Текст книги "Дембель против бандитов"

Автор книги: Владислав Ахроменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Знаю.

– Помнишь, я тебе пару раз его друзей показывал, с которыми он «местовые» собирает… Один такой светловолосый, полный, с золотой печаткой, а другой невысокий, накачанный… Может, кто-то из них?

– Светловолосый, но не полный… Высокий такой, мускулистый, – сообщила цыганка и, немного успокоившись, выдала на удивление трезвую мысль: – Слушай, Яша, чего это мы тут сидим и гадаем? Позвони Сникерсу – и дело с концом. Если это кто-нибудь из его дружков – пусть сам разбирается. А если какой-то козел его именем прикрывается – пусть Жора тому козлу яйца оборвет!

Положив трубку на поленницу, Яша двинулся домой – звонить Жорику на мобильник. Но, к большому сожалению, Сникерс не отзывался: то ли отключил телефон, то ли был вне досягаемости звонка.

Яша пытался дозвониться ему до самого вечера, но, увы, безрезультатно. С наступлением темноты сел за руль «транспортера» и отправился в город – собирать своих «батраков». Вернулся цыган лишь в половине восьмого – загнав «батраков» в дом, он вновь уселся за телефон. Но Сникерс по-прежнему не брал трубку.

Однако незадолго до полуночи в доме Федоровых произошла куда более серьезная неприятность, чем даже та, что случилась на рынке с Галей. Яша уже готовился ко сну, когда к нему в комнату ворвался насмерть перепуганный пацаненок Саша.

– Та-ам… – трясущимися губами начал он, кивая в сторону двери, ведущей на половину «батраков».

– Что – там? Ты почему без стука? – разозлился Яков, уже предчувствуя недоброе.

– Та-ам… – Сашины зубы, темные от никотина, выбивали мелкую дробь.

– Да говори ты толком! – вскипел цыган. – Что случилось?

– Дядя Митя повесился!

Митя Ковалев явно недооценил Сашку. Долгая бродяжническая жизнь воспитала у пацаненка сообразительность, быстроту реакции и редкую для его возраста наблюдательность. Отвозя Диму в туалет, Сашка обратил внимание, что ногти у инвалида по-прежнему нестриженные, – а ведь ножик с пилочкой и маникюрными ножничками он взял пятнадцать минут назад. Лоскут простыни, валявшийся на полу, тоже говорил о многом.

А потому, усадив Ковалева в сортире, Саша первым делом направился в его комнатушку. Осмотрелся, поднял с пола обрывок простынного лоскута, наморщил лоб, соображая, что бы это могло значить… Осторожно, словно боясь ожечься, приподнял одеяло на Диминой койке.

Простыни не было.

– Дела-а… – протянул Сашка.

Дима всегда доверял этому мальчишке. И не только потому, что Саша был невольным товарищем по несчастью. Ковалев относился к этому несчастному беспризорнику, хлебнувшему за свою недолгую жизнь выше крыши, как к младшему брату. Именно потому Сашка знал о военном прошлом Ковалева куда больше, чем все остальные «батраки»: Митя рассказывал ему и о ранении, и о чеченском плене, и об ампутации, и о ростовском госпитале…

И даже о том, что именно там, в ординаторской, пытался наложить на себя руки.

…Не обнаружив простыни, Саша среагировал мгновенно. Бросился в темный закуток коридорчика, приложил ухо к двери, прислушался…

В сортире было тихо.

– Дядя Митя? – Сашка осторожно постучал в дверь. – Ты скоро?

Митя не отреагировал никак.

– Дядя Митя, – уже предчувствуя что-то ужасное и непоправимое, повторил мальчонка, – может, тебе плохо? Открой, дядя Митя!

И вновь Саша не получил ответа.

Вверху, между перекошенной дверью и косяком, светился желтым электричеством просвет – достаточно широкий для того, чтобы рассмотреть верхнюю часть сортира. Придвинув Митину инвалидную коляску, мальчонка встал на нее, припал к щели…

Первое, что бросилось Сашке в глаза, – лицо дяди Мити. Лицо маячило совсем близко, меньше чем в полуметре: мертвенно-синюшное, с выпученными глазами и вывалившимся багровым языком. Именно этот язык больше всего поразил мальчонку…

– Дядя Митя… – сползая по стенке, прошептал он. – Да ты что это…

К счастью, Саша быстро пришел в себя. Сперва что есть силы рванул на себя дверь туалета – та не поддалась. Осознав, что открыть дверь самостоятельно вряд ли удастся, он помчался в свою комнату.

– Дядя Гриша! – заорал он однорукому лжеветерану. – Там, в туалете… Дядя Митя повесился!

Реакция «Героя Советского Союза» была на редкость спокойной:

– Чего кричишь? Повесился – и пусть себе висит. Нам-то какое дело?

Поняв, что тут ему вряд ли помогут, Сашка понесся на половину Федоровых. Конечно же, «батракам» строго-настрого, под страхом побоев, было запрещено появляться у хозяев. Но теперь Саша согласился бы быть избитым в синий цвет, лишь бы спасти Ковалева.

Узнав о произошедшем, Яша заспешил к туалету. Постучал в дверь, несколько раз дернул за ручку…

– Дима, ты там? – позвал он.

Ответа, естественно, не было.

– С чего ты взял, что повесился? – с явным подозрением спросил он Сашу.

Тот молча указал на просвет между туалетной дверью и косяком.

– Ну, сучонок… – пробормотал Федоров, становясь на Димину коляску. Но, едва взглянув в щель, он тут же отпрянул…

– Дуй в сарай! – крикнул он Саше. – У меня там топор лежит – слева от входа, где канистры с бензином. Постой, куда несешься – ключ возьми!..

А у двери сортира уже собирались любопытствующие «батраки» – весть о Митином самоубийстве со скоростью электрической искры разнеслась по дому.

– И чего ему в жизни не хватало? – сокрушался лжеветеран Гриша. – Поят, кормят, от ментов спасают, водярой иногда угощают… Даже ночевка – и та с бельем. Где еще такое сыщешь?

– Да все эти афганские да чеченские ветераны – с прибабахом! – заверял слепец в синих очках. – Как на войне крышу сорвало, так, видно, с концами.

– Обожди, щас Яша ему устроит, – шипела профессиональная нищенка Клавка, промышлявшая по улицам с чужими детьми.

– Если он жив еще…

Все разрешилось довольно быстро. Дверь была выломана за считанные секунды, простынный жгут перерезан принесенным с кухни ножом, тело грубо вытащено в коридор. И уже меньше чем через минуту Дима валялся на полу своей комнаты, с трудом приходя в сознание…

К счастью, импровизированная веревка не повредила дыхательных путей и пищевода. Да и провисел Митя слишком мало – минуты две-три.

– Что – вешаться в моем доме надумал? – медленно закипал Яша. Подошел к лежавшему инвалиду, от души пнул его ногой в живот. – А обо мне ты подумал, гнида? Ты что это хочешь – чтобы меня по мусорням затаскали, мокруху навесили? Детей моих осиротить хочешь, да? Да я тебе сейчас руки оторву, падаль, я тебя воспитаю… Галя, а Галя! – позвал он жену. – Там в прихожей, за дверью, резиновый шланг лежит. Принеси-ка сюда…

Нет, наверное, боли страшнее, чем боль возвращения к жизни.

Дима Ковалев очнулся от побоев, а очнувшись, очень удивился тому, что жив. И тут же понял: вновь, как и в ростовском госпитале, ему не повезло.

Он, Митя, раб. А раб ни на что не имеет права: ни на свободу, ни на желания, ни даже на собственную жизнь. И сейчас ему вновь это докажут…

Ковалев лежал на грязном дощатом полу, и Яша, стоявший слева, от души хлестал его чем-то упругим. Боль заливала все тело, наполняя собой каждую клеточку. От этой острой, пронзительной боли хотелось кричать, кататься по полу, грызть губы, но силы окончательно покинули Митю; сил не хватало даже на крик, даже на то, чтобы прикрывать голову от ударов…

Р-рааз!.. – по почкам.

Дв-ва!.. – по плечам.

Тр-ри!.. – по пояснице.

Четырр-ре!.. – ногой в пах.

И вновь:

Р-рааз!.. – по грудине.

Дв-ва!.. – ногой по локтю.

Тр-ри!..

– Я тебя, защитник Родины, научу жить, – приговаривал Яша, тяжело кхекая, – я тебя, Мересьев гребаный, воспитаю… Я за тебя, сучонок, шустрого беспризорника и задний мост к «КамАЗу» отдал. Все это денег стоит, ур-род хуев… Повесишься – кто мне мое кровное назад вернет, а?

К счастью, вскоре Дима вновь потерял сознание и сделался нечувствительным к избиению.

Яша бил его долго, минут двадцать, пока сам не устал. Бросил в угол обрезок резинового шланга, утер со лба трудовой пот.

– Сашка! – крикнул он пацаненку. – Позови там кого-нибудь, переложите его на кровать и пол подотрите…

Перешагнув через недвижное тело, лежавшее в луже крови, Яша отправился на свою половину.

– У-у, гадина, – приговаривал он по дороге, – ну, козлина… У-у, сволочь! Кормишь его, поишь, воспитываешь… А он, тварь неблагодарная, вешаться надумал. Каков герой, а?

…Спустя полчаса Яша пришел к единственно правильному, с его точки зрения, решению. После совета с Галей от Димы было решено избавиться – тем более что на днях к Федоровым должен был приехать московский цыган Егор, промышлявший точно таким же бизнесом.

– Если он надумал повеситься или зарезаться, его уже ничем не остановишь, – оценила ситуацию Галя. – Это хорошо, что сейчас случайно заметили… А если где-нибудь на улице под машину решит, броситься или на вокзале под поезд – тогда что?

– Угу, – согласно кивнул Яша, набивая трубку. – Продам я его лучше… А пока никуда выпускать не будем. Пусть дома сидит.

– Только не продешеви, как с тем пацаном, – напомнила жена. – Во сколько ты этого безногого героя поставишь?

– Он же у нас еще и музыкант… Баксов восемьсот как минимум стоит, – неторопливо раскуривая трубку, задумчиво произнес Федоров. – Штуку запрошу, девятьсот, может, и дадут.

– А кого взамен возьмешь?

– Да вон на любом вокзале, в любом доме для инвалидов, в любой психбольнице такого добра выше крыши. Еще и приплатят, лишь бы забрали… Ладно, Галя, стелись: день сегодня тяжелый выдался, очень спать хочу.

Глава 14

Так уж устроен человек: в каком бы безвыходном положении он ни оказался, сколь низкой отметки ни достигла бы его жизненная кривая, он всегда цепляется мыслью за что-нибудь светлое, за то, что может согреть душу…

Ситуация, в которой оказался Илья Корнилов, выглядела хуже не бывает.

Родительский дом, в котором Дембель прожил, с перерывом на армию, все двадцать четыре года своей жизни, перешел в полную собственность местных бандитов, и отец с матерью вынуждены будут коротать остаток дней в грязной халупе.

Бывший однополчанин Дима Ковалев, случайно обретенный несколько дней назад, потерян. Поиски по-прежнему безрезультатны: Мити нет ни на одном месте, где обычно цыгане ставят своих «батраков». Продали его в другой город, обменяли, подарили или посадили в подвал за строптивость – этого не может сказать никто.

Да и он, Дембель, оказался изгоем в собственном городе. У него нет ни копейки денег, нет даже своего угла, он вынужден избегать людных мест, чтобы не попасться на глаза бандюкам… Да и не слезут они с Дембеля, пока он жив, это уж точно.

Вот и получается, что единственный свет в окошке – Оксана Ковалева. Правда, ситуация у нее, неискушенной восемнадцатилетней девушки, немногим лучше, чем у самого Ильи.

Илья и Оксана были знакомы лишь третий день, но Дембелю казалось, будто он знает эту наивную хрупкую девушку с большими печальными глазами всю свою жизнь.

Ничто так не сближает людей, как общие беды, общие проблемы. И если такие люди всецело верят друг другу, можно не сомневаться, что любая проблема будет разрешена…

– …Ну что – завтра тем же маршрутом двинем? Откинувшись на спинку садовой скамейки, Илья закурил.

– Двинем… – печальным эхом ответила девушка.

Они сидели в городском парке, пустынном по случаю позднего вечера и промозглой слякотной оттепели.

На безлюдную парковую аллею опустились фиолетовые сумерки. Островки подтаявших за день сугробов призрачно белели меж облетевших кустов. Где-то высоко, в кронах деревьев, гортанно кричали, дрались, шумно хлопая крыльями, какие-то птицы. Ветер ворошил на асфальте палую прошлогоднюю листву. Несмотря на середину января, оттепель была в самом разгаре, и запахи сырости, плесени и свежей земли казались не зимними, но весенними…

Как и вчера, и позавчера, поиски Димы Ковалева не принесли удачи. Мити не оказалось ни у Центрального рынка, ни у кладбищенского входа, ни у Петропавловского собора, ни у Екатерининской церкви, ни у вокзалов. Случайные прохожие, таксисты и уличные торговцы, к которым обращались молодые люди, иногда подтверждали: да, действительно, несколько дней назад стояла рядом с железнодорожным вокзалом инвалидная коляска с безногим мужичком в пятнистом камуфляже. Инвалид – а веселый: на аккордеоне играл, песнями народ развлекал, шутками-прибаутками сыпал. А где он теперь, нам неведомо…

– Может, у других нищих спросить? – предложила Оксана. – Если все нищие в вашем городе работают на цыган, они-то должны знать…

– Я уже думал. – Дембель щелчком стряхнул сигаретный пепел. – Не стоит.

– Почему?

– Чтобы перед их хозяевами не светиться.

– Ну почему? – наивно спросила девушка. – Илья, я не понимаю…

– Димка мне рассказывал, что там за народец подобрался… Алкоголики, мелкие воришки, бичи, беглые алиментщики, вконец опустившаяся дрянь. Им-то с какой радости нам о Димке рассказывать? Они скорей своему хозяину Яше стукнут – за стакан водяры, несколько сигарет, просто за то, чтобы лишний раз не ударил!

Оксана болезненно закусила нижнюю губу – ровные зубы ее влажным перламутром блеснули в сумерках.

– Что же делать?

– Я же говорю – завтра по новой пойдем искать. Тем же маршрутом, по тем же точкам. И искать, искать до упора. Кто ищет, тот всегда найдет. Главное, чтобы Димку из этого города не увезли, вот что.

– А если уже увезли?

Дембель поднялся, протягивая руку девушке.

– Будем надеяться, что не увезли. Ладно, пойдем.

И они двинулись к выходу…

Уже на главном проспекте Оксана осторожно взяла Илью под руку – Корнилов ощутил, что локоть девушки неестественно напрягся; наверное, она боялась, что он воспримет это как-то не так. Дембель осторожно скосил взгляд на Оксанино лицо – огромные ее глаза, казалось, светились в вечерней полутьме.

Корнилов осторожно сжал рукой ладонь девушки, и она ответила слабым пожатием.

– Спасибо тебе… – тихонько, одними губами прошептала она.

– За что?

– Ни за что… Просто спасибо.

Удивительно, но именно теперь, в состоянии полнейшей безнадеги, Илья почувствовал уверенность, что все беды так или иначе закончатся, все проблемы разрешатся и солнце рано или поздно засветит над его головой.

Впрочем, только ли над его?

Сейчас, сумрачным январским вечером, он наконец понял: его чувства к сестре боевого товарища – не просто братские… Но надо же было такому случиться, чтобы чувства эти снизошли на Корнилова именно теперь, когда все, казалось, потеряно, когда ни в чем не видно просвета, когда будущее выглядит черным, как зимняя ночь за городом!

– Спасибо тебе, Илюша, – повторила девушка. – Спасибо за все…

– И тебе спасибо. Ну что – домой?

Из гостиницы «Турист» они перебрались еще вчера. Деньги заканчивались, да и всякий раз давать взятку ночному администратору слишком накладно.

К счастью, Дембель быстро решил проблему с жильем. У входа на железнодорожный вокзал в любое время дня и ночи стояло несколько бабок, торгующих сигаретами, пивом и самодельными пирожками. Многие из них сдавали комнаты приезжим; пенсию не платят, денег нет… Надо же как-то жить?

У одной такой бабки и была снята микроскопическая каморка во флигеле. Окраина города, частный сектор, лабиринты бревенчато-дощатых трущоб – кто догадается искать Илью именно там? Баба Настя, так звали хозяйку, даже не потребовала у них документов; денег, заплаченных за три дня вперед, было достаточно, чтобы не интересоваться фамилиями квартирантов…

Молодые люди молча шли по пустынной улице. Город отходил ко сну – одно за другим гасли окна, светофоры на перекрестках уже мигали желтым, и последние автобусы развозили жителей по домам.

– Пешком пойдем или подъедем? – спросила Оксана, и по ее тону Илья заключил – лучше пешком.

– Пойдем…

Несмотря на слякотную сырость и влажный ветер, задувавший с реки, возвращаться домой не хотелось. Хотелось вот так, неторопливо и бесцельно, гулять по улицам. Хотелось, держа Оксану за руку, встретить рассвет. И ни о чем друг другу не говорить. А зачем? И так все понятно…

Но инстинкт опытного бойца подсказывал Дембелю: именно теперь ему ни в коем случае нельзя расслабляться. Потерять бдительность – значит подставить под удар не только себя, но и Оксану…

– …Ну что, ты домой иди, а я скоро…

Подняв воротник куртки от ветра, Илья успокоительно улыбнулся Оксане.

Уже на подходе к окраинному поселку Дембель неожиданно спохватился: надо, мол, сбегать в родную спиртзаводскую микрагу, взглянуть на окна. Если светятся – значит, родители еще дома. Если нет – стало быть, уже переехали, и тогда их следует искать за городом.

– Илья, может, не надо?.. – беспомощно запротестовала девушка.

– Да ладно тебе! Ничего со мной не случится. Я скоро.

– Только не задерживайся!

– Ну, это уж как получится… – Он чмокнул Оксану в щеку и, дождавшись, пока она зайдет во двор, пошел прочь.

Спустя полчаса он уже был рядом с родительским домом. Илья не пошел к своему подъезду – риск нарваться на кого-нибудь нежелательного даже теперь, за полтора часа до полуночи, был слишком велик. Неторопливо пересек двор, зашел в подъезд противоположной пятиэтажки, поднялся на второй этаж… Застекленный лестничный пролет давал отличную возможность рассмотреть окна своей бывшей квартиры, оставаясь при этом незамеченным.

А почему, собственно, бывшей?

Ведь его, Дембеля, не задавили машиной на трассе, он еще жив, он не ставил своей подписи под документом. А это значит, что не все еще потеряно.

Даже беглого взгляда, брошенного на окна противоположного дома, было достаточно, чтобы понять: родители уже съехали. На кухне и в комнате горел свет, но ни портьер, ни тюля, ни мебели не наблюдалось. Илья напряг зрение, стараясь рассмотреть мужскую фигуру на непривычно пустой кухне… И хотя до кухонного окна было далековато, Корнилов сумел различить физиономию мужика: это был тот самый, похожий на откормленного бычка бандюк – подручный Сникерса. Бычок – Илья помнил это – отзывался на кличку «Антип».

Что мог делать Антип в пустой квартире?

Ответ напрашивался сам собой: поджидать его, Дембеля.

– Ну жди, жди, – прошептал Корнилов, спускаясь по лестнице.

Обошел свой дом вокруг, взглянул на окна спальни – там света не было.

Вывод был очевиден: родители переехали, а бандюки, видимо, разделились. Антип остался караулить Илью тут, в надежде, что он появится, а второй, блондинистый, по кличке «Прокоп», наверняка караулит в той загородной халупе.

Было очевидно и другое: местные бандиты не отличались не только профессионализмом, но и сообразительностью. Кто же сидит в засаде при включенном свете, да еще если на окнах сняты шторы? Или человек очень уверенный в собственных силах, или полный идиот; второе казалось Дембелю более вероятным.

Оставалось выяснить последнее: каким образом бандиты поддерживают связь между собой и оба – со Сникерсом. Квартирный телефон вроде был отключен. Но ведь и самому подключиться недолго! Конечно, Антип вполне мог захватить с собой мобильник. Но мобильника, как помнил Илья, у него не было. Мобильник был, кажется, лишь у того кривоносого урода… Но оставил ли он аппарат Антипу?

Это и предстояло выяснить.

Дойдя до гостиницы «Турист», Илья свернул за угол – там, в закутке, висел заветный таксофончик, с которого можно было звонить без жетона.

Корнилов уже набрал номер своей квартиры, но в самый последний момент бросил трубку на рычаг…

Позвонить, послушать – возьмут трубку или нет?

Глупо – Антип, сколь тупым он ни казался, вполне может догадаться, что его проверяют.

Постараться изменить голос?

Тоже не лучший выход.

Что же делать?

Неожиданно под фонарем на противоположной стороне переулка мелькнул мужской силуэт, и Илья, мгновенно приняв единственно верное решение, бросился к запоздалому прохожему.

– Братан, выручай! – приветливо улыбнувшись, чтобы не испугать мужичка, закричал Дембель.

Прохожий, типичный работяга по виду, испуганно шарахнулся в сторону.

– У меня ни копейки… – По всей вероятности, он принял высокого широкоплечего Илью за ночного гоп-стопника.

– Да ладно те, обижаешь! – воскликнул Дембель. – Я тя о другом попросить хотел. Понимаешь, дружбана хочу на ночную бухаловку с телками свинтить, а у него к телефону обычно женка подходит. Мой-то голос она хорошо знает, сразу трубку бросает… Вон автомат висит – я номерок наберу, а ты Илью позовешь… Идет?

Мужичок, не веря, что он понадобился именно для этого, послушно перешел улицу.

Корнилов быстро набрал свой номер.

– Илью к телефону… Запомнил? Как позовут – сразу мне трубку.

Как и предполагал Дембель, Антип самовольно включил телефон; не оставаться же без связи? В таксофоне что-то щелкнуло, и работяга послушно попросил позвать к аппарату Илью.

– Кто говорит? – Мужичок вопросительно взглянул на Дембеля.

– Друг, – подсказал тот.

– Друг его говорит, – повторил звонивший. – Что, дома нету?

– Спроси, когда будет? – заговорщицки приложив ребром ладонь ко рту, прошептал Илья.

– Будет когда?.. Да? Извините…

Положив трубку на рычаг, работяга повернулся к Корнилову.

– Нету твоего друга.

– А где он? – притворившись разочарованным, спросил Дембель.

– Не сказали… Только трубку-то не баба взяла, а мужик какой-то.

– Спасибо, братан, – поблагодарил Илья, отходя от таксофона.

Когда Илья Корнилов подошел к домику, ставшему для него и Оксаны временным убежищем, было уже за полночь.

Пригород спал. Полная луна освещала неширокую улочку, обставленную темными бревенчатыми домиками, закрытые на ночь половинки ставень, припаркованные рядом с высокими воротами «Москвичи» да «Запорожцы». Лунный свет серебрился на проводах, протянутых между деревянными столбами, подсвечивал свисающие с водостоков сосульки, создавая вокруг них причудливый фосфоресцирующий ореол.

Скрип калитки, хруст льда на подмерзших за вечер лужицах, осторожный стук в дверь…

– Ты, Илюша?

– Да.

– Слава богу… – Дверь раскрылась, и в желтом от электричества проеме показалось встревоженное Оксанино лицо. – Я так волновалась…

– Да ладно тебе…

…Спустя минут десять Корнилов, отогревшись в тепле, неторопливо пил горячий чай, рассказывая о своих планах на будущее.

– К старикам ехать надо…

– Ты же сам сейчас сказал, что бандиты разделились! – напомнила девушка.

– Это и хорошо.

– Почему?

– Справиться с ними по отдельности легче, – пояснил Илья.

– А как… ты с ними справляться собрался? – не поняла Оксана.

– Как и они со мной на трассе собирались. – От взгляда Корнилова не мог укрыться искренний испуг девушки, и потому он, не давая времени для возражений, попросил строго: – Ладно, Ксюха, стели мне на полу… Завтра с утра опять пойдем Димку искать.