Текст книги "Беспредел по-русски (Цезарь - 3)"

Автор книги: Владислав Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

Арсения тоже не было, зато никто не сомневался по поводу его местонахождения. Полчаса назад он звонил из Питера, пытался выяснить хоть какие-то достоверные подробности. Слухи уже и до Питера дошли...

Цезарь, Финист, ВДВ, Яковлев, Эйфель – все сгинули в Мытищах. Цезарь, по своему обыкновению, действовал скрытно, никого не уведомляя о планах и намерениях. Ночью сорвался и куда-то уехал. Прихватив больше сорока человек своих людей. Потом, около полудня, позвонил Эйфелю и вызвал его в Мытищи потребовал подкрепления. Все. Слон, побывавший в Мытищах, успел только узнать, что на одном из местных заброшенных по причине нерентабельности заводов утром произошла крупная разборка. Затем стрельба слышалась на северной окраине, постепенно сместившись все к тому же заводу. В три часа вспыхнули запасы горючих веществ на складах предприятия – завод только казался бесхозным. Пожарных никто не вызывал, поэтому они спохватились по собственной инициативе. Но даже подойти близко не смогли – там продолжалась перестрелка. Слон, чувствуя, что реально помочь не может, отступил, чтобы не привлекать внимания ментов. На выезде из города его настигли четыре "джипа" и нагло, средь бела дня, обстреляли. Слон, правда, за "словом" в карман не полез, приказав пальнуть из гранатомета. Хватило одного выстрела – передняя машина взлетела на воздух, остальные отстали. Итог – из пятнадцати человек Слона трое убиты и четверо ранены. О потерях противника известно не было. Но, наверное, кого-то убил – в той взорванной машине.

Рядом с Маронко расположился его побратим, Владислав Каземирович Ольшевский. Он же – вор в законе Ювелир. Единственный вор в России, суждения которого всегда учитывались бандитами новой формации. Его приговору в спорах подчинялись даже лидеры "черной дюжины". Его Маронко позвал специально – чтобы определить, кто начал войну. Кто из противников к силе оружия прибавит силу справедливости.

Люди избегали смотреть на Маронко. Цезарь и Финист. Два сына – и оба пропали в первый же день необъявленной войны. Выдержав первую стычку, сгорели во время второй. И каждый думал – каково это, потерять разом обоих сыновей?

Дверь бесшумно отворилась, Маронко с нескрываемой надеждой посмотрел на вошедшего. Костя Корсар, главный разведчик Организации. Собственно говоря, шеф разведки всего беляевского блока. Сегодня он, узнав о происходящем, сам поехал уточнять подробности. Отсутствовал с полудня. Пододвинув себе стул, вытряхнул из мятой пачки сигарету, поискал глазами пепельницу.

– Ничего сказать не могу. Ни хорошего, ни плохого. О том, что в Мытищах две разборки были, знаете? Первая с подачи Хирурга, вторая уже с участием людей Гончара. Удалось разыскать кое-кого из наших – после первой стычки Цезарь своих раненых по больницам отправил. Сам остался в городе, хотя тоже ранен. Троих, по-моему, потерял убитыми, и сколько-то там раненых. Прихватил Хирурга – живым – припрятал его, но где – секрет Цезаря. Вероятно, там же, где содержит вожака пензенской бригады. Тот тоже живой. После этого не спешил выбраться из Мытищ, занялся отловом руководства команды противника. В общем, вырезал группировку минимум на треть. За это время успела прибыть мощная группа измайловских. Встретила Цезаря на окраине, оттеснила на завод и подожгла склады. Я договорился с операми и побывал там, когда пламя сбили. Трупов много, но опознать никого нельзя. Все практически полностью сгорели. Так что выжил Цезарь или погиб – с уверенностью нельзя ничего утверждать. Да, Сергей, я привез жену Белого. Она в таком состоянии, что не может вспомнить адреса ни одного из родственников. А собственный дом у нее...

– Все правильно, – кивнул Маронко.

– Я ее твоей Анне с рук на руки сдал.

Дверь опять приоткрылась, затем распахнулась во всю ширину, пропуская Вахо и его помощника.

– Извините, мы только что с дороги, – объяснил он свой слегка встрепанный вид. Обвел всех собравшихся взглядом, удивился: – Случилось чего?

– Да вроде как воюем, – глухо пояснил Слон. – Только непонятно, за что и почему. У Гончара совсем крыша поехала, если он на такой беспредел пошел.

– Это не беспредел, а глупость. Беспредел – это когда Цезарю деньги нужны, он идет и берет их, плюнув на условности, – назидательным тоном сообщил Вахо. – Но второго Цезаря в России нет. Гончар просто обнаглел. Но это ненадолго. Вон, Цезаря с цепи спустить – на всю жизнь отобьет охоту за ствол хвататься.

Повисло молчание. Маронко вздохнул:

– Вахо, Саша сегодня не вернулся из Мытищ.

– То есть?

– Белого захватили в качестве заложника, отправился его выручать, никого не поставив в известность. А его там ждали. В результате – ни его, ни Белого. И вся его команда там осталась.

Вахо приоткрыл рот от изумления.

– Да не может быть! Что, действительно убит?

– Вероятнее всего.

Ох, какой ценой далось Маронко безразличное выражение лица при этих словах... Девять лет, а казалось – всю жизнь, долгих девять лет они всегда были рядом. Даже находясь за границей. Где бы они ни были, Маронко знал, что они живы и здоровы. И вот – ночью состоялся последний разговор.

Даже он не предполагал, что события будут развиваться с такой скоростью. В два часа Сашка с какой-то мальчишеской беспечностью объявил о переходе на военное положение. И тут же – что намерен ночевать в Ясенево, и вернуться вместе со Светкой только утром. Маронко решил, что уж этой-то ночью он никуда с места не стронется. Ан нет. Свету доставили его люди в половине пятого утра. Спокойную, усталую. От всех переживаний осталось только несколько синяков да жалобы, что после пробежки ноет бок. Ей Сашка сказал, что съездит, разберется с людьми, которые на них напали, и сразу назад. Куда поехал, на сколько времени – ничего этого она не знала.

Вот только тогда нехорошо защемило сердце. Но звонить кому-то из ясеневских на мобильный пока не спешил – мало ли, чем они могут в этот момент заниматься и в каком окружении находиться. А потом стало поздно искать их...

Маронко чувствовал себя старым. Очень старым, намного старше своих шестидесяти трех лет. И дряхлым. Совершенно бессильным. Он стар, измучен болезнью, он потерял ребят, которых и в мыслях привык считать своими собственными детьми. Ему хотелось только одного – уйти куда-нибудь, чтобы никто не беспокоил, не дергал и не ждал от него мгновенного и правильного решения. Какого решения? Воскресить Цезаря, чтоб он поубивал всех противников? Уйдите все, хотелось сказать. Уйдите и оставьте меня в покое. Сами принимайте решения, какие вам придут в голову, только меня больше не трогайте.

Всю жизнь он к чему-то стремился, всегда была какая-то конкретная цель. И вот – все рухнуло. Колоссальная власть, огромные деньги, а передать их некому. Остались только Светка и Анна. Так же, как десять лет назад, до появления Саши и Миши. Только сам он совсем состарился...

Усилием воли взял себя в руки. Эти люди, которые собрались в большом кабинете на третьем этаже его особняка, они еще не осознали всей серьезности ситуации. А все почему? Потому, что Ученый кажется спокойным и невозмутимым. Дай он сейчас волю себе хоть на секунду – и на каждого будто потолок обрушится. Тут до всех разом дойдет, что настал конец спокойной жизни, что для многих из них в ближайшие дни настанет конец любой жизни. И хорошей, и плохой. Вот тогда они забеспокоятся... Только ни к чему это. Чем спокойнее он проведет этот совет, тем быстрей они оставят его в покое.

– Восемь часов, – неестественно ровно произнес он. – Ждать дальше не имеет смысла. С обстановкой кое-как знакомы все, поэтому повторяться не стану. Какие будут предложения?

– Ехать в Мытищи или к Гончару, – буркнул Слон. – Если Цезаря не найдем – живым или мертвым – то хоть этим здоровья поубавим.

– Опрометчиво, – отверг Маронко. – Куда-то ехать можно только после детальной информации, предоставленной разведкой. И есть у меня подозрение, что в Мытищах делать попросту нечего, а Гончар снялся с привычных мест обитания и залег на дно. Он сделал первый шаг, и приготовился к нашему ответу.

Никто из них ничего дельного скажет, Маронко знал это абсолютно точно. Все "ключи" от Организации были у Цезаря – Маронко давно переложил большую часть работы на плечи энергичного сына. По существу, в Организации было два лидера. Цезарь не хотел воевать, но какие-то меры на случай аврала принимал. Какие – оставалось только гадать, потому что все данные он унес с собой. Им придется начинать с нуля. Два, три дня, а то и неделя пройдет, пока Корсар определится с тем, что они имеют. Слишком поздно...

– Я возвращаюсь на Кавказ, – решительно заявил Вахо. – Через две недели пойдет большая партия сырья. С учетом войны требуется иная организация доставки. Да и в Москву везти опасно. Сергей, может, в Екатеринбург?

Маронко это было безразлично. По хорошему, он собирался просто сложить с себя полномочия главы Организации. Деньги, власть – все это разом перестало его интересовать.

Дверь распахнулась, в кабинет ворвалась Анна.

– Сергей, где ключи от первого этажа?

– На месте, – удивился Маронко. – У Эдика на стенде.

– Нет там ничего, – Анна казалась растерянной и слегка разозленной. Она всегда была такой, если ее заставали врасплох. – И Эдика тоже нет. О господи, ну что ж то такое, в этом доме вечно ничего не найдешь... Ну что ты ждешь? Дай мне дубликаты, в конце концов!

Маронко спокойно встал, открыл маленький сейф в стене. Взял связку ключей, отдал жене.

– И в город кого-то надо послать, у нас столько белья нет, а на полу же их не положишь... – причитала Анна. – Врач нужен, и не один, с одеждой что-то делать... И все это – на ночь глядя!

– Что случилось? – спросил он.

– Саша привез сюда человек тридцать! И ты бы только посмотрел, в каком они виде...

Маронко быстро вышел в коридор и вытащил жену за собой. Паршивец, не мог позвонить, хоть сказать, что жив!... Вслед за ним выскочили Стефан и Слон. Спустившись на первый этаж, Маронко увидел жутковатую и, одновременно, -такую радующую глаз картину. В огромном холле первого этажа прямо на полу расселись люди. Узнать кого бы то ни было не представлялось возможным – все оборванные, черные, от них разило копотью и кровью... Все-таки вернулись.

Чувство внезапного облегчения оказалось настолько сильным, что разом ослабели ноги и перед глазами все поплыло. Господи, как же я стар, думал Маронко. И как же хорошо, что даже в полной мучительной боли старости, на пороге могилы по-прежнему живо последнее утешение... Жизнь все-таки прожита не зря.

– Так, – сказал Маронко, обведя их взглядом. – Анна, скажи Капитолине, пусть приготовит что-нибудь побыстрей. И позови диспетчера. Слава, обратился он к Стефану, – сходи наверх и приведи всех. Разговаривать будем здесь. А где Саша, я что-то не вижу?

– На улице, – немедленно отозвался кто-то из обожженных вояк. – Сейчас придет.

Диспетчер Эдик явился быстро. Бегом прибежал.

– Вызови врачей, – распорядился Маронко. – Позвони в нашу медсанчасть, пусть приедут все, кроме дежурных. Далее, приготовь все помещения на первом этаже, которые годятся под жилые комнаты. Всю одежду уничтожить, она уже ни на что не годится, и заказать новую. Остальное после.

Двери из прихожей распахнулись, оттуда пахнуло холодом зимней ночи. Мишка, с кровоточащей ссадиной на лбу и перебинтованными руками, придерживал створки, пропуская Сашу. Этот передвигался, одной рукой опираясь на костыль, другой – на плечо Яковлева. Волосы свалялись, сквозь прореху на брючине виднелись окровавленные бинты, один рукав некогда хорошего костюма отсутствовал, и руку почти до плеча украшали волдыри от ожогов. Вслед за ним в двери протиснулись Белый, сильно обгоревший, и ВДВ, так и не расставшийся с автоматом. Правда, без рожка – кончились патроны, наверное.

Сашку довели до банкетки, он почти упал, запрокинув голову и оскалив стиснутые от боли зубы. Мишка поправил его ногу, оглянулся, заметил отца.

– Привет, – как ни в чем ни бывало, поздоровался он.

Сверху прибежали бригадиры. Остановились, оцепенев от изумления.

– Надо же – живой, – пробормотал Хромой. – Слышь, Цезарь, а ведь мы тебя уж похоронили...

Сашка исподлобья глянул на него тяжелым, нехорошим взглядом, зверовато усмехнулся.

– Размечтался. Не дождешься.

– Хватит, хватит, – прервал Маронко намечавшуюся ссору и позвал диспетчера: – Эдик! Принеси стулья и банкетки для всех. И что-нибудь поесть, они, наверное, все голодные.

– Лучше попить, – подсказал Сашка. – И мне чего-нибудь обезболивающего, хоть таблетку анальгина... У Сереги все лекарства еще днем кончились.

– Ты почему не звонил? – осведомился Маронко. – Лень семь цифр набрать?

– На собственном лбу, что ли? – огрызнулся тот. – У нас ни одного мобильного не осталось, все на том долбаном заводе бросили к чертовой матери. Да ты пойди глянь, на чем мы сюда-то доползли! Наши тачки давно в груду металлолома превратились, у Хирурга рухлядь какую-то позаимствовали...

Минут через пять суета улеглась. Повариха на скорую руку сообразила немудреную еду, людям принесли горячий кофе, бульон, бутерброды. С пола все переместились на стулья, банкетки и прочие пригодные для сидения предметы. Сашке Маронко ввел кубик морфина, чтобы снять боль в раненой ноге. Тот немного посидел в полностью расслабленной позе, потом ожил, глаза жутко заблестели на покрытом копотью лице. Маронко тихо спросил:

– Ранение тяжелое?

– Бедро навылет. Да ну, ерунда, только крови много потерял. Подумаешь, два-три месяца похромаю. Хромой вон полжизни чикиляет, и мне не в падло. Не беспокойся, – Сашка изобразил подобие улыбки, – я легко отделался. По сравнению с тем, что могло быть.

– Ладно, тогда сегодня только краткий отчет и самые неотложные распоряжения. Остальное обсудим завтра. Рассказывай.

Сашка, скривившись – морфин еще не подействовал в полную силу – уселся прямо, чуть склонился вперед для устойчивости. Все разом затихли, гомон улегся, как по мановению волшебной палочки.

– Номер один. Я своих раненых, в том числе и Эйфеля, отправил в "Склиф". Под чужими фамилиями. Если кто-нибудь из людей Гончара пронюхает, где находятся мои раненые, больница взлетит на воздух. Внутри корпуса охраны хватает, я ментам на лапу дал, так что берегут их лучше, чем свои яйца. Но не мешает подстраховаться. Стефан, это к тебе относится. Рассредоточь людей по территории, на глаза показываться не обязательно, но ситуацию держать под контролем. Номер два. У нас абсолютно не защищен Питер, то есть, европейские каналы. Арсения я в общих чертах проинформировал, но этого мало.

Маронко посмотрел в сторону Слона.

– Шура, ехать придется тебе.

Тот молча кивнул.

– Со всей командой, – подхватил Сашка. – Созвонишься с Арсением, он знает уязвимые места, которые нуждаются в укреплении. Номер три. Вахо. За товаром через две недели поедешь сам, и ни в коем случае не везти его в Москву.

С Вахо Сашка последнее время решал вопросы напрямую, даже не вынося их на обсуждение в совет Организации. По сути, за счет активного участия в деятельности наркосети почтенный грузин стал в большей степени союзником Цезаря, а не Ученого.

– Я так и планировал. Екатеринбург?

– Нет. Вологда. Там, помимо прочего, находится фальшивомонетный цех. Кроме этого, несколько дней назад закончено строительство дублирующей химической лаборатории, так что эту партию товара переработают там. Я сообщу тебе все пароли и коды перед поездкой. Доставишь товар и останешься там до конца войны. С места не трогаться, хоть бы Москва на воздух взлетела. Там сосредоточены наши основные ресурсы, поэтому на завод не должен проникнуть ни один посторонний. Плюс – контролировать всех, занятых на производстве. Провокации будут стопроцентно, но нельзя даже намекнуть, что там помимо сборочных цехов имеется что-то еще. Номер четыре. После сегодняшней стычки у меня девять убитых и шестнадцать раненых. Среди погибших шестеро – люди Эйфеля. Зачислить их на UMF задним числом, чтобы не возникло лишних вопросов. Самого Эйфеля на всякий случай тоже не помешает оформить хоть разнорабочим. Врачам в "Склифе" я продвинул ту легенду, что люди пострадали в результате налета на наш тушинский склад. Не мешало бы подогнать некоторые детали...

– Это задача техников, – негромко заметил Маронко. – Они все без инструкций знают.

Отходные пути на такие случаи тоже были предусмотрены давно. После разборок тела своих погибших людей обычно в спешном порядке вывозили в другое место, где имитировали налет неизвестных злоумышленников – чтобы людей можно было по-человечески похоронить, а не растворять трупы в кислоте, чтобы не отчитываться перед ментами. "Декорациями" занималась специальная бригада техников, до сих пор проколов не случалось.

– Тогда на данный момент у меня все, – Сашка потянулся за сигаретами, но обнаружил, что кармана, в котором он их держал, более не существует. Слон бросил ему пачку. Сашка с явным удовольствием закурил, выдохнул дым. По уже совершенному, разумеется. А в ближайших планах – физическое уничтожение коалиции Гончара. Действовать в этом направлении я буду независимо от решения Организации, поскольку мне уже нанесен серьезный ущерб. Сначала вырежу союзников – и старых, и новых – затем и самого Гончара. Один раз я его разбил, но наука впрок не пошла. Теперь он умрет.

– Полегче на поворотах, – негромко посоветовал Ювелир. – Ты бы обосновал для начала свои претензии. Даже у твоего беспредела должны быть разумные границы. Когда речь заходит о переделе отраслей влияния, это одно. Ты сделал заявку на полное физическое уничтожение. На каком основании?

Сашка будто не слышал его. Потер подбородок, потом задумчиво произнес:

– Нет, убивать не буду. Потому что тогда передел начнется. Я физически сейчас его бизнес подхватить не смогу. А если не я, то придут "черные", – и сам себя спросил: – Оно мне надо? А нафига? Нет уж, пусть живут. Но, блин, я их продеру так, что они... Потом соображу, что конкретно с ними сделаю. Но в штаны делать при одном упоминании моего имени они будут до гробовой доски. Я... Нет, это слишком мало.

Маронко опустил голову, скрывая смех. Похоже, Сашку повело с морфина. Ювелир насупился:

– Цезарь, ты меня слышишь?

– А? – опомнился тот. – Слышу. А что?

– Ты собираешься обосновать свои претензии? Конечно, то, что тебя потрепали, заметно невооруженным глазом, но ты изволь все-таки представить хоть какое-то доказательство своих слов.

Сашка посмотрел на него с искренним недоумением, потом сообразил(

– А, ну да, о самом главном-то я и забыл сказать. ВДВ, тащи сюда наши трофеи.

Тот встал, ушел на улицу. Сашка дрожащей рукой отбросил со лба назад спутанные волосы, провел ладонью по лбу, брезгливо поморщился. ВДВ отсутствовал недолго. Вернулся в сопровождении ребят из своей десятки, тащивших три кулька – судя по всему, завернутых в мешковину людей. Их бросили посреди холла, сдернули с голов черные колпаки.

– Двоих из этих вы все прекрасно знаете, третьего я представлю, злорадно сообщил Сашка. – Ночью мы несколько спутали расчеты противника, захватив живьем главаря пензенской группировки. Некто Пахан. Вон тот, самый жирный. ВДВ, поставь его на колени, чтобы все полюбовались. Он, правда, слегка покалечен – сразу говорить не хотел, гад. А рядом с ним валяется Коля Хирург. Тот самый, которого вся Москва с тарантулом сравнивает. Я прихватил его как раз после того, как он отдал приказ положить на разделочный станок Белого, его жену и моих людей. Мне пообещал одноместную мясорубку – в общую, вероятно, я не помещался. А третьего не ждал я сам. Как-то даже в голову не приходило, что Гончар проявит себя настолько быстро. Да еще и собственного бригадира прислал. Узнаете Муравья? Он сначала попытался сжечь нас на заводе Хирурга, только мы отбились. И гнали его до самого Измайловского парка. Результат погони налицо. Владислав Каземирович, вам требуется обоснование моих намерений? Вот вы сами у них и спросите, с чего это я так рассердился.

В наступившей тишине Маронко встал, медленно подошел к пленным, поставленным на колени для удобства обозрения. Пахан из Пензы... Судя по прозвищу, пуп земли местного значения. Ну и сидел бы себе в своей Пензе, здесь-то что потерял? Все денег мало казалось. А может, захотел авторитету прибавить.

Хирург. Ядовитая, злобная тварь. Он перекалечил огромное количество людей, и не потому, что этого требовали интересы дела. Даже погибших от его разделочного бизнеса насчитывалось меньше, чем замученных просто ради удовольствия. Но и смерть его ожидает подобающая. Как, впрочем, и Пахана. Эти двое не представляли собой никакой ценности как заложники. Муравей другое дело. Гончар мог обменять на Муравья любого пленника, будь то хоть Цезарь. Но ради Хирурга или Пахана он палец о палец не ударит. Даже в интересах дела Гончар никогда не поможет Хирургу. Он питал к мытищинскому садисту такое отвращение, по сравнению с которым вражда между Цезарем и Хромым казалась детской минутной ссорой из-за неподеленной игрушки.

Пахан, чувствуется, находился на грани обморока. Повис на руках конвоиров, по отекшему лицу с тройным подбородком крупными каплями стекал пот. Ничего удивительного – после пыток-то. И смерти он, вероятно, ждал как облегчения от боли, до сих терзающей грузное тело. Хирурга не пытали и вряд ли даже всерьез били, но трусил он куда сильней остальных. Снизу вверх заглядывал в лицо Маронко, ловил его взгляд и всем своим видом изображал собачью преданность. Этот продаст Гончара с потрохами, если намекнуть, что ему оставят жизнь.

Один Муравей ничего не ждал. Он понимал, что проиграл и пощады не будет. Не вырывался, не выл от бессилия, стоял, опустив голову. Только желваки на скулах играли. Маронко ухватил его за волосы надо лбом, заставил посмотреть в глаза.

– Зачем?

Муравей молчал.

– Плохо жилось, крови захотелось?

Тот упорно игнорировал вопросы. Впрочем, они были риторическими.

– Да вы утонете в ней, – спокойно пообещал Маронко и вернулся на свое место. – Ну что, Владек, хочешь уточнить детали?

Пожалуй, только он мог позволить себе называть Ювелира детским именем "Владек" – за плечами осталось тридцать пять лет дружбы.

– Порядка ради не помешает.

Пленные рассказали не так уж и много. Пахан сначала делал вид, что не понимает, чего от него хотят, типа рассудок потерял от пыток. Однако Сашка нашел убедительный аргумент в пользу откровенности. Просто позвал Серегу. Тот ласково похлопал толстого бандита по щеке, спросил о самочувствии... И тот едва не разрыдался. Трудно сказать, почему Пахан боялся Серегу пуще ядерной войны, но факт остается фактом – пока Серега находился в поле его видимости, он говорил очень охотно.

В начале зимы его разыскали посланцы некой московской структуры. Сообщили, что о Пахане наслышаны, и рекомендации самые что ни на есть положительные. Предложили сделку. Грубо говоря, наняли для выполнения весьма специфической работы – похищения определенных лиц. Пахану сообщили, что клиенты – люди непростые, сами стрелять умеют, да и вес имеют немалый. Поэтому заказчик и платил за работу хорошо. От суммы, названной им, у Пахана глаза полезли на лоб – миллион долларов. И ведь даже мочить не требуется, если только в самом крайнем случае. Москвич-посланец оставил в качестве аванса сто тысяч баксов – спокойно так, без расписок и прочей ерунды. Обещал остальное отдать после выполнения работы.

Заказчик явно относился к числу солидных людей, поскольку не подвел ни в одной мелочи. Квартиры приготовил, транспортом обеспечил, почти всю информацию предоставил. Умолчал лишь о мелочах. В частности, о том, что клиенты настолько авторитетны. Да знал бы Пахан заранее...

Хирурга пугать не требовалось. Этот, торопливо кивая, давясь словами, излился словесным поносом без всякого понуждения. Да, было такое. Сам и разыскал команду лохов из глухой провинции. Да, в его планы входило именно убить Цезаря. Собственно говоря, вся эта афера с похищением Белого и была затеяна ради того, чтобы грохнуть Цезаря. Когда в условленное время Пахан не сообщил о поимке Цезаря у дома его сестры, Хирург сам позвонил ему и приказал брать Белого – воспользовавшись дельным советом Аббата, который рассудил, что так или иначе они сумеют выманить Цезаря в Мытищи. Расчет верный – Маронко действительно послал бы на выручку именно Сашку, поскольку только его команда имела опыт освобождения заложников.

Когда Шериф позвонил Хирургу и сообщил о благополучном захвате Цезаря, тот не поверил. Так не бывает. Мальчишку-водителя, подумал он, просто запугали, заставили или перекупили. Наверняка Цезарь явился по собственной воле и далеко не один. Хирург прекрасно понимал, что в военном отношении рискует проиграть, поэтому на всякий случай связался с Гончаром и запросил помощи. Тот, хотя и был несколько удивлен решительными и необоснованными действиями союзника, распорядился ликвидировать Цезаря в тот момент, когда тот окажется в пределах досягаемости. Никаких разговоров, никаких допросов, ни секунды проволочки. Он слишком опасен. Хирург решил, что сам с усам, и обрадовался – в кои-то веки появилась возможность поизмываться над тем, кто полгода назад лишил его шести с лишним миллионов долларов. Он не хотел убивать его слишком быстро и безболезненно. За что и поплатился.

А помощь Гончар все-таки прислал. Бригада Муравья не стала выдавать свое присутствие сразу – рассчитывали, что Цезарь разобьет Хирурга, но тот хоть сколько-нибудь ослабит серьезного противника. Тогда Муравью останется только добить Цезаря. Расчет оказался почти верным. Почти – Цезарь-то тоже вызвал подкрепление, о чем никто не знал. И Эйфель, фактически, ударил Муравью в тыл, когда тот почти сжег Цезаря на заводе. Результат – тот вырвался из капкана, с потерями, но остался победителем.

Муравей ничего говорить не стал. Упрямо молчал, сжав губы. Но в его откровенности уже нужды не было – все, что требовалось, сообщили Хирург и Пахан. Даже номер мобильного телефона Гончара подсказали.

Маронко слушал пленных, молчал. Все хорошо и понятно – кроме одного. А с чего бы это они вдруг решили воевать? Ведь невооруженным глазом видно, что не готовы. Хирург внезапно стал вынашивать планы замочить Цезаря... Чушь какая-то. У них бизнес нигде не пересекался. А для людей такого уровня одной личной неприязни слишком мало, чтобы отдать приказ о ликвидации. И в репликах Хирурга тоже иногда сквозь страх проскальзывало искреннее недоумение – а чего это я взбеленился? Гончар же, как выяснилось, вообще ничего не знал, для него случившееся тоже стало сюрпризом. Да и воспользовался он им необдуманно.

Однако стойкое ощущение неестественности происходящих событий не должно мешать принятию решения. С загадками можно разобраться после. Маронко вопросительно посмотрел на Ювелира. Тот усмехнулся.

– Куда бы записать-то такое событие? Вот если только на ту большую стену... Первый раз за всю жизнь Цезарь абсолютно прав. И никакого беспредела ни в одном поступке. Наверно, волк в лесу сдох. Или он после удара по голове решил закон блюсти.

– Не били меня по голове. Кровь на лбу не моя, это камуфляж, – пояснил Сашка. – Просто, как вы верно заметили, и мой беспредел имеет границы. Разнести в клочья целую коалицию группировок без веской причины я не могу.

– Обалдеть можно... – неожиданно хихикнул Хромой. – Одну группировку, получается, ты можешь уничтожить без доказательств своей правоты. Как Солдата, например. Уже по опыту знаешь, что это простят. Несколько сразу пока опасаешься. Цезарь, а что бы ты сделал, если бы не удалось взять Хирурга живьем? Бил бы коалицию по частям? Скажем, с промежутком в неделю? Раз в неделю по команде... Ладно, ладно, это шутка. На самом деле я думаю, что зря ты не замочил Гончара вместе с Солдатом. Сейчас бы меньше проблем было.

Сашка выразительно покосился на Ювелира, затем медленно и широко улыбнулся во весь рот.

– Мне этого хотелось больше всего на свете. Честное слово беспредельщика. Но такие вещи только сгоряча делаются. Получил выкуп, остыл. И подумал, что уничтожать Гончара ни к чему. Так менты охотятся за ним и за мной, а так я буду один. Так что оставил его в качестве отвлекающего фактора. Тем более, что денег у него было мало, надо зарабатывать, а при лихорадочной деятельности огрехов больше. Пусть менты с ним возятся, а не мои "висяки" копают. Ну, и вообще я подумал, что пусть лучше они будут моими конкурентами, чем те же чеченцы. Гончара я бил и буду бить, а вот насчет чеченцев – вопрос крайне спорный.

– Саша, как ты намерен поступить со своими пленными? – спросил Маронко.

– Пахана в расход. Муравья пока подержать стоит, все-таки война идет. Мало ли, какой обмен предстоит... Пахана, пожалуй, я поручу заботам Хромого. А вот Муравья, отец, я оставлю здесь. В подвале. А?

– Тебе видней.

– И Хирурга тоже. Я в ближайшие дни ими займусь. Кстати, Стефан, звони-ка своим, пусть Логинова тоже сюда привезут. Мне в его поведении кое-что неясно.

Стефан с удрученным видом развел руками.

– Поздняк метаться. Когда ты мне позвонил, Логинов уже исчез.

– В каком смысле? Сбежал? А семья? Баб тряхнуть надо было!

– Думаешь, я совсем тупой? Никого нет.

– На даче, по знакомым проверял?

– Естественно. Сразу позвонил Васину, выяснил весь круг знакомых Логинова. Все не при делах. Даже его сына и первую жену потревожил. Но так, осторожно. Слежку, конечно, оставил.

– Ладно, потом разберемся, – поморщился Сашка. – Это не срочно, потянулся, откровенно зевнул: – У меня на сегодня все. Если вы не против, господа, то продолжим совещание завтра с утра. Кстати, мой вам совет( не стоит разъезжаться по домам. Оставались бы вы здесь... Отец, разместим всех?

Маронко кивнул. Разумная предосторожность. Анна, правда, будет копошиться до полуночи, если не дольше, но лучше она сегодня устанет, чем завтра они узнают о наличии трупов среди бригадиров Организации...

* * *

...Хотя простреленная нога напоминала о себе при каждом движении, Саша пребывал в прекрасном расположении духа. Черт, все-таки выжили! Ему казалось, что вся операция заняла не сутки, а по меньшей мере неделю.

Конечно, было жутко. Особенно когда они, устроив побоище, выбирались из Мытищ, стараясь не попасться на глаза ментам, и наткнулись на Муравья. Тот, естественно, представлял себе их положение, предугадал и перекрыл пути отхода. Саша еще помнил, как его охватило отчаяние в миг, когда вспыхнули склады, и он со своими людьми оказался отрезан от воздуха. Но тут как раз подоспел Эйфель... Лешка, кстати, хотя раньше и не проявлял антипатии к Муравью, был зол, как сто тысяч обкуренных отморозков. А потом кто-то кинул гранату, будто мало показалось пожара, и Лешку задело осколками... Жалко парня. Но он выживет, Саша верил в это. Если бы не верил, не вез бы его в "Склиф" с такой поспешностью и осторожностью.