Текст книги "Кость для Пойнтера (СИ)"

Автор книги: Всеволод Мартыненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Хотя люди тут, в альтийских горах, тоже не подарочек. Что по эту, ближнюю сторону гор, что по дальнюю. Причем здешние-то еще ничего – трансальтинцы, худо-бедно знакомые по тому же фольксдрангу и землячествам в моем родном городе. Ну ходят в одних коротких штанах на помочах и свернутых жгутом пледах через плечо, ну, чуть что, лезут в драку, ну факельные шествия устраивают – все одно почти свои, привычные.

А за гребнями Альт совсем уж жутковатые цизальтинцы в уборах из перьев пляшут вокруг тотемных столбов и готовят пиццу и лазанью в переносных чугунных тандырах. Их шаманы заклинают дикую колючку в спираль именем первого из них – Бруно Сломанного Слова, а воины Союза Племен срезают скальпы у поверженных врагов, чтобы обшивать ими рукава своих замшевых курток. А что рассказывают про горячих и ревнивых скво с зеленых альтийских лугов, лишний раз и вспоминать невместно. Достаточно не забывать, что «развод по-цизальтински» стал нарицательным понятием. Так что тут не враз угадаешь, с кем лучше связаться.

Вот только вывела меня Судьба не на кого-то из этих людей, тоже не факт, что дружелюбно настроенных, а на самого что ни на есть гнома. Да и тот попался непутевый, если капитально поцапался со своими при таких-то навыках самостоятельного бытия!

Когда я вернулся с жестко шуршащей добычей, слежавшейся от долгого неупотребления, гном уже разложил свой скарб и теперь возился с горелкой странного вида – вроде пузатого горшочка из мутноватого, при всей прозрачности, горного хрусталя с длинной, как у сковороды, железной ручкой в кожаной обмотке. Что ж, оптимальное устройство для подгорной темени, ни одного лучика света не упустит.

Впрочем, инсургент на редкость неумело управлялся со своей огневой утварью. Зажим для фитиля у него отчаянно не хотел держаться на горловине сосуда, залитого прозрачным золотистым пахучим жиром, и то и дело норовил утопить огонек, не особо желавший разгораться.

Видимо, пытаясь сгладить впечатление от своих неудачных попыток обеспечить нас светом и теплом, гном по новой завел разговор:

– Слышь, контрабандист… Как хоть к тебе обращаться?

Важный вопрос. И задан правильно, не впрямую – «как твое имя», а обходным манером, оставляющим свободу скрыть истинное прозвание по магической или какой иной необходимости. Почему бы и не ответить первым на такой вопрос…

– Зови меня Джек, – отозвался я, выдержав паузу, впрочем, пропавшую втуне из-за сосредоточенного пыхтения собеседника над хрустальной кастрюлей. С намеком, что имя может быть настоящее, а может и нет.

– А ты меня тогда Тни… то есть Тнерр.

По моментально поправленной оговорке стало ясно, что тут уж прозвание точно выдумано на ходу. Но, похоже, от настоящего имени оно ушло недалеко – различия начались с третьей буквы, а рычание в конце явно было призвано придать носителю грозной суровости.

Хотя, конечно, из меня тот еще знаток гномских прозваний. Может, у них такое «ррр» вообще несет уменьшительно-ласкательный оттенок. И по хлипкому виду новопоименованного Тнерра оно куда как более вероятно!

Почуяв мои сомнения, инсургент с удвоенной спешкой завозился над жировой жаровней, раздувая неверный огонек, лениво перебегающий по фитилю. Наконец его усилия увенчались некоторым успехом. Череда все более ярких вспышек, озарявших своды пещеры, сопровождалась отчаянным чадом и струйками копоти, но это не помешало горе-истопнику распрямиться с победным восклицанием:

– Против гнома нет приема!!!

Словно в ответ на это хвастовство, один конец фитильного зажима соскочил с края сосуда. Пламя сразу же затрещало и наполовину притухло, залитое жиром.

– Ну… теоретически, – несколько смущенно поправился гном в ответ на мое саркастичное хмыканье. Он потянулся было поправить зажим, но обжегся, с громким ойканьем отдернул обожженные кончики пальцев и сунул их в рот, обиженно глядя сквозь линзы. От этой его возни горелка провернулась, раскачиваясь, фитиль снесло через край и окончательно затушило выплеснувшимся жиром. В наступившей темноте поваливший чад не был виден, но отчетливо чувствовался в воздухе. Инсургент же остервенело лупил кремнем по кресалу, даже не пытаясь нащупать раскаленные принадлежности очага. Вспышки искр выхватывали из тьмы только оправу и стекла его очков. Поневоле я пожалел, что успел убрать жука-фонарника.

Делать нечего, придется возиться с огнем самому. Слишком уж много камня вокруг… да ветра в голове незадачливого возжигателя очага. Причем ветра дурного, что годен лишь гонять пустынную шар-траву. Вот уж что сейчас пригодилось бы нам на растопку…

Не скажу, что совсем не потратил времени, осваиваясь с незнакомой системой разом освещения и отопления. Но похоже, руки у гнома росли из совсем уж неправильного места – повторить его ошибки мне не удалось никакими силами.

Наконец после пятиминутной возни плоский фитиль в медном зажиме поперек плошки разгорелся ярко и надежно. Теперь можно и расположиться на отдых. Хотя бы не придется ждать ночного нападения от нежданного соседа по биваку.

Оказалось, зря – пусть не нападения, но каких-то странных поползновений мне избежать не удалось. С упорством, достойным лучшего применения, гном решил улечься на ночлег с той же стороны, что и я сам, причем не просто норовил устроиться тут же, а лез прямо под бок, раз за разом, сколько ни перетаскивай лежанку.

В конце концов мне надоело уворачиваться. Дождавшись, когда подгорный житель в очередной раз оказался в пределах досягаемости, я отвесил ему быстрый, но не слишком увесистый подзатыльник.

– Вали на свою сторону!!! – цыкнул я на ошалелый взгляд обернувшегося инсургента. Гном обиженно засопел, но повиновался.

Чего это подгорный подкатывается?! Вроде на эльфа-мужеложца я не смахиваю, при всем распространении сей склонности среди Инорожденных… Да и он тоже не тянет на кого-то такого. Может, к мамке под бок захотел, маломерок мохнатый? Так я ему не мамка. Я даже не отец пока никому… если только за минувшие сутки переполох от моего исчезновения не привел к преждевременному прибавлению семейства.

А впрочем, вряд ли кто-то в замке вообще заметил отсутствие мужа и повелителя. Не представляю, когда и до кого там дойдет, что я пропал. Знал бы – раньше сбежал бы из дому!

С другой стороны, не знаю, как покинутые жены с дворецким, а я совершенно не ощущал никаких перемен в своем положении. Ответственности ничуть не убавилось, а беспокойства прибыло вдвое. Стоило забираться за три тысячи миль на погибельный восток, в самую глубь Альтийских гор, чтобы променять заботу о родных женах и почти уже появившихся детях на попечение об этом… малолетнем инсургенте!

Почему-то больше не возникало сомнений в том, что не местный житель возьмет шефство над нежданным гостем, а мне, опытному и старшему, придется то и дело утирать натруженный очками нос подгорного подростка.

2. Змейки и лесенки.

Вослед сплошной полосе, на незнакомом шоссе,

По черно-белым полям, вдоль земляничных полян...

С утра, если можно было назвать утром промозглую сырость почти без проблесков наружного света, подопечный продолжил являть себя совершенно непроким в быту. Когда он чуть не забыл на месте ночевки пакет с каким-то тряпьем, пришлось прогнать его вокруг всей пещеры, чтобы уж точно подобрал все свое барахло. Можно подумать, у меня сейчас нет иных забот!

– Слушай, ты сможешь найти здесь воду? – спросил я у малолетнего инсургента, когда тот наконец управился со своим хламом.

– Конечно! – изумился тот. – Все источники уже сколько тысяч лет как размечены. Где на стене два серпа, там сто аршин до воды, где один – не более полусотни.

Понятно, почему. Серпом, а иногда просто незамкнутым кружком, алхимики издревле обозначают стихию Воды, как замкнутым – Камень, треугольником языка пламени – Огонь, а квадратом паруса – Ветер. Хоть что-то у подгорного народа так же, как у всех прочих, без пугающих различий.

– А отсюда до них близко? – продолжал я допытываться уже для порядка.

– Не знаю, – гном пожал плечами и тычком пальца поправил очки. – А что, это важно?

Еще бы не важно!!! Без воды долго не продержишься даже в сырой и прохладной пещере. Уснувшие на миг сомнения в пригодности моего невольного спутника к жизни, не обеспеченной посторонними усилиями, закопошились пуще прежнего.

Впрочем, как-то ведь он уцелел в своем подгорье до встречи со мной. Не исключено, что эти пещеры и гроты выглядят жутковатыми и враждебными только для чужака. Для местного уроженца они вполне могут быть с детства знакомы до последнего уголка, уютны и привычны.

Эта мысль кое-как успокоила меня и отбила охоту пускаться в дальнейшие расспросы. Пора уже сниматься с места, а то когда еще доберемся до источника... Опять и снова – какой смысл расхаживать по собственному дому с фляжкой, когда там не только бары через каждые четыре сотни ярдов, но и купальни с минерализованной водой где-то с той же частотой.

Вода… Прямо из серебряных труб над ваннами, прозрачная, чистая и холодная…

– Пошли, что ли? – прервало мои видения настойчивое подергивание за рукав. Инсургент нервно переминался с ноги на ногу под ворохом кожаных одежек, покуда я моргал и облизывал пересохшие губы. Да, всерьез же меня прижало... Вчера столько всего стряслось, что жажда вообще не давала знать о себе, а с утра вот навалилась в полный рост, заставив на долгую минуту позабыть о реальности.

От пути вглубь по расселине, выходящей из дальнего конца пещеры, не становилось легче. Гном впереди не зажег никакого огня в придачу к моему фонарнику – не иначе, из экономии, – постоянно что-то бормотал себе под нос, то и дело ощупывал стены и пересчитывал что-то на пальцах. А может, и сами пальцы – неровные своды пещеры оказались отнюдь не безжизненными, чем глубже, тем больше лепилось на них островков мха и лишайника, между которыми все чаще сновали порядочных размеров многоножки и прочие кивсяки.

Навстречу тянуло сыростью, а иногда и теплом – струйками чуть греющего воздуха в подгорной холодрыге. Однако поросль и живность на стенах явно были обязаны своим обилием не этим лоскутьям подгорного жара, а неким более постоянным источникам, заменяющим солнечные лучи в Безнебесных Странах.

На ходу я сунул руку в карман за мячом-тестером и, стараясь не сбиваться с шага, настроил его на претворение невидимого света в видимый. К холодному, бирюзового оттенка сиянию жука-фонарника сразу же прибавилось жаркое мерцание магического прибора, затлевшего во тьме угольком. О да, сила незримых лучей, какие обычно применяют в изменении наследственности, была здесь в дюжину раз больше обычной. Не смертельно, да и «глубинный загар» не сразу свалит – изъест нутро лет за пяток, не раньше. А по обретенному мной эльфийскому здоровью может и вовсе пройти без последствий, даже если задержусь тут надолго.

То ли заметив позади себя алое мерцание, то ли еще почему, но исконный житель подгорья, похоже, обладавший повышенной устойчивостью и врожденным чутьем к незримому свету, на ходу полуобернулся и бросил:

– Погаси.

– Что погасить? – до меня не сразу дошло, что здесь, в местах, куда никогда не заглядывает солнце, можно по своей воле отказаться от света.

– Все. И моргалку магическую, и фонарника тоже, – безжалостно уточнил мой проводник и снизошел до объяснения: – Могут заметить. Скоро начнутся обжитые тоннели.

Хм… Резон серьезный. Только как же мы сами?

Впрочем, ему лучше знать. В конце концов, проще простого заставить насекомое вновь засветиться. Сахара в крышечке его колбы вполне достаточно – вытряхни крупинку, встряхни стекляшку, чтобы разбудить жука, и несколько часов света обеспечено.

Ленточка с фонарником отправилась в один карман, обнуленный тестер в другой. Но света вокруг нас от этого особо не убавилось. Лишайники и мхи на стенах сияли нежным бледно-зеленым мерцанием, сбрасывая излишки незримого света, который не могли целиком освоить. Его не хватало, чтобы полностью обрисовать формы предметов – идущий впереди инсургент превратился в силуэт с неясными тусклыми бликами, словно вырубленный из куска угля, – но для того, чтобы понять, куда ставить ноги, освещения вполне хватало. Но отчего-то этот холодноватый свет лишь добавлял беспокойства к и без того угнетающей атмосфере чужой страны без неба, без погоды, без смены дня и ночи.

Чем больше я проникался особенностями подгорного бытия, коренным образом отличного от того, к какому привык на поверхности земли, тем понятнее становились мне причины неучастия гномов в Войне Сил. Отсюда, из мира без рассветов и закатов, выглядели бессмысленными разборки богов и народов, одни из которых избрали своим знаменем и источником силы День, а другие Ночь. Подземный жар и незримый свет, в изобилии даруемые Каменной Птицей своему народу, делали его поистине независимым от победы или поражения любой из воюющих сторон. Вечный день, иссушающий все живое там, наверху, или вечная ночь, населяющая мир стылой нежитью – под горой все едино. Случись худшее, сорви последний бой богов покровы небес и вод с земли – гномы и это переживут, замуровавшись в своих пещерах. А необходимый для дыхания воздух запросто трансмутируют из руд металлов, перегоревших в жаре сердца земли.

Похоже, именно за это все прочие и не любят подгорную разновидность пятой расы разумных. Халфлинги, и те тщательно избегают упоминать о родстве с гномами. Хотя по сути те и другие – один и тот же народ Любимых детей Матери. Различия облика и темперамента, как у светлых эльфов с темными, вытекают лишь из стародавнего духовного выбора – одни предпочли остаться под крылом Каменной Птицы, другие же навсегда ушли из «уютных» пещер.

Ох, как я понимаю этих сородичей Фроххарта Андеркастлса! И сам бы предпочел не углубляться в гору с каждым шагом, а двигаться в прямо противоположном направлении. Но увы – вода, пища и возможность найти запчасти к флайботу для связи с домом имеются только там, в глубине. Да и держаться в этом пути лучше какого-никакого, а все-таки местного уроженца.

Тот как раз окончательно притих, сбавил шаг и начал поминутно озираться по сторонам, словно ожидая засады. Беспокойство передалось и мне, прогнав лишние мысли – сам факт моего незнания подгорной жизни уже требовал быть начеку.

Со всей осторожностью, минуя развилку за развилкой, мы вышли на пересечение пещеры с явно рукотоворным тоннелем. Здесь освещение было на порядок ярче, несмотря на тот же источник – две широкие полосы лишайников на стенах сияли ровным, почти желтым светом. Пол был засыпан щебнем, ровно посередине вдоль тоннеля по нему шла перегородка из каменных блоков с металлическим брусом поверху, а вдоль стен невысоким уступом тянулись бордюры из грубовато, но четко обтесанных плит.

Что единообразно, то не безобразно – этот армейский закон как нельзя лучше подходил к первому образцу подгорной гномской культуры, с которым я встретился. Отчего-то этот ход, плавно загибающийся пологой дугой, неотвязно напоминал мне о казармах, капонирах и заглубленных складах длительного хранения. Разве что мерцающий туман, надежно скрывающий оба конца подземной дороги из ниоткуда в никуда, был непривычен для подобных мест.

Однако глубинная хмарь прятала таящуюся в ней угрозу от глаз, но не от ушей. По левую руку от нас из тумана донесся какой-то мерный хруст и шорох, заставивший сначала моего проводника и спутника, а спустя краткий миг и меня самого метнуться в зев пещеры, прикрытый каменными столбами и надолбами. Вовремя – вслед за шумом с той же стороны замелькали в мареве какие-то светлые пятна.

Спустя еще полдюжины секунд из клубящегося тумана выступили четыре коренастых, поперек себя шире фигуры, освещая себе путь переносными гнилушками, укрепленными на головных обручах. Лучи зябкого неверного света расплывались во влажном воздухе, оглаживая своды грушевидными облаками сияния и рассекая отблесками сталь серединного бруса. Полы кожаных пончо ритмично колыхались в такт мягко шуршашим шагам, в стороны попарно торчали чуть склоненные бруски оружейных лож. Странные метатели, не похожие ни на стреломет, ни на арбалет – разве что на торцовый, тайрисский, но без привычного короба для стрел. Вместо него над желобом была приспособлена какая-то трубка.

Вслед за бликующим оружием из полумглы проступили кожаные шлемы с защитными очками, поднятыми выше гнилушки, и мягкими лопастями, падающими на плечи. И странные знаки-щитки – стилизованные ладони, висящие на шейных цепях чуть пониже горла. У двоих справа они были из алой меди, у двоих слева – из желтой латуни.

Неожиданно выяснилось, что на самом деле фигур не четыре, а пять. Просто у пятого, пониже прочих, не горел фонарь на шлеме и не было явно заметного оружия. Зато на его руках, вдруг предостерегающе взлетевших над плечами передней пары, оказались весьма приметные перчатки: на левой из кирпично-красной замши со сложным узором медных цепочек и бляшек, на правой – такая же, только охристо-желтая и в латунном приборе. Управляющие самоцветы на перчатках командира и нагрудниках подчиненных также совпадали – рубины и топазы.

Стало понятно, отчего те, кто не видит жеста перчаток, тем не менее беспрекословно ему повинуются. Магия подобия передавала волю начальства исполнителям так же, как заклятые на дальнюю связь раковины – звук и узор на панельках, выложенных самосветящимся бисером.

А еще наконец стали видны лица всей пятерки – такие же, как у моего незадачливого спутника, даже еще более буйно мохнатые. После этого испарились без следа остатки иллюзий насчет того, с кем свела меня Судьба. Выходит, мне оказалось мало встречи с единственным представителем пятой расы разумных, чтобы полностью принять реальность такой, какова она есть…

Конечно, я всегда знал, что гномы существуют на самом деле. Умозрительно. Такие вот халфлинги, только подгорные... Но одно дело знать и даже запросто болтать с одним из них, и совсем другое – едва не столкнуться нос к носу сразу с пятеркой вооруженных до зубов совершенно не умозрительных персон. И успеть спрятаться от них в родной им стихии, среди бесконечного переплетения Камня, пронизанного Ветром бесчисленных галерей и гротов, где столь желанная Вода – как стихия, так и обыденная влага – редка и недостижима.

Отпрянув назад, я постарался слиться с колонной естественного происхождения, сделаться неотличимым от куска источенной тысячелетиями скалы. На мое счастье, гном-инсургент позади также не подавал признаков жизни.

Командир патруля нехорошо зыркнул в мою сторону, но быстро отвел взгляд. Ну а пары его «рук» и вовсе не страдали излишней бдительностью, явно более готовые исполнять беззвучные мановения перчаток, чем проявлять инициативу. Когда командир опустил ладони, они без рассуждений двинулись дальше. Грозно выставив по сторонам торцовые метатели, гномы прошли мимо… свернули за угол… исчезли из виду… бесследно скрылись, унеся с собой мягкий шорох шагов.

Кажется, только сейчас я выдохнул – так перехватило глотку и сжало грудь от влажного и прохладного воздуха пещер. К сожалению, проделал я это не столь беззвучно, как стоило бы.

– Кто это такие? – не вовремя вылетел у меня вопрос, вытолкнутый наружу пережитым потрясением.

– Патруль… Неполный. Только четверо из десяти, положенных на медь с латунью. Спокойно сейчас, вот и шляются по-разгильдяйски, как Судьба на душу положит, – неожиданно сердито прозвучал из-за спины сдавленный голосок инсургента.

Ну-ну. Лично мне подтянутая четверка подгорных бойцов, готовая броситься в атаку по мановению руки командира, отнюдь не показалась безалаберной. Да и соплеменнику их в его нынешнем положении не имело смысла сетовать на нерасторопность местной стражи. Разве что еще не выветрилась привычка в прежнем качестве находиться по ту сторону грозного кордона.

И ведь не из простых мой попутчик, не из тех, кто кланяется любому стражнику. Сразу видно – нет в нем пиетета перед мелким начальством, будто привык гонять туда-сюда такие патрули одним движением пальца. Опять же наизусть знает разнарядку этих самых стражников. Хотя… при всей своей беззаконности инсургент недалеко ушел от малолетства, а у нас в Анариссе даже уличная ребятня часто похваляется друг перед другом, кто точнее перечислит штат саперного полка по мирной и по меканской норме. Потом, понятное дело, когда придется учить эту науку на своей шкуре, восторга поубавится, а у тех, кто пройдет Мекан, и вовсе от военной тарабарщины станет скулы сводить…

Ладно, не время сейчас разбирать, из каких Судьба назначила мне спутника. Важнее добраться до первой цели нашего совместного пути. То есть до источника, который, если верить обнаруженным трем полумесяцам на стене, находится от нас в добрых двух сотнях аршин. Знать бы еще, в каком направлении…

Впрочем, тут опять пришел на помощь непонятный талант мелкого гнома. Чуть ли не отпихнув меня с дороги, которая вновь стала безопасной, инсургент заторопился вперед, торопливо перелез через срединную перегородку, оскальзываясь на металле, и потрусил дальше. По каким признакам он выбрал ответвление тоннеля, в которое следовало нырнуть, я все еще не понимал, так что оставалось лишь поспевать следом.

Здесь официоза в оформлении было поменьше – и световые полотнища лишайника неровные, и пол не везде засыпан щебенкой. В сравнение с оставшейся позади военно-гномской дорогой этот коридор выглядел куда цивильнее. Вроде деревенской тропы, не то чтобы совсем заброшенной, но не слишком набеганной.

Оно и к лучшему. Наткнуться на нежданного водоноса как по пути, так и у самого источника нам обоим совсем не улыбалось. Инсургенту не стоило лезть на глаза соплеменникам по вполне понятной причине, а мне тоже не с руки особо светиться, пока не освоюсь и не разберусь, что здесь к чему. Кто его знает, как тут относятся к контрабандистам из самого Хисаха – может, в упор не видят, а может, наоборот, сразу разбегаются с воплем «Караул!!!».

Встречаться же с местным караулом даже после столь мимолетного знакомства мне никак не хотелось. Солидные у гномов стражники. Или погранцы – кто их знает. Однако маловероятно, что у подгорного народа с его скудным театром военных действий имеется большое разнообразие в родах войск…

– Эти… патрульные – они армия или полиция? Или вообще пограничники? – любопытство таки пересилило.

– Все разом, – подтвердил заскучавший гном. – Это Гебирсвахе, Горная Стража. Армия, полиция, пограничники, да хоть таможня!

– А кого еще тут имеет смысл опасаться, кроме них? – я вовремя переформулировал вопрос, чтобы тот смотрелся не слишком по-шпионски. А то всякого можно ожидать, памятуя недовольство моего собеседника малым служебным рвением этих… горопасов. Вдруг решит, что я разнюхиваю, где бы наскоро разжиться какими-нибудь государственными тайнами Подгорья, и держу в запасе секретный план и жемчуга стакан, как в тесайрской детской песенке про коричневую пуговку.

По счастью, мой вопрос, вполне резонный для всякого нарушителя законов, не вызвал у инсургента никаких подозрений.

– Вообще-то лучше обходить стороной всех, кто с бляхой на шее, – со вздохом признал он серьезность местных порядков. – Рудных старост-бергмейстеров, бригадиров, маркшейдеров… Короче, любых служилых чинов, хоть метельщиков тоннельных!

Недолгий, но внушительный перечень местного начальства нагнал на меня преизрядную тоску. Выходило, что под горой всегда придется ходить на людях с оглядкой, выцеливая глазом любое должностное лицо из этого списка непроизносимых названий.

Да я маркшейдера того от рейсфедера не отличу! А их обоих, вместе взятых – от штурмфогеля какого-нибудь. Вот же нецензурный народ эти гномы, вся тарабарщина у них заковыристая, навроде крепкого проклятия! Нет, не зря у нас гномами ругаются, они для этого самая подходящая раса.

Одна надежда, что бляхи у служилых чинов Подгорья не маленькие и привешены на заметном месте. Не как у тайных агентов Концерна, которые крепят свои жетоны за лацканом кафтана или к подкладке жилета. Такого и не приметишь, пока не сцапает за воротник, прихватив на горячем…

За разговором и моими мрачными выводами из него сотни аршин пути до желанной воды как-то сами собой подошли к концу. Отражаясь от стен коридора, впереди донесся размеренный стук с большими перерывами от удара к удару. У моего спутника этот звук не вызвал никакой опаски, так что и я, поначалу насторожившись, шел за ним без особого беспокойства. Скоро к гулкому стуку примешался тихий плеск, однозначно указывающий на наличие воды. Приободрившись, я рванул вперед, едва не обгоняя гнома, успевшего запыхаться на недолгом пути. Проход стал пошире и позволял идти не друг за другом, а рядом, не задевая стен.

С каждым изгибом тоннеля постукивание и плеск звучали все громче, так что я с трудом смог притормозить перед последним поворотом. Инсургент даже придержал меня за локоть, чтобы не дать выбежать к воде с налету. Предосторожность была не лишняя, и вслед за опасливым спутником я тихонько выглянул из-за угла.

Никого... и на первый взгляд ничего похожего на источник. Странные детали с трудом складывались воедино, никак не желая соединиться в разумное сочетание: торчащая из стены чугунная труба, чугунный же котел с бегущими по поверхности воды бликами, а между ними, под тоненькой струйкой – косо срезанная металлическая труба в качающемся подвесе. Вроде тесайрских «бамбуковых часов», которые отмеряют время на рисовых полях в нижнем течении Анара, а заодно отпугивают птиц, шевеля легкие тростниковые пугала.

Покуда я разглядывал это чудо подгорной техники, сосуд в виде трубы переполнился и клюнул косым срезом, выливая в чан очередную порцию воды. Раздался знакомый стук, и такое же количество жидкости выплеснулось из лотка с края большей емкости в плоский поддон под нею. Оттуда вода через другой лоток уходила в литую решетку на полу колодезного грота.

Впечатляющяя конструкция, но смысл ее по-прежнему ускользал от меня. Конечно, за бесчисленные тысячелетия можно обустроить что угодно, но зачем нужны все эти ухищрения с тройным переливанием и водяной колотушкой?

Похоже, вид у меня был настолько обалделый, что исконный житель здешних подземелий снизошел до объяснения.

– «Водяное сердце» ставят, чтобы источник можно было найти на слух. Да и в чане не будет застоя, когда вливаешь сразу помногу. А нижний лоток для всякого зверья. Им ведь тоже нужно пить, а так не нанесут грязи в верхнюю чашу.

С таким резоном устройство колодца или колонки – как правильнее обозвать гномскую самопоилку, я так и не решил, но уж точно не источником – становилось осмысленным. Непонятен остался только длинный ряд рун, выбитый на каждой составной части конструкции – совершенно бессмысленный набор звуков ничуть не походил на текст заклятия или какой-нибудь девиз. Разве что инвентарный номер… От серьезного и основательного народа Подгорья всего можно ожидать.

Обогнув меня, все еще застывшего у входа в колодезный грот, представитель этого народа по-хозяйски подошел к чану и, пошарив за ним, достал тяжелую даже на вид серебряную кружку. То, что посудина прикована к чану цепью и опоясана полоской рун, уже не удивляло.

В противовес своей общей неопрятности здесь инсургент тщательно сполоснул кружку и до, и после себя. Пока я утолял жажду, он подставил под лоток чана не слишком крупный бурдючок и замер в ожидании очередного удара «водяного сердца». Глядя на это, я еще раз пожалел, что сам оказался не при фляге. Уходить от воды, не набрав запаса, глупо не только в иссохшей пустыне, а везде, где ее нет в прямой доступности.

Словно подслушав мои мысли, гном заткнув горловину бурдюка и тут же подал его мне. Действуя без рассуждений, я сначала ухватил увесистое сырое брюхо мягкой фляжки, а потом уже спросил:

– А ты как же?

– Это запасной, – гном уже извлек следующий бурдюк и выкручивал засевшую пробку. – Тебе нужнее.

Неожиданная забота и предусмотрительность с его стороны поразили меня даже сильнее, чем устройство колодца. Похоже, малолетний инсургент был бестолков отнюдь не во всем, и на самые важные вещи у него вполне доставало соображения. Другое дело, что не всегда хватало сноровки для выполнения правильных решений – заполняя вторую емкость, он окатил ее снаружи так же, как и первую.

– В Хисахе очень много значит, когда меняются фляжками, – вынудила меня сказать внезапно нахлынувшая благодарность. – Побольше иной клятвы.

– Ну так мы не в Хисахе. – гном, не разгибаясь от лотка, безучастно сверкнул на меня очками снизу вверх. – И пока ничем не менялись. Потом вернешь.

Нет, что у него лучше всего получается, так это обламывать меня в моих лучших побуждениях. Симвотип Пинт-Олог, «Молот»? Похоже на то. Никакого чутья на ситуацию, а свои чувства не то чтобы неразвиты, но проблема и с их выражением, и тем более с умением попасть в настрой собеседника.

– Тебя здесь что-то держит? – бросил неуклюжий подросток все с той же бесцеремонностью записного умника, занятого важным делом. Вздохнув, я был вынужден смириться с его непроходимой эмоциональной глухотой.

– Обратно пойдем? – только и спросил я в ответ.

– Нет, вперед и вверх! – в исполнении этого замороченного инсургента даже простое указание направления получилось похожим на политический лозунг.

Ну да, конечно. В сложнейшей системе естественных пещер и рукотворных ходов, пронизывающей весь объем альтийского хребта, окраины располагаются не только по сторонам, но и сверху. Не исключено, что и снизу тоже – в каких-нибудь пещерах, непригодных для жилья по причине излишнего жара или постоянного подтопления.

Хорошо, что нам не туда. Наверх, поближе к свежему воздуху, хотелось даже после совсем недолгого знакомства с подгорным бытием. Может, если повезет, Судьба даже приведет в открытый грот вроде вчерашнего – тогда можно будет высунуться наружу, размяться и подышать. Снаружи-то нас вряд ли кто-нибудь караулит… Замкнутость пространства пещер, отсутствие возможности для маневра и страх потеряться давили на меня куда сильнее умозрительно понимаемых тысячи тысяч длинных тонн камней и земли над головой. Если уж под горой и придавит, то не этой бесконечной тягостью, а вполне конкретным обвалом, местной просадкой породы.

Увы, путь наверх пролегал сквозь все то же хитросплетение естественных и рукотворных ходов и гротов. И следовать по ним предстояло все за тем же проводником, в чьей вменяемости я временами готов был усомниться. Чего стоили одни шараханья от меня на десяток футов в те моменты, когда из-за скудости освещения я пытался запалить фонарника или мяч-тестер в режиме подсветки…

На сей раз удалось миновать государственный тракт без осложнений в виде патруля. И первый, и второй, и третий… Собственно, во всех этих тоннелях, все более заброшенных и неухоженных, не было ни единой живой души. Какими бы странностями ни страдал мой провожатый, дело свое он знал туго, выбирая маршрут в стороне от обжитых пещер.