Текст книги "Желтая акация"

Автор книги: Владимир Дубовка

Предпоследний день

Вот они привольные просторы

Родной земли спокон веков!

Микола Аврамчик

– Тимох Сымонович! Лист на осине покраснел! – прибежав со двора, объявила Зося.

– Видел, видел, Зосечка! Завтра сообща собираем орехи, а послезавтра ждем вашу машину. Сегодня в обед я буду в Русичах и на их машине по тракту подвезу до «Новой затоки» бочки да Гиляровы цимбалы оттуда заберу, а то мы и не слышали, как он играет. А теперь пойдемте посмотрим на ту затоку. Может, там и орехов вовсе нет, – пошутил лесник.

– Что ты, тата! Мы со Стасей брали там боровики, так я специально поинтересовался. Полно! Да какие крупные! Намного крупнее, чем в «Тихой затоке».

– Хорошо, сынок! Но все же сходим, своими глазами посмотрим.

Позавтракали, и все пошли «следом за дедом», за Тимохом Сымоновичем.

Лес тут был совершенно другим, чем вчера. Кроме дуба и сосны, тут были клены, ясени, липы. Было очень много диких яблонь и груш. А какие они большие вырастают, оказывается!

Видели разных птиц, ранее не виданных. А что до дятлов, так и не думали, чтоб их было столько разных: черные, пестрые, зеленоватые, а некоторые с красными грудками, будто с галстуками. Юные натуралисты сразу, долго не раздумывая, назвали их пионерами: очень похожие галстуки.

– Меня даже тоска берет, как подумаю, что послезавтра утром уезжать отсюда, – вздохнула Надейка.

– Оставайся, Надейка, у нас! Будем вместе в школу ходить. Мне веселее будет.

– Милая Галечка! А как же дома? Что тата, что мама скажут? Мы лучше к вам на будущий год приедем. Возьмем с собой палатки, припасу разного, обоснуем тут летний пионерский лагерь Ботяновской школы.

– Шутки шутками, а я об этом скажу директору, – сразу заинтересовался этой мыслью Иван Степанович. – Тут будет интересно побывать и ученикам и преподавателям. Это будет не только отдых, но и самая полезная, содержательная экскурсия.

– Слышишь, Галечка? Может еще интереснее получиться, чем мы с тобой думали, – утешилась Надейка.

Юные натуралисты не теряли времени. Одни пополняли свой гербарий, а некоторые – боровиками корзинки.

Пройдя половину дороги, решили отдохнуть.

Зося сразу к леснику:

– Дядя Тимох! А вы, наверно, много сказок знаете! Не рассказали бы вы нам еще одну какую-нибудь?

– Ах ты лисичка! – засмеялся Тимох Сымонович. – А известно ли тебе, что по старому белорусскому обычаю сказки можно рассказывать только вечером, когда огни погасят? А кто нарушает такой обычай, у того длинная борода вырастает. Пускай Иван Степанович расскажет. Человек он молодой, такого суеверия не признает.

– Да Иван Степанович не умеет сказки рассказывать, – заметила Галя.

Тот только усмехнулся:

– Ты, Галечка, даже не представляешь себе, сколько я сказок знаю. Ты мне назови какое хочешь слово, а я тебе на то слово целую сказку расскажу.

– Как это так? – удивился Адам.

– А так! Скажи мне: дуб. Я тебе про дуб сказку дам. Скажи: камень. Я тебе про камень сказку начну. Поняла?

– Барсук! – сказала Зося.

– Где? – подхватился сразу Гиляр.

Этим вопросом он развеселил всех. Посмеялись.

– Долго ты его будешь помнить, Гилярка! – не удержался и Иван Степанович. – Все же, если Зося дала мне такое задание, расскажу вам про барсука, как он с медведем поссорился.

 
Медведь разгневался на Барсука.
За что и как – нам правды не добиться.
Барсук скорей спасал свои бока,
Когда Медведя повстречать случится.
 
 
Уже прошло немало с той поры.
Барсук искал себе добычи ночью.
Поблизости от собственной норы
Копался он, коренья там ворочал.
 
 
Однажды все же, солнечным деньком,
В овраг забрел он очень уж глубокий,
На недостроенный похожий дом.
Где был один лишь выход неширокий.
 
 
А кто б спросил, зачем туда идет,
На что позарился в таком провале,
Барсук смолчал бы. Но который год
В лесу про этот случай вспоминали.
 
 
Кореньям найденным Барсук был рад,
Попробовал и ягод понемногу,
Но только вздумал повернуть назад,
Как чья-то тень отрезала дорогу.
 
 
Медведь огромный перед ним возник.
Загородила выход эта груда.
У Барсука же пересох язык:
«Теперь живым не вылезешь отсюда!»
 
 
Медведь взглянул и только рявкнул:
– О!.. —
А что барсук?
Барсук хитёр на счастье:
И обманул Медведя он того,
И вызволил себя из злой напасти.
 
 
– Ну что ты медлишь? —
Начал так Барсук, —
Тебя с собаками искать —
Но доискаться!
Не видишь?
Нам с тобой пришел каюк:
Стена-то начинает осыпаться!
 
 
Скорей, скорей!
Держи спиной стену,
Я принесу надежную подпору.
Тут видел я
Поблизости
Одну,
За ней бегу и возвращусь я скоро… —
 
 
Медведь растерянный уперся так,
Что вправду осыпаться стала глина.
Барсук же, торопясь, что твой рысак,
Крутой овраг покинул в миг единый.
Стоял и день, стоял и ночь Медведь…
Барсук с подпорою не возвращался.
Когда же стала третья ночь светлеть,
Медведь сердитый разуму набрался.
 
 
Бежит он в лес,
Ревет,
Задумал месть:
– Ну попадись, обманщик, мне под руку! —
Но…
Где уж там
Догнать
И счеты свесть!
Благодари
За добрую науку!
 

– Дядя Тимох, – спросила на всякий случай Надейка, – а медведь в вашей пуще есть?

– Есть. И не тот ли самый, про которого сказку рассказали. Действительно, он кого-то ищет. Я несколько раз встречал его, наблюдал за ним потихоньку, так он каждый куст внимательно осматривает, проверяет. Постоит, постоит – к другому. Только когда ему надоест, наверно, такая работа, вскочит на какое-нибудь поваленное дерево и начнет гимнастикой заниматься. Потом снова пойдет осматривать пущу.

– А почему вы его не застрелили?

– Жалею! Никого он не трогает. Пускай живет, а то и поколение их переведется. А что с барсуком поссорился, так это не наше дело.

– А не тот ли это самый барсук, которого вы застрелили? – спросила Зося.

– Точно не знаю, но очень похож на него. Тем более, что и яр такой же, про который в сказке говорится, поблизости от того пня есть.

– Интересная сказка, – задумчиво сказала Ганна. – Мне так и представляется, как медведь стену спиной подпирает, а барсук на солнышке греется. Я обязательно нарисую к этой сказке рисунок, если только Зося запишет ее в наш походный дневник.

– Как бы там ни было, – ответил Иван Степанович, – я свое слово сдержал. Сказку вам рассказал. А теперь пошли дальше.

Не прошли они и метров триста, как перед их глазами открылась огромная затока-старица, окруженная разными деревьями, вся, во всяком случае на три четверти, закрытая разными водяными растениями: белыми лилиями, желтыми кувшинками. На краю стояли рогоз, аир, тростник, а дальше…

– Браточки! – только и смог выкрикнуть Адам.

– Неужели и на нашем озере будет такая красота? – спросила Зося.

– Я согласен идти пешком до самых Ботяновичей и нести на себе столько орехов, сколько осилю, лишь бы только у нас стало так же, как тут! – Это Гиляр так сказал.

– До этого дело не дойдет, чтоб на себе таскать такой груз. Машина отвезет. Только набрать хороших орехов надо.

– Наберем, Иван Степанович! – отозвался Адам.

– У вас будет еще красивее, еще лучше, дорогие мои! Не забывайте о том, что это я со Стасиком и с Галей сделали втроем, а вас два десятка таких молодцов только тут, а сколько там, дома! Горы можно свернуть с такой силой!

Лодки тут не было, но через короткое время под руководством лесника хлопцы смастерили небольшой плотик.

Этот плотик хорошо поднимал троих. Первая разведка и выехала на затоку.

Какой стебель ни потяни, меньше десятка орехов нет. А на некоторых и по двенадцать. Да какие крупные! Почти вдвое крупнее, чем на старой, на «Тихой затоке».

Через короткое время плот подплыл к берегу, и хлопцы выгрузили корзину орехов.

На ужин хватит!

Потом начали разговор о качестве именно этих водяных орехов.

– Тимох Сымонович! Может, вы нам объясните, почему тут орехи крупнее? Семена, вы сами нам об этом говорили, одинаковые, со старой затоки. Грунт, вероятно, тоже одинаковый, большой разницы быть не может.

– Если вы у меня спрашиваете, я вам отвечу. Не так – пускай Иван Степанович сразу поправит, ведь он же не только учитель, но и агроном. Я своей головой думаю так. Причина в новых семенах. Для этой затоки те орехи, какие мы сажали прошлой осенью, здесь новые. Побудут они тут года три-четыре, наверно, надо будет снова привозить орехи с другой затоки, а с этой, наоборот, отвезти туда. Тогда будет больше пользы. Так или не так, Иван Степанович?

– Честно говоря, Тнмох Сымонович, я с большим удовольствием слушал ваше высказывание. Еще великий, известный всему миру ученый Чарлз Дарвин обратил на это внимание. В одном научном труде он отметил, что некоторые хозяева в современной ему Англии меняли с дальними знакомыми доброкачественные семена одного и того же сорта, так как старые на одном месте через несколько лет начинают вырождаться. Так же делали прежде и у нас в Белоруссии многие крестьяне.

– Если так, то можно надеяться, что водяные орехи именно с этой затоки на нашем ботяновском озере будут расти еще лучше?

– Этого я, Адам, утверждать не могу, но уверен, что хуже они не будут. Что касается нашего озера, так нам надо будет года через четыре семенные орехи с одной затоки сажать в другую и наоборот.

– Ваш разговор я записала целиком в наш походный дневник и подчеркнула ваши последние слова, Иван Степанович.

– Ты очень хорошо сделала, Зосечка, так как мы, занявшись повседневными делами, порой забываем о таких мелочах, а они имеют огромное значение.

– Подъем! – объявил Тимох Сымонович. – Пошли, братцы, обедать. После обеда вы останетесь одни, а я съезжу в Русичи.

Довольные, веселые, с богатой добычей, все пошли обратно.

Возвращаясь, не пропускали боровиков, не пропускали и всего того, что могло быть полезным в жизни и в дальнейшей работе.

Приметили близ затоки большую полянку глицерии-манника, которую собирались набрать в Русичах. Зачем же, действительно, останавливаться там еще раз, если все будет сделано на месте.

Спросили у Ивана Степановича: а нет ли другого, похожего на глицерию растения, которое давало бы еще больше плодов? Он ответил, что есть, и не одно, и более интересная – тускарора, которая в народе называется «водяной рис», хотя фактически это растение из другой ботанической семьи.

Тускарора распространена у нас на Дальнем Востоке и растет там в диком виде, но пытаются заводить ее и у нас в Белоруссии. Особенно она полезна там, где около водоемов бывают птицефермы.

– Об этом мы, – сказал Иван Степанович, – думали давно, а теперь будем вести дело в колхозном масштабе.

Все стало ясным. Незаметно пришли и к дому лесника. Девочки сразу побежали помогать Таисии Васильевне, а мальчики – за дровами, за водой и всем другим, чтоб сделать что-нибудь приятное хозяевам и хотя бы частично отблагодарить их за большую ласку, гостеприимство и сердечность.

Толока

Озеро глубокое, как память,

От воды поднялся синий дым,

И дубы широкими ветвями

Плещут, как ладонями, над ним.

Петрусь Бровка

Хозяин сделал все так, как и обещал: бочки порожние подвез к самому затону, поставил их в ельничке.

Сам же он был на мотоцикле; на нем, в коляске, доставил в лесничевку цимбалы.

Гиляр по ним уже соскучился. Взял перекинул поясок через плечо, сел перед хатой и начал… Наверно, никогда тут не слышали таких веселых песен, как в этот вечер.

Вопрос о завтрашнем походе за орехами леснику пришлось обсуждать с Иваном Степановичем и с Адамом.

Условились, что пообедают немного раньше и пойдут на затоку, чтоб к вечеру управиться. Решили сделать еще один плот, такой же, как и первый.

Утро объявили свободным, что означало – никаких походов не проводить, а целиком положиться на самодеятельность молодежи.

Интересно посмотреть, как они распределят и используют свое время.

Использовали по-разному. Галя и Зося занялись дневником, переписывали и перерисовывали в него с разных бумажек свои наброски и рисунки. Некоторые группками разбрелись по опушке, пополняли свои коллекции. Другие просто занялись играми, физкультурой.

На обед собрались дружно. А потом, забрав корзинки, ведра и мешки, пошли теперь уже по знакомой дороге к «Новой затоке», на толокý.

Откровенно говоря, слово «толокá» выбрано не совсем правильно. Оно тут не очень подходило. Был такой обычай у нас – помогать всем коллективом либо после пожара, или при болезни, или одинокой вдове и сиротам: построить хату, сжать рожь, вывезти навоз.

Одному человеку возить бревна, к примеру, на новую хату понадобился бы целый месяц. А тут подъезжали толокой: по бревну, по два – и вскоре весь материал на месте. Или идут жнеи со своих загонов, завернут на ниву больной соседки: минут десять – пятнадцать, и все жито в копнах.

Большое это дело – белорусская толока! Обычай такой ведется в нашем народе исстари. Громада помогала одиночкам.

А тут все как раз наоборот: одиночки (лесник с детьми) помогали громаде. Все понимали, что это – не толока, но, оказывая уважение своим гостеприимным хозяевам, так и говорили: толока.

Шли с песнями, с шутками, с частушками. Некоторые наперегонки бежали, в направлении затоки, разумеется.

Пришли быстро.

Затока имела действительно сказочный вид и напоминала лесное озеро.

Склонившись над водой, стояли вербы, ольхи. Немного поодаль, над ними, – дубы. Именно они били широкими листьями «будто ладонями».

Берега украшал аир. Хватало и тростника, и ситника тоже. Каждое растение имело свой оттенок, но все они были зелены. Листья белых лилий и желтых кувшинок тоже были зеленого цвета, хоть и других оттенков, с восковым налетом. А вот листья водяных орехов были совершенно иными и по форме и по окраске: они блестели в солнечных лучах всеми цветами радуги, но преимущественно розово-ало-красно-пурпуровыми.

Иван Степанович несколько раз сфотографировал затоку, но разве фотография может передать всю многокрасочность, всю гамму оттенков!

Занялась этим Галя, взяв альбом и краски. Тут уже было намного ближе к действительности. Галины зарисовки могли дать вполне удовлетворительное представление о той чарующей картине, которую создала природа, но, следует добавить, с помощью человека: орехи сюда со старой затоки сами не пришли, их принес со своими детьми Сымон Васильевич.

Девочки просили мальчиков набрать не меньше десятка самых красивых растений – с листьями, с орехами, чтоб показать ботяновцам: «Вот они какие, вот как они растут!»

Тем временем был закончен и пущен на воду второй плот. Работа спорилась. Девочки внимательно перебирали орехи, сортировали их, а мальчики, которым не хватило места на плотах, относили орехи к бочкам, осторожно укладывали их. Да и воды одновременно подливали, чтоб орехи все время были в воде.

Несколько школьников ушли собирать семена глицерии-манника. Они росли невдалеке от основной площадки. Набрали за короткое время полный мешок, но семена были с мякиной. Тут же, на ветру, перевеяли их.

Закончили и сбор орехов. Всего насыпали килограммов сто пятьдесят в бочки.

Тимох Сымонович считал просто: пятнадцать ведер, а каждое не меньше десяти килограммов.

Отбракованных орехов тоже набралось немало – контроль был жесткий – ведер пять. Их ссыпали в мешок – полакомиться.

– Вот и всё. Дождались, детки, красных листьев быстрей, чем эскимосы большой травы, – пошутил Тимох Сымонович.

Бочки стояли в ельнике в таком месте, куда легко могла подъехать машина. Там же поставили мешки с орехами и манником.

– При погрузке воду из бочек выльем, так как трудно будет поднимать на машину. А свежей нальем тогда, когда бочки будут в кузове. – Так планировал Иван Степанович.

Оставили в кустах и ведро, сплели из лозовых прутьев решетки, которые надо было положить в бочки, чтоб вода не плескалась, и направились к лесниковой хате.

Сказка про зачарованную Лилю и правда о желтых кувшинках

…Летите

Вы, пчелки,

В полет,

Поля посетите,

Луга, огород.

Цветочки лесные,

Растенья болот.

Кастусь Киреенко

По дороге к усадьбе лесника Зося обратилась к учителю:

– Иван Степанович! У нас на ботяновском озере растет много желтых кувшинок. Тут их еще больше. А между тем они как-то остались вне нашего внимания. В свой гербарий мы их включили, но специального разговора о них никогда не было. В чем дело? Не сможете ли вы нам рассказать что-нибудь об этих золотистых цветах?

Ребята и девушки усмехнулись. Галя ответила за всех:

– Зосечка, милая! Разве ты не слышала, что говорил Иван Степанович вчера? «Дайте мне одно слово, и я расскажу вам на это слово сказку». Тем более, он сможет рассказать про желтые кувшинки то, что знает о них наука.

– Наука наукой, но пускай Иван Степанович лучше расскажет сказку про них. Одно другому не помешает, – заметила вторая Галя, дочь лесника.

– Что ж, от своих слов не отказываюсь. Но что вам раньше рассказать – сказку или то, что про желтые кувшинки сообщает нам наука?

– Сказку, сказку! – попросили одни.

– Раньше сказка, потом наука, – добавил, кажется, Адам.

– Эти слова можно принять за шутку, но в них заключена большая мудрость. Действительно, некоторые мысли, когда они зарождаются у людей, воспринимаются во многих случаях как сказка. В дальнейшем, при углублении этой мысли, после обоснования ее, проверки, нередко бывает, что в ней много правды. Что-то подобное случилось с желтыми кувшинками. Наша народная сказка, которую я слышал еще в детстве, называлась так: «Сказка про зачарованную Лилю». Послушайте эту сказку.

 
Жила-была сиротка,
Ее все звали Лиля.
Ни матери, ни тетки,
Родные все в могиле.
 
 
Родной семьи не знала,
Бродила сиротою,
Трудом хлеб добывала,
Боролася с нуждою.
 
 
Раз ведьма увидала,
То была Яговица,
Что всякое бывало —
Тут можно поживиться.
 
 
– Иди к нам, Лиля, в дети,
Работать в доме, в поле,
Забудешь, что на свете
Жила ты в горькой доле.
 
 
Оденем и обуем
За добрую работу.
Мы примем, как родную.
Жить будешь без заботы.
 
 
А ведьма дочь растила,
Уродину-девицу.
На мать та походила,
На ведьму Яговицу.
 
 
Как проволока, косы
У ней пучком торчали.
За них, за взгляд раскосый
Дочь Дроценицой звали.
 
 
Узнала Лиля вскоре,
Что значат обещанки,
Какое это горе
К таким идти в служанки!
 
 
До самой полунóчи
Гоняют за дровами,
И каждая хохочет:
«А где котел со щами?»
 
 
И с озера водицу
Носить досталось Лиле,
Чтоб ноги Яговица
И Дроценица мыли.
 
 
Что слезы лить напрасно!
Не встретишь сожаленья…
В такой судьбе несчастной
Одно ей утешенье:
 
 
У озера на воле
Присядет над водою,
Поет о горькой доле,
Что ей дана судьбою:
 
 
«Расцвела калина,
Да на бугорочке.
Мать на свет родила
Горемыку-дочку.
Породила дочку
Среди темной ночи:
Беленькое личико,
Синенькие очи.
Не дала ей только
Мать счастливой доли, —
Не расцветши, вянет,
Как былинка в поле…»
 
 
Серебряным звоночком
Плывет сиротки песня,
Разносится в лесочке,
Уходит в поднебесье.
 
 
Той песне отвечает
На свете все живое —
Ведь зá сердце хватает
Сиротки горе злое.
 
 
И гуси приплывают,
И лебеди, и крачки,
Крылами отгоняют
Они печаль беднячки.
 
 
Все ярче, все пестрее —
Откуда лишь берется? —
Рой мотыльков над нею
Метелицею вьется.
 
 
Цветочками своими
Ей весь лужок кивает,
И áир вслед за ними
Сиротку утешает.
 
 
Он Лилю манит, кличет:
«Иди ко мне купаться!
Твоя краса девичья
Все будет прибавляться».
 
 
Купается девица.
Друзьям своим кивает.
Студеная водица
Красы ей прибавляет.
 
 
На солнце стали краше
И косы золотые.
Во всей сторонке нашей
Где ты найдешь такие?
 
 
Взглянула Дроценица
На косы сиротинки,
Корежится и злится,
Как листья на осинке.
 
 
Сапожничьей смолою
Прилипла к Яговице:
– Вот мне б с такой косою
На людях появиться! —
 
 
И в косы Лили с криком
Вцепилась ведьма злая,
У ней, в порыве диком,
Красу отнять желая.
 
 
И Лиле страшно стало,
Бороться с ней не может,
Но там, где силы мало,
Смекалка все ж поможет!
 
 
И притворилась тихой,
Послушною такою:
– Какого вам тут лиха
Спешить с моей косою?
 
 
Мне косы надоели.
К чему краса такая?
И вам их в самом дело
Давно бы отдала я.
 
 
Но раньше их помою,
Дарить так не годится,
Прополощу живою
Озерною водицей.
 
 
Я принесу водицы
Сюда кувшинчик целый,
И вместе с Дроценицой
Мы примемся за дело!
 
 
С кувшинчиком девица
Бежит, рукою машет,
А злая Дроценица
От счастья чуть не пляшет.
 
 
К озёрку что есть силы
Сиротка добежала,
Друзей скликает милых —
У ней их там немало.
 
 
Вот гуси с лебедями
Из камышей приплыли,
Синички бьют крылами
Над головою Лили.
 
 
Цветы кругом пестреют
У заводи озёрной,
И все они жалеют
Ее в судьбине черной:
 
 
«Ну что тут сомневаться?
Иди скорее в воду,
Чтоб ведьме не достаться
И дочери-уроду!»
 
 
И в озеро глубоко
Зашла она с волною,
Кувшин держа высоко
Над самой головою.
 
 
А ведьма с Дроценицей
Все время ждут и злятся:
Из озера водицы
Никак им не дождаться.
 
 
Бегут что стало духа,
Глядят – в воде по плечи
Их Лиля. Тут старуха
Совсем лишилась речи.
 
 
А лебеди с гусями
Широким взмахом крылий
В кувшинку над волнами
Вдруг Лилю превратили.
 
 
Кувшинчиком головка
И венчик золотистый.
Стан в тьму ушел глубоко,
А глазки – в день лучистый.
 
 
Широкими ветвями
Простерлись руки Лили,
А волны под цветами
Ей гибкий стан укрыли.
 
 
Крича в диком ознобе
Мать с дочерью уродкой,
Нырнули в воду обе,
Чтоб вытащить сиротку.
 
 
Успела Яговица
За ножку уцепиться,
Плывет, гребет рукою
Как корень под водою.
 
 
Ни солнце им не светит,
Ни ветер им не веет.
Никто на целом свете
Тех ведьм не пожалеет.
 
 
А Лиля-сиротинка
Там радует все взоры.
Чудесная кувшинка
 Украсила озера.
 
 
Названий есть немало
У этого цветочка:
Зовут «горшочком» малым,
Зовут и «плавуночком».
 
 
И «Лилией» в народе
Прозвали «золотою»,
Что от лихой невзгоды
Скрывалась под водою.
 
 
Едва снега растают
У нас в лесной сторонке,
Кувшинки поднимают
Всё выше стебель тонкий.
 
 
Приди сюда с зарею
Ты к заводи озерной,
Любуйся их листвою
Зеленой и узорной.
 
 
И ты услышишь пенье
Знакомой тебе Лили,
Все, что мы в день весенний
Послушать так любили:
 
 
«Лилия-лилея,
Дремлет в час заката.
Ты не знаешь, где я,
Кем была когда-то.
 
 
Чистым будь душою,
Зла не делай людям,
А не то с тобою,
Как и с ведьмой будет.
 
 
Чаши лилий всплыли
В заводи на воле.
Уж не плакать Лиле
О несчастной доле!
 
 
Пусть же ведьмы эти
Злятся под водою,—
Есть друзья на свете
С доброю душою!»
 

– Бедная сиротка! – вздохнула Галя.

– Но как же согласовать ваши слова о том, что в сказке бывает и зерно правды? – спросил Гиляр.

– Скажу и об этом. Когда мне пришлось впервые услышать эту сказку, я не думал, что в ней заключено такое зерно правды. Между прочим, родители нас предупреждали: «Цветы можете брать, рвать, а корни не трогайте, не вздумайте пробовать, съесть, так как там Яговица сидит, может загрызть вас своими клыками. Не забывайте, что у нее шестьдесят зубов да еще четыре». Оказывается, это не сказка, а наука утверждает, что в желтых кувшинках есть отравляющее вещество. Правда, есть в этом растении много полезных и съедобных веществ: таниды, сахароза, крахмал. Если корневища высушить или сварить их в соленой воде, то и отрава пропадает. Тогда их люди могут есть, и никакого вреда для здоровья не будет.

– Яговица огня и кипятка боится, – пошутил Адам. – А если все же попробовать корневища сырыми, невареными?

– Кому и зачем нужен такой риск? Тем более, что были случаи, когда от этой яговицы люди умирали. Чтоб не ходить далеко за примером, я расскажу вам про недавнее время. В 1941 году, перед войной, в Кировской области была страшная гроза. На реке Маломе поднимались такие волны, что они далеко на берег выносили много разных водорослей, в том числе и желтые кувшинки. Когда гроза стихла, к реке пришли деревенские дети, понаелись корневищ и заболели. Кто съел меньше, тот остался жив, а двое умерли. Одному мальчику было семь лет, а второму четыре. Теперь скажите мне честно: права ли сказка, созданная нашими дедами?

– Бесспорно, права! Большое спасибо вам, Иван Степанович, за сказку и за науку. Но вы ничего не сказали о семенах. Их на желтых кувшинках бывает очень много. Неужели и туда проникли яговки?

– Думали меня уличить в чем-то: мол, нет ли в сказке противоречий? Дошли до самого кувшинчика. Отвечу! Ничего вредного в семенах нет. А полезного много. Одного крахмала больше сорока процентов. Семена можно использовать на корм птицам. А если их поджарить и потом смолоть или истолочь, они употребляются как кофе. Добавлю еще, что народная медицина применяет их для лечения от разных болезней – от кашля, при болезни почек.

– Неужели наука так досконально знает про все растения, какие существуют на свете?

– Нет, Галя. Это невозможно, несмотря на огромное число научных работников, занятых таким делом. Даже точно неизвестно, сколько всех растений существует на свете. Одни насчитывают до трехсот тысяч, другие – до пятисот, а третьи – до восьмисот тысяч. Еще много надо работать ученым, чтобы постичь все. Возможно, кому-нибудь из вас, если вы будете хорошо учиться, достанется на долю великое, широкое поле для открытий, для выявления новых и новых свойств и у тех же самых желтых кувшинок.