на урду. Староста – серо и небрежно одетый человек с помятым лицом и печальными глазами – долго рассказывал о том, как нелегко приходится ему на службе.

– Десять лет живу в деревне, сахиб. Работаю старостой. Только разве назовешь это жизнью? У собак и тех она интересней. Из года в год дни идут похожие друг на друга как две капли воды, и вспомнить нечего. Крестьяне – голь перекатная. Ничего у них нет. Грамоты не знают. Болезни одни да убогость. Бросил бы все и сбежал куда-нибудь, ей-богу! Разве это жизнь?

Потом все присутствовавшие стали расспрашивать о советской Средней Азии. Рассказы наши были выслушаны с большим интересом.

– Мы ведь тоже из Бухары! – объяснил доктор. – Интересно послушать про места, откуда пришли наши предки.

Мы попросили Саэда Мохаммеда рассказать, что он знает о жизни Афанасия Никитина в Бидаре. Оказалось, не так уж много.

– Где он жил, точно никто не знает. Известно только, что где-то в этом районе, возле медресе. В Бидаре он пробыл довольно долго. Торговал помаленьку. Говорят, он женился на индианке и имел от нее детей. А когда собрался в обратный путь, то оставил ей большую часть того, что сумел накопить. Кто знает, может, и сейчас в жилах иных бидарцев текут капли русской крови.

– И это все, что о нем знают здесь?

– Да, почти что все. Известно еще, что он часто встречался с местным святым пиром Бабой. Они толковали о жизни, о религиях. Раньше, должно быть, здешние люди больше знали о нем, да вот беда – от прежнего Бидара ничего не осталось. Пропали труды бидарских пиров, ученых и каллиграфов. При нашествиях маратхов, биджапурцев и Аурангзеба погибли бессчетные рукописи и книги. Семьи многих исконных бидарцев навсегда покинули насиженные места. Делать тут нечего, нечем жить. Был великий город, и ничего от него не осталось.

ТВЕРДЫНЯ ДЕКАНА

Бидарская крепость – одна из самых мощных на всем Декане. Стены ее восемь раз выдерживали длительные осады, но ее ни разу не удалось взять приступом.

Расположенная на крутом обрыве крепость ощетинилась зубчатыми стенами. Подступы к ней сторожат глубокие рвы, вырубленные в гранитном ложе. Между зубьями стен и боевых башен до сих пор заметны желоба (с их помощью на головы врагов лили кипящее масло), углубления для пороха, ядер и пуль, широкие прорези для стрельбы из тогдашних тяжелых ружей.

Мы начали осмотр бидарской твердыни с того, что въехали с восточной стороны в большие ворота Шираз Дарваза, построенные Аурангзебом. Затем последовали вторые массивные ворота Наубат Дарваза, украшенные цветными изразцами и великолепными арабскими надписями. Третьи ворота – Гумбад Дарваза – вели в самую крепость.

– Эту часть крепости между воротами мы осмотрим позже, – сказал Саэд Мохаммед. – Все ее постройки были возведены при Баридах. Сейчас здесь находятся городские учреждения и музей. Начнем с Соборной мечети.

Слева от ворот Гумбад Дарваза открывался вид на простую по архитектуре, но необыкновенно внушительную Соборную мечеть и на руины личных апартаментов Бахманидов. Мечеть сохранилась очень хорошо. В «божьем доме» грабить было нечего. Зато некогда роскошные дворцы шахов были буквально сровнены с землей.

Соборная мечеть Бахманидов носит название Солах кхамб масджид (Мечеть шестнадцати колонн), потому что фасад ее поддерживают шестнадцать массивных колонн, облицованных желтоватым алебастром. Восемьдесят круглых колонн поддерживают ее крышу. Полы мечети выложены каким-то прочным камнем, который до блеска отшлифовали за века ноги молящихся.

В мечети было прохладно и очень чисто. Видимо, в свое время она оказалась тесной, и Бахманиды пристроили к ее фасаду большую открытую платформу. На крыше мечети сохранился огромный резервуар для снабжения водой ее хоуза (бассейна для омовения) и для нужд шахских дворцов.

От Солах кхамб масджид широкий проезд ведет к центру крепости, где некогда находился Тахт Махал (Тронный дворец) и другие строения.

Историк Харун Хан Ширвани рассказывает, что когда победоносные войска Аурангзеба приближались к Бидару, наместник Адил Шахов (правителей Биджапура) взорвал все его великолепные дворцы, чтобы они не достались врагам. Поэтому Тахт Махал и другие дворцы вокруг него превратились в груду каменных развалин. Уцелели только их платформы, мощные стены Тахт Махала, ванная комната и Хазар котхи – помещение с массой келий. Кроме того, при расчистке руин вокруг Тахт Махала недавно были открыты обширные подземные помещения – восьмиугольные комнаты, лестничные галереи которых выложены красивыми разноцветными плитками.

В свое время Тахт Махал, в котором короновались Бахманиды, представлял собой очень красивое зрелище. Глядя на его обширную платформу с остатками колонн, на уцелевшие части стен с богатейшей узорной мозаикой из разноцветных глазированных плиток (их заботливо расчистил и огородил решетками д-р Яздани), собрав скудные описания, оставленные людьми, которые его видели, можно легко представить себе размеры и великолепие этого сооружения.

Главным украшением экстерьера Тахт Махала были изящные, богато декорированные арки иранского типа. Стройные колонны легко держали довольно высокий карниз, украшенный разноцветными глазированными плитками, среди которых выделялись архитектурные детали из черного орнаментированного камня. С восточной и северной сторон фасад Тахт Махала украшала иранская эмблема – лев на фоне восходящего солнца. Искусно составленная из красивых цветных плиток, эта эмблема бросалась в глаза каждому, кто приближался ко дворцу.

Когда посетитель, поднявшись по нескольким ступеням, входил через арки в обширный Тронный зал, он оказывался как бы на восьмигранной открытой эстраде. Стены и потолок зала были украшены дивными орнаментами из разноцветных плиток. В этом з. але среди сонма богато одетых придворных сидели на знаменитом Бирюзовом троне Бахманиды.

Из Тронного зала Тахт Махала открывался великолепный вид на территорию крепости. В свое время это был настоящий парк, полный редких деревьев и цветов.

Необыкновенная красота Тахт Махала вдохновила персидского поэта Шейха Азари написать следующее дошедшее до нас четверостишие:

Какая мощь! Величие какое! И сами небеса

Не боле как подпора крыше этого строения.

Но даже это пышное сравнение жалко, ибо перед нами —

Дворец владыки мира Ахмед Шаха!

Именно таким и видел Тахт Махал Никитин.

С великим сожалением глядели мы на груды развалин, лежащие на месте Тахт Махала, на открытый всем ветрам и дождям Тронный зал. Мы побродили меж стен дворца, крышей которому служит само небо. Из предметов домашнего обихода в Тахт Махале чудом уцелел лишь черный каменный столик, служивший подставкой для сосудов с водой.

Щебень, в который превратились все остальные взорванные дворцы, был увезен на строительство аэродрома. Осталось лишь несколько громадных каменных сводов, которые не разбились при падении на землю.

Территория крепости ныне совершенно запущена. В центре ее видна глубокая впадина со следами весьма обширной системы канализации и водосборных устройств. По краям впадины стоят развалины зданий. Все кругом заросло бурьяном, деревьями и кустарником и представляет весьма печальное зрелище.

Неутомимый в свои шестьдесят лет Саэд Мохаммед то забирался в развалины, чтобы перерисовать с обомшелого камня какую-нибудь старинную забытую надпись, то с увлечением рассказывал о крепости.

– Сейчас все здесь пусто и голо, а три-четыре века назад крепость была райским садом, в котором работали тысячи садовников и водоносов. Наверху все блестело богатством и роскошью, но жизнь шла и под землей. Там до сих пор сохранились обширные бараки для сипаев, укрытия для знати. Кроме того, под крепостью есть огромные тоннели, по которым раньше могли двигаться кавалеристы. Длина тоннелей – около двадцати четырех километров.

Саэд Мохаммед показал нам и главный колодец крепости. Вокруг колодца сейчас нет ограды, но он пугает своей глубиной. Звук от брошенного в него камешка приходит, кажется, чуть ли не через целую минуту. Уцелевшее водоподъемное устройство напоминает громадный трамплин высотой с четырехэтажный дом, который своей наивысшей частью нависает прямо над зевом колодца. На самом краю «трамплина» когда-то находилось большое колесо с желобом посередине. При помощи этого колеса в колодец на толстой веревке спускали громадный металлический сосуд. Слон, который, налегая грудью на лямку, спускался по отлогому краю «трамплина», за один раз вытаскивал из колодца тонны воды, разбегавшейся по желобам по всем уголкам крепости. Воды в крепости было в избытке.

Мощные красноватые стены вокруг Тахт Махала и прочих сооружений крепости и по сей день стоят несокрушимо. Пушек на их валах никогда не было. Они располагались на массивных цилиндрических бастионах из громадных отесанных камней, которые стоят под прикрытием стен, несколько возвышаясь над ними. Их всего четыре: Кала бурдж, Лал бурдж, Кальяни бурдж и Бари топ ка бурдж.

Чтобы рассмотреть устройство бастионов, мы забрались на Бари топ ка бурдж (Бастион большой пушки). С бастиона отлично видна была все та же низина, уходящая в синеющие дали. Бари топ (Большая пушка) смотрит туда своим широченным зевом.

Древняя пушка, сделанная искусными бидарскими оружейниками, имеет громадный вес и колоссальные размеры: длина ее пять-шесть метров, а диаметр жерла более полуметра. Тело ее оказалось склепанным из толстых железных брусьев. При Бахманидах пушка покоилась на мощном вращающемся штыре, который выступает из тела бастиона, но сейчас она просто лежит на платформе бастиона.