Текст книги "Седой капитан"

Автор книги: Владимир Владко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1. Начало разговора

Они сидели рядом на узком ложе в маленькой каюте, которая понемногу становилась для Алеся уже привычной. Юноша уже знал, что эта каюта принадлежала его новому другу, знал, что в таких же каютах жили на «Люцифере» и другие члены команды, по два в каждой. Той кроватью, которая теперь было отдана Алесю, ранее пользовался один из механиков машины который недавно из‑за болезни вынужден был лечь в больницу.

В каюте шел разговор. Собственно, это был не разговор, так как говорил все время только Валенто Клаудо, а Алесь восторженно слушал, опершись локтями на колени и положив на ладони подбородок. Пол каюты вместе с кроватью изредка легко покачивался – и юноша понимал, что «Люцифер» куда‑то мчится с большой скоростью. Алеся не удивляло отсутствие толчков, присущих движению любого автомобиля: ведь он находился не в каком‑то обычном автомобиле, хотя и очень усовершенствованном, а на «Люцифере», который имел фантастическую способность мчаться с огромной скоростью, даже не касаясь колесами дороги. Чем объяснялась эта непонятная способность, – юноша, конечно, не знал, как не мог бы он объяснить и другие чудесные свойства странной машины, где все поражало и казалось невероятным: и экраны, на которых стволы деревьев словно таяли и становились прозрачными, открывая глазу наблюдателя, то что скрывалось за ними; и загадочный штурвал в кабине Седого Капитана, который самостоятельно, как умное существо, вращался и управлял машиной без прикосновения рук водителя, да еще на узкой, извилистой дороге; и то, что «Люцифер» мог прыгнуть с обрыва в море – и остаться невредимым… да разве мало было здесь чудес техники, с которыми на каждом шагу сталкивался пораженный Алесь, каждый раз почти не веря своим глазам?..

Но все это сейчас отошло будто на второй план, было вытеснено в воображении юноши другим, тем, что неторопливо, ровным голосом рассказывал ему Валенто Клаудо. Валенто говорил сдержанно, спокойно, но Алесь чувствовал, что под этой внешней сдержанностью скрывается волнение искреннего человека, душа которого не может оставаться спокойной, когда ею владеют воспоминания о страданиях других. Алесь не сводил глаз с Валенто, слушая его рассказ. Он видел, как время от времени хмурится лицо его друга, как на него будто набегает тень, и тогда хмурился и сам юноша, чувствуя, как глубоко волнует его судьба того, о ком рассказывал Валенто.

Вот что рассказал Валенто Клаудо Алесю.

2. Эрнан и Альварес

Талантливый инженер и исследователь Эрнан Рамиро привлек к себе внимание товарищей и профессоров еще задолго до того, как он блестяще окончил физический институт в столице. Это было задолго до того, как государственную власть в Иберии захватила черная фалангистская партия во главе с генералом Фернандесом. Если бы тогда Эрнана Рамиро спросили, кто такие фалангисты, – молодой студент только небрежно отмахнулся бы: какое ему дело до фалангистов, которые о чем‑то безумно кричат, кому‑то угрожают, чего‑то добиваются? Это что‑то, связанное с политикой. А именно политика всегда была чем‑то совершенно посторонним для Эрнана Рамиро, потому что все его интересы поглощала наука, ее глубина, ее сияющие необозримые горизонты, к которым ведут человека надежные ступени математических выводов, смелых и остроумных логических построений, – незыблемые ступени, создаваемые всегда неудержимым, охваченным извечной жаждой познания, человеческим разумом.

Отважный человеческий разум, вооруженный наукой, раскрывает перед нами глубочайшие удивительные тайны Вселенной, посягая на самые удаленные галактики. И тот же самый пытливый человеческий ум проникает в тончайшие загадки атомного ядра, исследуя то, что и вовсе недоступно человеческому глазу, основываясь исключительно на теоретических рассуждениях. И тогда восхищенное человечество узнает о нерушимом единстве всего, что создает неисчерпаемая Вселенная, от гигантских космических солнц, величественно несущихся в необъятном холодном пространстве, до последней частицы атомного ядра, тяжелого протона и равнодушного ко всему нейтрона. Все связано незыблемыми научными законами, все составляет одно огромное целое – без конца и без края.

Пусть многого еще не знает наука, пусть каждый раз сталкивается она с новыми и новыми загадками и тайнами природы, – смелый человеческий разум постепенно раскрывает их, изучает и победоносно продвигается все дальше и дальше. Что с того, что человечество никогда не сможет до конца познать тайны материи, ибо она неисчерпаема? Это же только лучше для человека, потому что всегда, сколько бы не существовало человечество, будут вставать перед ним, перед его светлым умом новые и новые проблемы, вопросы, задачи. Значит, всегда, перед человечеством будут широко открыты двери к дальнейшему, еще более глубокому познанию мира и природы. Что может быть прекраснее для человеческого ума, чем такие величественные, неисчерпаемые перспективы?..

Так рассуждал, так горячо доказывал друзьям, страстный молодой студент Эрнан Рамиро. И какой жалкой, не стоящей внимания вещью казалась ему жестокая и мелкая политика, которой занимаются разные там партии и группировки, – фалангисты, социалисты, анархисты, коммунисты и т. д.! Это все, как презрительно говорил Эрнан Рамиро, предназначено для толпы, для удовлетворения ее ничтожных бытовых нужд, для удовлетворения честолюбия политических вожаков. Разве можно сравнивать эти мизерные, ограниченные интересы с захватывающими своим величием стремлениями направленной в неисчерпаемое будущее науки?.. Да только одна энергия атомного ядра даст человечеству несравненно больше, чем обещает ему не только одна какая‑то политическая партия, но и все они, вместе взятые! А энергия атомного ядра, в свою очередь, это только маленькая часть той невероятной силы и могущества, которое даст человечеству наука… О чем тут дальше говорить?..

Тайны необъятной Вселенной, какими бы огромными они небыли, не привлекали Эрнана Рамиро.

– Я – человек практичный, меня интересует то, что можно использовать, – улыбаясь, говорил он. – А Вселенная, космос и т. п., хотя и очень красивые и романтические, но слишком далекие. Я же хочу заниматься тем, что, в конце концов, принесет в мои руки практическую пользу. Большой космос этого мне не даст. А маленькое атомное ядро​​, механика – дадут!

Именно в этой области он и работал. И работал не как студент, который покорно и послушно выполняет указания профессоров, опасаясь самостоятельности. О нет! Эрнан Рамиро был слеплен из другого теста. Построение новых смелых теорий и самые сложные, тончайшие эксперименты, которые испугали бы некоторых опытных исследователей, – вот что влекло Эрнана Рамиро к себе, как магнит. Еще студентом он написал оригинальную научную работу под названием: «Некоторые особенности разделения электрических сил в атомном ядре», подкрепленную поразительными результатами его собственных экспериментов на эту тему. Вокруг работы студента Эрнана Рамиро развернулись пристрастные научные споры, она была вскоре переведена на другие языки и напечатана в научных журналах многих стран.

И эта же работа положила фундамент крепкой дружбы между Эрнаном Рамиро и Анхело Альваресом, тоже студентом, который не менее страстно увлекался другой отраслью новейшей техники – электроникой и автоматикой. Это была дружба двух энтузиастов науки, дружба, зиждилась не только на взаимной симпатии и уважении, но и на взаимном убеждении, что в результате такого объединения можно достичь чрезвычайных результатов. Анхело Альварес, который любил точные и сжатые формулировки, однажды так высказался по этому поводу:

– Архимеду нужен был рычаг, чтобы перевернуть земной шар. Устарелая техника! Мы с Эрнаном сделаем это легче. Он даст нужную энергию, а я средства управления этой энергией. Держись, старая Земля!

Эрнан Рамиро не возражал. Так же, как Анхело верил в его способности физика–атомщика, так и Эрнан увлекался конструкторским талантом Альвареса и удивительным умением его действительно золотых рук. Упорный труд Эрнана Рамиро только обещал поразительные результаты в будущем; тем временем Анхело Альварес поражал всех уже сейчас чуть ли не каждой своей новой работой, новой конструкцией. Казалось, что достаточно ему было заинтересоваться определенной идеей, как она без малейшей задержки превращалась в его сознании на законченную механическую систему. Насвистывая несложную мелодийку, он легко, почти небрежно набрасывал на клочке бумаги легкие штрихи рисунка или эскиза. И по этому рисунку или эскизу сразу можно было изготавливать безупречный механизм, который начинал работать почти без налаживания или подгонки.

– Ты, Анхело, и сам как автомат, – шутил Эрнан. – Достаточно бросить в тебя идею, как ты в ответ почти немедленно выбрасываешь из себя готовую конструкцию! Твоя механическая черепашка – твой прообраз, ты так же автоматически находишь верный путь, как и она.

Он имел в виду удивительную механическую «черепашку», сделанную Альваресом, еще когда он был студентом–первокурсником, в часы досуга, как игрушку. Но и игрушка заставляла всех, кто видел ее в действии, растерянно разводить руками и без конца удивляться.

Представьте себе небольшое округлое устройство длиной не более пятнадцати сантиметров на маленьких, незаметных снаружи, колесиках, прикрытое сверху овальным блестящим панцирем, который придавал ему сходство с черепашкой, правда, только с одним стеклянным глазом, который размещался в передней части панциря.

Анхело Альварес ставил свою черепашку в центре комнаты и говорил:

– Ну, детка, беги под кресло на том конце комнаты. Как только я скажу, ты побежишь, ладно? А чтобы ты смогла продемонстрировать свой ​​ум, я поставлю разные преграды.

И он расставлял на пути черепашки стулья, клал на пол книги и т. д. Потом громко приказывал:

– Вперед, черепашка!

И механическая черепашка бодро отправилась в путь. Она неторопливо, как и подобает черепашке, ползла по полу по намеченному пути, самостоятельно останавливаясь перед препятствиями, на минуту словно задумывалась перед ними, затем поворачивала, обходила ножку стула или книжку и ползла дальше к заранее указанному креслу, к своей цели. Никто ею не управлял, никто не касался ее, – а она ползла и ползла, выбирая себе путь, как умное живое существо!

Когда черепашка почти достигала цели, Альварес неожиданно грозно кричал:

– Стой! Здесь нельзя!

И черепашка послушно останавливалась. Она застывала на месте, как бы размышляя. А потом поворачивала, обходя то место, на которое ей запрещал ступать владелец, и ползла дальше, пока не достигала предназначенного места под креслом. Анхело весело кричал ей:

– Назад, детка, ко мне!

Крайне пораженные зрители видели, как черепашка разворачивалась и так же неторопливо отправлялась в обратный путь, к своему хозяину. Она так же осторожно обходила все препятствия, направляясь к Альваресу, который встречал черепашку аплодисментами и добавлял:

– Ну, друзья, я думаю, что и вы похвалите ее, не так ли?

Не стоит, наверное, говорить, что все присутствующие охотно награждали разумную механическую черепашку бурными аплодисментами, как будто она понимала и это.

На все вопросы друзей об устройстве черепашки Альварес небрежно отвечал:

– Ничего сверхъестественного. Немножко фотоэлементов, немножко микрофонов, немножко полупроводниковых устройств, немножко реле и все. Вот когда Эрнан даст мне нужную атомную энергию, – тогда вы действительно сможете увидеть чудеса автоматики и электроники! О, мы с ним такое построим, что и не снилось этому миру!

Весь институт ходил смотреть и на другое чудо техники – механические руки, сконструированные и собранные Анхело Альваресом, когда его другу предстояло провести опасные эксперименты с искусственными радиоактивными веществами. Эрнан Рамиро вынужден был манипулировать тонкими инструментами из‑за бетонной стены, чтобы на него не повлияли вредные излучения. Альварес пришел другу на помощь, которая действительно была неоценимой.

Эрнан вставлял кисти рук в своеобразные стальные перчатки, сделанные словно из металлической чешуи, – они немного напоминали железные перчатки древних рыцарей. Сложная система рычагов от перчаток проходила сквозь каналы в бетонной стене и заканчивалась двумя механическими руками, каждая из которых имела по три стальных пальца. Через перископ Эрнан видел то, что происходило за бетонной стеной, там были такие же инструменты, как и те, которые находились перед ним. Он брал эти инструменты своими руками в металлических перчатках – и стальные руки за стеной точно повторяли каждое движение его пальцев, брали те же самые инструменты, манипулировали ими осторожно и безошибочно.

Смеясь, Альварес предлагал каждому желающему побрить его бритвой, которую держать металлические руки, – так был уверен он в точности их движений… Правда, на эту операцию желающих не нашлось.

3. Арест Эрнана Рамиро

Закончив институт, друзья не разошлись, как это часто случается. Напротив, их дружба еще более окрепла. Именно в то время в Иберии государственную власть захватили фалангисты с помощью своих чужеземных сообщников, утопив в крови сопротивление прогрессивных партий и патриотов. Эрнан Рамиро был так погружен в исследования в своей лаборатории, что лишь позже узнал о политических событиях в стране: ведь все это его не интересовало. Правда, когда Анхело Альварес принес в лабораторию газеты с приказами генерала Фернандеса, Рамиро нахмурился: слишком все это выглядело грубо и жестоко. Но в ответ Альваресу, который тревожно спросил его, не скажется ли все это на их работе, он решительно сказал:

– Эти политиканы ни черта не понимают в наших делах. Это для них слишком тонкая материя. Что бы там ни происходило, мы будем, Анхело, заниматься своим делом. Мы с тобой были и будем вне политики, мы живем в другом мире, который все это не касается!

Анхело пожал плечами: он был не так уверен, что положение не изменится. Но, он слишком привык к решимости своего друга, чтобы спорить, тем более, что к политике он относился почти так же, как и Рамиро. И они настойчиво продолжали свою ​​работу, о направлении и цели которой никто, кроме них, не знал. О, как ошибался Эрнан Рамиро и вместе с ним его друг Анхело Альварес! Но это они поняли значительно позже!..

Прошел год, второй. Напряженная работа продолжалась. Ни ей, ни дружбе страстных исследователей не помешало даже то, что Эрнан Рамиро женился на своей лаборантке, тихой и спокойной Хуаните. Да и что могло измениться? Как и раньше, две трети их жизни проходило в лаборатории. Как и раньше, Хуанита была надежной помощницей Эрнана Рамиро и Анхело Альвареса. А то что она стала женой Эрнана, еще больше укрепило их отношения, потому что теперь у Анхело вместо одного друга стало двое, одинаково близких его сердцу. А вскоре в его сердце вошло еще одно маленькое существо: у Эрнана и Хуаниты родился сын, сероглазый проказник Лорхе. И неизвестно было, кто любил этого мальчика больше, – Эрнан, Хуанита или Анхело, который привязался к Лорхе, как к собственному сыну.

А между тем фалангисты все шире и глубже распространяли свою власть, подчиняя себе одну за другой все области жизни страны. Кто знает, замечали ли это исследователи, с головой погруженные в работу, воплощенную в сложных расчетах и множестве не менее сложных чертежей, сделанных умелой рукой Анхело. Работа отнимала почти все их время, а то, что оставалось, было посвящено общему любимцу, озорнику Лорхе.

Впервые исследователи почувствовали длинную руку фалангистов, которая нащупала их и как бы зависла над их работой, когда они неожиданно получили распоряжение подать в министерство науки исчерпывающие сведения о характере и цели своих исследований. Прочитав этот категорический приказ, Эрнан Рамиро мрачно улыбнулся:

– Ишь, министерство науки! Ну, я им отвечу. Пусть разбираются!

Он написал в ответ, что занимается некоторыми теоретическими проблемами ядерной физики, связанными с использованием атомной энергии, – и решил, что с этим покончено. К сожалению, произошло не так.

Через некоторое время в лаборатории появился какой‑то человек в очках с фалангистским значком на лацкане пиджака; он предъявил полномочия министерства науки и потребовал, чтобы его ознакомили с точным направлением исследований и документацией лаборатории. Он вел себя, как человек, который даже мысли не допускает о возможном сопротивлении его требованиям. Более того, из его вопросов можно было сразу понять, что этот человек знает гораздо больше, чем написал Эрнан Рамиро в своем ответе министерству науки. Становилось ясным, что фалангисты о чем‑то пронюхали. Откуда? Неужели среди технических работников лаборатории нашелся такой, который информировал их?.. Ясное дело, никто из технических работников не знал настоящих замыслов и целей Рамиро и Альвареса; но некоторые детали их работы могли натолкнуть заинтересованных лиц из министерства науки на ненужные друзьям догадки.

Так или иначе, непрошеный гость из министерства науки вызвал у вспыльчивого Эрнана Рамиро негодование, инженер, несмотря на предупреждающие взгляды и знаки Хуаниты и Альвареса, вытолкал его за двери, предупредив, что не советует ему больше появляться в лаборатории.

– А то это может плохо кончиться, лично для вас, господин, – добавил Эрнан многозначительно.

Впрочем, человека в очках, видимо, трудно было смутить, поскольку он не менее многозначительно ответил, уходя:

– Спасибо за предупреждение, но думаю, что вы, господин Рамиро, подвергнетесь значительно большим неприятностям.

– Вон! – Закричал Эрнан Рамиро.

Он еще стоял посреди комнаты, тяжело дыша, когда услышал тихий голос Хуаниты, которая говорила Альваресу:

– А теперь, Анхело, давайте немедленно собирать все чертежи и записи. Их нельзя оставлять здесь. Если фалангисты начали что‑то делать, то они уже не остановятся.

– Что ты хочешь сказать, Хуанита? Что ты имеешь в виду? – Удивленно спросил Рамиро, сразу забыв о своем возбуждении.

– Все чертежи и записи надо спрятать в надежном месте, – так же тихо пояснила Хуанита. – Ты, Эрнан, ведешь себя как маленький и неразумный ребенок. Зачем ты выгнал этого человека? Разве ты не понимаешь, что это ничего не даст, потому что в их руках – сила? Что ты можешь противопоставить им? Ах, Эрнан, Эрнан!..

Она сказала это очень убедительно, – так убедительно, что Рамиро не нашел сразу, что ответить. Он перевел взгляд на своего друга: Анхело не смотрел в его сторону, а послушно собирал чертежи и складывал их на большой стол.

– Значит, вы оба против меня? – Горячо воскликнул Эрнан. – Что же, по вашему мнению, я должен покориться этим прохиндеям? Ведь ясно, что они хотят наложить свои грязные лапы на нашу работу!

– Мы не против тебя, наоборот, за тебя, Эрнан, – сказала Хуанита. – Но надо было действовать иначе… Теперь не стоит об этом говорить, дело сделано. Нам остается только хорошо скрыть чертежи и записи. Конечно, не в лаборатории, а где‑то в другом месте. И заранее подготовиться, решить, что именно говорить, когда они снова придут. А это произойдет очень скоро…

Она была права. Фалангисты не теряли времени. В ту же ночь в лаборатории появилась жандармерия в сопровождении того же мужчины в очках. И пока уполномоченный министерства науки задавал арестованным Эрнану Рамиро и Анхело Альваресу стандартные вопросы относительно возраста, профессии, места рождения и т. д., жандармы тщательно обыскивали помещение и собирали все бумаги, где было хоть что‑нибудь написано. Когда они окончили, человек в очках недоверчиво посмотрел на собранное и спросил Эрнана:

– А где же основные записи вашей научной работы?

– Это все, – твердо ответил инженер.

– Ну, если вы не хотите говорить сейчас, то мы найдем средство сделать вас разговорчивее, – небрежно бросил человек в очках.

– Посмотрим, – презрительно ответил Рамиро.

– И вы также утверждаете, что здесь все записи? – Переспросил человек в очках Альвареса. Тот молча кивнул головой.

– Ладно, – зловеще сказал уполномоченный. И еще добавил: – Советую вам, господин Рамиро, попрощаться с вашей женой и сыном. Вас обоих с господином Альваресом перевезут в следственную тюрьму, где любые свидания запрещены.

Что‑то словно холодной тяжелой рукой сжало сердце Эрнана. Он посмотрел на молчаливую Хуаниту, успевшую войти в лабораторию из внутренних комнат, где они жили. Она держала за руку испуганного Лорхе – только три дня назад мальчику исполнилось шесть лет. Инженер поцеловал сына, прижал к груди жену. Хуанита сказала только одну фразу:

– За меня не беспокойся, Эрнан.

Их вывели.

В тот раз Эрнан Рамиро видел Хуаниту с Лорхе в последний раз. Но разве он мог тогда знать об этом?..

4. Мы узнаем обо всем!

Потянулись долгие дни заключения. Самым тяжелым для Рамиро и Альвареса было отсутствие привычной любимой работы. Никто, конечно, не мешал исследователи думать; но им не давали ни клочка бумаги, ни карандаша. Регулярно через каждые два–три дня их вызывали на допросы. И это тоже было крайне однообразно, потому что все допросы каждый раз крутился вокруг одного и того же: в чем заключалась работа исследователей и где спрятаны записи. Рамиро и Альварес держались стойко, повторяя предыдущие показания.

Эрнан Рамиро твердо знал: его могут распять, но он ни отдаст в грязные лапы насильников–фалангистов результаты своего многолетнего труда! Он был уверен, что и Анхело не покорится.

Но вот друзей разлучили, перевели в отдельные камеры. Перед разлукой они сжали друг друга в объятиях:

– Держись, Анхело!

– Прощай, Эрнан!

И опять – разве мог Эрнан Рамиро знать, что Анхело Альварес действительно прощался с ним навсегда, что уже никогда в жизни он не увидит своего преданного друга?..

Уже на третий день после этого Эрнана Рамиро вызвали на очередной допрос. Следователь сразу сказал ему:

– Бесполезно дальше отмалчиваться, Рамиро. Мы все знаем. Нам известно не только направление вашей работы, но и цель.

Эрнан Рамиро удивленно посмотрел на следователя. Тот спокойно продолжал:

– Ваш друг Анхело Альварес рассказал нам все.

– Вы лжете! – Вырвалось у инженера.

– Посмотрите.

Следователь показал ему верхнюю часть протокола. Рукой Анхело там было написано:

Считая, что дальнейшее сопротивление нецелесообразно, я решил рассказать здесь все, что составляло смысл моей совместной работы с Эрнаном Рамиро. Нашей целью было …

Остальные строчки закрывала рука следователя, который спокойно спросил инженера:

– Надеюсь, вы узнает почерк Альвареса?

Рамиро молчал, беспомощно глядя на протокол. Да, безусловно, это был почерк Анхело Альвареса, он не мог не узнать его! Но как же случилось, что друг…

– Думаю, теперь вы понимаете, насколько нецелесообразно ваше молчание? – Продолжал следователь. – Тем временем вам достаточно лишь подтвердить показания Альвареса и ознакомить специалистов, которых мы назначим, с действительным состоянием работы в лаборатории, и всем этим неприятностям, – следователь обвел широким жестом вокруг, что, очевидно, должно означать тюрьму, – будет конец. Подумайте, Рамиро! Вас ждет слава, всеобщее признание, личная благодарность каудильо слава ему! – Лучшие условия дальнейшей работы, ордена отличия… Все будет к вашим услугам!

Эрнан Рамиро слушал следователя, а в мозгу его билась одна мысль, одна–единственная: «Анхело, Анхело, как мог ты покориться, предать, отдать им нашу тайну!.. О Анхело, я так верил тебе!..»

Следователь наклонился через стол к Рамиро:

– Вам даже ничего сейчас не надо писать, – продолжал он уговаривать инженера. – Это все формальности. Только скажите нам, где именно вы спрятали чертежи и научные записи…

И тогда Эрнан Рамиро выпрямился. Словно огонь блеснул в его глазах. Он понял! «О Анхело, как мог я сомневаться в тебе, мой друг, мой брат!»

– Хватит, господин следователь, не тратьте зря времени, – сказал он презрительно. – Все ясно. Вам не удастся обмануть меня этой фальшивкой, указал он на протокол, будто бы написанный рукой Анхело Альвареса. – Заберите ее прочь и можете дальше не уговаривать меня, все равно я ничего не скажу!

Следователь яростно взглянул на него. Видимо, он уже считал, что выиграл сложную игру, и поэтому теперь ему было особенно досадно.

– Это ваше последнее слово? – Спросил он еще.

– Последнее.

– Что ж, посмотрим. У нас есть еще некоторые средства, – угрожающе процедил следователь и нажал кнопку звонка, вызывая охрану. – Мы еще увидимся, Рамиро, – бросил следователь, когда Эрнана выводили.

Но почему‑то следователь не спешил с новым вызовом Эрнана Рамиро на допрос. Шли дни, – тоскливые, однообразные, заполненные тревожными и сбивчивыми мыслями. Да, следователь допустил ошибку в последний раз, когда угнетенный известием о неожиданной измене Альвареса, Эрнан действительно мог покориться. Следователь выдал себя, спрашивая Рамиро о месте тайника чертежей и записей! Если бы Анхело действительно все рассказал, то он сказал бы и об этом. Значит, протокол его допроса был фальшивкой, с помощью которой следователь хотел сломать сопротивление Эрнана!

Из этого ничего не вышло. Ладно. Но теперь, наверное, следователь попытается таким же образом повлиять на Анхело. Эрнан представлял себе, будто видел собственными глазами, как Альваресу тоже показывают протокол допроса его друга, как Анхело ошеломленно смотрит на протокол, написанный рукой Эрнана: ведь фалангистские шантажисты и прохиндеи умеют хорошо подделывать почерки, Эрнан уже убедился в этом. И теперь следователь вторично уже не сделает ошибки… А если Анхело поверит ложному протоколу и покорится?.. От одной мысли об этом Эрнан Рамиро срывался с места и начинал неистово бегать по узкой камере. Он готов был биться головой о стену, но что бы это дало? Тогда, у следователя, он засомневался в своем друге; разве не усомниться и Анхело в нем? И ничем, ничем он не может помочь делу, не может сообщить Анхело, он бессилен в этой проклятой каменной клетке!..

Следователь бросил в конце разговора угрожающую фразу о каких‑то других средствах. Что он имел в виду?.. Но неужели эти мерзавцы, убедившись, что Рамиро и Альварес ничего не скажут, решат сделать что‑то с Хуанитой… или маленьким Лорхе?.. Нет, нет, это невозможно, даже у бездушных убийц есть какие‑то остатки совести, существуют пределы, которых никто не может перейти! И все же, – что имел в виду следователь, говоря эти свои последние слова, которые звучали, как открытая угроза?..

Прошло еще несколько дней и несколько бессонных ночей. Наконец Эрнана Рамиро снова вызвали на допрос.

– Вы не передумали, Рамиро? Еще раз советую вам перестать упорствовать. И мы забудем все неприятности, – сказал ему следователь.

Инженер упрямо мотнул головой:

– Нет! Я ничего не скажу.

– Посмотрим, посмотрим, – почти сочувственно сказал следователь. И от этой неожиданной интонации, которая звучала здесь, в тюрьме, как насмешка, у Эрнана Рамиро похолодело в душе. Нет, нет, не может быть, этого не может быть, нет!

Но это было.

Следователь нажал кнопку звонка. Вошли два охранника. Следователь кивнул им на Эрнана. Охранники стали позади инженера и положили ему на плечи крепкие руки. Следователь позвонил еще раз.

Снова открылись двери. Эрнан Рамиро рванулся со стула, на котором сидел. Но тяжелые руки охранников удержали его на месте. Глухой стон, похожий на приглушенный плач, вырвался из груди Эрнана. Хуанита, моя Хуанита!..

Двое фалангистов в черных рубашках ввели в комнату Хуаниту. Видимо, ей самой трудно было идти, потому что они держали ее под руки. «Хуанита, что они сделали с тобой, моя любовь, мое счастье!..»

Хуанита еле стояла на ногах. Разодранные рукава платья не прикрывали багровых кровоподтеков на ее нежных руках. На исхудалом лице застыло выражение страдания. Большие грустные глаза сначала будто не видели Эрнана. Однако вот в них вспыхнула радость. Хуанита пошатнулась, протянула вперед руки:

– Эрнан!

Она едва не упала. Фалангисты поддержали ее – и она повисла на их руках. Только большие глаза, глаза любимой Хуаниты как бы приблизились к Эрнану, они горели страстным чувством, они словно стремились перелить в Эрнана мужество и силу.

Словно сквозь вату, Эрнан Рамиро услышал размеренные слова следователя, обращенные к нему. Следователь говорил:

– Как видите, Рамиро, ваше упорство привело к тому, что мы вынуждены были арестовать вашу жену и узнать у нее о спрятанных вами чертежах и записях…

– Но я ничего, ничего им не сказала, Эрнан! – Воскликнула Хуанита.

– Да, могу подтвердить это, – сказал следователь. – Ваша жена отказалась говорить что‑либо о чертежах и записях, так как, очевидно, до сих пор находится под вашим влиянием, Рамиро. И вы видите собственными глазами, к чему это привело. Ведь мы со своей стороны вынуждены были, хотя очень сожалеем, принять некоторые меры воздействия на нее. Правда…

– Мерзавцы! Палачи! – Не сдержал возмущенного возгласа Эрнан Рамиро. – Вы мучили женщину, вы мучили ее! Да я… – Он снова рванулся со стула, и снова крепкие руки охранников остановили его. Капли пота выступили на лбу инженера.

– Правда, – продолжал следователь, будто и не слышал восклицания Рамиро, – это пока тоже не дало результатов. Но у нас есть время… и средства тоже… Так вот, Рамиро, вы можете выбирать: или скажете нам то, что мы требуем, или мы в конце концов узнаем обо всем сами от вашей жены. Предупреждаю вас, мы не остановимся, пока не получим нужных сведений. А вы, кажется, любите вашу жену…

– И потому не говори им ничего, Эрнан! Будь мужественным, Эрнан, не говори ничего! Умоляю тебя…

Рука одного из фалангистов грубо закрыла Хуаните рот.

«Любимая, родная Хуанита, разве же все эти чертежи и записи стоят твоих страданий?.. Зачем они мне, если я вижу, как эти палачи мучают тебя, моя жизнь, моя любовь, Хуанита?»

– Рамиро, я жду вашего ответа, – раздался сухой и холодный голос следователя.

Едва шевеля пересохшими губами, инженер прошептал:

– Я согласен… я скажу вам все… только отпустите ее…

– Эрнан! Ты не сделаешь этого! Эрнан!

Хуанита неожиданным рывком вырвалась из рук фалангистов и бросилась к мужу. Но она была слишком слаба. Сделав шаг, она упала бы на пол, если бы ее вновь не подхватили фалангисты. Но она все еще ​​повторяла:

– Нет… ты не сделаешь этого, Эрнан… не сделаешь!..

Следователь махнул рукой. Фалангисты вывели Хуаниту из комнаты…

– Я ручаюсь вам, Рамиро, что мы сразу отпустит вашу жену, как только вы дадите нам нужные сведения, – сказал следователь, подвигая к себе бумагу. – Я слушаю вас, говорите!

И тогда Эрнан Рамиро покорился. Он рассказал обо всем – и о содержании своей работы, и о тайном месте в саду возле их дома, где он с Хуанитой и Альваресом закопали под магнолией чертежи и научные записи. Как мало все это значило для него сейчас, когда перед глазами стояло измученное, худое лицо любимой жены!..