Текст книги "По Декану"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

На жерле пушки выгравированы все данные о ней: сколько нужно закладывать пороха, какого веса требуется ядро. Персидские письмена золотом по железу сильно пострадали. От благородного металла, конечно, ничего не осталось: его выковыряли ножами и гвоздями местные жители и туристы.

Заинтересованный наличием на вершине бастиона углубления, выложенного камнем, я решил, что древние артиллеристы хранили в нем порох и ядра. Оказалось, что это не так.

– Во время боевых действий в каменное углубление наливали воду, – объяснил Саэд Мохаммед. – Пушкари прицеливались, поджигали фитиль и… ныряли в воду. Их уши не выносили рева этого чудовища.

На обратном пути между мечетью и воротами Гумбад Дарваза мы осмотрели позднейшие постройки бидарской крепости, которых не мог видеть Афанасий Никитин, потому что их воздвигли Бариды.

Очевидно, незначительные князьки Бариды чувствовали себя неуютно в могущественных постройках крепости. Тахт Махал, наверное, казался им слишком величественным, и они заняли для своих нужд уголок крепости возле ворот Гумбад Дарваза. Под громадным баньяном там можно видеть вместительные сипайские бараки, и среди них павильон Рангин Махал с его широко известным Шах нашин (шахским местом), где сидели на троне Бариды.

По сравнению с громадными постройками Бахманидов Рангин Махал выглядит совсем маленьким. К нему ведет небольшая веранда с деревянными колоннами и балками, укра шенными не слишком изящной резьбой. Харун Хан Ширвани считает их скверной копией резьбы по дереву, какую можно встретить в старинных храмах Чалукьев.

Войдя через узкие двери в Шах нашин, мы оказались в тесной комнате, стены которой украшены красивыми глазированными плитками и яркими каллиграфическими надписями. Здесь вершили государственные дела Бариды. Трон их не сохранился. На уровне пола помещения находятся низенькие, похожие на собачьи лазейки окошки, глядящие на пустырь.

Единственной и по-настоящему красивой достопримечательностью Рангин Махала является великолепно сохранившаяся каллиграфическая персидская надпись над самой дверью, лицом к которой сидел на троне ее создатель, самый сильный из Баридов – Али Барид. Придворные каллиграфы вырезали строки хвалебной оды Баридам на плоском куске черного мрамора и заполнили вырезы искусно подобранными кусочками из створок перламутровых ракушек. Черный камень и сияющий перламутр дают чарующий эффект и весьма украшают скромный аудиенц-зал Баридов.

Из крепости мы поехали посмотреть на последние пристанища Бахманидов и Баридов.

МАВЗОЛЕИ В ДИНОМ ПОЛЕ

Выехав из ворот Бидара, автомобиль долго спускался на тормозах с крутого обрыва в низину, которая оказалась настоящей каменной пустыней. Камни покрывают там всю землю, делая ее непригодной для пахоты.

В пяти километрах от Бидара, рядом с деревенькой Аштар, в заросшей высокими деревьями уютной лощинке, выстроившись в линию, стоят мавзолеи Бахманидов. Похожие с высоты «ласточкина гнезда» на кегли, они оказались весьма внушительными постройками.

Мавзолеи (их более полдюжины) могут служить наглядным доказательством того, как постепенно слабели Бахманиды. Первый самый красивый мавзолей принадлежит Шихаб-уд-Дину Ахмед Шаху, который перенес сюда столицу из Гульбарги. Мавзолеи его преемников Ахмеда Второго и Хумаюна – точно такого же размера, но попроще. Когорту замыкают скромные постройки, в которых покоятся останки последних Бахманидов – Валиуллы и Калимуллы.

Самый старый мавзолей Шихаб-уд-Дина Ахмед Шаха – высокий прямоугольник с поставленным на него низким цилиндром, увенчанный громадным овальным куполом со шпилем, – сохранился лучше остальных.

Построил его архитектор Шукрулла из Казвина. На стенах мавзолея можно видеть три яруса неглубоких ниш в виде арочных окон. Со всех сторон в него ведут большие и высокие деревянные двери. Фасад облицован синей плиткой.

Изнутри мавзолей представляет величественную картину. Мы вошли в полутемное, чрезвычайно высокое помещение, освещаемое лишь через дверь, и остановились перед массивным надгробием. У изголовья виден закопченный светильниками камень, скромные приношения. Над надгробием и бархатным покрывалом висит на веревках защитный матерчатый навес. К стенам жмутся еще несколько надгробий – вероятно, ближайшие родственники шаха.

Самое интересное в мавзолее – чудесные росписи, сплошь покрывающие его стены и потолок. Росписи были выполнены под руководством известного средневекового каллиграфа Магхиса из Шираза. Он покрыл стены мавзолея именами пророка Мохаммеда и четвертого калифа Али, изречениями из Благородного Корана, суфийскими стихами. Учитывая постоянную темноту в помещении, Магхис применял киноварь и темно-голубую краску как общий фон и писал по нему золотом. Тут и там среди надписей видны вкрапленные в стены яркие камни, иные из них большой ценности.

Знатоки утверждают, что среди росписей этого мавзолея – блестящего памятника каллиграфического искусства средневековой Индии – можно найти все стили написания арабских букв. Утверждают также, что каллиграфия в нем очень схожа с каллиграфией мавзолея Тамерлана.

Немало усилий для реставрации росписей мавзолея приложил д-р Яздани. Росписи были бережно вымыты, потускневшие камни подчищены. И древний памятник обрел почти прежнюю красоту. Только в одном верхнем углу муссонные ливни сильно попортили росписи на потолке. Там уже нельзя было ничего сделать.

При внешнем осмотре мавзолея Ахмеда Шаха мы заметили на его стенах свежие росписи в типично хиндуистском духе. Нас заинтересовало, почему хиндуистские росписи оказались на мусульманском памятнике. Оказалось, это были следы недавнего урса. Отмечать годовщину смерти Ахмед Шаха приходят десятки тысяч паломников со всего Декана. Причем день урса назначают не по мусульманскому календарю, а по хиндуистскому. На урсе всем распоряжается джангам – глава хиндуистской секты лингаятов из-под Гулбарги, который является сюда с толпой своих людей и целым караваном верблюдов и лошадей. В дни урса джангам входит в мавзолей с оркестром. Его люди трубят в раковины, разбивают у изголовья надгробия кокосовые орехи, кладут цветы – все так, как это делают хинду на своих праздниках. Но странное дело, джангам одет как ортодоксальный мусульманин. На голове у него шапка дервиша, в руке палка, на теле просторная одежда мусульманского святого!

Урс у гробницы Ахмед Шаха доказывает, как сильно переплелись на Декане культуры местных хинду и пришельцев мусульман. В то же время он дает основания полагать, что Ахмед Шах сумел еще при жизни завоевать авторитет у хинду, по крайней мере у их верхушки.

Осмотрев гробницу Ахмед Шаха, мы прошлись вдоль «выстроившихся в струнку» остальных мавзолеев. Второй из них сохранился неплохо, но третий оказался наполовину разрушенным. Народное предание говорит, что шах Хумаюн был залимом (тираном), и бог молнией разрушил его гробницу. Но согласно свидетельствам историков, Хумаюн залимом не был, а молния ударила в мавзолей почти через четыреста лет после его смерти. Четвертый мавзолей остался неоконченным – очередной скипетроносец умер в молодости. Он не успел достроить своей гробницы, а следующим претендентам на трон Бидара было не до нее.

Жалкими, слепленными из глины игрушками, кажутся мавзолеи последних Бахманидов – Валиуллы и Калимуллы. Они возведены не из камня, а из менее стойкого и менее прочного материала. В них нет даже надгробий. На чисто подметенном полу там лежали черные козы и жевали свою жвачку, на потолке висели летучие лисицы.

* * *

Чтобы осмотреть гробницы Баридов, нам пришлось поехать на другую сторону города, туда, где на ровном поле стоят старые железные столбы. Некогда Бариды играли здесь в чауган – конное поло. Тут же они воздвигали свои гробницы, по архитектурному замыслу и форме совершенно не похожие на гробницы Бахманидов.

Привлекает к себе внимание гробница Али Барида – самого сильного из Баридов. На приподнятом гранитном цоколе подымается на большую высоту удивительно красивая, величавая и в то же время строгая по формам постройка, снизу напоминающая Чарминар. Однако ее венчает огромный правильной формы овальный купол. Под высокими сводами гробницы, открытой всем ветрам, видно надгробие, испещренное персидскими письменами. Изнутри своды выложены красивыми плитками. На них красуются многочисленные надписи, стихи, строки из Корана. Все было сделано совершенно в ином стиле, чем то, что мы видели сегодня в низине. Из персидских стихов на стенах гробницы Али Барида мне запомнились лишь две строчки:

Я с розой нежной схож,

Что увядает, едва успев расцвесть…

Сложенная из крепчайшего гранита, гробница Али Барида будет стоять невредимой еще многие-многие века. На ее широком цоколе под открытым небом ровными рядами выстроились сто каменных квадратов. Это могилы ста жен Али Барида. Рядом притулились более скромные гробницы еще нескольких Баридов.

Бариды разделили судьбу Бахманидов. Вскоре после Али Барида его потомки потеряли всякое влияние и силу, и Бидар был бесцеремонно присоединен к соседнему Биджа-пуру.

Наубат-ханэ при гробнице Али Барида опустела не так давно. Англичанин Роулинсон, посетивший Бидар полвека назад, писал:

«Бидар стоит в величественном уединении, среди зеленой равнины, и слепой барабанщик в наубат-ханэ по сей день меланхоличным рокотом своего барабана салютует утренним и вечерним зорям».

МЕДРЕСЕ.

Большая медресе (духовная школа) является, пожалуй, самым замечательным историческим памятником Бидара. Она была построена в 1472 году, как раз в то время, когда Афанасий Никитин проживал в Бидаре. Строили ее архитекторы, бывавшие в Самарканде, так как здание во многом похоже на медресе знаменитого среднеазиатского ученого – монарха Улугбека. Как учебное заведение она не имела равных во всей тогдашней Индии.

Вероятно, только что отстроенная медресе могла поразить кого угодно своей красотой и величием. Она была настоящим чудом средневекового архитектурного искусства. Весь ее громадный фасад представлял собой щит из синих и зеленых глазированных плиток, ярко сверкавших на солнце. Минареты тоже были украшены плитками, расположенными в виде зигзагообразных линий. Обширный двор медресе был занят низкими длинными строениями с массой келий, в которых жили студенты и профессора, съезжавшиеся сюда со всего Востока. Медресе располагала обширной библиотекой с массой ценных книг и манускриптов. Обучение, одежда и питание в ней были бесплатными.

В 1696 году, то есть через двести двадцать пять лет после ее постройки, медресе постигла судьба афинского Парфенона. Военачальники Аурангзеба, захватившие город после разгрома деканского султаната Биджапура, хранили в ней боеприпасы. По чьей-то оплошности произошел взрыв пороха, и весь фасад великолепного здания и правый минарет рухнули на землю в виде бесформенных обломков.

Медресе представляет собой огромный замкнутый прямоугольник, все четыре стороны которого прорезают посередине высокие сводчатые ворота с круглыми башенками. Наружные окна забраны каменной решеткой. Согласно старинной восточной манере строительства подобных сооружений, фасад медресе обращен внутрь, во двор.

Мы вошли в этот двор через обширный пролом. Правая, развороченная взрывом сторона фасада медресе, ничем не защищена от дождей и ветра. Чтобы сохранить то, что осталось от этой части здания, д-р Яздани в свое время подвел под ее перекрытия квадратную каменную колонну, которая по сей день честно несет свою службу.

Изнутри здание выглядит как конгломерат арок. Вплоть до крыши подымаются арочные ворота. Внутренние стены между ними украшены тремя ярусами арочных широких окон. Геометрически правильные контуры здания, величественные арки придают медресе очень красивый и торжественный вид.

Мы обследовали все три ее этажа и нашли несколько вместительных аудиторий и множество небольших комнат, в которых когда-то шли занятия. В нижнем этаже уцелевшего левого крыла находится мечеть. Медресе могла бы поспорить со многими современными зданиями по обилию света и воздуха в аудиториях и обширных коридорах.

Осмотр здания был завершен карабканьем на высоченный минарет. На огромной высоте было как-то неприятно на сердце, несмотря на прекрасный вид открывавшегося оттуда города. Для подъема на вершину минарета служит старинная, очень тесная винтовая лестница с крутыми ступеньками. В стенах лестничного тоннеля тут и там проглядывают куски деревянных стропил. Древесина стропил похожа на старый засохший воск. Несмотря на свой пятисотлетний возраст, она еще достаточно крепка и надежна.

Так в общих чертах выглядит ныне медресе – примечательный памятник средневекового индийского зодчества, некогда крупнейший центр образования на Декане.

* * *

Осталось добавить несколько слов о строителе медресе – великом визире (премьер-министре) Бахманидов Махмуде Гаване, с которым знаком был некогда Афанасий Никитин. С его именем связана целая эпоха в истории государства, длившаяся с 1466 по 1481 год. В это время могущество империи Бахманидов достигло зенита.

Многие современные историки утверждают, что великий визирь Бахманидов был одержим идеей прославить свое имя. Его обвиняют в организации кровавых грабительских походов на соседние государства, в стяжательстве колоссальных богатств, а также в узурпации власти (за что он и был зверски зарезан по приказанию Мохаммеда Шаха). Даже строительство медресе он затеял якобы с единственной целью прославиться среди современников.

Очевидно, все это верно, но бесспорно и то, что Махмуд Гаван был широко образованным человеком, неплохим поэтом и большим ценителем художественного слова. Он понимал толк в литературе, и, говорят, не было лучшего средства добиться его расположения, чем преподнести ему в подарок какой-нибудь ценный старинный манускрипт. Благодаря его заботам медресе процветала.

От медресе мы решили съездить и на могилу Махмуда Гавана, которая находится на окраине Бидара. По обе стороны дороги виднелись манговые рощи и поля. Тут и там попадались на глаза заброшенные крошечные древние мечети. Иные из них давно обратились в груды мусору.

Когда мы подымались на пригорок к могиле премьер-министра Бахманидов, моросил дождь, по небу катились сизые тучи. Весь горизонт был затянут дождевыми полосами. По дороге нам попалось несколько глубоких карьеров, откуда в древности добывали красный песчаник. Они были полны водой. Один из таких размытых карьеров успел превратиться в озеро. Вода в нем была густо-красная.

Могила Махмуда Гавана оказалась сравнительно скромной. Это была обнесенная железными перилами размерами десять на пятнадцать метров каменная платформа, на которой стоит несколько высоких надгробий. Окрестные крестьяне хинду превратили могилу в свое святилище. Ниша в изголовье надгробия густо закопчена светильниками, замаслена. Кругом лежат остатки приношений душе усопшего. Традиция длится уже полтысячи лет.

Широкая, испещренная персидскими буквами мраморная доска рассказывает о Махмуде Гаване, его роли в государстве Бахманидов и об обстоятельствах его гибели. Доску эту полвека назад поставил кто-то из семьи низамов.

БИДРИ

Неверно было бы, впрочем, утверждать, что город Бидар совсем «забыт богом и людьми». О Бидаре очень хорошо знают не только в Индии, но и в Англии, Америке и других странах мира. Этой известностью Бидар обязан своим кустарям, выделывающим так называемое бидри, которое расходится по всей стране и экспортируется за границу.

Изделия бидри можно видеть во многих лавках Хайдарабада. На их витринах взгляд привлекают небольшие изящные поделки из вороненого металла с серебряной насечкой, узорами и художественно исполненными рисунками. Среди изделий бидри можно найти портсигары, небольшие шкатулки, кувшины и массу всевозможных безделушек, радующих глаз своей красотой и изяществом форм. Они никогда не ржавеют и не подвергаются окислению, но при падении разбиваются на куски.

Бидри появилось на свет лет пятьсот тому назад. Искусство насечки золота и серебра на медной и стальной основе занесли на Декан пришельцы из Аравии и Ирана. В Бидаре это древнее искусство претерпело изменения. Вместо меди и стали бидарские умельцы применяют в качестве основы сплавы цинка и меди.

Здешние кустари передавали секреты производства бидри из поколения в поколение. В старину спрос на бидри, особенно на кувшины, был велик. Деканская знать верила, что темный металл очищает воду.

Когда мы подъезжали к мастерским по выделке бидри, о близости их можно было догадаться по частым и легким ударам по металлу. Под навесами мастерских, сложив ноги калачиком, сидели на старых матах мастера и колдовали над чем-то при помощи молоточков и небольших узких зубил.

Управляющий одной из мастерских показал все процессы изготовления бидри. В задней части мастерской один из кустарей плавит в тигле медь и цинк и затем льет сплав в форму из специальной красной глины. Сплав остывает довольно быстро. Ловкий парнишка, разломав форму, вытаскивает на свет божий неуклюжую с заусенцами заготовку будущего изделия. Следующий кустарь снимает с заготовки лишний металл, чистит ее напильником и полирует шкуркой, пока она не приобретет требуемой формы. Процесс этот не отнимает много времени, так как литейщики очень искусны.

Далее следует первичное чернение. Мастер берет в руки неказистую и некрасивую на вид заготовку и слегка нагревает ее. Затем он макает тряпицу в черепок с какой-то бурой жидкостью, мажет ею заготовку, и та почти мгновенно принимает густо-темный дымчатый цвет.

Затем на сцену выступает художник. На вороненую поверхность будущего изделия он специальным шилом наносит рисунок: волнистые линии, узоры, цветы, сценки из росписей Лджанты и Эйлоры и так далее.

Дальше следует самый ответственный процесс. При помощи специальных стамесочек и молотков мастер, согласно рисунку, делает на поверхности изделия узкие и глубокие вырезы и загоняет в них тонкую серебряную проволоку. Этот процесс сложен и очень трудоемок. Иную вазу мастер обрабатывает до двух месяцев, пока не добьется совершенства в узоре или рисунке. Почти готовую вещь долго полируют и начищают, пока она не станет идеально гладкой и ровной.

Наконец изделия чуть-чуть нагревают, снова воронят и осторожно полируют смесью кокосового масла и древесного угля. На его вороненой поверхности четко выделяются блестящие белые линии серебряного рисунка.

– Откуда вы берете материал для своих изделий? – спросил я управляющего.

– Цинк и медь привозные, а серебро свое.

– А что за бурая жижа в черепке? Это не краска?

– Нет, нет! Это особый раствор. Мы делаем его из селитры и земли, которую добываем из одного потаенного местечка в бидарском форте. Если тряпкой с этим раствором потереть нагретое изделие из сплава меди и цинка, то оно мгновенно темнеет.

– Чем это объяснить?

Управляющий пожал плечами.

– А кто его знает. Чернеет, да и все тут. Вот, выберите для себя что-нибудь на этой витрине, – указал он на шкап-чики, сплошь уставленные изделиями бидри.

Я выбрал несколько вещиц, которые храню как память о старинном городе.

ПРИЕМ В МУНИЦИПАЛИТЕТЕ

С Шэш Рао сахибом – мэром Бидара – мы встретились утром в последний день нашего пребывания в городе. Он поймал нас на городском базаре, где продавались овощи и фрукты. Из небольшого черного автомобиля, который остановился у рыночных ворот, выбрался пожилой человек в тяжелых темных очках и матерчатой шапочке в виде пилотки. Это и был Шэш Рао сахиб.

– Очень рад видеть вас в своем городе! – сказал он, пожимая нам руки, – Вы знаете, совсем недавно я побывал в вашей стране, в городе Калинине, на открытии памятника вашему смелому соотечественнику Афанасию Никитину. Памятник ему поставили великолепный! Так как я мэр города Бидара, где был однажды Никитин, то меня пригласили в Россию и приняли превосходно. Было уже холодно, и городской совет одел меня в такое тяжелое пальто и такую лохматую шапку, каких я никогда не видел. Мне показали весь город Калинин и его окрестности, надавали много подарков и альбомов – словом, это было чудо гостеприимства, которого я никогда не забуду. Приезжайте в два часа в мэрию. Мы устроим прием в вашу честь.

Прием «в нашу честь» состоялся в саду, где собрались представители местной власти – человек двадцать во главе с Шэш Рао сахибом. Под крышей маленького павильона стояли на столе тарелочки с наперченной сухой вермишелью, сладости, чай. Шэш Рао сахиб познакомил нас с членами муниципалитета, показал фотографии о своем пребывании в Калинине.

– Мы счастливы, что через пятьсот лет после Афанасия Никитина мы снова видим у нас в Бидаре его соотечественников, – сказал он в своем кратком выступлении. – Я сам был в России и видел, что русские уважают нас и всегда готовы нам помочь. Огромный металлургический завод в Бхилаи, который мы строим с их помощью, – последнее слово техники. Наш долг крепить дружбу Индии и России!

А через полчаса мы уже ехали обратно в Хайдарабад. Нежно пахли гирлянды влажных свежих цветов, которые преподнесли нам на прощание бидарцы. Скрылся за горизонтом одинокий минарет бидарской медресе. В окнах снова замелькали могилы, надгробия, даргахи, развалины.

Слишком много могил, слишком много давно ушедшего прошлого видели мы в Бидаре, и пока очень мало современного.

ГУЛБАРГА

Гулбарга находится примерно в ста восьмидесяти километрах к западу от Хайдарабада. Этот маленький городок довольно известен в Индии. Некогда он был столицей Бахманидов. С тех времен на его окраине высится большой даргах пира, которого звали Гесудараз Банданаваз ^[11] . Кроме того, неподалеку работает крупный цементный завод.

Гулбарга, как и Бидар, входит сейчас в индийский штат Майсур.

ГЕСУДАРАЗ БАНДАНАВАЗ

Гулбаргские отделения Общества содействия прогрессу урду и Общества содействия прогрессу языка хинди давно уже приглашали меня выступить с лекцией на урду о великом русском поэте Александре Сергеевиче Пушкине. А мне хотелось посмотреть тамошний знаменитый даргах. После нашей поездки в Бидар посетить Гулбаргу было просто необходимо, так как Афанасий Никитин упоминает о ней в своих «Хожениях».

И вот в дни зимних каникул 1959 года мы с женой оказались в Гулбарге. Гостеприимные хозяева приняли нас по-царски – нам отвели обширные комнаты во дворце Шахи Махал^[12]. В свое время в Шахи Махал останавливался низам, когда он приезжал на здешние урсы. Низам, как видно, не любил тратить время попусту. Его вагон подходил прямо к дверям Шахи Махал, для чего сюда была проложена специальная железнодорожная ветка, заросшая сейчас травой. Со времени ликвидации княжества низам сюда больше не ездит.

Раз в год в Гулбарге собирается столько пилигримов, что их приходится по два, по три на каждого местного жителя, которых тут полтораста тысяч. Городок на целую неделю превращается в весьма многолюдный лагерь. Это происходит в дни урса в честь здешнего пира Гесудараза Банданаваза.

Пир Гесудараз Банданаваз сыграл видную роль в судьбах государства Бахманидов. Как уже говорилось, в старину всякий видный индийский правитель стремился освятить свою власть моральным авторитетом знаменитых пиров. Восьмой по счету Бахманид Фируз Шах не один год приглашал в Гулбаргу знаменитого пира, но когда восьмидесятилетний пир явился в город в сопровождении великого множества своих духовных последователей и учеников и когда вдруг Фируз Шах обнаружил, что ореол святого совершенно затмил его особу, он потребовал, чтобы пир удалился из Гул-барги, так как бесконечные религиозные песнопения и духовная музыка мешают ему жить спокойно.

Повинуясь приказу Фируза, пир Гесудараз Банданаваз переселился на окраину города, обосновавшись на том месте, где вот уже шесть веков высится его громадный даргах. Он отплатил монарху за свое унижение. Когда развратник и интриган Фируз почувствовал, что дни его сочтены, он решил возвести на престол своего сына. Однако Гесудараз Банданаваз помазал на царство шахского брата Ахмеда. И столь велико было влияние пира на знать и народ, что его слово оказалось решающим. На престол Бахманидов прочно сел Ахмед Шах.

Любопытна военная хитрость, при помощи которой опальный претендент на престол Ахмед, рыскавший вокруг Гул-барги с небольшой армией, победил превосходящие силы своего венценосного брата. Уже окруженный войсками Фируз Шаха, Ахмед вдруг узнал, что по соседству остановился табор банджара с громадным стадом вьючных быков. Он тут же купил у банджара быков, посадил на них своих пеших сипаев и двинул на войска брата. Полководцы Фируза уже покручивали усы и посмеивались, считая, что Ахмеду не уйти из ловушки. Что может поделать Ахмед – ведь у него мало кавалерии!

И вдруг перед ними нежданно-негаданно появилась целая «конная армия», запылившая весь горизонт. Не разглядев со страху рога быков и к тому же обнаружив у себя в тылу ударный кавалерийский отряд самого Ахмеда, полководцы Фироза обратились в постыдное бегство, очистив Ахмеду путь к Гулбарге и трону.

Едва Ахмед Шах сел на трон, как скончался его духовный патрон пир Гесудараз Банданаваз. Ему было к тому времени свыше ста лет. Выстроив пиру величественный даргах, Ахмед Шах переехал в Бидар. Ему было не по себе в Гулбарге, где большинство жителей считали его узурпатором и убийцей старшего брата.

За пять с половиной веков, прошедших со времени тех событий, старый городской форт Гулбарги оказался совершенно разрушенным. В пределах его приземистых, крепких и почерневших от времени стен – сплошные развалины. Нетронутой осталась лишь громадная Соборная мечеть. Несколько сот ровных прямоугольных колонн поддерживают ее высокую крышу, которая, если поглядеть на нее сверху, имеет вид множества опрокинутых больших котлов, поставленных на ровный стол для просушки. В бесконечных коридорах мечети может вместиться несметное число молящихся, и все они, несмотря на колонны, могут хорошо видеть и слышать имама, стоящего на высоком мамбаре.

Соборная мечеть Гулбарги имеет большое сходство с мечетью в Кордове (Испания), и ученые полагают, что строил ее мавр.

Почти все строения в Гулбарге, возведенные Бахманидами, ныне не существуют. Время и войны стерли их с лица земли. Иной оказалась судьба даргаха пира Гесудараза Банданаваза.

К знаменитому даргаху нас повез молодой управляющий местным отделением хайдарабадского банка и сам хайдарабадец. Его большой автомобиль быстро катился по хорошо асфальтированным улицам городка, а по обеим сторонам мелькали чистенькие, окруженные садиками дома, лавки и магазины, склады и торговые дворы. Мимо мчались автомобили, моторикши и велосипедисты. Не в пример Бидару, жизнь в Гулбарге била ключом. Там и тут на стенах виднелись большие объявления на урду, гласившие, что русский профессор прочтет сегодня вечером доклад о великом русском поэте Пушкине.

Управляющий рассказывал:

– В Гулбарге о вашем соотечественнике никто ничего не знает. Вероятно, он был тут проездом, и его пребывание никем не было зафиксировано. Но я уверен, что он видел тут много интересного. Форт тогда был в исправном состоянии. Дворцы стояли целехонькими.

– А видел ли он даргах Гесудараза?

– Да, конечно. Даргах тогда выглядел примерно так же, каким он выглядит сейчас.

Среди окрестных зеленых полей то тут, то там виднелись заброшенные мавзолеи, примерно такой же архитектуры, как в Бидаре. В них спасались от жары буйволы, коровы и козы.

– Эти даргахи не были использованы по прямому назначению, – объяснил управляющий. – Строитель, построивший их полтысячелетия назад, запрашивал за них такие цены, что покупателей не нашлось, и он умер от горя. Так они и остались незанятыми. Смешно, не правда ли? Впрочем, для Гулбарги хватит даргаха Гесудараза. Вон он, смотрите!

Мы подъехали к массивным древним каменным воротам. Рядом с воротами сложены высокие стены из грубых больших камней, за которыми по сей день живут многочисленные потомки пира. На содержание даргаха государством выделен большой джагир, довольно обильны частные пожертвования, так что потомки Гесудараза неплохо кормятся возле даргаха.

На обширной территории даргаха Гесудараза, сплошь выложенной известковыми плитами, стоит около сорока больших и малых мавзолеев, которые венчают ослепительно белые купола с пузатыми шпилями.

Мавзолеи потомков Гесудараза Банданаваза, которые были тоже пирами, не могут идти ни в какое сравнение с главным даргахом, в котором лежит основатель религиозной династии. Этот даргах самый большой и красивый. Внутри него, вокруг массивного надгробия, стоит деревянная рама, сплошь обитая тонкими серебряными пластинками с выдавленными на них сурами из Корана и суфийскими стихами. Поверх рамы висит старый, но роскошный балдахин. Стены изнутри испещрены надписями. Словом, все так же, как в других даргахах.

При даргахе Гесудараза Банданаваза имеется сравнительно неплохая библиотека, в которой хранятся книги, написанные самим пиром. Он писал на персидском, арабском и на урду.

Старые пиры, в том числе и Гесудараз, сыграли видную роль в деле развития, совершенствования и распространения урду. Общаясь с учениками и простым людом, пиры говорили с ними на урду. А для того чтобы шире довести религиозные идеи до своих почитателей, они первыми начали складывать на этом новом языке яркие пословицы, поговорки, речения, а порой даже целые поэтические и прозаические произведения.

Если из стихов делийского поэта Эмира Хусроу сохранилось всего лишь несколько строк на урду (все его диваны написаны на персидском языке), то вскоре вслед за ним один из деканских пиров, полузабытый даргах которого стоит недалеко от Гулбарги, сочинил на урду целую маснави – поэму, которой было положено начало поэзии урду. Гесудараз Банданаваз тоже сделал немало для этого языка. Среди любителей словесности урду до сих пор в ходу небольшие интересные книжечки с подробным жизнеописанием старого пира и его высказываниями по самым различным вопросам.

Кроме библиотеки на обширном дворе даргаха помещается небольшая коллекция старинного оружия и древней утвари, бытовавшей при Бахманидах. При даргахе функционирует несколько школ.

ДВА ПОЭТА

Среди гулбаргских любителей словесности урду и хинди, которые собрались у нас в Шахи Махал накануне вечера, посвященного Александру Сергеевичу Пушкину, мне запомнился один пожилой человек с обветренным, словно дубленым, лицом крестьянина. Одет он был просто, даже бедно. Оказалось, что это известный в Гулбарге поэт, который пишет на старом дакхни. На дакхни широко говорят в здешних деревнях. Поэта знают далеко за пределами Гулбарги.

Он автор многих стихов об индийской деревне, но до сих пор не было выпущено ни одного его сборника. Причина была все та же – у него нет на это денег.