Текст книги "Кто закажет реквием"

Автор книги: Владимир Моргунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

На условленном перекрестке Бирюков практически на ходу нырнул в автомобиль, посетовав:

– Надо, чтобы наш друг Сережа Муравкин, великий угонщик, украл нам иномарку. А то едем мы сейчас в такое место, где по одежке встречают.

– Больница-вуз-тюряга? – деловито произнес странноватое словосочетание Клюев.

– Почти что последнее – Заводской райотдел милиции.

– Понятно, – кивнул Клюев. – Морды бить кому-то будем?

– Посмотрим по обстоятельствам.

Бирюков сказал это вполне серьезно. Они с другом и партнером не любили милицию, милиция не жаловала их. И весь этот под нелады возникали регулярно, с периодом недели в три-четыре. Последняя стычка с милицией – ^:московской – случилась как раз три с небольшим недели назад, когда Бирюкова и Клюева привезли в отделение на Новой Басманной, откуда они благополучно бежали. Так что по срокам выходило, что пора начинать очередной этап активной конфронтации.

– Дочка моя там каким-то образом оказалась, – объяснил Бирюков.

– Ага, – опять кивнул Клюев.

– А что «ага»? Я сам не могу взять в толк, как она туда могла попасть. Она дома ночь не ночевала. А утром было развлечение на любителя – телефонный звоночек в наш офис. За Кристину, якобы похищенную, требовали выкуп.

– Менты, что ли, требовали?

Бирюков осторожно повернул голову: непохоже, чтобы Клюев шутил, однако предположение его звучало не очень серьезно. Хотя... Сейчас от чего угодно «отмазаться» можно, вопрос только в цене. Он поделился своими соображениями с Клюевым.

– А вот сейчас на месте и поглядим, каковы у них в данный исторический момент порядки. Они, мерзавцы, к правовому государству шустрее всех бегут, поди поспей за ними. Ты с собой ничего не прихватил?

– А что я должен был прихватить? – начал было Бирюков, но осекся – вспомнил радостное рычание того жлоба в трубке: «Не-а, рублями». – Некогда мне было, домой даже не успел заскочить.

– Ладно, ничего страшного, – успокоил его Клюев. – Может быть, и «башлять» не придется, воспользуемся влиянием нашего друга Епифанова.

– Епифанов – это, наверное, на крайний случай, – засомневался Бирюков. – Областная прокуратура все же. Кредит может быстро исчерпаться, если по любому поводу к нему обращаться станем.

Райотдел был как райотдел – неказистое серое здание, фасад которого годы перестройки, либерализации цен и построения рыночных отношений уж никак не сделали более привлекательным.

И дежурный – черноволосый, черноусый капитан со злым темным лицом – к оптимизму не располагал.

Бирюков представился, спросил о Кристине.

– Ага, – хмыкнул капитан. – Хорошо еще, что у нас камера свободная есть и мужиков сегодня не очень много поступило. А то насчет приятного общества мы ничем не смогли бы ей помочь. Вы, стало быть, папаша?

– Стало быть, – капитан Бирюкову не нравился, но капитану, похоже, не нравился не только Бирюков, но и все остальное человечество. И то, что общался капитан не с лучшей его частью, скорее являлось следствием мизантропии, а не причиной.

– Я могу ее видеть? – спросил Бирюков после некоторой паузы.

– Можете, наверное. – Капитан вроде бы задумался перед тем, как принять окончательное решение. Но вот решение было принято.

– Беспалько!

То ли заспанный, то ли с рождения имевший вечно помятую физиономию старший сержант возник откуда-то из глубины полутемного, пропитанного неистребимым казенным запахом коридора и, полностью игнорируя присутствие Бирюкова, уставился на капитана.

– Вот родитель чадом интересуется, – сказал капитан, тоном своим давая понять, что и о чаде, и о родителе думает нехорошо. – Открой женскую камеру, выпусти ту, что сегодня утром привезли. Бирюкова ее фамилия.

Старший сержант, жестом велев Бирюкову подождать его в начале коридора, направился к дальней двери. Погремев ключами, он отпер дверь, приоткрыл ее. Из камеры тотчас же послышалось бормотание:

– Не, начальник, бля, ну сколько можно?

Внешность обладательницы пропитого контральто мог дорисовать даже человек с минимально развитым воображением.

– Помолчи, я тебе говорю. Ты у меня напросишься, – ворчал старший сержант лениво, чувствовалось, что ему все порядком надоело. – Прикручу к батарее, а потом еще на сутки за мелкое хулиганство оформим. Бирюкова кто здесь, ты?

– Я, – услышав это, Бирюков почувствовал несказанное облегчение. Многие проблемы разрешены, а с остальными он уж как-нибудь управится.

– Выходи, – мотнул головой старший сержант.

Бирюков почему-то напрягся, ожидая увидеть нечто не совсем обычное и не совсем приятное.

И предчувствия его не обманули, как выражался друг и коллега Клюев.

Кристина появилась из двери.

Босая, в разорванной короткой юбчонке. Блузка ее была в столь же плачевном состоянии. На левой голени виднелась свежая ссадина, а когда Кристина вышла на свет, Бирюков рассмотрел на левой ее скуле небольшую припухлость и синяк.

– Ну вот, – он постарался, чтобы улыбка его получилась ободряющей и в то же время беззаботной. – С приключеньицем тебя. Ладно, не горюй, до свадьбы заживет. Ты вообще-то в порядке?

– В порядке, – Кристина тоже улыбнулась в ответ, но чувствовалось, что через силу. Она выглядела усталой, даже вымотанной, но не это больше всего беспокоило Бирюкова – какая-то непохожесть присутствовала, словно бы перенесенные страдания наложили отпечаток не только на внешнее, но и на внутреннее ее состояние.

Бирюков взял ее за руку, и они все втроем, включая хмурого старшего сержанта, подошли к стеклянной загородке дежурного.

– Как она к вам попала? – спросил Бирюков у капитана.

– А пусть сама расскажет, – чувствовалось, что весь мир существует только благодаря снисходительному к нему отношению капитана. – Патрульная машина ее подобрала в половине шестого утра вот в таком виде.

Да, для середины октября экипировка у Кристины была не самой подходящей. Бирюков сразу же снял с себя кожаную куртку и набросил ее на плечи Кристины.

– Могу я ее сейчас забрать с собой?

– Как это – забрать? Она задержана, составлен протокол задержания.

– Ладно, капитан, – сказал Бирюков устало, – не надо только лапшу мне на уши вешать. Я кроме букваря еще и УПК проштудировал по роду занятий. Так вот: протокол задержания составляется только в отношении лица, подозреваемого в совершении преступления. Вы обязаны сообщить ей, в чем она подозревается – это самое первое и самое главное право задержанного. О том, что задержанный имеет также право требовать проверки прокурором правомерности задержания, я вообще не упоминаю. Впрочем, в прокуратуру мы можем обратиться наравне с задержанной.

– Только пугать нас не надо, – чувствовалось, что капитан напрягся, почувствовав опасность.

– Никто никого не пугает. Просто я хочу вам напомнить статью УПК, где четко оговорены основания для задержания: либо надо застигнуть лицо, подозреваемое в совершении преступления, при совершении оного, либо очевидцы или потерпевшие должны непосредственно указать на него, либо на подозреваемом, его одежде или в его жилище должны быть обнаружены явные следы преступления. Насколько я могу судить после беглого ознакомления с ситуацией, ни первого, ни второго, ни даже третьего основания у вас нет. Так что, наверное, я могу сейчас забрать у вас свою дочь.

– Как у вас все просто, – теперь уже тон капитана был явно пониже, звучали в нем и согласительно-умиротворяющие нотки. – Ведь был составлен протокол задержания...

– ... который подлежит утверждению начальником органа дознания, либо лицом, его замещающим, – Бирюков просто вырвал, не то что перехватил нить разговора. – А поскольку протокол еще не утвержден, то его вроде бы и не существует в природе.

– Хм, – покрутил головой капитан. – Подкованы вы, однако, в статьях.

– Род занятий требует. Кстати, УПК еще требует, чтобы орган дознания уведомил семью подозреваемого в совершении преступления о его задержании. Будем считать, что вы это уже сделали: ведь дочь звонила мне от вас с вашего согласия. Значит, уведомление не могло помешать установлению истины по делу – и я догадываюсь, по какой причине: дела-то, собственно, никакого и не было.

– Ладно, забирайте свою дочь и посоветуйте ей не гулять по ночам в таком виде. Погода к тому же не очень подходящая...

Бирюков, Кристина и замыкающий шествие Клюев поспешно спустились по неровным, кое-как уложенным ступенькам – это, впрочем, замечала только босоногая Кристина – и направились к «Волге».

– Женя, ты оставлял машину без присмотра на достаточно долгое время, – озабоченно сказал Бирюков.

– Ну и что? – Клюев даже слегка опешил от такого, не совсем прогнозированного поворота разговора.

– Тот чукча, оставивший свою «тачку» на Красной площади, оказывается, был более предусмотрительным, чем ты – он хоть «секретку» догадался поставить. Давай-ка осмотрим нашу «маленькую газель» на всякий случай – не собирался ли кто порадовать нас сюрпризом.

– Да что ты, Николаич? В десяти шагах от «ментовки»?

– А фиг их всех разберет, Женя. Вчера был Костя и я, сегодня, может быть, тебе кто-то какую-то пакость вознамерился сделать. Давай не будем судьбу искушать.

Но самый тщательный осмотр автомобиля не выявил никаких признаков подготовки «сюрпризов». Окна были плотно задраены, под днищем ничего лишнего не висело, да и вообще интуиция подсказывала Клюеву, что никто не копался в машине за время их отсутствия – а это не более пятнадцати минут.

Наконец они разместились в «быстроногой газели» – Клюев с Бирюковым спереди, Кристина на заднем сиденье.

– Давай, Женя, отъедем от этого неблагополучного заведения, – попросил Бирюков, – а уж тогда и побеседуем спокойненько.

Клюев отогнал машину метров на триста от райотдела и припарковал ее на тихой улочке под кленами, листва которых переливалась всеми оттенками желтого и красного цветов.

– Ну, Кристина, давай рассказывай, кто тебя похищал – деловито, без тени волнения сказал Бирюков.

– Ой, а про это ты откуда знаешь?

– Такой вот я всезнайка получаюсь.

– А все, представь себе, по классической схеме вышло – я уже на вокзале была, на перрон выходила, как вдруг возникает передо мной вежливый и аккуратно одетый молодой человек, в простеньком плащике, в кепочке с помпончиком. Без излишеств типа «кожана» до щиколоток, белого шелкового шарфа или кроссовок до колен. И физиономия у него тоже официально-вежливая. Вот этот молодой человек мне и говорит: «Кристина Викторовна Бирюкова?» Я слегка обалдела, конечно. «Ага, – отвечаю. – А в чем, собственно, дело?» Тут он опять улыбается и объявляет: «Уголовный розыск, старший инспектор Хохлов». И тут же раскрывает книжечку, подносит мне к лицу. В общем, там освещение нормальное, книжку он держал достаточно долго, так что я успела рассмотреть и фото, и фамилию, и должность. Все как надо: Хохлов, старший инспектор, старший лейтенант.

– Ты прямо-таки Эркюль Пуаро, – Бирюков почесал переносицу. – Сыщик-интеллектуал. А теперь напряги память и восстанови перед мысленным взором эту книжку еще раз. Ну, получается?

– Не очень, – покачала головой Кристина. – Что-то такое есть, конечно... Удостоверение я видела еще вчера вечером, после этого довольно много времени прошло, а главное – событий разных много случилось.

– Ты на события пока не отвлекайся, о них потом поговорим. На фото в документе этот Хохлов в форме был или в гражданской одежде?

– Н-не очень помню, – Кристина слегка прикрыла глаза. – Кажется, все же в гражданской одежде.

– Кажется или наверняка?

– Не могу точно сказать.

– Так вот, запомни на будущее: звание, записанное в удостоверении, должно совпадать с количеством звездочек или звезд на погонах, для чего и фотографируются всегда в форме.

– Это сколько же всего помнить надо для всякого случая...

– Вот как раз этот случай – особый, – Бирюков энергично ткнул пальцем в спинку сиденья. – Сейчас каждый грабитель, аферист или наводчик на квартирную кражу такую липовую «ксиву» под нос сует. Ладно, пойдем дальше. Он тебя куда-то пригласил, так?

– Да, к машине. Она на улице под стеночкой стояла, у выхода на перрон. Я к машине подошла, он дверцу приоткрывает – заднюю дверцу, на переднем какой-то жлоб здоровенный за рулем сидел. Ага, он приоткрывает дверцу и говорит: «Здесь нам будет удобнее побеседовать». А я ему: «Какие могут быть беседы, о чем? У меня вон электричка сейчас отойдет.» А он: «Ваша электричка, – на часы посмотрел, – отходит только через пятнадцать минут.»

Ну, что делать? Не кричать же на всю привокзальную площадь. Он дверцу пошире приоткрыл и очень так ловко меня вовнутрь затолкал. Вот тут я и поняла: что-то не так. То есть в тот момент я еще верила, что он из уголовного розыска, но я же столько слышала про разный ментовский беспредел...

Я ему и говорю: «Вы что себе позволяете?» И по глупости к другой двери дернулась. А она, конечно, запертой оказалась. Этот Хохлов мгновенно придвинулся ко мне вплотную, водитель с места рванул машину. Я было рот открыла, чтобы заорать, как этот лже-инспектор – тогда-то я вроде и догадалась, что ненастоящий он милиционер – выхватывает пистолет: «Тише!» И пистолет сует под бок.

– Пистолет какой был? – быстро спросил Бирюков.

– Ну, обычный – «макар».

– Однако поднаторела! – не удержался от комментария слушавший молча Клюев.

– Ладно, дальше что было, – Бирюков явно не выражал восторга по поводу знакомства дочери со стрелковым оружием.

– Поехали мы, на проспект вскоре выскочили и быстро-быстро покатили в направлении Заводского района. Конечно, на светофорах останавливались, но у меня как-то решимости не хватило пытаться окно разбить, закричать: пистолет-то все время под боком.

Я этого типа в кепочке спрашиваю: «Куда вы меня везете?» А он: «В нужное место». Я ему: «Что еще за места такие? Вы за это ответите. Я фамилию вашу четко запомнила – Хохлов. И должность тоже. Что за беспредел такой?» И тут он, представь себе, говорит: «Никакого беспредела, по беспределу отец твой специалист.» Мне не по себе стало, я окончательно поняла, что к милиции они никакого отношения не имеют. Но я все же дурочкой прикидываюсь: «При чем тут мой отец? И во-вторых, вы же меня, а не отца неизвестно куда на ночь глядя везете.» Он так хмыкнул и говорит: «Всех, всех соберем в одном месте, будь спокойна.»

После этого я замолчала, он тоже молчал. Вижу, окраины уже пошли. Тут все что угодно они со мной могут сделать. Ну, думаю, сейчас водителя сзади руками за шею схвачу – лучше уж с этими гадами вместе погибать, чем одной. И только я собралась с духом, чтобы это сделать, как машина вкатывается в ворота какой-то шараш-монтажной конторы. Заводик вроде какой-то, проходная небольшая, окошечко в ней светится, но ворота нараспашку, мы свободно проехали, никто не вышел, не спросил.

Двор большой, запущенный какой-то, заасфальтирован не везде, колдобины. Вокруг двора корпуса, которые вроде и не работают давно: темно в них, часть стекол выбита.

Мы к зданию трехэтажному подъехали – оно на административный корпус похоже. Водитель машину остановил и сам сразу вышел. А этот, что в кепочке и плаще, блокировку на двери с моей стороны убирает. Я подумала: «Вот ведь идиотка – могла же сама это незаметно сделать по пути и на ходу выскочить. Даже и не на ходу, а когда на светофоре стояли.»

– Да, тут ты не додумала, именно так и надо было поступить, – Бирюков покачал головой, словно Кристина еще не была рядом с ним и ее освобождение зависело только от этого действия. – Только автомобиль чуть притормозил – раз-два и ходу.

– Наверное, я все же пистолета очень боялась, – Кристина поежилась. – Все время, гад, под боком держал.

– Хорошо, подъехали вы к этому зданию...

– Водитель вышел, подошел с моей стороны и открыл дверь. Тут он впервые голос подал.

– Голос – это хорошо, – удовлетворенно отметил Бирюков. – Ты его узнать сможешь, хорошо запомнила?

– Еще бы, – фыркнула Кристина. – Такой типичный бычара. Не говорит, а мычит: ми-ине, ти-ибе. Вот он и сказал тогда: «Выходи, а то я и силой могу тебя выволочь.» Я быстро сообразила: в машине они меня точно скрутят, если останусь, а на открытом пространстве у меня хоть какой-то шанс есть.

И только я, значит, вышла, как этот, что в кепочке, очень цепко хватает меня под руку. Я сразу то ли изображаю обморок, то ли делаю вид, что оступилась – это уж пусть он решает, а отреагировать должен обязательно. Он и отреагировал, подхватил меня. Я использую его движение вверх, освобождаю левую руку, которую он до того захватил, из правой руки по ходу действия выпускаю сумочку и – маваши-учи ему в челюсть! Он, разумеется, такой прыти не ожидал и сразу хлопнулся на спину, даже ноги задрал.

Я – опять же на ходу – сбрасываю туфли, чтобы не мешали, потому как они на высоких каблуках, и начинаю бежать. Почему-то к тому самому трехэтажному корпусу, а не в сторону проходной. Это я потом только сообразила, что правильное решение приняла – до проходной не меньше ста двадцати метров, а до лестницы – метров двадцать. «Бычара» меня пытается удержать за руку, но это у него не совсем получается. А если бы получилось, он мне руку размозжил бы своей клешней или оторвал. Но он только рукав плаща схватил. Плащ на мне расстегнут был – это уже просто везенье.

Короче, правую руку, правое плечо, вообще всю правую половину тела я из плаща извлекаю, и быстро кручусь влево, чтобы ему вообще весь плащ оставить. Это мне удалось, но «бык» тоже хитрым оказался – добычу свою оставил, плащ то есть, и бросился вслед за мной, попытался ударить правой рукой, – она потрогала рукой вспухшую скулу.

– Ну да, только попытался, значит, – хмуро прокомментировал Бирюков. – Интересно, как бы ты выглядела, если бы он тебя все же ударил?

– Ненамного хуже, па, – успокоила его Кристина. – Резкотухи у него никакой, удар тупой до безобразия, как ты выражаешься. Ты же сам учил, что когда мяса излишне много, то его нервный импульс с трудом пробивает. К тому же я еще в сторону ушла, успела вовремя среагировать. Но он на меня навалился, блузку, гад, успел как-то по ходу порвать. Тут я уж совсем разозлилась, такой хиза-гери ему в пах впечатала, даже шмякнуло вроде что-то. Долго он меня помнить будет – колени-то у меня острые, как ты говоришь.

«Бык» в момент согнулся и заревел. Я по лестнице железной, что у стены здания стоит, рванула вверх. Что-то мне с самого начала подсказало: там, наверху, спасение. Лестница высокая – где-то на уровне второго этажа на ней площадка сделана, потом лестница поворачивает на сто восемьдесят градусов и поднимается еще, примерно до высоты третьего этажа. А на самом верху – дверь. Открытая. Такая толстенная деревянная дверь, железками окованная, с крючьями разными. Я внутрь, за дверь – прыг. Дверь успела закрыть, щеколду обнаружила, надежно так ее задвинула. Ну, теперь, думаю, хоть из пушек палите. Вообще-то это я сейчас говорю, что так просто ту задвижку закрыла, а тогда она туго шла, заржавела, видно, давно ей никто не пользовался в этих целях. Но у меня сил прибавилось – я те дам!

Словно заново переживая события вчерашнего вечера, она стукнула кулачком в ладонь, и Бирюков почему-то вспомнил Кристину пятилетней, когда в самый первый раз увидел – летом, на пляже, с матерью, с Викой. Виктории тогда было двадцать три года, даже неполных двадцать три, она была чуть постарше, чем Кристина сейчас. И очень на нее похожей – один в один, как говорят. И голоса у них очень схожи, только сейчас у Кристины голос вроде как осел – наверное, простыла, ночь в такой одежде провести – не шутка.

Но Виктория никогда не смогла бы сделать того, что сделала Кристина вчера вечером. Мать Кристины была женственной, может быть, даже излишне женственной – то есть, слабо координированной, неловкой, тоненькой. Может быть, из-зa этого он и любил ее еще больше – жалость к более слабому существу подсознательно примешивалась.

– Молодец, – Бирюков и сам удивился, до чего грустно прозвучали у него эти слова. – Значит, забаррикадировалась ты, а дальше что?

– Грохот послышался. По лестнице кто-то из них поднимался – кто первым очухаться успел. Потом за ручку двери дергать стал – мне показалось, что это псевдо-инспектор, силенок у него совсем маловато: дверь даже не шелохнулась, с тем же успехом он мог за стальную скобу в стене дергать.

Правильно я определила: инспектор-таки сначала с дверью возился, потому что чуть погодя голос «быка» послышался: «Дай я!». Ой, думаю, этому побольше досталось, злее он, да и здоровее «инспектора». Дергал он, конечно, помощнее, это ощущалось, но сказать, что дверь трещала, ходуном ходила, будет преувеличением. Капитальная дверь, короче, оказалась, супернадежная.

Но мне за дверью было слышно, как они матерятся. «Бык» даже взревел: «Открой, сука!» Нашел дурочку, честное слово. Я чувствовала себя за этой дверью спокойнее, чем за каменной стеной. Но потом оказалось, что у палки два конца, как у двери две стороны. С наружной стороны она закрывалась на еще более мощный запор. Это такая стальная полоса, что сикось-накось накладывается на дверь, а потом на висячий замок закрывается или на винтовой.

Вот они там этой железякой и стали греметь. Потом, слышу, лже-инспектор возликовал: «Во сучка, сама в ловушку заскочила, да еще и захлопнулась. Посиди теперь, посиди.»

Потом он распоряжался, приказывал «быку» сбегать за чем-то к автомобилю, тот вернулся, они закручивали что-то, скрежет слышался. Наконец лже-инспектор громко сказал – чтобы я, значит, слышала: «Ну, за два дня она с голоду, может быть, и не умрет, а вот от холода точно окочурится.» А я словно бы в первый раз подумала: пятница ведь! Даже если кто и работал на этом предприятии, то все равно до понедельника ни одна живая душа там не появится.

«Бык» спросил, не очень громко или просто дверь заглушила, не выпрыгну ли я из окна. «Инспектор» ответил нечто – я фразу не полностью расслышала – в том смысле, что с третьего этажа только идиот прыгать захочет.

Потом они по лестнице вниз пошли, загрохотали. Двигатель через пару минут завелся, автомобиль отъехал.

Клюев так заслушался, что даже рот приоткрыл. А Бирюков подумал, что он и сам почувствовал облегчение, узнав, что Кристина отделалась «малой кровью» – синяк под глазом, потеря сумочки, туфель и плаща были сущими пустяками по сравнению с изнасилованием или даже убийством. А этим ведь приключение очень даже могло закончиться.

– Вот. – Кристина зябко поежилась и поплотнее запахнулась в куртку Бирюкова. – Хорошо, что ты такой здоровый, и я в два слоя твою одежку на себя намотать могу. Холодно там было. Эта шарашкина контора не отапливается, батареи вдоль стен холодные, как лед. Коридор длинный, вдоль него три двери, все заперты. В торце еще одна дверь, эта открытой оказалась. Пустая комната, мусор какой-то на полу, вроде как штукатурка – луна как раз взошла, да еще зарево на небе какое-то все время стояло, комнатушка хоть слабо, но была освещена.

А комнатушка при более внимательном осмотре не совсем пустой оказалась – стеллаж в ней стальной стоял, а на стеллаже толстый рулон бумаги валялся. Видно в том помещении раньше документацию размножали – светокопия, ксерокопия и тому подобные вещи. Установка какая-то посреди комнаты размещалась – ее прямо «с мясом» из пола и выдернули.

Но это все значения большого не имело, а вот бумага ценной находкой оказалась, просто самым настоящим спасением. В кино, помню, еще в детстве видела, как несчастные бездомные газетами укрываются, когда в парках на скамейках спят. Теперь на собственном опыте убедилась – бумага отлично тепло держит. Особенно, если ее в несколько слоев на себя намотать. Но в несколько слоев я, понятно, только до подмышек смогла завернуться, а вот плечи все время зябли, хоть я и прикрывала их тоже.

Так я и прокемарила в углу полусидя-полулежа несколько часов.

Разбудил меня глухой стук – в дверь, похоже, кто-то ломился. И крики во дворе слышны были. А я завернутая – то ли как личинка в кокон, то ли вообще как мумия в свитки. Надо мне вставать да сделать что-то. А что я могу сделать? Стеллаж к двери подтащить, чтобы ее открыть не смогли? А, думаю, стану я драгоценное тепло терять. Не стала, короче, из своего кокона выбираться, не стала баррикаду городить.

Мотор внизу вроде заурчал, потом все стихло, я примерно через полчаса опять заснула.

Но спала недолго – холодрыга ведь ужасная, плечи, плохо прикрытые, мерзнут. Даже нос и уши у меня совсем ледяные были Так что до рассвета пришлось мне бодрствовать. Размотала я свой бумажный кокон, вышла в коридор, взад-вперед с десяток раз пробежалась, разогрелась, повеселела малость.

А тут и в окнах светлеть начало. Надо было думать, как оттуда выбираться. Я на двери задвижку отодвинула, толкнула дверь от себя – без вариантов, все равно, что кирпичную стену толкать. Заперта я оказалась всерьез и надолго – в лучшем случае до понедельника. Можно было, конечно, пытаться разбить стекла в окнах – кстати, рамы там в «мелкую клетку», неизвестно, зачем их такими сделали. Ладно, думаю, разобью я окошко, а к кому взывать стану? Проходная далеко, да и как-то за углом другого здания скрывается. Кричи не кричи, словом, результат один и тот же окажется. Сторож в той будочке на проходной, небось, дрыхнет круглые сутки, потому что пьяный.

И тут меня осенило – не сразу, правда, но осенило: ведь я же в бывшей светокопировальной находилась, там вентиляция обязана быть, вытяжка, а иначе работать невозможно было бы. Чуть больше рассвело, я из коридора в ту комнату вернулась – все правильно, все как надо Я анекдот сразу вспомнила, что мне папашка рассказывал, про индейцев, которых бледнолицые собаки заперли в сарай. Вот сидели те индейцы день, сидели два. а на третий один из них, по кличке Зоркий Сокол, заметил, что отсутствует одна из четырех стен, и они все бежали.

Так вот, вентиляционную трубу там сделали по-советски, с размахом и металла не пожалели. Получились труба размером примерно полметра на полметра. Самый большой мой параметр – ширина бедер, анфас, то есть – в этот размер вписывался.

Конечно, там воздуховод тоже с мясом вырвали, на потолке следы остались. Но в стене отверстие зияло. На высоте примерно метра в два. Если еще учесть то обстоятельство, что влезать туда надо было ногами вперед, как покойничку, то задача получалась трудновыполнимой – это мягко говоря. Но стеллаж, который у стены стоял, мог здорово мне пригодиться. Я перекантовала его кое-как к стенке, в нем весу тонна, наверное. Согрелась, даже вспотела. Верхняя полка оказалась чуть ниже уровня воздуховода, так что мне, можно сказать, здорово повезло.

Ладно, обернула я ноги, а еще ту часть тела, что называется выше ног, бумагой – была охота работать в качестве «ежа» и собирать на себя многолетнюю сажу и ржавчину. После этого я начала движение ногами вперед, руками отталкивалась. Метра через три-четыре труба повернула на девяносто градусов, то есть, горизонтальное направление сменилось вертикальным, но мне и тут повезло – вниз она пошла, не вверх.

С криком: «Ой, мамочки, упаду» я и упала – на рабочее место какого-то шлифовальщика, наверное. Потому что там диски были установлены, круги, на которых что-то обдирали, зачищали.

В общем, на этом этапе у меня трудности случились, я чуть не застряла на самом-самом финише, ногу ободрала, юбку порвала, но все же выползла оттуда.

Вокруг цех увидела – большой, гулкий, пустой. Многие станки, судя по их виду, уже не один месяц простаивают. Металл, холод. Из цеха в цех переход открытым оказался, потом я на лестницу выбралась.

На первом этаже, хотя ворота стальные были заперты, но открытых фрамуг много нашлось, через которые, если захочешь, выберешься наружу. Я очень захотела и выбралась.

Температура на улице та же. что и в помещении – плюс пять-плюс семь по Цельсию, туман какой-то, полумрак. Посмотрела я налево, посмотрела направо – никаких признаков жизни. Индустриальный пейзаж времен перехода к рынку.

Проходную я увидела – все там же, на том же месте, что и вчера, куда же ей деваться. А проходить мне мимо проходной очень даже нежелательно было – вдруг там кто-то на страже, точнее, на стреме был оставлен.

– Ой, ой, сплошной жаргон. Студентка университета, – устало произнес Бирюков.

– Будто бы ты в свое время исключительно на языке светских гостиных изъяснялся, – огрызнулась Кристина.

Бирюков только повернул в сторону Клюева вытянутую свою физиономию, на второй застыл немой вопрос: «И что я могу возразить?» Клюев ответил ему примерно таким же образом.

– Вы мне досказать не дадите со своими комментариями, – Кристина и Клюева зацепила, хотя тот едва-едва рот раскрыл в самом начале ее повествования.

– Да, мимо проходной я, значит, не пошла, а здраво рассудила, что забор вокруг того завода не идеально сплошной. И точно, прошла я вдоль него всего метров пятьдесят-шестьдесят и дыру обнаружила. В ту дыру три слона, идя не друг за другом, а бок о бок и не особо соприкасаясь, могли бы проникнуть на территорию завода без приключений и точно таким же образом выбраться обратно.

Снаружи колея железнодорожная шла, травой сильно заросшая, так что босиком по ней вполне безопасно было перемещаться. Везли меня из центра на восток, край неба уже совсем светлым был, ориентироваться я могла, надо мне, думаю, идти на запад до победного конца.

Частные дома сначала пошли, потом «хрущобы». Народу никого нет в такую рань, потом старуху «бомжистого» вида встретила, автобус сумасшедший куда-то проехал.

Я по тротуару шлеп-шлеп. Куда иду, не очень понимаю, но прикидываю, что минут через двадцать должна буду выйти к конечной станции метро. Ни денег, ни жетонов – все в сумочке осталось, а сумочку подобрали-подмели в том заводском дворе вместе с плащом и туфлями. Я двор немного осматривала – вообще никаких обломков цивилизации, сплошной лунный ландшафт.

Иду я, значит, никого не трогаю, как вдруг мне навстречу милицейская патрульная машина катит. Я им обрадовалась, как своим. Они остановились, подобрали меня, я стала объяснять, что со мной случилось, попросила подвезти хотя бы до какой-нибудь трамвайной остановки, откуда я домой добраться смогла бы. Куда там – в отделение потащили, а уж там оставили то ли до выяснения обстоятельств, то ли до морковкиных заговен вообще, как мой папашка любит выражаться.

– Да-да, – отметил с непонятным удовлетворением Бирюков, – все правильно, это его выражение.

– Хорошо еще, что капитан там попался не очень противный, – продолжала Кристина, – разрешил позвонить. Причем я дважды звонила – сначала на квартиру, потом в офис. То-то образовалась, что тебя, па, там с утра в субботу все же «вычислила».

Бирюкова – да и Клюева не в меньшей степени – позабавила характеристика капитана как «не очень противного». Они-то как раз были уверены в обратном – что противнее типа на всем белом свете трудно сыскать.