Текст книги "Первое задание"

Автор книги: Владимир Сысоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Владимир Сергеевич Сысоев
Первое задание
Приключенческая повесть
Художник Н. Горбунов

Полицаи

Всё было то же, что и год назад, когда Виктор попал в запасной полк: подъём, физзарядка, утренний осмотр, работы, наряды, занятия. Те же команды, те же приёмы с оружием, та же родная русская речь… Только вместо красноармейской гимнастёрки носил он теперь немецкий мундир полицая. Жизнь казалась кошмарным сном. Как это могло случиться?

Ведь позади было светлое детство, комсомольская юность, жаркие споры с друзьями о будущем, о призвании, о героизме… Мечты, розовые, прекрасные! А что получилось? Как смотреть теперь людям в глаза? Отец – красный партизан, герой гражданской войны. А мать… Милая, ласковая, маленькая мама… Виктору почудилось, как нежные дрожащие руки гладят его лицо, шею… Сердце тоскливо сжалось, больна сдавило грудь.

– Витька, опять?

– Что – «опять»?

– Стонешь опять.

– Не буду…

Тихо. В другом конце казармы у тумбочки стоит дневальный.

– Серёжа, не могу больше, – еле слышно шепчет Виктор, – не могу, понимаешь?

– Я всё понимаю.

Виктор умолк. Серёжа – друг, настоящий, проверенный. Вместе были в страшном последнем бою, вместе оказались в лагере для военнопленных. Готовили побег, но сорвалось. И теперь они уже несколько дней – полицейские отдельной особой карательной роты.

Навсегда запомнил Виктор ночь в лагере военнопленных, когда они стояли возле умирающего командира. Командир говорил прерывающимся голосом, торопливо, – боялся, что не успеет сказать всего:

– Я умираю… Жаль… Не успел рассчитаться с этими гадами. А вы… Вы наши честные ребята. Только горячие очень. Не спешите, не ищите смерти… Это всегда успеется. Глупость, она врагу на пользу… Нужно мстить. Бейте их, бейте любой ценой… Идите хотя бы в полицейскую роту… Послужите им. Это мой последний приказ. Получите оружие из рук врага… И ещё. Ни на миг не сомневайтесь в нашей победе. Не сломить им нашего народа! Ищите связи с патриотами. Они есть везде…

И они пошли. И надели ненавистную форму. Получили оружие…

Виктор прислушивается. Серёжа тихо посапывает, но не спит. А казарма наполнена звуками. Полторы сотни людей храпят, разговаривают во сне, вскрикивают, стонут… Кто они, эти люди? Какие обстоятельства привели их сюда, в полицейскую роту? Какие сердца бьются под фашистской личиной? С Ивановым, например, сыном раскулаченного богатея, всё ясно. Злой, ненасытный, жадный, он сам лезет туда, где можно запачкать руки в крови, поживиться на дармовщинку. Мишка-Козырь не лучше. Этому бандиту-налётчику нравится такая жизнь, когда можно безнаказанно убивать, грабить, насиловать. Но не все же здесь такие! Виктор был твёрдо уверен в этом, однако попытки сблизиться с товарищами неизменно натыкались на недоверие. Глухой, неодолимой стеной разделяло оно людей. Как пройти через эту стену, как разрушить? Вот только Серёжа… А где-то совсем рядом – свои, советские люди, ни на минуту не склонившие головы перед врагом, борются с оружием в руках, но их ещё надо найти, надо, чтобы они поверили человеку в форме врага. Виктор и Сергей, на свой страх и риск, предприняли кое-какие шаги, но об этом никто не знает. Говорят, правду не утопишь, она всё равно всплывёт. Может быть, и так, но всплывать-то, по существу, нечему. Что ими сделано? Почти ничего. Группы не создали, с партизанами и подпольщиками не связались. Убрали одного полицая, который добровольно вызвался участвовать в арестах советских патриотов. Но разве этого достаточно, чтобы считать себя честным человеком? Разве это борьба? Нет, конечно. Да и то, спасибо командиру взвода, Коновалову. Странный он какой-то, Коновалов. То зол и даже свиреп, а то вдруг становится мягким, податливым. Тоже, видно, тоскует и мучается, но держит Сергея и Виктора на расстоянии. Хоть, чувствуется по всему, симпатизирует им, бережёт. Что у Коновалова на душе – кто знает? Сергей говорит Виктору: «Не спеши». Он выдержанный, ему хорошо! А Виктор так больше не может!

Вчера стояли на посту возле городской управы. Бургомистр, старый, жалкий интеллигентик, вечно улыбающийся и дрожащий, сразу видно – типичный изменник, проходя мимо, поздоровался за руку. Так хотелось залепить оплеуху этому сладенькому хлюсту! Потом приехал военный комендант города майор Шварц с переводчицей. Шустрая такая, прыгает, как школьница, по ступенькам, смехом заливается, глаз не сводит со своего Гансика. И эта девчонка посмотрела так пристально и колюче, столько презрения было в её взгляде, что Виктор поёжился. Подумаешь, дрянь! Таскается с таким чучелом, виснет на нём, а туда же – презирает! Сергей смеётся: «Это тебе показалось. Надоел ей Гансик, тебя рассматривает, парень ты видный». Сколько же можно терпеть? Залезть бы на крышу с «максимом» и, как Чапаев, поливать пулями по всем этим тварям.

Выдался недавно случай, когда можно было связаться с настоящими людьми, но пока надежда эта не оправдалась.

Под вечер в городке шла очередная облава. Виктор с Сергеем охраняли вход в глухой, заросший акацией переулок. Пронизывал холод, над городом стоял редкий промозглый туман. То с одной, то с другой стороны раздавались глухие выстрелы, вспыхивали выкрики резких команд. Друзья стояли молча, каждый думал о своём. Высоко в небе, в белой дымке тумана, показался большой косяк диких гусей. Он шёл по прямой, раздвигая острой грудью прохладу осеннего неба, величественный и непоколебимый. Зачастили выстрелы, но косяк как ни в чём не бывало продолжал свой путь. И вот одна птица нарушила строй, быстро замахала крыльями, стала спускаться всё ниже и ниже, пронеслась над крышами домов и упала за речкой, в лесу. Виктор до конца проводил её взглядом, помрачнел.

– Попал всё-таки, – равнодушно промолвил Сергей.

– Как ты можешь об этом так спокойно? – с укором спросил Виктор.

– Давай поплачем, – невесело усмехнулся Сергей.

– Шутишь, а мне жаль птицу, она напомнила мне…

– Брось, Витька, – перебил Сергей, – я знаю, ты скажешь, что мы тоже хотим лететь.

– Да!

– Напрасно! Не так уж это важно. Смотри! – Сергей показал вверх. Косяк, строгий и неудержимый, не меняя направления, не снижая скорости, шёл к своей цели…

Подбежал Коновалов с тремя полицейскими. Оглянувшись по сторонам, быстро спросил:

– Как у вас?

– Тихо, – ответил Сергей, и тут же рядом хлопнули подряд несколько винтовочных выстрелов, затрещал забор, и через него перемахнул крепкий парень, запыхавшийся, со следами крови на лице. На него набросились сразу трое, потом подоспели ещё. Но парень попался ловкий и упорный. Его чёрные с раскосинкой глаза горели ненавистью и азартом. Пока ему крутили руки, он успел поставить громадный синяк вокруг глаза Иванову, в кровь разбил нос Мишке-Козырю и уже со стянутыми за спиной руками так боднул головой в живот зазевавшегося полицая, что тот, корчась, покатился по земле. Но силы были неравны. Парня повалили на землю, начали избивать.

– Отставить! – громко скомандовал Коновалов и загородил собой арестованного. – Орлы! Семеро одного не боитесь! Обыскать!

Под телогрейкой у задержанного обнаружили пачку свежих советских листовок.

Коновалов не сильно толкнул парня в плечо и, обращаясь к Сергею и Виктору, которые всю эту сцену простояли без движения, строго сказал:

– Этого чемпиона по прыжкам и бегу – в гестапо! Пусть он там почитает свои листовки!

По дороге Виктор многозначительно поглядывал на Сергея, но тот делал вид, что не замечает этого. Тогда Виктор сильно толкнул его в бок, кивнув в сторону арестованного. Сергей не успел оглянуться, как неожиданно заговорил незнакомец:

– Что, иуды, много вам платят за измену?

– Ещё что спросишь? – зло, не своим голосом сказал Сергей. – Поумнее можешь?

– Смотри-ка, ещё обижаются, – удивлённо протянул парень. – Ястребы из курятника! Сколько вас таких на фунт сушёных?

– Дурень ты! Подпольщик липовый! Листовки мог выбросить в саду… Лезет на рожон! Балда!

Послышались торопливые шаги, и впереди показалась тёмная фигура. Но тут же она метнулась в сторону и скрылась за углом.

– Упустили, – насмешливо сказал арестованный.

– Нам одного хватит, – ответил Сергей.

Ещё немного прошли молча. Сгустилась темнота. Тишиной дышала улица.

Сергей подтолкнул парня в спину:

– Иди!

– Куда это – «иди»? – не оборачиваясь и неуверенно спросил он.

– На кудыкино поле, чемпион! И не думай, что один ты на свете человек!

Парень обернулся и с недоверием посмотрел на полицейских.

– Иди, иди, – подтвердил Виктор, оглядываясь по сторонам. В его руках тускло блеснул нож, и обрывки верёвки неслышно упали на дорогу.

Ошеломлённый парень медленно растирал вспухшие кисти рук.

– Ну, иди. – Виктор радостно и широко улыбнулся.

Даже в полумраке парень разглядел эту открытую, добрую улыбку и окончательно поверил в своё освобождение. Он внимательно посмотрел на конвоиров.

– Что, запоминаешь?

– А как же, без этого нельзя! Начальство и хороших людей нужно знать в лицо! – И быстро пошёл вдоль улицы. Но через несколько шагов остановился, оглянулся и тихо, восторженно выпалил: – А что я дурак – это точно! До встречи!

И таинственным призраком растаял в темноте.

Ждали они день за днём – подойдут, дадут знать о себе подпольщики. Ругали себя последними словами на чём свет стоит – растерялись, не договорились тогда же о связи…

Две недели прошло с того вечера. Виктор нервничал, а Сергей рассудительно успокаивал:

– Не бесись, не всё сразу. Не разрешают ему, не доверяют нам. Подумаешь – отпустили! Ну и что? Может, мы задание имеем от гестапо втереться к ним в доверие? Там не дураки сидят. Чудо какое – отпустили! Скажи спасибо, если они нас хоть на заметку возьмут, проверят как следует, а уж потом…

Виктор понимал, что его друг прав. Подвига они не совершили. Даже риска почти не было. В таких облавах всегда понатаскают сотни людей и сразу же больше половины отпустят. Командир взвода на другой же день как-то нехотя спросил Виктора:

– Отвели?

– Так точно!

– Вот и молодцы.

Виктору показалось, что они поняли друг друга. Может быть, только показалось.

Долго Виктор не мог заснуть – тревожили воспоминания. То виделась падающая, судорожно взмахивающая большими крыльями, обречённая птица, то появилось разбитое лицо парня с листовками, то слышался тихий, торопливый голос умирающего командира полка: «Не будьте простачками, не ждите у моря погоды – под лежачий камень вода не течёт. Сейчас в мире заварилась такая каша, что человек в нём, как крупинка в полковом котле: убери одну – каши меньше не станет. Но и без копейки рубля не будет. Короче говоря, каждый должен сделать для победы всё, что в его силах».

Ещё вспоминались дом, школа и черноглазая озорная девчонка… Где-то ты теперь, что думаешь обо мне? Люба – Любушка, Любушка-голубушка…

И почему-то вслед за Любой возникла юная переводчица из комендатуры, но не прыгающая и смеющаяся, а серьёзная, со строгим взглядом тёмных, пронизывающих глаз… Легко перехватило дыхание, слеза покатилась по щеке. «Кисель вишнёвый», – глубоко вздохнув, тихо прошептал Виктор и, зябко вздрогнув, решил при первой же возможности убежать в лес, к партизанам. Это решение немного успокоило, и он наконец уснул.

Покушение

– Осмысли, Володя, – сказал командир. – У Тихона отобрали наши листовки, он оказывал сопротивление, а его отпустили. Это могло произойти только в том случае…

– Если Тихона конвоировали честные люди, – продолжил комиссар.

– Не только честные, но смелые и решительные.

– Ваня, кончай меня агитировать. Переходи к делу, – улыбаясь проговорил комиссар. – Этот интересный разговор у нас уже был. Сорвалось у Ерёмина?

– Да, подполью связь с полицейской ротой пока установить не удалось. А дело нужное.

– Надо попробовать самим.

– Володя, как с тобой легко! Всё ты понимаешь, на лету схватываешь.

– Не ухмыляйся и не хитри, – без обиды сказал комиссар.

– Что поделаешь?

– Тихон один знает в лицо ребят, которые его отпустили.

– Ну, и что же предпринять?

– Послать Тихона.

– Этого шалопая?

– Не такой уж он шалопай. Горячий – верно, но других грехов за ним нет.

– Ну, хорошо. А как он их найдёт?

– Подключим тётю Дашу. С Иваном Фёдоровичем я уже договорился.

…И вновь Тихона встретили пустынные, почти безлюдные улицы, мрачные лица горожан с потухшими глазами. Вечером он пришёл на явочную квартиру, в дом тёти Даши – пожилой, но ещё достаточно бойкой женщины, которая работала уборщицей в городской управе. Тихон отдохнул с дороги, подкрепился скудным ужином, и, когда стемнело, вышел в сад подышать воздухом. Полная луна еле-еле просматривалась сквозь высокую облачную завесу. Чистый, прохладный воздух, напоённый запахом заснувших садов и убранных огородов, врывался в грудь, наполнял лёгкие и, казалось, проникал в каждую клетку. В стоявшем неподалёку доме бургомистра вспыхнул яркий электрический свет. Раздался еле слышный металлический скрип – кто-то открыл форточку.

«Тоже кому-то жарко», – подумал Тихон и, сам не зная зачем, пошёл на огонёк по устланному листвой саду.

На фоне мрачного неба два светящихся окна казались сказочными. И вдруг зазвучал рояль. Тихон замер, зачарованный. А звуки крепли, росли, потом затихали и, побеждая слабость, возникали вновь – резкие и тревожные.

Подчиняясь какой-то неодолимой силе, Тихон оказался возле окон. Быстро забравшись на толстый сук яблони, он увидел всю комнату. Играла девушка. Взор её был устремлён вперёд, плечи вздрагивали в такт музыке, и казалось, что она плачет. Бледная и хрупкая, девушка почудилась Тихону воздушной и по-неземному прекрасной. «Ангел небесный», – восхищённо прошептал он и, не отрывая глаз от окна, крепко прижался щекой к гладкому стволу яблони. Девушка перестала играть и, лёгким движением руки убрав упавшие на глаза волосы, подошла к окну.

У Тихона перехватило дыхание, он отрешённо смотрел на это чудо.

Большие, печальные глаза задумчиво устремились через стекло в темноту, прямо на Тихона.

Что-то дрогнуло в нём, сердце сладко сжалось, потом стало жарко и приятно закружилась голова.

Девушка ушла в глубь комнаты, погас свет. А Тихон долго всматривался в окно, надеясь ещё, хоть на миг, увидеть незнакомку…

В дом он вернулся с радостным чувством, будто приобрёл для себя что-то очень редкое и дорогое.

А на другой день тётя Даша уселась с корзиной жареных семечек на скамейку у своих ворот. Торговля шла бойко. За забором, переминаясь с ноги на ногу, стоял Тихон и посматривал в щель. Ему хорошо было видно всех проходящих по дороге. Казармы карательной роты располагались в конце этой улицы, и мимо дома тёти Даши всё время сновали полицейские. Расчёт был прост: Тихон увидит знакомых ребят, подаст сигнал тёте Даше, она подзовёт их к себе и проводит во двор. План этот не был надёжным, но ничего лучшего они придумать не могли.

Медленно и тоскливо тянулось время, с великим трудом день перешагнул через свою середину.

«Так здесь целую неделю проторчишь без толку. Может, они в наряд заступили или уехали куда», – подумал Тихон, нетерпеливо прохаживаясь вдоль забора, и вдруг замер: по улице рядом со своей переводчицей шёл военный комендант города майор Шварц. Он вышагивал медленно, как гусак, задрав кверху нос, олицетворяя силу нового порядка. Его самодовольное лицо выражало снисходительность и презрение ко всему окружающему.

Тихона перекосило от злобы. Кровь ударила в голову. Он схватился за пистолет, а мысли, противореча друг другу, били в голову: «Нельзя рисковать! Но можно ли упустить такой случай? Ярый фашист, жестокий палач, гроза города – собственной персоной! Вот он, почти рядом…»

Понимая, что совершает глупость, Тихон перескочил через несколько заборов и оказался во дворе незнакомого дома…

Ганс Шварц не мог пожаловаться на свою судьбу. В то время, когда его товарищи на переднем крае гибли за процветание третьего рейха и величие фюрера, он, хотя и считал себя истинным патриотом Германии, употребил родственные связи для того, чтобы быть подальше от фронта. В делах житейских он был начисто лишён предрассудков, совесть его не мучила – он имел довольно-таки призрачное понятие об этой коварной разновидности человеческих чувств. Был приказ – значит, всё правильно. Душевные смятения не посещали его. Нужно работать аккуратно, чётко там, где тебя поставили, а не умничать и не мудрить. Да ещё неизвестно, где Ганс принесёт больше пользы – на фронте или здесь, на должности коменданта, превращая этот дикий народ в людей, нужных фюреру. Правда, поприще военного коменданта оказалось не таким уж спокойным.

В городе Шварца тревожила подпольная организация, в лесу – партизанский отряд. Попытки ликвидировать подполье и партизан успеха пока не принесли, славы хозяевам нового порядка не создали.

Казалось, русские, эти фанатики, не боятся смерти, презирают её. На смену расстрелянным и повешенным приходят новые люди, и их становится всё больше и больше.

Совсем недавно партизанский отряд был окружён и уничтожен карателями. Более двухсот человек, своих родных и знакомых, похоронили тогда жители окрестных деревень. Из кольца смерти удалось вырваться лишь небольшой группе партизан. И что же? Буквально через несколько дней после этого разгрома, будто по взмаху волшебной палочки, этот отряд вновь во весь голос заявил о себе. По-прежнему активны подпольщики. На улицах города появляются советские листовки, совершаются нападения на полицейских, солдат и офицеров. Партизаны ведут себя ещё бесцеремоннее: по деревням и сёлам вешают преданных фюреру людей, перехватили несколько обозов с продовольствием. А вчера нахально, среди бела дня, убили гестаповского лейтенанта, двух солдат и сожгли машину. Но он, майор Шварц – военный комендант города Лесное, – не вешал носа. Он был уверен в скором конце подпольщиков и партизан. Солдаты великой армии уже пьют воду из знаменитой русской реки Волги. Сталинград пал. Через Кавказские горы завершается исторический бросок к берегам Чёрного моря. Уже древний величественный Эльбрус склоняет перед победителями свою вечно заснеженную двуглавую вершину. Успешно осуществляется гениальный план фюрера о захвате основных, жизненно важных районов огромной страны. Ещё немного, совсем немного усилий – и с Россией будет покончено. Интересно, что тогда запоют партизаны и подпольщики? Сколько они продержатся? Вернее всего, разбегутся кто куда! Скоро это будет. А пока они, нужно признать, представляют определённую силу. Хитрые, упорные, дотошные…

Не случайно капитан Келлер, так удачно проникший к партизанам с хорошими русскими документами, просит разрешения покинуть отряд – считает, что его подозревают, возможен провал…

Где-то далеко на востоке идёт кровопролитная война. Ночи сменяются днями, проносятся над планетой страшные бури и ураганы, волнуются океаны и моря, рождаются и умирают звёзды.

А здесь, в городе Лесное, сегодня тихо. Поздняя золотая осень. Медленно кружатся поблёкшие листья. Приятно пахнет горелой хвоей и берёзовой корой.

Время за полдень, на улицах пусто.

Вдоль домов в сопровождении своей хорошенькой переводчицы Наташи мерно вышагивает майор Шварц. На некотором удалении от коменданта, явно не вписываясь в общий пейзаж тишины и покоя, тихо разговаривая, идут четыре солдата с автоматами. Это охрана. Так, на всякий случай.

Переводчицу Ганс вежливо держит под руку. Девушка идёт, испытывая наслаждение от свежего воздуха, сознания своей молодости и обаяния.

– Господин майор, – кокетливо улыбнулась Наташа, – не пора ли нам повернуть обратно?

Ответить комендант не успел, любезная улыбка застыла на его лице. Сухо прозвучали подряд два выстрела. Первое мгновение Шварц ничего не понял и поэтому не испугался. Наташа вздрогнула и схватилась за плечо, и только тогда до коменданта дошёл смысл происходящего. Стреляли в него, в майора Шварца. Его хотят убить! В ожидании следующего выстрела он замер, весь похолодел, лоб мгновенно покрылся испариной.

Солдаты, грохоча сапогами по булыжной мостовой, быстро пробежали мимо сомлевшего коменданта и скрылись за маленькой калиткой. Раздались длинные автоматные очереди и громкие выкрики. В комендатуре заревела сирена, и по команде капитана Фогеля дежурный взвод был поднят по тревоге.

Тишина отступила.

Погоня продолжалась недолго. Тихон не отстреливался, и его взяли живым. Пистолет подобрали в саду без единого патрона.

У переводчицы пуля слегка обожгла руку выше локтя.

Вскоре ошеломлённый Шварц сидел за столом в своём кабинете. Перед ним, без шапки, с растрёпанными волосами и исцарапанным лицом, стоял партизан.

Взволнованная Наташа устало опустилась в кресло.

Капитан Фогель и солдат-автоматчик замерли у дверей.

Комендант негодовал:

– Как ты посмел, мерзавец, стрелять в немецкого офицера?

– Что? – не понял Тихон.

– Как у тебя рука поднялась, я спрашиваю!

– Во, видали, гусь лапчатый. Что же мне на тебя богу молиться? – Тихон старался говорить спокойно, но подводил голос: то срывался, то дрожал.

– Как фамилия? – неожиданно для себя и для присутствующих громко крикнул комендант.

– Грива кобылья, – в тон ему ответил Тихон.

Переводчица промолчала.

– Что он сказал? – спросил Шварц.

– Что-то про лошадь, – угодливо вставил капитан Фогель, он немного понимал русский язык.

– Какая лошадь? – брезгливо поморщился Шварц и опять закричал: – Фамилия? Я жду ответа!

– А какая тебе разница? – опять дерзко ответил задержанный и смешно, по-мальчишески подмигнул переводчице, так, чтобы не заметили немцы. Ей показалось, что улыбка была смущённой, но Наташа ошибалась. Погладив пальцем разбитую губу, парень с какой-то радостной лукавинкой и вызовом сказал:

– Ты растолкуй, кралечка, этому чучелу огородному: он от меня ничего не добьётся. И ещё скажи, что другие умеют стрелять лучше меня, не промажут. Есть у нас ребятки! – И с сожалением, без зла продолжал: – А как это ты, такая ладная девушка, продалась этим недоноскам?

Всё, что касалось коменданта, Наташа перевела дословно, выбросив только «огородное чучело». Капитан Фогель утвердительно закивал головой.

Шварц взорвался. Грозно приподнятая бровь, которая должна была выражать непреодолимую силу, исказила его лицо.

– Угрожаешь, свинья! А знаешь ли ты, что тебя ожидает?

– Знаю. Хорошего не жду.

– Сам виноват!

– Интересно! – протянул партизан и опять подмигнул переводчице. – Шутник твой начальник! Можно подумать, что это я к нему в гости пришёл! Скажи ему: незваный гость что на глазу ячмень, плюнуть на него нужно – иначе не избавишься!

– Грубишь, – угрожающе произнёс Шварц.

– А что мне, целоваться с вами?

– Храбрый! Ничего, мы тебе спесь собьём!

– Это вы умеете…

– Что посеешь, то и пожнёшь.

– Но не всегда жнёт тот, кто сеял, господин хороший, – произнёс партизан улыбаясь.

– Я тебя заставлю говорить! – в ярости закричал Шварц.

– А вот уж – дудки! Не заставишь! Слаб ты в коленках, господин комендант.

Стало очень тихо. Шварц взглянул на часы, но циферблата не увидел – так был взвинчен. Чтобы избавиться от неловкой паузы, переводчица по своей инициативе обратилась к арестованному:

– Комендант не желает вам ничего плохого. Вы должны отвечать на вопросы, а не грубить. Дерзость ни к чему хорошему не приведёт.

Парень усмехнулся как-то криво, неловко и доверительно сказал:

– Взял винтовку – стреляй! А попался – не кисни!

Наташе сделалось нехорошо. Она молчала, лишь кровь медленно оставляла её лицо, появилось головокружение, ослабели руки, ноги перестали повиноваться.

Майор Шварц заметил состояние переводчицы, сам подал ей стакан с водой, а арестованного приказал немедленно отправить в подвал.

У самых дверей парень обернулся. Его взгляд встретился со взглядом Наташи. Она не выдержала – опустила глаза.

– Ничего, милая Наташа, – сказал Шварц, – этот бандит получит по заслугам. Он ответит за свой ужасный поступок по закону военного времени.

Это заявление, по мнению коменданта, должно было восстановить утраченное Наташей хорошее настроение и успокоить её.

– Спасибо. Вы очень добры ко мне, – тихо ответила Наташа и благодарно посмотрела на коменданта.

Привычная обстановка, часовые в коридоре и у подъезда постепенно приводили самочувствие коменданта в норму. Присутствие Наташи тоже способствовало этому. Но Ганс, со свойственным ему великодушием, вызвал машину и отправил раненую переводчицу в госпиталь.