Текст книги "Детективное агенство «Аргус» [сборник]"

Автор книги: Вячеслав Килеса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Приняв душ и одевшись, Надежда с раздражением приготовилась идти и будить пьянчугу – компаньона, наверняка не отошедшего после вчерашней попойки. «Лимон и горячий чай – для джентльменов, соленый огурец и стопка водки – для русских, – объясняла когда – то мудрая мама. – Иначе их с места не сдвинешь».

«Водка в ресторане найдется, а где достать огурец?» – размышляла Надежда, когда раздался стук в дверь и после разрешающего оклика в комнату вошел подтянутый, в свежевыглаженной рубашке сыщик.

– Предлагаю позавтракать на набережной, в кафе «Туборг», – сказал он, с растерянностью посмотрев на изумленное лицо Улагиной. – У вас Врангелевские мемуары имеются: можно их почитать?

Подавив выкрик: «Нет!», Надежда вздохнула и неловко произнесла:

– Возьмите с собой: там решим.

Не удивляясь странной фразе, сыщик взял книги, благодарно поклонился и повел девушку к выходу.

Как зависит человек от наполненного желудка! Съев роскошный завтрак, компаньоны умиротворенно сидели, глядя на панораму моря.

– Утром увезли в больницу Коноводова: его ранило взрывом в том месте, где вы собирались копать, – вдруг небрежно сообщил Вилкин.

– Взрывом? Коноводова? – с трудом уясняла Улагина. – Кто подстроил? Неужели Домье?

– Вы, уважаемая Надежда Яковлевна, – сыщик насмешливо смотрел на опешившую Улагину. – Приготовили в сумочке записку с неправильной расшифровкой, подговорили меня об этом упомянуть, зная, что нечистый на руку Коноводов стащит записку и ринется копать, заложили взрывчатку: и слава Богу, что человек остался жив! А если учесть, что это второе ваше покушение на внука соратника Улагая, то мнение милиции будет однозначным.

– Как «второе»? – не веря своим ушам, воскликнула Надежда.

– Первое вы не отрицаете, – усмехнулся сыщик и рассказал о событиях, произошедших в кафе «Селена» после отъезда Улагиной в гостиницу «Украина».

– Ваши конкуренты и Домье будут настаивать, что отравление и взрыв организовали вы, – и я не удивлюсь, если ужинать вам придется в камере следственного изолятора.

Представив нарисованную сыщиком картину, Улагина ужаснулась:

– Это несправедливо!

– Отвечу притчей: у распутного, жадного богача работал дворник, – настолько бедный, что даже жены не имел. Зато у него была Библия, при чтении которой дворник радовался своему грядущему блаженству в раю и адским мукам хозяина… Заболел бедняк и скончался. Сидит в чистилище, смотрит: а рядом хозяин. Возликовал бедняк. Тут ангел входит, объявляет божье решение: «Бедняка – в ад, богача – в рай!» «Почему?» – закричал бедняк. «Богач перед смертью вызвал священника, покаялся и получил отпущение грехов, – объясняет ангел. – А у тебя на священника денег не хватило». «Это несправедливо!» – возмутился бедняк. «Где в Библии ты видел слово «справедливость»? – спрашивает ангел. – У нас, как и на Земле, все по закону. Проваливай в ад!».

– Что мне делать? – закусив губу, спросила Улагина.

– Рассказать о сундучке. Пора понять, что сами с этим делом не справитесь.

– Хорошо, – Улагина прижала тонкие пальцы к вискам. – Моя бабушка была у деда второй женой, первая осталась в России, – не знаю, почему. Дед женился на бабушке в Албании: он там во главе казачьего отряда участвовал в государственном перевороте и захвате власти Зогу в Тиране, благодаря чему получил албанское гражданство и солидную должность в армии. Мать рассказывала, что выросла в доме с достатком и получила хорошее образование. Когда началась вторая мировая война, ситуация в Албании ухудшилась и дед купил дом в Марселе, отправив туда маму и бабушку. С тех пор они видели деда редко, наездами. В конце войны дед перебрался в Югославию, потом – во Францию, где и умер. После него осталось много вещей, в том числе старинная шкатулка. Мама удачно вышла замуж, я у нее – единственная дочь. Училась в Марселе, потом окончила Парижский университет. Внезапно умирают отец и бабушка, я вернулась в Марсель, стала работать в лицее, увлеклась геокэшингом. Год назад, роясь в старых вещах, обнаружила в шкатулке тайник, а в нем: письмо деда Врангелю и опись драгоценностей, составленная чекистами и находившуюся, вероятно, в сундучке, захваченном у красных в августе 1920 года в станице Брюховецкой.

Взяв «Записки», Улагина вынула из обложек пожелтевшие листы бумаги и передала Вилкину. На трех листах перечислялись золотые и драгоценные изделия: опись была скреплена печатью и подписями чекистов. Исписанный большими ровными буквами четвертый лист содержал следующий текст:

"Ваше высокопревосходительство!

Петр Николаевич!

Понимаю, что мне нет оправданий, и не хочу оправдываться. Ваши слова при последнем нашем свидании каждый день жгут мое сердце, – и только мне известно, насколько они справедливы.

Этот сундучок с драгоценностями, отбитый у чекистов, в тайну которого, кроме меня, посвящены два человека… Мне показалось это ниспосланным Богом подарком, выпадающей раз в жизни удачей… И я не пошел на Екатеринодар, испугавшись риска и случайностей войны. Я понимал, что Белое движение обречено, а на чужбине каждый будет выживать в одиночку.

Вы напомнили мне о чести Воина. По этой и по иным причинам я оставил сундучок Иоанно – Златоустовской земле, поручив охранять его человеку, близкому мне только местом рождения.

Дальнейшую судьбу военного трофея решать Вам.

Список драгоценностей прилагаю.

Остаюсь преданный Вам генерал – лейтенант С. Г. Улагай.

31 октября 1924 года".

– Вот как! – задумчиво протянул Вилкин, прочитав письмо.

– А что дальше?

– Находка оказалась неожиданностью: о сундучке дед никогда не упоминал. Я и мама предположили, что, уплывая в сентябре 1920 года пароходом из Ялты, дед оставил где– то или у кого – то сундучок с драгоценностями. Вероятно, в 1924 году дед собрался передать сокровище Врангелю, но передумал, и письмо отправлено не было. Его можно понять: публичное признание в краже опозорило бы не только деда, но и семью.

– Мы долго не знали, как поступить, – продолжала Улагина. – Сокровище принадлежало умершим людям несуществующего государства: захваченные в России, драгоценности хранились в Украине. И мы решили, что имеем на них полное право: в крайнем случае, моральное.

– Разве что моральное, – буркнул Вилкин. – Нынешняя власть, прослышав о сундучке, мгновенно его отнимет, и даже полагающиеся двадцать процентов вряд ли получите. Откуда узнали о кладе Заторин и Коноводов?

– От нашей горничной: она дальняя родственница Заторина. Я и мама слишком много болтали.

– Женщины умеют хранить тайну: но сообща, – согласился Вилкин. Подозвав официанта, он оплатил счет и повез Улагину в пансионат.

– Ждите в номере: вам позвонят Домье или Заторин и сообщат о несчастном случае с Коноводовым, – инструктировал сыщик Улагину. – Сделайте вид, что впервые слышите о взрыве. Поезжайте с ними в больницу к раненому. Будьте готовы к тому, что Заторин и Коноводов, угрожая заявлением в милицию, потребуют у вас половину сокровищ. Соглашайтесь. А я займусь нашими делами.

Провожая глазами удаляющийся «Фольксваген», Надежда вспоминала мамины слова: «Счастье женщины начинается с того, что мужчина перекладывает на свои плечи ее ношу», и думала о непонятном человеке по имени «Валерий Вилкин».

Обедать компаньонку сыщик привез на набережную, в кафе «Челентано».

– Здесь вкусное пиво: в такой жаркий день его обязательно надо попробовать, – объявил он, подзывая официанта. – Поведайте о своих успехах.

– Вы оказались правы, – усмехнулась Улагина. – Отправив Домье, – который то и дело подозрительно на меня косился,

– Заторин и Коноводов пригрозили оставить меня в здешней тюрьме, если я не отдам им шестьдесят шесть процентов сокровищ. После торга согласились на половину. А чем обрадуете вы?

– Я нашел того, кому ваш дед поручил хранить сундучок,

– улыбнулся сыщик.

– Не может быть! – подскочила Улагина. – Как вам это удалось? Когда нас познакомите? Наверное, это очень старый человек?

– Всему свое время, – веско произнес сышик. – Успеете наобниматься с дедовским сундучком. Меня Домье тревожит. Он наверняка послал в газеты восторженную реляцию о ранении геокэшера и теперь очень кстати будет ваш арест, о котором в массовой печати аршинными буквами напишут: «В погоне за призом «Ситоэна» участники готовы на преступления!» Вы над головоломкой не размышляли?

– Нет, – созналась Улагина. – Не до того было. Но…

Надежда задумалась:

– Вчера во время ужина произнесли фразу, – не помню, какую, – объяснившую все. Но ваши пьяные выкрики увели мысли в сторону… Вы часто такой запойный?

– Только в компании красивой женщины, – галантно ответил Вилкин, морща лоб. – Вы правы: что – то было… Но что?

Послеобеденное время компаньонов заняли экскурсии в Ливадийский и Воронцовский дворец. Когда вернулись в пансионат, сыщик предупредил Улагину, что встретятся они только утром, высадил ее из машины и уехал по своим загадочным делам.

Погуляв по парку, Надежда заскучала. В последние дни она привыкла к опеке, к тому, что рядом находится озабоченный ее расположением мужчина, – и когда Домье, позвонив, предложил вместе поужинать, она с удовольствием приняла приглашение.

Зайдя утром в номер Улагиной, сыщик весело спросил:

– Как отдохнули, многоуважаемая компаньонка? Не скучали без меня?

– Пыталась, но не получилось! – лукаво ответила Улагина. – Домье постарался: угощал ужином – в «Белом льве».

– Так, – посуровел лицом сыщик. – Простите за хамский вопрос: после ужина он заходил в ваш номер?

– Вопрос действительно наглый, – сухо произнесла Улагина. – Удовлетворю ваше нескромное любопытство: полчаса мы здесь провели – пили чай. Не забывайте: Домье

– джентльмен!

– И в руках у этого джентльмена был, как всегда, небольшой коричневый «дипломат». И минут на пять, выполняя его пустяковую просьбу что – то принести, вы выходили из номера. Правильно?

– Да. Ну и что? – зло воскликнула Улагина, думая о том, что разбаловала сыщика и не указать ли ему на дверь. – Неужели вы думаете, что я поверила тем басням, что вы сочинили о Домье?!

– Младенец в джунглях, – пробормотал Вилкин и вдруг, открыв гардероб, ринулся его осматривать. Задумался, рыская глазами по комнате, заглянул под кровать, в тумбочку для телевизора…

– Как вы смеете! – подняла крик Улагина и запнулась, увидев, как сыщик вынимает из тумбочки и укладывает в пустой пакет шприц, флакончик с жидкостью и нечто, напоминающее кусок мыла.

– Что это? – удивленно спросила Надежда.

– Презент господина Домье: шприц, цианид, взрывчатка… Миниатюрный набор диверсантки Улагиной, – объяснил сыщик, направляясь к выходу. – Запомните: я зашел предупредить, что уезжаю по делам. Из номера ничего не уносил и ничего здесь не искал. Ясно?

– Да! – покорно ответила Улагина, с ужасом глядя на исчезающий за дверью пакет.

Упав в кресло, Надежда с трудом осмысливала произошедшее. Предаваться этому занятию ей пришлось недолго: в дверь постучали и на пороге появились два работника милиции.

– Ознакомьтесь с ордером на обыск, – протягивая Надежде бланк с печатью, сказал один из них. – После проедем в городской отдел внутренних дел, следователь возьмет у вас показания.

Допрашивали Улагину долго. Происшествие у морского вокзала не причинило Коноводову серьезных повреждений, – отброшенный взрывной волной, он при падении на бетон повредил руку и получил гематому на голове, – но применение взрывчатки в мирном городе, с подачи Домье освещенное европейскими газетами, получило общественный резонанс, заставив активизироваться механизм расследования. Из Симферополя был доставлен официант Сидоров, сообщившии о дохлых кошках, озабоченность вызвало мнение Домье о связи геокэшеров с зарубежной русской мафией, настораживали объяснения Заторина и Коноводова, указывавшие на Улагину как на инициатора отравления. К счастью для Надежды, доказательства ее причастности к преступлению оказались косвенными – сделанный по телефонной наводке неизвестного обыск результатов не принес, – да и привезенный сыщиком адвокат быстро доказал следователю отсутствие оснований для ареста девушки.

– Поздравляю с обретенной свободой! – услышала Надежда, когда – задерганная, измученная, перепуганная подпиской о невыезде – вышла из горотдела.

Возле «Фольсвагена», улыбаясь, стоял Вилкин.

– Поехали в «Туборг», – предложил сыщик. – У меня – хорошие новости.

Самой приятной новостью для оставшейся без завтрака Надежды было то, что ее накормят. Тяжело передвигая ноги, она забралась на переднее сиденье и не шевельнулась, когда машина остановилась возле «Туборга».

– Настолько плохо? – заглянув Улагиной в лицо, участливо спросил сыщик, – и тут Надежда разрыдалась: В этих слезах было все: оторванность от дома, усталость от геокэшинга, горечь разочарования в людях, страх перед западней, куда ее втолкнули. Обняв девушку за плечи, – Надежда с готовностью уткнулась в мужское плечо, – Вилкин растерянно гладил компаньонку по голове, смущенно повторяя:

– Ну, ну, не надо! Вы умная, смелая, вы – лучше. всех! Все равно мы победим!

Выплакавшись, Надежда отстранилась от Вилкина, достала из сумочки платок, зеркальце, косметичку, скомандовала сыщику: «Отвернитесь!» и занялась приведением себя в порядок.

– Где обещанные яства? – услышав повеселевший голос Улагиной, разглядывавший окрестности сыщик выскочил из машины, открыл дверцу и почтительно препроводил компаньонку за стол.

Съев вкусные блюда из рыбы и выпив бокал муската, Улагина окончательно успокоилась и потребовала:

– Что за новости? Рассказывайте.

– Благодаря вашей подсказке я проанализировал беседу на позавчерашнем ужине и вспомнил: в реплике говорилось о первой и второй головоломках как о пути от столицы к столице. Если думать в данном направлении, то вторая головоломка начиналась с философского определения пустоты и правила симметрии требуют заключительную часть третьей головоломки рассмотреть тоже в рамках философской категории. Тогда, минуя Локо, мы переходим к Мороку как к владельцу Истины, понимаемой в диалектике как движение от начала к концу.

Достав лист бумаги и авторучку, Вилкин начал иллюстрировать свои мысли графически:

– Учитывая, что фраза «Локо=200 в пропасть» – ловушка, мы получаем, что в третьей головоломке есть все, кроме расстояния до тайника. Но зато они имеются в первой и второй головоломках, на которых и указывает Морок. Сложив цифры «сто», «пятьдесят» и «стопятьдесят», получаем цифру «триста». Взяв указателем линию большого пальца правой медной руки русалки, я отсчитал по прямой тридцать метров и оказался возле крымской сосны. Поработав лопатой на северной стороне дерева, вырыл маленькую шкатулку, честь открытия которой предоставляю вам.

Достав из «дипломата» контейнер, сыщик поставил его на стол перед Улагиной. Недоверчиво посмотрев на сыщика, Надежда нажала на выступ и контейнер открылся. Сунув вглубь руку, вынула и просмотрела документы.

– Написать фамилию и данные удостоверения личности – ия собственник шикарного автомобиля, – изумленно воскликнула она.

– Что мешает: пишите! – улыбнулся сыщик, протягивая компаньонке авторучку.

Нерешительно взглянув на сыщика, Улагина начала заполнять документы.

– Часто представляла этот момент, – но получилось иначе, – закончив писать, Надежда положила документы в сумочку, достала пачку денег. – Восемь тысяч евро, – как договаривались!

Придвинув авторучку и деньги Вилкину, Надежда с волнением спросила:

– Вы меня не бросите? Поделим сокровище на четверых, включая вас.

– Спасибо, – поблагодарил Вилкин, пряча деньги и авторучку в «дипломат». – Но наша ближайшая задача: узаконить находку. У Домье хватит наглости по приезде во Францию объявить документы поддельными.

– Но как? – Улагина беспомощно взглянула на сыщика.

– Не знаю, – замялся сыщик. – У меня друзья в газете «Большая Ялта», посоветуемся с ними.

Поднявшись на второй этаж старинного здания, Улагина вслед за Вилкиным прошла в большую комнату, заполненную мебелью, компьютерами и фотографиями известных людей. Главный редактор газеты Андрей Васильевич – худощавый мужчина с умными глазами, – представил своего заместителя Татьяну Александровну – стройную красивую шатенку с обаятельной улыбкой, – и «директора» помещения кота «Серого».

Вникнув в проблему, Андрей Васильевич задумался. Потом решительно сказал:

– Устроим пресс – конференцию: обычно мы проводим ее в ночном клубе гостиницы «Бристоль». Татьяна обзвонит коллег, а тебе, Валерий, нужно заманить туда господина Домье. Справишься?

– Конечно! – кивнул головой сыщик, и работа закипела.

Вилкин доставил на пресс – конференцию не только Домье, но и Заторина с Коноводова, вытащив последнего из больницы. Осмотрев содержимое контейнера, Домье с кривой улыбкой поздравил Улагину, но, получив в руки микрофон, оживился, похвалил себя за прекрасно организованный геокэшинг, поведал о величии и могуществе компании «Ситоэн», и с гордостью, под вспышки фотокорреспондентов, вручил Улагиной документы для получения приза.

После пресс – конференции по предложению Домье поехали отмечать событие в «Хуторок «Ла Мер»: пригласив, естественно, редакцию «Большой Ялты». К этому времени Домье окончательно пришел в хорошее настроение и даже продемонстрировал собравшимся умение говорить изысканные тосты, – так что ужин прошел в благодушной и веселой обстановке.

– Как удалось привезти Домье на пресс – конференцию? – спросила Улагина, поднимаясь с Вилкиным по ступенькам в пансионат «Чайная горка».

– Пригрозил, что сообщу о его проказах с котлетами и взрывчаткой руководству «Ситоэна», – засмеялся Вилкин.

– Судя по ужасу Домье, оно не в курсе его гнилых дел.

– Вы – волшебник! – убежденно заявила Улагина. – Я не верила, что они существуют, но сейчас…

– Обыкновенный сыщик, – отмахнулся Вилкин. – Разве что для меня это не профессия, а способ жизни.

Остановившись возле своего номера, Надежда посмотрела на Вилкина и нерешительно произнесла:

– …Останетесь?

Подойдя вплотную, Вилкин взял руки Улагиной, поднес их к губам; поцеловал и, отпустив, мягко сказал:

– Спасибо, но это лишнее. Спокойной ночи!

И, повернувшись, пошел в свой номер.

Утром Надежду разбудили бегущие по потолку солнечные лучи. Понаблюдав за ними, Надежда потянулась, выпрыгнула из постели и, сделав несколько гимнастических упражнений, подошла к окну. Белые пятна домов, пересыпанных, словно укропом, зеленью, горы, на верхушках которых кокетливыми барышнями примостились облака. Ялта. Лето. И сегодня Вилкин отведет ее к сундучку.

Засмеявшись, Надежда занялась водными процедурами и выбором одежды, соответствующей настроению, чтобы к девяти часам, собранной и терпеливой, ждать Вилкина.

Завтракали в «Туборге».

– Я заметила: вы вчера в ресторане отвели в сторону Коноводова и Заторина и что – то им втолковывали. Это связано с сокровищем? – поинтересовалась Улагина.

– Да. Объяснял, как заслужить право на участие в разделе пирога. Сдав вас милиции, Домье лишил их возможности вас шантажировать.

– И что потребовали?

– Сейчас они должны находиться у следователя и писать заявления о том, что, желая подшутить в рамках геокэшинга над госпожой Улагиной, готовили ей у колонны примитивную ловушку в виде взрывпакета. Но из – за неопытности Коноводова ловушка сработала, когда шутник ее устанавливал. В отравлениях они тоже вас не обвиняют: кошки сдохли по причине ботулизма в котлетах, чем должна заниматься санэпидемстанция, а не милиция.

– Шито белыми нитками.

– Для отказа в возбуждении уголовного дела хватит, а большего и не надо. Милиции не нужны непонятные истории с иностранными гражданами.

– А когда начнем делить пирог?

– Позавтракаем, прогуляемся по набережной, подъедем к следователю, где с вас снимут подписку о невыезде, захватим в «Бристоле» раскаявшихся соперников, – и отправимся к пирогу.

– Валерий Александрович! – рассердилась Улагина. – Когда вы прекратите говорить загадками? Куда отправимся? Как вы нашли сундучок?

– Проанализировав письмо Улагая, – улыбнулся Вилкин.

– Иоанно – Златоустовская земля – или кладбище – находится в верхней части Поликуровского холма. На этом кладбище, вошедшем после Отечественной войны в созданный мемориал, похоронен в январе 1901 года композитор Василий Сергеевич Калинников, родившийся в селе Воин. Это наименование: единственное, что связывает музыканта и казака. Думаю, что под памятником, установленным на могиле Калиникова в 1911 году, и закопал Улагай в сентябре 1920 года сокровище.

– Почему я должна делиться с Заториным и Коноводовым? – возмутилась Улагина. – Какое отношение имеют они к драгоценностям?

– Жадность просыпается? – понимающе кивнул Вилкин.

– Сотник Петр Коноводов – дед Виктора – обнаружил сундучок в станице Брюховецкой и доставил его генералу, денщик вашего деда Василий Заторин хранил его до отъезда Улагая в Ялту. Генерал упоминает о них в письме как о близких людях. Ничего не получив из сокровища, они ощущали себя ограбленными, передав это чувство следующему поколению, – и наблюдали за вашей семьей. Думаю, болтливая горничная появилась у вас не случайно.

– Извините, – Надежда опустила голову. – Они имеют право. Откуда так много знаете?

– Мемуары, научные исследования, Интернет, информация моего однокурсника из Франции, – перечислил сыщик. – Взял из этой массы необходимое и соединил логикой.

– Рядом с вами тяжко находиться: никогда не угадаешь, что вам известно, – содрогнулась Улагина. – Приглашайте меня на прогулку.

Спустившись по бывшей Елизаветинской улице, прошли мимо построенного в 1873 году каменного мола к фонтану, постояли, ловя руками водяные брызги. Став частицей фланирующей по набережной публики, подошли к огромному пришвартованному теплоходу «Аустерлиц».

– Отплывает сегодня вечером, с заходом в Марсель, – показав на теплоход, грустно сказала Надежда. Вилкин промолчал.

Зайдя в горотдел милиции, выяснили, что уголовное дело прекращено иулагинская подписка о невыезде отменена. Завернув в «Бристоль», – откуда рано утром выехал в Симферопольский аэропорт Домье, – загрузили заднее сиденье «Фольксвагена» Заториным и нарушителем больничного режима Коноводовым, – и отправились на Поликуровский мемориал. Поднявшись по ступенькам, остановились у памятника Калиникову.

– Копайте, – протянув лопату Заторину, предложил Вилкин. – Вносите свой вклад.

Сумрачно глянув на сыщика, Заторин нажал ногой на черенок. Коноводов и Улагина стояли, напряженно глядя на размеренные взмахи лопаты. Скользнув случайным взглядом по лицу отодвинувшегося на задний план сыщика, Надежда поразилась его насмешливому выражению, – и вздрогнула от плохого предчувствия.

– Есть! – воскликнул Заторин, почувствовав, как лопата уперлась во что – то твердое. Несколько энергичных движений: и обнажилась дубовая поверхность сундучка.

– Обкапывай вокруг! – посоветовал Коноводов, вперив алчный взгляд вглубь ямы.

Минут через десять, поднатужившись, Заторин вытащил из ямы сундучок.

– Легкий какой – то, – пробормотал он, трясущимися руками поднимая крышку.

– Пустой! – выкрикнул Коноводов, злобно посмотрев на Улагину. – Ты решила нас обмануть?!

– Он не совсем пуст! – заглянув в сундучок, возразил Вилкин и, став на колени, пошарил в дальнем углу. – Вот!

В его руке замерцала маленькая черная жемчужина, которую сыщик, поднявшись, протянул Улагиной.

– Возьмите на память о деде. Клад, вероятно, выкапывали глубокой ночью, поэтому жемчужину не заметили. Сокровище для удобного перемещения переложили в мешки, а сундучок, чтобы не оставлять следов, вернули в землю.

– Когда это случилось? – спросил Коноводов.

– Весной или летом 1925 года, – ответил сыщик. – Предлагаю вернуть сундучок его стражу, привести могилу в порядок и поехать обедать в кафе «Маэстро». Там и поделюсь сведениями.

Заглянув еще раз в сундучок, Заторин вздохнул, опустил его в яму и забросал землей. Через час кладоискатели сидели в «Маэстро», а еще через полчаса внимательно слушали Вилкина.

– У наших предков было исчезнувшее ныне понятие «офицерская честь». Эта честь не позволила полководцу побежденной армии Врангелю бросить на произвол эвакуированных из Крыма солдат, она же толкнула генерала Улагая на поступок, невероятный для современной морали.

Сыщик задумчиво посмотрел на линию горизонта, на купальщицу и продолжил:

– Врангелевскую армию начали грабить сразу после прибытия в Турцию: отняли корабли – в счет продовольственной помощи, пытались забрать оружие. Англия, торопившаяся возобновить поставки из России дешевой древесины, угля и г>ушнины, требовала вышвырнуть людей без подданства обратно в Крым, – и не сделала этого только из – за опасения вооруженного сопротивления эмигрантов… Врангель понимал, что армия должна остаться боеспособной, иначе будет уничтожена вчерашними союзниками, – и создает военно – политическую организацию РОВС. Основная часть войск передислоцируется в Болгарию и Сербию, где для самообеспечения занимается строительством, сельскохозяйственными и другими работами. Руководство РОВС обращается к правительствам европейских стран с просьбой о финансовой помощи, но получает вежливые отказы.

Вилкин помолчал. Улагина, Коноводов и Заторин слушали, затаив дыхание.

– И вдруг в 1926 году у Врангеля появляются деньги: достаточные, чтобы не только улучшить снабжение армии, но и открыть в странах Европы пять военных училищ, офицерскую артиллерийскую школу в Софии, два кадетских корпуса, корпус – лицей, Высшие военно – научные курсы и Военно – технические курсы. Источник этих денег неизвестен, но я уверен, что это были сокровища, переданные Врангелю генералом Улагаем.

Вилкин перевел взгляд на Улагину.

– Когда я прочитал письмо генерала, то понял, что он никогда бы его не отправил. Прятаться за бумажку, – способ действия трусливого или интеллигентного человека, – а генерал таким не был. И, преодолев слабость духа, положил письмо в шкатулку и забыл о нем… Думаю, в 1925 году с маленьким отрядом казаков он тайно, ночью на контрабандистском судне приплыл сюда, – граница тогда фактически не охранялась, – высадился на Поликуровском холме, выкопал клад и лично отвез Врангелю.

– А почему в мемуарной литературе об этом не упоминается? – с сомнением спросил Коноводов.

– Уверен, что обязательным условием, поставленным Улагаем Врангелю, было молчание. Вор остается вором, даже вернув украденное. Из – за вероломных действий Улагая в Таманском десанте погибли солдаты и офицеры. Обнародованная, история с сундучком погубила бы генерала, – и Врангель это понимал.

– Надеюсь, – Вилкин обвел всех взглядом, – что в память о генерале вы сохраните его тайну.

– Обещаю, – подумав, произнес Коноводов.

– Конечно! – поддержал его Заторин, неожиданно добавив:

– Я закончил корпус – лицей.

Улагина красноречиво молчала.

– Коснусь еще одной темы, – Вилкин рассказал о провокационных действиях Домье.

– Негодяй! – процедил Заторин. – А я на Надежду грешил. Так и чешутся кулаки набить ему морду.

– Есть другие способы, – холодно проговорил Коноводов.

– Оставьте это мне.

– Правильно, – поддакнул Вилкин. – У вас, кроме арестованного Ангела, достаточно нужных людей.

Не обращая внимания на вытянувшееся лицо Коноводова, сыщик поднялся, пожимая на прощание руки мужчин. Сев в машину, Вилкин и Улагина проехали к морскому вокзалу.

– Берем билет на «Аустерлиц»? – обернулся сыщик к Надежде.

– Да, – согласилась Надежда, грустно напомнив:

– По условиям контракта вы отвечаете за меня, пока не отправите во Францию.

Приобретя билет, отправились гулять по набережной: лакомились мороженным, пили сок, фотографировались в старинных одеяниях, рассматривали выставленные на продажу картины художников, одну из которых Надежда купила. Потом поехали в «Чайную горку», упаковали и погрузили в машину вещи, попрощались с хозяином. Перекусив в «Челентано», отправились к теплоходу.

– Спасибо за все! – взяв Вилкина за руки, тихо сказала Надежда. – Если б не вы… Возможно, мы еще встретимся?

– Не знаю, – всматриваясь в лицо Надежды и словно стараясь его запомнить, произнес Вилкин. – Но за свою короткую жизнь я понял одно: при расставаниях с близкими людьми прощаться надо навсегда.

Опустив голову, Надежда взяла сумки и пошла к пароходному трапу. Таможенный досмотр, палуба, проем двери, – и она исчезла. «Будь счастлива, царевна Лебедь!»

– молча пожелал Вилкин, поворачивая туда, где ждал его «Фольксваген» – и долгая дорога в Симферополь.

Было темно, когда теплоход отдал швартовы. Стоя на верхней палубе, Надежда смотрела, как удаляются огни Ялты, думала о Вил кине, мчавшемся сейчас сквозь ночь по серпантину дороги, о ставшем таким близким и понятным деде, отплывавшем когда – то от этого причала, и повторяла, повторяла слова, которыми генерал Врангель закончил свои «Воспоминания»: «Тускнели и умирали одиночные огни родного берега. Вот потух последний… Прощай, Родина!».