Текст книги "Золотой Змей (СИ)"

Автор книги: Владислав Добрый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Простите, сеньор Джевал, но я вынужден отказаться от ваших услуг. Я просто не знаю, что может купить твою искреннюю верность, – сказал я весело, чуть наклонившись с седла.

Он застыл, тяжело дыша. Пыль оседала на его скулы, смешиваясь с потом. Наконец, он выдавил:

– Город.

Я хохотнул.

– И не какой-нибудь городок в контадо Караэна, где я буду вечно прятаться в тени его стен! Нет, – он сплюнул набившуюся в рот землю, голос стал твёрже. – Большой. Богатый. У моря. Где корабли качают золото, а улицы пахнут солью и свободой. Я не намерен гнить в дыре, ожидая, что мою семью вырежут гильдии, стоит мне выехать за ворота!

Я задумался, глядя на него. Гвена сжала его запястья сильнее, и он поморщился. Сперат хмыкнул за моей спиной, явно не веря ни единому слову.

– Через двадцать лет, – сказал я наконец.

Джевал дёрнулся, в его руке появился чёрный кинжал. Но Гвена была готова – с хрустом вывихнула ему руку из сустава. Не спас даже налокотник. Джевал издал протяжный стон, кинжал растворился в воздухе. Он тяжело дышал в землю и прохрипел:

– Десять, – голос дрожал от боли, но оставался упрямым.

Я молчал, наблюдая, как два отряда готовятся к схватке. Мои люди перестраивались, копья блестели на солнце, лошади били копытами. Люди Джевала – меньше числом, хуже одоспешенные, но твёрдые духом – держали строй, жёлтые ленты трепыхались, как змеиные языки. Гвена подняла кулак, готовая размозжить Джевалу череп, и он это понял – напрягся, но не дёрнулся.

– Решай быстрее, Итвис, – процедил он, не отводя взгляда.

– Пятнадцать лет, – сказал я, глядя ему в глаза.

– Десять, – повторил он.

Я покачал головой.

– Я не могу обещать. Слишком малый срок.

Джевал выдохнул, будто выпуская пар. Лицо смягчилось, но в глазах остался холод.

– Тогда я буду служить тебе десять лет за шестьсот дукатов в год, – сказал он, чеканя каждое слово. – И обязуюсь выставлять не меньше двадцати копий под своим знаменем. Но если ты обманешь меня, Итвис, я найду тебя даже в могиле.

Я долго сидел, обдумывая предложение. С какой стороны ни посмотри – выгодно. По деньгам. Я глянул на отряд Джевала. Подобную преданность я встречал разве что у рыцарей Королевства. Ну что сказать, товар лицом – эти псы войны готовы драться насмерть за своего хозяина. Осталось убедиться, что их хозяин за тебя. Я заглянул в глаза Джевалу. От боли он сильно побледнел, тихо стонал и кусал губы, чтобы не закричать. Наконец, не выдержал и все же крикнул дрожащим голосом:

– Ты же сам мне предлагал работу! Что ты тянешь, чтоб тебя демоны драли⁈

Как ни странно, это меня успокоило. А то я начал сомневаться, человек ли Джевал вообще. Впрочем, скоро я смогу проверить и это, и его искренность – мне бы только добраться до Караэна и Эглантайн.

– Расскажешь про свою магию? За дружеской кру… – я всё ещё сомневался.

– Дааа! – крикнул Джевал. Гвена, наверняка нарочно, тянула его вывихнутую руку.

– Ладно, – согласился я. Вроде бы ничего не теряю. – Даю предварительное согласие, детали обсудим позже.

Гвена нехотя отпустила его, отступив, но держа топор наготове. Джевал поднялся, бережно придерживая руку и тихо подвывая. Я взял его за запястье, резко вправил сустав, одновременно посылая поток лечения. Джевал сдавленно охнул, сдержав крик, и замер, прислушиваясь к себе. Скрыл удивление, наклонившись и отряхивая пыль с плаща, затем смерил меня взглядом – не дружеским, но уже без открытой злобы. Протянул руку.

– По рукам, – сказал он.

Я кивнул, сжимая его ладонь. Его хватка была крепкой, как стальной капкан, но я ответил тем же. Не стал ломать ему пальцы – я знал, что он умеет терпеть боль, – просто обозначил победу. Уголок его рта дёрнулся в намёке на улыбку.

Оба отряда замерли. Мои люди опустили копья, кони успокоились. Люди Джевала расслабились, но не убрали оружие – жёлтые ленты всё ещё трепетали, как предупреждение. Сперат сплюнул в пыль, буркнув что-то про «змею в рукаве», а Гвена хмыкнула, возвращая топор на плечо.

– Если ты предашь Магна, я сделаю так, что будешь страдать долгими годами, – бросила она Джевалу, садясь в седло.

– Не сомневайся, – ответил я, глядя на него. – У неё есть пара рабочих способов.

Джевал лишь усмехнулся, подбирая поводья коня.

Я снова сел в седло Коровиэля. Как раз вовремя, чтобы заметить, как ополчение Караэна тихонько отступает. А кое где, уже и откровенно бежит. Усатый рыцарь за моей спиной гаркнул, заставив Коровку нервно обернуться:

– Вон та телега пива моя! – и он промчался мимо меня, лишь на секунду обогнав парочку таких же сообразительных. Я улыбнулся ему вслед. Пожалуй, эта победа будет моей любимой.

Глава 23
Герцог Караэна

Караэн встретил меня дымом кузниц и скрипом барж в речном порту. Я въехал через Военные ворота на следующий день после битвы. Синий холм, военный дом, жёлтые плиты Древнего тракта – я вдруг почувствовал острую радость возвращения домой. Моё настроение передалось даже Коровке: боевой конь приплясывал, копыта выбивали искры из камня. Позади громыхал отряд: потрёпанные всадники в серых плащах, Джевал со своими «мантикорами» в чёрных коттах, бело-красные ленты на копьях заменили жёлтые и теперь трепетали, как змеиные языки. Пехотинцы из Таэна подтянулись только через неделю – они и всесь тот сброд, что приблудился по дороге. Их я в город не пустил, оставил в казармах у ворот. Ничего, им удалось и оттуда пугать горожан одним своим видом. Город, против ожидания, кипел жизнью: толпы высыпали на улицы встречать меня. С радостной рожей я бросал в народ горсти серебряных сольдо из мешочка, заготовленного по совету Вокулы.

Едва я «разбил» гильдейское ополчение Караэна, ко мне потянулись те, кто выжидал. Тётя Роза – все такая же очаровательная хохотушка с пронзительным взглядом – привела полсотни всадников: аристократов из контадо, чьи кони фыркали, а эмаль на шлемах блестела яркими геральдическими цветами. Она и впрямь создала себе армию. На мой вопрос о том, где же её любимый Фредерик, она фыркнула: «Бегает за юбкой. Та девка из Университета, о которой говорит весь город. Ах Магн, как я рада, что ты…» и поток лести и жалоб, как она тут без меня страдала. Но я уже знал от Фанга – тетушке даже посместье в Караэне не разграбили. Зато сама она прибрала к рукам немало земли. Сделала это с умом – перераспределив гильдейские, или просто плохо лежащие поля и хуторки в пользу своих вассалов. Или, как она называла свой отряд, «храбрые юноши, что встали на защиту бедной женщины». Даже не зятьям, а именно своим сторонникам – такими темпами она сколотит себе не самую плохую армию. Она уже могла поспорить с Собранием Великих Семей, не думаю что те способны в сжатые сроки смогли поставить под копье хотя бы пару сотен всадников. Великие Семьи Караэна вообще вели себя глупо – сидели в замках, выжидая. Идиоты. Если уж ты попал в бурлящий поток исторического процесса, то выжить можно только если ты очень маленькая щепочка. В противном случае надо барахтаться и выплывать, иначе тебя размелет в кашу.

За ней подтянулись мелкие семейства окрестностей – кто с десятком копий, кто с парой слуг в ржавых кольчугах. Они явились наутро после битвы, принеся вести: Пьяго Тук, глава гильдии ткачей – толстый, наглый, надменный, расфуфыренный, всегда в бархате с золотыми нитями, – сбежал, бросив своих людей. Ткачи заперлись в своих городках-мануфактурах к западу от Караэна и ждут участи. Браг Железная Крепь, приземистый оружейник с долгобородской кровью, тоже покинул город. Но, по слухам, не захотел оставить кузни дымить без присмотра и ушёл к северу, во владения своей гильдии.

Гонцы от заинтересованных сторон не заставили себя ждать. Анья, глава гильдии пивоваров, прислала письменные заверения, что напавшие в подземельях Караэна на моих домочадцев во время бегства из поместья – отщепенцы, а не её люди. Она надеется, что я помню нашу битву против нежити плечом к плечу и бой под стенами Караэна против Короля…

– Наш друг из города, – не удержался я от подколки, напомнив Вокуле его же слова об Анье. – Случайно не прислала с письмом бочонок пива?

– Хорошо, что она нам ещё друг, – Вокула тяжело вздохнул. – Плохо, что наш друг – только она.

Последнее он сказал для гонца. Нам нужны были союзники, и Вокула решил, что Анья, как всякая женщина, ревнива. Теперь она будет соперничать за моё внимание с каждым, кто выкажет мне симпатию, и ей некогда договариваться с кем-то против меня. Сомнительно, как по мне. Но Вокуле виднее – пусть строит свои замки из намёков и интриг. В прошлый раз у него почти получилось: ткачи и оружейники так и не захватили Караэн полностью.

Задаток, глава гильдии бурлаков – жилистый, с лицом, обветренным речным воздухом, в грубой рубахе, что кричала о его «простом происхождении», – тоже выслал человека с выражением поддержки и надеждой на спокойствие. Пока меня не было, он захватил портовый район – пристани и склады вдоль судоходного канала, обнёс их невысокой стеной из серого камня и затаился там, как аристократ в замке.

Да и весь город разошёлся по швам, как старая мягкая игрушка. Пьяго и Браг распустили Серебряную и Золотую Палаты – мои детища. А ведь предполагалось, что мой «парламент» будет держать гильдии в узде. Они пытались вернуть Городской совет, но без Пьяго и Брага он оказался пустышкой – сборищем мелких дельцов, неспособных договориться о цене пива. По сути, никто с заметной силой к ним не примкнул. Хаос разлился по Караэну, как вода из Великого Фонтана: коренные горожане вооружились и забаррикадировались в Старом городе, а приезжие – купцы, ремесленники, бродяги – попали под нож мародёров.

Сожгли даже несколько богатых домов на площади Великого Фонтана – как оказалось, они принадлежали чужакам. И не просто чужакам, а вопиюще несправедливо там живущим чужакам. Тем, кто поселился в Караэне всего три поколения назад и так безобразно разбогател. В их числе – семья Тарвин, через которую вели дела и Итвис. По моему мнению, они сами навлекли на себя беду, но уже на следующий день пришли требовать возмещения убытков. Именно так – требовать.

Я запомнил Лукаса Тарвина – купца лет двадцати пяти, худощавого, с резкими чертами лица, которые могли бы быть красивыми, если бы не тени под глазами и сгорбленные плечи, выдающие усталость и горе. Его волосы – тёмно-рыжие, слегка вьющиеся, – спутаны и торчат в разные стороны, будто он давно не заботился о себе. Глаза цвета речной воды – мутно-зелёные – горят смесью гнева и отчаяния, а левая бровь рассечена свежим шрамом, оставшимся от беспорядков.

Фанго тихо шепчет мне на ухо то, что он уже знал, или успел выяснить. Лукас – младший сын Тарвинов, богатых купцов Караэна, торговавших тканью и красителями из квасцов. Их дом стоял в Старом городе, недалеко от Великого Фонтана, где узкие улочки давали хоть какую-то защиту. Но во время беспорядков, когда гильдии потеряли контроль, а я ещё не вернулся, «банды» ворвались в их квартал. Отец Лукаса, седой старик с больными ногами, пытался откупиться, мать прятала младшую сестру в подвале. Не помогло. Дом сожгли, семью зарубили – Лукас выжил только потому, что был на пристани, договариваясь о барже с товаром. Вернувшись, он нашёл лишь остов дома, из которого украли даже двери, и раздетые догола тела родных, брошенные в канаве. Сам он чудом спасся в храме Великой Матери.

Теперь он – один из тех, кто явился в ратушу ко мне. Лукас не клянётся в верности сразу, как некоторые из толпы – он требует справедливости, сжимая кулаки так, что костяшки белеют. Его слова резки, но за ними боль: он винит гильдии, особенно пивоваров, что «не захотели остановить злонамеренных людей», и хочет, чтобы я нашёл и покарал виновных. В его взгляде – затаённая надежда, что вернувшийся Итвис вернёт Караэну порядок, но и готовность уйти врагом, если ответа не будет.

Честно говоря, в ратуше я оказался случайно. Зашёл туда после Университета, где надеялся увидеть Эглантайн. Искренне расстроенный Каас Старонот сказал, что она пропала вместе с каким-то молодым негодяем сразу после начала беспорядков. Фарида тоже нет. А вот Бруно Джакобиан, хмурый и сосредоточенный, на месте. Раскопки на свежем воздухе пошли ему на пользу – он как будто высох, потемнел, лицо стало серьёзнее, взгляд твёрже. То, что Университет не ввязался в происходящее, однозначно его заслуга.

На обратном пути я заехал в ратушу, где был Вокула, чтобы спросить, как дела – намереваясь дать пару ценных указаний и сбежать от работы. Но меня окружила толпа несчастных. Вокула их напор не выдерживал, Леона с ним рядом не было, Фанго, как всегда, умудрялся оставаться в стороне, а пара моих стражников в гербовых коттах не справлялись. Пришлось ввязаться в перепалку. С моей свитой за спиной перевес теперь был на моей стороне.

– Где вы были, когда злоумышленники проникли в мой дом? Спали⁈ – грозно рычал я. Главное – не сорваться на крик. Есть разница между истеричной обиженкой и возмущённым лидером. – Что вы делали, когда подлецы сговаривались против меня? Считали монеты? Где вы были, когда дураки распускали Серебряную Палату и создавали совет? Считали выгоду? Вы отвернулись, когда злоумышляли против меня, молчали, когда хулили меня, сидели дома, когда напали на меня! А теперь хотите справедливости? Так вы её уже получили! Пошли вон!

Вокула держался плохо, но держался. Ещё по дороге в Караэн он налил мне в уши обтекаемых фраз: «Господин волен наказать. И как бы он ни был строг, если наказание справедливо, он останется хорошим господином», а позже – «Люди могут простить даже убийство отца, но только не разорение».

Я слушал его вполуха. Я и без его намеков не был намерен вставать на защиту этих бедняг. Возможно, повешу пару самых отличившихся мародёров, но только если они продолжат буянить – чтобы остальные поняли, что власть вернулась. То, что произошло в моё отсутствие, – обычное дело. В моём мире это назвали бы «переделом собственности». В Караэне случились лихие девяностые, только с местными особенностями: когда центральная власть рухнула, приезжие и нувориши оказались беззащитны перед коренными, а не наоборот. Караэнцы вырезали тех, кто их давно раздражал. Как я подозреваю, большую часть – вполне заслуженно: трудами праведными не наживёшь палат каменных. Конечно, не все пострадавшие были мошенниками, контрабандистами или бадитами. Но пытаться отнять у караэнцев уже честно отнятое – значит затеять гражданскую войну. Я всё ещё помню бесконечную людскую реку, идущую навстречу наёмной армии Гонората. Нет, нельзя лишний раз злить государствообразующий народ. Это глупо.

Моя обвинительная речь дала время на перегруппировку. Моя свита начала оттеснять пострадавших из ратуши, я прикрыл Вокулу и Фанго, и тут Лукас умудрился проскользнуть между не привыкшими к работе в оцеплении всадниками. Он шагнул вперёд, откинув капюшон. Лицо его было бледным, как у мертвеца, шрам на брови алел, словно свежая рана.

– Меня зовут Лукас Тарвин, – сказал он, голос дрожал, но не ломался. – Мой отец торговал тканью, мой дед торговал тканью, мой прадед приехал сюда с мешком красящего камня и двумя ченти в поясе. Каждый день они – и я – платили городу, платили семье Итвис. Их зарубили, как скот, а дом сожгли. Сестру… Ей было двенадцать, слышите, люди⁈ Двенадцать! Я хочу знать, кто ответит за это. Гильдии? Пивовары, что бросили нас на растерзание? Или ты, Магн Итвис, тоже отвернёшься?

Он был одет в некогда добротный купеческий камзол из тёмно-синей шерсти с серебряной вышивкой по рукавам – теперь порванный на плече и запачканный засохшей кровью, не его собственной. На поясе висит, по какой-то иронии, традиционный караэнский меч с серебряной рукоятью в атласных ножнах – как оказалось, эта «пыряла» нужна не для красоты, а для дела, хотя видно, что он не мастер фехтования. Поверх камзола – плащ из караэнской ткани. Но не крашеный, серый, с капюшоном, который он по привычке то и дело натягивает, скрывая лицо. Тоже примета нового времени. Одежда для защиты от непогоды и взглядов, а не для показа статуса и привлечения внимания. Руки дрожат, когда он говорит, но голос – низкий, с хрипотцой – не теряет твёрдости.

Все затихли. Устроил, скотина, прямую линию. Но молодец – сдержался, не заявил прямо, что через Итвис дела вёл. Надо было что-то сказать.

– Я тоже потерял на этой войне слишком много хороших людей, – произнёс я. Сомнительная манипуляция, но важно исполнение. Я шагнул к Лукасу и обнял его. Ему явно было неудобно прижиматься к латной груди, зато говорить он тоже не мог. Грубовато схватив его за затылок, я сказал: – Я скорблю вместе с тобой! Что встали? Пошли вон!

Последнее – остальной публике, а точнее, намёк моей свите. Те довольно грубо вытолкали всех за дверь. Отчасти из-за Лукаса, отчасти из-за других, кто прорывался ко мне или чьи крики нельзя было игнорировать, мне пришлось задержаться. Я умудрился не давать никому обещаний, кроме одного – что завтра вернусь и выслушаю остальных. Так и оказалось, что теперь я ежедневно заседаю в ратуше.

Вечерний мозговой штурм с Вокулой и Адель утвердил меня в интуитивно выбранной линии поведения. Если Лукас найдёт конкретных виновников, можно будет спросить виру с их семей или даже гильдий. Но возвращать ничего из разграбленного нельзя – даже битого горшка. Пока меня не было, собственность перераспределили не только в Караэне, но и вокруг него. Люди захватили поля и дома – и я уверен, сделали это не только потому, что могли, но и по «справедливости». Общины вернули своё, что когда-то потеряли. Теперь мне будет непросто восстановить «справедливость». Вставать на сторону тех, кто не смог себя отстоять, недальновидно. Лучше заморозить ситуацию как есть. Неприкосновенность частной собственности тут ещё не изобрели.

Теперь, две недели спустя, я сидел в ратуше – старом зале с резными балками и выцветшими гобеленами. Сидел на троне наместника. Рядом пустые стулья городского совета. Забавно, раньше все было наоборот. Мне не нравилось это место – я то и дело вспоминал последний разговор с отцом. Жизнь странная штука: тогда я впервые увидел старого и глубоко несчастного человека, искренне тоскующего по давно мёртвой жене. Человека, вынужденного соответствовать званию «безумный огнемёт» и напоказ радоваться прозвищу «старый змей».

Пожалуй, я становлюсь всё больше похож на него.

Площадь вокруг оцепили «чушпаны» – двести человек, которых я когда-то пытался слепить в регулярную армию. Бунт, как ни странно, закалил их: в потёртых кожаных бронях, с копьями и щитами, они стали силой, на которую опирались лояльные Итвисам – моей Великой Семье. Городки контадо, купцы, мелкие аристократы – кто остался в стороне, кто открыто встал против гильдий – держались рядом с ними. Были стычки, но до большой крови не дошло: гильдейцы не решились.

«Чушпаны» могли бы сделать больше, но без толкового предводителя упустили момент. Когда утром после битвы армии гильдий ткачей и оружейников вместе с хирдом долгобородов вышли через Военные ворота, они сидели в половине дневного перехода от города, готовясь к атаке. Думали, что хирд наняли против них. То, что не разбежались, уже достойно уважения.

Ратуша гудела от голосов. Визитёры шли вперемешку: главы аристократических семей в бархате и с фамильными мечами, представители городков контадо в шерстяных плащах, купцы с сальными улыбками, горожане с усталыми глазами. Каждого я заставлял принести клятву верности мне, Герцогу Караэна, или уйти врагом. Городкам велел заключить союз и выставлять на службу по десять-двадцать вооружённых людей – в зависимости от их размеров. Они кивали, хоть и нехотя, понимая, что выбора нет.

И в этот день не обошлось без трудностей. Сначала явился Сакс Поло – тощий, с продолговатым лошадиным лицом и шрамом через щёку, что достался ему ещё от нежити. Когда-то он помог мне, потом жил на этой славе, а в моё отсутствие бежал. Теперь вернулся. Его плащ – некогда тёмно-синий – висел лохмотьями, рожа злая, как у девки из инсты, которой не тот дайсон купили.

– Они разграбили мой дом, Магн, – голос его срывался, – слуг зарубили, склады сожгли. Город провалился в беззаконие! Злодеи шатались по улицам, вырезали приезжих купцов прямо на пороге их лавок. В Старом городе жгли дома, если не платили выкуп. Даже пивовары не могли остановить это – или не хотели. Накажи виновных, или я сам начну!

Я уставился на него. Внимательно. Раньше я был весёлым и лёгким парнем – меня не боялись даже служанки в поместье. Теперь замечаю, что люди плохо выдерживают мой взгляд. Вот и Сакс заткнулся, попытался дерзко смотреть в ответ, но смялся и опустил глаза. Я раздумывал. Очень хотелось сказать: «Только попробуй, и я сам отрублю тебе голову». Но сдержался. Один из минусов моего положения – нельзя разбрасываться угрозами: их приходится выполнять. И всё же чья-то казнь пошла бы городу на пользу. Вот только хотелось бы найти хоть сколько-нибудь виновных, а не просто виноватых. И где Эглантайн, когда она так нужна, демоны её дери! Я молча махнул рукой, и стражники вывели Сакса. Ему хватило ума молча подчиниться. Возможно, я дам ему ещё один шанс. Может, во второй раз он не только сбежит, но и постарается не допустить восстания?

Следующим жестом я подозвал Фанго – он сидел за одним из столов поодаль, среди писарей, не сильно из них выделяясь. Подбежав ко мне, он склонился к уху и постарался поразить предупредительностью:

– Я уже велел выяснить, откуда у этого человека склады, – сказал он.

Я поморщился. Действительно. Неписаные законы Караэна предполагали строгое условно-сословное деление. Нельзя просто так взять и сыну кузнеца стать пивоваром или торговцем. Не уверен насчёт владения складом, но это и правда странно. Однако я думал не об этом.

– Что там с Ченти? – спросил я, только сейчас вспомнив о газете. Самое время выпустить листок с обращением к жителям. Задействовать пропаганду, так сказать.

– Простите, мой сеньор, но инструменты печатной мастерской разбиты, материалы разворованы. Потребуется время… – Фанго заткнулся, видя моё недовольство. Уверен, на моём лице ничего не отразилось, но он проницательный. Тут же предложил выход: – Но можно… эм… позаимствовать у некоего человека, что делает похожее. Он живёт неподалёку, в контадо. Полагаю, он придёт в бурную радость от возможности оказать услугу герцогу Караэна.

Герцог Караэна. Так меня стали называть всё чаще. Забавно, но звучало как-то зловеще. «Золотой Змей» и то как-то веселее. Так, стоп.

– И много сейчас людей, что делают что-то похожее на Ченти? – спросил я Фанго.

– Четверо, – отозвался он после секундного размышления. – Пять, если считать «Университетский Вестник». Или вы хотите знать про всех, а не только тех, что в контадо Караэна?

– А печатают уже и не только в Караэне? – не смог я скрыть удивления.

– Я точно знаю про Отвин, – ответил Фанго. – Есть ли ещё, смогу сказать позже.

М-да. Я не ожидал, что газеты распространятся так стремительно. Ладно, в конкуренцию я смогу. У меня есть пара козырей из другого мира. Но как быстро разлетаются инновации! Это надо иметь в виду.

Следом вошёл Дукат. Он вечно пропадал перед битвами, и последняя не стала исключением. В руках он нёс копьё – длинное, необычно лёгкое, с древком, склеенным из тонких дощечек.

– Это тебе, Магн, – сказал он, ухмыляясь криво. – Полое внутри, но крепкое. Простишь меня за отлучку?

Я взял копьё, взвесил в руке. Лёгкое, как тростник, но сбалансированное.

– Кто сделал? – спросил я, глядя ему в глаза.

Он замялся, почесал затылок.

– Какой-то мастер из контадо… Не помню имени.

– Уходи, Дукат, – отрезал я, бросив копьё к его ногам. – И не возвращайся, пока не вспомнишь.

Он сжал губы, кивнул и вышел, сутулясь. На самом деле попытка была хороша. Копьё – почти на метр длиннее тех, с какими обычно идут в бой рыцари. Сокрушительное преимущество. Но я знал: несмотря на примитивность местных технологий – или, наоборот, из-за них – сама идея почти ничего не стоит. Если у тебя нет мастера, который сделает из дерева колесо, можешь хоть пять раз на дню его изобретать. Да, Дукат молодец, принёс прямо-таки вундервафлю. Вот только секрет её изготовления пытался оставить при себе. И ещё надеялся на прощение.

– Мой сеньор… – наклонился ко мне Сперат, стоявший за спинкой трона.

– Нет! – оборвал я его. Я знал, что он сдружился с Дукатом. Придётся раздружиться.

– Я хотел предложить вам вина, – несколько обиженно пробасил Сперат.

– Да! – ответил я и с тоской посмотрел в ничем не прикрытое окно. На улице было тепло. Вот бы сейчас сесть на Коровку и прокатиться по окрестностям. Или уехать в поместье Розы – там сейчас Адель. А я сижу тут и слушаю тихий скрип перьев и перешёптывания – Вокула и Фанго развили бурную деятельность. Я даже не посмотрел на очередного посетителя. А вот все остальные уставились на него. Сперат поставил кувшин с вином на резной столик и положил руку на топор. Я глянул на дверь. В проёме стоял Браг Железная Крепь – коренастый, с широкими плечами и бородой, заплетённой в косы, как у долгобородов. В кирасе и шлеме, он смотрел прямо, без страха. Сейчас он походил на долгоборода куда больше, чем на человека. Он шагнул вперёд и заговорил своим тихим низким голосом:

– Я пришёл отдать тебе, Магн Итвис, себя. Ибо я виновен во всём. И от лица моей гильдии прошу о примирении.

Тишина стала густой, как смола. По традициям Караэна просьба о примирении означала согласие на виру – плату за прекращение кровной мести. Так делали между семьями, но между гильдией и человеком? Это было странно. Я отпил вина и посмотрел на Брага. Внимательно.