Текст книги "Дрим-каст (СИ)"

Автор книги: Владимир Прягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Теперь меня волновало, удастся ли показать толпу убедительно. А ещё становился крайне актуальным вопрос, который я долго откладывал на потом. Как быть со статичным ракурсом? В закрытых локациях неподвижная камера воспринималась ещё так-сяк, но при натурных (псевдонатурных в нашем случае) съёмках она уже становилась проблемой и очень сильно ограничивала возможности.

В общем, предстояли большие эксперименты.

Дописав эпизод, я показал его своей новой редакторше, чтобы та проверила стиль. Абзацы, где я описывал обстановку и действия персонажей, графиня трогать не стала – формулировки там были максимально простые и лаконичные, без художественных красот. А вот в прямой речи сделала несколько мелких правок. Реплики стали ярче и выразительнее.

Я нашёл Джефа, отвлёк его от заигрываний с Розанной, и мы с ним отправились в павильон. Ориентируясь на пометки графини, я сразу подкорректировал на компьютере стиль в предыдущих сценах, чтобы не отвлекаться на это позже. На отснятый материал эти правки уже никак не влияли. Я их делал на случай, если в дальнейшем придётся кому-нибудь предъявлять бумажный сценарий, полную распечатку.

Пора было переходить к главному.

Я ввёл с клавиатуры несколько новых фраз.

И на стеклянном экране появился вокзал.

Пожалуй, только теперь я оценил возможности машины по-настоящему, в полной мере. Да, в тексте я постарался кратко обрисовать дизайн механизмов, архитектуру зданий и стиль одежды людей, оказавшихся на вокзале. Но это были общие рамки, а вот конкретику дорисовывало устройство, сконструированное Джефом и усиленное не то погодным феноменом, не то магией здешних мест.

На экране возник панорамный вид – вокзал с высоты, чуть сбоку. Именно такой ракурс я прописал в сценарии. В кадре оказались два пассажирских поезда, один из которых вползал на станцию, а другой готовился отправляться. Вокзальное здание было на дальнем плане – стеклянный купол в ажурной стальной оплётке, поблёскивающий на солнце. Пестрел перрон, заполненный пассажирами. На таком расстоянии лица были неразличимы, а толпа в целом смотрелась реалистично.

Теперь всё зависело от того, сработает ли задуманный трюк.

Раз уж рычажка на машине не было, я решил добиться нужного мне эффекта с помощью текстовых описаний. Напечатал: «Ракурс начинает смещаться, словно мы смотрим в видоискатель камеры, которая плавно движется на операторском кране – вправо и вниз, по широкой нисходящей дуге. Камера приближается к паровозу, огибает его, показав крупным планом спереди, и движется над перроном вдоль поезда, мимо случайных пассажиров-статистов. Так она добирается до третьего вагона и останавливается, взяв в кадр Мелиссу, её отца и мачеху, которые стоят на перроне».

И трюк сработал.

Воображаемая кинокамера совершала соответствующий манёвр внутри трёхмерной картинки, размашисто и красиво. Облетела паровоз по дуге, и тот предстал перед нами в самом выгодном ракурсе. Его цилиндрический продолговатый корпус был обхвачен несколькими широкими кольцами, которые серебристо мерцали, усиливая паровую машину магией. Белый пар поднимался из-под колёс.

Я облегчённо выдохнул.

А затем стал прикидывать, сколько вспомогательных описаний потребуется, чтобы сделать все сцены максимально эффектными. Выходило, что работы предстоит куча. Ведь практически каждую отснятую сцену требовалось дополнить пометками, имитирующими движение камеры.

Зато этот метод сулил роскошнейшую картинку.

И пренебречь им было бы просто глупо.

Вопрос был – управлюсь ли я один? С одной стороны, мне хотелось лично выстроить фильм, как я его видел в воображении. С другой – я рисковал увязнуть в этой работе, переоценив свои силы. В настоящих-то кинофильмах кроме постановщика есть ещё оператор, обеспечивающий нужные ракурсы, но у нас ситуация специфическая…

Эту проблему я решил обсудить с Сон-Хи.

А ещё у меня теперь был ответ на другой насущный вопрос.

Глава 11

Я пересмотрел отснятый отрывок. На этот раз меня интересовала публика, заполнившая перрон. Камера скользила вдоль поезда (точнее, машина имитировала это скольжение), а я вглядывался в лица статистов.

Ближе к голове состава перрон был заполнен не слишком плотно, там располагались вагоны первого класса – фиолетовые, с безукоризненно отмытыми стёклами и сверкающими медными поручнями. Прохаживались дамы в нарядных платьях, некоторые с зонтиками от солнца, и представительные господа в пиджаках, по-летнему светлых. Мода отдалённо напоминала наши пятидесятые или даже начало шестидесятых – уже без чопорности, но всё ещё с лёгким оттенком ретро.

Многих пассажиров при этом я видел со спины. Когда мимо них проплывала камера, лица на миг попадали в кадр – и не были затуманены, вот что самое главное. Но рассмотреть их подробно не удавалось. Статисты вовремя отворачивались, разговаривая друг с другом. И даже если бы на их месте оказались актёры из каталога, узнать их было бы невозможно. В общем, машина ловко сэкономила нам работу.

С теми же, кто оказался лицом ко мне, всё было сложнее.

Персонажей на заднем плане машина не затуманивала, но создавала эффект, как будто они не в фокусе. Примерно так же всё выглядело в настоящем кино, где картинку в кадре фиксировала оптика с линзами. Различить черты в отдалении не представлялось возможным даже сейчас, не говоря уже о будущих сеансах в кинотеатрах, где изображение проецируется на плоский экран. Короче говоря, в этой части массовки тоже удалось обойтись без настоящих актёров.

А вот на переднем плане присутствовали-таки туманные пятна, скрывая даже те лица, которые появлялись в кадре всего на три-четыре секунды. Увы и ах. Тут требовались статисты со студии.

Я отправился за Сон-Хи.

Она отсмотрела сцену и поделилась:

– Паровоз потрясающий! И очень эффектная дуговая съёмка, когда поезд виден с разных сторон. Как ты этого добился?

– Занудным текстовым описанием. Но об этом – чуть позже. Смотри, я насчитал здесь одиннадцать персонажей, которых мы видим вблизи и спереди. Пассажиры и провожающие, носильщик, кондуктор. Чтобы открыть их лица, надо искать актёров. Или же обойтись без пижонства, без всяких дуговых съёмок, а сразу брать в фокус наших героев, чтобы перрон был почти не виден. А то и снять всё в другой локации – Мелисса, мол, не поехала провожать отца на вокзал, а просто помахала с крыльца платочком…

– Нет, так нельзя, – решительно возразила Сон-Хи. – Пусть будет красиво! Статистам, которых видно пару секунд, можно платить по минимуму. Ну, скажем, пять долларов. Им ведь даже делать ничего не придётся! Просто посмотреть сцену и разрешить использование своей фотографии. Тут профессиональные актёры не требуются, можно взять людей с улицы. Я дам объявление…

– Ага, на такой ответ я как раз надеялся. А вот что касается красивых полётов камеры… Тут я, честно говоря, не уверен, что всё успею. Даже в обычной сцене, где двое просто стоят и что-то обсуждают, ракурс надо менять. То одно лицо крупным планом, то другое, то общий план. Всё это придётся прописывать помимо сценарных реплик, пробовать варианты. Я ведь не оператор-профи. Некоторые вещи мне придётся осваивать на ходу, а это тоже отнимет время…

На мониторе я показал Сон-Хи соответствующий абзац. Она, прочитав, кивнула:

– Да, это сложно, если делать так в каждой сцене. Но кому это поручить? В идеале нам нужен человек, у которого есть и навык работы с текстом, и опыт в качестве оператора на серьёзных проектах. А ещё он должен всё бросить и поработать почти бесплатно. Даже не знаю, где такого найти…

– Вот и я тоже озадачился. Постараюсь, конечно, сделать как можно больше самостоятельно…

– Погоди, – сказала Сон-Хи. – Тебе надо сосредоточиться на сюжете как таковом, иначе фильм просто не состоится. А с этими операторскими абзацами… Давай так. Я поговорю с Дэ-Чжуном. Ну, с тем дедулей, которого ты видел вчера. Он, по-моему, всех знает на студии и вокруг неё. Вдруг подскажет кого-нибудь подходящего, кто сейчас без работы? Надо решить вопрос…

Лицо у неё стало сосредоточенным, она что-то прикидывала в уме, сидя за монитором. Я поинтересовался:

– Сама-то ты успеваешь? Все эти организаторские дела разбухают, как снежный ком. А ещё даже трёх дней не прошло.

– Дел много, – согласилась она. – Но это ведь здорово! Я так и хотела.

– Главное, не перестарайся.

– А парня, который «ниндзя», звать уже можно? Напишешь сегодня сцену?

– Прямо сейчас займусь.

– Тогда я поехала! Заскочу в газету, дам объявление о наборе статистов, потом к Дэ-Чжуну на студию…

Сон-Хи убежала, а я продолжил писать сценарий. Следующая сцена разыгрывалась на соседнем перроне, куда прибыл встречный поезд. Там из вагона третьего класса, прицепленного ближе к хвосту состава, выбрался парень, тот самый «ниндзя». Лицо его, правда, было пока ещё затуманено.

Другие пассажиры шли мимо него к выходу с перрона – с таким расчётом, чтобы зритель смотрел на них со спины. Я оговорил эту в тексте, чтобы упростить нам работу. Получилось неплохо – вроде и массовка большая, и дополнительные съёмки с актёрами не потребуются.

Парень побрёл в том же направлении, сунув руки в карманы и чуть ссутулившись. Багажа у него практически не было – лишь невзрачная холщовая сумка через плечо. В какой-то момент, однако, он приостановился, будто пытаясь что-то расслышать в многоголосом вокзальном шуме.

Затем он задрал рукав своей потёртой рубахи из грубой ткани. На внутренней стороне предплечья, у локтевого сгиба, виднелась татуировка в виде очень крупного муравья. Она неожиданно блеснула на солнце, как будто содержала металл. Парень поморщился и потёр её.

Муравей прорисовался рельефнее, а затем из плоского стал трёхмерным. Он был и впрямь металлическим, но потемнел от времени, поэтому блестел тускло. Парень раскрыл ладонь. Муравей переполз туда, покрутился на месте, будто сбился с пути, и замер. Было ощущение, что он тоже что-то учуял. Все остальные пассажиры уже обогнали парня, поэтому этих фокусов никто не увидел.

Сцена продолжалась ещё какое-то время, но пересматривать её было пока неинтересно. Надо было дождаться, пока актёр спроецирует на экран свою индивидуальность.

Редактура новых отрывков тоже откладывалась – графиня уже уехала. Джеф опять торчал в комнате у Розанны. В отсутствие Сон-Хи им там было весело. Я попросил его переснять отрывок на обычную камеру, которая со вчерашнего дня стояла для этого в павильоне.

Вздохнув, Джеф ушёл работать. Тем временем зазвонил телефон, и Розанна, сняв трубку, стала с кем-то общаться:

– Да, это «Дейт Лайн Филмз». Нет, нам пока не нужная актриса в амплуа «клоунесса». Если вдруг понадобится, мы дадим объявление… Что? Нет, дрессировщица кошек не нужна тоже. У нас тут вообще-то киностудия, а не цирк… Да-да, если вдруг, то будем иметь в виду. Хорошего дня…

Шмякнув на рычаг трубку, она пожаловалась:

– И вот так уже несколько часов, началось с обеда. Ну, то есть не каждую минуту звонят, и на том спасибо, но всё-таки. Откуда вообще узнали? Некоторые хоть вежливые, как эта кошатница, а от некоторых и веником не отмашешься…

– Это только начало, – напомнил я. – Сейчас напечатают объявление, что у нас тут набирают статистов. Будет ещё задорнее.

– Ой, тогда я, наверное, кого-нибудь покусаю. А когда мы кино-то снимать продолжим? Сижу вот, жду, а меня никто не зовёт…

– Не переживай. Уже завтра – сцена с твоим участием. А может, даже две сразу. Помнишь, ты говорила, что на месте Мелиссы пошла бы в маги?

– Ага. Но теперь отец её не отпустит, правильно? Поэтому что мачеха всё испортила, гадюка ползучая…

– Так и есть, – подтвердил я. – Теперь готовим драматичные сцены, где будет много действия. Мелисса окажется перед серьёзным выбором.

– Что-нибудь сделает назло мачехе, – предположила Розанна. – И будет придумывать, как всё-таки стать магичкой. Угадала ведь?

– А вот не скажу. Увидишь.

– Коварный ты! А этой грымзе-графине всё рассказал насчёт её роли, когда она попросила. И даже рукопись книжки дал.

– Графиня интриганку играет, – ответил я. – Ей надо знать интригу заранее, чтобы выглядеть убедительно. А твоя героиня – барышня храбрая, но наивная. Будет набивать шишки и набираться опыта по ходу сюжета.

– Тогда не рассказывай, – решила Розанна. – Так даже интереснее.

Я взглянул в окно, затем на часы. На дворе стемнело, подкрался вечер. Если бы у нас был обычный офис, то можно было бы собираться домой. Но я, подумав, решил остаться и ещё поработать, чтобы завтра снять сразу несколько эпизодов, хотя бы начерно.

Вернулся из павильона Джеф, отчитался:

– На плёнку всё переснял, что есть. Павильон закрыл, аппаратуру выключил.

– Тогда вы с Розанной можете отдыхать, – сказал я. – Пользуйтесь, пока есть возможность. Со следующей недели, предчувствую, здесь будет полный бардак.

Упрашивать себя они не заставили. Быстро распрощались со мной, уселись в машину Джефа и, как любят выражаться писатели-беллетристы, растворились в ночи. А я взял новый бумажный лист и стал набрасывать экшн-сцену.

Вернулась Сон-Хи, чтобы забрать плёнку на проявку. Заглянула ко мне:

– Ещё не ушёл? Я поговорила с Дэ-Чжуном по поводу оператора, который потенциально мог бы нам подойти…

– Судя по интонации, сейчас будет какое-то «но».

– Этот оператор сейчас не очень настроен на деловые беседы. Провалились «Попутчики восточного ветра», над которыми он работал. Он был приписан к ещё одному проекту, высокобюджетному, но тот заморожен, потому что нет денег…

– Парень, который делал «Попутчиков»? Вариант многообещающий. Но, значит, отказался? Не захотел даже разговаривать?

– Ну, я к нему ещё не ходила. Он, как бы это сказать… Ну, в общем, сидит в баре «Кашалот» до глубокой ночи, а по характеру не слишком-то дружелюбный…

– Проблема ясна, – сказал я. – Собеседование беру на себя.

– Ура! – обрадовалась Сон-Хи. – Тем более что вы оба с ним из Европы, с севера. Его зовут Йенс, датчанин. Адрес этого бара я раздобыла, так что…

– Съезжу сегодня, чтоб не тянуть. Эпизод только допишу, а то неохота прерываться на полуслове. Мы с тобой тут одни остались?

– Нет, представь себе. Ещё Джессика корпит над бумагами. Я скажу ей, чтобы заканчивала, и подвезу до дома.

– Ага, давай.

– До завтра тогда!

Я закончил сцену, выключил свет и вышел на улицу. Закрыл дверь на ключ, посмотрел на небо, усеянное звёздами. Голова немного гудела, но я был доволен своей работой за этот день. Хотя, в некотором смысле, она была ещё не закончена. Впервые в моей карьере мне предстояло собеседование в баре – и сразу в роли работодателя, для пущей экзотики.

Морозец бодрил, и я зашагал по улице к остановке трамвая.

Чтобы добраться до «Кашалота», пришлось сделать пересадку, а затем снова пройтись пешком. Но я был не против.

Пятничный вечер таращился на прохожих автомобильными фарами, подмигивал красными стоп-сигналами, расцвечивался рекламной иллюминацией. Вывески и панно сияли, радужно-переливчатые, вспыхивали и гасли; газоразрядный свет струился по трубкам, вырисовывал над улицей пёстрые силуэты – подмигивающая красотка в бикини и с бокалом в руке, поджарый ковбой в широкополой шляпе, павлин с развёрнутым хвостом-веером, кот с неоново-рыжей шерстью.

Бар «Кашалот», однако, приткнулся в боковом переулке, несколько на отшибе. Синие буквы складывались в название заведения. Соответствующая морская зверюга зубасто скалилась, флуоресцируя над крыльцом.

Внутри было душновато. Табачный дым колыхался в электрическом полумраке. Полки за барной стойкой были подсвечены, бутылки поблёскивали. В дальнем конце виднелся музыкальный автомат в стиле ретро, в лакированном деревянном корпусе, со стопкой пластинок и с продолговатыми клавишами для выбора. Играл старомодный блюз, щемящий и тихий.

Я положил на стойку купюру, попросил кружку пива у пожилого бармена с европейскими чертами лица и ёжиком жёстких седых волос. Поинтересовался:

– Подскажешь, где найти Йенса? Он у вас завсегдатай.

Бармен уставился на меня, как будто пытался уловить в моём взгляде намёк на скорые безобразия. Я не торопил его, и он наконец кивком указал на затемнённый угол, где в одиночестве сидел мрачный тип, смоля сигарету.

– Ага, спасибо.

Я, забрав кружку, двинулся в указанном направлении. Дойдя до стола, приостановился и нейтрально спросил:

– Присяду?

Йенс посмотрел без всякого интереса и сделал вялый жест, который с равным успехом мог означать и «хрен с тобой, садись, раз пришёл» и «вали отсюда, не отвлекай от тяжких раздумий». Я выбрал первую из этих трактовок и занял место напротив.

С минуту мы просидели молча. Я цедил пиво, а Йенс курил, выпуская дым к потолку. Огонёк его сигареты тлел в полутьме. Датчанину было на вид лет сорок с лишним. Впалые щёки и подбородок покрывала щетина, на лбу треугольниками выделялись залысины. Глаза были водянистые, серые, чуть навыкате.

– Панорамные съёмки в «Попутчиках восточного ветра», – сказал я, – удались без вопросов. Особенно на закате. А вот крупные планы с лицами персонажей иногда чуть затянуты. Выразительны, я не спорю, но ты увлёкся.

Йенс не спеша раздавил окурок в массивной пепельнице, откинулся на спинку деревянного стула и после паузы полюбопытствовал:

– Самый умный?

– Вряд ли, – ответил я. – В середине списка, скорей всего.

– И с чего ты взял, что меня волнует твоё экспертное мнение?

– Просто предположил.

Опять повисло молчание. Я отхлебнул из кружки, потом зевнул – всё же день был долгий и утомительный. Йенс поинтересовался:

– Откуда сам?

– Петербург.

– Далековато будет.

– До Копенгагена – ещё дальше. Но ты же здесь.

– А ты, смотрю, мастер эмпирических наблюдений. Тонкий знаток киноискусства, прикладной географии и социальной статистики. Перелетел через половину земного шара, чтобы накапать мне на мозги?

– Ага.

Он коротко хмыкнул, взял со стола стакан, в котором плескался бренди, отсалютовал мне небрежно и влил в себя содержимое. Чуть поморщился и сказал:

– Припёрся ты зря, можешь разворачиваться. На всю эту хрень мне теперь начхать. Ты вообще представляешь, сколько мы сил потратили на «Попутчиков»? Сколько нервов? Хотели съёмки начать весной, пока нет жары, но пришлось откладывать… Конфликт графиков у главной звездульки, видите ли, и «Харпер Бразерс» её до июля не отпускает. Вот в июле и начали в результате, в Турфане… Знаешь, какая там в это время жарища? Средняя температура – плюс тридцать пять. Средняя, ты понял? Не максимальная! Ну, и дальше всё наперекосяк…

– Но визуальный ряд получился великолепный, серьёзно. Особенно когда этот караван шёл через Памир.

– А толку-то что в итоге? Ну, критики снисходительно похлопали по плечу – операторская работа, мол, ничего так, парень старался… А фильм не взлетел! Хотя мы всё сделали по уму, чтобы достоверно, насколько это возможно… Хроники древние поднимали… Маршрут реальный, костюмы аутентичные…

– Рискну предположить, – сказал я, – что именно чрезмерная реалистичность и повредила. Пойми меня правильно, Великий шёлковый путь – тема потрясающая. И сценарист поработал тщательно, это чувствуется. Но фильм получился слишком затянутый, на мой взгляд. И слишком неторопливый.

– А как, по-твоему, надо было? – саркастически спросил Йенс. – Прыг-скок – и мы уже в Персии? Это так не работает. Сам прикинь, географ ты наш, сколько надо времени, чтобы караван прошёл сотни миль или даже тысячи. Атмосфера дальней дороги – вот что здесь главное. Её мы хотели хоть приблизительно передать.

– И вам это удалось. Вы раскрыли тему, мне фильм понравился в целом. Но даже если не брать затянутость, есть момент, который вы, как мне кажется, не учли.

Глава 12

– Ну-ну, – сказал Йенс с ухмылкой, – давай, просвети меня. Что мы, несмышлёныши, такого нагородили? Где напортачили?

– Только имей в виду, – сказал я, – это всего лишь моё личное мнение, субъективное. Я могу ошибаться.

– Да быть не может!

– Иронию уловил, но продолжу. У вас там слишком сильна географическая привязка. Тем же китайцам фильм понятен и близок, это часть их истории. Не зря же вам династия Цин даже приз вручила. А вот с европейскими или американскими зрителями – уже посложнее. Лично меня, к примеру, некоторые моменты в сюжете просто не зацепили. Я иногда скучал, скажу тебе честно. Это во-первых…

– А, то есть будет и «во-вторых»?

– Да, придётся дослушать, – подтвердил я, – раз уж ты вовремя меня не послал. Вот я – человек простой. Кинофильмы воспринимаю как развлечение. И если между отрывками, которые меня впечатлили, я вынужден скучать, то впечатление портится… Фильм я, кстати, смотрел на пресс-показе в Питере. Ещё до того, как у нас начался широкий прокат. То есть заранее я не знал, чего ожидать. А если бы знал… Ну, если бы, например, друзья рассказали, что кино-то красивое, но не особенно динамичное, то мог бы и не пойти. А если ещё учесть, что исторических фильмов сейчас снимается много и зритель слегка устал, то это и будет то самое «во-вторых»…

– Поправочка, – сказал Йенс лениво. – Снимают псевдоисторическую пошлятину. В девяноста процентах случаев, по моим прикидкам, если берутся за подобные темы. Это я тебе говорю как бакалавр искусств по истории.

– Гм. И каким же ветром тебя занесло в кино?

– Киношколу закончил в Пасифик-Сити. Одно другому не мешает, по-моему. И в древней истории меня привлекает в основном именно визуальная сторона. Картинка, говоря по-простому. Но чтобы её построить, надо знать подоплёку, научный и культурный контекст. А девяносто процентов нынешних бракоделов этим не заморачиваются.

Сделав ещё глоток, я поскрёб в затылке, после чего спросил:

– А если мир в фильме вымышленный? Или ты категорически требуешь, чтобы на экране был исключительно реализм?

– Я требую, – сказал Йенс, – чтобы на экране была внутренняя логика. А если даже в исторических фильмах она подменяется клоунадой, то чего ждать от всяких сказочек с волшебными лампами?

– Хорошо, – сказал я, – представь, что есть фильм, чисто развлекательный, с магическими кунштюками, но при этом с логично выстроенным визуальным рядом. Хотел бы ты поучаствовать?

– Вот, значит, зачем ты припёрся… А без вот этих всех предисловий никак нельзя было обойтись? Сэкономил бы себе время. Катись, приятель…

– Не торопись. Ты даже не знаешь, о чём конкретно я говорю.

– Тоже мне, секрет. Грошовый проект с чудовищными амбициями и картонными декорациями. И я тебя умоляю, не говори, что ты с богатой, серьёзной студии, про которую я ничего не знаю. Это будет совсем уж жалкое зрелище.

– Студия новая, это да. Но продюсером выступает мисс Квон.

– Да хоть король Норвегии.

– И что, будешь просто вот так сидеть без работы?

– А я не «просто вот так».

Йенс махнул рукой, подзывая официантку, и указал на пустой стакан. После чего уставился на меня с наигранным удивлением – ты, дескать, ещё здесь?

– Пытаюсь быть вежливым, – сказал я, – поэтому так и быть, предоставлю тебе ещё один шанс. Вот давай прикинем…

– Слушай, приятель, – перебил Йенс, – тебе, может, в морду дать? Ну, раз вербально до тебя не доходит? Внятно же говорю – катись, не мозоль глаза.

– Этим летом, – продолжил я ровным тоном, – ты сделал необычную и высококвалифицированную работу, чтобы добиться эффектного результата – если не в коммерческом смысле, то, по крайней мере, в художественном…

– Если вдруг ты не понял, то я не слушаю.

– Наш проект – тоже необычный, но по-другому, на свой лад. С таким ты точно не сталкивался, это я гарантирую.

– Рад за вас. Теперь-то хоть свалишь?

– Да. Но всё-таки запишу, как нас отыскать. Приходи в понедельник, если проспишься.

Я вырвал из блокнота листок, нацарапал адрес и название студии. Поднялся из-за стола, сказав напоследок:

– Есть уникальная художественная задача для оператора-профи вроде тебя. Но тебе ведь это неинтересно, я верно понял? Так что можешь сидеть и квасить. Твой выбор. Справимся сами как-нибудь, методом проб и ошибок.

Не оглядываясь, я вышел из бара.

Близилась полночь, но город ещё не угомонился. Во всяком случае, здесь, недалеко от центра. Заведения продолжали работать, машины катили туда-сюда, из такси высаживался народ, желающий поразвлечься. Тонкие небоскрёбы торчали над окрестными крышами, и на ближайшем из них светилась эмблема кинокомпании «Мёрфи-Голдбаум-Сойер», вальяжный тигр.

Трамваи тоже пока ходили, на остановке стояли люди. На противоположной стороне улицы расположился кинотеатр, там шёл ночной сеанс. Фойе со стеклянной стенкой было наполнено ярким светом, а над широким плоским крыльцом просматривались названия фильмов, чёрные буквы на белом фоне. По бокам от входа крепились постеры фильмов, подсвеченные прожекторами.

Дожидаясь трамвая, я смотрел на афиши. Слева на постере, разумеется, красовалась «Царица Нила» от киностудии «Индастриэл Эйдж», гремевшая в прокате уже давно, с конца декабря. Смуглая фараонша в сверкающем головном уборе, фалды которого спускались на плечи, смотрела хмуро и неприветливо.

Примерно такое же выражение лиц, наверное, было у боссов студии. Да, фильм собирал неплохую кассу и в других обстоятельствах стал бы главным успехом за последние годы, но всё перечёркивали астрономические расходы на производство. Ценник ушёл, по слухам, за пятьдесят миллионов. Сборы же на данный момент, как подсчитала пресса, едва перевалили за сорок по всему миру. Прокат продолжался, деньги текли, однако динамика была хуже, чем ожидалось. В общем итоге фильм мог со скрипом выползти в плюс (учитывая, что студия имела свою прокатную сеть и не отдавала доход на сторону), но серьёзной прибыли не сулил.

На постере справа пестрела сцена из «Тихоокеанского твиста», юная пара на солнечной танцплощадке. Девчонка в мини смеялась, давя ногами воображаемые окурки, её кавалер выплясывал рядом. Вот эта лента от «Бразерс» была хитом без всяких натяжек – пятнадцать миллионов за две недели при трёхмиллионном бюджете.

Я мысленно спросил себя – а наш-то проект сюда доберётся? Если не до гигантских постеров, то хотя бы просто до списка фильмов, на которые можно купить билет? Ответа у меня не имелось, а кинотеатр загородила металлическая туша трамвая, подкатившего к остановке.

Возле моего дома ещё работала пара будочек, торговавших фастфудом. Вникать в меню сейчас было лень, и я купил то, что показалось знакомым хотя бы внешне, какой-то бургер на азиатский манер, с обилием специй. Жуя, поднялся на свой этаж.

В сон я провалился, едва успев прилечь на топчан.

И сразу, как показалось, задребезжал будильник.

Я заглянул в закусочную к Ченг-Лею, перекусил на скорую руку и влез в трамвай. Народу сегодня было поменьше, наступила суббота. Рядом со мной щебетали три нарядные азиаточки, слишком смуглые для японок или, например, китаянок. Откуда-то с субэкваториальных югов, надо полагать. Язык я не опознал даже приблизительно.

В офисе я обнаружил Джессику, поздоровался и спросил:

– Чего ты так рано?

– Скоро придут новые актёры, надо подготовить бумаги.

– Вроде только один сегодня по плану? Ну, тот, который отец Мелиссы?

– И корейский парень ещё. Он сам попросил разрешения у Сон-Хи, хочет приступить сразу. Она вчера рассказала, когда подвозила меня домой.

– Да? Ладно, так даже лучше.

Я пересмотрел свои вчерашние записи, подкорректировал кое-что на свежую голову и пошёл в павильон. Машину как таковую трогать не стал – для её включения требовалось несколько операций, которые я пока не запомнил. Оставил эту привилегию Джефу, а сам включил только терминал и занялся вводом нового текста.

Часа через два появилась наша съёмочная команда – Сон-Хи, графиня, Розанна, Джеф. Компанию им составили два новых актёра, которых я до этого видел только на фотографиях в каталоге.

Невысокий кругленький господинчик с обширной плешью имел греческие корни, а звали его Георгиос. Он активно жестикулировал, добродушно всем улыбался и с некоторой робостью поглядывал на графиню. По-английски говорил без акцента. Парень-кореец был неулыбчив, держался скованно и внимательно слушал какие-то объяснения, даваемые Сон-Хи. Его имя было Мин-Хёк.

Джеф включил машину, и я пронаблюдал за реакцией новичков. Грек всплёскивал руками и ахал, кореец же постарался сдержать эмоции, но, как мне показалось, зауважал Сон-Хи ещё больше.

– Итак, – сказал я, – снимаем подряд две сцены на вокзале, они взаимосвязаны. Формально у нас сейчас кинопробы, но если вы впишетесь удачно, то эпизоды войдут в картину. Прошу, Георгиос, начнём с вас.

Грек сел перед фотокамерой с длинной выдержкой.

На экране его персонаж наблюдал за тем, как багаж заносят в вагон. Два внушительных чемодана подвёз носильщик на самоходной тележке. Та управлялась магией – решётчатый корпус слегка мерцал.

Когда носильщик, сдёрнув чемодан, шкрябнул уголком по асфальту, отец Мелиссы укоризненно произнёс:

– Ну, что ж ты, голубчик? Аккуратнее надо!

В озвучке актёра это получилось естественно, о чём я и сообщил. Теперь предстояло снять разговор с участием трёх персонажей сразу. Розанна, Георгиос и графиня встали перед машиной и разыграли всё, как по нотам.

– Не забывай хорошо питаться, – строго внушала мачеха голосом графини, обращаясь к супругу. – Каждый день обязательно ходи на обед, не возись с утра и до ночи со своими железками…

Толстячок покорно кивал. Мелисса, которой не разрешили с ним ехать, дулась и обиженно отворачивалась. Пассажиры-статисты ходили мимо, пока ещё затуманенные. Окончательное оформление сцены откладывалось до понедельника.

Попрощавшись с женой и дочкой, отец Мелиссы вошёл в вагон, и кондуктор в фуражке затворил дверь.

Эпизод закончился.

В кадре появился другой перрон, и я прокомментировал:

– Следующая сцена.

Мин-Хёк, имея вид крайне сосредоточенный, сел перед фотокамерой, и его черты приобрёл парень на экране, сошедший с поезда.

Парень, морщась, потёр предплечье с татуировкой. Металлический муравей, став трёхмерным, переполз на ладонь и замер – его продолговатое тельце с треугольной головкой напоминало стрелку-подсказку.

И эта стрелка была направлена в сторону от перрона, на параллельный рельсовый путь, откуда как раз отправился фиолетовый поезд. Свистнув, паровоз утянул вагоны со станции, а за ними парень увидел Мелиссу с мачехой.

Он всмотрелся, нахмурившись ещё больше. А когда обе дамы направились к выходу с перрона, пошёл параллельным курсом, следя за ними.

Дальше была короткая сцена-врезка – вечерня панорама города. Солнце опускалось за горизонт, и закат напитывался багрянцем, густым и резким.

Стоп-кадр.

Сон-Хи поблагодарила Георгиоса и перешла с ним в офис. На прощание грек отвесил комплименты всем дамам поочерёдно, а также выдал короткий, но экспрессивный спич по поводу достижений технического прогресса.

Несколько минут я обсуждал с оставшимися актёрами предстоящую экшн-сцену. Причём я не стал её визуализировать загодя – специально оставил в тексте двойной пробел. Хотелось, чтобы Мин-Хёк повлиял на экшн сильнее, добавил непредсказуемости, играя экспромтом.