Текст книги "Беспредел по-русски (Цезарь - 3)"

Автор книги: Владислав Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

Потом Ваню "закрепили" за ним. Сергей шел гулять – и мальчишка с ним. Сидел дома и делал школьные уроки – а Ваня на старом страшно скрипевшем стуле складывал буковки в азбуке. И постепенно он сам привык к постоянному спутнику. Делился с ним мечтами, фантазиями... Ваня слушал его, раскрыв рот. И знал бы тот же Ювелир, кем всегда хотел стать Ученый... Тогда бы не удивлялся сейчас. Сережа Маронко видел себя следователем по особо важным делам или резидентом советской разведки в Японии. Или послом – карьера дипломата ему тоже нравилась. Но опять же – где-нибудь на востоке. В худшем случае – офицер Советской Армии. На китайской границе. Востоком он в ту пору просто бредил. И Ваня разделял его мечты. Вместе иногда фантазировали, как ловят бандитов или обманывают япошек.

Взрослея, Сергей не изменил маленькому спутнику. Подростки часто выясняют отношения между собой "улица на улицу" – и в своем дворе Сергей всегда был заводилой. Никогда не мог похвастаться высоким ростом или большой силой – но смелость города берет... В драке он был нешуточным противником. А Ваня забирался на дерево и оттуда подбадривал старшего друга – по малолетству до драк его не допускали.

А потом в жизнь Сергея вошла Леночка. Елена Троянская. Его одноклассница. Девочка, из-за которой передрались все старшие мальчишки не только их школы, но и двух соседних. Многие поздние знакомые Маронко по его редким рассказам представляли ее себе высокой красавицей, обязательно блондинкой... Была она маленькой, заметно ниже Сергея, пухленькой, рыжей, кудрявой и сероглазой. Но чем-то таким веяло от нее, что представители сильной половины человечества просто млели в ее присутствии, падали и сами собой в штабеля складывались. И страсти она будила не хуже гордой гречанки, в честь которой ее в школе и прозвали Троянской.

Маронко пал одним из первых. Забавно, что объясниться с ней поначалу даже не пытался – но усиленно гонял других претендентов. Выдал его друг детства Ванятка. Он к тому моменту уже пошел в школу. На переменке явился якобы к другу, моментально определил причину раздоров... Смело взял Леночку за руку, отвел в сторону от подруг. Сергей хорошо помнил тот момент. Он намеренно не смотрел в сторону девочек, надеясь, что таким образом сумеет скрыть пылавшие чувства. А тут – как ударили его. Внезапно обернулся – и сразу встретился с ней взглядом. Она не отвела глаз. Покраснела как рак, но смотрела – изумленно так...

Он с трудом дождался окончания уроков. Решительно подошел, с независимым видом взял ее портфель. Весь класс затих – более верного признака первой любви, чем попытка донести портфель, и не придумаешь. Из школы вышли молча. Ванятка ждал их внизу – по давно заведенному распорядку Сергей должен был отвести его домой. Но как быть? Леночка жила совсем в другой стороне... И хитрый Ваня Вихров тут же убедил Сергея, что мама обязательно просила их зайти взглянуть на новую экспозицию в музей. Леночка согласилась составить им компанию.

Это были сказочные дни. Маронко даже сорок лет спустя улыбался, вспоминая, как объяснялся в любви – гордо глядя в сторону... И как Леночка плакала, услышав эти слова. Ему и в голову не приходило, что такая красивая девочка с самого первого дня в их классе думала только о нем.

Повинуясь порыву, достал старый альбом с фотографиями. Вот они втроем ходили в парк, а вот – в цирк... Сергей, Лена и Ваня, маленький друг. На стол выскользнул незакрепленный снимок. А это уже сорок лет спустя... Он сам, Сашка и Миша с сыном на руках. В тот год, когда они оба уехали за границу, и сфотографировались. А ведь правда, Миша – его собственная копия, только значительно увеличенная в размерах. Бывают же такие совпадения...

Эх, Лена, Леночка, а ведь они могли быть твоими детьми. Кто знает, как сложилась бы жизнь, не встреться тогда тебе трое подонков... Возможно, на этом снимке Маронко стоял бы в мундире генерала милиции, будучи заслуженным оперативником уголовного розыска. Не исключено, что фоном для этого же снимка стали бы живописные японские горы, а все позирующие ради колорита обрядились бы в национальные костюмы... Лена хотела стать переводчиком. Вот и работали бы вместе – он посол, она переводчица... А Сашка с Мишей ходили бы заниматься каратэ к настоящему сэнсею... Руки сами собой сжались в кулаки. Господи, зачем ты отнимаешь самых дорогих людей...

Вот свадебная фотография. Зина Вихрова, помнится, плакала и опекала невесту, будто женила собственного сына, а не соседкиного. А Ванятка хотел пить, перепутал стаканы и вместо воды хватил несколько глотков водки... Ох, что он вытворял! Свадьбу играли во дворе, столы ставили на улице, и гости сами тащили угощение – времена такие, что никаких денег не хватило бы на приличный праздник, если устраивать его в одиночку. А так – на славу повеселились. И через две недели Сергей Маронко ушел служить в армию.

В чем-то его мечты сбылись, потому что попал он в погранвойска на Дальний Восток. Две награды принес... А Леночка его не дождалась. Приехал он на вокзал, удивился – не встречают. Добрался до дома – и увидел, как выносят гроб. В тот день для него закончилась прежняя жизнь. Совсем. Вот тогда он сделал первый шаг к тому, чтобы стать Ученым...

Он не плакал. Слез не было. И говорить не мог – горло окостенело от ненависти. Много лет спустя он сумел понять Артура Свиридова только потому, что сам пережил подобное. Артуру было тринадцать, когда погиб его отец... Сергей Маронко в двадцать один овдовел.

Все, весь двор знал, кто ее убил. Они не давали ей проходу с самого начала. Три друга, один из которых был сыном директора гастронома, да и остальные ему под стать. Сынки и в послевоенное время были сынками... В первое время они только глазели на Леночку, скалили зубы, окидывая недвусмысленно похотливыми взорами. Но не приближались – не та у ее мужа была репутация. Потом, мать рассказывала, всячески соблазняли и улещивали молодую женщину. Она даже перестала ходить в тот гастроном, которым заведовал отец одного из преследовавших ее типов. Негодяи поджидали ее на улице, подъезжали на "Победе", принадлежавшей чьему-то папаше. Какая роскошь – покататься на машине! Лена держалась. А потом... Никто так и не узнал, что произошло. То ли молодчики были пьяны, то ли момент был располагающий к наглости... И только Ваня Вихров видел, как ее затаскивали в машину.

Он поднял крик, побежал в милицию, к матери Сергея... Вечером пришел участковый и сообщил, что Ваня ошибся. Машина, якобы виденная им, весь день стояла в гараже, а молодые люди постоянно находились на виду и никак не могли быть причастны к исчезновению Лены. А она не пришла домой ни в этот, ни в последующие дни. Через неделю ее изуродованное тело выловили из Москвы-реки аж в Подмосковье.

Завели уголовное дело. У Вани даже свидетельские показания брать отказались – и маловат он, и алиби подозреваемых выглядело внушительно. Сергей взялся за дело сам.

Он нашел улики. Сумел пробраться в гараж, а в машине был кусочек ткани от платья Леночки. И алиби поломал. Пришел к следователю, рассказал – а тот его самого чуть не упек за решетку. За то, что без спроса в чужой гараж залез. Ох, как тогда Сергей взбесился... Следователем ему сразу расхотелось быть.

Выйдя из прокуратуры, некоторое время стоял, сунув руки в карманы. Ваня вертелся рядом. Потом Сергей зашел домой, взял деньги и поехал в одно "заветное" местечко. Ваня только рот раскрыл, увидев, как придирчиво его старший друг выбирает нож. Остановился на финке, не торгуясь, отсчитал деньги.

Получив нож, вышел на улицу, и, не глядя Ване в глаза, чужим голосом произнес: "Иди домой. Моей матери скажи, чтобы не ждала. Ни сегодня, ни потом. И запомни – наши с тобой дороги разошлись. Не порти себе жизнь, поддерживая дружбу со мной". Ваня притих, потом спросил: "Ты убьешь их?" Вопрос остался без ответа – и так все ясно. Опустив плечи, ссутулившись, Ваня побрел домой, а Сергей в спину ему добавил: "И заклинаю тебя – никогда не приходи работать в милицию. Куда угодно, хоть в КГБ – но не в милицию".

Ваня выполнил его последнюю просьбу. Именно в КГБ он и пошел. Как объяснил сорок лет спустя, только потому, что менты чекистов боялись...

Забавная штука – память. Сколько раз потом Маронко обращал внимание на эту странность – человек в минуты душевного волнения видит и запоминает события совсем иначе. Почему-то тот последний разговор с Ваней отложился как беседа посреди пустынной улицы в солнечный день. На самом деле они простились на Садовом кольце, и расходились под проливным дождем... Ваня, мужественно пряча слезы – в десять лет плакать не положено – ушел в одну сторону, а Сергей Маронко в другую. И разошлись тогда не только маршруты движения, но и жизненные пути – и также кардинально. Один стал офицером КГБ, второй – авторитетом преступного мира... Но каждый достиг своей цели, и в этом была общность. И через сорок лет пути их вновь сошлись в одной точке – в мафии. Вот и думай после этого, что есть мафия, если внутри этого образования офицер равен авторитету... Тонкая грань, в которой интересы государства и криминала становятся общими. Потому государство давит мелких бандитов и терпит мафию, что она – его оборотная сторона, неразлучная и неотделимая спутница, преисподняя при рае, ночь при дне, и убежище для отверженных при государственной машине. Мафия – не что иное, как зеркальное отражение государства.

А интересно, как бы выглядела действительность, опоздай он тогда? Или откажись от первоначального плана... Ведь наша жизнь – шахматы. От хода одной фигуры зависит исход всей партии. И в одном Сергей Маронко никогда не сомневался: он был из числа судьбоносных фигур. От того, как он поступит в пятьдесят четвертом, зависело существование многих людей в восемьдесят шестом году.

На миг он представил себе картину: позвонил в дверь, но ему не открыли. Никого нет дома. Он спустился вниз, подождал. Бесполезно. Вернулся домой и тут ему пришло в голову, что у преступления большой срок давности, что можно поступить иначе... И Сергей Маронко становится следователем по особо важным делам. В его руки правдами и неправдами попадает дело об убийстве молодой женщины тремя подонками. И уже никакие папаши не способны спасти сынков... Он расквитался. Отомстил. Но стрелочник-судьба уже перевела стрелки, и его локомотив летит в другую сторону.

В бараке одного из северных лагерей место на нарах, отведенное Ученому, занято другим человеком. И Владек Ольшевский ломается, потому что нет побратима, который поддержал бы его. Нет Ученого и нет Ювелира. Проходит некоторое количество лет – и не состоялась встреча Ученого и Лысого, положившая начало Организации. В Союзе нет мафии. Не родился тот гений, который ординарную банду дотянет до уровня оборотной стороны государственной машины. Криминалом правят жадность и зависть, и нет человека, который железной рукой остановил бы беспредел 91-го года, когда сорвавшиеся с цепи бандиты потеряли всякое человеческое подобие... Хотя не исключено, что не было бы и самой этой криминальной революции. Потому что кто ее устроил-то? Все тот же самый Сергей Иванович Маронко.

Нет Финиста – он окончательно опустился, растоптанный бродячим образом жизни. А может, сидит в тюрьме за воровство или убит. Но того Финиста, которого знают люди – не существует. Умер от голода на Павелецком вокзале Цезарь – он слишком гордый, чтобы просить подаяние, а воровать не умеет... Да, все было именно так. В свои семнадцать лет Сашка даже слова такого "криминал" – не ведал. Нет Ученого и нет беспредельщика Цезаря – и поднимается измайловский блок под руководством его тогдашнего лидера Пеликана. В нынешней истории его убили стажеры Цезаря, а в вероятной он мог занять место Ученого. Но мафию он создать не смог бы. А кто ее создаст?

Государство без мафии не бывает. Что такое законы? Это лишь правила жизни, и весьма условные правила, которые удобны большинству. Но при этом всегда найдется малая горстка недовольных, которых не устраивает жизнь по общему распорядку – потому что при существующем порядке они оказываются внизу иерархической лестницы, а амбиции требуют власти... Вот она, движущая сила криминала. Тщеславие, властолюбие, амбиции. Иногда невостребованность. А алчность движет только самыми низшими, у которых мозгов на большее не хватает.

Недовольные, невзирая на амбиции, могут обойтись без конкретного государства, но не выйти за рамки законов существования социума. А эти законы диктуют свои правила. Человек – животное общественное, говорят они. Даже недовольный обществом человек. И чтобы удовлетворить свои амбиции, человек собирает вокруг себя общество из таких же недовольных, а затем на этой основе строит, опять-таки, государство! Другое, альтернативное, с удобными уже ему правилами-законами, но государство! И тут он чувствует себя на своем месте, здесь он уважаемый и почитаемый, он получает все, к чему стремился – сознательно и подсознательно. А чтобы окончательно умаслить свое самолюбие и в собственных глазах выглядеть получше, он в пику обидевшему ему государству называет свое творение убежищем. Скажем, от жестоких и бесчеловечных законов. И бросает клич – идите ко мне, люди, я куда более справедлив, честен и благороден! У меня все получат исполнение желаний! Мое убежище дает приют всем отверженным! Здесь каждый найдет свое место! И люди идут, потому что человек так устроен – он всегда чем-то недоволен, ему постоянно кажется, что ему чего-то недодали, обделили и вообще обошли. Вот так и рождается мафия, которая не зря переводится с итальянского как "убежище". Государство в государстве, над государством или вне государства. Это как кому больше нравится.

И если бы мафию не создал Ученый, она родилась бы под эгидой другого человека. Так или иначе. Природа не терпит пустоты, и уготованная для мафии ниша была бы занята ею же. В тишине кабинета внезапно раздался смех горький, издевательский. А ведь выходит, что все это было неизбежно... В каком бы он ни был качестве, все равно пришел бы к этому же финалу. У Маронко потребность во власти была развита настолько сильно, что законы государства очень быстро стали бы тесны для него. И он принялся бы сначала сочинять, а затем и применять свои... Да, тогда русская мафия управлялась бы бывшими офицерами. Сейчас ею правит Ученый – а повернись его путь иначе, во главе русской мафии стоял бы, скажем, генерал Маронко.

Все повторилось бы. Государство нельзя построить, опираясь на слабых духом помощников. А сильные обычно норовят сыграть свою игру. Организация прошла бы те же самые этапы своего развития. Сначала все ее лидеры действуют вместе, потому что от их спаянности зависит будущее пока что неоперившегося птенца. Не имеет значения разница в характерах, и недостатки, а порой и пороки прощаются теми, кто идет плечом к плечу. Потому что у них общая цель и внешние враги.

Сначала становление, когда в соратниках оказывается кто угодно вплоть до откровенных подлецов. Это неважно. Затем – подъем, когда происходит первый отсев. Самые большие негодяи уходят – им нечего делать в большой политике, где нет места крайностям. Политик не должен быть ангелом и негодяем, потому что крайности предполагают ограниченность. У власти остается лишь тот, кто умеет легко приспосабливаться к меняющимся условиям. Третий этап – борьба с внешними врагами. Империя растет, набирает силу, и опять никто не придирается к соратникам. Личные проблемы можно решить потом, когда не останется иных дел. Когда наступит покой, когда исчезнет риск, что твое государство, ослабленное внутренними распрями, падет жертвой более молодого и спаянного врага. И вот, когда мафия более не имеет внешних помех, начинается самое страшное. Дележ шкуры уже убитого медведя. Вот тут все соратники превращаются в заклятых врагов. Припоминаются давние свары, отложенные до лучших времен. Пришло время платить по счетам. Империя пожирает сама себя, уже никто не вспоминает общую цель – зачем, когда она достигнута? Каждый понимает, что остервенелой дракой за власть подрывает силу империи, но нет никаких сил отказаться. Потому что приз неограниченная власть в государстве, которое живет по удобным только тебе законам.

И в конечном итоге остается один. Самый хитрый и коварный. Самый умный и расчетливый. Самый жестокий. И самый большой негодяй – потому что для достижения заветной цели ему необходимо избавиться не только от явных врагов, но и зачастую от друзей, которые впоследствии могут пойти против тебя.

Это было неизбежно. Каким бы путем Маронко ни пошел – он оказался бы вынужденным отстаивать свою власть. Хотя если бы он выбрал карьеру офицера, интрига выглядела бы куда изящней и элегантней, чем то, что он в результате получил. Получил, в тот злополучный день приехав по адресу Любки Варнаковой.

Родись она в прошлом веке, ее судьба сложилась бы иначе. Стала бы шлюхой, скопила денег и открыла собственный публичный дом. Бывают женщины, которые для этого и рождены. Любка ничуть не стеснялась собственного призвания – ну что поделать, если от природы ночная бабочка. Удивительно простодушная особа. Конечно, при советской власти секс в нашей стране исчез, но Любка об этом не подозревала. Поэтому вела распутный образ жизни. Днем работала на какой-то фабрике – не работать нельзя, можно в тюрьму угодить за тунеядство – вечером и ночью предавалась, как она это называла, красивой жизни. Вино, цветы и мужчины. О том, что для счастья некоторым требуется что-то еще, не задумывалась.

Расставшись с Ваней Вихровым, Сергей пошел к ней. Не для того, конечно, чтобы в ее жарких объятиях найти утешение, упаси Господи. Нет. Любка знала все о сынках влиятельных папаш, ибо эти молодые наглые кобели как раз и составляли основной контингент ее почитателей. А где еще они могли вкусить все радости жизни – тогда еще не в ходу было слово "оттягиваться" – как не в обществе веселой Любки? И Сергей надеялся, что она подскажет, как найти тех подонков, что убили его жену. Ему даже в голову не приходило, что Любка может отказаться, или обмануть – нет, казалось, что она тут же придет на помощь, стоит лишь попросить.

Судьба распорядилась иначе. Он позвонил в дверь, открыла Любка принарядившаяся, слегка навеселе. И вдруг побледнела, уставившись на него, глаза стали круглыми, попыталась захлопнуть дверь перед его носом. Сергей легко отстранил ее, вошел... И в комнате увидел их. Всех троих. Продолжающих прожигать жизнь после того, как отправили на тот свет невинное существо.

Никаких предварительных бесед не было. Любка заорала дурным голосом, а на шее у нее Сергей увидел украшение – и холодное бешенство затмило рассудок. Эту цепочку он подарил Лене на свадьбу. И только сейчас вспомнил, что так и не видел ее больше. Значит, кто-то из подонков сделал подношение шлюхе... Ближайший "сынок" поднялся из-за стола, угрожающе навис над Сергеем, пьяно выкатив налитые кровью глаза... И тут же упал. А Сергей отступил назад, с усилием выдернув финку из его начавшего расплываться тела. Второй швырнул в него бутылку, но промахнулся. Правда, меткость изменила и Сергею – нож по рукоятку погрузился в бедро, а не в брюхо.

От оглушительных Любкиных воплей звенело в ушах. Третий подонок удрал на кухню, но Сергей настиг его. Тогда он очертя голову сиганул в окно. С третьего этажа. А ведь тогда дома строили не так, потолки не нависали как крышка гроба, и до земли ему лететь пришлось прилично. Однако выжил. Глянув на него сверху, Сергей как-то разом остыл. Мог вернуться в комнату и добить раненого, но вместо этого прошел мимо содрогающейся в истерике Любки, спустился вниз по лестнице, по-прежнему сжимая в руке окровавленный нож... И пошел в прокуратуру. Отвечать за содеянное.

Дальнейшее сливалось в памяти, как один бесконечный трудный сон. Честно говоря, он все-таки не ожидал такого. Знал, конечно, что его посадят – но не думал, что эта процедура превратит его в отбросы. Оказалось, что месть – это чуть ли не самой ужасный из пороков. За изнасилование меньше давали, а о воровстве и речи нет. Правда, то новое, "альтернативное", общество, в котором он оказался, мыслило иными категориями. Природная гордость – все-таки его мать была дворянкой – не позволила опуститься или терпеть унижение. В камере Сергея Маронко уважали. И каждый из бывалых зэков кивал головой – да, надо было убивать. Но с двумя оговорками: не одного, а всех, и не столь явно. Конечно, надо уметь держать ответ за содеянное, но терять двенадцать лет собственной жизни из-за этих подонков?!

На суд пришли все знакомые и соседи. Все до единого. Но напрасным делом было бы ждать одобрения от этих людей. Хотя Сергей вырос на их глазах, хотя они все гуляли на его свадьбе – сейчас в глазах светилась ненависть. Он стал изгоем. Он преступил их закон. И шептались старухи: "Дворянский недоносок", намекая на происхождение его матери. Да и чего еще ждать в середине столетия в Союзе?! Власть коммунистов, которые не так давно были такими же отбросами... Они клеймили его не за то, что он убил человека. Не-ет, это звучали отголоски той ненависти, которую их отцы и матери питали к сословию его бабушки. И в этом государстве не было места потомках прежних привилегированных каст. Так бывает всегда, это закон социума, но как же обидно сознавать, что ты плох уже потому, что твои родители при прежней власти были хороши...

Вихровы тоже пришли. И они единственные сели рядом с его матерью. Маронко ни разу не посмотрел в сторону соседей, но знал: Зина плачет, сочувствуя не столько ему, сколько его матери. А Ваня сидит набычившись, глядя в пол, но каждый звук этого судебного заседания каленым железом входит в его память... Никогда он уже не забудет этого – как дворовые шавки рвут показавшего незащищенное место волка...

Он не просил снисхождения у суда. Стоял с высоко поднятой головой. Тюрьма не сломала его, и не могла сломать – не та кровь текла в его жилах, не так он был устроен. Везде и всюду он оставался самим собой. Маронко так и не произнес слов, с замиранием сердца ожидаемых всеми – что раскаивается в содеянном. Это неправда. Своей вины он не чувствовал. Убитый не был человеком. И закон, защищавший его жизнь, не подходил его убийце.

Только один раз Зина Вихрова написала ему в лагерь. Обычное письмо, с нотками некоторой вины – она по-христиански брала на себя часть грехов, совершенных другими. Ванька прекрасно учился, матери не перечил ни в чем, только слишком замкнутым стал. И с фотографией Маронко не расстается – с той, где они снялись втроем около цирка. Лена, Сергей и Ваня... Это письмо он выучил наизусть. Потом вышел за барак, закурил. Спичкой поджег край мелко исписанного листка. И смотрел, как прозрачно-желтые язычки лижут потрескивающую бумагу, оставляя за собой черный пепел. Отвечать не стал это письмо из его прошлого, того, которое сгорело в день смерти его жены. Тот Сережа Маронко умер вместе с ней. А новый, другой уже не желает возвращаться в мир, чуждый ему. Он построит свой...

Но Зина и не подумала уходить из его жизни. Они встретились в день, когда он после двенадцатилетней отсидки вернулся в Москву. Уже умерла его бабушка, а мама стала похожа на старуху-староверку. Зина влетела в их комнату, как дуновение свежего ветра – сильная, красивая... Ей тогда было чуть больше сорока, а выглядела и того моложе. Сергей после всех испытаний казался ее ровесником. И первое, что она сказала, когда они остались вдвоем, было: "Сергей, тебе нельзя здесь жить".

Ему и самому это было известно лучше многих. Тогда уголовников после тюрьмы вновь в Москве не прописывали. Думал уехать в дальнее Подмосковье, а мать оставить на прежнем месте. Но Зина предложила иной вариант. Ее нынешний друг жизни – вырастив сына, она вплотную занялась собственной личной жизнью – мог помочь с пропиской где-нибудь на окраине. Скажем, в Беляево.

В лагере он привык рассчитывать только на собственные силы и от помощи поначалу отказался. Зина уговорила его – сказав, что он просто обязан прислушаться к ее словам ради матери. Далеко не молодая женщина вряд ли сможет и дальше терпеливо сносить злые языки соседей. Лучше уехать в другой район, где их никто не знает, и там попробовать начать жизнь заново.

Конечно, она была права. И Маронко согласился. Через полгода он с матерью уже жил в однокомнатной квартирке в Беляево, работал на мебельной фабрике и старался избегать близкого знакомства с соседями... А Ваньку он так и не увидел. Спросил у Зины, как он, она покачала головой: "Учится. И в таком месте, что я сама даже не знаю, хорошо это или плохо, что он туда попал... Поступить невероятно сложно, туда просто так не берут, и он сам не верил, что его возьмут. Взять-то взяли, но достаточно одного доноса о неподобающем поведении – и его выгонят". Маронко понял. Друг детства был накрепко привязан к госбезопасности. И не стал даже привет передавать – не из-за того, что питал какую-то неприязнь к органам. Просто Ваня остался там, в далеком прошлом. Не имело смысла тратить силы на попытки возобновить старую дружбу. Они совершенно разные люди. И цели их противоположны. Ване предстоит бороться именно с творением ума Маронко.

Жизнь сложилась так, что ни разу за сорок лет встретиться с Вихровым не довелось. А дружба – сохранилась. Маронко как-то на улице заступился за женщину, на которую навалилась стайка мелкой шпаны – и узнал Зину Вихрову. Потом у нее из музея украли редчайшую икону – он нашел за сутки, еще и тревога-то не поднялась. Ваня в долгу не оставался. Пару раз, попав в безвыходное положение, Маронко внезапно чувствовал некую незримую поддержку – и проблемы разрешались как по мановению волшебной палочки. Так и шли по жизни, играя роли ангелов-хранителей друг друга. И каждый раз, когда на помощь приходил Вихров, Маронко думал: эх, Ваня, а ведь когда-нибудь тебя с головой выдаст интерес к моей персоне. А работать ко мне ты не пойдешь, принципы у тебя не те, хотя я бы взял... Вот кого бы взял, так это тебя...

Да. Странная дружба. Раньше – почти взрослый мужчина и мальчик, который ходит за ним хвостиком. Затем – офицер КГБ и уголовный авторитет. Сорок лет не виделись, и все эти годы сохранялся какой-то необъяснимый контакт. Мысленный. Вихров по своим каналам следил за развитием Организации, нисколько этому не мешая – а Маронко потихоньку собирал справки о Вихрове.

Даже момент перевоплощения Ивана Вихрова в Дмитрия Кулагина Маронко сумел засечь. Правда, толком не знал, в связи с чем весь сыр-бор. О красной ртути слышал, но вплоть до недавнего времени не подозревал, что таинственное сырье имеет непосредственное отношение к Вихрову. Небольшой сюрприз вышел. Зато и Вихров был приятно удивлен оперативностью работы Организации. Не ожидал от бандитов такой прыти. Впрочем, сам потом и сказал, что назвать Сашку и Мишу бандитами у него лично язык бы не повернулся.

По-хорошему, те люди, с которыми Вихров работал сейчас, были такими же мафиози. Только пришедшими в крупный криминал с другой стороны – бывшие офицеры спецслужб, бывшие комсомольские и партработники из числа самых умных и хватких... Но методы у них мало отличались от тех, до которых Маронко все-таки дотянул свою Организацию, некогда бывшую банду.

Ювелир не так давно завел речь о том, что Цезарь будет нуждаться в серьезной опеке лет до тридцати. Не потому, что глупый. Наоборот. Слишком умный. А вот характер у него – невыдержанный. А думал ли Ученый, кто возьмет на себя заботу о его сыне? Рак – это, знаете ли, такая штука, что помереть можно в любую минуту. Как насчет того, чтобы подстраховаться сейчас? Цезарю совсем не помешает больше времени проводить в обществе Ювелира. Тогда у Маронко никаких левых мыслей не возникло, меньше всего он был склонен предполагать, что побратим давным-давно предал его. Отшутился: "Владек, если ты возьмешь Сашку под крыло, то я даже из могилу встану, чтобы разбить этот союз. Вам ни в коем случае нельзя объединяться. У вас обоих, как ты правильно заметил, не те характеры. Слишком увлекающиеся. Ты ж не сможешь удержать Сашку, если у него переклинит на чем-нибудь! Он же неуправляемый. Как втемяшит себе в голову какую-нибудь чушь – все, пиши пропало. Я справлялся с трудом. Он быстрей тебя под себя подгребет, чем ты его обуздаешь. Не хочу я такого позора на твою седую голову".

Нет, Ювелир Сашку не получит. Быстрей уж... А почему, собственно говоря, нет? Самый идеальный вариант. Вихров сам собирался с ним работать, так заодно и осадит при случае. В том, что Вихров это сможет, сомнений никаких... Дело за малым – договориться. А всякая возможность связи исключена. Ну, тут Ювелир, конечно, прокололся. По своим мозгам других судит. Это мы еще посмотрим, кто кого...

Дверь кабинета бесшумно раскрылась, вошла жена.

– Ты здесь? А что в темноте сидишь?

Маронко даже вздрогнул – сам не заметил, как сумерки наступили. Вот и день заканчивается... А Хромого, который должен был приехать через час после звонка Ювелиру, до сих пор нет. Что, спрашивается, сейчас врать жене?

– Ребят что-то нет, – задумчиво сказала Анна.

Как мысли читает. Маронко вздохнул:

– Анна, постарайся выслушать меня спокойно.

Разумеется, после таких слов любая женщина превратится в заведенную до отказа пружину.

– Что?... – выдохнула она. – Что с ними?

– Я пока сам не знаю, – удивительно ровно ответил он. – Скоро Борис приедет, он еще днем поехал на поиски. Пока ясно, что живы.

Она без сил опустилась на стул.

– С нашей семейной "профессией" такое исчезновение может означать не так уж и много событий. Либо смерть, либо арест. Поскольку первый вариант на данный момент уже исключен, я готовлюсь ко второму. Так, только без слез! Свете в любом случае ничего не грозит, отвечать будем мы.

На самом деле возможен и третий вариант. Похищение. Тот самый, который и имел место в действительности. Но о нем лучше не упоминать. Анна с трудом взяла себя в руки.

– Если ребята попали за решетку, туда же отправлюсь и я, – предупредил Маронко. – Хотя бы для того, чтобы взять на себя большую часть вины. Мне все равно мало осталось, а они избегнут расстрела. О материальной стороне твоей и Светиной жизни я загодя позаботился, так что у меня будет только одна просьба – Славку не бросайте. Мальчик и без матери, и без отца останется.

Жена торопливо закивала, быстро вытирая слезы. Маронко на миг заколебался – а может, рассказать ей правду? И тут же отказался от этой мысли. В доме есть лазутчик, и скорее всего, что Ювелир не врал. В свое время подбирали штат обслуги, отсекая тех, кто был связан с конкурирующими криминальными структурами – и с Хромым – или с органами. Ювелира за врага не считали. А сейчас искать стукача поздно. Если рассказывать что-то Анне, то только с условием, что спешка исключена. Сначала надо ликвидировать стукачей, а уж потом предпринимать какие-то шаги. Анна не сможет долго молчать. Обязательно выдаст себя. Что поделаешь, никогда его не тянуло к сильным женщинам, с которыми можно в разведку идти... Что Леночка, что Анна – обе беспомощные, опускающие руки при любой неудаче. Анна еще ничего, а Леночка напрочь терялась при попытке самостоятельно решить пустяковую проблему. Им требовался сильный мужчина, а он никогда не любил женщин с замашками генерала... Хотя Свету воспитал почему-то именно для руководящей роли. Но Сашка иной, ему с сильными женщинами интересно.