Текст книги "Седой капитан"

Автор книги: Владимир Владко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Однако никогда до сих пор Алесь не слышал, чтобы Капитан сам говорил о себе такие вещи, которые ему пришлось услышать сейчас. «Властелин техники» – ну, это так, Капитан держит в руках мощные орудия техники. Он мститель – и имеет право отомстить за то, что сделали с ним фалангисты. Но «единственный, кто имеет право приказывать всем»… ведь именно так он сказал! Страшные слова! Да разве может человек провозглашать такое о себе?.. И снова в памяти Алеся возникли другие слова, которые он слышал во время разговора с Фредо Виктуре: «самолюбие», «самовлюбленность»… «нам ни к чему заводить себе еще ​​одного диктатора»… Где же правда, кто поможет Алесю разобраться во всем этом сложном и странном, происходящем вокруг него… Обратиться к Валенто Клаудо? Но это также ничего не даст, потому что Седой Капитан для Валенто – наивысший авторитет и лицо, действия которого даже не подлежат обсуждению. Марта?.. Действительно, что думает обо всем этом черноглазая девушка с ее непосредственным характером, с ясным взглядом на вещи, простая и искренняя? Где она…

3. Был ли прав Алесь?

Марта все еще сидела в маленькой каюте, где Алесь оставил ее, когда пошел на верх, услышав сигнальный звонок. С первого взгляда он увидел, что девушка чем‑то очень обеспокоена. Она вскочила с места и бросилась к Алесю:

– Алексо, что же это будет? Неужели Капитан осуществит свою угрозу?

Значит, она все слышала? Да, конечно, слышала, потому что все, что делалось снаружи «Люцифера», улавливали чувствительные микрофоны, размещенные под его оболочкой достаточно было в любой каюте повернуть соответствующий выключатель, чтобы скрытый в стене репродуктор воспроизвел окружающие звуки.

– Это ужасно, Алексо, – взволнованно говорила Марта. – Ведь на этом корабле столько людей, матросов… Разве они виноваты, что их командиры приказывают им стрелять? Это такие же люди, как и мы! Только их заставили идти на военную службу!.. А Капитан хочет их всех уничтожить…

Вот что, значит, беспокоило Марту? Собственно, об этом Алесь и не подумал… Наконец…

– А что же, по–твоему, должен делать Капитан? – Сказал юноша. – Ждать, пока они расстреляют «Люцифер» и нас с тобой?

Однако эти доводы не действовали на Марту.

– Не знаю, не знаю, – повторяла она. – Но и так нельзя, это слишком жестоко!..

Алесь не успел больше ничего сказать, потому что в эту минуту «Люцифер» стремительно ринулся вперед, так внезапно, что юноша вынужден был схватиться за притолоку. Алесь бросился к окну, сразу забыв не только сказанное Мартой, но и о своих сомнениях. Ведь сейчас должно произойти то, о чем говорил Капитан, надо взглянуть в окно!

Тщетная попытка! Глухая крышка закрыла окно снаружи. А пол каюты ритмично вздрагивал в такт работы мощных двигателей. «Люцифер» развивал едва ли не самую большую скорость! И вот совсем неожиданно это размеренное содрогание прекратилось, словно замерло. Казалось, что «Люцифер» на мгновение напрягся всем своим огромным корпусом и вздохнул глубоким глухим вздохом, как гигантское животное. А потом возобновилось ритмичное содрогание, вновь заработали двигатели. Алесь почувствовал, что какая‑то сила прижимает его к стене: «Люцифер» круто поворачивал в сторону.

Только после этого издалека раздался громкий взрыв. Он донесся откуда‑то, будто сверху – раскатистый и долгий. Ему ответили другие, более слабые, более короткие. А потом вдруг стало тихо, невыносимо тихо, как это бывает только после оглушительного грохота…

Застывшая на месте Марта смотрела на Алеся широко раскрытыми глазами: она не понимала, что происходит с юношей, как может он радоваться ужасному приговору Капитана, который безжалостно решил уничтожить сотни людей на корабле. Однако Алесь не замечал ее удивления и возмущения. Все его сомнения в эту минуту отошли куда‑то в сторону: ведь если война объявлена, то надо наступать, побеждать. А это была победа!

Он представлял себе, что происходило снаружи. «Люцифер» выпустил электрическую мину. Какая она – неизвестно. Но мина попала в «Сан–Себастьян», обреченный фалангистский миноносец, который осмелился охотиться на «Люцифер», пытался уничтожить его глубинными бомбами. А они, эти фалангисты, думали, что это будет очень легко, что Седой Капитан не сможет защищаться, что они захватят его врасплох! Нет, получилось совсем наоборот, Капитан и его «Люцифер» действительно сильнее своих врагов!

Электрическая мина подняла в воздух «Сан–Себастьян», от нее взорвались склады снарядов и бомб, которые были на борту миноносца. Об этом свидетельствовали короткие, более слабые взрывы, которые были слышны после первого, более мощного. О, теперь фалангисты уже наверняка будут знать, с кем имеют дело! Седой Капитан на деле доказал, какой он могучий и непобедимый!..

«Люцифер», уничтожив врагов, снова стремительно несся куда‑то, слегка покачиваясь на морских волнах, покорный воле своего хозяина, властелина техники, Седого Капитана… единственного, кто имеет право приказывать… Какие страшные эти слова, которые употребил сам Эрнан Рамиро!.. Ну, все равно, не в словах дело. Главное то, что Седой Капитан победил, что он показал фалангистам свое могущество, и теперь не только они, но и все те, кто подчиняется им, наверняка вынуждены будут задуматься перед новыми нападениями на «Люцифер».

Так думал восхищенный Алесь, которому не хотелось сейчас даже вспоминать о своих колебаниях и сомнениях. Был ли он прав?..

4. Алесь молчит

Не забыл ли Олесь о своих предыдущих сомнениях, да еще и подкрепленных критическими замечаниями Фредо Виктуре?

Признаем, – об этих замечаниях, как и о собственных сомнениях, – Алесю не хотелось и вспоминать. Безусловно, вообще Фредо Виктуре был прав. Но это вообще, для обычных людей, для обычных условий. Седой Капитан был необычным человеком, его «Люцифер» не имел ничего равного себе на целом мире. А какая большая душа была у Эрнана Рамиро, какие благородные намерения священной мести ставил перед собой Седой Капитан, отважный, уверенный, непобедимый Седой Капитан, само имя которого постепенно превращалось для Алеся в символ беспощадной борьбы против кровавого фалангистского строя! Нет сомнения, Седой Капитан победит, он осуществит свои намерения, достигнет своей цели!..

И вдруг ход мыслей Алеся оборвался, словно кто‑то неожиданно схватил юношу за плечо и остановил его. Намерения Седого Капитана, его цель… А что знает об этом Алесь? Борьба против клики Фернандеса, месть фалангистам – это не цель, это скорее можно назвать путем к какой‑то цели. Ну, скажем, Капитан уничтожит Фернандеса и его приспешников. Ладно. А потом? Что будет потом, когда Седой Капитан отомстит?.. Да, да, он отомстит, это несомненно, иначе и быть не может. Но что потом?..

Сами собой в ушах Алеся вновь прозвучали странные, полные какого‑то угрожающего смысла слова, которые Седой Капитан твердо и самоуверенно сказал перед уничтожением «Сан–Себастьяна»: «Я, повелитель техники, человек, который не боится никого и ничего… единственный, кто имеет право приказывать всем…»

Разве не дают эти слова какие‑то ответы? О нет, такого не может быть! Седой Капитан сказал их в запале, пораженный жестокими поступками врага, готовящегося сокрушить «Люцифер» артиллерийский огнем. В этих словах нельзя искать ответы на вопросы о намерениях и целях Капитана. И все же…

Чья‑то рука легко коснулась плеча Алеся. Юноша резко повернулся. Это была Марта, которая тихо вошла в каюту. Красивое ее лицо было печально, большие глаза смотрели взволнованно, словно этим взглядом девушка искала у Алеся защиты.

– Что случилось, Марта?

– Ничего не случилось, Алексо. Мне страшно… я боюсь…

– Почему страшно, Марта? – Удивленно посмотрел на нее юноша. – Что тебя пугает? На «Люцифер» нечего бояться, последние события блестяще доказали это!

– Не это, Алексо, совсем не это…

– А что же тогда?

Марта оглянулась, словно хотела убедиться, что ее никто, кроме Алеся, не слышит. И тихо, почти шепотом сказала:

– Я боюсь Капитана…

– Что?.. – Даже немного растерялся юноша от неожиданности. – Что ты говоришь, Марта? Бояться Капитана, который так хорошо относится к нам обоим?.. Бояться человека, который решил помочь твоему отцу, освободить его от тюрьмы… нет, ты что‑то путаешь, Марта!

Девушка опустила голову. Во всей ее фигуре с беспомощно опущенными руками было что‑то трогательное, и у Алеся сжалось сердце: бедная Марта, с ней что‑то не в порядке, надо помочь ей, но прежде нужно выяснить, что же ее беспокоит.

– Послушай, Марта, – рассудительно начал Алесь, – расскажи мне, в чем дело. Что‑то случилось? Может, Капитан был чем‑то раздражен и накричал на тебя? Говори же наконец! Чем он тебя так напугал, что ты и слова сказать не можешь? Я не понимаю.

Марта подняла на него печальный, укоризненно взгляд.

– Я вижу, что ты действительно ничего не понимаешь, – сказала она.

– Так объясни тогда мне! Что случилось? И что тебя напугало?

– Ничего ни случилось, я тебе уже говорила. Ничего меня не напугало, я не из таких. Тебе пора бы знать это.

Действительно, трудно иметь дело с девушками! Только что у Марты был такой слабый, трогательный вид – и сразу на тебе! Говорит так, будто Алесь провинился, обвиняет, словно обиделась…

Марта продолжала, не дожидаясь вопроса:

– Да, Капитан обещал освободить моего отца, и я ему очень благодарна за это. И относится он ко мне хорошо, разве я спорю? Не в том дело, Алексо.

– А в чем же тогда?

– В нем самом есть что‑то такое, чего я боюсь. Что‑то страшное. Не знаю… ну, как тебе объяснить, Алексо, если ты не понимаешь этого, не понимаешь, правда?

Она с тоской смотрела на Алеся, пальцы ее нервно перебирали носовой платок. Юноше очень хотелось успокоить Марту. Но что мог он ответить, когда и вправду все это было для него непонятным? Поэтому он сказал, как можно ласковее:

– Марта, милая, лучше ты просто делись со мной своими мыслями. Ну, расскажи все–все, о чем ты думаешь.

– Не знаю, сумею ли, Алексо, – тихо сказала девушка. – Но мне так хочется, чтобы ты понял… потому что с кем же мне еще ​​поделиться здесь?.. – Она несмело вновь подняла взгляд на Алеся, обеспокоенный, полный искренней мольбы взгляд ее влажных темных глаз.

– Слушаю, Марта, любимая, слушаю тебя! – Вырвалось у юноши. – Ну, говори, что ты нашла такого страшного в Капитане?

– Нет, я начну не с этого, Алексо, так мне будет легче. Вот возьми Валенто: я знаю, что он хорошо относится ко мне…

– А Капитан разве плохо? – Возмущенно перебил Алесь.

– Не спеши, дай сказать. Когда Валенто о чем‑то говорит, я знаю, чувствую, что это у него идет от души. От хорошей, доброй души человека, который любит и меня и тебя и других своих товарищей, и я знаю, уверена, что на его руку всегда могу опереться, могу довериться ему всем сердцем: не раздумывая. Разве не так, Алексо?

– Да, конечно. А ты хочешь сказать, что Капитан другой? Не вижу в этом ничего удивительного. Но на него и ты, и я можем смело положиться, он мужественный и благородный. Только Капитан не так прост, как Валенто, он несравненно сложнее. Разве ты не слышала, сколько ему пришлось перенести в своей жизни? Поэтому он и стал закаленный, твердый, как сталь…

– Нет, нет, ты ошибаешься, – горячо перебила юношу Марта. – Это правда, что Капитан много пережил. Но разве мало пережил Валенто? Ты об этом знаешь.

– Знаю, – мрачно согласился Алесь. Он будто снова услышал проникновенный голос Валенто Клаудо, который рассказывал ему о судьбе расстрелянных иберийских патриотов.

– Дело не в том, кто сколько пережил, – настойчиво продолжала девушка, – а в том, какая у человека душа. Один может очень много пережить и выстрадать, но все равно он будет хорошо относиться к людям, любить их. А другой…

Она замолчала, собираясь с мыслями.

– Что другой?

И вдруг Марта заговорила тихо, почти шепотом, словно сама боялась своих слов:

– Алексо, Капитан не любит людей! Он гордый, самоуверенный, холодный. И жестокий! Для него на свете есть только одно: то, что он решил…

– А что он решил, по–твоему?

– Месть – и еще… не знаю! Откуда мне знать? Разве его можно понять? Но он, как игрок в шахматы…

– Причем тут шахматы? – Удивился Алесь.

– Я, наверное, очень глупая, Алексо. Но всегда, когда я смотрела, как играют в шахматы, мне было жаль пешек и другие фигуры…

– О чем ты говоришь? Как так жалко?

– Ну подумай немножко, Алексо! Игрок хочет выиграть партию, он хочет поставить мат противнику. И если он решил, как это сделать, тогда он безжалостно отдаст и пешек, и другие фигуры, и даже королеву, чтобы за счет этого поставить мат. Но пешки и другие шахматные фигуры – деревянные, они не чувствуют того, что их жизнью игрок распоряжается так безжалостно. А если бы они были живыми? Что тогда?

– Вот как ты рассуждаешь, – задумчиво сказал Олесь. – Живые пешки… гм… и игрок распоряжается их судьбой… – Кажется, юноша начинал понимать, что имела в виду Марта.

А она продолжала так же горячо:

– Так и Капитан. Он ведет свою игру. Он стремится отомстить… как, я не знаю. Видимо, жестоко. А люди вокруг него все равно, что пешки в сложной игре. Он относится к ним свысока, для него они ничто. Нужны ему – пусть живут. Прошла в них нужда, – он, не задумываясь, сбросит их с доски… уничтожит, как тех людей на миноносце! А разве они были в чем‑то виноваты? Просто они мешали Капитану, стали на его пути… Если бы он любил людей, он не мог бы так поступить! И я боюсь его, он страшный, Алексо!

Алесь молча удивленно смотрел на Марту. Никогда он не думал, что эта всегда молчаливая и робкая девушка, весь мир которого, казалось, ограничивался заботами о судьбе отца, может так рассуждать. Она говорила, и что‑то новое, до сих пор незнакомое постепенно открывалось перед юношей. Словно Марта заставила его увидеть то, о чем он сам не решался подумать; он чувствовал, что девушка неожиданно, хотя, пожалуй, и нежилая этого, выявила какие‑то его собственные потаенные, и до сих пор не ясные для него самого мысли, тревожные, запутанные. Эти мысли лучше всего было бы отбросить прочь, потому что они были нелегкими, неприятными, заставляли все дальше и дальше углубляться в них, напоминали о том, что так спокойно и уверенно говорил им тогда Фредо Виктуре. Но Алесь не мог избавиться от них, увы, раз придя, эти тревожные мысли не оставляли его, наверное, потому, что в какой‑то неясной, неосмысленной форме они уже существовали и раньше в глубинах его души.

– Ты молчишь, Алексо?.. А я так надеялась, что ты поймешь меня, что мне будет легче, когда я поделюсь с тобой всем этим…

Мягкий, нежный голос девушки звучал еще тише, чем раньше. Грустные глаза искали в лице юноши сочувствия, помощи. Что сказать ей, как подбодрить, как утешить, если и самому Алесю так тревожно, если Марта пробудила в нем давние неясные сомнения?..

– Ты молчишь, Алексо? – Повторила уже совсем тихо Марта, будто окончательно теряя надежду. – Ты бросаешь меня вот так?..

– Нет, Марта, нет! – Воскликнул Алесь. Он схватил узкую руку девушки, сразу почувствовав, как похолодели ее тонкие пальцы. – Нет, Марта, я не молчу! Я не бросаю тебя – и не брошу никогда! Как ты могла подумать такое? Я понимаю тебя, и мы будем с тобой вместе… и я сделаю все, все, что от меня зависит, чтобы ты… чтобы мы с тобой… Послушай, Марта, не надо плакать, все будет хорошо, дай мне руку, улыбнись немножко, Марта… вот так, еще немножко, еще!.. Видишь, насколько лучше, когда ты улыбаешься?..

Они сидели рядом. Алесь смотрел в еще влажные глаза Марты, держал ее руку, видел ее слабую, еще робкую улыбку, сбивчиво что‑то говорил и думал: как хорошо знать, что есть девушка, для которой ты был бы рад сделать все, все на свете.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1. Мелодия серебряных колокольчиков

Странными, полными растерянности и неясных тревог были эти дни для Алеся. И не только потому, что на него произвел большое впечатление последний разговор с Мартой.

Да, события последнего времени: охота полиции на «Люцифер», безжалостные попытки уничтожить и замечательную машину, и ее изобретателя – не могли не повлиять на Седого Капитана. Но разве можно было ожидать от него такого поразительного изменения, которое произошло?

Куда подевалась привычная мягкость и приветливость Капитана в разговорах с Алесем, которые так очаровывали юношу? Эрнан Рамиро, который до сих пор, встречая парня, всегда находил для него ласковое слово, теперь будто вовсе не замечал его.

Раньше с командой «Люцифера» Седой Капитан всегда говорил сдержанно, уверенно, несколько властно, но это был голос и тон старшего товарища, которого уважали. Теперь Седой Капитан только приказывал – коротко, отрывисто, как полновластный хозяин, который даже подумать не мог, что кто‑то осмелился бы возразить или не выполнить его категорического приказа. Более того. Уже несколько раз Алесь замечал, как Седой Капитан нервно сжимал кулаки, угрожающе хмуро косматые брови, когда, по его мнению, какой‑то приказ выполняли недостаточно четко. Этого также, безусловно, не бывало раньше. Неужели его действительно сделало таким жестоким стремление к мести, которое полностью овладело им?..

Эрнан Рамиро теперь все время находился либо в своей каюте, либо в кабине управления, возле приборов. На второй день после гибели «Сан–Себастьяна» Алесь решил, как и раньше, зайти в кабину управления и спросить о чем‑то Капитана. Но только он открыл рот, как Рамиро, не поворачивая даже головы, сухо отрезал:

– Я не звал тебя, Алесь. Когда ты будешь нужен, тебя позовут. Иди.

Склонив голову, ничего не понимая, юноша вышел. Разве он чем‑то помешал Седому Капитану? Разве тот сам не позволил ему обращаться к нему в любое время?..

За эти дни произошло несколько стремительных, молниеносных поездок «Люцифера» в разные концы страны. Большей частью отправлялись ночью: видимо, Капитан не хотел подвергаться опасности встречи с коварными врагами. Но это было лишь догадкой Алеся, который, ясное дело, ничего не знал о намерениях Эрнана Рамиро и о цели этих поездок. Возможно, что‑то сказал бы Валенто Клаудо, но коренастый механик был слишком занят, чтобы разговаривать с юношей.

Только в течение последних двух суток, когда «Люцифер» стоял в пещере–базе, добравшись до нее подводным путем с моря, Валенто Клаудо раза два забегал к Алесю, и то лишь для того, чтобы весело хлопнуть его по плечу и обменяться несколькими словами. Замечал ли Валенто какие‑то изменения в Капитане, для Алеся оставалось неизвестным. Собственно, и здесь, в пещере, также шла напряженная работа, которая отнимала все время и Валенто Клаудо, и всей команды.

Алесь видел, как загружают в «Люцифер» какое‑то снаряжение, как в разных отделениях машины заменяют детали или даже целые механизмы. Как сказал мимоходом Валенто, Седой Капитан осуществлял в «Люцифере» частичные усовершенствования, но какие именно, Алесь не знал. Люди здесь только руководили работой механизмов, которые делали за них почти все. Было что‑то удивительное и иногда страшноватое для непривычного глаза, когда какой‑то сложный механизм самостоятельно производил из куска металла заказанную ему деталь, а закончив работу, ложил свежую, блестящую деталь рядом с собой, подавал сигнал свистком или лампочкой, которая загоралась на нем, словно покорно ждал дальнейших распоряжений…

Собственно, рассуждал Алесь, иначе здесь и не могло быть. Если бы Эрнан Рамиро не побеспокоился о наличии всех этих механизмов и автоматических машин, разве смог бы он справиться с ремонтом огромного «Люцифера»? Но тогда бы здесь нужны были сотни мастеров и рабочих! Только эти умные машины, автоматические станки и механизмы делали возможным быстрый ремонт того, что приходило в негодность или выходило из строя на «Люцифере». Особенно теперь, когда не прекращалась охота на автомобиль часто приходилось устранять повреждения, причиненные «Люциферу».

Время от времени юноше было неудобно, неловко, от того, что они с Мартой ничего не делают в то время, когда все вокруг напряженно работали. Но здесь ничего нельзя было поделать: к чему бы среди сложных машин и механизмов могли приложить свои неумелые руки Алесь с Мартой? Когда‑то, правда, Капитан сказал юноше, что со временем дело найдется и для него; но это было давно, еще тогда, когда Седой Капитан замечал его говорил с ним…

Теперь Алесь разговаривал только с Мартой. Все больше времени проводили они вместе. Девушка охотно рассказывала ему о своей жизни, и Алесь слушал Марту с неослабевающим интересом. Он и не заметил, с какого времени решительно все, даже мельчайшие детали из жизни девушки начали глубоко интересовать его, так же, как каждый жест, каждая улыбка казались ему дорогими и близкими, полными какого‑то важного содержания. Одно только огорчало Алеся во время таких разговоров: это то, что он не мог так же искренне и непосредственно рассказать Марте о себе. Девушка удивленно смотрела на юношу.

– Неужели ты и в самом деле ничего не помнишь о своем прошлом? Ну, попробуй, вспомни хоть что‑нибудь!

Однако непроницаемая пелена еще не спала с памяти Алеся. Только и осталось воспоминание, о поезде, который куда‑то мчался на полном ходу… грохот, черная пропасть ничего больше…

И сейчас, когда они вдвоем сидели около приемника в каюте Алеся, слушая однообразные мелодии танцевальной музыки, парень безутешно склонил голову на руки. Как трудно осознавать, что у тебя неизвестно каким образом исчезло прошлое! Если бы он только знал, как вспомнить его!..

А тут еще раздражительная музыка, которая, кажется, вся полностью состоит из воющих труб и оглушительных барабанов, хриплых возгласов какой‑то неистовой женщины и кошачьего визга пронзительных дудочек…

Вдруг Алесь вздрогнул. Что это? Что за странная смена?

В репродукторе исчезли завывания и барабанный грохот. Сквозь сухое потрескивание атмосферных разрядов откуда‑то, очень издалека, будто из какого‑то другого мира, доносились мягкие мелодичные звуки, нежный перезвон. Эти спокойные звуки несли с собой что‑то родное, до боли в сердце знакомое: они появлялись один за другим, создавая выразительную мелодию, хотя и короткую, хотя и несложную… и эта мелодия неоднократно повторялась, заставляя сердце сладко сжиматься одновременно и от тоски и от радости… Но что это? Почему в груди вдруг стало так жарко, почему у Марты взволнованное, сияющее лицо, словно и она чувствует то же самое?

Пальцы девушки замерли на ручке приемника, словно она боялась неосторожным движением спугнуть эту нежную, едва слышную мелодию, которую наигрывали далекие серебряные колокольчики. Тихо–тихо, одними губами Марта заговорила:

– Как приятно, Алексо, как нежно звучит этот сигнал, правда? Я всего раз или два в жизни слышала его у Фредо Виктуре… ведь это так далеко от нас и поймать по радио очень трудно… Алексо, ты узнаешь этот сигнал? Дядя Фредо говорил, что это отрывок из какой‑то песни, песни о Москве и о Советской стране, да, Алексо?..

О Москве? О Советской стране? Да, да, вот оно: «Широка страна моя родная!.. Широка страна моя родная!» Сигнал, позывные московской радиостанции!

– Москва! Родная Москва!

Косточки пальцев, которыми Алесь сжимал край кровати, побелели от напряжения. Москва!.. Он переводил широко раскрытые глаза с Марты на приемник, снова на Марту хотел что‑то сказать, что‑то крикнуть – и не мог.

– Алексо! Что с тобой? Ты побледнел! Тебе плохо? Алексо! Да скажи же, в чем дело!

Алесь с трудом произнес:

– Подожди… подожди, Марта… я сейчас, сейчас…

Что‑то большое, еще не осознанное, но такое большое и важное, что закрывало собой все остальное, – медленно поднималось из глубины души Алеся. Оно заполняло грудь, оно непреодолимой, мощной волной заливало душу, грудь, голову, которая шла кругом. Один за другим появлялись еще неясные образы, картины. Они наплывали горячими толчками, смешивались, исчезали – и снова возникали, все более ясные, более красочные… И одновременно понемногу сдвигалась тяжелая, непроницаемая пелена, которая до сих пор окутывала черным одеялом то, что юноша тщетно пытался вспомнить. Светлые проблески разрывали эту пелену, так же как острые яркие лучи солнца пронзающие иногда густые облака. Пелена расступалась неохотно, она сразу смыкалась и сливалась снова, сразу гася еще непрочные проблески памяти. Но зато и проблесков становилось все больше, они рвали тяжелую серую пелену на куски, расталкивали ее, открывая, будто ясное чистое небо, широкие пейзажи и картины, которые Алесь уже отчаялся вспомнить…

Советская страна… родной город… залитые солнцем улицы, которыми он мальчишкой возвращается из школы… прощание с отцом и матерью, когда он отплывал юнгой на теплоходе… пожатие отцовской руки и короткие объятия, как и надлежит мужчинам… и слезы матери, ее поцелуи, от которых было и немного стыдно, и несказанно приятно… плавание в далекие края… нападение фалангистского военного корабля… плен… концлагерь… долгое–долгое ожидание… отъезд многих товарищей… и вновь ожидание… и наконец разрешение ехать на Родину… поезд… длинноносый человек в широком пальто… грохот железнодорожной катастрофы… Валенто и Седой Капитан…

Все это пронеслось почти мгновенно, обгоняя друг друга, заливая ярким светом прошлое юноши, будто кто‑то повернул электрический выключатель, и от этого исчезла темнота, и стало видно все–все, хоть касайся рукой.

Алесь боялся пошевелиться: а что, если вдруг он снова все забудет? Он осторожно повернул голову налево, направо, как бы проверяя, крепко ли держится в нем память, не исчезает ли что‑то? И тогда он заметил, как тревожно смотрит на него Марта. А, ведь и правда, она же не понимает, что произошло!

– Марта, дорогая, все прошло! Я помню! Все, решительно все помню! Ко мне вернулась память!

Красивое лицо девушки засияло искренней радостью.

– Ты вспомнил, Алексо! Действительно? И теперь тебя ничего не будет мучить? Вспомнил, кто ты и что с тобой было раньше?

– Да, Марта, да! Все знаю, все вспомнил. Я выздоровел, Марта!

– Да ты и не был болен, Алексо, я тебе говорила, только ты не верил мне, что все будет хорошо!

– Ой Марта, как хорошо! И какая ты умная, какая красивая!

Он вскочил и бросился к девушке. Схватил ее в объятия и горячо поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю свою безмерную радость. Марта покраснела, она стыдливо сопротивлялась, хотя глаза, большие и блестящие, выдавали ее, красноречиво говорили о такой же радости и волнении.

– Да погоди, погоди, Алексо! Да что же ты делаешь? Ну, погоди! Я тебе говорю, Алексо, – выкрикивала она, едва переводя дыхание.

Но Алесь не слышал ничего и опомнился только тогда, когда услышал удивленный голос Валенто Клаудо:

– Вот это картина! Как я вижу, ты, юноша, времени не теряешь. И Марта тоже тихая – тихая, а видишь, что оно выходит!

2. Не спрашивай меня, Алесь

Теперь настала очередь покраснеть и юноше. Действительно, как‑то оно получилось немного не так… Валенто Клаудо стоял у дверей и покачивал головой, поглядывая то на Алеся, то на Марту которые чувствовали себя очень неловко. Первой пришла в себя девушка. Она бросилась к механику и обхватила его шею руками:

– Дядя Валенто, да ты пойми, что произошло! Алексо все вспомнил!

– Что вспомнил? – Не понял сразу Клаудо.

– Все о себе, что с ним раньше было. Мы слушали радио, и вдруг мне повезло поймать московские колокольчики, как они отбивали мелодию… Алексо вдруг побледнел, и я подумала, что он заболел… а он сказал мне молчать, а сам такой бледный и напряженный… а потом все и вспомнил, понимаешь, дядя Валенто? И тогда мы оба очень обрадовались… Ну, и потом Алексо…

– Гм… – Немного недоверчиво пробормотал Клаудо, все еще вопросительно поглядывая на Алеся.

– Это правда, Валенто, – глядя ему прямо в глаза, сказал юноша. – Я не знаю, как это произошло, но я вспомнил все. И теперь ты, наконец, поверишь мне, поймешь что я ничего не хотел от тебя скрывать. Теперь я могу рассказать о себе все–все… всю жизнь!

– Так‑таки сразу все и вспомнил? – Переспросил Валенто.

– Не знаю… может, и не сразу, а через несколько минут. Я не могу сказать, как это произошло. Но сейчас будто я никогда ничего и не забывал.

– Ну, тогда мне остается только поздравить тебя, Алесь, – широко улыбнулся честный Валенто Клаудо. Он открыл объятия: – Иди‑ка сюда, я тоже расцелую тебя! Возможно, это тебе будет не так приятно, как предыдущий поцелуй, но…

И он прижал к себе юношу.

– А теперь расскажи мне, хотя бы вкратце, что же ты вспомнил о себе? – Спросил, отпуская Алеся, Валенто. Он сел на кровать, внимательно вглядываясь в взволнованное лицо юноши.

Но как рассказать вкратце о целой жизни? Сбиваясь, перескакивая с одного на другое, Алесь рассказывал о том, что вспоминалось первым, что казалось самым важным. И хотя это был очень корявый, несвязный рассказ, оба его слушателя, и Марта, и Валенто Клаудо, слушали, не пропуская ни одного слова. Ведь перед ними был теперь и тот же, и несколько другой Алесь. Тот самый, потому что он оставался привычным для них, непосредственным, живым юношей; другой – потому что с его разума спала пелена, которая мешала ему, угнетала. Алесь помнил! Он помнил все–все, словно никогда не страдал от этого черного провала в памяти!

Вдруг юноша остановился. Он посмотрел на Марту, потом на Валенто Клаудо, немного поколебался и наконец сказал:

– Как же мне хочется домой! Ой, и сказать не могу! Вот когда не помнил ничего, это было как‑то по–другому. Казалось, есть где‑то дом, далеко–далеко… как в тумане, смутно. А сейчас так ясно вижу любую мою Родину, так она мила моему сердцу, что даже сжимается все внутри… Когда только мне удастся его увидеть?..

Действительно, когда это может произойти? И разве тут зависит что‑то от воли самого Олеся, заброшенного судьбой в бурный водоворот событий, запутанных и сложных?.. Конечно, нет; ему остается только ждать и мечтать, мечтать о далекой Родине, о возвращении…

Валенто Клаудо сочувственно посмотрел на юношу:

– Все придет в свое время, друг! Видишь, хотя ты и не верил, а получилось, как тебе говорили и я, и Капитан: ведь память к тебе вернулась? И дальше тоже будет все прекрасно… Кстати, ты сказал Капитану о том, что произошло с тобой? Нет? Эх ты, а он наверняка очень обрадовался бы, услышав о таком приятном событии!..

Капитан?.. Алесь растерянно посмотрел на Марту. Ее глаза были опущены.

– А почему, действительно, ты до сих пор не сказал Капитану об этом? – Продолжал Валенто, не замечая, как с лица юноши понемногу сбегала радость.

– Ну… когда бы я мог?.. – Медленно сказал Алесь. – И я не знаю, будет ли это ему сейчас интересно… возможно, Капитану это и ни к чему…

– Как так? Что ты говоришь? – Искренне возмутился Валенто. – Как ты вообще можешь говорить такое? Капитан, который так любит тебя…