Текст книги "The House"

Автор книги: Владимир Гржонко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Тут женщина ослабила хватку, и я неожиданно погрузился в легчайшее ощущение свободы. Мышцы ног и живота ослабли, вся нижняя часть тела оказалась где-то высоко, выше головы, запарила. Жесткая, холодная рука стала теплой, почти ласковой. С ужасом, удивлением, удовольствием я почувствовал, что... Но она снова сжала меня сильно, очень сильно, почти невыносимо. Я сейчас умру! Вода сделалась ледяной, по ногам прошла судорога. Я сейчас умру.

Вдруг зажегся свет. Фурия, вцепившаяся в меня, дернулась, закрыла лицо руками, как будто свет обжег ее, и кинулась из ванны. Но в панике, зацепившись ногой за бортик, она неловко, боком упала на кафельный пол, заскользила, забилась и, вскочив на ноги, вылетела в дверь.

Когда надо мной склонился человек, я лежал бездумно, наблюдая, как колышется, успокаиваясь, вода. Я узнал этого человека. Тот самый толстячок, который рассказывал мне про нижние запахи в яме посреди лабиринта. А за ним виднелось озабоченное лицо Гарри. И еще какие-то лица. Кажется вся ванная комната набита народом. Потом откуда-то из-за бортика вынырнуло еще одно знакомое бородатое лицо в кривых очках. Раввин помотал головой, стыдливо уставился взглядом в стену и сказал:

– Говорил я тебе, что будет страшно. Говорил, чтоб ты не связывался с глухой. Ну вот и все, кончились твои реальности. Хорошо еще Сэм успел вовремя.

Он поднял голову на толстячка, на что-то показал ему своими огромными глазами и снова обернулся ко мне.

– Ну все, теперь иди домой. Нечего тебе здесь больше делать.

Свет исчез. Стало совсем холодно. Я начал подниматься в ванне, не заботясь о том, что вода льется на пол. Вероятно, я задремал, вода остыла – вот мне и привиделись всякие ужасы. Занемевшее холодное тело подсказало мозгу полусон с невыносимой яркостью ощущений. Кажется, у меня и действительно все болит. Я поставил ногу на бортик, и мне вдруг показалось, что он слишком скользкий. То есть в ванне была не просто вода, но и мыльная пена. Простенький такой факт. Когда я прибежал сюда голый, то не заметил ее. Пена, если оставить ее надолго, просто растворяется. Кажется, теперь я понимаю... Оставалось только решить, в какой момент я заснул здесь. Конечно, приятнее всего предположить, что тогда и заснул, придя с крыши. Но такими длинными и подробными сны не бывают. Или бывают? А если так, то сейчас и действительно должна прийти Джулия с сигарой, потом я надену в халат и...

На пороге появилась женская фигура. Она прислонилась к косяку, и я увидел, что это Джулия, в шортах и майке, как... как тогда, на крыше. В ноздри опять полез сигарный запах. Джулия подняла руку, и я увидел толстую точку заженной сигары. Но не стал задумываться, как там было в первый раз. Я просто переступил через бортик ванны.

– Пойдем, нас уже ждут, – мне показалось, что ее голос звучит разочарованно и устало, – только оденься, пожалуйста. Я тут принесла.

Она подтолкнула ногой незамеченную мной кучку одежды на полу. Не очень-то вежливо. Когда я шагнул к ней, Джулия отступила на шаг в коридор. Не желала видеть меня голым? Нет, она не отвела глаза. Во взгляде я увидел то же, что услышал в голосе – усталость.

На полу я нешел джинсы и майку. Все это плохо надевалось на мокрое тело, но я с наслаждением натянул на себя и то, и другое. И, застегнув молнию на джинсах, почувствовал себя значительно увереннее. Дурной сон заканчивался, вот теперь мы поборемся. Великая все-таки сила – одежда.

Джулия еще несколько секунд смотрела на меня, потом прикусила сигару и махнула рукой. Ощущение повторяющихся событий снова вернулось ко мне. Ничего не спрашивая, я был готов снова идти за Джулией. Может быть, несмело подумал я, все и действительно вернется к началу, и Джулия приведет меня к Гарри. И это будет означать, что ничего, на самом-то деле, не случилось. Только не будет в этой истории Мазеля и его затей. И вообще ничего не будет. Когда живой и невредимый Гарри предложит мне остаться, я тихо и вежливо откажусь принимать участие в их играх. Сейчас у меня есть все преимущества человека, побывавшего в будущем. И, значит, у меня есть шанс не выть на черную, невыносимую луну.

География этого Дома совершенно не укладывалась у меня в голове. Пройдя несколько поворотов по знакомому мне коридору, Джулия толкнула дверь и равнодушно пропустила меня вперед. Я стоял на лестничной площадке, рядом с лифтом. Это что же, меня отпускают домой? Но Джулия слегка улыбнулась и пошла вверх по лестнице. Ничего не понимаю. Наш маршрут изменился с прошлого раза. Уж не на крышу ли мы идем? Я представил, как меня снова укладывают в горячий битум. Неприятное ощущение, но что если это плата, необходимая мера, забор, отгораживающий меня от случившегося в первый раз?

На площадке между этажами Джулия остановилась и посмотрела на меня. Я все еще стоял внизу. Она улыбнулась шире, превращаясь в прежнюю Джулию, и снова махнула рукой.

– Пойдем, пойдем. Теперь-то чего уж... Говорю же – ждут тебя там. Не бойся.

– А я и не боюсь.

В ответ на мое мальчишеское замечание она покачала головой и показала на свое ухо. Я поднялся к ней на площадку и увидел, что никакого приборчика на этот раз у Джулии нет. Неужели она и в самом деле глухая?

И снова я шел за ней неведомо куда и непонятно зачем. И вдруг весь этот Дом представился мне нескончаемым аттракционом, по которому я ношусь безостановочно, словно где-то сломался выключатель. И вот уже подступает к горлу от череды этих предсказуемых неожиданностей. И вообще, чего они от меня хотят? А чего хочу я?

Мы поднялись на следующий этаж и Джулия, бросив сигару прямо на плитки пола, достала ключи и открыла одну из двух дверей. В небольшой прихожей на вешалке кучей висели зимние пальто и куртки. Джулия провела меня в комнату – маленькую уютную спальню с небольшой низкой кроватью и множеством горшков с искусственными растениями, развешанных под потолком. В спальне никого не было. Джулия подошла к кровати, помедлила и оглянулась на меня. На секунду у меня неуместно заработало сознание. Но нет, конечно же, нет. Джулия еще помедлила, несколько раз постучала голой пяткой в ковер на полу. Потом пожала плечами и постучала еще раз.

Я вздрогнул, когда из-под кровати высунулась сначала рука, а потом и голова. Впрочем, человека я узнал сразу же. Это был тот самый любитель нижних запахов, только что являвшийся мне во сне. Он повертел головой, улыбнулся Джулии и махнул рукой.

– Лезьте сюда, оба. И побыстрее, пожалуста. Ногами вперед.

Голова скрылась, а я слегка оторопел. Что мы там, под кроватью будем делать втроем? Даже если поместимся. Но Джулия, нетерпеливо оглянувшись на дверь, схватила меня за руку. Я лег на пол и, только наполовину протиснувшись в узкую щель, понял, что кровать скрывает под собой люк. Ноги неожиданно потеряли опору и я, изрядно стукнувшись подбородком, провалился в этот самый люк. И еще не поняв, где это я, почувствовал, как на голову мне съезжает Джулия. Прежде чем мы оба совершенно по-дурацки свалились, я узнал эту комнату. Мы были в той самой старухиной спальне, куда я впервые попал, перемахнув через фальшивый балкон. Люк располагался прямо над ее большой кроватью, куда мы с Джулией и упали.

– Кажется, так и не получилось представиться вам, – сказал любитель запахов поглядев, как мы барахтаемся. – Я – Сэм. И сразу же хочу принести извинения за мою помощницу. Увидев у вас в руках мою зажигалку, Джулия решила, что вы имеете отношение к моему исчезновению. Иными словами, что вас ей подсунул мистер Мазель.

Я сел и посмотрел на Джулию, стоявшую сейчас за плечом Сэма. Значит она – его помощница. А сам он никуда не исчезал. Вернее, прячется от Мазеля в самом Доме. Ну а при чем тут я? Сэм переступил с ноги на ногу и предложил пройти в гостиную. Там мы с Сэмом уселись в знакомые кресла, а Джулия расположилась на полу рядом. Джимми и Билли висели все там же, Берта так и не поменяла порванную мной картинку. Только самой старухи нигде не было видно. Интересно, Берта тоже помощница Сэма? Я вспомнил, что она мне рассказывала о нем. Только вот она утверждала, что он умер лет десять назад. Сэм посмотрел на меня с беспокойством, угадывая, видимо, мое замешательство.

– Бедная Берта, когда-то я нанял ее на роль моей жены. Да, она актриса, вернее была ею: возраст, знаете ли. Понемногу жизнь в Доме совсем свела ее с ума. Но она славная, поверьте. Играла вдову миллионера, ну и вела себя соответственно. А потом попала в руки к Мазелю и компании. Вы, наверное, слышали про похороны? Так вот Берта должна была играть покойницу... Только у Мазеля появился настоящий покойник. И все равно в последнюю минуту все сорвалось. Так же, как и с казнью, впрочем.

– Вы что, хотите сказать, что Гарри жив? И ничего на самом-то деле не происходило, никакой казни?

Сэм потупился. Потом повернул голову к Джулии и кинул ей. Она легко встала и снова ушла в спальню.

– Вот тут-то и начинаются сложности, Алекс. Про Гарри нам ничего толком не известно. Я думаю, что и сам Мазель не был до конца уверен в том, что казнь настоящая. А может, наоборот, знал что делал, а всем внушал, что это игра.Только все сорвалось у них не потому, что вы... ну, не поучаствовали в казни должным образом. Просто эффект получился совершенно неожиданный.

Он не договорил, потому что из спальни появилась Джулия с чемоданчиком, а за ней шел, одетый как ему и положено, раввин. В руке у него был стаканчик с кофе, и нетрудно было догадаться, где он этот кофе взял. Сэм встал, как бы приветствуя раввина, но не сел обратно, а отошел к стене с Джимми и Билли. Зато раввин уверенно и спокойно уселся на освободившееся место, покосился на меня и безмятежно занялся кофе.

– Вы, конечно же, знакомы, – произнес Сэм, а раввин, не отрываясь от кофе, кивнул. – Так вот, дорогие мои, дело подходит к концу. Все происходит так, как и должно. Хотя и не совсем так, как я предполагал.

Он взволнованно зашагал вдоль стены, поглядывая то на нас, то на плакатики с быками-культуристами. Раввин допил кофе, потряс бумажный стаканчик над широко открытым ртом, роняя капли себе на бороду, потом скомкал стаканчик и, не зная, куда его деть, положил к себе на колени.

– Вы, Сэм, – сказал он, неловко повернув голову, – скоро останетесь один в этом сумасшедшем доме. Не знаю, как у вашего Мазеля, но у Шутника разбежались все дамы. Так он сам говорит. Если это то, чего вы добивались – радуйтесь. Но вообще-то сюда скоро поналезет куча всякого нехорошего народа: журналисты, полиция и прочие. Нужна вам эта головная боль? И учтите, я тоже уйду. В подвале у Шутника есть пара выходов в канализационные системы.

Сэм странно посмотрел на раввина, как будто не слушая его, а думая о чем-то своем. А может быть, просто не доверяя его рассудку. Мне же раввин показался совершенно нормальным, особенно сейчас, когда он принял свой прежний облик и не рассуждает о Великом Бизоне. Ментоловый холодок скользнул у меня по груди: получалось, что все эти реальности, как туман под порывом ветра, исчезнут вместе с хозяевами, а останется только заржавленный остов изначального Дома, где, возможно, совершено убийство, и я имею к этому, увы, самое непосредственное отношение. Тогда моя сумасшедшая черная луна начинает обращаться в кокарду на фуражке дотошного полицейского.

Тем временем Джулия напоминающим жестом пододвинула к Сэму чемоданчик. Он взял его, щелкнул замками, посмотрел в щель и улыбнулся.

– Не пугайте молодого человека, ребе. Ничего ужасного не будет. Я вам обещаю.

– Ну что вы мне можете обещать, Сэм? Или вы хотите, чтобы я верил вам, а не своим глазам? Даже мой Великий Бизон не предлагает верить ему на слово. А полицейские будут в доме не позже, чем через час-полтора. Как только народ очухается настолько, чтобы сообразить, что же здесь произошло.

Раввин рассмеялся и стал протирать очки полой своего засаленного пиджака. Я посмотрел на Сэма. Ну пусть он докажет, что все это ерунда, что Дом никуда не денется, что раввин псих, наконец! Но Сэм только задумчиво улыбался, баюкая в руках свой чемодан. Джулия вообще была безучастна к происходящему.

– Все очень просто. – наконец произнес Сэм, – Алекс боится, что на него повесят убийство Гарри; вы, ребе, не хотите оказаться в сумасшедшем доме, даже Джулия и то... Куда она денется, если Дома не будет? Надо сказать, что Мазель все-таки добился желаемого эффекта. Перепугались все, не исключая его самого. А страх... Эх, ребе, что там ваш Великий Бизон говорит о страхе?

– У стрелы – нет страха, у тетивы – нет страха, у руки – нет страха, у глаза – нет страха. Ищите его и, если найдете, убейте.

Раввин прислушался к себе и удовлетворенно кивнул головой.

– Хорошо сказано, ребе. Так вот. Я знаю, где искать этот страх, а самое главное, знаю, как его убить. Говоря попросту, как только в Доме не останется ни одного человека, Дом перестанет существовать. В буквальном смысле. То есть снаружи это будет все тот же многоэтажный дом, а вот внутри... Ничего хитрого: в этом чемодане – обычный дистанционный пульт. Нажимаешь кнопку, и все внутренние перегородки, кроме несущих, включая полы и потолки, в сильно покореженном и перемешанном виде лежат в подвале. Вот и все. Но... Тут есть большое «но». Так уж получилось, что пульт этот может сработать, только если человек, который нажимает кнопку, находится в самом Доме. Поэтому весь Дом разделен на три секции – первые семь этажей, потом следующие шесть и, наконец, оставшиеся три. Три раза нажать на кнопку и, именно в этом порядке, все внутренности сложатся как карточный домик. Да наш Дом и есть карточный домик. Ну вот. Мы на пятнадцатом этаже. Ну и... Вы понимаете. В принципе есть вариант попробовать забраться на крышу, но уверенности в том, что крыша устоит и не обвалится вниз, у меня нет. Все это было специально задумано так, чтобы ни у кого не возникло искушения подорвать Дом из мести или по глупости. Да видите, как все обернулось...

Я посмотрел на Джулию. Она все с тем же отсутствующим видом сидела на полу. Слышала ли она хоть что-нибудь? Раввин комкал в руках свой бумажный стаканчик, но совсем не нервно, а погрузившись в себя. Возможно, беседовал со своим Великим Бизоном.

Вся эта история, ее завязка и развязка... Выводы – простые и очевидные, как разгадка любой тайны – упорно стучались в мой отвердевший лоб. Но... Какая, к черту, разница, почему и что именно происходит в Доме! Вот передо мной трое людей, и я не знаю, кто из них более сумасшедший. А может быть весь Дом заселен больными людьми? Говорил же что-то такое Сэм, еще там, в лабиринте. Или это был не он, а Мазель? И вот сейчас милый и доброжелательный Сэм объясняет, что кто-то должен стать самоубийцей и обрушить Дом, потому что... потому что вся эта история зашла слишком далеко. Я поймал себя на том, что уже и сам не чувствую себя нормальным: я ведь тоже часть Дома, и мои пляски под черной луной...

– Не верю я во все это, – раввин оторвался от комка бумаги и посмотрел на меня. Огромные глаза медленно двигались в черной раме оправы. – Даже если Сэм и вправду думает, что может все взорвать, это еще не значит, что взрывчатка существует. У них же все так наверчено, что... На самом деле, как не крути, а все ерунда одна. Он говорит, что я сумасшедшего дома боюсь. А хотите, я сейчас эту кнопку нажму? Прямо сейчас? И ничего не будет. Кончились фокусы! Надо уходить. Пока Мазель нас тут не накрыл. У того еще большая каша в голове. Я в него из лука стрелял. Да все никак.

Сэм печально смотрел на раввина. Потом как кошка, почуявшая мышь, резко повернул голову в сторону двери. Я тоже прислушался. Несмотря на отделявшие нас от входной двери коридор и тамбур, отчетливо доносились голоса людей. По-моему, дверь толкали и толкали сильно. Раввин тоже услышал это и торжествующе поднял палец. Сэм сначала кинулся в коридор, но, с полдороги, метнулся ко мне и схватил за руку.

– Быстро, за мной. Джулия! Скорее!

Он почти поволок меня в спальню. Джулия шла следом. Она быстро откинула одеяло на старухиной постели, одним рывком сбросила с себя майку, под которой ничего не было и, чуть замешкавшись, стянула шорты. Сзади послышалось уханье раввина. Я еще и не понял, что происходит, а Джулия уже расстегивала мои джинсы. В ее чуточку нервозной деловитости не было ничего эротического. Да и какая тут эротика! Я сообразил, что мы сейчас ляжем с ней в постель, и это почему-то нужно Сэму для того, чтобы отвлечь Мазеля. Сэм помог мне выпутаться из майки. Джулия плюхнулась в постель, укрылась и приподняла одеяло в ожидании меня.

– Ну давайте, не подведите, – Сэм уже тащил раввина к балконной двери и исчез. Входную дверь еще не сломали, но уже доламывали. В паузе между ударами Джулия повернулась ко мне лицом. Глаза ее странно блестнули и не мигая смотрели на меня. Она улыбалась, но не мне, а чему-то внутри себя. Кажется она даже что-то шептала.

Когда дверь поддалась, и шаги были совсем уже близко, Джулия резко кинулась на меня, опрокинула на спину и бешено, волнами, запрыгала. Горячее тело двигалось на мне, всерьез прижимаясь. Но я ничего не мог с собой поделать. Джулия – та самая, за которой я столько времени безропотно шел – сейчас была со мной, и ее глаза уже горели по-настоящему, а тело искало меня. Но я не мог даже притворяться. Я ждал.

Они вошли втроем – Мазель и еще два незнакомых типа. Вошли и остановились. У одного даже челюсть отвалилась. Мазель смотрел на нас, нехорошо улыбаясь.

– Ну, давай же, ну, – прошипела мне Джулия. Все получилась как-то само собой. Я не знал почему, но притворяться уже не было нужды. Я видел, как Мазель говорит что-то своим людям, и умом понимал, что сейчас, здесь, при них ... Но... Подо мной рывками ходила кровать, а надо мной клонился во все стороны потолок. Еще немного и...

Типы, которых привел Мазель, схватили за плечи Джулию и рывком оторвали от меня. Кровать напоследок скрипнула и качнулась. Джулия взвизгнула, зарычала почти по-звериному.

– Погоди, сучка, сейчас мы тебя оформим, надолго хватит.

Я уже начал приподниматься, чувствуя, что вот-вот получу удар, и тут где-то под нами раздался взрыв. Тряхнуло так, что держащий Джулию бандит выпустил ее и стал клониться к стене. Второй, замахнувшийся уже на меня, отлетел к Мазелю. Хлипкий Мазель с перекошенным лицом вцепился в него, чтобы удержаться на ногах.

Дом качнулся от второго взрыва, и с потолка посыпалась нехорошая мелкая пыль. Мазель сразу же оторвался от своего помощника и прыжком оказался в проеме, отделявшем спальню от гостиной. Кажется, он что-то знал о существовании мин в Доме. Я почувствовал спиной зыбкость кровати и пола под ней. Вот сейчас будет третий толчок и... Джулия как-то по-собачьи подползла ко мне и легла сверху. По ее подрагивающему телу метался страх. А я с трудом пересилил себя, чтобы не сбросить ее; она давила на меня, как еще не обрушившийся потолок.

Но, вместо толчка, который наверняка сорвал бы нас в подвал, в спальне неожиданно появился раввин. Вид его был ужасен. По бороде, спекаясь капельками, текла кровь; очки, соскочившие почти к кончику носа, были мутными от пыли, руки тряслись. Он открывал разбитый рот, пытаясь что-то сказать, но только сипел и кашлял. Мазель, забыв об опасности, подскочил к нему.

– Это Сэм?!

Раввин кивнул, сплюнул прямо на пол кровь, показал три пальца, на секунду скрестил руки у груди и уронил их вдоль тела. Все было понятно. Третий взрыв снесет остатки перекрытий, возможно, что под нами уже пустота. Я все пытался отодвинуть прилипшую ко мне Джулию. Она мешала мне встать, мешала дышать.

Мазель, что-то крича, побежал к входной двери, за ним кинулись остальные. Джулия все так же прижималась ко мне, а раввин утирал грязным рукавом рот рядом с кроватью. А я странным образом расслабился. Если Сэм уже взорвал остальные этажи, то ожидать, что он пощадит нас и себя, не приходится. Выбора просто нет. Сейчас осядет под нами пол, мгновение невесомости, а потом догнавший нас потолок не лишит необходимости рассуждать.

Но ничего не происходило. Джулия подняла голову, огляделась и рассмеялась. Подошел раввин, похлопал меня по плечу и тоже рассмеялся. Крови на нем уже не было.

– Время, время поджимает. Вы что, ночевать тут собираетесь, а? Или хотите подождать, пока Сэм действительно все взорвет? Говорил ведь – очередная шутка. Трясти – трясет, но ничего не обваливается. Декорация. Но давайте быстро отсюда! Мазель ведь совсем не дурак, сразу сообразит.

Что-то стало проясняться. Мы с Джулией лихорадочно одевались, проталкивая потные тела в дерюгу и трикотаж. Третьего взрыва не будет. Не было и первых двух. Вот оно как серьезно все задумано. Я вдруг остро пожалел, что Мазель ворвался слишком рано. Джулия натянула майку. Ну вот. Пружина, томительно сжатая в ожидании взрыва, распрямилась, дышалось легко и просто, но смотреть на Джулию было больно. Как будто я подвел в самый ответственный момент, сорвался, предал... А предал самого себя, похоже. Но, кто же мог знать? Этот Сэм с его идиотскими штучками...

Мы быстро вылезли через балкон в темноту, побежали за раввином вдоль декорации и протиснулись по одному в приоткрытую дверь ( раввин заявил, что дверь перекосило от взрывов – хороших взрывов... Ведь надо, чтобы все выглядело натурально).

– Так, – сказал Сэм, сидящий на какой-то табуреточке в фонарем в руке, – у нас есть минут двадцать-тридцать, не более. Собственно, Мазелю нужeн только я, но оставить здесь раввина, Джулию и Алекса мы, конечно, не можем. Значит, пробираемся все вместе на шестнадцатый этаж, а оттуда на крышу. Это последнее место, где нас будут искать. Мазель решит, что мы воспользовались лифтом и рванули вниз к Шутнику, он ведь тоже знает или догадывается о канализации. Значит, про крышу он подумает в последную очередь.

– Подождите, а почему Мазель так упорно вас ищет? – я почувствовал в его рассуждениях какую-то трещину, в которую просачивалась логика, досадную несоразмерность причин и следствий.

– Неужели он не объяснил вам? Мазель и его люди – что-то вроде общества самоубийц. Все они неизлечимо больны. Ну и к тому же это очень богатые люди. Не хотелось им помирать в своих роскошных постелях и оставлять идиотам-наследникам свои миллионы. Случайно узнав о Доме, они решили, что лучшего места для них и не придумать. И действительно – когда от жизни почти ничего не осталось, не очень ею и дорожишь: никакая опасность не страшна. А тут появилась возможность пожить напоследок в фантастическом мире. Вот только, чтобы поддерживать их реальности, нужна была настоящая кровь.

– Конечно,– вмешался раввин, – Великому Бизону следует смазывать губы кровью... и спермой!

Сэм не проявил должного почтения к Великому Бизону. Дальше, сказал он, все совсем просто. Красивая и чистая сэмова реальность стала замутняться безнадежными реальностями умирающих миллионеров. Сэму пришлось начать партизанскую войну. Вот, собственно говоря, и все. Сэму помогали все его люди, оставшиеся в Доме. Их Мазель не решился выгнать – сами по себе больные не смогли бы обеспечить необходимой атмосферы. И Мазель пошел на крутые меры. Не очень понятно, зачем были нужны похороны, а вот казнь...

Нужно было идти. Хотя я по-прежнему не понимал, как может так надолго задержать Мазеля имитация разрушений. И почему ему не придет в голову искать нас на крыше. Сэм чего-то не договаривал.

Следуя за ним, мы вышли на лестницу. Темная, гулкая, наполненная густым воздухом, почему-то режущим легкие, внутренность Дома. Только небольшой лучик фонарика юркал со стены на стену и под ноги. Мы стали подниматься по лестнице наверх, огибая сетчатую шахту лифта. Двигались мы медленно. Сэм усиленно водил фонариком по ступенькам, словно не был уверен, что они в сохранности. В сохранности... Я вцепился пальцами в ячейки сетки и прижался к ней лицом. Снизу, из шахты, пахнуло так, что у меня окончательно запершило в горле.

– Сэм! – громко, слишком громко в этой темноте и пустоте, закричал я. От неожиданности Сэм всем телом повернулся ко мне вместе с фонарем. Луч скользнул в шахту. Ноги у меня начали подкашиваться: вместо стальных тросов, держащих кабину лифта, на уровне моего лица покачивались жалкие, разлохмаченные обрывки.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Лицо Сэма было безмятежным, задумчивым и ласковым, как у человека, с головой погрузившегося в музыку. Джулия, тяжело дыша, пыталась улыбнуться, но все равно cмотрела испуганно, и в ее глазах не отражалось ничего, кроме пустоты и непонимания. Самым довольным выглядел сумасшедший раввин. Он, когда попал в луч фонаря, оскалился и браво помахал топорщившейся бородой. Похоже, единственное, о чем он жалел – об отсутствии головного убора вождя. Великий Бизон знает, что делает. Раз кнопки были настоящими, то это только на пользу ушедшим в пыль реальностям. Сколько же можно просто пугать, пора уже шарахнуть всерьез!

Самого себя я не видел, но мысль, что под нами, возможно, погребены не только пустые реальности, но и люди – Шутник, Берта, еще кто-то, не успевший или не желавший уходить, вызывала пока только пресное беспокойство из-за неизбежных полиции и пожарных, из-за нудной необходимости что-то объяснять. А вообще-то, несмотря на неосевшую пыль, хотелось думать, что это очередной трюк, как и всегда в Доме. И казнь – трюк, и взрыв – трюк. Сейчас неожиданно вспыхнет свет, появятся Мазель, Шутник, Гарри, и что-нибудь совершенно непонятное начнет крутиться вокруг этих людей со всей многозначительностью очевидной бессмыслицы.

– Вам всем, наверное, кажется, что я ужасный человек, – вдруг заговорил Сэм. – Я утащил чемодан у Мазеля и нажал, сумел таки нажать эти кнопки. И это я, который вынужден был скрываться даже от Берты... Какое отвратительное ощущение! Но я же был почти убежден, что ничего на самом-то деле не произойдет! Или мне хотелось так думать. Однажды мне пришлось спасаться от бандитов. Но тогда я был испуган. А сегодня... Мне хотелось испытать... Себя, Мазеля, этот чемоданчик, вообще Дом.

– Верите ли вы в Бога, Алекс? – неожиданно обратился он ко мне.

Нелепый вопрос. Даже Великий Бизон – пустая выдумка в этой тьме и пыли. Сейчас все настоящее. Неужели он этого не понимает?

– Наверное когда-то Бог тоже нажал какую-то кнопку – и зажегся свет; а потом – другую, третью... И все пошло как пошло, а он все старался вмешаться, помочь, переделать. Но... Вот Аврааму он помешал убить сына, да только все равно – людям почему-то нужна была жестокость. Иисус должен был мучиться на кресте, иначе он не был бы Иисусом. И убежать от всего этого невозможно. Мазель прав. Значит, все это было просто необходимо. Ну вот я и... Мазель говорил, что заряды настоящие, но... А может он специально все так устроил, чтобы я...

Он стоял на площадке последнего, шестнадцатого этажа, держа фонарь вертикально вверх. Пыль слоилась в луче, рассеянный свет скрадывал стены, и Сэм с чемоданчиком в руке завис этаким самодельным Богом в самодельных облаках. Колючее дежавю корябнуло меня. Пыль в луче света... Где-то это уже было.

Неожиданно раввин, очнувшись от своих видений, бросился на Сэма, схватил его левой рукой за шею, а правой стал вырывать чемодан. Сэм уперся рукой с фонарем в лохматый подбородок, и освещенное снизу лицо раввина казалось еще страшнее. Рядом со мной опустилась на ступеньки Джулия. Раввин громко сопел, Сэм молча сопротивлялся. Я не знал, кому из них мне следует помочь. Да и вообще – следует ли. Что если Сэм идет на крышу, чтобы обрушить последние уцелевшие этажи? А раввин? Заигравшись со своим Великим Бизоном, он ведь тоже запросто может нажать на последнюю оставшуюся кнопку.

Решение созрело совершенно независимо от моей воли. Я кинулся вперед и успел как раз к моменту, когда Сэм уже начал сдавать, и волосатая раввинова лапа почти дотянулась до ручки чемодана. Свет метнулся в сторону и вниз. Это Сэм бросил фонарь, стараясь схватить чемодан второй рукой. Фонарь не разбился, а осветил безмолвную Джулию. Я рывком выдернул опасный чемодан из сплетения рук ... и понял, что совершенно не знаю, как поступить. Раввин и Сэм ошалело уставились на меня, не понимая, что я собираюсь сделать.

Дальше... Ах, какое восхитительное слово «дальше». Оно подразумевает, некое прошедшее время, о котором можно рассказывать, отстраненность рассказчика от происходящего. Славно и странно порой, как легко и просто запредельность и неосмысляемость укладывается в простую логику повторяемого время от времени «дальше». Так вот – дальше ничего не было. По крайней мере, мне так казалось. Я стоял, прижав пыльный плоский чемодан к груди, у края площадки. Ступенькой ниже, за моей спиной, застыла Джулия. А впереди, так и не отпустив друг друга, почти прижавшись, смотрели на меня Сэм и раввин.

– Три, пять, десять тонн строительного гипса – это очень много пыли, я вам скажу, – послышалось с нижней площадки, – особенно если уронить все эти мешки в шахту лифта с шестнадцатого этажа. Даже в подвале – пыль.

В луче фонаря блестнули стекла и метнулись длинные черные припорошенные волосы. Шутник выставил вперед руку, заслоняясь от света, и я заметил, что ладонь у него испачкана в крови. Он слегка покачивался и говорил совершенно пьяным голосом.

– И среди пыльного безмолвия я встречаю знакомые лица. Только не говорите мне, что это Алекс нажал на кнопку, я не поверю. Ребе, это вас Великий Бизон надоумил или у Сэма хватило мужества проверить, как все это работает? Впрочем, теперь это неважно.

Он, крепко держась за перила, поднялся ко мне, покривившись, взял чемодан, помахал им перед носом у Сэма, как бы предлагая убедиться, что никакой ошибки нет, что это именно он и это именно тот самый чемодан, и стал неторопливо спускаться по лестнице.

Ну вот, очередной розыгрыш, неожиданный даже для Сэма. Значит, Дом не обвалился! Сбросили из-под крыши мешки с гипсом, и, конечно, удар получился ощутимый; мешки порвались – поэтому и пыль. А человек, нажимающий последнюю, третью кнопку либо чувствует себя неудавшимся самоубийцей (отвратительное ощущение), либо сидит на крыше в полной уверенности, что все кончено, и под ним провал в шестнадцать этажей, а он – преступник, погубивший в этом провале с десяток жизней.

Что-то бормоча себе под нос, Шутник скрылся в темноте, пробираясь к себе в подвал пешком. Он был всего лишь этажом ниже нас, когда Джулия вскочила и, не говоря ни слова, тоже исчезла вслед за Шутником. Я оглянулся на Сэма. Он поднял валявшийся фонарь, зачем-то посветил в потолок, подвигал луч туда-сюда. Безразлично пожал плечами и, толкнув ближайшую дверь, скрылся в темноте квартиры.

Раввин тоже посмотрел на потолок, потом подошел в шахте лифта, прижался лицом к сетке и скосил глаза, пытаясь вглядеться в темноту. Но что он мог там рассмотреть?