Текст книги "Служба"

Автор книги: Владимир Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

13. «Папу – убрать!»

«Наши враги никогда не укроются от нашей руки.

Мы не знаем границ!»

(Из выступления 18 мая 1983 года по радио министра внутренних дел Болгарии Димитра Стоянова)

13 мая 1981-го турок Али Мехмет Агджа на площади Св. Петра в Ватикане выстрелами из «браунинга» тяжело ранит папу римского Иоанна Павла II. Та история вроде таким уж быльем поросла, только истинная подоплека покушения столь же загадочна и по сей день, как и двадцать лет назад. Все так бы и осталось в тумане, не оставь товарищи в штатском слишком уж много следов. Каковые, впрочем, к делу не пришьешь…

КГБ всегда хотел убрать Войтылу

Иоанна Павла II на Лубянке ненавидели пылко и страстно, еще с тех времен, когда тот был краковским кардиналом Каролем Войтылой. А уж пришествие поляка в Ватикан вызвало у чекистов форменный шок. К известнейшему британскому исследователю спецслужб Найджелу Уэсту (Nigel West) не столь давно попали в руки некогда добытые ЦРУ и ныне рассекреченные документы КГБ за подписью Крючкова: «Бросается в глаза откровенная обеспокоенность деятельностью римского понтифика. В них проводится мысль, что Папа якобы угрожает стабильности всей коммунистической системы… Сейчас из болгарских источников стало известно, что именно Крючкову принадлежала идея «активных мероприятий» против Ватикана с целью уменьшить растущую угрозу советской системе через устранение Иоанна Павла II».В наших архивах таких бумаг не найдено?

Зато они обнаружились в других: слова Уэста подтверждают документы чехословацкой разведки. В Праге нашли предельно четкое указание КГБ о начале серии акций по дискредитации Папы и планы спецопераций под кодовыми наименованиями «Погода» и «Инфекция». В случае провала которых не исключалось и «физическое уничтожение» понтифика!

Но самое пикантное подтверждение мы находим у… генерала Виталия Павлова, возглавлявшего представительство КГБ в Польше: «Все, кто знал Карола Войтылу, как одного из наиболее активных противников социалистического режима, прежде всего, испытали большую тревогу за будущие позиции Ватикана. Ведь стоило только представить, как К. Войтыла попытается повернуть всех более 800 миллионов католиков и весь аппарат католического мира острием против коммунистических режимов, чтобы понять возникшую угрозу превращения Ватикана в серьезную опасность для всего прогрессивного мира».Но это же почти дословное изложение именно тех самых указаний Крючкова, существование которых яростно отрицают на Лубянке!

Поскольку генералы не оговариваются, неся отсебятину, а проговариваются в рамках полученных некогда установок, то в переводе со служебного это звучит так: Войтыла опасен настолько, что его надо, гм, тормознуть – не в рамках же утренней политинформации Крючков будет слать шефу представительства КГБ такое. И не один лишь Павлов получил подобное – все главы представительств КГБ в Берлине, Будапеште, Праге и Софии. Каковые, в свою очередь, довели эту обеспокоенность до высшего руководства секретных служб Польши, ГДР, Венгрии, Чехословакии и Болгарии. Которое, в свою очередь, прекрасно поняло: если это и не приказ, то руководство к действию.

К тому же Павлов признает, что кардинал Войтыла « часто фигурировал в графе оперативных сводок о подрывной антиправительственной деятельности».Что нам еще надо, если генерал КГБ открытым текстом пишет: это враг. А с врагами, как известно, разговор короткий. Так что сам факт наличия у Москвы желания устранить папу любыми методами можно считать доказанным.

Все дело было в самом зловещем для Кремля тех лет слове – Польша. Поскольку просоветский режим там трещал по швам под натиском «Солидарности», а душой всего дела была польская католическая церковь. И ее ключевые фигуры: примас Вышиньский и краковский кардинал Войтыла. Генерал КГБ Павлов с плохо скрываемой ненавистью выдавил: «Кардинал К. Войтыла был одним из самых воинственных антикоммунистов, инспиратором различных антиправительственных и антисоветских выступлений с церковного амвона».А поскольку за церковью шли почти все поляки, режим был обречен. Но мог ли Кремль позволить себе потерять Польшу? Никогда! Это означало неизбежно быстрый крах всего Варшавского пакта. Польшу следовало удержать любой ценой.

Пока Войтыла сидел в Кракове, это была головная боль, прежде всего, польской ГБ. Но когда он пересел в папское кресло… Первый же визит Иоанна Павла II в Польшу летом 1979-го был столь триумфален, что аналитики пришли к выводу: следующий просто сметет коммунистов. Меры надо принимать срочно.

«Серые волки» с красной подложкой

На первый взгляд турок Агджа меньше всего подходил на роль «наймита КГБ». Родился в 1958-м в маленькой деревушке Хекимхан, уже в восемь лет вынужден был начать зарабатывать на жизнь, несмотря на припадки эпилепсии: водонос, рабочий на стройке. В школе отмечали его литературный дар, что и позволило получить стипендию в учительском лицее. В 1976-м поступает на историко-географический факультет университета Анкары, но через два года оказывается в высшей школе экономики и торговли Стамбульского университета. Тогда же стал боевиком «боскуртов» – «серых волков».

«Серые волки» – молодежные террористические группы боевиков возглавляемой пантюркистом Тюркешом Партии национального действия, действовавшие под девизом «Пусть прольется наша кровь, но восторжествует ислам» – аналог отрядов СА периода борьбы Гитлера за власть.

И в этой бандитской когорте Агджа был своим: в мае 1977-го он убивает лицейского преподавателя философии в Малатье, а в феврале 1979-го – редактора влиятельной стамбульской газеты «Миллиет» Абди Ипекчи. Тогда же он участвует еще и в вооруженном ограблении, но в июне его берут. Однако уже в ноябре Агджа со второй попытки бежит из военной тюрьмы Картал-Малтепе и 26 ноября пишет открытое письмо, угрожая убить Иоанна Павла II, если тот не отменит свой визит в Турцию. В январе 1980-го Агджа нелегально пробирается в Иран, где и отсиживается несколько месяцев. А тем временем в апреле военный суд заочно приговаривает его к смертной казни. В мае 1980-го по документам индийца Йогиндера Сингха Агджа появляется в… Болгарии. Мог ли такой человек остаться незамеченным?!

Тем паче, что и «боскурты», и известнейший их боевик, носивший титул террориста № 1 Турции и кличку «Одиночка», прекрасно были известны болгарским чекистам и их старшим товарищам в штатском. Ибо «серых волков» эти самые товарищи отслеживали самым тщательнейшим образом по целому ряду причин.

Что такое Турция в рамках глобальной стратегии? Ключевая страна южного фланга НАТО. А НДП и ее боевые отряды – именно та сила, которая могла коренным образом изменить политическую ситуацию в Турции. То, что «волки» стремятся построить фундаменталистское мусульманское государство, товарищей со Старой площади и в штатском волновало мало. Главное, нанося удары по светскому государству, турецкие нацисты вносили бесценный и реальный вклад в дестабилизацию всего южного фланга атлантического блока и благодаря террору «волков» к началу 1980-х Турция находилась в состоянии такого перманентного кризиса, что ее уже трудно было рассматривать в качестве надежного оплота США.

Посему спецслужбисты СССР и Болгарии за действиями «волков» наблюдали очень пристально. И не только наблюдали: с соблюдением строжайшей конспирации налаживались доверительные связи и взаимные деловые контакты. Одними лишь познавательными целями все не ограничилось: «Враг моего врага…». Точно так же и с теми же целями аналогичная работа велась и на курдском направлении – с боевиками Оджалана.

И вот в разгар представления в Болгарии появляется дорогой гость, которого обыскался Интерпол – турецкий террорист № 1, только приговоренный к смерти у себя на родине…

Болгарский плацдарм

Когда твердят о полной непричастности болгарских спецслужб к этому делу, как-то забывают «маленькую» и ключевую деталь: Болгария 1981-го – не проходной двор для всяких туристов, а «нормальная» соцстрана со всеми положенными заморочками. В том числе с крайне жестким режимом въезда-выезда, пограничным контролем и бдительными органами: не зря Болгарию именовали «шестнадцатой советской республикой», а ее госбезопасность считалась самым верным союзником КГБ во всем соцлагере, вернее и быть не могло.

Хотел ли Агджа незаметно отлежаться в Болгарии или проследовать через нее транзитом, будь у него хоть марсианский паспорт, но за визой в консульство идти пришлось. Представьте, приходит в болгарское консульство, бывшее скорее филиалом разведки, нежели МИДа, человечек, будто сошедший с плакатов Интерпола, и вежливо просит визу на англо-турецком языке (не на хинди же или фарси он размовлялся!).

Товарищи забирают документы и сносятся с софийским Центром. Каковой незамедлительно дает «добро». И человек, приговоренный к смерти, спокойно получив визу из рук сотрудников госбезопасности соцстраны, 23 мая 1980-го спокойно въезжает в Болгарию. Турпоездка затянулась до 30 августа.

Только не надо думать, что болгарские товарищи прошляпили его: три месяца Агджа банкует в их обществе – факт доказанный. Террориста взяли под белы ручки сразу после пересечения границы и, с соблюдением мер секретности, отвезли куда надо. С каким именно «Сингхом» они общаются, чекистам также было ведомо, минимум четыре болгарских разведчика напрямую работали с ним: беседы, больше похожие на допросы, уговоры, угрозы, посулы. Есть основания полагать, что Агджу, попавшего на заметку сразу после обретения им всетурецкой известности, пасли особенно тщательно после его угроз разобраться с папой: на столе лежит указивка из Москвы, а тут мужик сам хочет с нашим фигурантом разобраться – поможем? И, скорее всего, давно интересуясь «Одиночкой», его специально пригласили погостить на Слынчев Бряг, может статься через его «волчье» командование.

Сомнительно, что с Агджой работали «втемную», или, как говорят профессионалы, «под чужим флагом»: какая уж там «темная», когда его, дабы не артачился при вербовочном подходе, на время помещают в кутузку – охолонись, подумай на досуге. Выбор, надо сказать, у «волка» был не ахти: либо сотрудничество с болгарами (и КГБ!), либо депортация в родные края, где, как известно, Агджу с нетерпением поджидал палач. Без следа исчезнуть можно было и в самой Болгарии: посудите сами – к чему чекистам нежелательный свидетель, который та-акое брякнуть может – мол, меня Папу убрать просили?!

Конечно, можно было согласиться на все, лишь бы удрать из Болгарии, а там… Только не настолько уж глуп Агджа, чтобы не понять: ЭТИ достанут везде. Так что можно не сомневаться: уж агентом-то болгарской секретной службы Али Мехмет Агджа стал точно – иного при том раскладе и быть не могло. Кроме летального исхода. А уж насколько все было добровольно, вопрос второстепенный.

Только вот не одни болгары вальсы кружили вокруг Агджи: любопытствовали и товарищи из представительства КГБ в Софии, даже из Москвы прилетали – ходили вокруг, изучали подающую надежды птичку, вели долгие беседы, хоронясь под болгар. И еще вопрос, кто конкретно завербовал Агджу: болгары или люди Крючкова под болгарским флагом. Уж выбор мишени для Агджи самим болгарам принадлежать никак не мог, да и в надежности исполнителя столь щекотливого дела Центр обязательно должен был предметно убедиться. А как иначе?

Язык Крючкова

В 1991-м Бакатин пытался искать в лубянских архивах документы о причастности КГБ к покушению на Папу, о чем ехидно и вспоминает Леонид Шебаршин: «Никаких признаков этого обнаружено не было».Еще бы! Кто ж на бумаге оставляет такие следы, или Вадим Викторович надеялся найти папирус с собственноручно начертанной Андроповым и Крючковым резолюцией «Папу – убить!»?

Но лучший наш свидетель тут сам… Владимир Крючков. Каковой мог, конечно, в мемуарах вообще обойти скользкий вопрос. Мог ограничиться традиционной фразой в своем стиле – «До сих пор продолжают муссировать слухи о мнимой причастности спецслужб Болгарии, а заодно и Советского Союза к покушению в 1981 году на главу римской католической церкви Папу Иоанна Павла II».

Так нет, Владимир Александрович проявил несвойственную ему говорливость: этого «Остапа понесло» так, что он вдруг выкладывает то, что все столь упорно отрицали много лет. Обратимся к источнику:

«Должен признаться, что на определенном этапе целенаправленные действия, в первую очередь, американских спецслужб заставили кое-кого даже в Москве засомневаться, а до конца ли искренни наши болгарские друзья, нет ли хоть малейшей, пусть даже опосредованной связи между Софией и тем инцидентом, который произошел в Ватикане. Вопросы эти поднимались в контактах с болгарами на высшем уровне. Мне тоже поручили провести откровенный разговор с министром внутренних дел Болгарии Стояновым, что я и сделал, хотя сам, разумеется, полностью исключал причастность болгарских коллег к покушению». – Спрашивается: к чему такая суета, если все чисто и такую возможность исключаешь в принципе?!

И как проходили такие «беседы»: «Димитр, дорогой, не ты, часом, такого криворукого к Папе послал, что с двух шагов мажет? – Володя! Да ты что! Да разве ж наши ребята так хреново работают?! – Нет? Ну, смотри. Но стрелковую подготовку все же подтяни, а то разбаловались, понимаешь, с этими отравленными зонтиками…».

В общем, по Крючкову выходит, что полного доверия к болгарам отчего-то не было, посему «дополнительную проверку с использованием наших оперативных возможностей(т. е., через внедренную к братушкам агентуру. – авт.) мы все же провели. Вывод был однозначным – болгары здесь ни при чем. Хотя, должен признаться, что масштабы умело раздуваемой истерии достигли таких размеров, что однажды я поймал себя на мысли, что и меня настораживает чрезмерное волнение болгарских коллег после ареста Антонова».

Ух ты! Что же это за «истерия» такая, если в подлинность «болгарского следа» начинает верить информированнейший глава мощнейшей разведки в мире?! Посему «последовала команда еще об одной проверке, результаты которой уже не оставляли никакого места для сомнений». Да кто бы усомнился!

Отметим: Крючков признает, что советские спецслужбы провели, по меньшей мере, ТРИ проверки болгар, что уже беспрецедентно, трижды Андропов приказывает своему лакею: «Ищи, Вова! Ищи! Ищи!».

Резюме: если Кремль и КГБ пошли на такую проверку друзей, значит, там допускали, что БОЛГАРЫ СПОСОБНЫ НА ПОДОБНОЕ, были основания, прецеденты, факты! Зная специфику взаимоотношений между спецслужбами двух стран в те времена, пофантазируем: выходит, болгарская ЧК была столь самостоятельна, что, закусив удила, могла позволить столь экстравагантные выходки – сама, без совета и указки старших товарищей? Да все спецы по болгаро-советским чекистским связям в один голос рявкнут: «Невозможно!» Ибо не было в соцлагере более послушной, более сервильной, более дрессированной, более покорной КГБ тайной полиции, нежели болгарская! Что подтверждает и крючковский зам, генерал Грушко: «В нашем сотрудничестве с разведками стран Восточной Европы наиболее сердечными были отношения с болгарами…Велся лишь один спор: кто кого больше любит».О чем красноречиво свидетельствуют и воспоминания еще одного чекистского генерала, Вадима Удилова, работавшего с «братушками». Да об этой специфической особенности вспоминает едва ли не каждый! Так что без указки Москвы София и близко бы к Агдже не подошла. И если уж его завербовали, запустив на большой оперативный простор, значит, не могло на то не быть недвусмысленных указаний старших братков.

Тогда зачем Андропову и Крючкову весь этот спектакль с «проверкой»? Да когда поступают такие команды, то это как раз тот случай, когда, говоря «ищи», подразумевают иное – «найди и уничтожь все следы – бумаги, свидетелей…».Так что вывод тут только один: кровь из-под ногтей вычищали. Значит, было, что чистить и наследили товарищи из Москвы в Софии прилично, зачем иначе дергаться?

Особенно заерзали, свидельствует Крючков, когда за жабры взяли сотрудника болгарской авиакомпании «Балкан» Сергея Антонова – явного опера болгарской резидентуры в Риме: слишком близко подошли к разгадке итальянские контрразведчики… Владимир Александрович, дорогой вы наш, огромное вам спасибо, вы даже не представляете, как много вы сказали! Кроме шуток, но Владимиру Александровичу при жизни памятник надо ставить за одну лишь эту проговорку: как иначе мы бы узнали, что перепуганные чекисты несколько лет бегали по Болгарии, затаптывая свои следы!

И не ему одному: вляпался по самые уши даже осторожнейший генерал Вадим Кирпиченко, зам Крючкова, впоследствии советник шефа СВР Примакова. Описывая свою встречу с шефом госбезопасности Димитром Стояновым 18 сентября 1984-го, среди перечня обсуждаемых вопросов назвал и такой: «разоблачение через возможности советской и болгарской разведок вздорных обвинений о причастности Болгарии к покушению на папу римского и оказание разносторонней помощи по освобождению болгарского гражданина Антонова, арестованного по этому сфабрикованному делу».Эх, засветили парня: или вы думаете, что генералы стали бы базарить о каком-то сотруднике авиакомпании, не будь он их человеком? Ни в жисть! И лишь затем у товарищей пошел «обмен мнениями о работе по «главному противнику».Выходит, для высоких чинов спецслужб двух стран «вздорные обвинения» куда важнее и опаснее, нежели все прочие козни «главного противника»! Во как лезли наружу следы даже спустя три с половиной года после покушения…

Попутно, по иному поводу, Кирпиченко подсветил фигуру, очень даже возможно игравшую ключевую роль в той игре – главу представительства КГБ в Болгарии генерала Владилена Федорова: «Федоров свободно говорил и по-болгарски, и по-турецки, прекрасно знал Турцию, так как был там в свое время резидентом КГБ».А еще в свое время Федоров специализировался на разработке болгарских турок – столько совпадений, просто блеск! Можно предположить, что именно Федоров и был одним из тех таинственных русских, которые общались с Агджой.

В принципе, именно сейчас и именно благодаря нескольким болтливым генералам КГБ ребус разгадывается. В сухом остатке у нас следующее:

1) Взошедшего на папский престол поляка Кароля Войтылу на Старой и соседней площадях боялись и ненавидели столь сильно, что с радостью ухватились бы за любую удобную возможность его убить.

2) Более тесно связанной с КГБ охранки, нежели болгарская, просто не было: пожелания советских товарищей там понимали даже не с полуслова. Именно Болгария была ключевым плацдармом для работы против южного фланга НАТО, через болгарские же службы товарищи из КГБ налаживали связи с «серыми волками».

3) Агджа въехал в Болгарию с согласия болгарских чекистов и их патронов: очень мало сомнений, что его вербанули, а то и спецподготовку обеспечили. С согласия, ведома и при помощи секретных служб НРБ он через Югославию выезжает в Италию. Уже только поэтому отрицать причастность болгарских служб к покушению невозможно, значит – и советских.

Пока не ведомо, когда именно и через кого, в какой форме болгары получили столь прозрачный намек, что снарядили Агджу. Но ведь получили. Хотя и вряд ли в виде прямого письменного приказа: такое не фиксируется. Зато зафиксированным оказалось многое другое – следы пребывания Агджи в Болгарии и интенсивной работы с ним чекистов. Каковые и пришлось заметать.

…6 января 1992-го застрелился (по официальной версии), быть может, самый информированный человек – шеф болгарской разведки генерал Стоян Савов, человек, общавшийся с Андроповым, Крючковым и непосредственно работавший по Агдже. Он слишком много знал?..

Когда-нибудь вся правда о подоплеке выстрела на площади Святого Петра возможно и выйдет наружу. Но не приходится сомневаться, что пока над спецархивами страны простерта длань подполковника КГБ, из них не просочится НИ-ЧЕ-ГО…

14. Автопортрет шпиона в интерьере Лубянки

Писать мемуары – занятие приятное и престижное. Кто только не радовал нас признаниями и откровениями. Мемуарный зуд не дает покоя и лубянским генералам.

Заговорил Павел Судоплатов – ветеран международного терроризма сталинской эпохи, участник не одного громкого «мокрого дела». Он потешил американских читателей рассказом о том, как воровал в США бомбу, и не простую – атомную. Но та история уже стала преданьем старины глубокой.

И вот четверо других асов того же ведомства, едва успев оформить пенсионные удостоверения, поспешили поделиться сокровенным. И какие люди – мастера, генералы от шпионажа: Леонид Шебаршин – последний шеф советской разведки, один день даже возглавлял КГБ (две книги – «Рука Москвы» и «Из жизни начальника разведки»); Николай Леонов – 12 лет во главе информационно-аналитического управление разведки, семь лет – заместитель начальника ПГУ, последний начальник аналитического управления КГБ («Лихолетье»); Юрий Дроздов – начальник управления «С» – нелегальной разведки («Нужная работа») и Олег Калугин – возглавлял управление внешней контрразведки («Прощай, Лубянка»).

Приступая к трудам отечественных spymasters, ждешь некоторой романтики, приобщения к тайным пружинам мира, проникновения в святая святых власти. Что ж, плащей и кинжалов, мечей и щитов хватает. А вот с романтикой и тайнами – сложнее.

Особых фактографических открытий после того, как о Лубянке и Ясенево миру поведали перебежчики из КГБ Лялин, Левченко, Кузичкин, Гордиевский, в трудах новых мемуаристов, отдавших ум, честь и совесть второй древнейшей профессии, не содержится. Но типажи любопытны. Вольные перья советских Флемингов рисуют некоторого обобщенного разведчика. Так сказать, автопортрет в интерьере Лубянки.

Особым достоинством слога блещет генерал Леонов. Ему первому и слово:

«…Мужик с физиономией плакатного кулака-мироеда был бы находкой для Ломброзо. Жидкие… волосы еле скрывают расползающуюся лысину. Узкий лоб подпирается резко вздутыми надбровными дугами, которые сразу настораживают: «Берегитесь, перед вами пещерный человек!» Глаза цвета застиранного… исподнего белья, выпученные… ничего не выражающие, как у лягушки. Мигают редко… как бы выискивая, что можно схватить длинным липким языком.

Приплюснутый, хрящеватый нос вкупе с увесистым подбородком говорит, что этому неандертальцу «все по плечу»… – Это «сотрудник управления внешней контрразведки М. (того самого, которым тогда руководил молодой генерал О. К алугин)».

За что генерал Леонов так взъелся на коллегу? Оказывается, когда вскрыли папку М. с секретной документацией, «из нее вывалились пачки банкнотов, золотые, платиновые украшения, изделия из драгоценных камней». Выяснили, что чекист недавно оформил покупку второй «Волги», пошерстили багаж на таможне – «50 пар обуви, 50 костюмов, 50 плащей, 50 отрезов…». Стали разведчика на парткоме разбирать – он и вовсе обнаглел: «Многие делают, как я!»

Судили? Нет: «Ограничились его исключением из партии и… увольнением из разведки».

Все тот же Леонов сообщает нам, что «желание во что бы то ни стало продлить командировку, чтобы получать валютную зарплату, жить красиво, делало из людей (советских разведчиков – авт.) трусов и потом даже подонков». Отсюда, по мнению генерала, и предательства: «К стыду приходится признать, что таких случаев бывало много».

Стяжательство масштабное – это, пожалуй, еще полбеды. Удивительнее воровство мелкое, друг у друга, о котором пишут едва ли не все. Леонов: «То начнутся систематические кражи часов в раздевалке спортивного бассейна, и приходится проводить целую сложную оперативно-розыскную комбинацию, чтобы обнаружить злоумышленника, который окажется больным человеком – клептоманом (больной в разведке?! Сильно! – авт.). То вдруг некий изувер начинает резать бритвой пальто в раздевалке…». О том же у Калугина: «в здании ПГУ в Ясенево крали меховые шапки в гардеробе, импортные часы в спорткомплексе, колеса с машин на автостоянке… Когда в бассейне пропали двенадцатые по счету часы, Крючков возмутился… Пришлось нанести радиоактивную метку на специально закупленные в Японии часы, чтобы по излучению найти злоумышленника. Им оказался капитан из Управления научно-технической разведки. Его сразу же уволили из КГБ без огласки и передачи дела в суд!» Прочих же охотников до чужих шапок, колес и спецов по взрезыванию пальто, судя по мемуарам, так и не нашли. Но была у подобных мелких происшествий и, так сказать, положительная сторона: они стимулировали бдительность и постоянную проверку сотрудников разведки «с использованием слежки, подслушивания и других специальных средств. В ходе этих мероприятий нередко выявлялись неблаговидные поступки отдельных лиц, и их без шума и объяснений выпроваживали из органов» (Калугин). На то и щука в реке… Подторговывали разведчики и африканскими «камешками» на черном рынке в Москве (Калугин пишет) – кто, их знает, тоже, может быть, для поддержания формы.

Как и все советские люди, разведчики отдали дань анонимкам – «вирус анонимных писем частично поразил и разведку» (Леонов). Об анонимщиках пишет и Шебаршин: «Раз в несколько лет в ПГУ появляется анонимщик…».

Из мемуаров становится ясно, что, совершив обыкновенное преступление, чекист на скамью подсудимых попасть не мог: ему следовало отмочить нечто действительно экстраординарное! Вот как такой случай описывает Леонов: сотрудник разведки «вдруг в одночасье стал уголовным преступником… завел себе любовницу из числа сослуживиц» (пока все как у людей! – авт.). Но завершился роман тем, что «герой» прибил даму бутылкой от шампанского и попутно прирезал случайного свидетеля. Получил 15 лет («обычному» дали бы «вышку»!). А после суда вдобавок выяснилось: любитель сослуживиц работал на французскую разведку – сам вдруг решил признаться! Впрочем, как пишет Калугин, признанию незадачливого шпиона не поверили, подумав, что «его шаг продиктован тщеславием». Но тут уж все-таки на всякий случай расстреляли…

Вообще, надо заметить, женщины до добра разведчиков не доводили. Даже канадские спецслужбы, блюдя нравственность советских граждан, сообщали советским (шпион шпиону – человек, товарищ и брат) «о моральном разложении, поразившем часть советской колонии». – «Среди постоянных клиентов одной замужней дамы оказались сотрудники резидентуры… – сокрушался Олег Калугин. – Вызванные в Москву… категорически отрицали участие в амурных похождениях, однако согласились отдать на заклание двух рядовых работников резидентуры».

Все же полное умерщвление непокорной чекистской плоти представлялось делом хотя, возможно и желательным, но едва ли выполнимым. Посему «в спортивном комплексе немалым успехом пользовалась массажистка, которая… не только растирала начальству спины. Дело было поставлено на конвейер, и в нем оказались замешаны два заместителя Крючкова, один начальник управления и другие начальники меньшего калибра». Меры, вестимо, были приняты самые суровые – «Крючков провел воспитательные беседы с шалунами…». Искусительница, разумеется, была отлучена от щита и меча. Так или иначе, читателю ясно, что «вторая древнейшая» шла рука об руку с первой даже и у стражей завоеваний.

И горячие сердца наследников железного Феликса, случалось, заводили их, а также их спутниц жизни и даже руководство очень далеко. Калугин описывает, как Юрий Владимирович Андропов вынужден был лично заняться серьезнейшей проблемой: противник разработал план шантажа жены резидента ГРУ. «Дама очень любила свою собаку, огромного кобеля, исполнявшего не только сторожевые функции. Собака отвечала даме пылкой взаимностью, и на базе этой документально зафиксированной патологии контрразведка намеревалась завербовать неверную подругу резидента». В общем, собачку решили отравить – по приказу председателя КГБ: Андропов лично подсказал, «что крысиный яд вроде стрихнина может сработать». Псина, правда, выжила, но на врага боле не могла работать – беднягу парализовало…

Какой-то чекист погорел на специфических религиозных пристрастиях. Его общение с миром горним заключалось в том, что он брал со священнослужителей взятки. Поскольку знал он немало и к тому же давал и сам – наверх, то поспешили «избавиться от него раз и навсегда» – расстрелять по-быстрому (Калугин). Во многой мудрости много печали…

Еще одно горячее сердце, проникшись, очевидно, идеей возмездия за жестокую гибель Лазо, дало волю чистым рукам. Сей деятель щита и меча «изнасиловал у себя в каюте, а затем зверски убил и выбросил в иллюминатор молодую японку», – вспоминает генерал Калугин.

Но, конечно, в целом от родимой почвы разведчики и контрразведчики не отрывались. И пороки их были не только романтического или стяжательского свойства: о частых ЧП, связанных со «злоупотреблением алкоголем» упоминает несколько нехотя, генерал Леонов. Не чурался рюмки и сам председатель: «вдруг Крючков предложил выпить по бокальчику», – вспоминает Леонов. Ему вторит Калугин: «Не успели мы сесть в самолет… как Крючков, достав из портфеля бутылку шотландского виски, предложил выпить. «Вы же любите виски, наливайте», – приказал Крючков… Я не успел открыть рта, чтобы похвалить чудесный напиток, как Крючков предложил повторить…На следующее утро Крючков не вышел на работу».

Жажда одолевала не только больших начальников… Читаем у того же Калугина: филеры индийской контрразведки «зафиксировали факт распития «из горла» в автомашине сотрудника резидентуры перед тем, как он с товарищем зашел в ресторан». Это проняло даже видавших виды руководителей. «Дикий случай, – прокомментировал Сахаровский (руководитель ПГУ в 1956–1971 гг. – авт.), – как можно пить до ресторана, ведь для того туда и идут, чтобы выпить там!»

Из пламенных строк Шебаршина вообще можно составить целую поэму: «зеленый змий» и извечное российское «пить или не пить» красной нитью проходит через две его книги. Чувствуется, что человек проблему знает не понаслышке, разбирается в ней досконально и отдал ее разрешению немало сил, выбрав первый вариант ответа. И конечно, память матерого разведчика хранит немало ярких эпизодов. Запали они в душу. На первых же страницах «Из жизни начальника разведки» описано задержание милицией пьяного преподавателя развединститута. «В разведке пили ничуть не меньше, чем в любом другом советском учреждении…», – констатирует преемник Крючкова. Но вот попался Шебаршину в Пакистане резидент, который «не брал в рот спиртного. Это… не укладывалось в привычные рамки, даже противоречило традиции». Хуже того, резидент даже не ругался матом! Не то, что начальники в Центре, которые «не стеснялись высказывать свое отношение к жизни, начальству и особенно к подчиненным с помощью всем известных русских выражений» («Рука Москвы»).