Текст книги "Город (СИ)"

Автор книги: Владимир Петько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 20

Счастье привалило как всегда в тот момент, когда его никто не ждал. Я корпел над толстенным каталогом, ежеминутно заглядывал в объемистый ящик, приткнутый сбоку к столу, и размышлял о несправедливости, как основной силе в миропорядке. Сегодня именно тот день, когда нужно отпроситься с работы, сесть на велосипед и катить с друзьями на природу. Позагорать на солнце, поиграть в волейбол, ближе к вечеру побренчать на гитаре. Потом Ирен до дома проводить. С ночевкой. Первые по – настоящему жаркие апрельские дни, когда уже можно купаться, когда все пропадают на пляже…

А тут эта посылка. Ладно бы по моим прямым обязанностям, свою работу делать нужно. Но археология – это не совсем мой профиль, я ведь библиотекарь. Пока что даже младший библиотекарь. Книги, рукописи, журналы – это мое. А черепками, заржавелыми железяками и прочей трухой приходится заниматься только из‑за того, что больше некому. Нет, я люблю это дело, иногда попадаются занимательные вещицы, такие порой истории можно увидеть… То есть, официально, это не истории, а информационно – биологические отпечатки, но мы в семье испокон называли их по – простому. Я в первый раз услышал это слово лет в пять от деда, и тогда мне это представилось чем‑то вроде чтения книги…

Впрочем, в детстве всё выглядит куда проще и понятнее, это потом начинаешь усложнять, пытаясь выставить очевидные вещи в другом, более удобном для себя свете.

Открылась дверь и в кабинет заглянул отец, сочувственно поглядевший на огромный ящик:

– Разобрался?

– Где уж там… – для убедительности я как можно тяжелее вздохнул. – Тут на пару дней работы.

– Я тогда картотеку сам добью, – отец наморщил лоб, вспоминая. – Чего хотел то… А, вечером в архив заедь, место для этого мусора освободи.

Новая напасть. Я машинально кивнул, потом спохватился:

– Ты же говорил, мне к инспектору Даверу зайти надо!

– Чего? – удивился отец. – Ничего я не говорил. Ты что в неприятности вляпался?

– Никуда я не вляпывался! – на всякий случай я как можно искренне возмутился. – Ты сам мне сказал…

– Когда?

Я задумался на пару мгновений.

– Наверное, спутал тебя с кем‑то.

– Смотри у меня! – отец погрозил кулаком.

Я хотел было ответить, что и без его подсказок смотрю, но не успел – дверь, хлопнув, закрылась, оставив меня одного. Интересно, кто мне про инспектора говорил? Воспоминание витало в голове, то почти давая себя ухватить, то с издевательской легкостью ускользая. Странное дело…

Я вышел из кабинета и направился к дальнему краю коридора. Здесь, на небольшой подставке, прибитой к стене, располагался один из трех библиотечных телефонов. Я набрал номер дежурного охранки и попросил к телефону инспектора Давера.

– Кого? – удивился офицер.

– Да – ве – ра, – повторил я по слогам. – Инспектор Давер.

– У нас такого нет, – сказал полицейский.

– Может я фамилию исковеркал? Какая‑нибудь похожая есть?

– Нет, – сказал после паузы офицер.

– Странно. Видимо я переработался.

Пришлось извиниться перед полицейским и вернуться к работе. Я снова принялся разбирать осколки былых эпох из ящика и заносить неотмеченные в журнал. Кто же мне про инспектора говорил? Выходит, что никто? Бывает конечно и такое, ложная память или что‑то вроде этого… Стряхнув ненужные мысли я продолжил работу. На этот раз в Пустоши откопали какое‑то совсем уж древнее захоронение, и я постепенно увлекся, забыв и о пикнике, и о волейболе, и даже об Ирен. Очнулся только в пять, когда в коридоре зашаркали ботинки закончивших работать коллег. Вспомнилось, что мне надо еще в архив, порядок навести, я с неохотой поднялся и натянул пиджак.

В архиве я немного задумался и прошел мимо лестницы. Остановился, лишь сообразив, что уперся в неприметную дверь, что оказалась в закутке под лестничной площадкой. Странно знакомую дверь, хотя я здесь ни разу не был…

После минутного стояния, я сообразил наконец, что пришел накопившиеся дела разгрести, а не на двери таращиться. Поднялся в кабинет, первым делом сдвинул вскрытые ящики к стене. Гвоздодёр сунул под диван, отвёртку и универсальный ключ засунул на верхнюю полку. И снова впал в ступор. Чего это здесь инструменты делают? Для чего я их принёс? Вытащил ключ и сжал покрепче.

И увидел себя взламывающего, ту самую дверь. У меня амнезия? Когда и, главное, зачем я мог ломится в какую‑то подсобку? Отвёртка, к сожалению, мне ничего не дала. Я принялся нарезать круги по кабинету, ища новые странности. Подошел к окну, опёрся на подоконник. Просто чтобы выглянуть наружу, но тут же вспомнил, без всяких историй, как вылезал поутру из него, чтобы не попасться охраннику. А перед этим спал здесь же, на старом диване. А перед этим… От накативших воспоминаний на секунду стало дурно. Я присел на злосчастный диван, пытаясь разобраться в мешанине беспорядочных образов. Что было последним?

«Просто я тебя очень ценю».

Ага, вот значит, как. Это что ли способность Антона? Взял и вытащил из моей головы огромный кусок прожитой жизни? Нет, не сходится – даже если он это сделал со мной и отцом, то что случилось с Давером. Ведь в охранке о нём тоже ничего не знают! Тут даже не логикой, а каким‑то шестым чувством, я почувствовал – в кабинете Антона я увидел что‑то, объясняющее странные и крайне жестокие нападения на приёмники, а заодно другие удивительные и нелогичные события. К сожалению, воспоминания об увиденной истории отсутствовали полностью. Никакие усилия не помогли даже смутного намёка выдавить из кипящих от возбуждения извилин.

Я попробовал пойти другим путём, а точнее просто пойти. Не туда, куда сразу может подумать невоспитанный человек, а к людям, с которыми были связаны основные части головоломки. Например, жена Давера. Помнит ли она его. Если да, то кем он в её представлении является? Или вот Дэримон. Он ведь что‑то говорил, что самый лучший вариант для меня – забыть обо всём.

Тут мои мысли повернули в другую сторону. Уж не причастен ли бывший кузнец к тому, что со мной случилось? Он ведь одну общую с Антоном особенность: один раз успел умереть и умудрился воскреснуть. Правда объяснить эту особенность логически не получалось, мозг выдавал только банальные образы с неуклюже шагающими в развалку трупаками. Детские страшилки, одним словом. Я прокручивал в голове все факты, круг за кругом, но ничего не сходилось. Почему? Очевидно, какое‑то из основополагающих допущений, принятых мною, ложно. Например, Дэнил и Чеслав, демонстрирующие явные признаки асоциального поведения, а скорее даже психически нездорового. Чего тогда Давер к ним ушёл и предложил свою помощь? Получается, Ференц понял что‑то, позволяющее логически и, что куда важнее, с точки зрения морали, объяснить многочисленные убийства? Не ведь и забывать, о том, что Дэримон и Антон воскресли, словно персонажи религиозного мифа из глубокой древности. Их, получается, не убили, а… что? Что сделали? Чтобы понять это, надо, наверное, самому убить кузнеца или Антона…

Мысль эта напугала меня самого. Так и с ума сойти недолго. Жил – был себе обычный библиотекарь, а потом давай резать всех подряд… Не так ли, случаем появились нынешние Дэнил и Чеслав? Нет, на их детство и юность я уже смотрел, мои, если сравнивать, просто идиллия. А если не удивить кузнеца, а только пригрозить. Мол, если не расскажешь, я сам проведу опыт. Хотя слово «опыт», наверное, не совсем уместно, я ведь, по сути, угрожать убийством буду. А смогу, если придётся? Характером Дэримон покруче меня будет. Я конечно отслужил своё в Легионе, но даже стрелял только на учениях. И что есть какие‑то враги, которые могут поставить вопрос: или я или они, никогда не верил. По сути, я обычный, избалованный и изнеженный горожанин. А кузнец в Пустоши жил, бок о бок с рейдерами и черноголовыми… Скорее всего, если я вздумаю ему угрожать, он просто рассмеётся. Я даже представил его в этот момент, презрительно смотрящего на меня сверху вниз, как на букашку. Нет, на червяка, на книжного червя.

Насладившись этим эмоционально насыщенным образом, я был вынужден себя поправить – книжным червём я был до того, как отец дал мне рубашку Изаата. С тех пор я много чего натворил, пусть многое можно назвать глупостью, но такой опыт в стенах библиотеки не получить… Да и кто в нашем городе его имеет?

Я раздумывал, над тем, куда идти и что делать, без малейшего намёка на хоть какую‑то идею, и тут меня словно ударило током. Это было так просто, что я рассмеялся от облегчения. До какой же степени нужно быть тупым, чтобы не замечать такого очевидного решения?

Быстро закрыв кабинет, я помчался домой. Там собрал одежду, в которой был в кабинете Антона, свалил в кучу на кровати и уселся перед ней с трясущимися руками, как скряга над драгоценностями. Может мне и стёрли память, но в моих вещах наверняка остались отпечатки от столь сильного эмоционального пика. Я так привык смотреть чужие истории, что и не подумал посмотреть свою!

Одну за одной, я начал выхватывать из кучи тряпки, пока не нашёл то, что искал.

Всё вокруг было затянуто туманом. Дэнил, явно более молодой, чем сейчас, возвышался над Антоном. На лице убийцы отразилась крайняя степень удивления.

– Вот, скажи, что ты такое вообще? Притворился человеком, наделал кучу марионеток, считающих себя людьми…

Антон довольно ухмыльнулся:

– Они не марионетки, у них есть свобода воли. Иначе было бы неинтересно.

– Какая на хрен разница? Ты их хозяин, даже бог. Захотел – дал волю, захотел – отобрал. Они твои куклы. Для чего ты четыре тысячи лет играешь в них?

– Ты ведь встречался с такими как я…

– Встречался, – скривился Дэнил. – И для них это ничем хорошим не кончилось.

– Я говорю о первом разе. В детстве. Что ты почувствовал?

Дэнил словно взорвался. Его фигура размазалась в воздухе, рванув к Антону и тот отлетел на несколько метров, упав на спину. Осторожно потрогал левую часть лица: на месте левого глаза была кровоточащая впадина, чуть ниже из разодранного мяса виднелась кость.

– Хороший удар… – попытался улыбнутся Антон. – Вот только повредив этому телу, ты не повредишь мне. То, что ты хочешь сделать – бессмысленно. Ведь я не в нём. Я – весь город.

– Я до всех доберусь, – пообещал Дэнил.

– Вряд ли. – Правой стороной лица Антон изобразил беззаботность. – Тебе интересно, зачем я играю в людей? А ты хорошо запомнил историю Земли? Когда люди осваивали новую планету, местным видам после терраформирования они оставляли максимум несколько клеток в зоопарке. Остальных тщательно препарировали, заносили в справочники и учебники, а потом истребляли.

– А вы, значит, теперь всё под себя изменить хотите, а нас в зоопарк?

– Это очень грубая аналогия, но…

– Я тебе покажу настоящую грубость, – Дэнил ударил ногой Антона в лицо, потом ещё раз и ещё. Кровавая маска продолжала улыбаться.

Да, именно это я видел. Открыв глаза, я не удивился, увидев рядом Антона. Он с увлечением разглядывал древние черепки, которые я хранил дома.

– Пришел память стирать? – спросил я.

Антон, не глядя на меня, качнул головой:

– Нет, это уже не поможет. Ты, как Дэримон, снова всё почувствуешь. Хочешь забыть – постарайся сам.

– Так это правда? – я сам не знал, о чём спрашиваю, потому что не понял, чему в этой истории верить.

– Вроде того. – Антон пожал плечами. Положил черепок обратно в коробку и наконец посмотрел на меня.

– Он сказал, что мы твои марионетки, а ты – что ты и есть город, – тупо повторил я.

– Ага, – легко согласился Антон.

– Что это такие, как ты делали эксперименты над ним.

– И это верно. – Антон взял новый черепок и стал вертеть в пальцах. – Только это был не я. Я никого не убивал. Настоящие люди неинтересны. В них нет ничего особенного – серая масса, которая лишь жрёт да спит. Намного интересней самому притворяться ими. Можно сделать их умными, добрыми, трудолюбивыми. А чтобы стало ещё интересней – можно добавить некоторым особых способностей, таких, которых у настоящих людей никогда не было. Этих я особенно люблю – настоящие произведения искусства. Каждому нужно придумать что‑то оригинальное, создать легенду, откуда это взялось, приспособить особенность к потребностям социума, сделать обыденностью, которой никто не удивляется…

– А весь город – это ты.

– Ага.

– Ты понимаешь, что это звучит, как бред? – спросил я после паузы.

Антон кивнул:

– Если ты будешь считать меня сумасшедшим – это будет очень хорошим решением.

– Для кого?

– Для твоей психики.

Я яростно почесал затылок. От безумного количества частей головоломки мозги постепенно закипали.

– Что произошло, когда тебе отрезали голову?

– Небольшой кусочек меня умер. – Антон показал мне черепок. – Вот примерно такой.

– А что случилось после смерти с Дэримоном?

– Я восстановил его. Из резервной копии.

Я непроизвольно хмыкнул.

– Ничего смешного здесь нет, – сказал Антон. – Дэримон – уникальный экземпляр, одна из самых сложных моих работ. Он ушел из города больше двух тысяч лет назад, и если бы я заранее не позаботился на этот счёт, то одна из моих шедевральных работ просто сгинула бы в пустыне.

– Двух тысяч лет? – переспросил я. – Как это?

– Там он не старел. Как и ты, кстати, в тот короткий срок, что был в Пустоши. Вы – часть меня и в городе живёте по законам, имитирующим человеческую биологию. Но уходя из города, вы, можно сказать, остаётесь одни. Часть города, которая окукливается и законсервируется, пока не вернется домой.

Я помолчал, обдумывая услышанное.

– Странным образом, эта информация не вызывает у меня сильного отклика. Это из‑за её абсурдности или по другой причине?

– Я немного присматриваю за твоим эмоциональным фоном – доверительно сообщил Антон. – А то ты ненароком сделаешь какую‑нибудь глупость.

– Это я могу, – согласился я. – Значит у меня нет свободы?

– Ты часть меня, – сказал Антон. – Посмотри на свою руку.

Я посмотрел. Рука взяла черепок у Антона, подбросила, ловко поймала и вернула своему настоящему хозяину.

– Впечатляет, – сказал я напряженным голосом.

– Ты не волнуйся, – Антон посмотрел покровительственно. – Этот фокус только чтобы не затягивать твои расспросы. Я никогда не покушаюсь на свободу воли. Дэримон две тысячи лет жил в пустыне, и я ему не мешал.

Мои мысли перескочили на другую часть загадки.

– А для чего тебе наша «элита?»

– Людьми всегда руководили подонки, – серьёзно сказал Антон. – Мне хотелось реалистичности. На самом деле они только думают, что что‑то решают.

– И до куда тянется твоя власть? Рейдеры – это люди?

Антон отрицательно покачал головой.

– Массовка. Я даже не дал им возможность размножаться. Клепаю заготовки, по мере необходимости.

– А у нас, значит, в этом плане всё по – настоящему? – я не смог сдержать нервный смешок.

– С точки зрения биологии нет никаких отличий от «диких» людей.

– Диких… – как эхо повторил я. – А мы, значит, одомашненные. А куда вы диких деваете? Тех, что из колоний?

– Никто их не мучает, зря вы всё в чёрном свете пытаетесь представить, Валентин. Люди сами виноваты в том, что почти полностью вымерли. Они живут свой срок, во вполне комфортных условиях. Стерильные.

– Ну да, вполне разумная мера для домашних зверушек. Теперь понятно, почему Дэнил с Чеславом так легко всех убивают… – Я сделал паузу и, собравшись с духом, задал главный вопрос. – А кто ты на самом деле?

– Это будет трудно объяснить. И поверь, я не пытаюсь уйти от вопроса, на самом деле трудно. Скорее даже невозможно. Я – город, – Антон доверительно улыбнулся. – Это определение самое верное.

– Но есть и другие, – упрямо сказал я.

– Большая часть из них безнадёжно устарела. Они только уведут тебя от правильного понимания.

– И что мне теперь с этим делать?

– Жить нормальной счастливой жизнью, – Антон развёл руки в патетическом жесте. – Как все в моем городе!

Глава 21

Всё было, как всегда – люди шли или ехали с работы, солнце светило, и день по – прежнему идеально подходил для пикника. Друзья перехватили меня за квартал от дома, и поволокли за город. Я бы наверно не пошел, но Ирен уже была с ними, и наседала пуще других.

Мы вшестером разместились на одном из газончиков, специально устроенных для отдыха. Я увалился на траву, остальные решили повозиться с мячом. Я наблюдал за их беготнёй, и невольно улыбался чересчур громким победным крикам и излишне эмоциональным негодованиям. Через полчаса все набегались, девчонки расстелили коврик и достали еду из корзинок. Я переполз с травы поближе к друзьям и еде.

Томас и Виктор – мои армейские товарищи. Когда день за днём ходишь в караул с одними и теми же людьми, возникает чувство, куда более близкое чем простое товарищество, или даже дружба. Эти отношения очень похожи на связь между родственниками – ты знаешь человека так, как он сам себя не знает, и положительные его качества и отрицательные. Причём последние вызывают у тебя не справедливое негодование, а наоборот, или иронию, или даже умиление. Со временем эти чувства несколько бледнеют, но до конца уже наверно никогда не уйдут – старые армейские друзья перешли в разряд близкой родни.

Томас трудился инженером в конструкторском бюро – в его семье, как и в моей, это наследственная профессия. Он всегда был пухлым, даже армия не сделала его подтянутым, но при этом пользовался оглушительным успехом у девушек. Секрет был в умении, как он сам выражался, «сесть на уши». Томас легко и непринужденно мог запудрить мозги любой, самой неприступной красавице. Чем постоянно и занимался, превратив это во что‑то вроде спортивного состязания. Я ему, честно говоря, завидовал, хотя и не был «ботаником». И постоянно отпускал шуточки на счёт его ветрености. Тем удивительнее для всех стал факт, что он первый из нас женился. Жену его звали Аллой – бледная худая блондинка, почти без груди (что было ещё удивительнее в плане пристрастий Томаса), впрочем, довольно милая и смышлёная. Где она работала я плохо помнил: работала в каком‑то офисе – у меня отношение к ней было настороженное, замечая её преданно – восхищенные взгляды, бросаемые на Томаса, я почему‑то злился и хотел обвинить девушку в похищении большой части моей счастливой юности.

Виктор так и остался в армии, поступил после срочной службы в училище, получил звание лейтенанта и теперь командовал взводом таких же оболтусов, какими мы были лет пять – шесть назад. Девушка у него была новая, я её видел в первый раз. Вик познакомил меня с ней, и Кристина понравилась мне больше чем Алла. У нее тоже была врожденная способность, причём очень милая и идеально подходящая для девушки – Кристина работала детским психологом и положительно влияла даже на самых асоциальных детей. «У нас по материнской линии все с детьми возились» – сказала она и моё настроение вдруг резко испортилось.

Словно лопнула та мембрана, установленная то ли Антоном, то ли мной самим, которая отделяла недавнюю информацию, от той части мозга, что отвечала за эмоции. Я посмотрел на Кристину с Виктором, потом на Томаса с Аллой. В каждой паре один человек имел какую‑то способность и профессию, передаваемые по наследству, а второй… что сказать про второго? Был хорошим человеком? Передатчиком генетического материала? Это совпадение или намерено сделано? Антон говорил, что у всех в городе (я не смог, даже мысленно, произнести слово «люди») есть свобода воли. Откуда тогда такая упорядоченность в наших отношениях? Какая‑то программа внутри говорит: вот к этой можешь подкатить, а к этой нельзя?

Я оглянулся на Ирен и мне стало тошно. Причем, хуже всего было то, что она ни в чём не виновата. Она хороший человек и очень привлекательна внешне, но теперь, глядя на нее, я думал только об одном. Чтобы не делал Антон с моей памятью, чтобы ни стирал и не корректировал, выдавая черное за белое, всё в моей голове приходило к одному и тому же знаменателю. Я не хотел думать об этом, избегал мыслей, что лезли в голову, но совсем отгородится от них не получалось.

Я сослался на головную боль и пошел домой. Там собрал вещи и продукты, после чего отправился в архив. Снова выломал двери (наверно их теперь стальными сделают), а вышел уже в Приёмнике. В том, который я увидел самым первым, где Изаат смотрел, как Дэнил с Чеславом уничтожают заготовки Антона. Заготовок, в смысле – рейдеров, до сих пор не было, видно Антон не торопился заново заселять Пустошь.

Я на всякий случай крикнул, проверяя не вернулся ли сюда Давер. Ответа не последовало, я поправил лямки рюкзака и двинулся в Пустошь. Место, где Ференц говорил с Дэнилом и Чеславом было мне знакомо – они стояли на дороге, ведущей к посёлку, в котором началась история Изаата. Зачем именно туда шел Давер я не знал, может он, как и я, просто хотел сбежать. Впрочем, это неважно. Я шел, пока вечер не перетек в безлунную ночь, после чего поужинал и растянулся прямо на земле. Засыпая, краем сознания отметил, что раньше от страха я бы глаз не сомкнул. Ничего, у меня ведь есть резервная копия… Будет вместо меня с Ирен спать, заодно и диссертацию защитит.

Следующий день прошел в монотонном вышагивании под неуемным солнцем. Ночью я порядком замерз, поэтому пару часов даже радовался теплу. Пока солнце не взошло в зенит и не показало свой истинный нрав. Жаль, что нельзя разделить мучения с «резервной копией». Умереть‑то мне действительно хотелось… Зато, когда пришлось снова спать на голой земле, дневной жар вспоминался с ностальгическим умилением.

Встав рано утром, я через пару часов наконец доковылял до брошенного поселка. Солнце подняться как следует еще не успело, от домов ко мне протянулись длинные тени. И одна тень была не от дома. Давер копался возле ветхой ограды, услышав звук шагов он выпрямился.

– Пришел, – констатировал он. Лицо его утратило сытую округлость, черты стали резкими.

– Ага. – Я пожал ему руку и оглядел заброшенный поселок. В лучах встающего солнца, цвет зданий был насыщенным, никакой пыльной затертости, что видел Изаат посреди дня.

– Как догадался? – Давер смотрел внимательно. Может подозревал во мне агента Антона?

– Компас твой нашел.

Давер немного расслабился.

– Я надеялся, что в нём окажется что‑то полезное. И что было дальше?

– Ничего интересного. Сначала мне потерли память, а потом, когда не помогло, сказали – живи как знаешь.

– И ты пришел сюда.

Я развел руками.

– Как и ты.

Давер кивнул.

– Да. И как Дэримон когда‑то. Здесь есть хоть иллюзия свободы.

Мы надолго замолчали.

– А как ты догадался? – спросил я, когда тишина стала действовать на нервы.

– Нашел в архиве самое первое досье на Дэримона. Он, оказывается, долгожитель…

– Две тысячи лет, – сказал я.

– Даже больше. А потом он сказал главное – что может почувствовать истинную природу вещи.

– Даже человека, – добавил я.

– Да.

Мы зашли в дом, Давер успел навести здесь порядок, так что помещение не слишком походило на жилище рейдера – ничего не воняло, мусора на полу и столе не валялось, нужные в хозяйстве вещи аккуратно разложены.

– С едой и водой тут большие проблемы, – сообщил Ференц, наливая в воду в жестяную кружку. – Не представляю, как рейдеры выживают.

Я рассказал ему про «заготовки».

– Что ж, я что‑то такое и подозревал, – дослушав, обронил Давер. – Всё вокруг – сплошное притворство. Не зря Дэнил с Чеславом их убивали.

– Почему они тебя не убили?

– Понятия не имею, – честно признался Ференц. – Я ведь не шел именно к ним, я хотел увидеть настоящих людей, сам не знаю, что это значит. По правде говоря, я просто бежал от себя, от того что внутри меня. Когда увидел их, думал всё – прирежут. Потом решил, что им нужна помощь. На самом деле, как я понял, они просто изучали меня. Смотрели на реакции элемента города, осознавшего, что он не человек, а часть программы…

– Почему программы? – спросил я. – Они считают, что город – искусственный интеллект?

– Нет, но ты должен признать, что есть в нём что‑то близкое к механическому интеллекту: мы ведь части его, но при этом действуем самостоятельно, по заранее заданной программе. Мы искусственные. Ты ведь не хуже меня знаешь – раньше были искусственные интеллекты, от очень простых до невероятно сложных.

– Компьютеры, – сказал я. – У нас для их производства почти все знания сохранились. Только чтобы их делать, нужна развитая промышленность и некоторые редкие элементы. Но мне город больше напомнил божка из древних легенд, создавшего свой народ.

Давер хмыкнул:

– Эта идея меньше ущемляет моё достоинство, поэтому вряд ли она верная.

– Наверное. Так и что с этими двоими? Что они увидели в твоих реакциях?

Давер пожал плечами.

– Трудно сказать. Они много рассказывали об этом мире, о всех других мирах, и тех, кто его населяет. О том, что случилось с человечеством. Потом спрашивали, что я думаю об этом и как бы поступил в той или иной ситуации.

– Понятно, – сказал я. – Ну с тобой хоть поделились информацией. Что же случилось с мирами?

– Их рассказы в значительной мере путаны и больше похожи на мифы. О том, как люди не нашли меж звёзд братьев по разуму и решили поискать в… как бы это точнее назвать? В сопредельном пространстве? В соседней вселенной? Я не знаю, как правильно, да и они тоже. Суть не в этом, главное – зря люди приложили свой исследовательский зуд, к местам, о которых понятия не имели. Потому что в одном может быть пусто, а в другом живут силы, непонятные нам, а может и в принципе непостижимые.

– А мы, получается, последствия общения этих сил с человечеством.

– Видимо так, – Ференц нерешительно потер щетину. – А ты понял, кого искали Дэнил и Чеслав?

– Видимо меня. Только зачем?

– Они хотят уничтожить город. Ты им нужен, потому что у тебя невозможно до конца стереть память, если только не лишить тебя способности чувствовать отпечатки.

– Уничтожить город… – как эхо повторил я. – Они так сильно нас ненавидят? Разве нельзя договориться и стать добрыми соседями?

– С кем им договариваться? – усмехнулся Давер. – С нами, что ли? Да и не хотят они договариваться. Просто у настоящих людей уже нет шансов выжить. Нет ресурсов, которые необходимы, чтобы восстановить цивилизацию. Они обречены. Точнее, были обречены, пока, по стечению обстоятельств, не появились два урода, достаточно близкие к людям, чтобы считать их проблемы своими, но достаточно далекие, чтобы не иметь характерных для человека ограничений.

– И в чём смысл их деятельности?

– У них нет ресурсов. А у города они есть.

– Имеется в виду ведь не город, как обычно мы его понимаем, а что‑то, что создало и нас в том числе?

– Да. У города нет ресурсов. Они есть у того, кто притворился городом.

– Как же они хотят заполучить их? Это же не электричество или железная руда. В чём секрет?

Давер пожал плечами:

– Всё, что я понял, мы в их плане должны умереть. На нас ресурсы тратить не будут.

Во мне медленно вскипала злость.

– Ты это так спокойно говоришь? У тебя ведь есть семья, ты согласен на их смерть?

Давер посмотрел на меня тоскливым взглядом.

– А как быть с тем, что мы не люди? У нас есть тела, в точности как у людей, мы мыслим так же как они, но в любой момент нечто может просто выключить нас, как ненужный механизм.

– Здесь не может.

– Я бы не надеялся на это. Если будет такая необходимость, то и здесь достанет. К тому же нас здесь двое, остальные живут в городе.

– Может, не может – мне всё равно. – сказал я со злобой. – Я бы хотел помочь людям, но убивать своих родных я не буду. Может не справедливо говорить так, но чем они лучше нас? Да, нас запрограммировала какая‑то могущественная хрень и играет, как куклами. Но разве с людьми было по – другому? Вся история человечества – это история обмана и манипуляции людьми. Тебе перечислить, во что они верили?

– Не надо.

– Тогда ради чего мы должны умирать?

– А ради чего мы тогда с тобой убежали?

Я не знал, что ответить.