Текст книги "The House"

Автор книги: Владимир Гржонко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Стоявший над ним мужчина был одет в черный костюм и еще что-то черное под ним. Он чуть помедлил, потом решительно и жестко схватил Сэма за отворот пиджака и как-то рывками стал поднимать его на ноги. Сэм и так собирался вставать, чужая рука скорее мешала, чем помогала ему. Когда он оказался на ногах, то выяснилось, что незнакомец почти одного с ним роста, но крепче и без животика. Он стоял и все так же молча смотрел на Сэма. Сейчас Сэму показалось, что он играет в какую-то игру и, по незнанию, нарушил главное правило, а этот ждет, что же он сделает дальше. Сэму захотелось выйти из игры и вообще из парадного, на улицу, к людям. Ему даже в голову не пришло (вернее, пришло, но позже), что тот, кто стрелял, может быть где-то там. Он бездумно сделал движение к двери.

– Куда? – незнакомец схватил Сэма за руку, – а ну пошли домой!

И в голосе, и в движениях его была явная угроза. Это немного задело Сэма. Стараясь сохранить достоинство, он двинулся к лестнице, думая, что этот тип просто хочет остаться один. Однако он тут же получил толчок в спину.

– Давай, давай, покажешь, как ты тут живешь!

Ничего себе – пятничное приключение! – подумал Сэм, входя в свою квартирку. Его новый знакомец, невежливо оттиснув его, прошел в комнату первым и сразу направился к окну. Осторожно выглянув наружу, он повернулся к Сэму.

– Ну что, один живешь?

– Один.

– Ну вот что, приятель, можешь звать меня Джо. А ты кто?

Сэм, стараясь сохранить некое подобие приличий, представился и уже хотел было предложить гостю садиться, но подумал, что Джо мало напоминает гостя. Скорее, хозяина. Джо, тем временем, прошелся по комнате, остановился перед телевизором, что-то начертил на его пыльной поверхности, потом повернулся и сразу стал говорить.

– Ты ведь не думаешь звонить в полицию? Правильно. Тут вот какое дело – я посижу у тебя немного. Может полчасика. Ну а потом... потом мы посмотрим. И еще: книжки ты читал, так что дурацких вопросов задавать не будешь.

Джо устало развалился в единственном кресле.

– А бабы у тебя нет, я вижу. Ну и хорошо. Без визга. Бабы, они...

Тут он прервал сам себя, подался вперед, и в глазах, до сих пор бездушно-жестких, появилось выражение... какое – Сэм не понял.

– Ну, расскажи, как ты живешь.

Такое предложение, услышанное от бандита (а то, что перед ним бандит, было очевидно), расстроило Сэма. Как ответить на этот вопрос незнакомому человеку? Рассказать свою биографию? Опасность, реальная, безобразная опасность заполнила его квартирку. Как сделать так, чтобы не рассердить этого человека, он не знал. Как сделать, чтобы он ушел или, по крайней мере, выпустил его, Сэма, он тоже не знал. Сэм вспомнил свое глупое приключение в метро и хмыкнул про себя.

– Ну, что молчишь? Значит, прожил ты на свете столько лет, а сказать нечего?

Джо произнес это с интонацией школьного учителя, отчитывающего непутевого ученика, и Сэм на секунду почти поверил, что если он пообещает исправиться и в дальнейшем стать таким, каким его хотел бы видеть этот человек, то его отпустят домой.

Сэм старался не смотреть в это страшное лицо, однако, по каким-то грозным признакам, может быть, по надувающимся жилам на шее говорящего, по его поджатым напружинившимся ногам, по руке, которая сжимала и разжимала кулак, по чему-то еще неуловимому, он понял, что Джо специально разжигает в себе гнев против него. Разжечь в себе гнев, чтобы получить моральное право на... «Неотвратимость» – страшное слово – крутилось в голове у Сэма. Этого не может быть, но это будет. Не может – но будет! Сэм присел на диван. Эх, если бы не этот случай в метро, он давно бы был дома! Если бы он чуточку быстрее открыл дверь в парадном! Если бы...

– Уверен, что ты даже лотерейных билетов не покупаешь! Конечно, ты бы не знал, что делать со свалившимися на тебя деньгами. Но известно, что везет на дурные деньги именно таким гаденышам. У которых и желаний-то нет. Вот что бы ты хотел иметь в этой жизни?

Сэм вообще-то мог бы рассказать о своих тенях за окном, но понимал глупую неуместность разговора, да Джо и не ждал ответа. Он говорил. Впрочем, что-то вдруг изменилось. Неизвестно почему у Сэма перестало давить за ушами, и только язык слегка покалывало кислым. Джо отвлекся. Он стал рассказывать, что бы сделал с выигрышем миллионов этак в пятьдесят– шестьдесят. Сейчас он уже не хотел убивать Сэма, а снова развалился в кресле, улыбнулся и спросил:

– Слушай, а тебе везло в жизни? В карты, с бабами, еще с чем? В казино играл?

Сэм смущенно улыбнулся. Он был однажды в казино, лет десять назад. Когда он вошел в огромный зал, заставленный автоматами, то первое, что его поразило, была легкая дымка сумасшествия, повисшая над погруженными в игру. Освещенные разноцветными вспышками лица людей, глубоко ушедших в себя и не отводивших взгляд от автоматов, чья механическая воля была сильнее их собственной, казались безумными. Необходимость соприкосновения с этим безумием, его неприглядность вытолкнула Сэма из казино на свежий ветер морской набережной. Больше он в казино не ездил.

Джо рассмеялся. И вдруг, резко, из смеха сорвался в крик:

– Ты козел! Понял? Козел!

Он сильно подался вперед, и теперь его покрасневшее лицо было совсем близко от Сэма. От неожиданности, от непонимания, за что его ругают, от чего-то звериного, рвущегося из этого раззевающегося рта, Сэм совсем растерялся. В общем-то, в своей жизни он слышал ругательства и похлеще. Но никогда никто не кричал на него так громко, да еще и придвинувшись почти вплотную к его лицу. В этом было что-то ужасное и завораживающее. Вдруг Джо так же неожиданно замолчал и откинулся на спинку кресла. Сэм поднял глаза. Джо в этот момент, глубоко затягиваясь, прикуривал сигарету. Их взгляды встретились.

– Ну? – спросил вдруг Джо и неожиданно бросил в Сэма зажигалку, от которой только что прикурил.

Сэм вздрогнул и инстинктивно поднял руку – зажигалка летела прямо в лоб. Чистая случайность, но со стороны получилось эффектно: резко брошенная и так же резко пойманная в ладонь штучка. Четкость жеста удивила Джо, и это было видно. Чтобы не выдать того, что и для него это неожиданность, Сэм стал рассматривать зажигалку. Тяжелый золотой кругляш с черной эмалью. Пошлый, но эффектный рельеф – нагая женщина в лапах дракона. Женское тело было выполнено восхитительно реалистично. Дракон казался только лишь ее сексуальной фантазией. Странная штука.

– Нравится? – спросил Джо. – Антикварная вещь. Раньше, лет пятьдесят назад, а может и сто – была рукояткой чего-то. Потом края обрезали, а что осталось – переделали в зажигалку. Говорят. Я ее получил от одной сумасшедшей тетки на пляже в Палм-бич. Знаешь, бабка лет шестидесяти, богатая как зараза. Я ее вечером там встретил, на пляже. Что мне вдруг стукнуло в голову – не знаю. Никогда раньше такими глупостями не занимался. Может молодой еще был. Ну, вечер, темнеет, на пляже никого. Так я ее к воде протащил – там если лечь, с набережной не видно. Вырывалась, сука, аж вставные челюсти вылетели. Но я ее все равно повернул спиной и оттрахал. Знаешь, она рычит, выворачивается, а я не понимаю – то ли сопротивляется, то ли от удовольствия. Ну а потом отпустил ее, она встала и смотрит на меня. Ну что, говорю, трипперка у тебя не водится, надеюсь? Она ухмыльнулась, а смотреть страшно – челюсти выпали, рот внутрь запал – ведьма. Ну и пошла в темноту. И челюсти, и сумочку оставила. Тут меня зло взяло, я догнал и как врезал ей под зад ногой, суке. Она пару шагов пробежала и свалилась. Ну и я свалил к черту. Сумочку, конечно, взял. Представляешь, идитотка, – куча денег с собой, плюс мелочевка всякая. Ну и эта зажигалка. Так что память.

Джо приостановился и стряхнул пепел сигареты себе же на ладонь. Эта странная, почти интеллигентская ужимка – не ронять пепел на пол, после жуткого рассказа, кольнула Сэма; ему показалось, что Джо специально выдумал эту историю, чтобы напугать его. Он почему-то успокоился. Даже осмелел и подумал: не подыграть ли ему и не бросить ли зажигалку обратно в Джо. К счастью, в этот момент где-то в карманах у Джо зазвонило, и он, щурясь от дыма, достал мобильный телефон. Разговор был коротким.

– Ну?... Понял... И теперь что?.. Ладно.

Он спрятал телефон, поднялся и, все еще держа на ладони пепел, подошел к окну. Вряд ли он мог что-либо увидеть в наступивших сумерках. Сэм наблюдал за ним с дивана. От Джо опять повеяло опасностью. Он выбросил окурок в окно, растер почему-то пепел между ладонями и сказал:

– Ну все, давай, пошли.

По плану Джо Сэм должен был выйти на улицу первым, дойти до угла, до магазинчика, круглосуточно торгующего газетами, сигаретами и прочей нужной в любой момент ерундой, войти в него, оттуда оглядеть улицу и ждать появления красной «Тойоты». Как только она появится, он, как можно быстрее, побежит в противоположную от дома сторону. Это был какой-то отвлекающий маневр, и Сэм прекрасно понимал, что это может стоить ему жизни. Но отвратительный, жестокий, властный Джо неожиданно очаровал его. Он чувствовал себя мальчишкой, принятым во взрослую игру. Он уже был совсем не тот маленький несмелый толстячок, которого может смутить нескромная баба в метро. То, что он рискует жизнью из-за бандита, ничего не меняло. Какая разница, кто этот Джо? Конечно, у него вроде и выбора-то нет. Но это не так. Он сам захотел участвовать в этой вылазке. Или еще в чем-то необычном и очень опасном. Поэтому Джо стал Возможностью, Случаем, от которого Сэм не собирался отказываться. Тем более, что Джо все равно не позволил бы. Но Сэм не был жертвой. По крайней мере, себя таковой не ощущал.

Он надел свой черный пиджак, и они вдвоем подошли к зеркалу.

– Нормально, – сказал Джо, – в потемках сойдет.

И Сэм почувствовал – он гордится тем, что в темноте его можно принять за Джо. Удивительная возможность хоть ненадолго сыграть в жизнь другого, такого непохожего на него самого человека возбуждала его до дрожи. Да, его колотила нервная дрожь, но это была дрожь актера перед премьерой. И он знал, что и Джо это понимает.

Внизу, перед выходом на улицу, Джо легко подтолкнул его плечом.

– Все будет хорошо, увидишь. Рисковать жизнью стоит, когда эта жизнь стоит риска. А вообще, начни хотя бы с лотерейных билетов. Таким везет, говорю тебе. Ну, давай!

Когда Сэм отошел немного от двери, возбуждение игры вдруг оставило его. Ему стало страшно. Вокруг, на улице не было никого. Стояла обычная для конца дня пауза: все уже пришли с работы, но еще не собрались куда-либо выходить. В голове Сэма крутилась бессмысленная фраза «рисковать жизнью стоит, когда жизнь стоит риска». Чем больше он повторял ее, тем страшнее ему становилось. Он не побежал только потому, что ему казалось, что он идет по стеклу, и резкое движение обрушит его куда-то вниз. Он делал шаг и ждал звона, взрыва, выстрела, чего угодно. Когда он подошел к магазину, и на него упал красноватый неоновый свет витрины, он не выдержал и обернулся. За ним кто-то шел. Тусклые уличные фонари не давали возможности разглядеть этого человека. Сэм обмер. Во всех виденных им идиотских детективах преследуемая жертва почему-то избегает людных мест и выводит преследователя в какие-нибудь подвалы, на чердаки, стройки, словно хочет помочь убить себя без хлопот, помех и свидетелей. Сейчас Сэм понимал, что лучше всего ему укрыться в магазине: там люди и есть шанс, что стрелять не будут. Но он не мог заставить себя повернуться спиной к идущему человеку. Тогда Сэм попятился. Он добрался до входа в магазин и тут сообразил, что идуший за ним человек – Джо. Что-то пошло не так. Джо не должен был идти за ним. Это не по плану. Однако Джо, приближаясь, сделал рукой движение, которое Сэм расценил как приказ войти в магазин. Сэм юркнул вовнутрь, но тут же выскочил, не уверенный, что правильно понял приказ. Они столкнулись в дверях. Что-то явно шло не так. Джо резкими поворотами головы огляделся и подмигнул застывшему Сему.

– Все нормально, парень! Просто немного поменялись планы. Но ничего страшного. Сейчас все кончится, и ты пойдешь домой.

Джо толкнул Сэма к прилавку, а сам остался стоять в дверях, как бы намеренно давая возможность разглядеть себя с темной улицы. Похоже, он был совершенно уверен, что опасность миновала. Трясшее Сэма возбуждение начало стихать. Он оглядел магазин. В знакомой вот уже сколько лет лавочке, где он часто покупал нужные мелочи и обыденный утренний стаканчик кофе, никого из покупателей не было. Странно, обычно по вечерам, здесь, вокруг Али – владельца и единственного продавца – собирается небольшой клуб пенсионеров. Курят, без конца пьют кофе и, так же без конца, спорят по пустякам. Клуб одиноких людей. Сегодня пространство перед прилавком было пусто. Более того – за прилавком вместо Али стоял совершенно незнакомый Сэму человек. Человек этот, сухощавый и невысокий, совсем не обращал внимания на смотрящего на него Сэма, но зато не сводил застывшего, гипнотизирующего взгляда с загораживаюшего вход Джо. Ничего еще толком не понимая, а только предчувствуя что-то очень нехорошее, Сэм хотел было поднять руку, крикнуть, как-то предупредить Джо, стоявшего спиной к нему и к странному продавцу. Но все вокруг опять подернулось дымкой нереальности, и Сэм мог только наблюдать за происходящим, не в силах вмешаться и повлиять на него.

Он уже почти знал, что сейчас случится. Но, тем не менее, когда Джо начал поворачиваться в дверях, а маленький продавец пружинисто перескочил через стойку прилавка, ужас и неотвратимость того, что он видел сейчас перед собой, свинцом (тем, еще не выстреленным) придавили Сэма. Он начал медленно опускаться на колени.

Возможно, именно это движение и спасло ему жизнь, потому что маленький продавец два раза выстрелил в Джо, метнулся к выходу, а на пороге, обернувшись, послал пулю и ему, Сэму. Но голова Сэма и его колени двигались в этот момент вниз и пуля пролетела где-то высоко. Продавец исчез.

Сэм и не заметил, как Джо упал. Он только увидел, что тот лежит в какой-то очень обыкновенной позе прямо на нечистом полу. И если бы не кровь, казавшаяся коричневой на черной ткани пиджака, Сэм легко поверил бы, что Джо пришла в голову такая дикая идея – полежать посреди магазина.

Джо пошевелился, и это вывело Сэма из оцепенения. Он, как был, на четвереньках, ударяя колени о жесткий пол, подскочил к лежащему. Тот чуть приподнял голову, посмотрел в сторону двери, а потом то ли оскалился, то ли улыбнулся, широко раскрыв рот. Почти так же, как тогда, когда кричал на Сэма.

– Ну чего, все что ли? А может еще и нет, а? Ну, чего смотришь? Чего смотришь, вали отсюда!

– Но вам... Вам нужна помощь!

– Нужна, только не твоя, идиот. Говорю тебе – сматывай!

Сэм, опять подчиняясь этому человеку, начал медленно подниматься с колен. Джо со стуком откинул голову на пол и, прищурившись, всматривался в неслепящий неоновый свет. Сэм испугался. Он никогда не видел умирающих людей. Но Джо не умер. Он неловко подвинулся, сунул руку в карман и протянул что-то Сэму.

– Это тебе, на память.

В руках у Сэма оказалась знакомая золотая зажигалка и листок бумаги – голубой клочок с желтыми разводами. Джо снова широко оскалился:

– А старуху я тогда от души отделал. Приятно вспомнить, даже сейчас. И еще: лотерейный билет. Тоже тебе. Я купил, но, может, тебе повезет. Говорю – таким как ты только в этом и везет. Проверь обязательно, слышишь? Там пятьдесят миллионов выигрыша. Ну вот. А теперь быстро отсюда! Быстро!

Двигаясь как автомат, Сэм забрал подарки и вышел из магазинчика в темноту улицы. Там было совсем тихо, и огни в окнах горели по-прежнему спокойно и уютно, как будто ничего не случилось.

Дальнейшее Сэм припоминал довольно смутно. И сирену, и полицейских, подхвативших его сзади почти у подъезда, и кабинет следователя. Из полицейского участка он выбрался только под утро, что-то там подписав. Остался ли жив Джо, он как-то забыл спросить у полицейских, а потом так и не узнал. Слишком необычным оказался для Сэма этот пятничный вечер. Но только на этом неожиданности не закончились. Через несколько дней, придя в себя окончательно и даже ощутив некоторую гордость за свою отчаянность, Сэм обнаружил в кармане зажигалку и билетик лотереи. Зажигалку, поскольку не курил, положил обратно в карман пиджака, который спрятал подальше. Жарким летом черный пиджак не нужен. На билет долго смотрел, потом решил, что проверить его будет выполнением какого-то долга по отношению к сгинувшему бандиту. Что аккуратно и сделал в тот же день. Дальше все опять понеслось вскачь, кувыркая и подбрасывая обмягшего Сэма. Так необычно доставшийся ему билет – жалкая помятая бумажка – выиграл пятьдесят миллионов.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Кажется, я спал. Во всяком случае, совершенно онемевшая нога свидетельствовала о том, что забылся я, как минимум, часа на три, если не больше. Я все так же сидел в кресле, вернее, полулежал, подогнув ногу, за что она, похоже, и отказалась от меня. С трудом встав, я поволок свою ногу в ванную; ни зубной щетки, ни полотенца – ничего себе, богатенький домик! Видимо, автоматизм этой утренней процедуры потянул за собой следующий этап – мне захотелось есть. Я вернулся обратно в комнату. Дверь, через которую меня привели, помнится, закрыли на ключ. Очередная идиотская ситуация. Хорошо, если за мной вскорости придут. А если нет? Ломиться в дверь? Да хрена ли в конце-то концов, жрать хочется! Я уж было совсем собрался ударить обеими кулаками в дверь и громко позвать, но в эту самую секунду сообразил, что не помню, как зовут приведшую меня сюда даму. Я как-то не сконцентрировался на ее имени, было много отвлекающего в тот момент, когда он представил… Тут я сообразил, что и его имени не задержал в памяти. Нет, конечно, это не гипноз, просто имена не казались главным в тот момент, вот я и не… Ну что, попробовать помедитировать? Обычно напряжением то ли воли, то ли памяти я могу восстановить забытый номер телефона. Но имя… Я напрягся и представил себе ее. И почему-то в тот самый последний момент перед ее уходом. Вот некстати, черт! Вместо ее имени всхрапнул и зазвонил внутренний мой будильник, доходчиво и непререкаемо указывая: утро наступило. Но его же, будильника, колючие стрелки безжалостно полоснули и по желудку. Есть, пить, курить. Причем есть не обивку этого кресла и пить – не воду в туалете. Я оглядел комнату и безнадежно пошел к двери. Вдруг само собой всплыло имя – Джулия… Кажется, Джулия. Я представил себе, как славно это будет выглядеть по ту сторону двери – рвущийся на волю индивид с плохой памятью, выкрикивающий какое-то постороннее имя. Эта история пытается безжалостно дохлебать остатки моей уверенности в себе, заполняя высвободившееся место подлой рефлексией. Ну уж нет, голодать не буду! Мне обещали кормежку, в конце-то концов! Решительно схватившись за ручку, я резко дернул ее вперед-назад. Хорошо еще, что дверь открылась на меня тяжелее и медленнее, чем сработало мое желание выжить и не покалечится. Я успел убрать и нос, и ногу. Оп –ля! За дверью, шагах в трех от меня, стояла моя Возможно-Джулия. Улыбалась ли она, я не заметил, ибо сила моего права на кормежку, совсем не израсходованная на дверь, вынесла меня к ней.

– Доброе утро, – почти агрессивно сказал я, – а нельзя ли выпить кофе с чем нибудь?

– Добрый вечер, – сказала она мне почти так же агрессивно, и секундой позже я отметил это несоответствие в приветствиях.

– Я что, сутки почти проспал?

Разогнавшись, я продолжал говорить в хамоватом тоне, и мне это понравилось. Тем более, что она приняла его совершенно естественно.

– Нет–нет, ты спал часа три.

– Послушайте, я без часов, но по моим ощущениям…

Тут я не удержался и хмыкнул, и впрямь ощутив свой будильник. Она молча и как бы понимающе отстегнула с запястья и протянула мне мои часы, забытые в ванной. Не попорченный битумом циферблат показывал семь минут первого. Я взглянул на нее. Она по-прежнему была в длинном платье, только теперь из-под декольте нахально высовывался белый лифчик. Ну да часы можно было и перевести. И вообще мне обьяснили уже, что я -кролик, которого теперь, кажется, начинают вытягивать из-за спины на потеху почтенной публике. Она, очевидно, уловила, о чем я подумал, улыбнулась и дернула головой.

– Ну, пойдем поужинаем.

Только двинувшись за ней по знакомому коридору, я почувствовал, что начинаю привыкать к очаровательному несоответствию места действия с моим нарядом. Чем плох этот мой халатец? Возникшее с ходу дурашливое настроение, не снижая оборотов, запарило где-то на уровне груди, которую я непроизвольно выгнул сейчас почти молодецки. Мы снова двигались то вверх, то вниз, и я уж решил, что возвращаюсь в ту первую, пропахшую сигарой комнату. Но где-то мы свернули не туда и снова прошли вдоль цепочки кабинетных дверей. Я подумал, что если она приведет меня сейчас в залу, полную народа, я, пожалуй, приму это как должное.

Мы вошли в помещение, длинное и пустое, как ангар без самолета. У дальней стены я разглядел что-то вроде стола из нержавеющей стали с отверстиями для судков, какие можно увидеть в дешевых буфетах. Рядом стоял блестящий бак с черным пластмассовым краником – видимо, кофе. Ага, здесь меня будут кормить! Я ускорил шаг: есть очень хотелось. Однако этот естественный порыв был прерван в самом начале. И не подружкой моей. Просто слева от себя я увидел окно. Правда, оно было закрыто тяжелыми темными портьерами, сдвинутыми почти наглухо. Почти. Но не совсем. В щелку между половинками явственно был виден свет. Яркий дневной свет. Ах вы, мистификаторы! Я резко изменил направление движения, шагнул к окну и дернул за штору. В лицо ударило отраженным от соседнего дома солнечным светом. Трудно было понять, который час, но где-то около полудня, судя по яркости солнца. В доме напротив на уровне моего окна был балкон. Обычный балкон с цветами в пластиковом ящике. Вот так вот. Попались на дешевом вранье! Добрый вечер, плавно переходящий в полдень. Похоже, что и часы мои переведены не были. Зачем? А вот про окна забыли. И эта ерунда резко и неуклюже оборвала тот мотив, то идиотское чудо, в которое я еще вчера вечером был вовлечен. Даже стоящая за моей спиной женщина показалась мне разгаданной и поувядшей. Чувство облегчения и разочарования опустило мою душу на землю, вернее, даже под нее – я вспомнил, что у меня, в кармане оставшихся где-то там джинсов, нет денег на метро. М-да, кролик вместе со зрителями видит, откуда его в самом деле вытащили. Ну и что? Теперь поем и поеду потихонечку домой, копперфильды несостоявшиеся... Я обернулся, наконец, к моей даме. Она по-прежнему улыбалась, лифчик белый и какой-то пуритански закрытый высовывался из прорези декольте еще больше.

– Ничего не хочешь мне сказать?– нагло спросил я.

– О, да конечно, вон там кофе и еще всякое… я поем с тобой.

Она вздохнула, бросила взгляд на окно и двинулась к еде. Представление, кажется, окончено. А жаль. Было в нем что-то такое…. Первая же их шутка не удалась, а она явно готовилась. Плохо готовилась, еще хуже получилась.Теперь, после этого солнца в начале первого ночи, не только эта женщина, но и ее приятель в роскошном халате, выглядели жалким шутовскими тенями недалеких развлекающихся нуворишей. Сейчас я почувствовал себя обманутым. Как-то слишком просто и глупо обманутым. Нет, господа, кролик готов принимать участие только в остроумных или, по крайней мере, интересных ему фокусах! Извините, ребята! Тем временем я очутился у стола с судками. В них и впрямь что-то дымилось, однако, совершенно неожиданно, есть мне расхотелось, даже сам запах еды вызвал, как у беременной женщины, легкую тошноту. Я налил себе кофе в бумажный стаканчик и огляделся в поисках стола. Его не было. Моя спутница, положив себе на бумажную тарелку салат, не долго думая, поддернула подол платья и, скрестив ноги, довольно грациозно уселась на пол по-турецки, поставив перед собой тарелку. Смелый взмах подолом, кажется, предназначался для меня: под платьем так и не было белья. К сожалению, я не успел этого разглядеть, но я уже научился кое-что читать по ее мимике. Опять промахнулись. Выше, выше надо было платье поднимать! Вот вчера вечером это было вполне на уровне показано. Я, однако, ничего не сказал, уселся таким же образом напротив нее. Хотелось, конечно, и мне, в качестве ответного жеста, раздвинуть полы моего халата, под которым тоже ничего не было, но как-то разонравилась мне эта игра. Утро, лифчик, все вместе – не интересно...

Кофе был неожиданно густой и вкусный. Ну вот и славно! Я отпил из стакана и прилег на бок, подставив руку под голову. Утренняя поза. Лев изготовился к вопросу. Но я не торопился задавать напрашивающийся вопрос и смотрел на нее вполне благодушно. Она, однако, выглядела ничуть не смущенной допущенным промахом. Ну что ж, я великодушен, особенно после кофе! Молчание затягивалось, но не было мне в тягость. Я напоминал сам себе доброго, но очень занятого чтением газеты отца, которого его малое чадо с горящими глазами вовлекает в игру. Ребенок почти искренне верит, что они на захваченном бурей корабле, и мечется по кухне, убирая, в меру своего разумения, паруса и снасти, а отец из-за газеты подает, тоже в меру своего разумения, соответствующие реплики. Но игра заканчивается – и не на том месте, где корабль тонет, а тогда, когда папа слишком уж невпопад шепотом кричит, что земля близко. Но я не торопился. Мне хотелось послушать, что мне скажут напоследок. Она тем временем лениво отставила тарелку и переменила позу, вытянув левую ногу вперед и почти касаясь меня босой ступней. Тут я не удержался и сказал:

– Ну что ж, утренний кофе был очень хорош.

Она удивленно приподняла брови и спросила:

– Ты что, обиделся?

– Да нет, за что же?

– Ну, не знаю, тон у тебя такой, будто ты сейчас встанешь и уйдешь. То есть ты, конечно, можешь это сделать, но я поняла, что вы с Гарри договорились. И потом, куда же ты пойдешь ночью? А главное (тут она снова как-то резко изменилась в лице и шкодливо скосила глаза), – главное, что, если ты выспался, то кофе – это еще не все, что ты мог бы получить сегодня.

Сейчас, в свете дня, мне бы пришлось делать над собой усилие, чтобы ощутить ее чары. Проколовшись с окном, они резко обесценили все остальное. Но быть невежливым не хотелось.

– Я просто слегка растерялся, – начал я, глядя чуточку поверх ее головы, – человек ведь всегда пытается все себе обьяснить, ну и… В общем, не знаю даже, что и сказать.

У меня не хватало духу сказать ей, что она нагло лжет мне в глаза о нынешнем времени суток.

– Конечно, хорошо бы получить обьяснения всему этому. Ты нашла меня на крыше... И потом, зимой еще...

– Я, наверное, тогда сильно ударила тебя дверью? И ты до сих пор не можешь прийти в себя.

И снова волна тогдашнего неуловимого ощущения подобралась ко мне. Я почувствовал, что и действительно, эхо того комического удара сейчас завибрировало в голове. Ну черт с ним, с окном, но все остальное… Эта женщина… Сейчас я точно вспомнил, что ее зовут Джулия. И сообразил, что, заметив обман, я попытался упростить ситуацию, свести ее до обыденного уровня плохо сработанного трюка.

– Ты не смущайся, – Джулия встала, оправила платье и сделалась неприкасаемо вежлива. – А на крыше я не могла тебя не найти. Как это обьяснить? Не знаю.

– И я не знаю, – неожиданно сказал я.

Сказал скорее раздраженно, чем любезно. Вообще мое отношение к происходящему и к этой женщине менялось на противоположное с частотой, которую впору обозначать в килогерцах.

– Вот, например, – продолжила она, игнорируя мое замечание, – миллионы людей смотрят каждый вечер телевизор, а только, может быть, сотая их часть представляет себе, как он работает. Разве это кого-нибудь раздражает? Или мучает? Ну заглянет какой-нибудь любознательный вовнутрь, увидит пыльные проводочки – и все. Фильм ведь от этого не станет более интересным.

Она захихикала. Вот именно, захихикала как школьница, сказавшая скабрезность.

– Да, – тут она, словно фокусник, вытащила из-за спины пачку сигарет, – ты, наверное, хочешь курить.

И протянула их мне. Надо не курить много долгих часов, чтобы понять, с каким остервенением я стал срывать целлофан.

– Ты не обидишься, если я тебя оставлю ненадолго?

Джулия снова интимнейшим образом взглянула на меня. Я пожал плечами. Тогда она шагнула ко мне и босой ногой слегка погладила меня по щиколотке. Меня кольнуло. Я не знал, что мне делать. И еще эта дурацкая пачка сигарет в руках! Но она не дала мне времени на ответ и бойко рванула к выходу. Через пару секунд я услышал, как клацнула закрывающаяся дверь. В каждом мужике, наверное, сидит распутный ребенок: после ее прикосновения я почувствовал, что готов еще некоторое время поиграть в предлагаемые мне игры. Хотя тонкий внутренний голосок, претендуя на обьективность, снова затевал безнадежный монолог, но... в конце-то концов, какая мне разница, что сейчас за окном – день или ночь? Ведь не пророком и не дьяволом обьявлял себя этот Гарри! Ну сказали мне, что сейчас ночь. Ну случайно я… Секунду, а может быть никакой ошибки и не было? Джулия совсем не смутилась, увидев, как я раздвинул портьеры. Зачем им нужно было, чтобы я обнаружил, что они меня мистифицируют?

Я достал сигарету из пачки и неожиданно не обнаружил спичек. Однако не успел я даже отчаяться, как нашел зажигалку возле бака с кофе. Зажигалка оказалась необычной, и я, затягиваясь, рассмотрел ее с интересом. Похоже, что золотая, вещица в углублениях была покрыта черной матовой эмалью. Выпуклая часть изображала обнаженную деву в неестественно эротичной позе, ласкающую чешуйчатого элегантного дракона. Мягкая драконья лапа бесчувственно обнимала женские бедра. То ли по неумению мастера, то ли по замыслу, но, против обычного взгляда на подобный сюжет, казалось, что это дева насилует дракона, а он, бедный, почти покорился своей участи. Я поостерегся оставлять зажигалку на столе, полагая, что лучше отдам ее Джулии, когда она вернется, и потому просто сунул ее к себе в карман к сигаретам. Вот и славно. Первая сигарета после многочасового перерыва приятно закружила голову. Я встал, чтобы налить себе еще кофе и тут почувствовал, что липкий пот собрался у меня под коленями. Эге, да в этом помещении нет кондиционера! И только отметив это, сообразил, что мне душно. Странно, духота обычно ассоциируется с маленькими захламленными помещениями. Я же находился в просторной, если не считать стола, необставленной комнате. Было душно. Нет, потолок не пошел кошмарно опускаться на меня, я не задыхался, но… Я быстренько оглянулся и вдруг обратил внимание, что во всем длинном помещении только одно окно. Свежего воздуха, конечно же, захотелось еще больше.