Текст книги "Дембель против бандитов"

Автор книги: Владислав Ахроменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Дембель вдруг ощутил в себе прилив уверенности. Будут его бить, не будут – хрен с ним, с битьем! За победу он готов платить любую цену, пусть даже и самую высокую…

– Не подпишу, – улыбнулся Илья неожиданно для всех, – я уже сказал…

Нотариус Вера Антоновна негодующе зашелестела бумагами. Впрочем, Сникерс быстро устранил возникшее было замешательство.

– Так, вот ты, – толстый палец бандита, описав в воздухе полукруг, указал на Елену Николаевну, – ты сейчас подпишешь.

Та с готовностью поднялась с табуретки.

– Где писать? Сейчас, сейчас, только Илюшу не бейте…

– Мама, не смей! – закричал Илья и тут же получил сильнейший удар кулаком в затылок – не удержав равновесия, Дембель отлетел к столу и, ударившись лбом о столешницу, растянулся на полу.

Жутко заголосила мать, баритон отца резанул воздух чем-то матерным и коротким, но крик Сникерса перекрыл все:

– Тихо, бычары! Я сказал! Молчать! Шуметь будете – сына по частям в посылочных ящиках перешлем… А ну заткнитесь, козлы, всех на хер завалю! – явно заводил себя кривоносый.

Кровь с рассеченного лба заливала глаза Дембеля, однако он, перевернувшись на бок, успел заметить: в руке Сникерса угрожающе чернел пистолет Макарова. Ствол был направлен в сторону мамы…

– Слышь, Жора, хватит сопли жевать, – вдруг вмешался Прокоп. Голос его звучал тихо, тускло и даже испуганно – видимо, говоривший боялся, что впавший в истерику Сникерс оборвет его на полуслове. – Пусть старые подпишут и валят отсюда. А с гондоном этим мы сами поговорим… Ведь в законе не написано, что они одновременно должны подпись ставить!

То ли интонации Прокопа прозвучали успокоительно, то ли предложенное решение показалось разумным, но кривоносый успокоился так же внезапно, как и завелся. Опустил пистолет, повертел в руках, сунул его в карман и, сплюнув на пол, бросил маме Ильи:

– Пиши!

– Мама, не делай эт-т-то… – хотел было крикнуть Дембель, однако Прокоп, быстро присев на корточки, зажал ему рот ладонью.

Нотариус Цысик как ни в чем не бывало протянула Елене Николаевне авторучку.

– Вот здесь… И на этих листках. И вот тут: «претензий по обмену не имею». Число, подпись. Подписано собственноручно… Спасибо. А теперь вы, Сергей Иванович. И вот здесь тоже. Вот эти бумаги остаются у вас, а вторые экземпляры я забираю с собой. Остальное через исполком, без меня…

– Все сделали? – осведомился Сникерс, когда формальности были завершены. – А теперь валите отсюда. Слышь, Прокоп, скажи Антипу, пусть до шоссе их подкинет, до города сами на попутке доберутся. Да, и вот еще что: на переезд вам неделя времени. Чтобы через семь дней духу вашего в квартире не было! Не свалите вовремя – хуже сделаем! И так слишком много даем…

Мать и отец бочком двинулись к выходу. Не доходя до двери, Елена Николаевна остановилась рядом с Ильей, осторожно присела на корточки.

– Сынок… – прошептала она почти беззвучно, и мелкие слезы покатились по морщинам щек. – Сыночек… Сделай, что они тебе говорят, подпиши эти окаянные бумаги! Ну что тебе стоит! Вместе домой поедем. А квартира… И тут как-нибудь проживем.

– На хер, на хер, я сказал! – массивный Прокоп без труда поднял пожилую женщину за шиворот. – Давай, старая, не нужна тут больше…

Елена Николаевна обреченно закрыла лицо руками. Плакала она почти неслышно, боязливо, лишь узкие плечи ее тряслись.

Сергей Иванович с трудом подавлял в себе желание наброситься на подонков. И набросился бы, если бы не боялся этим навредить сыну.

– Вы ведь вчера сказали, что, как только бумаги подпишем, сына получим, – стараясь не смотреть Сникерсу в глаза, напомнил он.

– Правильно, был такой базар, – кривоносый окончательно обрел уверенность в себе, и голос его звучал спокойней, – только наследничек твой должен был документики подписать. А он, вишь, не хочет. Так что, батя, сам виноват, что такого урода на свет произвел. Да и не воспитал как следует. Придется с ним тут повозиться…

– Ничего, подпишет, – подхватил Прокоп. – Получите его в целом виде. А ты, старый козел, смотри, больше по мусорням не бегай и заявы не пиши. Тоже мне – писатель, бля, Пушкин гребаный. Ну, ты, в общем, в курсах после вчерашнего… Знаешь, о чем я.

Отец и мать вышли из дома. Меньше чем через минуту со двора донеслись шелест автомобильного двигателя и хлюпанье колес по талому снегу – Антип повез родителей на шоссе. Сникерс и Прокоп переглянулись многозначительно:

– Ну чо – сами начнем или Антипа дождемся?

Если одному человеку что-то позарез надо от другого, если он ощущает свое полное превосходство над ним, если к тому же это превосходство подпитывается чувством собственной безнаказанности, можно не сомневаться: он обязательно добьется своего.

Нет на свете людей, способных до конца стоять на своем, особенно если людей ожидают пытки, долгие, мучительные и унижающие. Просто есть плохие следователи и в меру упорные подследственные…

Но упорные до поры до времени.

Мальчиши-Кибальчиши хороши лишь на киноэкранах да на страницах пионерских журналов. В реальной жизни все они, рано или поздно, помимо собственной воли превращаются в Мальчишей-Плохишей. И вовсе не за банку варенья да корзину печенья; муки истязуемой плоти – стимулятор куда более действенный!

К своим двадцати четырем годам Илья Корнилов отлично усвоил эту нехитрую истину. Одно дело – стиснув зубы, переносить избиения. Побои – не самое страшное. Его, Илью, били и до армии в родном микрорайоне, и в сержантской «учебке», и в московском следственном изоляторе «Матросская тишина», и в чеченском плену. И несколько минут назад, на глазах у родителей. Такое битье, пусть болезненное, но не смертельное, можно перетерпеть. Можно и умереть, не проронив ни слова.

А пытки – это совсем другое. Искусная пытка может быть долгой, мучительной, постепенной. Можно выкрошивать пассатижами зубы по одному, медленно ломать фаланги пальцев, выворачивать суставы на дыбе, жечь кожу сигаретой, топить в дерьме… Времени у бандитов, судя по всему, много. Спешить им некуда. Да и в мучительстве эти скоты находят явное удовольствие. Но он, Дембель, не уверен, что не сломается под пытками…

…Антип появился в домике минут через пятнадцать.

– Слышь, не в падлу, – бросил ему Сникерс, перешагивая через лежавшего на полу Дембеля, – сбегай к тачке, принеси инструменты.

– Воспитывать будем? – водила равнодушно покосился на окровавленного Илью.

– Ага. Тебя ж не было, не знаешь, чо тут и как… Прикидываешь, какая сука? Ему русским языком говорят: подписывай и вали на все четыре стороны. А он, герой хуев, ни в какую.

– Себе же хуже делает… Яйца в дверь защемить – через минуту подпишет как миленький, – со знанием дела посоветовал Антип.

– Слышь, вспомнил! – воодушевился розовощекий. – Я где-то читал, что для мужика самое страшное: набрать в шприц спирта или бензина и в яйца под кожу пару кубов вколоть. Следов никаких, побои не снимешь, зато эффект потрясный! Антип, у тебя в аптечке пятикубовый шприц лежит – принеси, а?

Наклонившись к Илье, Сникерс спросил:

– Ну что, гондон, не передумал? И нам с тобой возиться, и тебе мучиться… Да и позор какой. Давай подписывай и вали подобру-поздорову вещички складывать.

Дембель облизал пересохшие губы. Со стоном приподнялся, прислонился к ножке стола.

– Хорошо, подпишу, – произнес он негромко.

Илья Корнилов сказал так вовсе не потому, что действительно собирался подписывать. Просто он уже решил, как следует поступить, чтобы и не поставить подпись под документом, и в то же время избежать уготовленных мучений.

– Фу-у-у, наконец, родила наша целка, – выдохнул из себя кривоносый чуточку разочарованно – видимо, он уже приготовился мучить пленника. – Раньше, что ли, не мог?

Минуту спустя Дембель стоял перед столом. Правая рука его была развязана, но левую, прижатую к пояснице, стягивала толстая бечевка.

– Где подпись ставить? – спросил Корнилов, поглядывая по сторонам исподлобья.

– Вот тут, – наманикюренный ноготь нотариуса Цысик небрежно черканул по бумаге.

Илья взял авторучку. Выпрямился, набрал в легкие побольше воздуха, незаметно отступил назад и чуточку вправо…

– Йех-х-х!..

Рванув влево, Дембель с размаху ударился головой в бревенчатую стену. Из уголков рта потекла густая кровавая пена, и Илья, уже без сознания, медленно сполз по стене на пол…

Как бы то ни было, но Корнилов добился своего: его не заставили сделать того, чему он противился. Да и мучения откладывались на неопределенное время: какой смысл истязать человека, если он теперь нечувствителен к боли?!

Дембель приходил в себя медленно и мучительно, но, по понятным причинам, не показывал виду, что постепенно обретает чувство реальности. Илья лежал ничком у стены и потому не мог видеть, что происходит в комнатке. Ноги его были полусогнуты, свободная правая рука, неудобно лежавшая под туловищем, уже затекла – видимо, долго же пришлось валяться без сознания!

Пленник напряг слух – где-то, как показалось ему сперва, далеко-далеко переговаривались между собой какие-то люди. Голоса звучали знакомо, но доносились приглушенно, размыто, словно из-под толщи воды. Да и шум в голове не позволял разобрать, о чем говорят.

Впрочем, минуты через три Дембель явственно различал не только слова, но и интонации. Говорили, естественно, о нем, об Илье Корнилове, и тональность беседы была явно растерянной…

– …Придет он в себя и вновь головой в стену, – раздражался кривоносый, – и опять час в отрубях будет валяться.

– Держать надо было…

Вне сомнения, этот голос принадлежал розовощекому ублюдку.

– Задним умом мы все крепки…

– Может, водой его окатить и еще разок попробовать? Давай мы с Антипом держать будем, а ты следи, чтобы правильно подписался…

Неожиданно зазуммерил мобильник. Прокоп тут же умолк.

– Алло… – явно недоброжелательно проскрипел кривоносый, но тут же изменил тон: – Вася, ты?.. Ага, за городом, на месте, как и говорили… Дозвониться не мог? Не знаю… Да как тебе сказать: не все дело сделали, половину только. Точнее – две трети. Старики его подписались и свалили, а сын их, сучонок, ни в какую. Решили его воспитать, так он, прикидываешь, что сделал? Вырвался – и сам о стенку головой бебанулся… Да, сейчас в отрубях лежит, а когда очухается – хер его знает… Да ладно тебе, Вася, а я-то в чем виноват?! Да не ругайся ты, откуда я знал, что он такой несговорчивый!.. Кому трубку дать? Вере Антоновне? Сейчас, сейчас…

Меньше чем через минуту нотариус Цысик деловито басила в трубку:

– Согласно действующему законодательству, необходимо согласие всех лиц, прописанных в квартире на момент совершения сделки. Если в момент отчуждения жилплощади кто-нибудь из ранее прописанных лиц временно выбыл, скажем, в стационар специальной психбольницы или на срочную службу в армию, обмен сильно затрудняется… Ага. Да. Понятно. – Неожиданно нотариус Цысик испуганно осеклась – видимо, абонент предложил что-то очень необычное. – Ну как же… Не знаю… По закону, формально – да. В случае смерти – конечно. Да, остаются двое. Подписи они поставили. Бумаги у Жоры, все составлено правильно, остальные формальности – через исполком. Василий Николаевич, есть еще один хороший вариант – через акт дарения. То есть вы им дарите этот домик, а они вам – свою квартиру. Но вновь же нужны подписи всех троих… Ну, как знаете… Даю ему трубку.

И вновь в мобильник заговорил Сникерс.

– Ну, как сказать… Да, в курсах, сколько их хата на Спиртзаводской стоит… Да ты чо, в натуре, серьезно? Это же статья, конкретная статья, сам понимаешь! – Видно, кривоносый сильно разволновался, потому что уже не говорил, а кричал: – Да не ссыкливые мы, просто… Может, укатаем его, а?.. Как, как?.. Сколько?.. Ну, не знаю… Прямо сегодня?.. Сейчас? Да ты чо! Ах-хренеть… – Голос бандюка испуганно дрогнул. – На какой трассе? Ну, не знаю… А менты?.. Да? Хорошо. Понял. Тогда я выезжаю, а Прокоп с Антипом сами его сделают. До скорого. Жди.

Илья понял: говорили только о нем. Понять это было нетрудно, как и другое: Злобин (а то, что звонил именно он, сомнений не вызывало) придумал для него, такого упорного и несговорчивого, нечто страшное. По крайней мере, последние растерянные реплики кривоносого, его уточнения о «конкретной статье» и «трассе» оправдывали самые худшие опасения.

Закончив телефонные переговоры, Сникерс со злобой бросил мобильник на стол (Илья различил характерный стук) и произнес:

– Ну, Вася, бля, совсем охренел. Знаете, что он мне сказал? Кончать его надо.

– Да ты чо! – не поверил Прокоп. – Так и сказал?

– Так и сказал. Мол, возиться с ним долго, да и гарантий нет, что потом опять копытом не упрется. Как ни крути, а мы его семейку на рогатину садим. А так… Мол, есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Предки его документики подписали, и этого достаточно. А теперь и без него можно обойтись.

– Так что – задушить и в лесу волкам на съедение бросить? – уныло протянул Антип. – Найдут ведь, искать будут…

– Нет, Злой попроще решил. Завезти по трассе подальше, куда-нибудь в сторону Подольска, накачать водярой и аккуратно так машиной переехать. Чтобы наверняка было. Нетрезвый мужик переходил дорогу, был сбит автомобилем, номера которого установить не удалось. Личность его тоже будут устанавливать месяца два. Злой говорит – верняк, никто не подкопается. Мол, в Москве так часто поступают.

– Нескладуха получается, – засомневался Прокоп. – Следак какой-нибудь дотошный попадется, начнет копать, выяснит, что в этот же день его старики хату свою на эту халупу поменяли… Подозрительно.

– Злой говорит – ментов он берет на себя. Они у него ручные, прикормленные. Ладно, пацаны, тащите этого урода в тачку. Только сперва меня до автобусного кольца подкиньте. Вася говорит, чтобы я с документами у него через полчаса был. Срочно, мол. И дело у него ко мне какое-то. Придется на такси добираться. А я по дороге в деталях нарисую, что и как. Ну все, поехали…

Выкатив с разъезженного проселка на асфальт загородной трассы, грязно-синий «Форд-Скорпио» стремительно помчался в сторону города. Илья, зажатый на заднем сиденье между Прокопом и Сникерсом, выглядел так, как и положено человеку после сильнейшего удара головой о стенку. Окровавленная голова безжизненно болталась между подголовниками, правая рука, по-прежнему не заведенная за спину, свободно лежала на коленях. Несомненно, мучители были уверены, что несговорчивый клиент до сих пор «в отрубе»…

Однако сознание пленника работало четко: Илья лихорадочно искал выход, прикидывая плюсы и минусы своего положения.

Искал, но не находил…

Плюс был один-единственный: для бандюков он по-прежнему оставался без сознания.

Все остальное представлялось огромным минусом: и численный перевес бандюков, и оружие, наверняка бывшее у кого-нибудь из них, и ощущение собственной физической разбитости, и самое главное – близкая перспектива стать «жертвой дорожно-транспортного происшествия».

Еще четыре дня назад Илья и не подозревал, что может попасть в такую жуткую историю. Да где еще попасть? В родном городе! Он, движимый праведным чувством обиды за оскорбленную мать, решил наказать негодяев. И что в итоге? Старики-родители, по сути, выброшены на улицу, друг, которого он так внезапно обрел, потерян навсегда, а его, нормального пацана, везут, чтобы раздавить машиной.

Надеяться было не на что: разве что на какую-нибудь особую удачу или оплошность этих бритоголовых…

Ход мыслей нарушил хрипловатый голос Сникерса:

– …Слышь, Антип, вон у стоянки такси меня высади. Обожди немного, щас с Прокопом перебазарим, и обратно покатите.

Беседа с розовощеким была недолгой, и минуты через две Прокоп опять сел в машину.

– Слышь, чуть не забыл. – Кривоносый хотел было двинуться к такси, но вернулся к «скорпу».

Антип нажал на кнопку стеклоподъемника, высовывая наружу лобастую голову.

– Что еще?

– Ствол возьмите. – Оглянувшись по сторонам, Сникерс быстро сунул в окно вороненый «ПМ».

– На кой он нам? – удивился Антип, но оружие взял.

– Ну, мало ли…

– Да и так управимся. На хрена в тачке конкретную статью возить? Мало ли что – менты проверят, то да се…

– Бери, бери… – кивнул Сникерс, отходя от машины. – Вернетесь в город – сразу мне на мобильник звоните. Ну пока, успехов вам, пацаны.

– И тебе всего лучшего.

Описав на пустынной улице правильный полукруг, «Форд-Скорпио» покатил в обратном направлении.

Первые минут пять Антип и Прокоп хранили молчание. Было лишь слышно, как в салоне ровно и зловеще гудит отопитель да в днище машины иногда попадают мелкие камешки.

– Что он тебе говорил? – наконец поинтересовался Антип.

– Ну, рассказал, как этого героя давить надо, – хмуро ответил собеседник.

– И как?

– Минут через десять придорожное кафе будет, там водярой торгуют. Взять пару поллитрух, влить в него, потом завезти на развилку… Знаешь, где асфальтовая дорога в сторону старой свалки идет?

– Знаю. И что?

– Ну… Обождать минут двадцать, пока опьянеет… Положить на дорогу и медленно переехать. А потом проверить, жив или нет. Получается – вроде как смерть нетрезвого пешехода при переходе пустынного шоссе. А если нарисовывается свидетельство о смерти, то его подпись на обменных бумагах и вовсе не нужна.

– А Жора, бля, сука… – с неожиданной злобой резюмировал водитель, обходя на скорости тяжелогруженый самосвал.

– Почему сука? – забеспокоился Прокоп.

– Хрен его знает – вправду его Злой вызывает или нет. Может, трындит. Может, зассал, а потому и придумал, что дело у него срочное. А нас, если что, по мокрухе повяжут. Как пить дать.

– Говорит, не повяжут, – попытался успокоить его розовощекий. – У Васи, мол, все менты куплены. И дорожные – в первую очередь. Ты сам-то где права покупал?

– Почему не повяжут? Я вот точно знаю: если ментовские следователи начнут такое дело по полной программе раскручивать, то и цвет машины установят – на одежде микрочастицы краски всегда останутся, и марку… По следу протектора. Да и многое другое. Соберут в мусарне всех подозрительных водил, у кого такие тачки есть, скажут – на первый-второй рассчитайсь, и начнут бить по ребрам: сперва первых, затем вторых.

– Да ладно тебе жути гнать, – хмыкнул Прокоп. – Мы-то с тобой ни в первые, ни во вторые не попадем. Водила мог быть транзитником. А чуть что – к Васе. Да и Сникерсу не с руки нас подставлять. Мы-то теперь все одной веревочкой повязаны будем. А вон и кафешка… Давай тормози!

Слева от шоссе темнело придорожное кафе с трогательной надписью «Обеды, как у мамы». Это был списанный строительный вагончик, снятый с колес. Таких придорожных забегаловок немало на российских трассах. Но кормят там далеко не по-домашнему. Предлагают обычно лишь бутерброды с засохшей колбасой, супы из китайских концентратов, холодные слипшиеся макароны, облитые желтым поносом гуляша, да помойного свойства кофе. Ну и, естественно, водку: какое же дальнее путешествие обходится без нее?!

Прокоп бросил быстрый взгляд на Корнилова – пленник по-прежнему не подавал признаков жизни. Извлек из внутреннего кармана куртки бумажник, пересчитал купюры…

– Слышь, если этот хер моржовый в себя придет и рыпнуться попробует – сразу по голове бей, – посоветовал он, выходя из машины. – Я мигом…

– Слышь, Прокоп, – приоткрыв дверку, крикнул водитель, – ты не два пузыря покупай, а три…

– Зачем столько?

– Ну… Надо. Потом объясню. Давай.

Илья незаметно приоткрыл глаза. Сантиметрах в тридцати от него маячил массивный бритый затылок Антипа. Бандит по-прежнему был убежден, что пленник еще не пришел в себя. Вот если бы сейчас легонько придушить его, выбросить из машины, пересесть за руль и попытаться скрыться!

Дембель уже приподнял правую, свободную руку, уже примерился, как схватить Антипа за горло, но в это время боковым зрением различил силуэт Прокопа – розовощекий бандюк уже возвращался к машине. Руки его тяжелил целлофановый пакет.

Момент был упущен, ведь пленнику следовало не только придушить водителя, но и успеть пересесть на его место, завести машину и рвануть по трассе! А ведь свободной по-прежнему оставалась лишь правая рука…

– Купил?

– Ага. – Открыв дверку, Прокоп поставил пакет на переднее сиденье, а сам плюхнулся рядом с Ильей. – Три флакона, как ты и хотел. Слышь, а я не понял: на хрена в него столько водяры вливать?..

– А нам? – сказал Антип.

– Нам? И тебе? Ты же за рулем!

– Ты человека когда-нибудь машиной давил?

– Ну, нет еще…

– Вот и я нет. Для храбрости вмазать надо. Для поднятия духа. Понимаешь?..

Темно-серая лента узкой асфальтовой дороги поднималась на покатый холм, теряясь за возвышенностью. Слева белела небольшая березовая рощица, справа темнел заснеженный овраг, поросший вечнозеленым ельником. В этот тихий и умиротворенный пейзаж не вписывались только грязно-синий «Форд-Скорпио», застывший на обочине, да три человеческих силуэта у передка машины.

На теплом еще капоте машины была расстелена половинка газеты, и ветер трепал ее неровный рваный край. Бутылка «Московской» с ядовито-зеленой этикеткой, раскрошенный батон белого хлеба, огрызки сосисок, плавленый сырок, похожий на бивень мамонта…

И трое молодых мужчин с пластиковыми стаканчиками в руках.

С первого взгляда можно было подумать, что троица эта – закадычные друзья, братья-водители, закончившие долгий путь и теперь заслуженно отдыхающие.

Но только с первого взгляда.

Друзьями были лишь двое: крепко сбитый молодой человек в короткой кожаной куртке, похожий на откормленного бычка, да розовощекий блондин с маленькими кабаньими глазками и огромной золотой печаткой на безымянном пальце. Третий же – молодой высокий мужчина с русыми волосами, – наоборот, был им врагом. Разбитое в кровь лицо, сизый кровоподтек в правом подглазье, рассеченный лоб, завязанная за спиной левая рука… И поили его горькой водярой вовсе не для того, чтобы расслабить нервы после долгой дороги…

«Тройка» в России – число магическое. Три богатыря и три медведя, три человека в составе суда и три года, которые обычно ждут обещанного… А потому и выпивка на троих – вещь вполне нормальная. Но ненормально и неестественно выпивать, понимая, что меньше чем через час двое собутыльников бросят тебя под колеса машины, на которой сюда привезли. А пить за упокой собственной души и вовсе дико.

– Давай, герой, пей, чтобы на том свете тебя хлебом-солью встретили! – нервно хохотнул Прокоп и, чокнувшись с Дембелем, отправил содержимое пластикового стаканчика в свою утробу.

– Вишь, какие мы добрые! – Отставив стаканчик, Антип потянулся к сосискам. – Еще в старые времена перед казнью преступнику полный стакан наливали!

– Я б тебе, гнида, мочи ослиной налил, – спокойно ответил Корнилов, но тем не менее выпил.

Илья знал: у него еще есть время. Пока эти гады не вольют в него и в себя всю водяру, лежащую в целлофановом пакете, они не успокоятся. Водяры – чуть меньше полутора литров. Даже с учетом того, что ему, Дембелю, бандюки наливают полный стакан, а себе лишь на донышко, времени остается где-то минут двадцать.

Двадцать минут – это немало.

За двадцать минут можно успеть многое… Главное теперь – усыпить их бдительность. Главное – показать, что воля к жизни покинула пленника навсегда, что он уже не человек, а безответная жертва, готовая скорее принять смерть, лишь бы избежать дальнейших мучений.

Прокоп достал пачку «Мальборо», зашелестел целлофаном обертки, закурил и, подумав, протянул сигареты Дембелю.

– Кури, – великодушно разрешил он.

Закурив от поднесенной зажигалки, Илья задумался. Глубоко затянулся, стряхнул пепел под ноги, скосил глаза налево, затем направо…

Зажженная сигарета – это хорошо. Какое-никакое, а оружие. Лучше, чем вообще ничего. Правда, Сникерс на прощание оставил Антипу ствол, но тот уже поддатый, да и стрелять-то по-настоящему вряд ли умеет. А тем более – по быстро удаляющейся мишени.

– Слышь, Прокоп, или как там тебя, – не глядя на розовощекого, спросил Илья глухо. – А если переиграть, а?

– Что – на подпись созрел?

– Ну, созрел… Пацаны, я все понимаю: у вас – своя работа, у меня – своя. Ну, погорячился я тогда на рынке, виноват, признаю, – продолжал бубнить Илья. – Так ведь не валить же человека за это!

– Поздно, – захмелевший Прокоп властно поджал толстые губы. – Раньше надо было думать. Когда граблями своими на нас махал. Когда башкой своей дурной о стенку бился. Когда всех нас на хер посылал. Когда героя из себя кор…

Прокоп продолжить не успел: тлеющая сигарета Ильи падучей звездой впечаталась ему в щеку. Дембель целил в глаз, но в самый последний момент бандит инстинктивно отвел голову…

Впрочем, и этого было достаточно: дико закричав, Прокоп нелепо упал на спину, прикрывая ладонями лицо.

Все произошло столь быстро и неожиданно, что его напарник не успел отреагировать: резкий удар ноги в пах негодяя – и тот, истошно завыв от боли, свалился под бампер «скорпа».

Теперь все решало время – счет пошел на секунды.

Короткий хук свободной правой в челюсть розовощекого, выверенный прыжок в сторону – и Илья, цепляясь одеждой за кустарник и царапая в кровь лицо, скатился на дно оврага.

Дембель бежал не разбирая дороги и не оборачиваясь, больше всего боясь, чтобы бандиты не бросились за ним в погоню. Он не знал, сколько продолжалось бегство – минуту, пять, десять или целую вечность.

Кровь приливала к вискам, левая рука, заведенная назад, онемела до трупного окоченения – Илья давно уже перестал ощущать даже кончики пальцев. Но он, почти по колено утопая в вязком снегу и талой воде, упорно пробирался вперед. Он даже не оборачивался назад – к чему терять драгоценное время?

Вскоре овраг закончился, и беглец принялся подниматься по склону. Там, наверху, чернели бесформенные кучи мусора, рыжели проржавленные кузова машин и сладковатый запах тления щекотал ноздри.

Там, наверху, на старой городской свалке, было спасение. Даже если те бегут по его следам, оставленным в снегу, на свалке следы обрываются. Наверху нет снега, там лишь мусор и тлен, в которых при всем желании не оставишь следов…

Неожиданно со стороны трассы донеслись два далеких гулких выстрела, а затем – еще два. Стреляли явно наугад, беспорядочно, не целясь, и Илья понял очевидное: Антип и Прокоп вряд ли станут его преследовать. Если они сразу не побежали по следам на снегу, то к чему бесцельно тратить патроны?

– Мы еще повоюем… – пробормотал он и, вконец обессиленный, свалился в лужу.

Талая вода натекала за шиворот, приятно холодила разгоряченное лицо, намокшие волосы липли к ране на лбу.

– Хрен вам в глотки, – приподнявшись на локте, Дембель обернулся в сторону оврага, за которым темнела пустынная трасса. – Хрен вам всем…