Текст книги "Кость для Пойнтера (СИ)"

Автор книги: Всеволод Мартыненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Кажется, за своими размышлениями я упустил момент, когда мера жестокости боя перешла предел обратимого. Гномам надоело оттаскивать своих раненых, а то и убитых от кажущегося неуязвимым моря мятежников, и они пустили в ход метатели. Настильно могли стрелять только три первых ряда, сменяясь для перезарядки еще тремя, остальные принялись садить навесом через их головы. К счастью, Гебирсвахе не употребляли кованых стрел для своих торцовых метателей, но и литых пуль, когда они пролились нам на головы свинцовым дождем, никому мало не показалось. От неожиданности народ сперва присел, пытаясь укрыться кто где, а затем стал разбегаться под кровлю, где она имелась, и утаскивать в безопасные места раненых. Сам же я удачно забрался под прислоненную к борту опрокинутой вагонетки станционную вывеску, по которой пули молотили нечастым градом. Плющась и скатываясь со стальной пластины, они минута за минутой бессильно осыпались к моим ногам свинцовыми лепешками.

Так бы я и пересидел начальный, самый яростный обстрел, но вдруг в укрытие скользнула цизальтинка с кастрюлей на голове и измятым листом жести, накинутом на плечи наподобие плаща. Приглядевшись и, видимо, опознав, она потянула меня за рукав наружу, настойчиво повторяя:

– Пойдем! Зовут тебя... Пойдем!!!

– Кто?! Зачем зовет? – попытался было выяснить я, но не смог ничего добиться. Пришлось выбираться на открытое место и, виляя из стороны в сторону, бежать к навесу склада, надежно защищавшему от навесного обстрела. Пару раз по дороге пули рванули полы моего пончо, да один раз долбануло по загривку мою провожатую, оставив заметую вмятину в прикрывающей жести. Скво споткнулась и чуть не упала на четвереньки, но была живо вздернута мной на ноги. В спешке благодарности от нее дождаться не удалось, зато до цели мы добрались куда быстрее.

В безопасном месте оказался устроен импровизированный лазарет для раненых в потасовках и подстреленных. Лавируя между стонущими, кое-как перевязанными телами, девушка, сбросившая на входе свои железные одежки, живо устремилась вглубь укрытия, таща меня за рукав.

– Вот. Она звала, – коротко бросила она, подведя меня к ложу еще какой-то цизальтинки. После чего, сочтя свою задачу выполненной, тут же развернулась и пошла прочь.

Склонившись, я постарался разлядеть лежащую, и больше сердцем, чем ненадежными в полутьме глазами угадал: Бьянка Моретти из рода Щеглов! Узнать ее было бы мудрено и на свету – лицо вместо обычной племенной раскраски расчертили ручейки крови из нехорошей раны на голове, у самой границы роста волос. Сквозь синяк вокруг рассеченной кожи торчали острия костных осколков, не позволяя наложить повязку.

Вот так просто. Не магия, не стихия, не рукотворные чудовища – дурацкая свинцовая слива в лоб, и все. Нет вокруг суетящихся целителей, амулетов и снадобий, только вымотанные до предела бунтари со своими ранами и своей болью. Кому-то из них увечье позволит жить, кого-то уведет за Последнюю Завесу. Через кровяной огонь, через дробленую кость, через заразу в ране…

Ничего не поделаешь. Реликвии, безмерно удлиннив мне жизнь до эльфийских пределов, не передали способности Инорожденных к целительству. Разве что аспектную магию подняли до предела, возможного для смертных – ну так к ней и талант нужен соответственный. Без него успешно получается только разрушать или усиливать готовое, но никак не лечить. А с такой раной не всякий выживет даже при помощи магии, а уж тут, в грязи и нищете, и вовсе никаких шансов.

Тем удивительнее было, что в столь безнадежном состоянии девушка сохранила сознание и даже сумела узнать меня. Однако слова умирающей оказались совершенно неожиданными, заствив усомниться либо в ее, либо в моей вменямости.

– Все тебя спросить хотела… Тогда, в трактире… Женщина с не таким лицом…

О ком это она? У тамошней трансальтинки с мордой лица все было в порядке, разве что слишком смахивала на каменную бабу. А других женщин в «Пьяной Эльфи» не было, лисомашье чудовище на вывеске не в счет…

– Ты про трактирщицу? – для очистки совести переспросил я.

– Нет, – выдохнула она. – Про другую. Которая сидела в моем бывшем углу... Ее еще никто не видел, у кого ни спроси. А ты вроде все косился в тот угол...

Точно, я тогда с завидным упорством пялился в темноту трактирного закоулка, воображая всякие ужасы, вроде Лунной Богини, явившейся распорядиться нашим заговором. Хорошо еще Хогоху Неправедного с пророчеством о Мировой Погибели не приплел! Одно спасает – мои страхи по определению не могли быть никому видны. Проекцией образов не занимаюсь, не дано мне это, как и целительский талант. Так что...

Одним махом Бьянка разнесла вдребезги всю мою уверенность, выдав приметы незнакомки, не дававшей ей покоя:

– Она совсем не такая... Как ожившая тень. Черная, с белыми волосами... Большая...

Лунная Богиня и вся свита ее!!! Более точного описания повелительницы неупокоенных скво, никогда не видавшая Инорожденных и не слыхавшая про эльфийских богов, не могла бы дать в принципе. Неужели хозяйка Главной Луны действительно почтила своим присутствием захолустный трактир под горой?! Не может быть!

Казалось, мое изумление по поводу в принципе невозможного визита одной из Побежденных в оплот народа, изгнавшего ее расу, уже ничем не перебьешь. Однако следующий вопрос последней из рода Щеглов поразил меня еще сильнее.

– Так та женщина... – с трудом выдохнула Бьянка. – Кто она тебе? Родня?

Найти ответ на вопрос, заданный таким образом оказалось разом и просто, и сложно. Вот только мне понадобилось добрых полминуты, чтобы прийти в себя и подобрать слова.

– Дальняя... Со стороны старшей жены, – наконец выдавил я и скривился. – Приглядывает, наверное, по-родственному.

Упаси Судьба, конечно, если так. Скорее, все-таки Лунная и вправду заявилась поживиться даровой добычей. А цизальтинке показалась в истинном обличье лишь потому, что той тоже было назначено сгинуть в потопе фальшивого бунта. В Мекане была верная примета – если въяве увидел повелительницу неупокоенных, то уж точно не жилец. Иные пользовались, в последний день зарабатывая ордена и пенсию семье – чего тут беречься, когда больше нечего терять...

Словно дожидалась лишь моего ответа, Бьянка задышала еще чаще, со всхлипами, и задрожала крупной дрожью. Внезапно ее полуприкрытые глаза широко распахнулись, невидящий взгляд устремился куда-то мимо меня, а с губ сорвался совсем малоразличимый шепот:

– Дедушка? Ты за мной пришел...

И все. Тело, лишенное жизни, вытянулось на подстилке уже не человеком – сломанной куклой. Вот только ее, как и десятки других, убитых на площади в пещере Ярой Горки, не приберешь в мешок бродячего фигляра, чтобы потом при нужде вынуть оттуда, отряхнуть, подлатать и снова пустить в дело. Это беспорядки у нас тут поддельные, а смерть – она всегда настоящая.

Убедиться в этом пришлось сразу же, как только я вышел наружу и огляделся, оценивая обстановку. За время, проведенное в горе-госпитале, ситуация разительно изменилась, вот только навскидку не скажешь, к лучшему или к худшему.

Гномы отказались от навесного обстрела, видимо, даже не подозревая о его эффективности, а взбешенные потерями бунтовщики принялись драться уже без всякой оглядки и сдержанности. Пошли в ход тесаки трансальтинцев и томагавки цизальтинок, схожие с бергбейлем по возможности использовать их в качестве курительной трубки. Разнообразие тесайрских клинков и вовсе не поддавалось учету, простираясь от заточенных дорожных костылей до чудом сохраненных в плену наградных шашек заарских станичников.

Но самое главное – по крайней мере, с нашей стороны события окончательно утратили управляемость. На попытки орать встречным командирам отрядов кодовые слова отмены атак и перегруппировки все, как один, отмахивались и продолжали рваться в бой. Побоище потеряло всякие границы, захлестнув площадь целиком, гномы сравнялись в количестве с мятежниками. Как всякое сражение сугубо мирных людей вроде шахтеров, заводских рабочих и поденщиков с не менее цивильными по характеру стражниками, оно отличалось крайней жестокостью.

Отчаявшись как-то повлиять на ход битвы, я обезьяном забрался на ближайшие фабричные ворота и присел за вывеской. По крайней мере, тут никто не норовил достать меня стальной дубинкой или измолотить свинцовыми отливками, с завидной регулярностью лупящими в сталь ниже. Отдышавшись и оглядевшись, я понял, что у боевой обстановки нет никакого разумного разрешения. Прижав нас навесным обстрелом, Гебирсвахе еще могла занять площадь, отсекая бунт от заводов и вытесняя во внешние тоннели. Теперь же всеобщая неразбериха могла лишь расползаться во все стороны, пока не дойдет до горячих цехов с вполне представимыми катастрофическими последствиями...

Вдруг сознание пронзила абсолютно неожиданная мысль: нужно устроить там какую-нибудь аварию прямо сейчас, пока люди и гномы не набились в опасные лабиринты фабричных зданий! Может, хоть это отвлечет их от совершенно ненужного взаимного истребления, никак не входившего в планы подгорной принцессы и Великого Шамана Ближней стороны гор.

Лихорадочно осмотрев гигантскую пещеру, я сходу наметил наиболее подходящую цель – акведук, по которому расплавленный металл огненной рекой тек от доменного массива в литейный. В одном месте его гигантские арки пересекали небольшое озерцо в сотню ярдов шириной, откуда, скорее всего, брали воду на охлаждение форм. Если сбросить в воду десяток-другой длинных тонн чугуна, особого вреда не случится, а грохота и пара выйдет предостаточно для того, чтобы оглушить дерущихся.

Сосредоточившись и заклинив трофейную дубинку в ферме ворот так, чтобы не свалиться во время заклинания воздуха, я принялся выплетать вихрь отвыкшими от такой работы пальцами. Скоро он достиг необходимого тридцатифутового размера и медленно поплыл к акведуку, извиваясь полосой дрожащего марева наподобие безлапого тесайрского крокодила. Над горячим металлом потребовалось потратить немало сил, чтобы рукотворный смерч не погас в потоке восходящего горячего воздуха, но в итоге он даже усилися, поглотив даровой жар. Вздохнув поглубже, я вытянул руки, поворачивая ладонями вниз, чтобы заставить туго скрученный жгут воздуха нырнуть в жидкий чугун.

В первые мгновения вроде ничего не произошло, только взметнулись вверх огненные клочья вспененного металла… Затем вдруг грохнуло, и над акведуком встало зарево пламени. Во все стороны полетели осколки камня и огнеупорного кирпича, из прорехи вниз потянулась сияющая струя расплава. Достигнув воды у самого основания опоры, он взметнул струю пара чуть ли не выше арки и взорвался с еще более сильным грохотом.

Этого бы с лихвой хватило сражавшимся на площади, но как и в случае с самим восстанием, я опять не рассчитал масштаб воздействия. Последний взрыв подрубил опору акведука, и она торжественно завалилась набок, вырывая из него изрядный кусок. В облаке пара и пыли замерцал ало-оранжевым раскаленный жидкий чугун, и считанные секунды спустя в озеро обрушился весь поток металла из нескольких непрерывно действующих домен. Загрохотало вдесятеро громче, а пар метнулся во все стороны не хуже, чем при разрыве файрболла с дом размером.

Меня снесло с заводских ворот и швырнуло на вовремя подвернувшуюся кучу угля, по счастью, не ошпарив насмерть. У дальней стены пещеры резко подпрыгнули и покосились от ударной волны исполинские вентиляционные короба, домны дружно выдохнули языки пламени до самой кровли. Меж тем огненный поток продолжал стекать в воду, уже без взрывов, но с непрерывно хлещущим вверх рукотворным гейзером. На площадь обрушился горячий дождь, перемежаемый диковинно застывшими клочками и каплями застывшего чугуна, осколками камня и клубящейся пылью.

Этого оказалось более чем достаточно для того, чтобы прекратить всякий намек на смертоубийство между станцией и заводским полем. Единым потоком без малейшего признака враждебности люди и гномы, шахтеры и рабочие вперемешку со стражниками устремились мимо меня к месту катастрофы. Привычка сообща устранять всякую опасность для подгорного бытия оказалась в них сильнее вражды, разбуженной нашей неудачной интригой.

Неожиданно в голове сами собой всплыли слова Кропфарба: «Свобода строит, воля рушит». Получается, я тоже не умею без излишнего размаха? Ибо за что ни возьмись, без войны, потопа и Мировой Погибели у меня пока как-то не получается…

Народ схлынул так же быстро, как поднялся на спасение общего места работы и жизни. Даже те раненые, кто был в состоянии, убрели на помощь здоровым. На площади остались только мертвые, беспамятные – и я, после недолгого полета и ошеломительного удара оземь пребывающий где-то посреди между этими состояниями.

Впрочем, в одиночестве я оставался недолго – стоило пошевелиться и попытаться встать, как ко мне устремился с трудом ковыляющий трансальтинец. Судя по всему, он не обирал трупы, а наоборот, проверял, не нуждается ли кто в помощи – мародер бы сейчас убежал прочь от выжившего. Сначала неведомый доброжелатель помог мне подняться на ноги, отряхивая от грязи – и лишь потом вгляделся в лицо, явно узнавая.

Утираясь рукавом, я тоже опознал в нем старого знакомого, горного лиса. Сегодня он был не при полном параде, как во время встречи заговорщиков в «Пьяной Эльфи», а запросто, примерно так, как при нашей первой встрече.

Нельзя сказать, что это узнавание обрадовало нас обоих, однако Торвальдсена встреча явно поразила больше, заставив внезапно отшатнуться с руганью. Объяснение такому обхождению с его стороны последовало тут же, показав немалую догадливость временного представителя куреней.

– Твоих рук дело, демонов кукольник? – хрипло спросил он, махнув рукой в сторону огненного водопада, неясным пятном мерцавшего сквозь туманную завесу, а потом обведя ею разгромленную площадь.

Вместо ответа я лишь рванул ворот брезентового пончо, задыхаясь от густого, как в огрской бане, пара. Пальцы больно скребнули по не зажившему толком ожогу между ключиц, печать, наложенная Каменной Птицей, засаднила в сыром воздухе.

– А, так вот чья это работа... – Торвальдсен закашлялся и сплюнул в мох каменной пылью, которой наглотался при взрыве. Разглядел отпечаток когтя Породительницы, он сделал из увиденного какие-то свои, сугубо местные выводы.

– Ты же знал, на чьей стороне идешь, – удивился я претензии вроде бы трезвомыслящего трансальтинца.

– Не знал, с кем, – отрезал тот, но сразу же объяснил столь внезапную перемену отношения: – Думал, с человеком... А не с марионеткой высших сил.

Вот тут он угодил в самую точку, даже не зная о том, что успела поведать мне перед смертью Бьянка об участии в моей жизни моих собственных эльфийских богов. Как есть злой игрушкой выставили меня, наподобие тех, что должны лежать в сумке пуппхенмейстера, украшенной ореховым и бирюзовым шелком. Тут бы и промолчать, но какие-то ошметки гордости заставили спросить:

– А как человеку найдется что сказать?

– Найдется, – Торвальдсен коротко, без замаха, врезал мне в морду, и лишь когда я полетел обратно на кучу угля, добавил: – Не устраивай погромов, сволочь!

По хорошему стоило встать и размазать трансальтинца по ближайшей стенке без всякой магии, голыми руками. Да только он был кругом прав. Не устраивай, Пойнтер, погромов, не устраивай мятежей и бунтов. Не расплачивайся чужой кровью за свое удобство, не позволяй худшему вырваться из людей и нелюдей ради своей корысти. Поэтому я лишь кивнул и повторно утерся рукавом, поднимаясь на ноги уже без чужой помощи. Удовлетворившись содеянным, куренной заводила не мешал мне вставать и отряхиваться.

– Вот что, парень... не знаю, как тебя по настоящему, – лишь сказал он напоследок, подчеркнуто не называя моего имени. – Что было, то было. Только теперь наши дорожки расходятся.

Так-то. С наиболее вероятным новым обер-бергфебелем Нагорья мне, действующему Ночному Властителю ау Стийорр, Султану Хисахскому, Огр-Протектору и впридачу возможному Кронконсорту Подгорья, отныне не по пути. В другое время, в другом месте подальше отсюда, такое сравнение титулов оказалось бы в мою пользу. Или наоборот, если взять место и время поближе.

Но здесь, под горой, в стороне от катастрофы, объединившей бунтовщиков и Гебирсвахе, двое грязных и оборванных мужчин могли считаться меж собой только тем, чем они оставались без всех владений, титулов и соратников. И это было не в пример честнее.

Не глядя друг другу в глаза, мы разошлись в разные стороны – он к людям и гномам, разбиравшим завалы и усмирявшим буйство огня и воды, а я, мимо спешащих к ним на помощь горных стражников в более привычной для них роли спасателей, в тоннель. Пора было отправляться к дальнему почтовому отделению, чтобы исполнить вторую половину нашего плана – надеюсь, куда успешнее первой. Я попросту боялся представить, во что превратится доставка на место подгорной принцессы, если и с ней все пойдет так же, как с «маленьким, безопасным, игрушечным» бунтом.

За пределами очага беспорядков и заводской катастрофы жизнь Безнебесных Стран не претерпела никаких изменений, за исключением почти полного исчезновения патрулей Гебирсвахе. Все выглядело мирно и добродушно, будто в полумиле отсюда не кипела целый день настоящая битва, будто сейчас все ее участники не старались справиться с положившим ей конец разгромом Ярмета. Почти все расстояние до правительственного квартала пещер я вообще проехал на платформе состава, споро перебиравшего голенастыми лапами, и проделал бы так весь путь, но был ссажен суровым возницей, едва он меня заметил.

По дороге удалось даже подремать, относительно придя в себя, отдохнуть и слегка почиститься, так что в почтовое отделение поблизости от дворцового комплекса кронфрау Земирамис я прибыл, выглядя почти прилично. День давно сменился ночью, но под горой обращали мало внимания на смену времен суток, и государственные службы, включая почту, работали без перерыва. Мельком глянув на жестянку квитанции, сонный чиновник с почтмейстерской бляхой отправился на склад и уже через пару минут появился с тележкой, на которой возвышался незнакомый сундук.

– Это не тот совсем! – быть может, слишком нервно заявил я. – У нас должен быть плетеный короб в коже.

– Чего плавишься, назема? – почтмейстер картинно развел руками, изображая полное непонимание моего беспокойства. – Сейчас все найдем.

Теперь его не было вдвое дольше, зато на тележке, которую флегматичный гном толкал перед собой на обратном пути, определенно виднелся знакомый красно-зеленый зубчатый узор. У меня отлегло от сердца. Здесь и сейчас, в последний момент, после всего пройденного, было бы особенно обидно потерять Тнирг во всесильно-бляхоносном царстве подгорной бюрократии.

Пробив рычажной просечкой дыру в квитанции и повесив погашенную жестянку на горизонтальный стержень, чиновник без труда перевалил посылку через стойку. Я едва успел подставить плечо и лишь крякнул под тяжестью своего драгоценного груза. То ли кронфройляйн успела разъесться на цизальтинских маисовых лепешках, то ли я устал за день выше всякого предела. Так или иначе, от натуги я едва расслышал напоследок брошенное мне в спину:

– Держи своих лисят! Странно, обычно Сорцина сама их забирает…

От этого я вообще чуть не споткнулся. Что, все Подгорье в курсе семейного предприятия сестер-цизальтинок?

К счастью, от жилых тоннелей до порядком заброшенных, где кронфройляйн с братом в детстве играли и делали тайники, путь оказался недалек. За полчаса удалось по затверженному насмерть описанию найти одно из их секретных укрытий и наконец-то распаковать «борсу».

Против ожиданий, обитавшая там гномь уже проснулась и, едва выравшись на свободу, кинулась за дальний поворот тайного отнорка вместе с раздутым бурдюком. Вернулась она без него, зато с явным облегчением на лице, различимым даже сквозь бархатную шерстку, и тщательно умылась в крохотном озерце, заполняющем полпещеры.

Сумев отдышаться, я стал способен соображать получше, поэтому просьбу подгорной принцессы пройти вперед и проверить, нет ли засады, встретил лишь предложением обождать полчаса, покуда я совсем приду в себя.

– Тут не мы одни играли. Все дети королевской семьи и придворных бегали от присмотра в этот район, – поделилась Тнирг основаниями для проверки. – Мы с Михханом вот сюда, а Рагн, Тнагн и Кутаг – поближе к дому, поудобнее. Они нас на обратном пути подлавливали и били...

– Думаешь, сейчас тоже могут засесть? – понимающе кивнул я.

– Обязательно! – убежденно ответила гномь. – Им, в отличие от Гебирсвахе, закон не писан, а шанса навредить они не упустят.

Выяснилось, что пройти мимо места игр царственных неудачниц можно либо поверху, по карнизу, либо понизу, через русло очередного госканала. Последний был полностью виден с их излюбленного места, а выход с первого оказывался под контролем, зато оттуда можно было проследить за укрытием противниц.

– Там мы незаметно пережидали, пока они уйдут. Потом нас наказывали за опоздание, а сестры радовались... – вздохнула царственная инсургентка, вспоминая невеселое детство.

Не у всех, как у нас в клане, родная кровь готова порвать за своих, хоть и держит младших за бесплатную прислугу. Бывает, что старшие вот так без толку злобствуют, ни себе, ни людям, то есть гномам. Наверное, оттого, что в таких семьях есть, что делить, начиная с внимания родителей и сытного пайка и заканчивая будущими титулами. От такой вскрывшейся напоследок неприятной разницы в нашем с Тнирг воспитании захотелось сбежать, что я и сделал, отправившись наконец на разведку.

Карниз действительно оказался идеальным местом для наблюдения – с него открывался вид и на канал, и на уютную площадку чуть повыше, огороженную крупными валунами. На месте сестер кронпринцессы я бы устроил засаду именно здесь, но они предпочли устроиться поудобнее на привычном месте. Камни там были застелены шкурами и завалены расшитыми подушками, а в центре ровным огнем пылала трехфитильная жировая жаровня. Тепло, поднимающееся вверх, чувствовалось даже там, где я сейчас находился.

Может, от этого жара, а может, из желания пофорсить друг перед другом, но три гноми раскинулись на своих импровизированных ложах полураздетыми, в одних коротких кожаных штанишках. Так в них еще больше проступало смешение человеческого и звериного, несмотря на ухоженность шерстки, обычно скрытой под одеждой. К тому же в таком виде было легче легкого спутать друг с другом представительниц пятой расы разумных, особенно тому, кто впервые увидал этих самых гномов пару недель назад, а до того лишь ругался ими.

Однако насколько сходными делал троих облик, настолько же непохожими выставлял характер.

Наиболее заметной оказалась болтливая и весьма подвижная девица, непрерывно менявшая позы, откровенно кокетничая даже в обществе себе подобных. При этом сквозь ее манерничанье постоянно прорывался то злобный оскал, то презрительная гримаска, изобличая самую мерзкую бабью породу. Злючка-жеманница, от самомнения въедлива донельзя, при этом сама себя абсолютно искренне считает совершенством. Такая и в последних трущобах сумеет так себя поставить, что никому мало не покажется, а уж на королевском троне... лучше не загадывать, что может выйти.

Демоны всего негодного, да недоброй памяти на все пять дюжин лет меканского «отдыха» Леах и то получше была – не гримасничала так и не пыталась изображать из себя невесть что. Светлая эльфь по своей сути была прямолинейна, как рельса здешней вагонетки или стальной столб крепи. Юлить и притворяться ей не было нужды, она привыкла всегда ощущать себя в своем праве. А тут из всех щелей лезет неуверенность в законности притязаний, заставляя злобничать выше всякой необходимости.

По правую руку от вертлявой устроилась, наоборот, почти неподвижная гномь, которую в иных условиях можно было бы спутать с камнем. В противовес первой она была молчалива, а массивной челюстью двигала, лишь пережевывая очередную порцию сладостей, флегматично закидываемых в рот из внушительного пакета.

Третьей в компании оказалась словно потертая или пришибленная версия первой, лишенная жизнью ее самозабвенности. Было видно, что ей тоже хотелось бы извертеться, привлекая всеобщее внимание, но в отличие от той, эту за подобное поведение явно били по рукам. Итогом стала мрачная скованность и порывистость с оглядкой в движении и разговоре.

В общем, с первого взгляда стало видно, кто тут перспективная Кутаг, кто туповатая Рагн, а кто неплодная Тнагн, лишенная главной женской власти Подгорья. Если же еще и прислушаться, думаю, будут ясны планы злонамеренной троицы, даже несмотря на то, что к самому началу их обсуждения я опоздал.

– Теперь она и сама полыхнет, и ее дурак-трансальтинец не уйдет! – радостно прощебетала заводила компании.

Какой еще трансальтинец? Представив ражего фольксдранговца, ошивающегося вокруг нас с Тнирг вдобавок к этим... поджигательницам, я от недоумения поскреб щетинистый после уже давнего бритья череп, забравшись пальцами в альтийский гребень...

Так это же они про меня! Ну, спасибо, девочки, за все хорошее, от обозначения до обещанной судьбы. Самим вам того же многократно ее стараниями. Судьбы то есть, которая с большой буквы, а не с маленькой.

– Ты же подложила бурдюк с «начинкой» в ее тайник? – потребовала главная злодейка отчета у исполнительницы.

– Ага... – тяжелодумная гномь, как, видимо, было привычно для нее, промедлила с ответом. – Точно так, как сказано... Не отличить от старого.

– А по запаху? – озабоченно поджала губы жеманница. – Фосфор же воняет, как хавчиков помет!!!

– Запах я перебила заклятием, – тут же отозвалась другая сестра. – Даже если не погорит, магией замарается, едва в руки возьмет!

Могли бы и этим ограничиться, злыднищи – так нет, понадобилось с гарантией отправить Тнирг за Последнюю Завесу. Да еще и меня зачем-то сжить со свету за компанию!!!

– Да… А потом терпи ее пакости всю жизнь? – неожиданно раньше других рассудила Рагн.

Видимо, у нее способность обезопасить себя развита слабее, чем у прочих сестер. А опыт получения пакостей в свой адрес куда больше – иначе что заставило бы более сильную и недалекую девицу беспрекословно подчиняться сестрам?.

– Ничего, стану кронфройляйн, прикажу ее тишком удавить, – беспечно отмахнулась Кутаг. – Или еще что-нибудь придумаю!!!

Это да… За извертевшейся в ужимках куколкой не заржавеет измыслить какую-нибудь мерзость. А холодная расчетливость одной из сестер, обреченной бездетностью на безвластие, и бездумная исполнительность другой сделают их очередной общий план пугающе жизнеспособным и результативным.

Так что прежде, чем предотвратить осуществление одного из них – уверен, что не первого, – необходимо пресечь появление следующих. Окончательно. Причем не оставляя это на откуп хозяйке всех причин и исходов. Придется самому же и послужить инструментом многократного воздаяния, обещанного именем Судьбы, иначе эта даровитая троица не сейчас, так после сживет со свету мою пушистую подружку. То есть, как здесь выражаются, «отправит прочь из пещер». Горсткой пепла в холодный камень, а не просто в более далекое изгнание, как могло бы показаться.

Почему-то я не чувствоваль ничего – ни ярости, ни даже мало-мальской злобы. Только холодное и непреодолимое отвращение к этим троим, решившимся презреть все законы родства и крови ради полной власти над страной, лишенной неба,.

С этим ощущением бесстрастного и безжалостного неприятия я и спрыгнул с каменного козырька прямо на очаг заговорщиц. Пнул плошку ногой, так что капли горящего жира полетели прямо в физиономии ошарашенным девкам. Пусть хлебнут собственной стряпни!

Заполошный визг вскочивших со своих мест сестер-убийц одним росчерком рассек свист моего тесака. По камням и циновкам заплясали язычки коптящего пламени, превращая троих обреченных в неразличимые тени, плящущие над собственным погребальным костром. Не поймешь, кто где… В сумраке скудно освещенного грота выше всяких возможностей было различить полуобнаженных мечущихся сестер-погодок женщины из пятой расы разумных, с которой Судьба свела меня ближе всего.

Для меня они были одинаковы. Все были – она.

Удары тесака, подножки, тычки виском об камень... Шелковистая шерсть под руками скользила от крови. Кто-то уже в агонии скреб пальцами песок, кто-то полз, кто-то стремился увернуться из последних сил. Жалобные голоски слились в единый стон, испуганные глаза сверкали во мгле угольками, моля о пощаде.

Тнирг, везде одна Тнирг, всюду виделась лишь подгорная принцесса. Я убил ее дважды... Трижды.

Все стихло долгую пару минут спустя, чтобы смениться шумом воды, постепенно заполняющей канал по расписанию очередного сброса. При взгляде на бурлящие волны меня осенила очень своевременная идея. Тела удалось оттащить к краю потока прямо на коврах, не пачкая камни кровью, а уже запятнанные протереть подушками, прежде чем выбросить те следом за трупами. Спустившись на подходящий уступ к самой воде, я умылся и сполоснул дочиста тесак. От сестер подгорной принцессы не осталось и следа, как и от их пакостного заговора. Однако, чтобы он не успел сработать, надо поторопиться назад, к ее тайному убежищу, пока гномь не взялась за хозяйствование.

Путь назад я проделал едва ли не бегом – и все равно чуть не опоздал, застав кронфройляйн разбирающей запасы, как раз над готовой к заправке жаровней.

– Стой! Не трогай жир!!! – заорал я так, что у самого уши заложило. На бегу ухватил тяжелый подгорный воздух, сворачивая его в подходящий вихрь-аркан, и как только ощутил в руке упругий жгут силы, метнул его вперед. Бурдюк с топливом выпорхнул из-под рук Тнирг, взвившись под самый свод, и закружился там, покорный моей воле. Онемев и застыв в недоумении, подгорная принцесса завороженно следила за его кульбитами,

Наконец опасный сюрприз от злонравных родственниц отлетел достаточно далеко, чтобы не повредить даже при полномасштабном срабатывании. Раскрутив кожаный мешок с опасным содержимым, я со всей силы шмякнул его о выступ стены в дальнем конце отнорка. Мгновенным всплеском жидкость из лопнувшего мешка растеклась в бесформенную кляксу. На миг показалось, что я ошибся, и ничего не было – ни фосфора под заклятием, ни попытки убийства, ни заговора по устранению преграды на пути к трону. Ничего, кроме обычной девчачьей болтовни…

Жирно поблескивающая жижа подернулась огненной рябью и вдруг вся разом вспыхнула желтым фосфорным пламенем. Огненный шар вспух, жадно пожирая остатки бурдюка, и медленно всплыл к потолку, подернувшись черной паутиной копотного дыма. Гномь рефлекторно пригнулась, прикрывая глаза рукой, и присела, пытаясь загородить котомки с припасами полами кожаного пончо. Горящие капли дождем сыпались всего в паре ярдов от нее, отмечая путь пылающей тучи, упорно ползущей вверх по своду.