Текст книги "The House"

Автор книги: Владимир Гржонко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

В первый раз я, раздвинув портьеру, так ее и оставил. Но Джулия, уходя, видимо, вернула ее на место. Я снова потянул в стороны половинки тяжелой ткани. На секунду мне представилось, что сейчас я обнаружу за окном глубокую ночь. Вот это был бы фокус! Но нет. К счастью, нет... или к сожалению. Солнце все так же отражалось от соседнего дома. Славно. Теперь открываем задвижку и тянем нижнюю половину окна вверх. Однако, еще не закончив это последнее движение, я ощутил не запах свежести и не жар прокаленного воздуха. На меня пахнуло тем, что иногда незаконный сквознячок контрабандой доносит в театре со сцены в партер – запах электричества, пыли и каких-то механизмов. Идиотское электрическое солнце светило откуда-то слева и сверху на довольно искусный муляж стены с балконом. Удачно найденные перспектива и пропорции создавали иллюзию удаленности. На самом же деле, перегнувшись, я мог бы дотянуться до стены рукой. Взглянув вниз, я обнаружил покрытый чем-то черным пол, опущенный несколько ниже, чем тот, на котором я стоял. Вот тебе и доброе утро! Зажав недогоревшую сигарету в руках, я стоял и пытался сообразить – что же я, собственно, должен чувствовать. Неожиданно этот трюк со стеной мне понравился. Вроде и незатейливо, но сыграно чисто.

Милейшая дама невинно не обратила внимания на утреннее окно, давая мне полную возможность насладиться ситуацией. Зачем? Чтобы игра стала еще глупее? В общем-то, шутка простенькая, хотя и дорогостоящая. Что, предполагалось, я должен был почувствовать? Облокотившись на мнимый подоконник, я стоял и покуривал, пуская дым внутрь комнаты с декорацией. Интересно, хотели ли они, чтобы я обнаружил подделку? Чем глубже я уходил в возможные хитросплетения ситуации, тем меньше верил самому себе. Здравый смысл, если он у меня был, говорил мне, что, скорее всего, все это – какая-то дурацкая игра, а фальшивое утро за окном ни о чем не говорит. Но вполне возможно, что сейчас и в самом деле утро… Хотя, может быть, и вечер. Однако привитая жизнью склонность предполагать плохое, хотя бы для того, чтобы не казаться самому себе наивным, с назойливостью швейной машинки прострачивала здравые предположения крупными стежками абсурда. Меня хотят лишить представления о времени и, более того, попросту предлагают не верить своим глазам: день может оказаться ночью, женщина – мужчиной, а пол – потолком. Чтобы свести с ума. Только вот зачем им сводить меня с ума? Не верится мне в эти эксперименты! Впрочем, мне уже было предложено не задавать вопросов и поиграть в таинственность, благо, случай подвернулся. Предположим, меня наняли на работу в качестве подопытного кролика или крысы. Пустили в лабиринт и теперь наблюдают со стороны, что же это я буду делать. Кстати, весьма возможно, что где-то в доме спрятаны видеокамеры. Очень уж вовремя появлялась Джулия. Значит, если отбросить вариант дешевого триллера, то я принимаю условия игры и иду по лабиринту по своему усмотрению.

Я загасил окурок и вынул из пачки еще одну сигарету. Где-то там, за окном, была вытяжка, потому что дым исправно уносило вверх и вбок. Все еще держа зажигалку в руке, я высунулся подальше, пытаясь рассмотреть потолок. Проклятый прожектор бил почти в глаза, и потолка я так и не увидел, однако, влезая обратно, я неудачно уперся рукой и выронил зажигалку. Тяжеленькая вещица почти беззвучно упала на пол, крутанулась и, словно скользя по наклонной плоскости, ринулась к декорации. Сейчас она лежала прямо под балконом. Я усмехнулся. Интересно – это тоже подстроенный трюк? Мне предлагается залезть в декорацию, попасть в утро, в зазеркалье, еще черт знает куда! Странно, но лезть за зажигалкой мне совсем не хотелось. Никакой мистики – просто зрителю не полагается проникать за кулисы. За кулисами полагается быть актерам.

Однако зажигалку следует достать. Золотая вещица со странным изображением – и дорогая, и не моя. Придется вторгнуться в это заоконье. Я уже закинул ногу за подоконник, как вдруг меня посетила странная мысль, что пол по ту сторону – вовсе и не пол, а тоже декорация, и что если я спрыгну на него, то, весьма возможно, провалюсь насквозь, куда-то вниз... Черт их знает, что они могли напридумывать! Висеть, едва касаясь одной ногой пола, а другой болтая в воздухе и, к тому же, согнувшись, чтобы пролезть в нижнюю половину окна, весьма неудобно. Поэтому я собрался с духом и спрыгнул за окно. Ничего не произошло. Босыми ногами я ощутил приятную поверхность то ли бархата, то ли плюша. Пол действительно шел слегка под уклон: от окна к стене с балконом. Ну вот. Дурные сны следует преодолевать, идя на кошмар, а не убегая от него. Тем не менее, стараясь ступать осторожно, я сделал три необходимых шага и понял, что снова обманулся.

Проем между окном и балконом был почти таким, каким и должно быть растояние между двумя домами. Так что никакой игры с перспективой и пространством. Вблизи и стена, и балкон выглядели еще натуральнее, чем при взгляде из окна. За балконной дверью висела такая же тяжелая портьера. Я наклонился за зажигалкой, лежащей под длинным пластмассовым ящиком с цветами. К моему удивлению, цветы были настоящими, а земля в ящике (ее я потрогал пальцем) – влажной, как после недавней поливки. Весьма добросовестно. Все настоящее, кроме времени суток. Ну и, наверное, стены. Вряд ли они стали бы воздвигать здесь кусок стены из настоящего кирпича. Недолго думая, я легко стукнул кулаком по стене. И хорошо, что легко. Стена стояла как настоящая. Уже забыв о том, что у меня под ногами, я двинулся к краю, туда, где начиналось темное, не освещенное прожектором пространство. Хотелось просто заглянуть за стену, посмотреть на изнанку декорации. В том месте, где, по моим предположениям, стена кончалась и должен был быть проход за декорацию, ничего не было. То есть стена не кончалась. Где-то шагах в трех-четырех от балкона прямо на нее была наклеена та же самая черная ткань, что и у меня под ногами. Ничего не понимая, я поддел пальцем край ткани. Она довольно легко поддалась. Под ней был кирпич. Я сделал еще шаг от балкона и постучал по ткани. Выше, ниже. Везде кирпич. То есть вполне реальную стену оклеили черным, оставив только прямоугольник с балконом. Получается, что я нахожусь не в комнате с декорацией, а в коридоре, между двумя стенами. И, судя по легкому сквозняку, где-то там есть выход. Может пойти на разведку? Но Джулия, видимо, вот-вот вернется. Ну уж нет, давайте будем последовательны: если я крыса, запущенная в лабиринт, то обладаю свободой выбора дороги в этом лабиринте. Что это за крыса, которую водят за ручку? Если что не так, то у них всегда остается шанс вытянуть крысу за хвост в любой точке лабиринта по их выбору. Я двинулся влево, навстречу сквозняку, вдоль стены, ведя по ней рукой, как слепой. Однако далеко не ушел. Десяток шагов – и я уперся в дверь. Конечно же, закрытую. За ней слышался неясный гул – не то работающие механизмы, не то зал, полный народа. Но не сразу за дверью, а где-то значительно дальше по коридору. Вот и все. Надо возвращаться. Проявленная инициатива ограничилась закрытой дверью. Взламывать ее как-то не хотелось. Я развернулся и побрел обратно к освещенному балкону. Заглянул в оставленную мною комнату. Джулии еще не было. Идти вправо вдоль стены не возникало желания – наверняка хода нет. А интересно, что она скажет, обнаружив меня сидящим на балконе? Или это у них тоже учтено? Вообще-то в ее отсутствие я почувствовал себя значительно свободнее. Я только сейчас понял, как давила и лишала меня возможности действовать самостоятельно ее сексуально-недоступная манера вести себя, что-то почти гипнотическое. Я терялся и позволял ей вести меня за собой не столько даже из-за таинственности и необычности ситуации, сколько от смущения. А может быть еще из-за ее спокойной уверенности. Как хорошо, когда есть кто-то, кто спокоен и уверен. Как плохо... Ну да ладно… Где-то в самой глубине души я догадывался, что, в первую очередь, мне было просто лень после беседы с этим Гарри влезать в свои грязные шмотки и переться среди ночи домой. Воистину лень – великое достоинство!

Я еще немного помедлил перед окном. Девушка запаздывает на свидание, ну что ж… Аккуратно, чтобы не помять цветы, перелез через балконные перила. Комната напротив была видна превосходно. Следовательно, и я буду ей виден. А вот как она себя поведет, если вдруг вообще меня не обнаружит? Что, если теперь я буду за ней наблюдать? Вообще, в возможности вырваться из их поля зрения и посмотреть, как они будут себя вести, я почувствовал какое-то непозволительное развлечение. Как если делать пальцами рожки ведущему телепрограммы у него за спиной в момент прямой трансляции. И, пока меня не успела остановить какая-нибудь следующая мысль, я развернулся и резко дернул балконную дверь. Она легко отворилась, и я с любопытством (ведь всегда безумно любопытно – что там за стеной) отодвинул портьеру. Честно говоря, я собирался только спрятаться за ней и, следовательно, рассчитывал на небольшой зазор между стеной и тканью. Не более. Мысль о возможном выходе через балкон как-то не приходила мне в голову.

Но передо мной была комната. По контрасту с теми, что я оставил у себя за спиной, эта комната показалась мне маленькой – она была полна мебели. И, судя по необъятной и не по-современному высокой кровати, это была спальня. Я оторопел. Конечно, если продолжить мои многослойные рассуждения, вполне можно предположить, что и это все декорация, рассчитанная как раз на мое любопытство. Я огляделся. Без сомнения, комната была жилой. Слегка смятое покрывало на кровати, справа от нее – антикварный комод, на нем коробочки с какими-то лекарствами – некоторые пластиковые упаковки высунуты наполовину, – и рядом стопочка каких-то бумаг, похоже, счетов. Либо декоратор должен быть гением, либо... Нет, этого не может быть. Можно еще сымитировать обстановку, создать ощущение жилья, но дух... Тут я понял, почему я так уверен, что здесь живут: запах. В помещении очевидно пахло жильем. И не просто жильем. Здесь явно жили старики. Хотя запах старости и забивался какой-то парфюмерной примесью. И, судя по халату, который я не сразу заметил на спинке кровати – это спальня пожилой или очень пожилой женщины. Но этого не может быть! Это же декорация! За балконом сияет театральное, а не настоящее солнце! Предположить, что здесь живут специально поселенные актеры, в чьи обязанности входит свести меня с ума, просто выше моих сил! Существует только один способ проверить, что же это, остановить триллер – это пройти через всю квартиру, обнаружить входную дверь и выйти на улицу. Или найти, наконец, точку, где эта проклятая декорация заканчивается. Даже если допустить, что все это здание принадлежит взбесившемуся миллионеру, я ни за что не поверю, что кто-либо может позволить себе превратить в декорацию и улицу. Еще один образ из дурного сна – целые кварталы полунастоящих домов, где реальность густо замешана с театральными эффектами, и по воле невидимого хозяина – то ночь, то утро, то зима, то лето и, мало того, населено все это актерами, усердно изображающими бытовую реальность. Я до ужаса явно представил, как они, кто в шортах, кто в шубах, сходятся потом вне этих декораций и, потягивая кофе, обсуждают только что сыгранное. Но это не Голливуд, следовательно, здесь так быть не может. Значит, надо только взять себя в руки и найти выход отсюда. Или хотя бы окно. Настоящее окно на настоящую улицу. В спальне, на пороге которой я стоял, окон не было. Однако слева от меня была двустворчатая дверь с большими матовыми стеклами. В крайнем случае, если и эта закрыта, сломаю стекло. Однако нерешительность крепко придавила меня, и я не стронулся с места. Я был в чужой квартире. Более того, попал сюда через балкон, как вор. Конечно, я помню – и балкон и улица перед ним – не настоящие, точнее – просто коридор между двумя стенами с театральным запахом и прожектором – декорация, но... Неожиданно, вне всякой связи с предыдущим, я вспомнил, что, ко всему прочему, я одет только в нелепый купальный халат. Там, с Джулией, он был уместен более или менее, однако здесь, в этой старушечьей спальне... Это навело меня на новую мысль. В принципе, я могу вернуться обратно к Джулии. Я повернулся к балкону. Еще один сюрприз окончательно добил меня: окно, из которого я вылез, было плотно закрыто и зашторено. И тот факт, что оно было зашторено, почему-то убедил меня даже не пробовать его открыть: окно закрыто на задвижку. Теперь, похоже, выбора у меня не было. Думать о том, почему Джулия не пускает меня обратно (ведь она обмолвилась, что вечер еще не кончился), мне не хотелось. Меня поставили перед фактом. Значит так: если это все их штучки, и эта спаленка входит в набор развлечений сегодняшнего вечера, тогда вперед. Но... Если абсурд закончился там, у меня за спиной... Бабулька вызовет полицию. Секундочку, какая полиция, я в декорациях! Снова идиотизм. Ну и хорошо. Мне опять захотелось, чтобы все это побыстрее закончилось. Надо подойти и открыть дверь, а там – лестница, где-то там должна быть улица, даже полиция – что угодно, но отсюда надо сваливать. Ну, идти так идти. Я сдвинулся с места и уже почти дошел до двери, как вдруг услышал, что к ней приближаются с той стороны. И явно не один человек. Только что я хотел сдаться на милость старушке, кому-то там еще, однако не рассчитывал, что меня найдут. Неожиданностью должен был стать для хозяев я, а не они для меня. А может быть я просто струсил. В общем, я нырнул за портьеру и, как в посредственной оперетке, затаился. Дверь, судя по звуку, отворилась, и тяжелые шаги направились прямо в мою сторону. Я почувствовал себя в мышеловке. Неожиданно, совсем близко от меня, низкий и дребезжащий голос произнес:

– Честно говоря, я ожидала Боба. Ну да ладно, входи.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Я понял, что меня опять нашли. И уже совсем собрался было покинуть мое убежище, даже руку к портьере протянул, когда услышал второй голос – молодой мужской голос из глубины комнаты.

– Боб то ли заболел, то ли еще чего,– небрежно сказал он, – в общем, вытянули меня. Конечно, можно позвонить в контору и ...

– Да ладно, – сказала старуха, – не все ли равно.

В комнате замолчали, а я с облегчением прислонился спиной к спасительной балконной двери. В голову полезли идиотские мысли. То ли я, действительно, случайный свидетель, то ли меня здесь уже поджидали. Где-то отдаленно я даже начинал гордиться собственной персоной – если все это устроено только для того, чтобы произвести на меня впечатление или даже подвинуть к сумасшествию... Надо же, сколько внимания! Но нет, конечно же, все происходящее – результат каких-то дурацких совпадений, густо замешанных на моей личной инициативе. Скорее всего, я просто залез в чужие декорации.

За портьерой заскрипела кровать. Заскрипела не оставляющим сомнений, характерным образом. Спинка в изголовье кровати мерно постукивала о стену. Вот уж это никак не вязалось с моим представлением о старухах. Но, может быть, я ошибаюсь? Осторожно подвинувшись, я коснулся пальцем зазора между портьерами. Меня передернуло и повело в сторону. Картина, открывшаяся мне, своей неэстетичностью почему-то напоминала бойню. Наверное, неотвратимой и циничной прямолинейностью, которая так присуща убийству. Массивное тело старухи, стоящей на четвереньках головой к балкону, тряслось под напором сзади молодого чернокожего с запрокинутой к потолку головой и слегка выпученными глазами. Мне показалось, что он улыбается. На мой взгляд, сцена не годилась даже для порнографического фильма, потому что в ней не было, пусть даже извращенной, эротики, а только деловые отношения мясника и свиньи. Впрочем, это я пытаюсь изобразить отвлеченно-саркастический взгляд на происходящее, на самом же деле возбуждение и отвращение вместе, как при виде утопленника, закружили мне голову. Я снова отступил от портьеры. Оставалось только ждать. Каким-то непонятным образом все то, что произошло в той, другой квартире показалось мне бесконечно далеким и, возможно, случившимся не со мной. Вернуться туда не было никакой возможности. Я поневоле вспомнил Джулию, с ее разными реальностями. Вот тебе и другая реальность!

Внезапно что-то изменилось. Лишь через секунду я сообразил, что именно: за моей спиной потушили лампу-солнце. Я оказался в почти полной темноте. Веселенький мотивчик нелепого приключения, который я насвистывал себе под нос, внезапно оборвался. Мне стало страшно. Кто-то там, за балконом, наблюдал за мной. И зачем-то выключил свет. Конечно, Джулия не могла не заметить моего исчезновения. До этого момента я чувствовал себя как человек, на глазах у толпы упавший в лужу, но усердно сам над собой смеющийся. Поэтому толпе должно казаться, что, может, упал он и случайно, но уж теперь ведет себя соответственно и юмор ценит, и еще задом по луже поводит, благо, все равно мокрый. То есть ситуация хоть и глупая, но житейская и ему самому чем-то симпатичная. То есть пытается заставить толпу смеяться не над ним, а только вместе с ним. А вот сейчас мне стало страшно по-настоящему. Лужа значительно глубже, чем это представлялось. Зыбкое болото с пляшущими огоньками. Даже сцена передо мной изменилась – темнота за спиной сделала свет, падающий через зазор, помигивающим, звуки и движения – зловещими, ведьмовскими. Да и участники ее казались персонажами древнегреческих мистерий. А за спиной у меня была грозная и какая-то грязная темнота. Мне захотелось прислониться к чему-то более надежному, чем хлипкая и прозрачная дверь, но я боялся пошевелиться – представление на кровати закончилось и, судя по звукам, черный участник мистерии надевал штаны. Однако и стоять на прежнем месте я не мог. Глупо, конечно, но я физически ощущал, как темнота за моей спиной сгущается в невообразимое и опасное Нечто. Хуже всего было то, что я не мог встретить опасность лицом к лицу: поворачиваясь, я бы зацепил портьеру плечом и выдал себя.

Дальше, по-моему, началась комедия. Как человек, которому попала в нос пылинка, но громко чихать в публичном месте не хочется, я держался до последней возможности, стараясь отвлечь себя от этого притаившегося сзади. Тут, видимо, каким-то непроизвольным движением, я прижал дверь чуть сильнее, и она поддалась назад. Я уже почти чувствовал как Нечто смыкает у меня на шее свои руки, щупальца, удавки. Ну чихать, так чихать! Судорожно вжав голову в плечи и не понимая, что делаю, я рванулся вперед.

От балконной двери до кровати было шагов пять. Я пролетел их в одно мгновение. Голая старуха с редкими и плохо крашенными растрепанными волосами сидела на кровати, свесив ноги, лицом ко мне. На полдороге я споткнулся, не смог затормозить, и влетел прямо меж расставленных коленок, уткнувшись лицом в траченную временем жирную грудь. Негр, уже стоявший у двери, от неожиданности резко рухнул на пол и дисциплинированно прикрыл голову руками. От старухи пахнуло потом. Она погладила меня по голове, видимо, тоже от неожиданности, и только потом оттолкнула. Я сел или, скорее, осел на пол.

Похоже, никто из нас не понимал, что следует делать. Я сидел в своем нелепом халатике на полу, надо мной на кровати возвышалась голая складчатая старуха, а слева старался прийти в себя побледневший негр. Конечно же, первой опомнилась старуха. Милая бабушка, ее совсем не смутила моя ошеломленная физиономия.

– Ты можешь идти, – бросила она так и не знающему, то ли ему продолжать лежать, то ли быстренько исчезнуть, любовнику. – Это не полиция, не бойся. Просто мои сумасшедшие соседи. Иди-иди, я потом позвоню туда...

Голос у нее был неприятный – не то чтобы хриплый, а как если бы что-то застряло у нее в горле, а она не может или не хочет прокашляться. Довольно резво для такой полурастекшейся массы она встала с кровати, неторопливо надела халат, предварительно проверив, правильно ли он вывернут, пригладила остатки волос и превратилась в обычную пожилую леди. Встретив такую на улице, я был бы уверен, что дальше походов по магазинам, телевизора и игры «Бинго» ее интересы уже не распространяются. Как обманчива внешность! Как чертовски обманчива действительность! Никакой бойни, никаких древнегреческих страстей! Пожилая учительница, потревоженная в момент послеполуденного сна. И, странное дело, ее преображение успокаивающе подействовало на меня. Вроде как ничего и не случилось. Исчезла развратная бабка, исчез и напуганный и смущенный визитер. Она прикрыла за вышедшим, но еще не пришедшем в себя парнем дверь, подошла к балконной шторе, посмотрела в темноту и повернулась ко мне.

– Пойдемте, молодой человек, я выведу вас отсюда.

Это прозвучало так, как и должно было прозвучать – неприязненно, но не слишком. Похоже, ситуация ее все-таки позабавила. И тут же я подумал, что, кажется, добился того, чего хотел – меня сейчас отпустят на волю. Старушка неторопливо добралась до двери и, оставив ее открытой, вышла в другую комнату. Тут я засуетился, наступил на полу своего халата, но встал и последовал за ней. Комната оказалась довольно большой, типичной гостиной с парой кресел, диваном и журнальным столиком . Если что и не сочеталось с обликом милой пенсионерки, так это отсутствие телевизора и два огромных цветных плаката со здоровенными мужиками, полуголыми, с напряженной бычьей мускулатурой. То ли виной этому моя рефлексия, то ли простое любопытство, но я задержал на них взгляд. Черт, опять какая-то странность. Я не успел понять, что именно странного в этих плакатах: старуха смотрела на меня из другого конца комнаты, оттуда, где, видимо, начиналась прихожая, и ожидала, что сейчас я скроюсь за входной дверью и, желательно, скроюсь навсегда. Я покорно пошел к ней. Когда впереди замаячила дверь, а добропорядочное лицо было совсем близко, мне пришла в голову очень простая мысль. Халат на голое тело – это ужасно. Сказка, какой бы она не была, закончилась, а мне, одному из участников, нужно выбираться отсюда прямо в гриме. И все Джулии, с их множеством реальностей, не помогут мне добраться до дому. За дверью стояла реальная реальность. Но если эта старуха из реального мира, то есть не участвует в игре, это значит... Это значит, что, наплевав на унизительность положения, я могу попросить у нее хоть какую-нибудь одежку. Я стану другим человеком, если надену сейчас штаны. Но как просить эту нимфу на пенсии, я не знал. Вообще плохо знаю, как надо просить. Обычно получается или слишком заносчиво, или, наоборот, чересчур униженно.

Старуха смотрела на меня выжидающе-неприязненно. Но еле заметное насмешливое выражение лица говорило о том, что не так уж она и сердита на меня, что почти не удивилась моему внезапному появлению и что-то знает про своих сумасшедших соседей; а выставляет за дверь просто для порядка, ибо такова логика вещей. И потом, она, обозвав соседей сумасшедшими, очевидно, не питает к ним особых чувств. Следовательно, я, как жертва их сумасшествия, могу рассчитывать на сочувствие, а может быть и на какую-то информацию. В общем, я решился.

– Простите, пожалуйста, – начал я самым изысканным тоном, – мне очень неловко просить вас о таком одолжении, но я бы... мне бы...

Тут, от беспомощности и нелепости ситуации (какой все-таки ужас – просить штаны у незнакомого человека) я развел руками, которые держал в карманах халата. Полы, конечно же распахнулись. Мне показалось, что бабке это очень понравилось. Я срочно привел халат в приличный вид, но говорить уже не мог.

– Штаны, – промямлил я, – мне бы...

Старуха усмехнулась и на миг снова показалась вакханкой. Но нет, она благонравно приподняла руку, что я расценил как приглашение переждать в гостиной, пока она выберет для меня что-нибудь из одежды. Мне полегчало. Я повернулся и сел в кресло рядом с камином. Моя очередная спасительница скрылась в спальне. Почему именно женщины встречаются мне в самых моих идиотских ситуациях? Или, может, это они и делают ситуации идиотскими? Но, как бы то ни было, я скоро уйду отсюда в штанах. Может быть все же попробовать разговорить бабульку, должна она что-то знать о своих соседях? А то ведь так и уйду, не зная, где побывал. Тут я снова поднял глаза на плакаты со звероподобными мальчиками и как-то сразу понял, в чем тут странность – оба плаката висели как раз на тех местах, где полагается быть окнам. Я постарался сориентироваться в пространстве. Ну да – балкон в спальне фальшивый, декорация, но здесь, в гостиной, должны же быть окна. Хотя бы одно. Хотя бы фальшивое. Хотя я же уже не в том доме. Или все еще в том? У меня пересохло в горле. Как странно все происходит! За мной никто не гонится, меня ни к чему не принуждали силой, во всем этом приключении есть изрядная доля очарования, но... Но мягко и ненавязчиво, совсем ненавязчиво, прямо надо мной, как воздушный шарик на привязи, парит кошмар. Шарик-кошмарик. Очень захотелось сейчас же получить какое-нибудь нормальное обьяснение всему происходящему. Все просто и буднично. Не бойся, детка, это не крокодил в темноте, это только кажется, а на самом деле это лишь диван. Сейчас включим свет, и сам все увидишь. В том, что чудес не бывает вообще, есть свой большой плюс – страшных чудес не бывает тоже. Ведь верно? Никогда не мог смириться с необоснованным страхом персонажей всяких там ужастиков: тот факт, что на них идет оживший покойник, пусть даже и с бензопилой в полуразложившихся ручках, говорит о том, что бояться нечего – смерти-то нет! Или, как минимум, есть жизнь после, а это и того лучше. Даже если там – ад. Потому как в аду бояться уже нечего. Все уже случилось. Только все это ерунда. Ничего нет. Ни чудес, ни оживших покойников. Просто потому, что это было бы слишком интересно, слишком хорошо для правды. В мире победившего обывателя реальны только налоговая инспекция, полиция и заранее купленное место на кладбище. Значит, бояться нечего. Ну дурь такая у бабульки: завесила она окна соблазнительными мальчиками. Чего бояться-то? Сейчас мне принесут одежду, я наконец-то окажусь на улице и выясню, который час... И все встанет на свои места.

Тем временем появилась бабулька. И как будто для того, чтобы меня успокоить, со штанами через плечо. Они, правда, были странные – шелковые, тускло-желтые, с широкими черными полосами. Из тех, которые на моей далекой родине, лет сорок назад, назывались пижамными.

– Это все, что я нашла, мой дорогой, – сказала она и села в кресло напротив.

Штаны почему-то остались висеть у нее на плече.

– Муж уже десять лет как умер, так что тебе еще повезло. Но они хорошие.

Она мягко сдернула их с плеча на колени и легко погладила по ткани, не ладонью даже, а так – средним пальцем – прямо по шву между штанинами. В общем, даже трогательно. И брать неловко такую историческую вещь. Она еще немного их погладила и, наконец, протянула мне. Я ожил. Взял штаны в руки и решил, что оденусь, пожалуй, на лестнице. Вдруг в таком наряде я сильно напомню ей мужа во время оно. На самом же деле, мне ее и впрямь стало жаль. Тут я вспомнил, что собирался порасспросить про соседей. Только вот как лучше начать? Я стоял с подаренной одежкой в руках, старуха, задумавшись, смотрела куда-то мимо меня, и пауза тянулась как жевательная резинка. Неожиданно для меня, пожилая леди начала говорить. Говорила она иногда чуточку напевно (насколько позволял голос), как говорят всегда, когда вспоминают хорошее, а иногда отрывисто, короткими фразами, словно очень близкому человеку, который и ее знает хорошо, и историю эту обсуждал с ней прежде много раз.

– Мой муж всегда был не совсем обычным. Когда мы с ним познакомились, оба были уже не очень молодыми, и поэтому его странности мне особенно бросились в глаза. Но было в нем что-то такое, даже и не знаю... В общем, он был очень богатым человеком, и я тогда подумала, что у таких богачей просто должны быть свои причуды. А я... нет, я никогда не была особенно красивой. Он предложил пожениться. Я, конечно, согласилась. Свадьба была необычной. Такой богатый, а еле нашел свидетелей. Ни друзей, ни родственников. Он, я и двое посторонних. Заказал столик в роскошном ресторане, а сам робел перед официантом. Он вообще не был похож на богача. А потом, сразу после свадьбы, вдруг купил весь этот дом. Я так и не знаю, откуда у него было столько денег. До сих пор не знаю. То ли наследство неожиданно получил, то ли... А, в общем, какая разница? Денег было много. Только он совсем не знал, что с ними делать. Так все и пошло – странно. Отдал почти весь дом каким-то людям. Они все внутри перестроили на свой лад, а ему нравилось. Он и умер странно. Через полтора года после свадьбы. Пришел его адвокат, сказал, что муж скончался у себя в офисе, и что, по завещанию, хоронить его будут без свидетелей... Я даже и не знаю, где он похоронен. А все деньги завещаны мне. Но с тем, чтобы ничего здесь не трогала и его психов не выселяла. Ну, я почти ничего и не трогала. А с психами...

Она поерзала в кресле и вдруг улыбнулась мне той нехорошей улыбкой:

– Так ты же и сам оттуда. Что ж я тебе буду рассказывать!

Я энергично замотал головой и начал было говорить, но быстро увял под ее понимающей улыбкой. Поди тут докажи, что ты не псих, когда влетаешь почти голышом к ней в спальню в самый пикантный момент.

– Да ты не пугайся, это я только так их называю – психами. Я ведь и сама толком не знаю, что там происходит: как-то раз зашла, меня очень вежливо провели в зал, а там боксерский ринг и бой идет, а вокруг столики как в ресторане и народу много, болеют, дым клубами, и одеты все как лет семьдесят или восемьдесят назад. И еще виски пьют, я заметила, почему-то из кофейных чашек. Ну скажи, что не психи, после этого! А вообще-то они мне не мешают. Ну вот, разве, иногда...

Тут она снова улыбнулась, а я, на всякий случай, отвел глаза и уставился на плакаты напротив. Она легко повернула голову в направлении моего взгляда.

– А-а, мои мальчики. Я их называю Билли и Джимми. Слева – Билли, справа – Джимми. Хороши, а?

Я усиленно закивал в знак согласия, что, мол, да, хороши. Хотя на алисиных лягушонка и ящерку похожи мало. Судя по мощности торсов и бьющему в глаза интеллекту, скорее, динозавры. Но старуху мало заботило мое мнение. Она рассмеялась, и мне снова захотелось прокашляться за нее.

– Это была одна из странностей моего мужа – наглухо закрывать все окна. Сначала тут висели какие-то картины. А когда он умер, я хотела было оставить окна незавешенными, да вовремя вспомнила про завещание и просто сменила ту мазню на мальчиков. Ведь никто не придерется!