355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владислав Морозов » Беспредел по-русски (Цезарь - 3) » Текст книги (страница 29)
Беспредел по-русски (Цезарь - 3)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 10:28

Текст книги "Беспредел по-русски (Цезарь - 3)"


Автор книги: Владислав Морозов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

– Ты не расстраивайся раньше времени, положение не такое уж и плохое. Это если меня заберут через несколько часов – да, тогда провал. А если в запасе будет несколько дней, я их вытащу. А Света, я уверен, сегодня уже вернется. Никто не станет держать ее в милиции...

Он искренне надеялся, что удастся договориться о ее возвращении. И если Ювелир отдаст ее, то жизни ему самому останется на три дня... Потому что Света – не Анна.

– Пойдем-ка ужинать, – нарочито бодро предложил он. – А там, глядишь, и прояснится что-нибудь...

* * *

Гараж. Обычный гараж, кирпичный, из-за запертых дверей звуки не вырываются на улицу. Здесь оборвется его жизнь, тоскливо думал Корсар. И дай Бог, чтобы только его...

Он все понял в тот момент, когда на звонок открыл дверь своей квартиры и увидел Рустамова. "Лучше не гоношись, – сказал тот. – Тоня и Надя у нас". Корсар понимающе кивнул. Зашел в комнату, Рустамов – за ним. Взялся было за телефон, тот остановил – не стоит поднимать тревогу. И на всякий случай уточнил, что если он не появится в условленном месте с Корсаром – и без сопровождения – то женщины погибнут сразу. "Тебе ничего не светит, спокойно сообщил Рустамов. – Не делай глупостей, тогда спасешь хоть свою семью". И опять Корсар лишь кивнул. Включил компьютер. Рустамову сказал, что хочет снять всю информацию – отдать в обмен на жизнь жены и дочери. И ввел неправильный пароль. Вместо обычной программы запустился вирус, активно уничтожающий все данные. Даже не став выключать его из сети, Корсар пошел к двери. Рустамов все понял. Но возражать поздно. Взял сотовый Корсара, ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку и оставил его на столе. "Пусть думают, что ты треплешься", – усмехнулся он.

Корсар не подавал ни единого признака волнения. Спокойно уселся в машину Рустамова, позволил приковать себе обе руки к поручням. В двух кварталах от его дома в тачку подсел еще один человек, незнакомый молодой парень. Устроился сзади, накинул удавку на шею – надо полагать, чтобы не дергался. Зверь-то битый, кагэбэшник, как-никак, их всех на совесть учат... И привезли в этот гараж. Прикрутили к металлическому стулу, надежно обездвижив. Корсар твердо смотрел прямо перед собой, не подавая никаких признаков волнения и сохраняя невозмутимый вид. Ему надо пожертвовать собой, чтобы спасти женщин. Хотя все сильнее крепла уверенность, что это бесполезно...

Лишь после того, как приготовления были завершены, явились главные действующие лица. Борис Артамонов, иначе говоря – Хромой. Его помощник Вовка Шалаев, хамоватый и недалекий тип. И Анатолий Белый, многократно подставляемый первыми двумя, но почему-то так и не решившийся перейти в другой лагерь.

О чем в эту минуту думал Корсар? О том, что Ученый совершил крупнейшую в своей жизни ошибку, когда-то признав Ювелира другом. О том, что сам недоработал – мог бы предположить, что Колю, знавшего так много, наверняка страхуют. В конце концов, мог бы с вечера позвонить Ученому и посоветовать никому из его семьи не выезжать за пределы имения. И своих девчонок надо было туда отправить. Так нет – думал, что сутки в запасе у него есть. А их не было. Отсчет пошел, когда Коля не приехал домой.

Припадая на правую ногу, Хромой подошел к привязанной жертве. Высохшей лапкой цепко ухватил за подбородок, рванул голову Корсара вверх. Усмехнулся:

– Черт возьми, я всю жизнь мечтал о минуте, когда я буду допрашивать чекиста, а не он меня. Как же я вас, сволочей, ненавижу...

Корсар молчал. Мог бы сказать, что ненависть эта зиждется на зависти и страхе, но зачем? Не чекистов Хромой ненавидел, а конкретно Корсара, который уж давным-давно не чекист, а такой же бандит. Если уж на то пошло, то раньше Корсар никак не мог мешать Хромому уже потому, что работал строго за границей. А вот потом – да. Потом пришел в Организацию, но вот незадача – не в роли марионетки Хромого. За то и ненавидел его покалеченный уголовник. Вовсе не за бывшую службу на благо Родине.

– Думаешь, небось, я тебе кости ломать да зубы крошить стану, да? посмеивался Хромой. – Может быть, может быть... Сначала шкур твоих на куски порежу, а уж потом – тебя. Шалаев, тащи сюда прошмандовок.

И опять Корсар не проронил ни звука. Хромой еще не так давно приходил к нему домой, и Тоня принимала его так же, как остальных гостей. Пускала за общий стол, улыбалась, когда он ее стряпню нахваливал... И вежливо благодарил. А сейчас – "прошмандовки".

На жену и дочь сил смотреть не было. Каким бы ни был стойким человек, но вынести такое может только абсолютно бездушный мерзавец. Корсар закрыл глаза, чтобы не видеть впившихся в тела двух несчастных женщин веревок...

– Слышь, сука кагэбэшная, я тебе сделку предлагаю. Отвечаешь на все мои вопросы без запинки – они подохнут легко. Даже похороню их по-человечески. Ну, и с тобой могу обойтись без лишних ухищрений. Будешь из себя партизана корчить... Здесь сентиментальных нет. Шалаву твою может, трахать для начала не будут – стара уж, а вот девку попользуют как положено. А там посмотрим. Может, паяльничком, может, еще чем приласкаем. Шалаев, рты им развяжи. Глазенки-то он зажмурит, а уши не заткнет. Пусть послушает, как орать станут. Вот и посмотрим, как в Комитете стойкости учат.

– Дурак ты, – с презрением процедил сквозь зубы Корсар. – Если б ты хоть дочери жизнь оставил – я бы сообщил тебе все, что желаешь знать. А так – все едино умрут. Сию минуту, или через пару часов – для них от этого ничего принципиально не меняется. И для меня тоже.

Хотелось, ох как хотелось ответить угрозой на угрозу! Что Цезарь не оставит этого, и его месть окажется куда хуже самого кошмарного сна... Что найдутся люди, которые выкопают Хромого из-под земли. Много, чего можно было пообещать. Но зачем? Пусть пока наслаждается своей минутной победой. Тем хуже ему будет потом.

Шалаев шагнул к двум прижавшимся друг к другу женщинам. Тоня попыталась загородить собой дочь, закричала... Она осыпала Хромого оскорблениями, переходившими в истошный вой... Шалаев вытащил Надю на середину гаража. Она практически потеряла сознание от ужаса, расширенные глаза уставились в лицо отцу, а белые губы шепнули: "Папа..."

– Костя-а-а! – разорвал уши крик жены, когда с Нади содрали одежду.

И тут же – подряд два выстрела. Без глушителя, уши заложило, в нос ударила резкая гарь. Белый уставился в пол, а рука еще судорожно сжимала пистолет. Корсар мгновенно понял, почему – три месяца назад, в Мытищах он побывал на месте Корсара. Видел, как насиловали его жену и дочь. Только не нашлось никого, кто мог бы избавить женщин от мучений... Как бы ни был он зависим от Хромого, не смог подвергнуть другого человека такому же испытанию.

И лишь в следующую секунду до Корсара дошло. Их не стало. Нет Тони, верной его спутницы. И нет Надежды, действительно его надежды на спокойную старость, тихую, в кругу семьи. Нет его девчонок. Умерли мгновенно. И он должен благодарить их убийцу, потому что пуля – счастье по сравнению с тем, что им готовил Хромой. Но разве может их смерть быть счастьем?!

Он опустил голову, стиснул зубы так, что они захрустели. Во рту прочно поселился солоноватый привкус крови. Пусть... Теперь уже действительно все равно. Больше ему в этой жизни не за что держаться. Вот только не получится у Хромого ничего, не выйдет добра из его идиотских планов...

– Ты, урод, ты что сделал?! – орал взбесившийся Хромой на Белого. Ага, не понравилось, что поиздеваться вволю не дали... – Козел ты драный, вонь из-под ногтей, ты что сделал?! Ты, петух крашеный, что, хочешь, чтобы я твою девку собакам скормил?! Твою придурочную сучку будут драть во все щели, пока кровью не истечет, а потом ты же разделывать ее станешь, чтоб собакам зубы об кости ломать не пришлось...

– Только попробуй, – сдавленно произнес Белый.

Вот и понятно, чем его повязал Хромой. Дочерью. Корсар слышал, что говорили врачи о ней. Внутричерепная опухоль. Если вовремя удалить – есть шанс на частичное выздоровление. Возможны осложнения в виде эпилепсии, но Белый был бы рад всему – если бы Люда хоть узнавать его начала. А Хромой наверняка держит ее где-то в недоступном для отца месте и легко шантажирует.

– Да?! А х.. ли пробовать?! Один звонок – и все! – Хромой захохотал.

– Мне проще – одна пуля, – глухо пригрозил Белый. – Если она погибнет, ты меня уже ничем не удержишь. Грохнуть тебя, а потом – хоть потоп.

Хромой опомнился. Бросил в сторону Белого ненавидящий взгляд, поднес к уху трубку сотового телефона.

– Через три дня привезешь идиотку, – коротко приказал он кому-то. Ну, успокоился? – спросил он у Белого. – Угомонись, еще не хватало нам из-за всякого дерьма ссориться. Дело-то общее.

– Белый, он тебе всегда так баки забивает? – спросил Корсар. – Что у вас общее дело, и так далее... Ты что, веришь? А когда он тебя Хирургу подставил, чтобы Цезаря выманить, урок поучительным не показался?

Белый отвернулся, ушел на улицу. На вопрос ответил Хромой:

– Подставил его не я. Мне-то он куда удобней живым и невредимым. Это он Аббату спасибо когда-нибудь скажет. В соответствующей форме, разумеется, в свинцовой. Я-то планировал совсем другое. Аббат мне нужен был лишь для того, чтобы красную ртуть взять. Потом я над ним Белого бы поставил. Да вот только этот жирный боров сам решил на дело ехать, а мне это ни к чему показалось. Я ж тогда ни его, ни товара бы больше не увидел. Потому Белый и задействовал своих агентов, чтобы Аббата Хирург в городе задержал, да еще и при разборке с Цезарем присутствовал. А Аббат допер своими заплывшими жиром мозгами. И Белого подставил.

– Ну да, конечно. Как все красиво! А то, что эта сказка белыми нитками шита, бедный Толя предпочел не заметить, – ехидно усмехнулся Корсар. – Ох, получишь ты когда-нибудь перо под ребро... Найдется кто-нибудь резкий, возьмет и пощупает ножичком твои кишки.

– Ты мне не грози. О своих внутренностях лучше подумай. Мне до них добраться куда проще, чем тебе до моих.

– Ты всерьез полагаешь, что услышишь от меня хоть что-то дельное? Нет, правда? У-у, мне тебя жаль. Тупость и самонадеянность – дурные симптомы.

Хромой посмотрел на часы, кивнул Шалаеву. Тот подставил шефу стул. Хромой уселся напротив Корсара, закурил, выдохнул дым в лицо.

– А вот сейчас мы и проверим, насколько я самонадеян. Время у меня есть. Володя, давай сначала руки.

Кисти рук Корсара зажали в тиски. Между пальцев вставили обрезки толстых труб, затянули веревки. Шалаев старательно притягивал кончики пальцев, не позволяя им сгибаться в суставах. Но Корсару хватило одного взгляда на два неподвижных тела посреди гаража, чтобы перестать чувствовать боль...

– Где Ученый держит "общак"? – спокойно спросил Хромой.

– В банке, – Корсар усмехнулся, после паузы уточнил, чтобы не оставалось сомнений после игры слов: – В трехлитровой. Ссыпал туда мелочь и в саду закопал. Пойди, спроси у него – может, местечко покажет. А может, тебя рядом похоронит. Это уж как у него настроение подскажет.

Шалаев сделал резкое движение, хруст... Корсар на несколько секунд потерял сознание. Рустамов принес ведро с ледяной водой, окатил жертву.

– Кости пока оставь в покое, – распорядился Хромой. – Давай с иголками. Мало покажется – сдери ногти и плесни кислотой. Ну так что, повторить вопрос?

Корсар молчал.

– Пожалуй, память у тебя хорошая, – задумчиво протянул Хромой. Поэтому я тебе уж сразу все скажу. "Общак", реквизиты личных счетов Ученого и пароль для входа на вологодский завод Цезаря. Тот самый, где он клише от фальшивых баксов держит. Ответишь на эти вопросы, а там посмотрим.

– Пароль, говоришь? – Корсар нашел в себе силы недобро усмехнуться. А он простой. Приходишь на проходную и гнусавым голосом тянешь: "Подайте бедному колченогому калеке на пропитание".

Шалаев наотмашь ударил его по лицу, потом еще раз. Корсар расхохотался:

– Что, не нравится? Слышь, кретин разноногий, правда-то глаза колет? А хочешь, я всем скажу, за что ты Цезаря ненавидишь?

Игла вошла глубоко под ноготь безымянного пальца на правой руке.

– За то, что его бабы без денег любят. А тебе платить приходится. За то, что у него ноги одной длины. За мордашку его смазливую. За везение. Потому что ты – неудачник. Думаешь, твоя Валька спит с тобой, потому что ты ей нравишься? Да черта с два, ей девок растить надо, вот она и раздвигает ноги. А подвернись ей кто-нибудь получше – она же тебя и утопит.

Сильная боль обожгла кончики пальцев, отдаваясь аж в локтевых суставах. Это хорошо, вообще-то, что он не видит, что Шалаев делает с его руками. Хотя и так ясно, что сорвал два ногтя... Сейчас будет кислота... Опять провал – и ледяная вода в лицо. Перед глазами – багровый туман. Вернулся Белый, но в его сторону даже не смотрел.

– Эй, колченогий, а хочешь, я тебе песенку спою? – уже с хрипотцой, оскалившись от разъедающей боли, поинтересовался Корсар. – "Ковыляй потихонечку, а меня позабудь. Заживут твои ноженьки, проживешь как-нибудь". Тебе перечислить всех баб, которые до отсидки тебя терпели, а после такое вот сказали? Я их всех знаю...

– Володя, давай ноги.

Шалаев оставил в покое кислоту. Развел в стороны ноги жертвы, под стулом связал щиколотки, так что Корсар вроде как верхом сидел. Затем пропустил веревку под коленями, сделал петлю, продел в нее отрезок трубы и методично начал крутить его, как ворот. Кости голеней между которыми находились две ножки стула, отреагировали сразу – тягучей болью, усиливающейся с каждым поворотом трубы.

Сколько это продолжалось, он уже не помнил. Сил на издевательства уже не было, однако не позволял себе даже застонать. Какое счастье, что Хромой не догадался наркотики использовать... Вот с ними бороться куда сложней, чем с болью... Он терял сознание, его приводили в чувство водой и паяльником попеременно. На руках не осталось ни единой целой косточки. Сорваны все ногти на руках и ногах. Шалаев, подражая шефу-садисту, предложил "обрезание" без наркоза, поэтапное – до самого лобка. Хромому идея понравилась, Белый возражал – но кто ж его мнение учитывает? А Корсару, по-хорошему, было все равно. Какая разница, полностью укомплектованным гнить или по частям?

Экзекуцию прервал телефонный звонок. Корсар, получивший передышку, повис на веревках. На человека это истерзанное тело уже походило мало кусок мяса.

– Да? – сказал Хромой в микрофон. – Да, здравствуй... Нет, с Корсаром беседую... Все нормально?... Ладно, сейчас от него избавлюсь и поеду.

Убрал мобильный, с явным сожалением пнул Корсара.

– Везет тебе, сволочь. Времени у меня все-таки маловато, а то я бы тебя тут разделал на вырезку. Володя, отвяжи его и сунь в багажник "Волги". Этих, – показал на трупы женщин, – пока в подвал, потом разделаешь и раскидаешь по помойкам. Пусть менты "расчлененку" на маньяков валят.

– Может, его сначала того...? – уточнил Шалаев, потянувшись за пистолетом.

– Обойдется. И без пули на дно пойдет как миленький.

Его везут топить, понял Корсар. Действительность с трудом пробивалась сквозь кровавый туман дурноты. Шалаев с Рустамовым отвязали его от стула, тут же заломили руки назад, пятки подтянули к спине и связали с удавкой на шее. Бросили во вместительный багажник, как мешок с картошкой, заперли, чтобы не вывалился по дороге...

...Весь путь он проделал в полузабытьи. Дышать было нечем, колеса, подпрыгивавшие на ухабах, причиняли дикую боль... Ехали долго. А может, ему это только показалось – находясь на грани потери сознания, трудно засекать время.

В багажнике валялся какой-то металлический хлам, охотно впивавшийся в бока при каждом движении. И в какой-то момент Корсар поймал себя на том, что пытается перетереть веревки. Вот что значит выучка... Стремление любой ценой освободиться вызывает рефлекторные действия, не требующие сознательной оценки. Может, так и лучше, потому что рассудком Корсар прекрасно понимал – это ничего не даст. Если и развяжется, то это вовремя заметят – и не преминут скрутить заново, понадежней.

Машина остановилась. Крышка багажника откинулась; снаружи царила ночь. Шалаев и Рустамов выволокли беспомощную жертву. С трудом сориентировавшись, Корсар понял, что они на мосту. Где-то далеко внизу вода... Согнувшись и пыхтя от напряжения, Шалаев приволок заранее приготовленный кусок рельса.

– Давай живей, – недовольно подгонял Хромой. – Не ровен час, мимо кто поедет...

В рельсе уже были просверлены отверстия – чтобы повесить груз на шею на манер кулона. Белый, нервно дымя сигаретой, наблюдал за процедурой. Когда толстый веревочный жгут обвил шею Корсара, заметил:

– Володя, ты неправильно вяжешь. Железка пришибет его еще в полете. Вы чего хотите? Утопить или сломать шею? Так проще было в гараже пристрелить... Да не так, дурень! Бля, человека утопить и то не в состоянии, на кой тебя Хромой еще держит... Рустамов, а ты куда лезешь? Уроды, сначала бы попрактиковались... Да не клади плотно к шее, сказал же! Ладонь подставь... Слушай, Рустамов, шел бы ты вообще отсюда. Ему же рельсом голову оторвет.

– Ну и что?

Не выдержал даже Хромой:

– А то, кретин, что всплывет быстро! Рельс на дно пойдет, голова в одну сторону поплывет, а туловище в другую. И как мне потом объяснять его смерть?

– Пусть Белый сам тогда и вяжет, раз умник! – огрызнулся Шалаев.

До Корсара не доходило, чего именно добивался Белый. И что он ему такого дурного сделал, если тот ему мучительной смерти желает? Умелые руки быстро затянули узел, проверили, не давит ли на артерии... Вот скотина.

– Все, – выдохнул Белый. – Давайте живей, я фары на дороге вижу.

Шалаев и Рустамов подтащили Корсара к краю. Поднатужившись, взвалили на парапет.

– Лети, орел! – ядовито напутствовал его Шалаев.

И с силой толкнул...

* * *

Они приехали поздно ночью. И к этому моменту Маронко уже успел на совесть подготовиться. Анну предупредил, что ей лучше лечь спать в летнем флигеле, а не в доме. И Славку с собой взять. Мужа лучше не тревожить предстоит работать всю ночь. Сам распорядился принести инструменты и переставил кодовый замок на двери кабинета на обратную сторону. Потом аккуратно прикрыл его куском кожаной обивки. Выполнил еще кое-какие нехитрые процедуры.

Гостей, ожидаемых с нетерпением и замиранием сердца, Маронко распорядился сразу проводить в его кабинет. И около часу ночи наконец раздались шаги в коридоре. Он встал, отошел от шахматной доски, вынул из ящика стола Сашкин кольт, заряженный под завязку. Эдик распахнул дверь, пропуская внутрь Хромого, Белого и Шалаева. Маронко кивнул ему:

– Спасибо. Эдик, захлопни дверь и иди вниз. Переключи все домашние телефонные линии на себя, меня ни для кого нет.

Для срочной связи можно и сотовым Хромого воспользоваться, не в падло... Когда раздался характерный щелчок сработавшего кодового замка – на который гости не обратили внимания – Маронко спросил:

– Где Света?

– Там же, где и остальные твои щенки, – грубо ответил Шалаев.

А хамить старшим нехорошо...

– Борис, заткни пасть своему шакалу. Я с тобой разговариваю, а не с ним, – безразличным тоном обронил Маронко.

И прежде, чем они успели опомниться, одной рукой схватил кольт, второй нажал одну-единственную кнопку... Над сейфом вспыхнуло табло. Вот теперь чаши весов в равновесии.

Хромой вякнул нечто невразумительное, но едкий ответ застрял в горле, когда он уловил суть действий бывшего шефа. Так и стоял, переводя взгляд с пистолета на табло. Шагнул к двери, осторожно, стараясь не спровоцировать выстрел, пошарил рукой в поисках ручки. Маронко зло рассмеялся:

– Бесполезно. Там кодовый замок. Восьмизначный код. На то, чтобы открывать замок методом подбора комбинаций, уйдет очень много времени. А запас его у тебя ограничен. Через три часа весь дом взлетит на воздух.

– Ты блефуешь, – неуверенно сказал Хромой.

– Думаешь? У меня в сейфе три с половиной килограмма тротила. Сашка позавчера с бутовского завода привез. Снаружи только часовой механизм и пусковое устройство. Отключить можно, но для этого требуется открыть сейф. А там двойной замок и сигнализация. Если при наборе ошибиться в двух знаках, он взорвется. Вместе с содержимым, разумеется. Так что отключить его могут только три человека – я, Саша и Миша. Никто больше код не знает. И притащить сюда мою жену, чтобы заставить меня сказать его, тоже нельзя для этого нужно выйти из кабинета.

– Послушай... – Хромой криво и заискивающе улыбнулся.

– Зачем? Я свои условия оговорил четко. Они не выполнены. Я знал, что так будет. Поэтому продумал следующий вариант. Мне жить осталось мало. И смерти я не боюсь. Я заманил вас троих в ловушку, чтобы сразу избавиться хоть от части мерзавцев. В том же сейфе находится взрывоустойчивая капсула, внутри которой – некое послание, где я весьма доходчиво изложил причины своего самоубийства. Доходчиво и правдиво. После моей смерти неминуемо начнется следствие, хотя бы для того, чтобы узнать, где я взял столько взрывчатки. Найдут капсулу... Сам понимаешь, тебя это уже волновать не будет нисколько. А вот твой непосредственный руководитель пострадает очень сильно. Не сомневаюсь, что он сквитается со мной, точнее, уже с моей памятью, ликвидировав заложников. Но если в довершение моей смерти погибнут еще Александр Матвеев с женой и Михаил Соколов, известные как владельцы концерна UMF, то история приобретет совершенно недопустимую огласку. Пресса, ФСБ и прочие удовольствия. Не говоря о том, что вы не знаете всех моих друзей. Кое-кому придется по вкусу идея стереть моих палачей – всех, включая тех, о ком ты даже не подозреваешь – с лица земли. Организация перестанет существовать вместе со мной. И все мои тайные и явные враги тоже. Так что, Борис, звони своему хозяину и докладывай обстановку. Времени у вас в обрез.

Хромой, хрустнув зубами от злости, вынужден был последовать "совету". Маронко невозмутимо сделал приглашающий жест Белому, показав на стул около своего стола.

– Толя, неси шахматную доску, скоротаем время ожидания.

Шалаев ощутимо вздрогнул. Белый, и без того похожий на свежевытащенного утопленника, сник окончательно. А в крысиных глазках Хромого мелькнула паника. Ох, как его пугала эта неестественная невозмутимость Ученого... Дозвонился сразу. Быстро доложил о создавшейся трудной ситуации, протянул трубку Маронко.

– Это что за номера? – грозно вопросил Ювелир.

– А ты полагал, что все гладко пройдет? Или что я в западне, и можно не учитывать мое мнение? Ошибаешься, ох, как ошибаешься! До самого конца, и еще долго после него ты будешь поступать так, как сейчас решу я. И будешь это знать, только изменить ничего не сможешь. А выход у тебя один немедленное самоубийство. Потому что за меня, Цезаря и Финиста мстить будут. И всех ты не перебьешь. Ты и не знаешь их, всех-то. А я не скажу, с откровенной издевкой произнес Маронко.

– Короче...

– Короче да в натуре, никаких переговоров я вести не буду до тех пор, пока Света не окажется в недосягаемости, это раз. Два – я должен абсолютно точно знать, где находятся Цезарь и Финист. Три – у меня должны быть гарантии их безопасности. Только после этого я отключу бомбу.

– Вот насчет бомбы ты явно блефуешь, – с ноткой неуверенности сказал Ювелир.

– Как раз наоборот. Мне терять нечего. В этом случае я сказал чистую правду.

– А где соврал? – с живейшим интересом спросил Ювелир.

– Тебе делать нефига, вот сиди и думай. Мне одно развлечение осталось – загадки тебе загадывать. Только думай быстрей, в твоем распоряжении осталось два часа сорок восемь... нет, уже сорок семь минут. Чао.

Вернул трубку Хромому, расставил фигуры на доске. Белый решил не изменять своей фамилии, но сделал это машинально – вряд ли он сейчас был способен отвлечься от ужасающей действительности.

– Ходи, Толя... Борис, я бы рекомендовал тебе не терять времени. За почти три часа ты вполне успеешь изложить мне твой план действий.

Хромой издал неопределенный звук, нечто среднее между возгласом удивления и хрюканьем. Белый, не выдержав, нервно расхохотался.

– Что это с вами? – осведомился Маронко.

– Сергей, честно говоря, трудно было предугадать такой поворот событий, – признался Белый. – Как-то даже в голову не приходило, что... Послушай, мы же, фактически, твои палачи! Да ну, это абсурд, ты ведешь себя так, будто ничего не произошло...

Маронко усмехнулся. Колючим взглядом впился в лицо Хромого, очень холодно произнес:

– Палачей ненавидеть не принято. Я считаю ниже своего достоинства размениваться на вас. Эту партию я играю не с вами. Ваша судьба и ваши эмоции меня совершенно не занимают.

– Бесполезно сейчас говорить о чем бы то ни было, – дрогнувшим голосом заявил Хромой. – Конечно, если ты не врешь насчет бомбы.

– Не вру. Кстати, ты сказал своим напарникам, на кого в действительности работаешь? Нет? Ну ладно, тогда мы с тобой попозже поговорим. Один на один. Так вот, твой шеф прекрасно понимает, что мне ничего не стоит осуществить любую из своих угроз. Поэтому выполнит мои условия. Я ничуть не сомневаюсь, что он позвонит максимум через полчаса. Толя, ты с перепугу вне правил играть начал?

Белый переставил пешку на одно поле назад. Наверное, даже не заметил, что за фигура у него в руках. Но сам факт игры без правил внезапно навел Маронко на весьма интересную мысль. Конечно, сначала он испробует все мыслимые варианты, чтобы избежать запланированного Ювелиром исхода. Но если умереть придется, тогда... Тогда он сделает именно то, чего Ювелир боится. Послание потомкам... Оставит прямо в присутствии Хромого. Вряд ли он поймет – никогда не увлекался шахматами. А Белый, если и заподозрит неладное... Белый промолчит.

Хромой сделал над собой невероятное усилие. Весь гонор с него слетел, как осенняя листва с деревьев. Он просто не мог понять, что происходит, и на всякий случай натянул привычную маску бригадира в оппозиции.

– Тебя интересуют мои планы? – с некоторым вызовом осведомился он.

– Сколько можно повторять – сначала текущая информация, затем ее анализ, и лишь потом – прикидки на будущее, – нудным тоном поправил Маронко. – Сколько лет в Организации, и все запомнить не можешь.

Хромой с явственным стуком захлопнул рот.

– Цезарь, Финист и девчонка в заложниках. Я с ними связи не имею, даже не знаю, где они. Корсар мертв...

Рука Белого чуть задрожала. Если бы нервы Маронко не находились в той степени напряжения, когда тихий шепот рвет уши хуже высокочастотного звука, он бы не заметил. Ага, Корсар. Что-то не так то ли с ним, то ли с его смертью. Белый намудрил-таки за спиной шефа.

– Надежно мертв. Часа два тому назад сбросили с моста в канал около Водников. С рельсом на шее.

Хромому явно доставляло удовольствие смакование подробностей гибели человека. Маронко спокойно перебил его:

– Что он сказал перед смертью? Ну говори, не бойся. Я должен знать, на какую информацию вы опираетесь.

Хромой молчал.

– Ничего он не сказал, – не выдержал Белый. – Бориса колченогим обозвал, предложил ему милостыню просить и песенку спел. Я не представляю себе, кем надо быть, чтобы петь песни, когда тебе ногти рвут.

В тоне прорвались чуждые нотки. Не то злость, не то боль.

– Надо быть Костей Корсаром, только и всего. Значит, его убили. А его жену и дочь?

– Тоже, – глухо ответил Белый. – Я сам и застрелил.

Надо полагать, чтобы избавить от пыток...

– Рустамов?

– Пока жив. Но ненадолго, потому что он мне больше не нужен, а знает до фига, – сказал Хромой.

– Единственное правильное решение, которое ты принял за последние дни, – проворчал Маронко. – Или оно тоже подсказано?

Ответить Хромой не успел – зазвонил телефон. Поднес ее к уху, тут же протянул Маронко. Ага, Ювелир понял, что дело может принять слишком серьезный оборот.

– Девчонка через полчаса будет в 1-ой Градской, – сухо сообщил он. Она симулировала угрозу выкидыша. Ты поговоришь с ней и с Цезарем. По телефону. Но с этого момента рядом с тобой и с девчонкой будет находиться кто-то из моих. При одном-единственном подозрительном движении или слове всех троих заложников расстреляют. То же самое произойдет, если Хромой не будет иметь возможности звонить через каждый час.

– Не пойдет.

– Что значит – не пойдет?

– Кажется, я упоминал о гарантиях безопасности? Их нет.

Ювелир помолчал.

– Черт бы тебя побрал, – сдался он. – Какие тебе нужны гарантии?

– Света из игры выбывает вообще. Никаких твоих людей рядом с ней не будет. Я сейчас отправлю к ней Анну и свою охрану. С ней самой я могу не разговаривать, если ты так опасаешься утечки информации. Мне позвонит Анна из больницы и скажет, в каком Света состоянии.

Ювелир долго думал. Вероятно, просчитывал возможность поднятия тревоги через Свету. В конце концов пришел к выводу, что она одна без Цезаря многого не добьется, а Ученый и так в курсе. И лишен возможности действовать.

– Идет, – согласился он. – Но насчет остальных твоих щенков – уж извини, никаких гарантий.

Маронко зло рассмеялся:

– Да, конечно. Мы ведь оба знаем, что ты и так не причинишь вреда, правильно? Цезарь тебе очень сильно нужен. Причем такой Цезарь, который тебе доверял бы. А я тебе могу подкинуть еще один повод поломать мозги. Все "ключи" от Организации – у него. Я сохранил за собой лишь формальное руководство, и уже сам не знаю, что Цезарь наворотил за три месяца своего владычества. Без него – никак не разобраться. Не говоря уже о том, что реквизиты всех счетов Организации известны только ему. Сразу предупреждаю пытать его бесполезно, боль он терпит хорошо. Вплоть до того, что его дважды оперировали практически без наркоза. Но ты ведь и не будешь его терзать, правда? Тебе совсем не нужна вражда с ним. Вот и я об этом знаю. Потому за Цезаря волнуюсь меньше всего.

– А за Финиста?

– Его ты не тронешь тем более. Хотя бы потому, что в крайнем случае вы с Падишахом сойдетесь именно на его кандидатуре. А что? Мозгов у него куда больше, чем у Хромого, бизнес потянет. Падишаха не оскорблял, к тебе относится с должным почтением. И управлять им несколько проще, чем бешеным Цезарем.

Ювелир выругался со смехом.

– Знаешь, я начинаю жалеть, что не задавил тебя раньше. Надо было прищемить тебе хвост, когда ты только начинал, а я уже был в силе. Тогда бы ты со своими мозгами пахал сейчас на меня.

– Тогда тебя сейчас черви уже съели бы, – "успокоил" Маронко. – Как это произошло со всеми, кто пытался наступить мне на горло. Так что не расстраивайся.

– Ладно, хватит трепаться. Отключай свою адскую машинку, и давай делом заниматься.

– Часовой механизм будет остановлен только после того, как я удостоверюсь в выполнении моих условий. То есть, когда мне доложат о том, что Света в безопасности.

– Какого черта время тогда тянешь? – возмутился Ювелир. – Сколько осталось?

– Два часа пятнадцать минут.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю