Текст книги "Беспредел по-русски (Цезарь - 3)"

Автор книги: Владислав Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)

Тот особнячок, что ему показали сегодня, понравился больше других. Милый такой домик, лес прямо за забором начинается, сад ухоженный. Да и планировка подходящая. Не мешало бы еще Ираиде взглянуть перед принятием окончательного решения...

С такими мыслями он и приехал домой. В аллейке за домом увидел няньку, толкавшую перед собой коляску с его сыном. Вышел из машины, направился к ней. Никогда не упускал лишней возможности взглянуть на малыша. Замечательного парня ему подарила Ираида... И копия он.

Сынок безмятежно спал. Нянька умильно улыбалась, поправляла одеяльце. Гончар вздохнул и пешком пошел к подъезду. На лавочке, как всегда, бабульки сплетничают – привычная картина. А дверь подъезда распахнута настежь, стоят ведра с белым раствором и суетятся люди в запачканной краской спецовке. Гончар недовольно поморщился – опять ремонт. Теперь в квартире двое суток краской вонять будет, а уж на лестнице и вовсе задохнуться можно... Надо уезжать отсюда.

В сопровождении двух телохранителей зашел в подъезд. Один из маляров аккуратно прикрыл дверь за ним...

– Аня-а-а! – по всему двору разнесся звенящий голос женщины с девятого этажа. – Иди домо-ой! – эхо двоило и троило ее слова. – Обеда-а-ать!

Девочка лет шести, копавшаяся в песочнице рядом с "бабкиной" лавочкой, послушно собрала свои формочки в пластмассовое ведро, сунула туда же совочек и вприпрыжку побежала в подъезд. Распахнула дверь...

Бабушки вскочили, как ужаленные. Перепуганный насмерть ребенок пулей вылетел из подъезда, понесся по улице, беспрестанно крича. Идущий навстречу мужчина схватил девочку, чтобы она не кинулась под машину, поднял на руки... Она отбивалась, лупила его ведром и совком, и кричала, кричала...

Не сразу решились бабульки войти в подъезд. Дождались двух молодых ребят, которым, судя по их виду, сам черт не брат. Однако заглядывали осторожно, на всякий случай оставляя возможность к немедленному отступлению. И, увидев причину страхов, попятились, лица исказились не то от отвращения, не от страха. На лестничных перилах, в рядок висели три тела. С выкаченными глазами и вываленными от удушья языками. Гончар и его два телохранителя...

Позже, когда приехала милиция, обнаружилось, что никакая организация не санкционировала начатый в подъезде ремонт. Да и маляров уж след простыл. Чердачный люк открыт, на чердаке валяется измазанная в побелке спецовка... И никто не обратил внимания, выходили ли в это время из соседних подъездов незнакомые мужчины. Все отвлеклись на крики девочки...

* * *

Жизнь в доме нормализовалась уже к девяти часам утра. Маронко вышел из своего добровольного заточения в кабинете, телефонные линии опять работали в привычном распорядке. Все знали, что Сашку и Мишу забрали менты, поэтому никого не удивляло, что за Маронко повсюду ходили Хромой, Шалаев или Белый – они "помогали" Ученому срочно решить "проблему".

Анна позвонила часов в десять, заявила, что с трудом удерживает дочь в больнице. Света рвалась домой – чувствовала, что происходит что-то страшное. Но Маронко меньше всего стремился приближать девушку, которую с таким трудом вывел из игры, к центру событий. Поэтому сам позвонил врачу и сделал то, что Света наверняка сочла бы подлянкой. Рассказал, что у нее слабое здоровье, что осенью она получила тяжелейшую травму, пережила клиническую смерть, и он, как отчим и свекор, очень волнуется за ее состояние. Врач проникся тревогой, обещал задержать ее минимум на несколько дней, пока на сто процентов не уверится, что стресс не оказал на организм матери и будущего ребенка губительного влияния.

Затем он позаботился о том, чтобы исключить из числа возможных жертв Славку, Мишиного сына. Его вместе с няней отвезли к второму деду – после смерти Ирины ее родители страшно раскаивались, что при жизни дочери держались в стороне. И всю недоданную ей любовь обратили на внука. Так что за судьбу мальчика Маронко мог не волноваться – родные, няня и два телохранителя служили хорошей гарантией его безопасности.

Убрав из эпицентра событий всех дорогих людей, Маронко несколько расслабился. Теперь под ударом остались только трое – Сашка, Миша и он сам. Но эти трое – не беспомощные женщины и дети, эти способны постоять за себя и умеют переносить любые лишения. В крайнем случае, если ничего другого не останется, можно застрелить Хромого и Шалаева, а потом выкупить ребят у прокурора. Та анаша, которую нашли в Сашкиной машине, потянет не так уж на много лет. Полгода, ну год от силы им придется провести за решеткой. Но столько они выдержат. Ювелир может устроить какую-нибудь пакость вроде пресс-хаты, но ведь люди смертны... Даже если они – воры в законе. Пуле все равно, в чьем черепе она найдет пристанище.

Однако пока он не спешил ни с какими решениями. Еще не все известно, можно только хуже сделать. Вызвал из Питера Шуру Слона и Арсения. Сообщил Вахо в Вологду, что его присутствие желательно в Москве. Позвонил Стефану, Эйфелю, ВДВ и Яковлеву, пригласив их на расширенный совет Организации, намеченный на завтра. Хромой пока занимался срочной ликвидацией верхушки измайловского блока, и поэтому за передвижениями и переговорами Маронко наблюдал в основном Белый.

В два часа дня явился сияющий Шалаев. Примчался в кабинет Маронко, где хозяин с Хромым и Белым пытался разобраться в путанице их собственной интриги, радостно объявил, что ликвидировал Гончара. Все прошло на "ура". Маронко только пожал плечами, представив, какой переполох поднялся в измайловском блоке. Остальных намеченных к умерщвлению жертв придется вылавливать по всему миру. Шалаев отчитался и понесся на охоту за Рокки.

– Немного не так надо было делать, – заметил Маронко. – Ладно, мертвых не воскресишь.

– Что тебе не понравилось? – возмутился Хромой. – Цезарь всю жизнь так работал – нагло, средь бела дня...

– Не стоило убивать столь явно. Равновесие шаткое, и в данном конкретном случае лучше было бы инсценировать несчастный случай. Какую-нибудь автокатастрофу или что-то в этом роде. У тебя были бы лишние сутки, в течение которых все бригадиры еще находились бы по своим местам. Меньше труда затратил бы. А теперь, помяни мое слово, того же Чуму тебе придется ловить за границей. А Аббат даже с Кипра еще не приехал.

– Аббатом занимаюсь я, – обронил Белый. – За ним закреплен человек. Аббат взял билет до Рима, там его уже ждут. Он мне за ту поездку в Мытищи ответит...

Робко звякнул телефон. И Маронко нутром почувствовал – звонит кто-то из безумно нужных людей. Взял трубку.

– Сергей?

А вот и ты, друг детства Ванятка... Проверим твою сообразительность.

– Вы ошиблись номером. Здесь такие не проживают, – спокойно ответил Маронко.

Вихров мгновенно изменил тон. Назвал номер, уточняя, туда ли он позвонил, куда хотел.

– Да, номер правильный. Но здесь таких нет. И никогда не было.

Тот все понял. Это следовало хотя бы из того, что сразу положил трубку, не задавая вопросов и не извиняясь за лишнее беспокойство. А сейчас непременно позвонит Ювелир – выяснять подробности, он же прослушивает линию. Маронко с независимым видом повернулся к Хромому, но ничего сказать не успел: Ювелир проявил запланированное беспокойство.

– Это что за номера? – с угрозой начал он.

– Ты о Гончаре? – невинным тоном осведомился Маронко. – Это к Хромому, его инициатива. Так ты вроде должен быть в курсе?

– Какого черта ты не стал разговаривать с мужиком?

– А что, это был твой посредник? Сам, что ли, не мог позвонить?

Ювелир начал злиться.

– Ты мне баки не забивай. Почему ты вообще отказался разговаривать с ним? Ему ж именно ты требовался, он тебя по имени назвал.

В первую секунду Маронко хотел отовраться как-нибудь. Потом подумал а с какой стати он должен изворачиваться и что-то лгать? Оправдывается только виноватый.

– Я тебе отчитываться по каждому своему шагу не обязан, – раздельно произнес он. – И не дергай меня из-за каждой ерунды. Твое время – после четырех часов завтрашнего дня, а до того момента оставь меня в покое! У меня других дел полно.

И раздраженно бросил трубку. Ювелир тут же перезвонил – терпеть не мог, когда последнее слово не за ним оставалось.

– Слушай сюда, мразь, – прошипел он. – Если ты, выблядок, подал условный сигнал, учти – твоих щенков расстреляют прямо в ментовке вместе с ментами. А твою суконку драную вместе с ее ублюдочной дочерью взорвут к чертовой матери. Пусть мне даже для этого придется раскатить по камешку всю больницу. Запомнил? Хорошо? Или повторить?

– Ты все сказал?

– Нет, не все. Я приготовил тебе подарочек и на случай "завещания". Если ты подохнешь – а ты в любом случае подохнешь – и через какое-то время, все равно, какое, хоть через год, твои щенки докопаются до правды... Банкира Логинова помнишь? Ну да, того самого, которого вы так удачно похоронили. Он жив, к твоему сведению.

– Да что ты такое говоришь, – без всякого выражения произнес Маронко. – Я не знал.

А Ювелир так и не допер, как именно "похоронили" Логинова...

– Теперь будешь знать. Так вот, как только твои щенки навострят зубы навести свои порядки, Логинов действительно умрет. Вместе со своей сучкой. Девку я пока оставлю, она мне со своим наследством пригодится. К Логинову я еще пару-тройку трупов добавлю, а затем, пока они еще теплые, туда под белы рученьки приведут твоих воспитанничков. И я заранее просчитаю все детали, чтобы никаких сомнений ни у кого не оставалось. Сколько лет они получат? Пятнадцать – минимум. И жалеть да беречь их мне без мазы. Цезарь мне нужен, пока он слепо верит. А прозревшего его лучше замочить. Что и будет сделано, едва он окажется в зоне. Помни об этом...

Маронко положил трубку. Тут же позвонил в диспетчерскую и распорядился внести домашний и мобильный номера Ювелира в "черный список" до четырех часов утра. По всем четырем телефонным линиям, проведенным на территории особняка. Надоел... Но Ювелир не мог угомониться. Настырно зазвонил мобильный Хромого.

– Борис, выйди в коридор и объясни человеку, что мы сейчас слишком заняты для того, чтобы тратить время на пустой треп, – устало сказал Маронко. – Мы и так вынуждены отказаться от сна, чтобы все успеть.

На Хромого сильно подействовал утренний разговор один на один. На замечания Маронко реагировал болезненно, хорохорился и топорщился, но, похоже, понял, что Ювелир его подставляет. И потихоньку делал первые шаги к тому, чтобы разыграть собственную партию внутри общей интриги. Так всегда бывает – пока в пути, собаки в упряжке тянут дружно. А на остановках грызутся между собой за самый большой кусок, и не думают, что завтра опять тянуть нарты всем вместе... И если кто-то вдруг помрет с голоду, то остальным придется смириться с увеличившейся нагрузкой. Но на привале никто не помнит о трудностях. Все живут одним днем, одной минутой...

* * *

Оттянуться в сауне – святое дело, как полагал Рокки. И к подготовке процесса всегда относился со всем усердием. Экспериментальным путем определил место и вот уже год катался только туда. Проверенный банщик, отличное помещение, все условия для полноценного отдыха... О компании приходилось заботиться самому.

Обычно ездили вчетвером с самыми близкими друзьями. И, разумеется, брали девочек самой высшей категории. Была одна такая "школа фотомоделей", где за умеренную цену можно было выбрать все, что душе угодно. Девочки ласковые, умели все, и ублажить могли самого требовательного клиента.

Сегодня там появилась новенькая. Рыжая, и чем-то похожа на Оксану. Рокки, не задумываясь, ткнул пальцем в нее. "Мадам" осторожно заметила, что эта птичка стоит больше остальных – пользуется повышенным спросом. Рокки только усмехнулся, вспомнив, что собирался платить Чуме за его куклу пять штук грина всего-то за одну ночь... А уж триста баксов его ничуть не пугали.

Один раз он ее поимел прямо в машине, по дороге в сауну. Ребята отвернулись, а девочка – профессионалка, стыдливость отсутствует по определению. Неудобно было – в тесноте-то, но напряжение сняла мастерски. Понравилось. И Рокки уже представлял, как и сколько раз будет "делать" ее, когда они окажутся в комфортной сауне... Девочка не возражала.

Сначала, как водится, поплавали, слегка попарились. Выпили, на душе стало легко и приятно. Рокки ловил себя на ощущении, что суточное заключение в подвале особняка Цезаря оставило воспоминание как о всамделишном тюремном заключении. И он сейчас – вроде как бывалый вор, недавно откинувшийся и активно восстанавливающий силы...

Телефонный звонок заставил банщика подпрыгнуть на месте. Схватил трубку, воровато оглянулся – не видит ли кто, что ему позвонили? Голос в трубке осведомился: "Догнались?" Банщик торопливо шепнул: "Да, уже в кондиции". "Через пять минут будем", – пообещал голос.

Они приехали даже раньше. Банщик, сидевший как на иголках, услышал шум мотора на стоянке перед сауной и распахнул дверь перед визитерами. Шестеро, все в камуфлированной форме. В холле повытаскивали из-под курток автоматы, принялись деловито навинчивать глушители. Банщик подошел к старшему Володе Шалаеву.

– Ну, как договаривались? – неуверенно спросил он. – Мне бы сейчас бабки получить, да и смыться, чтоб в свидетели не записываться...

Шалаев окинул его равнодушным взглядом. Кивнул кому-то из своих. Тот полез за пазуху, но вместо пачки денег извлек... охотничий нож. Банщик даже вскрикнуть не успел, когда холодное лезвие раскромсало ему сердце...

А гости сауны уже действительно "догнались". Настала та стадия веселья, когда весь мир кажется окрашенным в розовые тона. Конечно, все были вооружены, но сейчас пушки валялись в стороне – неудобно с ними плавать да телок натягивать. И шесть пятнистых фигур, внезапно возникших в клубах пара на пороге, сначала показались массовой галлюцинацией.

Кто-то пьяно заржал, девочки завизжали и заметались в поисках надежного укрытия... Шесть автоматов против восьми безоружных, в том числе и четверых женщин – спасение невозможно. И через три минуты вода в бассейне окрасилась в насыщенный красный цвет, а ни одно голое тело не шевелилось... Шалаев сам прошел вдоль трупов, производя контрольные выстрелы...

* * *

Белый нервно ходил по кабинету. В доме установилась относительная тишина, Шалаев дремал в коридоре – Хромой не настолько доверял Белому, чтобы предоставить ему полную свободу действий. Выйти за дверь, не разбудив балбеса, было невозможно. Но гулять по дому никто и не стремился. Периодически одна из горничных приносила кофе, Шалаев приоткрывал один глаз, и тут же засыпал вновь. Он сегодня потрудился на славу – как же, от двух крупных авторитетов землю избавил. Завтра тоже трудный денек. Предстояло поймать скрывшегося Чуму – но Шалаев приблизительно знал, где тот отсиживается – и убрать еще нескольких авторитетов рангом пониже.

А пока он спал сном праведника, Белый рассказывал, как все было на самом деле. Он многого не знал, но для Маронко его слова дополнили мозаику почти до полной картины.

У каждого бригадира Организации существовала собственная разведка. Корсар с его мощной структурой, с каждым годом все сильней напоминавшей КГБ, стоял вроде как над всеми, и теоретически бригадиры должны были обращаться за информацией к нему. Но на деле его тревожили только по серьезным вопросам. А для мелочей держали штат своих агентов. Исключением был только Яковлев, границы полномочий которого проглядывались плохо. Скорее всего, через пару лет он стал бы заместителем Корсара, а впоследствии – его преемником.

Белого втянули в историю только из-за его разведки. Он не замахивался на большие проекты, разрабатывал только Хирурга – они кое в каких направлениях пересекались, и Белый совершенно не нуждался в конкуренте. В свое время Хромой уже однажды воспользовался его агентурой, чтобы найти подход к Хирургу – когда планировал слияние Организации и мытищинской группировки с расколом измайловского блока. План провалился благодаря вмешательству Цезаря, а Хромому понравилось пользоваться чужой разведкой.

В начале года Хромой начал всестороннюю обработку Белого. Намекал, что воры в законе недовольны поведением Ученого и его заметным креном в сторону легализации предприятий и сотрудничества с государственными структурами. А раз воры недовольны – жди передела. Этим надо воспользоваться. Затем он напомнил, что у Ученого – и, соответственно, Цезаря – есть претензии личного характера что к Хромому, что к Белому. Стоит лишь вспомнить регулярные бунты и попытки переворота. Когда появится головная боль с ворами, то Ученый быстро избавится от соперников внутри Организации, освободив себе руки, и спустит с цепи Цезаря – иначе ему не удержаться. Таким образом, он подвел Белого к мысли, что им не помешает заиметь собственный капитал. Таковой легко заработать на предложении некоего Визиря, который заказал партию красной ртути. Взять ее элементарно. Информация есть, стукачи тоже. Своими людьми рисковать не захотели, да и утечка информации могла произойти. Решили привлечь Аббата. Взять его людей, его самого каким-нибудь элегантным образом ликвидировать... Результат оказался плачевным.

Аббат догадался о подставе, когда Хирург потребовал, чтобы тот ни на минуту не покидал завод, куда должны были привезти пленников. Захотел, чтобы тот жил там, пока авантюра не увенчается успехом. Разумеется, хитрый толстяк все понял, но помешать не смог. Тогда он выдал координаты Белого наемной команде из Пензы – мол, хотите поймать Цезаря, вот вам куда боле красивый план. Берите Белого, Цезарь примчится его выручать. Тут вы его и повяжете. План понравился и был реализован. Белый практически потерял дочь.

Когда товар прибыл из Архангельска, им занимался Аббат. Хромому пришлось пообещать ему сорок процентов – за риск, иначе красная ртуть была бы безнадежно для него потеряна: тот грозился продать ее без посторонней помощи. А где хранил, узнали лишь намного позже. От Рокки. Оказалось, Аббат подбросил товар левому человеку, о котором точно знал, что он задолжал Рокки. Затем выкупил должника, через Чуму перепрятал товар в другое место... Пока Аббат юлил и торговался о своей доле, убили Ученого. И выглядело так, что не без помощи Аббата. Хромой бесился, а сделать ничего не мог. Только ужасался – ну как такое могло случиться, чтобы Аббат настолько свихнулся?! С этого момента находился в постоянном напряжении – к власти пришел Цезарь. И он же прибрал к рукам красную ртуть.

И вот тут Хромой понял, что его дела совсем плохи. Вмешательство Цезаря не предусматривалось. Человеческий фактор – вещь абсолютно непредсказуемая, но Хромой не учел его в принципе. Хотя должен был – ведь не зря они в свое время потратили столько усилий, чтобы отвлечь его от авантюры... А теперь приходилось следить за каждым словом и жестом, потому что Цезарь уловил связь между поездкой в Мытищи, похищением Логинова и красной ртутью. И на горячий след поставил не Яковлева – Корсара.

Белый перепугался настолько, что готов был пойти к Цезарю и повиниться. Ну, с такого рода проблемами Хромой бороться умел. Попросту украл Люду прямо из больницы, где ее готовили к операции, а отцу сообщил: будешь молчать, получишь обратно. Хромой ликвидировал бы Белого, но не мог обойтись без его помощи.

На некоторое время все замерло в неподвижности. Они ждали каких-либо действий со стороны Цезаря. У Хромого было два агента в его окружении. Один – Рустамов. Второго Белого не знал, но находился стукач где-то совсем близко. Однако ни один из них не смог сказать ничего дельного. Цезарь встречался с хозяином красной ртути – и эту личность никто не смог вычислить. Затем он в сопровождении Корсара ездил на переговоры с Визирем Хромой только посмеялся, сказав, что Цезарю подсунули марионетку.

Однако марионетка или нет, а товар у Цезаря – и он требовал выкуп. Платить не хотелось. Сверху пришло указание – Цезаря ликвидировать. Белый через своего человека – Олега – и Аббат приспособили для сего священного дела Чуму. Не получилось. Цезарь выжил да еще и "языка" прихватил.

Личность "языка" не вызывала у Белого ни малейшего доверия. Вроде бы обычный парень, молодой, неглупый. Единственный уцелевший из пензенской команды. Аббат пригрел его, потому что тот спас ему жизнь. И вот это обстоятельство здорово не нравилось Белому. Ну не должен был толстяк выжить! А потом, парень сам по себе оказался ларчиком с секретом. Слишком везучий. Попался Цезарю – тот его помиловал, запугав и заставив играть на своей стороне. Во время разборки в Мытищах парень опять выжил – и уволок с собой Аббата. Цезарю не без помощи паренька подложили бомбу – и опять он уцелел. Правда, не единственный. Кроме него, не пострадал агент Белого. Информация о покушении каким-то образом все-таки просочилась, Цезаря выволокли из машины, а Илья, парень Аббата, обвинил в неудаче Олега. Фактически, раскрыл его.

И все-таки странно было, что Цезарь, в покушениях на которого Илья участвовал дважды, не испытывал желания немедленно прикончить мерзавца. Вместо этого запер в подвале. А потом резко спятил Рокки, возомнивший себя подлинным хозяином красной ртути. Приехал на "Дачу", испортил забор, натворил бед... И вот тут к "беседам" с пленными подключился Корсар. Рокки он расспросил при всех, а потом вроде бы с его слов принялся за Илью. Пытать не пытал, сказал, что времени нет, но кто его знает, как оно было на самом деле? В ту же ночь состоялся еще один налет. Авторство определить не удалось никому. Хромой решил воспользоваться моментом выпытать у Хирурга место захоронения его "общака", и в это время Илья удрал и увел за собой Муравья и Рокки. Прибыв домой к Чуме, застал там Олега... Подробности Белый не знал, но труп Олега вскорости обнаружили на какой-то свалке в Марьино. А Рокки начал распространяться, что они – вдвоем с Ильей – подслушали весьма любопытные вещи. В частности, что Хромой крысятничает. И вот это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Хромого.

Ему тоже не понравился Илья. Странный какой-то, слишком спокойный и мудрый для своего возраста. Как будто шестидесятилетнему старику сделали пластическую операцию, превратившую его в юнца. И парень уже слишком многого нахватался, чтобы оставлять его в живых. Грызло его подозрение, что парень на Цезаря работает. Не может такого быть, чтобы простое везение! И распорядился ликвидировать Илью – якобы в виде мести за Олега. Аббат, пребывавший на Кипре, на следующий день доложил, что все устроил.

Потом внезапно пропал Николай, связной Визиря. И его охрана доложила, что весь вечер около дома крутился все тот же Илья Савельев. Вот тут Хромой понял – парень действительно лазутчик. Причем скорее всего не Яковлева, а Корсара. И с его подачи Цезарь вот-вот разгадает шараду, если уже не разгадал. Визирь придумал хитрый план. Он на несколько дней запирает Цезаря с Финистом за решетку, Хромой в это время убирает Корсара – Рустамов уверил, что Яковлев занимается другими направлениями и ровным счетом ничего не знает – ликвидирует всех лишних людей в измайловском блоке и вокруг него. Затем собирает совет Организации, объявляет, что Цезаря посадили и вполне законно берет верх. А после победы на "выборах" в виде жеста доброй воли "вызволяет" своего соперника из темницы.

Нейтрализацию Цезаря Визирь брал на себя. Нужно было лишь дождаться момента, чтобы он вышел за пределы особняка, то есть, до его частичного выздоровления после ранения. И в последний момент вдруг прошел слух, что Ученый жив, и им придется ликвидировать и его. Достаточно простой план превратился в уравнение из области высшей математики со многими неизвестными. Причем Визирь, сволочь, об этом знал – и не предупредил загодя...

Маронко слушал его, одновременно анализируя сказанное. Пункт первый Илья скорее всего жив, Аббат с какой-то целью не ликвидировал его. Пункт второй – никто так и не узнал о существовании Вани Вихрова, бывшего соседа Сергея Маронко. Никто не понял, почему хозяин красной ртути обратился за помощью именно к Ученому. Соответственно, не подозревает о наличии еще одной силы, способной повлиять на исход игры. И пункт третий – в голове не укладывалось, как эту идиотскую историю истолковать иным образом. Надо ведь подать существующие факты в свете предательства Корсара... А тут даже повода не придумать. Тем не менее, сочиненная версия должна быть настолько правдоподобна, чтобы ни Яковлев, ни – с его слов – Сашка ничего не заподозрили.

– Какие же вы глупцы, – вздохнул Маронко. – Воистину, нет врага хуже дурака. И что прикажете делать мне?

Белый опешил.

– Сергей, ты что, согласился с Визирем?! Ты... Но это же самоубийство...

– У меня нет другого выхода, – твердо и даже без особой грусти ответил Маронко.

– Да ты... Не-ет, ты так не сделаешь. Послушай, так нельзя, ты же еще не старый, не может быть, чтобы так легко... Ты не можешь согласиться.

– Почему?

– Ну ты что, хочешь умереть?

Маронко пристально на него посмотрел.

– Честно говоря, я давно устал от этой жизни. Толя, тебе никогда не приходило в голову, что для меня каждая прожитая минута – лишняя пытка?

Белый хлопал глазами. Многое, ох, многое мог бы рассказать ему Маронко, только зачем? Чтобы потрепаться? Ему слишком мало осталось, чтобы тратить время впустую.

Вся жизнь – с самых детских лет – пропитана болью. Первое ранение он получил, когда ему не было девяти. В 41-м. Фрицы подошли вплотную к Москве, и маленький Сережа удрал из дома, чтобы тоже воевать с ними. Обратно его доставили с куском железа в плече. Вылечили. Но боль он запомнил навсегда. Потом шли годы, наполненными муками душевными. Гибель отца и старшего брата, первая любовь – и опять страшная потеря... Лагерь. Вот тогда он на своей шкуре испытал, что такое садизм.

Аппендицит. Требуется немедленная операция. О помещении в нормальную больницу нечего и мечтать – он зэк, а не человек. Вызвали хирурга в лагерь. И начальник запретил давать наркоз... "Это убийца, – сказал он врачу. – И своих жертв резал без наркоза. Пусть на своей шкуре прочувствует, каково приходится человеку, когда его кромсают". И стоял рядом на протяжении всей операции. Маронко выдержал, ни разу не скрипнув зубами. А через два дня его отправили на работы – начальник рассудил, что зэков отправляют в зону на перевоспитание трудом, а не жирок нагуливать.

Он все вынес – тогда ему безумно хотелось жить. Через тридцать лет разыскал состарившегося начальника лагеря... Приехал не один – с Хромым, который тоже кровь сильно любил. Но наблюдать за казнью отказался, потому что сам садистом не был.

Освободившись, на некоторое время затих. А потом... В 78-м – ножевое ранение, через два года – еще одно. В 85-м его начинили радиоактивной картечью. В 88-м – удалили первую раковую опухоль... И вот уже восемь лет он – наполовину мертвец. Живет только на наркотиках. Три операции, длительные и мучительные курсы лечения. Только все это бесполезно, потому что рак неизлечим. Но – он жил, потому что видел смысл в собственном существовании. А если бы не это, давно бы уж гнили его кости на Хованском кладбище.

Но Белый его не понимал. Он здоров, не знает, что такое – засыпать и просыпаться с болью, терзающей твои внутренности.

– Сергей, ты не имеешь права так говорить, – продолжал он. – Ты слишком нужен, ты действительно нужен...

– Кому? – с горьким смехом перебил его Маронко. – Хромому? Или так называемому Визирю? Перестань, Толя...

Тот подкрался к двери на цыпочках, выглянул, проверяя, насколько крепко спит Шалаев. Затем подошел к Маронко, придвинул стул, уселся вплотную. В его глазах загорелся фанатический огонек.

– Так нельзя. Ты сдаешься, а можешь победить. Давай пойдем ва-банк? Да, это риск, я понимаю... Нужно замочить Шалаева и Хромого, а потом предъявить ультиматум Визирю. Он же без Хромого ничего не сможет сделать.

Не понравились Маронко такие речи. Натуральная провокация. Кажется, Ювелир не придумал иного способа разузнать побольше о потаенных ресурсах Ученого, кроме как подослать к нему такого вот "сочувствующего".

– Ошибаешься. Если бы это было так легко, я бы давно так и поступил. У Визиря очень большие возможности.

– Сергей, я же знаю – у тебя есть свои люди и на Петровке, и даже на Лубянке. Телефон прослушивается, так я свой мобильный потихоньку принесу. Позвони, пусть подключаются. В конце концов, ты же знаешь, кто такой Визирь. Наладь к нему того же ВДВ!

– Толя, пойми – все эти меры могут запоздать. У Визиря ребята, которых я воспитывал. И ради которых жил. Слишком велик риск, что я не успею, и они погибнут.

– Сергей, послушай, но ведь они не родные твои дети! Я понимаю, Света, она дочь твоей жены... Но она вне игры. А Цезарь... В конце концов, ты проживешь еще лет пять. Успеешь воспитать еще кого-нибудь.

– Ты хорошо понимаешь, что говоришь? Если бы я тебе сейчас сказал: "Толя, плюнь на свою дочь, она все равно никогда не станет нормальной", ты бы согласился со мной?

– Люда мне родная. А твои... Финист еще туда-сюда. А у Цезаря родной папаша имеется, которого он за дядю выдает.

– Хватит. Как бы то ни было, я не хочу получать лишний год ценой жизни двух молодых ребят, которых я сам же и вырастил. Не надо больше возвращаться к этой теме. Тебе на почве бессонницы всякая чушь в голову лезет. Вон, устраивайся на диване, я тоже подремлю. Может, на свежую голову что дельное придумаю...

Белый охотно воспользовался предложением, что укрепило Маронко в подозрениях о провокации. Тут же улегся в углу, подложил локоть под голову. Маронко вытянул ноги, расстегнул воротник рубашки, прикрыл воспаленные глаза.

– Сергей, и все же – так не бывает, чтобы не оставалось выхода.

– Я не стану рисковать ребятами, – поморщился Маронко.

– Может, ты и прав, – пробормотал Белый, засыпая.

Надо же, какая глупость иногда приходит в голову людям... Ну и что с того, что неродные? Будто от этого они становятся посторонними. Да за те девять лет, которые он мог считать себя неодиноким человеком, можно девять раз умереть...

С Мишей он встретился при трагикомических обстоятельствах. Дело было в середине 86-го года, десять лет назад. Маронко как раз обдумывал весьма любопытные мысли, в частности, что он не всегда будет бандитом. Когда-нибудь настанет такое время, и он забудет про кровь и грабеж, а будет считаться честным крупным предпринимателем... Решил, что не помешает заранее позаботиться о своей репутации. Поэтому принялся активно подчищать собственную биографию. В частности – скупать фальшивые накладные, по которым несколько лет сдавал товар из своих подпольных цехов в магазины.

Режим дня у него в то время был напряженный. И вышло так, что он назначил две встречи с промежутком в полчаса. Первую – с человеком, который выкрал часть документов из архивов магазинов. А после нее предстояло побеседовать со старым знакомым, обладавшим сомнительной репутацией. В его доме можно было наткнуться на кого угодно – от воровского сходняка до засады гэбэшников. Но поговорить требовалось.