Текст книги "Детективное агенство «Аргус» [сборник]"

Автор книги: Вячеслав Килеса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Вячеслав Килеса
Детективное агентство «Аргус»

Об авторе

Килеса Вячеслав Владимирович родился 25 ноября 1949 года в г. Белогорске Крымской области. Закончил исторический и юридический факультеты Одесского государственного университета им. И. И. Мечникова. Жил в городах Одесса, Тирасполь, Александров, Киржач, Москва, Белогорск. В настоящее время – житель г. Симферополя. Работал каменщиком, командиром мотострелковой роты, преподавателем училища и техникума, библиотекарем, начальником инспекции по делам несовершеннолетних РОВД, юрисконсультом. Последние годы занимает должность начальника отдела правовой и кадровой работы Министерства экономики АРК.

Поэт, прозаик, публицист. Автор книг “Сказки бабушки Даши", “Калейдоскоп”, “Хроника одной семьи”, “Наша вся жизнь" (под псевдонимом “Вячеслав Сергеев"), “Весенний снег”, “Истории, рассказанные вчера”, “Провинциальные рассказы”, “Лестница любви", “Оглянуться, остановиться…”. Член Национального Союза писателей Украины, Союза писателей России, Международного Союза писателей СНГ. Заместитель редактора журнала “Литературный детский мир".

ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО «АРГУС»

ПЕРСТЕНЬ

В это апрельское утро Валерий Вилкин сидел за столом в комнате, украшенной вывеской «Детективное агентство «Аргус», и подсчитывал, когда ему придется выбирать между нелечебным голоданием и возвращением в ряды государственных служащих, которые он покинул в позапрошлом месяце, превратившись из оперуполномоченного уголовного розыска в частного предпринимателя. Получалось, что если исключить из меню все, кроме воды и хлеба, то удастся дотянуть до конца мая, а если питаться так, как советует журнал «Здоровье», то агентство закроется через неделю.

Вздохнув, Вилкин посмотрел на висевший на стенке календарь с улыбающейся Аллой Пугачевой, перевел взгляд в сторону окна, где виднелся ствол и нижняя крона орехового дерева, подумал, что напрасно надел куртку, поскольку день обещает быть жарким, и хотел подумать о чем – то еще, но… зазвонил телефон.

– «Аргус» слушает! – с надеждой объявил Вилкин в трубку.

В трубке засмеялись и спросили:

– Шерлок Холмс принимает?

– Принимает! – сердито ответил Вилкин. Звонил Саша Свидпов, приятель и бывший коллега по уголовному розыску.

– Как дела? – догадавшись о настроении друга, сочувственно спросил Свидпов.

– Хуже некуда! – вздохнул Вилкин. – Деньги заканчиваются. Часть отдал за аренду и обустройство помещения, часть – на объявления в газетах. А клиентов нет.

– Зато у нас: хоть метлой выгоняй! – похвастал Свидпов.

– Государство – это фирма, а ты для населения: то ли нэпман, то ли жулик. Начальник спрашивает: возвращаться не надумал? Твое место тебя ждет.

– Нет! – сухо сказал Вилкин. – Пока! Некогда!

– До свидания! Понимаю: клиенты толпой ввалились! – съязвил Свидлов, не догадываясь, что в дверь агентства действительно вошла сухонькая старушка с газетой в руках.

– Это вы кражами занимаетесь? – спросила старушка, подозрительно рассматривая Вилкина.

– Я – ответил Вилкин, приглашая старушку к столу. – И не только кражами, но и другими преступлениями, в первую очередь против личности, а также сбором сведений об интересующих вас объектах.

– Образование какое? – усевшись на стул, начала допрос старушка.

– Стационарное отделение филологического факультета и заочное отделение юридического института плюс восемь лет работы в милиции – отрапортовал Вилкин.

– Грамотный! – похвалила старушка. – Хоть и молодой!

– Тридцать один год – пожал плечами Вилкин. – Если это недостаток, то, как говорит классика, со временем исправлю.

– Подходишь, – заключила старушка. – Слушай мою беду.

Старушка рассказала, что зовут ее Елизавета Сергеевна Тюбикова; она проживает в большом собственном доме на улице Кечкеметской вместе сорокатрехлетней дочкой Верой Ивановной и внучками Таней и Олей. Дочь разведена, работает поваром в столовой; старшая внучка Таня – секретарь – машинистка на заводе, а Оля учится на втором курсе строительного профтехучилища.

Жили дружно, пока неделю назад не исчез из запертой шкатулки золотой перстень с драгоценным камнем в форме печатки с непонятной надписью на нем: семейная реликвия с царских времен, сохраненная даже в военные и голодные годы. Обыскали дом, двор, но безрезультатно. Посторонние в доме не появляются, перстень взял кто – то из членов семьи, поэтому в милицию Елизавета Сергеевна не обращалась и очень обрадовалась, прочитав в газете об «Аргусе».

После первых слов Елизаветы Сергеевны Вилкин незаметно включил приделанный под столом магнитофон; так же незаметно выключив его, сказал:

– Заключим договор: я беру десять гривен в сутки и сто гривен после возвращения перстня.

Вилкин назвал минимальную сумму, но старуха осталась недовольна:

– Дорого что – то… Я думала: дам тридцатку и перстень отыщешь. А сколько дней искать будешь?

– Пять – рискнул Вилкин, опасаясь, что старуха подымится и уйдет. – Учтите: в десять гривен входит мое питание и транспортные расходы.

– Ладно! – подумав, согласилась старушка. – Если харч твой… Но перстень найдешь за три дня.

Быстро, пока старушка не передумала, Вилкин заполнил два экземпляра договора, подписал и передал старушке, поставившей свою подпись после двукратного прочтения.

Старенький «Москвич», доставшийся Вилкину по наследству от отца, стоял рядом с подъездом. Посадив старушку на переднее сиденье, Вилкин включил зажигание и, выбирая кратчайший маршрут, через двадцать минут подкатил к дому Тюбиковых, по дороге расспросив старушку о внешнем виде и особых приметах перстня.

Тщательный осмотр трех комнат и дворика, огороженного высокой каменной стеной, подтвердил предположение Елизаветы Сергеевны: кража совершена членом семьи. Посторонний заинтересовался бы Таниным магнитофоном, Вериной шубой или серебряными ложками в буфете.

Шкатулка стояла на этажерке в комнате Елизаветы Сергеевны; ключ от нее находился в нижнем ящике гардероба, о чем знали все домочадцы.

– Елизавета Сергеевна, давайте говорить на доверии – попросил Вилкин. – У вашей дочери и внучек есть близкие друзья или кавалеры, которым разрешается сюда приходить?

– Близких друзей нет, а ухажеров я сюда не допускаю, – категорично заявила старушка. – Так прямо и говорю: муж – пожалуйста, а остальных буду гнать поганой метлой. Зачем вам это: я весь день дома, только в магазин за продуктами выхожу.

– Но кавалеры, наверное, есть – настаивал Вилкин. – Кто они?

Старушка задумалась, припоминая:

– У Веры какой – то женатый инженер, они где – то на стороне встречаются. Таню несколько раз паренек с завода спрашивал: симпатичный, серьезный! А к Оле зашли как– то двое патлатых, так я их быстро отсюда отправила.

– А как реагировали члены семьи на пропажу перстня?

– Дочь вначале не поверила, решила, что я куда – то переложила и забыла об этом, – и приняла всерьез тогда, когда осмотрели дом снизу до верху. Таня отнеслась к пропаже равнодушно, – но она по характеру флегматик, а Оля сразу начала кричать, что перстень не брала и он ей даром не нужен.

– Где они сейчас?

– Вера и Танечка на работе, а Оля будет через полчаса.

– Тогда, с вашего разрешения, я осмотрю комнаты и подожду Олю.

– Пожалуйста, пожалуйста – замахала руками старушка.

– А я пока оладьи испеку и чаек поставлю.

У девочек было одна комната на двоих, Вера Ивановна жила рядом, а напротив, через коридор, располагались кладовая и комната Елизаветы Сергеевны. Судя по скромной обстановке, Вера Ивановна довольствовалась статусом незамужней женщины и лишних денег не имела. Оля явно увлекалась рок – музыкой, отдавая предпочтение, как объясняли пришпиленные к стене рисунки и фотографии, группам со скандальной славой. Возле Таниной кровати стояла этажерка с книгами, подбор которых свидетельствовал о хорошем вкусе с налетом романтизма.

Во дворе послышался шум: кто – то шел, напевая песенку. Оля, – а это явно была она, – оказалась шатенкой среднего роста, изуродованной «хипповой» прической и пятнистыми варенками. Елизавета Сергеевна вышла ей навстречу: после короткой беседы Оля, негодующе тряхнув головой, направилась в комнату к ожидавшему ее Вилкину.

– Здравствуйте! – с независимым видом объявила Оля, сердито глядя на Вилкина. – Вы что: в моих вещах роетесь?

Я этого не разрешала.

– Просто рассматриваю, – успокаивающе произнес Вилкин. – Вы ведь знаете о пропаже перстня.

– Подумаешь, пропажа? Бабушка его потеряла, а теперь выдумывает, настроение всем портит. Никому он не нужен.

– Считаете, что перстень сам собой найдется? – осторожно спросил Вилкин.

– Не знаю, – растерялась Оля. – Может, найдется, а может, нет. Но я тут ни при чем, учтите.

– А кто «причем»?

– Да откуда я знаю!? Вот привязались!

– Виноват, исправлюсь! – улыбнулся Вилкин. – Что мы стоя разговариваем?! Давайте за стол сядем.

Негодующе фыркнув, Оля обошла Вилкина по кругу и села на самый дальний стул; Вилкин пристроился неподалеку. Ситуация его забавляла: эта сердитая девочка чем– то ему импонировала.

– Вы игры любите? – внезапно спросил Вилкин.

– Вот еще! – фыркнула Оля. – Что я: детсадовская?!

– Давайте попробуем: вы ведь хотите, чтобы вора нашли. Я буду называть слово, а вы противоположное по аналогии. Например: жена – муж, сестра – брат и так далее. Согласны?

– Ладно! – недоуменно сказала Оля.

– Свет!

Оля задумалась, потом произнесла:

– Ночь.

– Огонь! Быстрее говорите! – поторопил Вилкин.

– Ну, лед.

– Друг!

– Враг!

– Дом!

Оля опять задумалась:

– Улица, наверное.

– Перстень!

– Не знаю. Пусть будут серьги.

– Земля!

– Небо. Долго еще?

– Хватит. Спасибо. До вечера!

Зайдя на кухню, Вилкин по настоянию Елизаветы Сергеевны попил чай с оладьями, и, уточнив, как проехать на работу ее дочери, отправился в путь. Вера Ивановна оказалась невысокой, в меру упитанной женщиной, со спокойными движениями и рассудительным голосом. Узнав о цели визита, она вздохнула, произнесла: «Наверное, мама права: другого выхода не было» и, отведя Вилкина в пустующее подсобное помещение, приготовилась отвечать на вопросы.

– Ваше мнение о краже перстня? – спросил Вилкин.

– Двойственное. С одной стороны, мне жаль перстень: помню, как в детстве я показывала его подругам и мне все завидовали, потому что у меня было то, что отличало нашу семью от других. С другой стороны, я понимаю, что взял кто – то из дочек. А это не только материальная, но и моральная потеря: мы всегда доверяли друг другу и теперь этого не будет.

– Как вы думаете: кто виноват?

– Оля, конечно. Эти ее дружки: лохматые, с какими – то дикими песнями и поступками! Я пыталась переубедить ее, объяснить, что в ее годы ребята должны думать о карьере, стараться прилично выглядеть, а не изображать из себя соловьев – разбойников. Но она упрямая: если вобьет что в голову, – не выбьешь. И скрытная очень.

– АТаня?

– Это моя любимица. С детства носилась с раненными птичками, обиженными кошками. Жажда кого – то спасти. На врача хочет учиться, но пока неудачно: дважды в медицинском институте до проходного бала не дотягивала.

– Скажите, а не было ли незадолго до кражи разговора о стоимости перстня?

– Был. Оля спросила, когда всей семьей ужинали: она на эту тему с Таней поспорила. Бабушка объяснила, что перстень несколько тысяч рублей стоит: его еще во времена императрицы Екатерины наш предок за военные заслуги получил.

Уточнив у Веры Ивановны ряд интересовавших его обстоятельств, Вилкин отправился к ждавшему его на улице «Москвичу». Заехав в ломбард, Вилкин убедился, что перстень туда не сдавали, после чего направился в читальный зал библиотеки, где около трех часов изучал литературу о перстнях. Посмотрев на часы, решил, что пора обедать, и поехал домой.

Вилкин жил вместе с матерью, Анной Николаевной, возле больницы имени Семашко. Район был тихий, спокойный; Вилкин помнил, как радовалась Анна Николаевна, проработавшая до пенсии заведующей кафедрой русского языка филологического факультета, когда получила эту двухкомнатную квартиру.

– Опоздал сегодня! – констатировала Анна Николаевна, открывая сыну дверь. – Или дело наконец – то появилось?

– Угадала. Разыскиваю перстень времен Екатерины Великой: а возможно, и более позднего времени.

Обедая, Вилкин попутно рассказывал о деле. Отец Вил– кина погиб, когда Вилкин заканчивал пятый класс, и с тех пор мать стала для Валеры не только наставником, но и другом. Именно она помогла Вилкину создать то, что он назвал «психологической лингвистикой», позволяющей, основываясь на особенностях языка и психологии, определять реальные поступки и цели людей.

– Первые впечатления есть? – спросила Анна Николаевна, выслушав сына.

– Смутные. Неясно, кто и зачем, и непонятно, случаен ли предмет кражи.

Вечером Вилкин вновь был в доме Тюбиковых, попросив Елизавету Сергеевну позволить ему побеседовать с Таней.

Девушка Вилкину понравилась: миловидное лицо, стройная фигура, аккуратная одежда.

– Что думаете о краже перстня? – спросил Вилкин.

– Ничего, – пожала плечами Таня. – Я сомневаюсь, что его украли: потерялся, и бабушка напрасно запаниковала.

– Но дом осмотрели и ничего не нашли.

– Ну и что?! Может, в щелку в полу провалился, может, с мусором выбросили. А еще, я читала, вороны блестящее любят: бабушка положила перстень на подоконник, вороны его и украли.

– Может быть, – не стал спорить Вилкин. – Я с Олей играл в одну игру, давайте с вами попробуем.

Вилкин объяснил правила и назвал первое слово:

– Мороз!

– Жара.

– Дерево!

– Куст.

– Человек!

– Зверь.

– Голова!

– Туловище.

– Перстень!

– Кольцо.

– А вы быстро соображаете, – похвалил Вилкин девушку.

– Время на раздумье не тратите.

– Можно идти? – спросила Таня.

– Конечно. Только скажите: парень, с которым дружите, Ягупов?

О Таниной симпатии Вилкину рассказала Вера Ивановна, характеризовав Ягупова как обаятельного, галантного кавалера.

Лицо Тани дернулось, стало злым, некрасивым.

– Вам какое дело?! – вспыхнула она и, хлопнув дверью, выскочила из комнаты.

Какое – то время Вилкин сидел, задумчиво глядя на дверь, потом встал и отправился на розыски Елизаветы Сергеевны. Нашел ее на кухне.

– Поужинаешь с нами? – увидев Вилкина, спросила Елизавета Сергеевна.

– Спасибо, не надо, – отказался Вилкин. – Скажите, кем были ваши родители?

– Работали в Петербургской Чека: отец – начальником отдела, а мать – служащей в канцелярии.

– Понятно. Значит, рассказ Веры Ивановны, что перстень получил за военные заслуги кто – то из предков – легенда?

Елизавета Сергеевна смутилась.

– Угадал. Я, когда дочке в детстве сказки рассказывала, эту историю придумала, – и сама в нее поверила. Отца в 1927 году в перестрелке убили, мама этот перстень в его вещах обнаружила. Откуда он у него, так и не узнали, но на всякий случай спрятали и никому не показывали: времена были страшные, читал небось. А как мой обман обнаружил?

– Судя по вашему описанию, перстень иудейский: такой раввины носили. Российская императрица не могла награждать им своих служащих, тем более военных.

– Надо же! – Елизавета Сергеевна с уважением посмотрела на Вилкина. – Шустрый какой: не ошиблась в тебе!

– Спасибо! До завтра!

Загнав машину в гараж – к счастью, он находился в общем дворе, где жил Вилкин, а не у черта на куличках – сыщик поднялся на свой четвертый этаж.

– Поздно как! – вздохнула Анна Николаевна. – Садись, ужинать будем!

Дождавшись, когда сын закончит пить чай, с любопытством спросила:

– Что выяснил?

– Многое, – с удовольствием сказал Вилкин. – Знаю, кто украл, предполагаю, почему и для кого. Смотри: в доме живут четыре человека, из которых кражу могли совершить трое. Для Веры Ивановны перстень имеет не материальный, а знаковый смысл: как память детства, как реликвия, имеющая благородную историю и переходящая по наследству. К тому же в ее возрасте, в случае острой нехватки денег, люди находят другие пути: заем у знакомых, на работе, а не воровство. Для девочек, с их неумением мыслить на много дней вперед, кража может предстать как нечто, выводящее из сложившегося тупика. Поэтому Вера Ивановна исключается, остаются Оля и Таня. Я поинтересовался у Веры Ивановны, как ведут себя девочки, когда хотят, чтобы им купили дорогую вещь. Оля канючит, устраивает истерики, Таня ходит обиженной, несчастной. Перед кражей никто из них ничего не просил, то есть ни в чем не нуждался, поэтому ясно, что кража совершена в интересах другого лица: друга или любимого.

Девочки – не профессиональные преступники, для них кража не является привычным событием. Вор осознает неправедность своего поступка, выстраивает свои поступки и слова так, чтобы его не поймали. Для Оли игра в слова, хотя это имело отношение к раскрытию преступлению, была неинтересна, она не переживала за ее исход и не заботилась четко выполнять условия игры. А Таня очень старалась, не понимая, что доказывает этим заинтересованность в благополучном результате, и что предмет кражи постоянно присутствует в ее мыслях. Она даже убедительную версию пропажи перстня построила: в щель провалился, вороны унесли.

Таня – девочка романтическая, склонная к милосердию. Уверен, что эти ее качества кем – то – скорее всего Ягуповым – были использованы, чтобы толкнуть девушку на кражу. Думаю, Ягупов сочинил трагическую историю: жизнь или смерть, покров тайны и прочее, – и поймал Таню в силки ее мировоззрения. Она еще не понимает безнравственности своего поступка, а когда осознает…

– Ситуация может оказаться непредсказуемой, – продолжила мысль Анна Николаевна. – Помню: десять лет назад на филфаке одна из студенток, обманутая женихом, в окно выбросилась.

– Не так трагично, но ситуация сложная, – если я в ней правильно разобрался.

– Поживем – увидим! – философски заключила Анна Николаевна. – Спокойной ночи!

На следующий день все свое внимание Вилкин сосредоточил на Танином кавалере. В отделе кадров завода знали Вилкина как сотрудника уголовного розыска, поэтому данные о Сергее Ягупове предоставили быстро. Выяснив, с кем из ребят Сергеи дружит, Вилкин переговорил с ними, потом пообщался с родителями Ягупова и в обеденный перерыв, найдя Ягупова в заводской столовой, предложил ему посидеть на скамейке в соседнем парке.

Ягупов произвел на Вилкина двойственное впечатление. Это был приятной внешности паренек с копной каштановых волос и голубыми глазами, – из тех, что нравятся всем, и в тоже время сыщик почувствовал в Сергее отсутствие твердой воли. Такие люди, как правило, бояться боли, любыми способами избегают неприятностей и стараются решение своих проблем взвалить на другого.

– У нас два варианта разговора, – внимательно глядя на Ягупова, сказал Вилкин. – В первом вы рассказываете мне, кому и при каких обстоятельствах отдали перстень, и тогда я подумаю, как вернуть перстень, не вмешивая вас в эту историю, во втором варианте вы все отрицаете и тогда мне придется применить к вам самые жесткие меры. У вас соучастие в краже, подпадающее под статьи уголовного кодекса, предусматривающие лишение свободы, поэтому никто с вами церемониться не будет.

Лицо Ягупова побледнело:

– Таня все рассказала? Я не знал, что перстень украден.

– Теперь знаете. У кого он сейчас?

– Какой – то блатной. Я недели три назад был в гостях у знакомой, там меня напоили и уговорили играть в карты, и я проиграл много денег. А на следующий день Шкет – так зовут парня, – встретил меня после работы, приставил к животу нож и пригрозил зарезать, если не отдам деньги. Только вы Тане об этом не говорите, я сказал, что у моей матери рак обнаружили и деньги для операции нужны.

– Как перстень отдали?

– Через знакомую, у которой в карты играли: Любой зовут.

Записав Любин адрес, Вилкин предупредил, чтобы Ягу– пов никому – в том числе и Тане – об их беседе не рассказывал, и поехал в РОВД к заместителю начальника уголовного розыска Саше Свидлову.

– Помнишь Шкета? – обменявшись приветствиями с другом, спросил Вилкин. – У него сейчас новая хата, где он лохов в карты обыгрывает: проверь по своим данным, кто там живет.

– Шкет, Шкет… пробормотал Свидлов. – Ах, да: ты три года назад в зону его отправлял.

– Он должен был в сентябре на волю выйти: или раньше, если под амнистию попал. Так что с адресом?

– Подожди, я проверю, – сказал Свидлов и вышел из комнаты.

Не было его долго: Вилкин начал проявлять нетерпение, когда Свидлов вернулся, держа в руках лист бумаги.

– Нашел! Лазейкина Любовь Михайловна, 32 года, тянула срок по малолетке за кражу, сейчас: скупка краденного, содержательница притона.

– Понятно, – кивнул головой Вилкин, подумав, что у Ягупова весьма странные знакомые. – Скажи: из ящиков моего стола ничего не выбрасывали?

– Нет. Я говорил: он тебя ждет.

– Там у меня карты лежат, которые у московского гастролера забрал: возьму, не возражаешь?

– Нет. Ты что: вместо детективного агентства решил карточный шалман открыть?

– Много будешь знать: быстро состаришься!

Забрав из ящика стола три пачки нераспечатанных карточных колод, Вилкин попрощался с другом и отправился домой.

– Рано что – то: или клиент от договора отказался? – встревожилась Анна Николаевна.

– Клиент молчит и все терпит, – засмеялся Вилкин. – Готовлюсь к заключительной операции: изъятие перстня у шулера Шкета.

– Натравил бы на него Свидлова!

– Нельзя. Во – первых, для милиции главное: неотвратимость наказания, а не возвращение украденного, во – вторых, в нашем соглашении с Тюоиковой милиция исключается: происшествие должно остаться в семейном кругу. И это правильно. Ты знаешь: я на частный сыск перебросился не из – за желания легкую деньгу срубить. Работая в правоохранительной системе, понял: она настроена на розыск и наказание преступника, интересы жертвы для нее малозначительны и учитываются только для определения тяжести наказания преступника. Иногда жертва страдает от процесса раскрытия преступления больше, чем преступник: особенно в делах об изнасилованиях. А я считаю, что раскрытие преступления: это способ восстановления нравственной и материальной нормы для жертвы.

– Ты, Валерочка, идеалист: хочешь вершить правосудие своими руками, поскольку они чище, чем у других. Ты не солнышко: всех не согреешь, а обжечься можешь.

– Поживем – увидим! Я возьму напрокат твое и папино обручальные кольца.

– Они вернуться? – нерешительно спросила Анна Николаевна. – Это не только деньги, но и память.

– Не знаю, – честно ответил Вилкин. – Риск большой. Но у меня нет выхода.

– Значит, ситуация безнадежная, – грустно констатировала Анна Николаевна. – Бери.

Уединившись в своей комнате, Вилкин распечатал одну из колод и занялся изучением карточного крапа. Как и говорил гастролер, используется одна вдавленная точка, поставленная на верхней половине карты, дающая информацию о масти и номинале. Четыре зоны в соответствие с мастями, точка в углу ромба – туз, посередине – десятка, на пересечении ромбов – девятка, – и так каждая из цифр и картинок. Что ж, выучить можно, главное: «набить» руку в узнавании и подмене карт.

До вечера Вилкин занимался работой с картами, потом поужинал и отправился в гости к гражданке Лазейкиной.

– Здравствуйте, Любовь Михайловна! – приветствовал сыщик открывшую дверь женщину. – У меня интересное предложение нашему общему другу Шкету: разрешите войти?

– Мент, что ли? – всматриваясь в Вилкина, спросила Ла– зейкина. Сыщик отметил, что стоявшая перед ним особа довольно привлекательна.

– Почти угадали! Но мой разговор отношения к этому не имеет: меня не интересует, с кем и на какую сумму денег играет Шкет в очко в вашей гостиной.

– А он, кстати, не играет: клиент сорвался, – усмехнулась женщина. – Так что заходите: какое ни есть, а развлечение.

Вслед за Лазейкиной сыщик вошел в большую комнату, главным украшением которой был расположенный в центре овальный стол с расставленными вокруг стульями. Сидевший лицом к двери парень занимался тем, что перебрасывал карты веером из одной руки в другую: Вилкин отметил, что крап на них такой же, как и на его картах.

– Посетитель к тебе – сказала Лазейкина. – Если не вовремя, скажи: выставлю вон.

– Отчего же! – окинув Вилкина взглядом, ухмыльнулся Шкет. – Проходите, гражданин капитан: гостем будете.

Кличка «Шкет» была получена из – за небольшого роста, что не мешало этому жилистому, крепко сбитому пареньку считаться опасным преступником.

– Зла на тебя, капитан, за свою отсидку не держу: расколол меня честно, хотя и не понял, как. Что понадобилось?

– Неделю назад ты перстень за карточный долг получил: вернуть надо, он ворованный.

– Я здесь при чем: спрашивай с того, кто воровал.

– Спросил. Нужен перстень.

– Неси деньги: отдам! – засмеялся Шкет. – Не понимаю, почему соучастием в краже не пугаешь или в камеру не сажаешь? Или, как сплетничают, вправду из милиции ушел?!

– Это роли не играет, – поморщился Вилкин. – Перстень ты неизвестно где держишь, а меня только он интересует. Понимаю, что даром не отдашь, поэтому предлагаю сыграть в очко: кто выиграет, тот и получит.

– Со мной? В очко/ – Шкет явно был ошарашен. – В своем ли ты уме, капитан?!

– В своем. Или испугался?!

– На понт не бери. Не понимаю, в чем твой интерес?

– Я перстень пообещал вернуть. А слово свое держу.

– Теперь понятно. Хорошо: встречаемся завтра в семь вечера. Очко, тридцать две карты, новая колода, три выигрыша для победы. Туз – одиннадцать, фигуры – десять очков, остальные карты – по номиналу. Я ставлю перстень, а ты?

– Два золотых обручальных кольца.

– Не маловато ли? Кольцо с драгоценным камнем.

– Перстень еврейского происхождения, кто его купит?

– Да – а? Если докажешь, что жидовское, то согласен.

– Завтра докажу.

Встав, Вилкин направился к выходу; с интересом следившая за беседой Лазейкина быстро открыла перед ним дверь.

– Может, это не мое дело, – негромко произнесла она, выводя Вилкина на улицу, – но карты для Шкета – не забава, а профессия. Вы что: всерьез на выигрыш рассчитываете? Или другое надумали?

– Завтра узнаете! – улыбнулся Вилкин и, попрощавшись, отправился домой.

Вечер и следующий день Вилкин занимался подготовкой к карточному поединку. План игры был составлен заранее: пришлось пришивать специальные карманы к подкладке пиджака и в рукаве, снять наждаком часть кожи на подушечках пальцев, – чтобы чувствовались вдавленные точки на крапе, изучать вольты и приемы раздачи карт. Вилкин понимал, что имеет дело с шулером, но человеческая психология такова, что профессиональный обманщик обычно не учитывает, что к нему могут быть применены его же приемы.

В семь часов вечера Вилкин заходил в квартиру Лазейкиной.

– Показывай свою ставку, – велел Шкет, когда Вилкин уселся напротив него за столом.

Вынув из кармана взятые у матери обручальные кольца, Вилкин пододвинул их Шкету. Осмотрев их, Шкет пожал плечами:

– Вроде бы не туфта!

Достав из – за пазухи перстень, протянул его Вилкину.

– Видишь надпись на древнееврейском? – Вилкин повернул камень на перстне лицом к Шкету. – Она переводится: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память».

– Откуда знаешь?

– В книге прочитал. Надписи подобного рода на Востоке – обычное дело.

– Ладно, играем! – решил Шкет. – Вот пять запечатанных колод: выбирай!

Вилкин ткнул пальцем в одну из колод. Отодвинув остальные на угол стола, Шкет небрежно распечатал пачку и, перетасовав карты, протянул Вилкину для снятия, после чего бросил по одной карте картинкой вверх себе и сыщику. У Вилкина оказалась восьмерка, у Шкета – валет. Следующая, закрытая карта была девятка и Вилкин понял, что проиграл: любая карта Шкета – кроме семерки – давала сумму большую, чем его семнадцать очков.

– Показываю! – сказал он, открывая карты.

– Не повезло тебе, капитан! – ухмыльнулся Шкет, бросая на стол валет и десятку. – У меня двадцать.

– Ты, случайно, не мухлюешь? – недоверчиво спросил Вилкин.

– Что ты, капитан?! – заулыбался Шкет, тасуя карты – Невинен, как младенец.

Вилкин понимал, что в первой игре Шкет проверял, не приготовил ли сыщик какие – либо сюрпризы. Убедившись в их отсутствии, теперь по правилам шулерской психологии этот кон Шкет должен отдать Вилкину: и действительно сышик получил натураль при переборе очков у Шкета.

– Везунчик ты, капитан! – покачал головой Шкет. – Точно без перстня останусь!

– Смена сдающего при новой колоде! – потребовал Вилкин по праву победителя кона.

– Хорошо! – согласился Шкет и подмигнул Лазейкиной, сидевшей в стороне и с любопытством наблюдавшей за игрой.

Взяв перстень в левую руку, Вилкин пододвинул запечатанные колоды и начал по очереди их рассматривать, поднося поближе к глазам. Внезапно перстень выпал и запрыгал по столу: пользуясь тем, что Шкет и Лазейкина перевели взгляды на перстень, Вилкин отпустил колоду, упавшую вглубь пиджачного рукава и, тряхнув кистью, высвободил из карманчика рукава ткнувшуюся ему в ладонь «свою» карточную колоду.

– Эти беру! – Вилкин бросил запечатанные карты на середину стола. – А остальные, чтоб не перепутать, на тумбочку отнесу.

Переложив карты на стоявшую у окна тумбочку, – и незаметно закрепив «провалившуюся» колоду в карманчике рукава, – Вилкин вернулся на место. Он старался вести себя суетливо, создавая видимость человека, взявшегося не за свое дело и теперь жалеющего об этом. Он не сомневался, что Шкет мысленно над ним потешается: карты во всех запечатанных колодах были помечены и шансы победить у сыщика равнялись нулю. Шулер не подозревал, что его действия происходили в соответствие с намеченным Вилкиным планом, и когда Шкет проигнорировал обязательную жеребьевку на первого сдающего, то Вилкин позволил ему это только для того, чтобы на волне превосходства Шкет отдал ему один кон.

Распечатав карты и перетасовав их отрепетированными движениями, Вилкин протянул колоду для снятия: когда Шкет, отыскивая свою срезанную клином карту, протянул руку, Вилкин отодвинулся и мягко сказал:

– Пальчиком, сэр!

Удивленно посмотрев на Вилкина, шулер нехотя указательным пальцем сдвинул карты. Перенеся верхнюю часть карт в низ колоды, Вилкин оставил боковой сдвиг параллельно длинному краю карт, скрывая его ладонью левой руки, и, двигая карты к краю стола, согнул колоду вогнутой стороной к себе и резко отпустил колоду из правой руки, с легким щелчком прыгнувшей в ушедшую под стол левую руку. В этот краткий, длящийся не более двух секунд, момент Вилкин вернул сдвинутую часть карт в первоначальное положение и, аккуратно положив колоду на стол, начал раздачу. Взяв выпавшую ему десятку, Шкет бросил взгляд на крап и покраснел от злости, поняв, что колода подменена.

– Головка заболела? – участливо спросил Вилкин, пододвигая Шкету вторую карту. – Послать за доктором Айболитом?

– Ничего, пройдет! – хрипло ответил Шкет, протянув руку за картой: Вилкин знал, что это девятка.