Текст книги "Первое задание"

Автор книги: Владимир Сысоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Настоящее счастье!

Первую атаку карателей сводный отряд отбил легко. Командир батальона майор СС Циммер послал одну роту в город, небрежно бросив её командиру: «Сроку даю три часа. Разогнать этот сброд, но не увлекаться. Нам предстоят ещё настоящие бои с партизанами».

Фашисты, уверенные в своей силе и неуязвимости, шли вдоль улицы во весь рост, как на прогулку, не соблюдая мер предосторожности, даже не выслав разведку.

Лейтенант Коновалов приказал без команды не стрелять. Бойцы затаились.

Издалека каратели были похожи на две большие зелёные змеи, которые, утопая в свежем снегу, колыхаясь и вздрагивая, ползли по обе стороны улицы. А в бинокль казалось, что фашисты совсем рядом. Хорошо видны лица солдат и чёрные короткие автоматы, болтающиеся у каждого на груди. Коновалов опустил бинокль, и опять знакомые зелёные змеи потянулись вдоль улицы. Вот они уже ползут мимо серого одноэтажного дома с высокими тополями во дворе, где затаилась оставленная Коноваловым боковая засада.

– Ну, ещё, ещё, – тихо проговорил Коновалов, обращаясь к зелёным змеям, будто гипнотизируя их на расстоянии.

– Подавай команду! – испуганно выкрикнул кто-то сзади.

– Помолчи, убью! – негромко ответил Коновалов и тут же позабыл обо всём: каратели шли в ловушку!

– Так, так, хорошо! Ну ещё! Ну чуть-чуть! Вот теперь самое время! Огонь по гадам! – громко крикнул он и нечаянно выругался. Но его последние слова никто не услышал – воздух смешался, разорвался на клочки от мощного залпа. Будто сказочный, высотою с тополь, пастух, широко размахнувшись, лихо щёлкнул громадным кнутом, гулко, с присвистом… На какое-то мгновение стало тихо… Крякнуло натужно за лесным бугром эхо… И пошло… Патронов подпольщики не жалели.

Не ожидавшая нападения, обескровленная в первые же минуты рота заметалась, бросилась назад и нарвалась на засаду. Фашисты в панике разбегались по дворам, садам, забирались в сараи… но их везде находила смерть. Казалось, всё население городка взялось за оружие.

Очень скоро рота полностью была уничтожена.

Фашисты зловеще притихли. Только потеряв в бою целую роту, командир карательного батальона понял, что перед ним не «случайный сброд», а хорошо организованная боевая единица. На «ура» её не возьмёшь. Это крайне усложняло обстановку: имея конкретную задачу уничтожить партизанский отряд, каратели вынуждены были ввязаться в бой с подпольщиками, бывшими полицейскими и ещё какими-то непонятными, неизвестно откуда появившимися боевыми группами в городе. Командир батальона приказал привести в боевую готовность все силы и средства и немедленно готовиться к наступлению.

Николай, воодушевлённый первым успехом, хотел немедленно поднять бойцов в наступление, однако Иван Фёдорович вежливо, но твёрдо сказал:

– Нет! Этого делать нельзя! Наш успех – результат грубого просчёта противника. Он недооценил нас. Теперь мы можем повторить его ошибку.

Наступила пауза.

Наташа с большим интересом наблюдала за мужем. Но вот Николай спокойно спросил:

– Что же делать?

– Я предлагаю, – осторожно начал Иван Фёдорович, – основным силам, не медля ни минуты и оставив по пути небольшие группы прикрытия, выйти в район старых казарм. Там и займём оборону.

– Оставить город?

– Да.

Николай вскочил, широко зашагал по кабинету и недоуменно пожал плечами:

– Зачем же тогда мы затеяли всё это?

– Но только не за тем, чтобы вести длительный бой с регулярными фашистскими войсками в центре города.

– Вы же сами сказали…

– Да, я согласен и теперь. Разве я отказываюсь от боя? Нет! Я только предлагаю перенести его в место, удобное для нас. Кроме того, нельзя забывать о жителях. Зачем лишние жертвы?

После большой паузы Николай повернулся к Антонову и решительно отдал приказание:

– Немедленно во все подразделения направить посыльных. С позиций незаметно сняться! Садами, огородами отойти к казармам. Не мешкать! Без шума и сутолоки! Мы уходим через пятнадцать минут!

Антонов быстро вышел.

Иван Фёдорович крепко пожал руку Николаю.

Казармы представляли собой кирпичный, с метровыми стенами, квадратный домище, с подвалами и большим внутренним двором. Прибывшие из центра города повстанцы с удовольствием обживали казармы. Крепкое здание вселяло уверенность в успехе обороны, кроме того, в ста метрах начинался лес, где господствовали партизаны. Бойцы растапливали печи, устанавливали пулемёты, протирали отпотевшие с мороза винтовки и патроны, готовили ручные гранаты. Во дворе аппетитно задымили походные кухни – какая же война без каши!? Всюду слышались весёлые шутки и смех.

Николай сразу же взялся за дело. Ходил по подразделениям, вникал в каждую мелочь, приказывал, советовал… Казалось, он не знал усталости. Кабинет командира превратился в штаб боевой части. Лейтенант Антонов наносил на карту места расположения подразделений, уточнял пути следования подвижных дозоров, инструктировал начальника внутреннего караула.

Наташа не отходила от Ивана Фёдоровича. Вскоре здесь же появился Николай.

– Скоро начнётся, – стараясь быть спокойным, сказал он, но возбуждения до конца скрыть не мог. Наташа увидела в его глазах что-то новое, чего раньше она никогда не замечала, – очевидно, возросшую решительность и ответственность за других.

– Да, скоро будет бой, – подтвердил Антонов, и в то же время все услышали гул моторов, – бомбардировщики «Юнкерс-87» приближались к городу. Это никого не удивило – самолёты пролетали над городом часто. Но вот первый самолёт вошёл в пике и сыпанул бомбы. За ним второй, третий…

Повторив свой манёвр, «стервятники» улетели. Над городом повисло огромное густое облако гари и дыма. Занялись пожары. И там, за этим массивом черноты и огня, прогремели пушечные выстрелы, разрывы снарядов, затарахтели пулемёты.

– Что это они, спятили? – удивлённо спросил Антонов.

– Штурмуют нашу линию обороны по речке… Уважать стали, – усмехнувшись, проговорил Иван Фёдорович.

Сигнал тревоги, объявленный Николаем, врасплох никого не застал. Все были готовы к бою.

Фашисты, убедившись, что в городе им никто сопротивления не оказывал, свернули цепь и тронулись вдоль улицы походной колонной. Но были они теперь более осторожны, – шли медленно, готовые в любой момент вступить в бой. Впереди колонны неторопливо ползли три танка, за ними вереницей тянулись бронетранспортёры. Улица, по которой продвигались враги, выходила на широкую поляну перед казармами.

Николай предусмотрел возможность столкновения с танками. Для борьбы с ними по обе стороны улицы, в садах укрылась специально выделенная группа бойцов. Она и начала бой. Когда танки оказались в конце улицы, совсем близко от поляны, из-за заборов в броню, мерцая в полутьме блестящими боками, полетели бутылки с горючей жидкостью. Брошены они были опытными руками. Два танка вспыхнули сразу. Из люков выскочили танкисты и побежали вдоль улицы назад, падая и петляя. Никто по ним не стрелял, все были очарованы зрелищем горящих машин. Третий танк, ослеплённый вспыхнувшим бензином, развернулся на сто восемьдесят градусов, с ходу протаранил дощатый забор, влетел в густой фруктовый сад, переломал вишни и яблони и заглох. Пламя разгоралось всё сильнее, охватило весь танк, жадно перескочило на деревянный дом. Через пять минут поле перед казармами было ярко освещено этим пылающим факелом. В атаку пошла пехота. Развернувшись в редкие цепи, фашисты шли во весь рост, беспрестанно паля из автоматов.

Обороняющиеся молчали.

Но когда до здания осталось немногим больше двухсот метров, окна казармы вспыхнули от дружного залпа. Не выдержав густого ружейно-пулемётного огня, фашисты откатились назад.

Атака возобновилась, когда стало совсем темно. Теперь она велась тремя группами: одна через поляну – в лоб, а две другие – в обход, пытаясь окружить или взять в клещи казармы. Лобовая атака опять вскоре захлебнулась, а на флангах атакующие нарвались на боевые охранения и вступили с ними в бой.

Николай нервничал. Боевые охранения немногочисленны, долго не продержатся. Он послал в обе стороны ещё по взводу. В лобовую атаку фашисты больше не шли, но вели по зданию сильный огонь.

В казарме появилось много убитых и раненых.

И вот наступил момент, которого так боялся Николай: с левой стороны здание подверглось обстрелу – фланговая группа противника вышла из лесу на поляну. Справа тоже зачастили немецкие пулемёты.

Фашисты снова поднялись в лобовую атаку.

Николай с Наташей вернулись в кабинет. Там были Иван Фёдорович и Антонов.

– Положение тяжёлое, слишком неравны силы, так мы долго не продержимся, – тяжело дыша, сказал Иван Фёдорович.

Все промолчали.

Николай взглянул во двор: через замёрзшее окно ничего не было видно. Тогда он локтем выдавил стекло. В тёплую комнату клубом ворвался холодный воздух.

– Смотрите! – испуганно закричала Наташа и показала рукой на ворота.

Во двор, стреляя на ходу, густой толпой вбегали фашисты, бросая в окна гранаты.

– А, чёрт! – вскрикнул Николай. – Антонов, двери перекрыты?

– Так точно!

– Давай гранаты!

Одна за одной полетели во двор «лимонки». Антонов, Наташа и Иван Фёдорович ввинчивали в корпуса запалы и подавали гранаты Николаю, а он, неторопливо прицеливаясь, бросал их, плавно, спокойно, как на тренировке. К их подъезду фашисты пробиться не могли. Вдруг из двух дверей напротив появились рабочие и бывшие полицейские. Бросая впереди себя гранаты и расстреливая последние патроны, они смело пошли врукопашную. Выход этот был настолько неожиданным и отчаянным, что через несколько минут во дворе не осталось ни одного живого гитлеровца. Николай, Наташа и Антонов спустились вниз. Коновалов уже закрыл железные ворота и по обе стороны от них выставил надёжную охрану.

Николай крепко пожал Коновалову руку.

За их спиной раздался пистолетный выстрел. Они обернулись. От пистолета Наташи шёл дымок.

– Ожил, – показала она на убитого фашиста.

– В тебя целил, Коновалов, – сказал Антонов.

Коновалов благодарно посмотрел на Наташу.

…А фашисты уже окружили весь дом. У осаждённых заканчивались патроны.

– Нам нужно разойтись по взводам, – сказал Николай.

– Я в первый, – проговорил Антонов и, заглядывая Николаю в глаза, протянул руку: – Прощайте, товарищ капитан, не поминайте лихом.

– Ты что? – строго спросил Николай. – Мы ещё повоюем! Коновалов, ты давай во второй, я – в третий.

– А мы? – держась за рукав Ивана Фёдоровича, спросила Наташа.

– Со мной.

Пули залетали через окна и шлёпались в стену, утопая в мягкой штукатурке. В воздухе висела густая известковая пыль.

Убитые и тяжелораненые лежали на полу. Остальные бойцы кучкой стояли за выступом стены, в мёртвом пространстве, куда не залетали пули.

– Что, товарищ капитан, без патронов-то погибнем в этой мышеловке! Может, попробовать через окна, вот он лес-то – рядом.

Николай поднял глаза – от выстрелов пулемётов и автоматов лес горел сотнями огней.

– Перебьют, – тихо ответил он.

– А что делать? Умирать, так хоть с музыкой!

Николай промолчал.

– Товарищи, – сказал Иван Фёдорович, – положение наше очень тяжёлое… Но мы знали, на что идём…

– Не надо! Не надо нас агитировать! Не боимся мы смерти! Только умереть хочется так, чтобы пальцы застыли на горле врага!

Внизу, под окном, послышались громкие голоса фашистов:

– Эй, русс! Сдавайся!

Этот резкий голос вывел Николая из оцепенения.

– Не торопитесь, вояки! – продвинувшись вдоль стены, крикнул он по-немецки и одну за другой бросил за окно две ручные гранаты.

Наташа оказалась рядом с мужем:

– Уступи место!

– Дай мне гранату!

Она протянула руку.

Николай взял гранату, свёл усики чеки, просунул палец в кольцо…

Через окно, разорвав в клочья воздух, ворвался снаряд. Горький тротиловый дым забился в горло, душил…

Наташа не знала, сколько прошло времени. Тёмные тени ворочались на полу, слышались громкие стоны и проклятия раненых.

За окном что-то резкое выкрикивали фашисты.

Николая на прежнем месте не было.

За дверью, в коридоре послышались громкие голоса, выстрелы и топот кованых сапог.

Наташа крепко сжала рукоятку пистолета, в котором остался один патрон…

Партизанский отряд Ивана Ивановича на санях и верхами шёл к городу форсированным маршем.

Над городом волновалось зарево пожаров, висел неумолкающий шум боя.

– Нажмём, Ваня, – сказал комиссар.

– Кони устали. Снег глубокий.

– Опоздать можем!

Иван Иванович привстал на стременах.

– Быстрей!

Виктор, Сергей, Тихон и Таня едут в одних санях. Тихон непривычно волнуется перед боем. Не за себя – за Таню.

– Ты не отходи никуда от меня, – ворчливо говорит он.

– Тиш, я не отойду, но зачем ты уже пятый раз говоришь мне об этом?

– Семейная жизнь, – улыбнулся Сергей, – вот её прелести.

Таня громко смеётся.

Тихон счастливо улыбается.

– Что, разве плохо? – горячо спросил Виктор.

– Нет, – ответил Сергей, – неплохо, конечно, но…

– Сухарь ты! – убеждённо перебил его Виктор. – Ничем тебя не проймёшь!

– Пусть, – спокойно согласился Сергей, – разве это страшно?

– Очень… – только и успел промолвить Виктор.

– Командира, командира! – пронеслось вдоль колонны.

Обгоняя стороной, чуть не цепляясь за сани, бешеным намётом пронёсся вороной конь с верховым, низко наклонившимся вперёд. Больно хлестали ветки, по колено тонули тонкие ноги рысака в свежем пушистом снегу. Подлетев к командиру отряда чуть ли не вплотную, наездник резко осадил коня, и тот, низко присев на задние ноги, разметал на снегу длинный хвост, замер как вкопанный. Всадник – молодой, широкоскулый парень, возбуждённый быстрой ездой, – громко доложил:

– Товарищ командир! Прислал майор Фёдоров!

– Так…

– Приказал передать: два кавалерийских эскадрона нашей бригады по указанию товарища Баскакова передаются вашему отряду. Прибыли в ваше распоряжение!

– Где они?

– Совсем близко! Идут сюда на рысях!..

– Володя, – повернулся Иван Иванович к комиссару, – останови наших.

– Сто-о-ой! – Привстав на стременах, громко и протяжно крикнул Владимир Васильевич и поднял вверх обе руки.

– А где бригада? – спросил Иван Иванович посыльного.

– Идёт следом за нами… На город! Сам Баскаков ведёт! Скоро будет здесь!

Шум боя слышался очень ясно и, казалось, совсем рядом, – вот за тем лесистым бугром.

– Успеть бы… – поглядывая назад, мимо примолкнувших партизан, тихо сказал комиссар, и все посмотрели на крутой поворот лесной дороги.

Но вот Наташа увидела Николая. Он стоял, прислонившись к стене и держась рукой за край подоконника. В другой руке, безвольно опущенной вниз, была граната. Наташа рванулась к мужу:

– Коля!

– Наташа! Родная Наташа! – тяжело проговорил Николай.

В коридоре раздавались вражеские голоса, одиночные выстрелы.

Николай поднял гранату над головой.

– Коля, – вымолвила Наташа, прижавшись к мужу, – неужели это конец?

Он ничего не ответил, замер, не спуская глаз с входных дверей.

– Коля!

– Молчи, Натка! – нежно сказал Николай. – Стой рядом, вот так.

– Не боишься?

– Нет, – ответила Наташа и вдруг напряглась всем телом, и отстранилась от мужа. – Ракета! Красная ракета! – громко закричала она. – Коля! Товарищи! Ещё одна! Это наши!

И в подтверждение её слов в лесу, напротив осаждённого здания, начали сотнями рваться гранаты, затарахтели пулемёты, сухо и густо затрещали винтовочные выстрелы.

Николай, наконец, выдернул предохранительную чеку и бросил в окно гранату.

А в лесной чаще среди шума боя родилось, всё поглощающее, родное русское «ура», и, как шум нарастающей бури, оно крепло, приближалось, огибая казармы.

Вот уже это несмолкаемое «а-а-а» слышится на окраине города.

Фашистский огонь ослаб, а затем совсем прекратился.

Что-то надорвалось внутри у Николая. Он глубоко вздохнул и сдержал слёзы. А в следующую секунду смотрел на Наташу, собранный и холодный.

Бой гремел уже в центре города. Часть партизанской бригады оседлала дорогу, по которой спешно, на машинах следовал в Лесное второй батальон карателей, и открыла по нему ураганный огонь. Бой длился до самого утра. Победа партизан была полной. Большинство фашистов погибло, остальные сдались в плен.

Начался новый день. Солнце поднялось над горизонтом. Тихий городок Лесное шумел, как во время первомайского праздника. Люди толпами валили на центральную площадь. Всюду реяли красные флаги – на домах, заборах, деревьях и даже на телеграфных столбах.

В центре площади импровизированная трибуна – два, составленных рядом, больших немецких грузовика.

На трибуне несколько человек. На них смотрят жители и партизаны.

– Этот, в белом полушубке, пожилой, высокий такой – кто же это будет? – спрашивает Тихона старуха, не выползавшая на белый свет с того самого дня, как выпал первый снег.

– Это командир бригады товарищ Баскаков, а рядом с ним секретарь подпольного обкома партии товарищ Смирнов, – охотно ответил Тихон таким тоном, будто представлял своих лучших друзей.

– Смотри, а это вроде бы наши: Владимир Васильевич и Иван Иванович. Не узнать! С оружием, в ремнях! – Дед поднимается на носки, чтобы получше разглядеть стоящих на трибуне.

– Между прочим, – опять с гордостью произносит Тихон, – Владимир Васильевич – секретарь подпольного райкома и комиссар отряда.

Дед обидно огрызается:

– Видали, нашёлся! Умный какой! Это я без тебя знаю! Ты лучше скажи мне, кто этот немец, который рядом с Иваном Ивановичем стоит, возле него девушка ладненькая?

– Это, дед, – нравоучительно говорит Тихон, – командиры Красной Армии Наташа и Николай Зорины.

– Брат с сестрой?

– Нет, муж с женой.

– Господи, прости и помилуй, – запричитала рядом женщина, – её то за что в командиры! Молоденькая такая, хорошенькая!

– За красивые глаза, серость ты ходячая, – оборвал её дед.

Вокруг все громко рассмеялись.

Таня стояла рядом с Тихоном грустная, убитая горем. Она только сегодня узнала, как погиб её отец. Весь город говорит о Михаиле Петровиче Крылове, как о герое. Таня прижимается к Тихону и нежно шепчет ему на ухо:

– Тиша, хороший мой, никого у меня теперь нет, кроме тебя!

Он посмотрел на неё удивлённо: как это можно в такой момент говорить о личном? Но увидел большие, влажные глаза и вспомнил о её горе.

– Танечка, милая, ты тоже у меня одна!

Мимо них через толпу, поближе к трибуне, пробиваются Виктор в Сергей.

– Витька!

– Тихон!

– Танечка, смотри, наши ребята!

Но говорить им не дают. Дрожащий от возраста и холода старик натыкается на них и радостно хватает Виктора за рукав:

– Здорово, орёл! Не узнаёшь?

– Кирилл Петрович! – толкает его в плечо Тихон, так сильно, что тот попадает в объятия Тане.

– Смотри-ка, – бодрится старик, – и ты здесь! А что, хлопцы, вы тогда привет от меня командиру передали?

– А как же! – во весь рот улыбается Тихон и вдруг бросается сторону. – Тётя Даша, тётя Даша! – Он хватает женщину за руку тянет к Виктору: – Узнаёшь?

Виктор улыбается и возбуждённо отвечает:

– Как же не узнать? Это же путеводная звезда на моём жизненном горемычном пути.

– Ну, понёс! – добродушно засмеялся Сергей.

Вокруг них собираются люди. Подходят знакомые подпольщики, бывшие полицейские, партизаны – люди, судьбы которых переплелись, стали общими.

Вдруг секретарь обкома спускается с машины и идёт через толпу, размахивая руками и широко улыбаясь. Навстречу ему, неуверенно и тяжело ступая, движется Иван Фёдорович. Он слегка контужен. Кружится голова, тупо ноет сердце.

– Здравствуй, старина, здравствуй! – растроганно говорит Смирнов. – Спасибо тебе от народа!

Не все понимают значение этой сцены. Не многим известно, что старый директор школы и есть тот грозный руководитель подполья, о котором с проклятиями и ужасом говорили враги, но с любовью думали советские люди.

Смирнов и Ерёмин, поддерживая друг друга, поднялись на трибуну.

– Товарищи!

Слово, решительное и звонкое, повисло в морозном воздухе, и на площади стало тихо.

– Товарищи! – повторил секретарь обкома. – Суровые испытания выпали на нашу долю, но мы выстояли! Сегодня у нас радостный день – мы вновь обрели свободу! До Великой Октябрьской революции горе, тоска, нужда, безнадёжность были уделом русского трудового человека! Давили, секли, выбивали из него всё человеческое и пели дифирамбы его долготерпению и живучести… Кто только не измывался над русским человеком! Но нашлись люди, которые разобрались в его душе и способностях. Это Ленин и его партия! И настал момент, когда русский человек взмахнул могучими руками, сбросил с себя ярмо и встал во весь рост! И весь мир увидел, какой он сильный и красивый! Чего же теперь хотят фашисты? Снова поставить нас на колени, забрать наши земли? Да, земли у нас много, но каждый клочок её полит русской кровью! Историю не обманешь, она знает и помнит всё! Настоящий хозяин – советский народ – никогда и никому не позволит посягать на свою священную землю! Историю не повернуть вспять. Нет теперь такого хомута, который подошёл бы к нашей шее!

Не учли этого фашисты, просчитались!

Тёмная стая жирных, ленивых ворон испуганно поднялась в воздух, нерешительно покружилась над площадью, быстро понеслась в сторону синеющего за городом леса.

Рассыпали тополя снежный пух, подёрнуло серебром солнечный морозный воздух…

Наташа поднялась на цыпочки, потянулась к Николаю и тихо, чтобы слышал он один, сказала:

– Коля, ты не забыл наше: «Верность любви и идее…»

– Помню, Наташка, помню: «Твёрдость в бою и труде!»

Наташа радостно улыбнулась. Вот оно, настоящее счастье – борьба и победа, любовь и борьба!