Текст книги "Час Пик"

Автор книги: Всеволод Иванов

Соавторы: М. Лерник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Ну, а если на радио… – осторожно предположил Функционер, – я бы помог…

– На хрена мне твое радио? – Бандит автоматически перешел на «ты», – что оно дает? Эффекта почти что никакого… Не больше, чем от всех этих «липучек» в метро… Мои социологи просчитали – вон, целый институт купил.

– Но ведь и на Останкино машина уже запущена… Тем более, вы ведь сами знаете, какой там теперь страшный скандал вокруг всей этой приватизации… Листьева клянут, Самого Главного клянут, Промышленника – так того вообще матом кроют… Я ничего не могу сделать. Тут, – Функционер понизил голос до доверительного шепота, – тут ведь не только деньги… Тут есть еще и «высокая политика». ОРТ был задуман также с целью улучшения имижда Президента. Иногда ведь его так и называют – «Президентский канал». Это, по слухам, Телохранитель его задумал… Было бы логичней с ним поговорить.

– Поговорю, когда сочту нужным, – процедил Бандит. – Так, с рекламой все ясно. Значит, в апреле её не будет…

Что поделаешь, решил Функционер, иногда и бандиты приходят к мудрому умозаключению, что если ничего нельзя изменить, надо смириться….

– Не будет, – ответил хозяин квартиры и честно взглянул гостю в переносицу.

– Но ведь появится когда–нибудь?

– Да. Ни одно телевидение в мире, тем более, если в это телевидение вкладываются частные деньги, тем более – такие огромные, не может существовать без коммерческой рекламы, – теперь Функционер смотрел уже не в переносицу, в глаза собеседника, потому что говорил святую, каждому известную правду. – Отмена рекламы – не более чем ловкий стратегический ход… Дело в том, что Промышленник, монополизировав…

– Знаю, знаю, – поморщился Бандит, – только я бы сказал, что это ход тактический, а не стратегический… Но все равно… – он небрежным жестом сбил пепел на ковер, поднялся, открыл окно, выбросил окурок. – А когда запустят очередную рекламу?

– Думаю, не раньше осени…

– Почему?

– Пока всех посредников не передушат.

– И все будет в руках…

– Да, да, именно так.

Бандит задумался.

– Да, невесело все это…

Функционер лишь плечами пожал – ну, что поделаешь, невесело – а я тут при чем?

– А с Промышленником можно войти в долю?

Если бы Бандит предложил ему, Функционеру то есть, все нефтяные скважижны Ближнего, Среднего и Дальнего Востока, да еще и «Газпром» с Премьером в придачу – он бы, наверное, удивился бы меньше.

Он знал, что Бандит приедет требовать (просить он не умеет), предполагал, чего именно, и был готов пойти на уступку, немного помявшись, рассказав о трудностях, возникших после смерти Листьева – чтобы набить себе цену.

Но такое?

Войти в долю с Промышленником?

Ему, Бандиту?

Что он несет…

– Вы могли бы устроить мне встречу? – вновь перейдя на вы (надо же хоть иногда казаться культурным человеком, а не бывшим рэкетиром Центрального рынка, с чего, кстати, начинал!), спросил Бандит.

– Вам?

– Да, мне… А чего удивляетесь? Думаете, кандидатура не подойдет? Да и так, много ему чести. Если вдуматься, то я с этим чудаком на букву «м» в одном поле сратъ бы не сел…

Функционер очень удачно сделал вид, что не расслышал последнего предложения.

– Но ведь паи, доли и все остальное уже расписано,

Функционер принялся нервно загибать пальцы, перечисляя: – «Газпром», «Национальный кредит», «Микродин», «Менатеп», «Столичный», «Альфа–банк»… Ну, и так далее. А еще и Попечительский совет: Президент, Спикер…

– Это не более, чем опереточные фигуры, – совершенно справедливо заметил Бандит, – свадебные генералы, вроде того. – Он вновь закурил. – И все–таки поговорите с Промышленником… Если он действительно собрался быстро обернуть свои деньги, то вряд ли захочет неприятностей на свою жопу… А я их ему могу доставить – ох как могу. Или ему одного Листьева мало?

Да, теперь вот и надо было сделать над собой усилие и заставить себя пойти на уступку.

На такую уступку.

Компромисс – двигатель прогресса, также, как и реклама: хорошее умозаключение, хотя и слишком абстрактное!

Наверное, Бандит по каким–то непонятным причинам не мог выйти на Промышленника непосредственно, а он, Функционер, человек, целиком и полностью повязанный Бандитом, этим баснословным восточным шейхом, мог выступить в качестве посредника.

Стать посредником между Бандитом и Промышленником означало для Функционера примерно то же, что для капитана судна, даже несоизмеримо меньшего, чем «Титаник» провести его между двумя ледяными громадами. Одно неосторожное движение означает пробоину ниже ватерлинии и – прощай, Родина–мать…

А с другой стороны не стать посредником означало, что Бандит неминуемо отправил бы его, Функционера то есть, на встречу с покойным Владиславом Николаевичем – в чем–чем, а в этом пусть и склонный к абстракциям пожилой человек не сомневется ни на йоту.

– Ну, так как?

– В Вене он теперь, – попытался было соврать Функционер, но, встретившись с ясным и чистым взглядом голубых глаз бывшего короля рынка, тут же понял, что сделал это напрасно.

– В жопе он, а не в Вене, – ухмыльнулся Бандит. – Какая в задницу Вена, если теперь на Останкино против него бунт начался? Да и комитет один в Думе на ушах стоит. Он ведь, Промышленник–то, на днях по телеку выступал…

Похвальная осведомленность, и выражение хорошее: «по телеку».

Интересно, а «телек» он сам смотрит или тоже кого– то нанял?

– Ну, так как?

Функционер вяло пожал плечами.

– Собирался, во всяком случае…

– Он теперь в Москве, я знаю точно, – уверено прервал оправдания страшный гость, после чего Функционер понял: спорить бесполезно.

– Ну, хорошо… Попробую. И что я должен буду ему сказать?

– Что я хочу с ним встретиться… Фамилия–то на слуху, он знает, кто я такой, – процедил Бандит, – а если выразиться более конкретно – прозондировать почву: на что был бы согласен, на что – нет…

– А если откажется? – с надеждой в голосе предположил Функционер, который прекрасно понял, что теперь решается – а может быть и вообще без компромиссов и уступок можно обойтись?

– Ха! Хотел бы я посмотреть на человека, который бы отказался встретиться со мной…

– И все–таки… Ну, хорошо, допустим, я скажу ему, что вы хотите побеседовать, прозондировать, так сказать, почву, допустим, он согласится…

– Допускаю, – Бандит развалился в кресле, – допускаю, что именно все так и будет…

– Но он спросит, он ведь обязательно спросит – «а зачем, мол?» Что мне ему ответить?

– Ответьте, – к собеседнику вновь вернулась его надменность и холодная гордость восточного принца, скрещенного с парижской фотомоделью, – ответьте, что негоже присваивать вещи, которые тебе не принадлежат.

– Это насчет студий?

– Не только студий, не только техники и людей. Я думаю, что он знает, насчет чего еще, – произнес Бандит, поднимаясь и подходя к окну, за которым в выжидательных, собачьих стойках стояли телохранители.

– Хорошо…

– В таком случае, позвоните мне… Когда вы можете с ним встретиться?

– Надо дня три, – пробормотал Функционер, – ведь у Промышленника, как я знаю, график расписан до последней минуты… Там только через личного секретаря, через секретаршу…

– Хорошо, три дня… Да, и самое главное: хрен с ним, насчет апреля мы как–нибудь выкрутимся… Есть еще один вариант раскрутить рекламу, мне тут посоветовали: организовать какой–нибудь благотворительный фонд с красивым таким названием… Ну, скажем, для калек или сирот из Чечни, купить им какую–нибудь халупу на окраине Москвы, протезы и костыли, пару телеков, десяток нянь с воспитателями и красивые ночные горшки. А потом договориться с информационными программами и газетами, чтобы показали и написали, какой наш фонд хороший, как мы детей любим. Разовая акция, много прибыли не принесет, вкладчик особо не повалит, только известность и репутация добрых бескорыстных дядей–бизнесменов… – парижско–ориентальный гибрид вздохунул. – Машина уже запущена, и не остановить её, машину, никак… Конечно, останавливать выплату дивидендов нету смысла, тогда вся пирамида коту под хвост… Можно только немного приостановить рост акций, – задумчиво закончил Бандит.

Он знал, что собеседник в курсе относительно проекта, знал, что и сам Функционер может на многое рассчитывать в случае успешной реализации задуманного (в прошлые разы на счета Функционера через третьих лиц были переведены хорошие деньги), и потому не считал нужным стесняться, как не стесняются друг друга однополо–моющиеся особи в общем отделении бани.

– Да, кстати, в случае, если мне удастся договориться, с вашей, в смысле, помощью, вы сможете рассчитывать на нормальные комиссионные, – наконец–то улыбнулся Бандит. – Я никогда не обижаю людей, которые мне помогают… Вы любите наличные деньги?

* * *

Выйти напрямую на Промышленника не представлялось возможным: личный секретарь по телефону вежливо, но настойчиво отсеивал и не таких функционеров, как он, и это было ясно.

Ясно было еще одно: наверняка или Бандит, или кто– нибудь из его людей обработали еще какого–нибудь Функционера, и требование было тем же: заставить Промышленника немного поделиться паями будущего ОРТ; проект–то зависал… Так что теперь по Москве, наверное, не один он ломает голову, как договориться с новым хозяином.

А действительно – как?

Однако можно было поговорить с людьми из окружения: так сказать, люди свиты иногда решают больше, чем сам король.

После непродолжительного анализа свиты выбор Функционера пал на Экономиста, как человека, приближенного к Промышленнику лично; кроме того, этого самого Экономиста, Функционер неплохо знал – еще с тех времен, когда оба они входили в Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза и были в курсе валютных счетов партии за границей, и не только счетов, и не только партии, и не только…

Впрочем, об этом тоже лучше не говорить.

Выслушав Функционера, Экономист задумчиво забарабанил пальцами по лакированной поверхности стола.

– Вот как, – произнес он, – мда–а–а, попали, нечего сказать… Мало того хера из Лондона, так еще и этот. А Бандит этот–точно бандит?

– Определенно точно.

– Так может быть его можно… Ну, подальше послать? Телохранителя подключить, и все такое… Он–то лицо заинтересованное, и прямо, и косвенно. Не будет же он на нас наезжать – а? – предположил Экономист, на что собеседник ответствовал собственным мудрым заключением:

– Бизнесменов, бандитов и коммунистов роднит общее: они считают, что их оппоненты не могут быть одновременно и честными, и умными…

–А к чему это?

– «Мерседес» твоему боссу больше никто взрывать не будет – факт. Есть и другие способы… И ты знаешь какие, говорить только не хочется.

Экономист криво усмехнулся.

– М–да. Правильно пишут–криминальные структуры прибирают к рукам все ценности России, продают оптом и в розницу…

– Ему–то будешь говорить? – поинтересовался Функционер, подразумевая под «ним», конечно же, самого Промышленника.

– Понятия не имею. А что – вся эта техника, все эти студии – точно его?

– Да.

– «Купил?

– Вместе с компьютерщиками, студийцами, техниками, инженерами, мультипликаторами и так далее, – вздохнул Функционер.

– А это где–нибудь записано?

– Все Останкино знает.

– Все Останкино знало, что из себя Листьев представлял – и что с того? На чьем балансе записано?

С Экономистом Функционер говорил довольно раскованно – на «ты»; ну, станешь ли говорить «вы» человеку, с которым в свое время…

Ну, лучше об этом не вспоминать, не вспоминать, тем более – теперь. Не к месту, да и не ко времени совсем.

–Так на чьем балансе?

Функционер состроил печальное лицо.

– О каком балансе ты говоришь? Ну ясно, что на государственном… Ведь и техники, и компьютерщики, и все остальные тоже получают зарплату в бухгалтерии… Кроме того, разумеется, что платит им Бандит. Куплены на корню – я же объяснил. Конечно, он расстроен, такое дело сорвалось, – печально добавил он.

– Значит, ты хочешь чтобы я объяснил это Промышленнику?

– Вот–вот.

– Постараюсь. Только боюсь, что он может не понять, чего от него хотят.

– Ну как это чего, – медленно начал Функционер, прикидывая, сколько денег сможет дать ему Бандит если он все уладит, – все очень просто, просто, как грабли: Бандит хочет войти в пай с Промышленником… Понятно, что ОРТ будет Президентским каналом, понятно, что Промышленник через несколько месяцев каждую передачу три раза подряд будет прерывать рекламой о «варрантах, дающих право…», понятно, что реклама сразу же поднимется в цене – как и весь монопольный товар. Куда еще сунуться – самый массовый канал… Но пай…

– А какой пай ему нужен – сколько именно? – уточнил Экономист.

– Я не знаю… Он сказал, чтобы я только устроил встречу – и все. Прозондировал обстановку. Ну, приблизительно – процентов пять, как я предполагаю.

– В подобных вещах желательно быть точным, бизнес – наука, не терпящая приблизительности, – заметил собеседник, на что Функционер тут же философски ответил:

– Любая точная наука базируется только на приблизительности. Ну, я думаю…

– Что?

– Ты любишь наличные деньги?

Экономист мягко улыбнулся:

– А кто их не любит–то? Конечно… А к чему это ты?

– Ты ведь ничем не рискуешь… Один человек хочет познакомиться с другим, и находит третьего, который знает и первого, и второго, и потому имеет моральное право представлять их друг другу. Так сказать – комиссионно–посредническая деятельность.

– Сваха?

– В некотором роде… А потом – ты ведь понимаешь, что…

Функционер резко запнулся и выжидательно посмотрел на Экономиста – ну, что скажешь?

Тот молчал. Молчал долго, наверное, минуты две, пока не проговорил медленно:

– Хорошо, постараюсь… Позвони мне завтра под вечер – ладно? Или нет – лучше я тебе сам позвоню…

* * *

Поднявшись из–за стола, Функционер вышел из кабинета. По дороге он зашел в роскошный, отделанный карельской березой туалет, уселся на унитаз и с удовлетворением отметил, что впервые за последние несколько месяцев сиденье унитаза было не только сухим, но и теплым; наверное, кто–то специально грел его своей попой – для того, чтобы ему, Функционеру то есть, сделать приятное…

* * *

Кряхтя на унитазе, Функционер размышлял – на этот раз весьма конкретно.

Ну, хорошо, в любом случае существует только два варианта: или Промышленник соглашается поделиться с Бандитом (что, впрочем, маловероятно), или не соглашается (что, разумеется, вероятней всего).

Вопрос: что будет иметь с этого он, Функционер то есть?

Если соглашается, то Бандит наверняка, как и в предыдущие разы даст деньги… «Вы любите наличные деньги?..» «А кто их не любит!..»

Долг–то он не скосит – зачем? Лучше всего держать таких вот Функционеров, как он, в долговой яме, иногда кидая в эту яму кости, чтобы пленник не умер с голоду.

Знает ли Промышленник, что Бандит – это бандит? Наверняка знает, а, если не знает еще, если не сообщили, то догадывается. Хотя внешне – честнейший человек, вон, в экономических газетах его имя употребляется исключительно с прилагательными «порядочнейший» и «достойнейший», и всегда – исключительно в превосходных степенях. Итак: в первом случае он, Функционер то есть, будет иметь с этого дивиденды, и посерьезней тех, которые обещает Бандит своим вкладчикам.

Это – если Промышленник согласится.

Хорошо, более реальный исход: Промышленник пошлет Бандита куда подальше, как послал в свое время Банкира.

Что тогда?

Тогда ему, Функционеру то есть, придется юлить на заднице, как он по утрам юлит на мокром сиденьи своего унитаза и виновато–виновато разводить руками–мол, а что я мог сделать? Я сделал, что мог, пусть сделают лучше другие… Денег в таком случае он, разумеется, не получит – факт. Не будет же ему Бандит просто так платить? А кроме того – такая долговая яма; самая глубокая, в нее можно падать всю жизнь, и чем дольше падаешь, тем глубже – естественно, такая скорость… Интересно тогда, почему же Бандит завел разговор о «наличных деньгах»?

О–о–о…

Наверное, все–таки ничего не получится. Проклятый запор – не выдавит из себя страдальческая прямая кишка желанную какашку, не выдавит… Надо домой собираться.

* * *

Звонок не заставил себя ждать – но это звонил не Экономист, как предполагалось…

– Алло? – послышался из трубки совершенно незнакомый голос.

– Кто это?

– Это от одного вашего знакомого, – уклончиво произнес неизвестный абонент, – по поводу интересующего вас дела…

– Простите, но я…

Функционер со всей осторожностью отвел трубку от уха, опасливо посмотрел на нее, будто бы оттуда могла вылететь киллерская пуля. От таких непонятных звонков всего можно ожидать, – умозаключил Функционер.

– Алло, – вновь послышалось из трубки очень вкрадчивое, – почему молчите?

– Кто вы? – прямо спросил Функционер, стараясь подавить в себе все нараставшую тревогу.

– Один ваш хороший знакомый пожелал лично встретиться с человеком, который… Ну, это не по телефону. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, – ответил хозяин враз повеселевшим голосом. – Очень хорошо, буду ждать…

Положил трубку, пожал плечами – с чего это вдруг?

Кто это мог звонить – неужели человек Бандита?

Почему же он тогда сам не позвонил?

Может быть, кто–нибудь от Экономиста?

Но тот обещал позвонить лично…

Странно, очень странно.

Послонявшись по бескрайней квартире, в которой непривычному человеку–то можно было бы и заблудиться, Функционер прошел в зал, включил один из многочисленных японских телевизоров, поставил видеокассету, скуки ради захваченную в Останкино.

Видеозапись концерта, посвященного «девяти дням» по Листьеву.

Функционер попытался было думать о конкретных вещах—о сегодняшних разговорах с Бандитом и Экономистом, о своих размышлениях и подсчетах,'о недавнем звонке, о том, что за человек, чей человек ему звонит, но мысли, как и утром, были бездонными и отвлеченными…

Посмотрел на телевизор, зевнул.

Любимец московской публики Буйнов с улыбочкой на весь экран:

 
Падают листья…
Зато прозрачней свет.
 

Эта суетность никак не вязалась с размышлениями Функционера и с его мыслями, а последняя мысль была удачной: о вечности, о бренности, о смерти (иногда подобные размышления посещают даже трезвых и на удивление глубокомыслящих людей, посвящающих старость лет сбору плодов и подведению итогов).

Смерть – это единственное, что еще не удалось опошлить людям, – прошептал Функционер и выключил телевизор.

* * *

—Тара–рам, тара–рам, тара–рам, там…

Это – сороковая симфония Вольфганга Амадея Моцарта в дверь. Наверняка тот человек, что только что звонил.

Ну–ка – кто это, кто…

Посетитель имел вид явно кагэбистский, то есть – ничем особо не выделяющийся, «без особых примет»: лицо – овальное, нос прямой, волосы русые, глаза серые… Ну и так далее; невзрачный такой вид.

Наверное, телохранитель этого самого Джаффара, решил Функционер. Это теперь мода у них такая, у криминальных и некриминальных царей – приглашать на службы бывших гэбистов. Вон, Банкир, хитрый царь Соломон, который теперь в Лондоне сидит, по слухам, накупил дюжину бывших старших офицеров и несколько генералов из страшного 5–го Главного управления КГБ. которое в свое время успешно травило идеологических диверсантов и диссидентов, а этот, наверное, из 2–го набрал, контрразведчиков…

И чего это с телохранителями?

Один из сопровождавших остался стоять в дверях; не человек, а монстр какой–то, огромный резиновый сейф, набитый мышцами, гибкими сочленениями и сухожилиями. Наверное, мигни ему невзрачный посетитель – тут же перешибет сухой стебель его, Функционера, шеи с болтающейся седовато–лысым стручком головы одним ударом.

А невзрачный посетитель, профессионально осматриваясь по сторонам, прошел на кухню, скромно так прошел, как показалось – едва ли не на цыпочках.

Поставил на стол дипломат и сдержанным жестом восточного принца, который дарит младшему вассальному князьку половину своих земель, расстегнул его.

Прошу!

У Функционера зарябило в глазах: столько денег и за один раз он еще никогда не видел… Все стодолларовые, новенькие, в упаковках, аккуратненько так лежат, как покойнички в гробах…

– Что это?

Невзрачный скромно улыбнулся.

– Деньги. Не видите, что ли? Ведь вас спрашивали, любите ли вы наличные деньги, а вы сказали – да, очень… Да мы и так это знаем.

Странно – и с чего это?

Неужели Экономист так быстро все сделал, и Бандит теперь, попивая свой «Хенесси—Парадис» в обществе Промышленника, договариваются о передележе паёв ОРТ? Наверное, ведь деньги, такие деньги так просто не привозят…

Стало быть – комиссионно–посреднические, честно заработанные…

Но ведь он, Функционер то есть, ему, Бандиту должен, и очень должен…

Однако на всякий случай решил прикинуться:

– Кому?

Пододвинув дипломат, Невзрачный пожал плечами.

– Вам, конечно же…

– Но за что?

Функционер по–прежнему лихорадочно соображал: почему, за что все–таки ему принесли эти деньги? Ведь не Бандит должен ему, а он Бандиту, и тут – на тебе…

А вдруг не от Бандита?

Ситуация меняется с каждой минутой, торос и айсберги то сходятся, то расходятся, наскакивают друг на друга, круша молодой лед…

Интересно – сколько же их тут? Говорят, в типовой атташе–кейс, в дипломат, то есть, входит ровно миллион, если стодолларовыми. Ну, тут конечно же, миллиона не будет, но все–таки…

Полмиллиона?

Двести тысяч?

Тоже неплохо…

Да. что ни говори, а старость – если ты, конечно, обстоятельный, философски мыслящий и глубокий человек – старость не такое уже и плохое время.

Время сбора плодов и подведения итогов. А итоги – вот они, итоги: полный чемодан денег.

Наличных.

На лицо, так сказать…

Теперь предстоит выяснить главное: за что? Это частично решит другой вопрос: от кого?

Стараясь не смотреть на банковские упаковки, Функционер осторожно присел на краешек кресла – будто бы не у себя дома, а на приеме как минимум в Эр– Рияде и спросил:

– Ну, все в порядке?

– У нас всегда все в порядке, – туг же последовал ответ.

Да, и никакого удивления: у этих нервная система вообще отличается тренированной стабильностью.

Но все–таки…

Может быть, кто–нибудь из других функционеров нашел выход на Промышленника, но по каким–то причинам не хочет светиться, а Бандит (нет, все–таки Бандит, Бандит – кто еще?) решил, что это его, Функционера работа; может быть, действительно Экономист все–таки постарался: а в самом–то деле, что ему – никакого криминала тут нет, обыкновенные комиссионно–посреднические услуги, ни к чему, кроме того, не обязывающие. Просто один банд… то есть бизнесмен хочет войти в долю с другим бизнесменом, но в силу присущей скромности и природной стеснительности не может сделать этого самостоятельно; он как девочка–целочка нецелованная, должен, чтобы их познакомили…

Так почему бы и нет?

А–а–а, какая, к черту, разница?

Главное, что перед ним – деньги.

Наличные.

Налицо или, как говорили во времена его, Функционера подъездного детства – «на рыло».

Наверное, придется немного поделиться и с Экономистом – не иначе, как он… Ему, стало быть, «на рыло»…

– Да, вот еще что, – добавил Невзрачный, достав из кармана глянцевую аптечную упаковку, – вам просили передать…

– Что это? – Функционер машинально взял упаковку в руки.

– Отличное средство, – Невзрачный фазу же взял тон главврача из правительственной лечебницы, – у вас ведь со стулом не в порядке…

– Откуда вам известно?

– Нам все известно, – столь же бесстрастно ответил посетитель. – И не только это. Замечательное лекарство, снимает запоры, нормализует обмен веществ и тонизирует. Прошу. Это – презент. Можете выпить немедленно и увидите, как это хорошо…

– Хорошо, – все так же механически повторил Функционер, – приму…

Он осторожно выдавил таблетку и, не запивая её, проглотил.

– Вам это поможет, обязательно поможет.

– Спасибо.

– Ну, всего хорошего, – Невзрачный незаметно кивнул резиновому сейфу – тот отошел от двери. – Не буду задерживать.

Хозяин мягко улыбнулся в ответ и откровенно скосил глаза в сторону остававшегося на столе атташе–кейса.

– До свидания…

* * *

Действительно, сразу после таблетки Функционер почувствовал не только облегчение, но и настойчивые позывы кишечника.

Фу–у–у, наконец–то, какое счастье! Если вдуматься – как мало человеку надо для счастья! Уверенность в том, что ты – трезвый и глубокомыслящий, что ты не зря прожил свою жизнь, что на старости лет у тебя есть что собирать и что подводить…

Ну, и отсутствие таких неприятностей, которые испытывает он, Функционер то есть – особенно по утрам.

Но главное–то – главное это чемодан денег. А теперь, к закату дня, похоже на то, решены сразу две глобальные проблемы: стул… Ну и это.

Функционер закрыл дверь и, взяв атташе–кейс в руку, зашел в туалет.

Приспустил штаны, уселся и с необычайным приятным для уха шумом, уже подзабытым, быстро и обильно испражнился.

Нет, все–таки – как мало надо человеку для счастья!

Регулярный стул… Репутация… Глубокомыслие…

Ну, склонность к абстракциям. Ну, и то, что тут в дипломате лежит.

Банальненькое такое, конечно же, умозаключение, но – верное. Все банальности верны, все верное банально. Аксиома.

Осторожно положил атгаше–кейс на голые голубовато–прозрачные колени с обвисшей старческой кожей, щелкнул замочками…

Ну, сейчас самое лучшее занятие – пересчитать, сколько же туг.

А действительно – каков итог, каковы плоды, под чем подвести черту?

Функционер медлил, медлил, сознательно оттягивал приятный момент…

Неожиданно в мозгу замаячила мысль, уже посещавшая его сегодня, до визита Невзрачного, философская и глубокая, трезвая, и на удивление абстрактная – как все его сегодняшние мысли.

Почти все.

И мысль эта показалась настолько глубокой, так захватила его, что он с удовольствием еще раз прошептал её вслух:

– Смерть – единственное, что еще не удалось опошлить людям…

После чего одновременно щелкнул замочками атташе–кейса…

Это было последнее его умозаключение: слепяще–белый взрыв оглушил его, с давлением в сотни атмосфер вжал в стену, размазал по нежно–кремовой матовой поверхности, растворил, распылил, втирая в побелку потолка, в правильные кафельные прямоугольники…

* * *

Если пожилой и пусть даже на редкость трезвый человек живет в пятикомнатной двухсотметровой квартире в центре Москвы совершенно один, то, сколь значительную функцию он не выполнял бы в Государстве, его смерть не станет известной в тот же день…

Произойдет это только после того, как у соседей снизу «у туалете» потечет потлок; после того, как будет вызван сантехник, который определит, что наверху что–то случилось; после того, как спустя многократно повторяемое «тара–рам, тара–рам, тара–рам, там» из сороковой симфонии Вольфганга Амадея Моцарта участковый милиционер в присутствии двух обязательных понятых выломает дверь и, после поисков по всем двумястам метрам квартиры хозяина – а точней то, что от него осталось наконец найдут в туалете.

Но это будет уже не хозяин: обезображенный обрубок туловища с засохшей кровью, с впившимися с дряблое старческое тело осколками унитаза и кафеля, с намертво присохшими к испражнениям, сероватому студенистому мозгу и коричневым кровяным ошметкам стодолларовыми банкнотами, которые последующая экспертиза признает фальшивыми, с раскроенным черепом, на который приглашенные с улицы понятые будут смотреть с подсознательным любопытством, переходящим в брезгливый ужас, в блевотное отвращение, – сколь бы трезвые и глубокие умозаключения не рождались в нем еще несколько дней назад…