Текст книги "Детективное агенство «Аргус» [сборник]"

Автор книги: Вячеслав Килеса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Сдав себе еще две карты, Вилкин развернул их картинками вверх и бросил на стол:

– Три семерки: тройной выигрыш!

– Но не у сдающего! – возразил пришедший в себя и что– то обдумывавший Шкет. – У нас русское, а не американское очко. Так что счет два – один. Новая колода и моя очередь выбирать.

Лазейкина, с интересом поглядывая на Вилкина, перенесла карты с тумбочки на стол: Шкет быстро выбрал одну из своих запечатанных колод, велев вернуть остальные на тумбочку; Вилкин с сожалением проводил глазами ту, что принесла ему выигрыш.

– Не всегда коту масленица! – ухмыльнулся Шкет, поймав взгляд Вилкина, и, распечатав колоду, передал сыщику:

– Тасуй!

Быстро перетасовав карты, Вилкин протянул их Шкету, сделав вид, что не заметил, как Шкет перед снятием сдавил колоду двумя пальцами, нащупывая карту с подрезкой. Подровняв колоду, Вилкин взял левой рукой верхнюю карту и кинул Шкету: скользнув по столу, карта – это была десятка – едва не упала на пол. В ту секунду, когда Шкет смотрел на свою карту, Вилкин, опустив правую руку с колодой ниже уровня стола, уронил ее в пришитый вчера специальный карман на подкладке пиджака, вытащив одновременно двумя пальцами находившиеся в кармане свои карты. Возвращая левую руку к груди, взял верхнюю карту и положил перед собой картинкой вверх. Шкет озадаченно посмотрел на Вилкинскую семерку – вероятно, там намечалась другая карта, – потом открыл вторую карту, брошенную ему Вилкиным, и ошеломленно застыл. Вилкин знал, что у Шкета восемнадцать очков, тогда как у него вновь были три семерки.

– Очко! – Вилкин кинул свои карты на стол, положил перстень и обручальные кольца в карман. – Благодарю за игру!

Шкет взглянул на Вилкина, потом на Лазейкину – и захохотал.

– Ну, капитан, не ожидал, что вольты умеешь крутить! – продолжая смеяться, одобрительно произнес он. – Карты Чингиза?

Так звали московского шулера.

– Кто принес, тот знает, – дипломатично ответил Вилкин.

– Будьте здоровы!

И, кивнув Лазейкиной, направился к выходу.

Открыв дверцу «Москвича», сел в машину, посмотрел на часы: было чуть более восьми вечера. Горели фонари; легкий туман полз по улицам Симферополя. Отъехав от дома Лазейкиной, сыщик свернул в сторону набережной. Он устал: напряжение последних двух дней сдавливало голову железными обручами. Остановив машину, Вилкин подошел к парапету и долго стоял, слушая журчание воды. Если не хочешь лжи, найдешь правду, – но как трудно ее искать!

Вилкин начал думать о том, как отдать перстень Тюбиковым. Открыть глаза, чтобы из них потекли слезы?! Сломать судьбу девчонке во имя истины?!

– Вот дурочка!

Поняв, что произнес эти слова вслух, Вилкин улыбнулся, вернулся к машине и вскоре стучался в дом Тюоиковых.

Семья была в сборе.

– А мы решили, что вы ничего не нашли и сбежали! – язвительно сказала Оля.

– Приятно, когда о тебе хорошо думают, – Вилкин вытащил перстень из кармана. – Садитесь, разговор долгий будет.

Мельком взглянув на Таню, увидел, как напряглась она, с ужасом глядя на него, и незаметно подмигнул.

– Во – первых, Елизавета Сергеевна, вы ошиблись, считая, что кражу совершил кто – то из членов семьи, – начал Вилкин. – Перстень похитил вор – рецидивист по кличке Шкет. Он в дом забрался, когда Елизавета Сергеевна в магазин ходила, а поскольку ее отсутствие было недолгим, то больше ничего взять не успел. Во – вторых, перстень не простой. Он изготовлен в 17 веке в Чуфут – Кале в Крыму, а в 1823 году в Одессе был передан в подарок Александру Сергеевичу Пушкину княгиней Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой.

– Пушкину? Поэту? – перебила сыщика Вера Ивановна.

– Ему, – подтвердил Вилкин. – В то время было модно носить кольца, и когда в январе 1837 года Пушкина привезли раненого с дуэли, у него на руках было надето четыре кольца. Зная, что умирает, Пушкин отдал по ним распоряжения. Одно он велел разыграть в лотерею и его выиграла Мария Раевская, другое передал Далю, третье в виде большого изумруда досталось его секунданту Данзасу. А это, самое любимое – Пушкин называл перстень своим талисманом, – поэт подарил «любезнейшему другу» Василию Андреевичу Жуковскому. Семья Жуковских в 1887 году передала перстень музею Александровского лицея, ставшего позже Пушкинским музеем, откуда его украли 23 марта 1917 года. С тех пор сведений о перстне не было. Что дальше: решать вам.

Вилкин передал перстень Елизавете Сергеевне.

– Подумаем! В нашем роду воров нет и не было, и не мог мой отец… – сухо сказала старушка. – Ладно: деньги ты честно заработал: возьми! А что касается перстня… Ты о нем болтать не будешь?

– Нет! – спрятав в карман деньги, Вилкин поднялся, бросил взгляд на озабоченное лицо Тани и, отвесив общий поклон, направился к выходу.

– Спасибо! – В общем гуле раздавшихся благодарственных голосов он не услышал Таниного; пожав плечами, толкнул рукой дверь и, пройдя двор, вышел на улицу.

Анна Николаевна, заслышав шаги сына, бросилась ему навстречу.

– Удачно? – с надеждой заглядывая ему в лицо, спросила она.

– Удачно! – улыбнулся Вилкин. – Принимай кольца!

– илава Богу! – метнувшись на кухню, Анна Николаевна принесла бутылку шампанского, бутерброды с сыром и колбасой. – Первое дело: надо отметить!

– Отличный повод для пьянки! – засмеялся Вилкин, наливая шампанское в бокалы.

– Поздравляю тебя, Валерочка! – Анна Николаевна легонько ударила краем своего бокала о бокал сына. – Я видела, как ты мучаешься: сумеешь или нет?!

– Еще не верится, что все получилось: особенно с картами. Шкет, наверное, до сих пор от злости бесится.

– Клиенты радовались?

– По – разному. Я их озадачил, оставив повод для раздумий: за это не благодарят.

Утром Вилкин вновь был в своем офисе. Почему – то был уверен, что Таня Тюбикова придет к нему или позвонит: хотя оы для того, чтобы выяснить, почему он солгал, – но она не пришла. А перстень поэта – Вилкин через полгода навел справки, – так и остался в списке пропавших.

МНОГОЖЕНЕЦ

С некоторых пор Вилкин начал делить дни на две категории: первая состояла из чтения книг, занятия – на коврике в углу комнаты – йогой и ожиданием клиентов, вторая была заполнена работой, не оставлявшей порою времени на еду и сон.

В это осеннее утро Вилкин, просмотрев сегодняшние газеты, углубился в изучение уолденской жизни Генри Торо, раздумывая, смог бы он, последовав примеру американского романтика, выдержать двухгодичное пребывание в лесу. По расчетам выходило, что вряд ли, и сыщик неожиданно огорчился.

Стук в дверь прервал его умствования, заставив перевести взгляд от книги на входившую в комнату женщину могучего телосложения: из тех, которых порой называют «бабищами». Такие женщины редко становятся предметом любви, зато любят иногда до одури, до самозабвения.

Отметив, что посетительница одного с ним возраста, Вилкин предложил женщине сесть за стул и незаметно включил спрятанный в столе магнитофон.

– Слушаю вас! – благожелательно произнес Вилкин, желая помочь мнущейся, не решающейся заговорить посетительнице. – Вас как зовут?

– Панина Клавдия Ивановна, – неожиданно звонким голосом ответила женщина, – Понимаете…

Женщина опять замялась, потом, решившись, быстро выговорила:

– Его нужно наказать. Пусть даже деньги не отдаст, хотя три месяца работы: хуже, чем в колхозе…

Заинтригованный Вилкин начал задавать вопросы, выяснив следующее.

Клавдия Ивановна проживала в небольшом домике с матерью и братом в поселке Зуя. Работала в колхозе, а когда он распался, начал работать продавцом в магазине. У брата семья, двое детей, в домике тесновато, вот и решила устроить свою жизнь замужеством. Читала объявления в газетах, но подходящего не находилось, пока в мае не наткнулась на такое: «Вдовец сорока лет, владелец большого сада и огорода, ищет трудолюбивую женщину для совместного проживания». Написала письмо по указанному адресу: город Симферополь, переулок Табачный, и вскоре пришло приглашение в гости. Вдовец – Петр Семенович Саржин – оказался крепким широкоплечим мужчиной несколько обезьяньей наружности, зато с прекрасным домом и приусадебным участком, в которые Панина мгновенно влюбилась, согласившись на предложение пожить до сентября: чтобы присмотреться и притереться. Рассчитавшись с работы и захватив чемоданчик со сменной одеждой, Клавдия Ивановна перебралась к Саржину, превратившись в работницу по дому и участку.

– Не поверите, – взволнованно рассказывала Панина, – в пять утра каждый день вставала и до ночи спину не разгибала, так много работы было. Да еще козел этот ненасытным оказался… Но терпела, надеялась: выйду замуж и все потихоньку перестрою.

– А он помогал вам по хозяйству? – поинтересовался Вилкин.

– Где там?! Четыре дня в неделю совсем куда – то уезжал, а в остальные дни если и бывал дома, то телевизор смотрел да водку с друзьями пил.

– А что за друзья?

– Не знаю. Разные были. Сумки какие – то приносили, с консервными банками.

– И чем закончилось?

– В сентябре потребовала оформить наши отношения. Саржин покивал головой и предложил мне съездить в гости к матери. Я поехала, а на следующий день незнакомый парень привозит на машине мой чемодан с вещами и записку от Саржина, что в качестве жены его не устраиваю. Стыдоба какая! Хорошо, дома никого не было: спрятала чемодан в чулан и помчалась в Симферополь. Так он меня и на порог не пустил. Замки на дверях поменял и овчарку привел. Забежала к соседям и узнала, что Саржин часто дурех вроде меня по объявлению находит, чтобы бесплатно на него работали.

– И что вы хотите? – спросил Вилкин.

– Наказать его! И пусть деньги за три с половиной месяца отдаст. Сделайте, прошу вас!

Вилкин заколебался. Дело было бесперспективным и проще было бы отказаться, объяснив, что в действиях Саржина отсутствует как криминальный состав, так и повод для разбирательства в гражданском суде, но… Вилкин представил, как эта глядевшая на него с надеждой женщина уйдет отсюда с раненой душой, обманутая, обиженная, опозоренная, – и, вздохнув, заполнил бланк договора, взяв пятьдесят гривен задатка и оговорив в качестве гонорара тридцать процентов от суммы, которую удастся забрать у Саржина.

Попросив Клавдию Ивановну вернуться к пятнадцати часам, Вилкин закрыл за обрадованной посетительницей дверь, постоял, обдумывая план действий, потом, выйдя из агентства, сел в свой старенький «Москвич» и отправился в гости к Саржину. Приехав в переулок Табачный, Вилкин прошелся вдоль огородившего участок высокого каменного забора и застучал кулаком по железным воротам.

Раздался собачий лай; через минуту хриплый голос прикрикнул на псину и дверь в воротах распахнулась. Саржин оказался именно таким, каким описывала его Клавдия Ивановна: широкоплечий, с обезьяньей наружностью.

– Чего надо? – хмуро спросил Саржин.

– Детективное агентство – Вилкин показал пластиковое удостоверение. – Побеседовать надо.

– «Детективное»? – изумленно переспросил Саржин. В глазах его мелькнул страх. – Это что: «уголовка» так теперь называется?

– Пройдемте в дом: в ногах правды нет, – поморщился Вилкин. – Посидим, поговорим: все узнаете.

– Подождите: собаку на цепь посажу.

Минут через пять дверь опять распахнулась и сыщик, бросая взгляд по сторонам, пересек двор и вслед за Саржиным вошел в дом: добротный, с мансардой, застекленной верандой и множеством пристроек.

– Тут письмо на вас пришло, – сказал Вилкин, сев в предложенное хозяином кресло. – Пишут, что занимаетесь незаконными промыслами.

– Ах ты!.. – выматерился Саржин. – Баба небось пишет. Пригрел я тут одну прошмандовку.

– Не имеет значения, – сухо произнес Вилкин. – Все – таки: источник ваших доходов?

– Сад у меня, огород, – начал перечислять Саржин. – Подрабатываю иногда.

– Наркотики возите, что ли?

– Ну, парень – засмеялся Саржин. – Если письмо об этом, то можешь его выбросить.

– Это я об этом, а письмо о другом. У вас какая профессия, чем подрабатываете?

– Строить могу, водителем работал.

– Валютой, золотишком не промышляли?

– «Рыжье» – это для пацанов, – снисходительно объяснил Саржин. С каждой минутой он все более успокаивался.

– У вас ружье в углу стоит: разрешение на него есть?

– Могу показать.

Саржин поднялся, подошел к шкафу, вытащил оттуда охотничий билет и свидетельство о регистрации ружья и протянул Вилкину.

– Часто на охоту ходите? – просмотрев документы, Вилкин вернул их владельцу.

– Давно не ходил: некогда.

– А чем еще занимаетесь?

– Я говорил: садом, огородом. Собрал урожай, продал: вот и деньги.

– Это весь круг ваших занятий?

– Да. А что?

– Ничего. У вас две машины: «Ауди» и фургон. Зачем столько?

– «Ауди» – для поездок по городу, фургон – для рынка. Закон что: запрещает?

– Даже поощряет, – Вилкин встал, медленно направился к выходу. – Значит, живете за счет подсобного хозяйства и случайных заработков, других доходов нет?

– Рад был познакомиться! – вежливо проговорил Вилкин, спускаясь с крыльца во двор. Саржин шел следом; потом, как Вилкин и ожидал, поравнялся и спросил:

– Слышь, начальник: что в письме? Ничего не сказал.

– Проверять будем, – равнодушно выговорил Вилкин. – О результатах узнаете.

Выйдя за ворота, он повернулся спиной к Саржину и направился к спрятанному за углом «Москвичу»; перед тем, как свернуть за угол, оглянулся: Саржин стоял на том же месте, озабоченно глядя вслед сыщику.

Обедать Вилкин старался дома: это было и экономнее, и вкуснее. Мать сыщика Анна Николаевна не зря шутила, что с уходом на пенсию приобрела специальность повара.

– Новое дело? – наливая сыну в тарелку суп с пельменями, с интересом спросила Анна Николаевна.

– Да.

Сыщик пересказал матери утренние события.

– И каков вывод?

– Приняв меня за работника милиции, Саржин испугался. Конечно, не истории с Паниной, хотя я дал понять, что письмо написала она, – он испугался моего появления в доме и каких – то фактов, которые могут в письме фигурировать. Построение фразы, слова «рыжье», «начальник» – свидетельство того, что он побывал на зоне. Умалчивает, где работает, незнакомые люди с сумками, приличные доходы, которые не объяснишь прибылью от сада и огорода: на чем – то криминальном он завязан, но на чем? Я назвал возможные направления деятельности: реакция нулевая. Понимаешь, мама, здесь тот случай, когда важно не то, что человек говорит или делает, а то, что он должен сказать или сделать, но не делает и не говорит. В коридоре я заметил удочки и рыбацкие сапоги, но слово «рыба» ни разу не было произнесено!

– Думаешь: браконьер?

– Сомнительно: все – таки в Симферополе живет, а не в Керчи. Но с рыбным промыслом связан, причем – вспомним консервы в сумках – не как одиночка, а как член организации. Скорее всего: нелегальная добыча и консервация икры с последующей переброской в Турцию и другие страны. В Крыму – доходное дело!

– Валера, но это опасно! – Анна Николаевна с тревогой смотрела на сына. – Организация – это не только бандиты, но и коррумпированная милиция, рыбнадзор, таможня. Тебя уничтожат.

– Постараюсь этого не позволить, – доев, Вилкин поднялся из – за стола. – Ситуация опасна не только для меня, но и для Саржина. Организация действует в темноте, когда высвечивается один из ее членов: убирают того, кто держит фонарь, или того, на кого направлен свет. Саржин не зря волнуется, он это понимает.

Поцеловав мать, Вилкин спустился к машине и отправился в агентство. Дожидаясь Панину, сделал несколько телефонных звонков, а когда Клавдия Ивановна пришла, усадил за стол и спросил:

– Ваш бывший сожитель увлекается рыбалкой?

– Удочки есть, но на рыбалку не ездит, – объяснила Панина. – Хотя, когда стирала его одежду, она всегда пахла рыбой. Я как – то спросила, так он нагрубил: не бабьего, мол, ума дело!

– А черная и красная икра у вас в доме часто бывала?

– Очень! Я еще удивлялась: откуда такое богатство?! Говорил, что друг у него – капитан рыболовецкого судна.

– Понятно. Я пообщался с Саржиным и должен сказать, что сожитель ваш гораздо опаснее, чем думаете. Иными словами, деньги у него придется забирать с риском для вашего здоровья. Готовы к этому?

– А что: прощать?! Если тронет: в милицию пойду! Пусть деньги отдает, их у него много. Однажды портфель домой принес, я случайно открыла: а он деньгами набит! Саржин, когда увидел, чуть меня не убил. Потом, когда успокоился, объяснял, что клад нашел. Словно я – последняя дура и всему готова верить.

– Клад? – переспросил Вилкин. – Но это прекрасно! Сейчас позвоните Саржину и повторите то, что я написал на бумаге. Потребуйте семь тысяч гривен: за работу и моральный вред. Деньги в течение недели должен выслать в Зую почтовым переводом.

– Да он удавится, но не вышлет! – прервала сыщика Панина. – Такую прорву деньжищ! Может, пятисот гривен хватит?

– Вышлет, если сделаете то, что скажу, – категорично ответил Вилкин. – Крикните, что если денег не будет, то сообщите о его рыбных делах в прокуратуру, – и тут же положите трубку. Поняли?

– Вроде бы! – нерешительно произнесла Панина. – Давайте вашу бумагу, поучу, чтобы не напутать.

Минут через десять, когда Панина твердо уяснила, что говорить, Вилкин, включив магнитофон, наорал домашний номер Саржина. Телефонный разговор Панина провела хорошо, с достаточной злостью и твердостью, и, бросив трубку, удовлетворенно воскликнула:

– Как я его! Душа радуется!

– Рано радуется, – осадил ее Вилкин. – Все трудности – впереди. Кстати: ваши родные знают, что Саржин вас выгнал?

– Нет, – потупила голову Панина. – Я ничего не говорила, они думают, что я продолжаю жить у Саржина. А чемодан так в кладовке и остался.

– Очень хорошо! Берите бумагу и пишите: «Дорогая мама!

Я боюсь за свою жизнь. Мой сожитель – Саржин Петр Семенович – угрожает мне убийством: из – за денег в портфеле, которые я у него видела. Говорит, что меня убьет, закопает в лесу, а чемодан с вещами подбросит вам в кладовку и скажет, что мы разошлись. Если убедитесь, что меня нигде нет, то я, скорее всего, мертва. Любящая дочь Клава».

– Дописать, чтобы она в милицию бежала? – расписавшись, спросила Панина.

– Нет: надо вовремя остановиться, – возразил Вилкин. – Она туда и так пойдет, но вначале с письмом к Саржину приедет. Когда ваша мать напишет заявление в милицию, то это потом можно расценить как заблуждение. Если она это сделает по вашему требованию, то вас привлекут к ответственности за клевету. Возьмите чистый лист бумаги, пишите еще одно письмо: «Уважаемая редакция! Мой супруг, Саржин Петр Семенович, нашел клад и скрыл его от государства. Я считаю, что это неправильно. Нужно жить по совести и закону. Объясните ему». Подпишитесь, поставьте сегодняшнее число и укажите все свои данные, в том числе номер паспорта. Обратный адрес – переулок Табачный, причем и на конвертах.

Подождав, когда Клавдия Ивановна заполнит адреса на конвертах и заклеит их, Вилкин улыбнулся:

– Вы – хороший клиент: исполняете все, что требую, и ничего не спрашиваете.

– Я думаю: вы его запугать хотите и на испуге деньги забрать, – улыбнулась Панина в ответ. – Угадала?

– Отчасти. Я его проблемами хочу озадачить и перетащить из темноты на солнышко: этого и честный человек не любит, не говоря о мошеннике… Слушайте внимательно: сейчас едем на почтамт, там вы отправите письма заказной корреспонденцией, после чего я отвезу вас к знакомой старушке, – будете жить у нее на полном пансионе, пока за вами не приеду. На улицу не выходить, не звонить и не писать. С этого момента вы для всех должны исчезнуть.

– Я с ума сойду от скуки! – заволновалась Панина.

– Телевизор смотреть будете и книжки читать. Поехали.

Устроив Панину на квартире, Вилкин отправился в редакцию газеты, где, зайдя в кабинет к заместителю редактора – бывшему однокурснику по филологическому факультету, – попросил при получении письма Паниной немедленно опубликовать его под заголовком: «Куда смотрит налоговая/». Выторговав согласие за бутылку коньяка, сыщик отправился домой.

– Логика и реальность – разные понятия, – сделала вывод Анна Николаевна, когда сын, поужинав, рассказал ей план своих действий. – А если что – то сработает не так или вообще не сработает? Тогда все, что ты нагородил, свалится на тебя или Панину: или на обоих.

– У меня нет выхода, – оправдывался Вилкин, понимая справедливость материнских слов. – Точнее: не вижу другого способа выиграть. В этом деле я и моя клиентка должны стать невидимками, поэтому я перевел Панину на нелегальное положение, а сам буду контактировать с Саржиным только по телефону.

– Инесса была права, – вздохнула Анна Николаевна. – Ты закончишь жизнь или мучеником, или святым.

Вилкин нахмурился, встал из – за стола. Напоминания о жене, бросившей его два года назад, все еще оставались мучительными.

– Прости, сынок, прости! – Анна Николаевна подошла к сыну, обняла его. – Вроде простое дело, а я за тебя боюсь.

– Честно говоря: я тоже! – сознался Вилкин.

В агентство Вилкин приехал рано утром. Из рассказа Паниной он знал, что по средам, пятницам, воскресеньям и понедельникам Саржин куда – то уезжал, возвращаясь поздно вечером. Сегодня была среда.

Открыв шкаф, сыщик выбрал на полке и надел на голову парик, приклеил небольшие усики и нацепил на нос очки с простыми стеклами. К гримировке Вилкин прибегал только в крайних случаях: сейчас был именно такой.

Оставив «Москвич» возле агентства, Вилкин доехал на маршрутке до остановки такси и, выбрав «Волгу» без обозначения принадлежности к таксопарку, предложил водителю:

– Нанимаю машину на два часа: плачу по договоренности. Нужно за одним фраером поездить.

Таксист заколебался, но размер оплаты оказался убедительным и вскоре такси стояло на углу Табачного переулка. Ждать пришлось недолго: вскоре показалось «Ауди» с Саржиным за рулем.

– Трогай за ним! – велел Вилкин.

Преследователя Саржин заметил минут через десять.

Дважды «Ауди» останавливалось и его хозяин, со злостью поглядывая на замершую метрах в тридцати «Волгу», покупал то сигареты, то газету, потом «Ауди» ускорило ход и начало петлять по улицам, а когда это не помогло, Саржин, чудом избежав столкновения, промчался на красный свет светофора.

– Возвращаемся, – удовлетворенно велел Вилкин таксисту. – На бойню, потом к Центральному рынку.

Рассчитавшись с таксистом, Вилкин зашел на рынок, купил кусок мяса, затем посетил аптеку и, дождавшись нужной маршрутки, вскоре был в агентстве. Записав в блокнот номер машины и фамилию обслуживавшего его сегодня таксиста, Вилкин сбил в стакане усыпляющую смесь, пропитал ею мясо и, упаковав гостинец в пакет, отправился в дом Саржина.

На стук в ворота, кроме овчарки, никто не отозвался. Убедившись, что прохожих поблизости нет, Вилкин быстро залез на перекладину ворот, достал из сумки кусок мяса и, показав его подпрыгивающей в остервенении овчарке, швырнул мясо так, чтобы оно упало возле собачьей будки. Спрыгнув на землю, Вилкин, чтобы не маячить возле ворот и успокоить собаку, прогулялся по соседним улицам, после чего вновь вернулся к Саржиновскому дому. Постучав в ворота и не услышав собачьего лая, Вилкин натянул на руки перчатки, открыл отмычкой замок на воротах и вошел во двор. Собака спала возле будки; Вилкин надел на нее цепь, нашел в сарае штыковую лопату и начал копать землю в огороде и в саду, создавая впечатление, что здесь что – то искали или прятали. Бросив лопату возле сарая, Вилкин, вновь используя отмычку, зашел в дом, где, открывая шкафы и переворачивая стулья, создал видимость тщательного и неумелого обыска. Вынув из сумки банку, открыл крышку и разбрызгал в спальне взятую на бойне бычью кровь. Закрыв входные замки, Вилкин, убедившись, что овчарка продолжает спать, снял с нее цепь, закрыл ворота изнутри на замок и задвижку, перелез через ворота и, снимая на ходу перчатки, поспешил прочь.

– Валера, а почему ты не захотел выяснить, куда и зачем ездит Саржин? – с интересом спросила вечером Анна Николаевна.

– Есть черта, где заканчивается Саржин и начинается организация, на которую он работает, и мне эту черту нельзя преступать. Я не хочу получать опасные для себя и не нужные для дела знания.

– А те безобразия, что ты у него дома и на участке устроил: для чего?

– Для человека самое страшное: столкнуться с непонятным. Вечером Саржин с трудом попадет в собственный дом. где неясно что и зачем делали и кого – то в спальне то ли ранили, то ли убили, – при том, что по двору бегает живая и невредимая овчарка, а из дома ничего не украдено. Если приплюсовать сюда визит работника милиции и слежку, то у Саржина есть о чем подумать. Утром он обнаружит, что на участке что – то искали или прятали, а к обеду появятся с обвинением в убийстве мать и брат Паниной, получившие письмо и обнаружившие чемодан в кладовой.

На следующий день около двенадцати часов Вилкин расположился в засаде у входа в переулок Табачный, ожидая, когда появятся гости из Зуи, – и они действительно появились. Что происходило в доме, Вилкин мог только предполагать, но видел, что родственники Паниной уходили злые и в тревоге. Купив в киоске газету, Вилкин нашел на третьей странице заметку «Куда смотрит налоговая?», вырезал ее ножиком из газеты, подчеркнул на обратной стороне одну из букв и, положив заметку в конверт, попросил проходящего мальчишку бросить конверт в почтовый ящик Саржина. Вернувшись в агентство, вилкин напечатал на пишущей машинке отчет о своих действиях и положил его в ящик стола. Ближе к вечеру Вилкин прошел к ближайшему телефону – автомату, набрал Саржиновский номер и, когда трубку взяли, сказал, прижимая к микрофону носовой платок:

– У вас, кажется, неприятности, Петр Семенович? А все потому, что семь тысяч Паниной платить не хотите.

– Ах ты… – послышались ругательства. – Вот из – за чего все! Кукиш вам, а не деньги. Доберусь до этой бабы: до смерти изуродую!

– Так вы это уже сделали, уважаемый Петр Семенович! – засмеялся Вилкин. – Убили ее в спальне, а труп на участке закопали. Или в лес ее вывезли, как обещали?

Вилкин слышал, как ошеломленный Саржин сопел в трубку.

– Кстати, налоговая к вам собирается: клад делить. Нехорошо государство обманывать!

– Да не знаю я о кладе! – взвыл Саржин. – Это Клавка все придумала!

– За что вы ее и убили, – согласился Вилкин. – Но время все уладить у вас есть: завтра до обеда!

И положил трубку.

Поужинав, Вилкин вышел на улицу и, найдя телефон – автомат, сунул за щеку скомканный кусок бумаги и набрал Саржиновский номер; когда сняли трубку, булькающим голосом произнес:

– Петр Семенович, это друг ваш говорит. Вам эти гады анашу подложили: один пакет в доме, другой – на участке. Я слышал, как они договаривались, что если деньги не отдадите, милиции вас сдать. У меня с ними свои счеты, поэтому вам и рассказываю.

– Из – за чего все? – быстро спросил Саржин.

– Из – за Клавки. Она – родственница серьезного человека, вам с ними не справиться. Сочувствую вам!

Положив трубку, Вилкин выплюнул бумагу и зашагал обратно.

– Чего ты добиваешься? – спросила Анна Николаевна, когда Вилкин вернулся домой.

– Создать для Саржина псевдореальность. Окружающая нас действительность реальна отчасти: в основном это плод нашего воображения и проекция опыта. И действительность, окружающая Саржина на этот час, не та, которая была три дня назад. Раньше он был хозяином положения, контролировал каждый ход, – а сейчас он окружен врагами и не знает, какой удар будет следующим.

– Думаешь, он отправит завтра деньги?

– Сомневаюсь! – покачал головой Вилкин. – Во – первых, он патологически жаден, иначе не придумал бы аферу с многоженством. Во – вторых, у него нет гарантий, что после семи тысяч не потребуют столько же. А в – третьих, решение он будет принимать завтра, а сейчас обыскивает дом в поисках анаши: ему этого занятия до утра хватит.

– Понимаешь, мама, – продолжил Вилкин. – Саржин столкнулся с тем, с чем никогда раньше не сталкивался. И завтра поймет, что решить эти проблемы самостоятельно не сможет, тем более с уверенностью, что против него работает организация.

– И тогда он побежит к руководству своей организации? – предположила Анна Николаевна.

– Обязательно. Причем постарается интерпретировать ситуацию так, что некто с использованием милиции через Саржина пытается добраться до организации и что опасность в первую очередь угрожает не Саржину, а его организации. Только при такой версии Саржину окажут помощь.

– А потом?

Вилкин вздохнул:

– Потом люди организации придут ко мне: ниточку я оставил.

– Заметка в газете? – догадалась Анна Николаевна.

– Да. И тогда начнется самое интересное и опасное.

Ожидаемые сыщиком гости пришли в конце рабочего дня. Их было двое: в костюмах с галстуками и кожаными папками в руках.

– Капитан налоговой полиции Еременко: вот удостоверение – представился тот, кто был помоложе. – А это мой коллега Синицын. Мы к вам за разъяснениями по поводу одной заметки.

– Усаживайтесь! – пригласил Вилкин. – Всегда готов оказать помощь почти коллегам.

– Нам объяснили в газете, что вы очень хотели, чтобы это письмо было опубликовано. Почему?

Еременко подал Вилкину вырезанную из газеты заметку «Куда смотрит налоговая?». Сыщик повертел ее в руках, отметил на обороте подчеркнутую им два дня назад букву. «Так называемый Синицын – это представитель организации, а Еременко – их человек в полиции» – решил Вилкин и широко улыбнулся.

– Двумя словами тут не обойдешься, объясню подробно. Ко мне несколько дней назад обратилась гражданка Панина по такому вопросу.

Вилкин рассказал о своей беседе с клиенткой, показал копию заключенного договора.

– Я пообщался с Саржиным, увидел, какие у него хоромы. Честным трудом такие не заработаешь, значит действительно, как хвастался моей клиентке, нашел клад. Вот и решил оказать на него давление.

– Значит, это вы были у Саржина под видом работника милиции?

– Извините, я у него был под своим именем и даже удостоверение показывал, – возразил Вилкин. – А за кого он меня принял – это его трудности.

– А блондин на «Волге», следивший за Саржиным: ваш напарник? – вновь спросил Синицын.

– Нет, это тоже был я, – встав, Вилкин открыл шкаф, показал парик. – Но это была не слежка: я минут десять глаза ему помозолил, чтобы напугать. Кстати, у меня есть справка по этому делу: как своим коллегам, могу дать ознакомиться.

Вытащив из стола отчет по делу, Вилкин передал его Синицыну. Тот, не скрывая, что в пришедшей паре является главным, быстро пробежал отчет глазами.

– Значит, звонили тоже вы, – констатировал Синицын. – Остроумно! Скажите, а в доме Саржина действительно спрятана анаша?

– Нет. Но – улыбнулся Вилкин, – я не удивлюсь, что, если моя клиентка не получит требуемую сумму денег, анаша там появится.

– Понятно, – кивнул головой Синицын. – Между прочим, куда вы Панину дели? Ее мать отнесла утром заявление в милицию с обвинением Саржина в убийстве.