Текст книги "Кто закажет реквием"

Дальние расплачиваются за вашу любовь к ближнему; и всякий раз, когда вы соберетесь впятером, должен умереть шестой.

Фридрих Ницше.

«Так говорил Заратустра».

Автор предупреждает, что все события и персонажи являются вымышленными. Всякое сходство с реальными событиями или людьми может быть только чисто случайным.

1

Берн, Швейцария

5 сентября 1993 года, воскресенье.

На террасе кафе на набережной небольшой речки Аре за столиком, покрытым стерильно чистой скатертью в белую и красную клетку, одиноко сидел мужчина. Перед ним так же одиноко стояла стеклянная кружка с пивом.

Высокий, светловолосый, с длинноватым носом абориген прошел мимо – то ли слишком близко, то ли действительно задев скатерть —, и вежливо бормотнул:

– Энтшульдиген зи, битте.

Он уселся за соседний столик, поговорил на местном диалекте немецкого с появившейся словно бы ниоткуда кельнершей в чистеньком сером шерстяном костюме и переднике в такую же клетку, как и скатерти на столиках (и таком же стерильно-чистом).

«Н-да, – подумал первый посетитель, разобравший из разговора только два слова: «бир» и «круг», то есть «пиво» и «кружка», – Заботы у них, конечно, специфические. Вот как лыбятся. Хотел бы я и так лыбиться. Только не с чего.»

Грустивший в воскресный день, как в самый гнусный понедельник, посетитель был русским. Он занимал довольно высокий пост в Генпрокуратуре Российской Федерации, а в командировке в Швейцарии находился, выражаясь официальным языком, со следственной миссией. Результатом следственной миссии и командировки в целом был большой жирный нуль. Человек из Генпрокуратуры разговаривал ни много ни мало с заместителем начальника I-го европейского управления МИД Российской Федерации. Носитель высокого дипломатического ранга выглядел очень аккуратным и чистым, под стать вот этим скатеркам. В цивилизованной Европе аккуратность и чистоплотность въедаются в кожу, равно как в средней полосе России (да и в других ее полосах тоже) к человеку, словно зараза, пристают расхлябанность и неряшливость. По-европейски аккуратный и профессионально вежливый мидовский начальник очень извинялся, но никаких материалов не предоставил, никакой помощи не смог оказать.

– Время сейчас, сами понимаете, смутное. Разоблачение за разоблачением, отставка за отставкой... Один скандал с «Сиабеко» чего стоит. Скандалы и разоблачения российской общественности сейчас на пользу не пойдут. Прошу вас понять меня правильно, но я абсолютно ничем не смогу вам помочь.

– Почему? – устало удивился следователь. – Мы же с вами вроде бы пока что на одну страну работаем.

– Вы абсолютно правы, – только улыбнулся дипломат, – в том смысле, что «вроде бы». И, наверное, отчасти правы в том, что «пока». Затевать сейчас громкие расследования – все равно, что пытаться долбать дно лодки, несущейся в бурных волнах.

«Черт бы тебя побрал с твоими литературными сравнениями, чистоплюй хренов», – с досадой подумал человек из прокуратуры и спросил:

– Вы и в самом деле так считаете?

– Я человек государственный. Чиновник, – заместитель начальника управления улыбнулся натренированной улыбкой. – Мое мнение всегда совпадает с мнением начальства.

На этом разговор и закончился. У них, у дипломатов, и отрицательный результат – тоже результат, как в науке. Годами у них переговоры за круглыми столами длятся, а солидный оклад идет, на людях только плачутся, какие они бедненькие.

Начальство значит приказало. А начальству приказало еще большее начальство. Козырев – малец послушный. Он в команде, в обойме. А Степанков и к тем не прибился и к этим не пристал...

– Извините, огонька у вас не найдется?

Человек из Генпрокуратуры машинально сунул руку в карман, достал зажигалку и только потом, сообразив, ошарашенно посмотрел на спрашивающего «огонька».

Светловолосый абориген держал между двумя пальцами сигарету.

Следователь быстро огляделся по сторонам.

– В порядке, – сказал незнакомец, опять же на чистом русском языке, – я проверился.

«Кто же он такой? На кого работает?»

Эти вопросы, спонтанно возникшие у следователя, были вполне резонными.

После развала СССР в Австрии и Швейцарии – странах, во все времена буквально наводненных шпионами – осталось множество агентов различных советских спецслужб. Кое-кто из этих людей стал служить в ведомстве академика Примакова, во внешней разведке, кто-то верой и правдой служил ГРУ, кто-то стал работать на бизнесменов, кто-то на мафию, кто-то сам на себя. Что же из себя представляет этот человек?

– Сюда вы во всяком случае, пришли без «хвоста». Не считая меня, конечно, —незнакомец вежливо улыбнулся. – Вообще-то данный факт заслуживает удивления – вами обязательно должны были заинтересоваться.

– Кто?

– Вы сами прекрасно знаете ответ на сей вопрос – те, кому сведения, которые вы собрались получить, оказались бы во вред.

– Хм, и вы знаете, на кого я приехал получить сведения?

– Скажем так: догадываюсь.

– Вы читали Юза Олешковского – про то, как одному персонажу следователь предложил дело на выбор: дескать, садиться так или иначе уже пора, так что возьми на себя преступление по собственному вкусу?

– Угу. И тот выбрал дело об изнасиловании кенгуру в зоопарке с последующим убийством несчастного животного, – кивнул человек с внешностью цивилизованного европейца.

– Верно. И вы мне напоминаете следователя, который сказал нечто вроде: «Спорим, угадаю, что ты выбрал» и угадал.

– Он сказал: «Мажем, что угадаю...» Итак, вы пытались, в частности поинтересоваться делом о смерти некоего Гюнтера Собецки, гражданина Австрии, так?

– Ну-у... Не фактом самой смерти, она была, кажется, естественной. Инфаркт.

– Первый инфаркт. Бывает, конечно, что и после первого звоночка покидают лучший из миров. Собецки было всего сорок пять лет. Спортивный, к полноте не склонный, сангвиник, родители еще живы, то есть, с наследственностью все о’кей, спиртным и никотином не злоупотреблял – и смерть после первого инфаркта миокарда. Есть одна существенная деталь. Он попил кофе примерно за полчаса до смерти. Кофе не по-венски, к коему он привык, а заваренного каким-то хитрым арабским способом.

– Я этого не знал – относительно кофе, – следователь Генпрокуратуры выглядел раздосадованным.

– Но про все остальное вы знали?

– Более или менее. Летом прошлого года со счета бельгийской фирмы «Омега интернейшнл» на счет Собецки в цюрихском банке была переведена сумма в десять миллионов долларов. Приблизительно через четыре месяца Собецки снял деньги, а еще через полторы недели скончался...

– Оставив после себя молодую вдову, русскую оперную певицу Светлану Рослякову. Ей было двадцать два года, когда умер Собецки. Про то, каких успехов она достигла на оперной сцене, я, по правде говоря, не знаю, а вот относительно вхожести в московский бомонд сведениями располагаю. Вы знаете, что это за фирма – «Омега интернейшнл»?

– Она создала совместное предприятие с Управлением делами КПСС в конце девяностого года.

– Верно, – удовлетворенно кивнул человек с внешностью цивилизованного европейца. – Инициатива создания СП исходила от Управления делами. И вы знаете кто сотрудничал с этим СП?

* * *

9 сентября, четверг.

Город Южнороссийск.

В гостиницу «Интурист» поселился мужчина лет тридцати пяти – тридцати семи. Конечно, свободных номеров – даже в «Интуристе» – как всегда, не было. Естественно, что для симпатичного, ухоженного, одетого неброско, но со вкусом, пахнущего дорогим одеколоном, имеющего «Лонжин» на левом запястье, а на ногах – полуботинки, стоившие две-три средние зарплаты российского обывателя – естественно, что для такого постояльца номер нашелся. Люкс.

Незнакомец, словно сошедший с обложки журнала для деловых людей, не моргнув глазом, выложил сотню долларов за сутки, хотя гостиницу намеревался покинуть завтра до полудня, а поселился он в двадцать сорок.

Администраторша, женщина, которой на вид можно было дать и тридцать пять и сорок пять лет – исключительно благодаря удачному макияжу, но не искусству поддерживать физическую форму – доверительно спросила у нового постояльца:

– Женщину не желаете?

Тот бегло окинул взглядом публику, собравшуюся в холле гостиницы, безошибочно определяя путан и их возможное прикрытие.

Администраторша перехватила его красноречивый взгляд и сказала:

– Ну что вы. Не из этих. Из класса «люкс».

И улыбнулась улыбкой, как бы подтверждающей, что и его в класс «люкс» она поместила не только потому, что он вселился в одноименный номер.

Мужчина, словно сошедший с глянцевой журнальной обложки, немного подумал и сказал:

– Годится.

Он взял ключ от номера и направился к лифту. Через его плечо была перекинута добротная сумка из черной лайки, а в правой руке мужчина нес атташе-кейс с кодовым замком. Кожаный, вишневого цвета, как потом вспоминала администраторша.

Женщина, появившаяся в номере владельца вишневого кейса примерно через час после его вселения, вполне могла бы зарабатывать на жизнь рекламой блеска средства «Жожоба» или сигарет «Лаки страйк» на худой конец. При более удачной раскладке она могла бы выйти замуж за иностранца – швейцара, австрийца, немца – и вести практически столь же насыщенную половую жизнь, как и сейчас, когда в месяц она меняла не более двадцати партнеров. Но, наверное, что-то не устраивало славянскую красавицу в германском или романском варианте. Она брала с клиента девяносто долларов за ночь, сорок из которых отдавала покровителям, охранителям и посредникам. И этот вариант при известной цене доллара в России и обязательном угощении за счет клиента пока что подходил ей больше других. СПИД не пугал ее, так как обязательным условием, которое она ставила перед партнером, являлось пользование презервативом.

Итак, девяносто долларов плюс угощение, но минус презервативы – дама всегда имела их при себе не меньше десятка. На случай, если вдруг попадется партнер, обладающий недюжинной потенцией и выносливостью. Однако, как показывает практика, едва ли в каждом десятом случае ей приходилось расходовать половину запаса или чуть больше. Даже способности африканцев оказались преувеличенными средствами массовой информации и молвой.

Цена и условия вполне устроили мужчину, поселившегося в номере люкс. Высокая упругая грудь без капли силикона или тем паче парафина, крутые, немного тяжеловесные бедра (что особенно привлекало иностранцев), естественный светло-льняной цвет волос, пухлые губки (очень выигрышный фактор как в смысле практики, так и эстетики), изящный, немного вздернутый носик плюс неплохое знание психологии партнера заставляли мужчин желать ее сразу и безо всякого ощущения неловкости и скованности. Последнее достоинство являлось весьма немаловажным для человека, желающего максимально эффективно вложить свои девяносто долларов.

Она представилась Эвелиной. Для любознательных клиентов у дамы была заготовлена легенда, объясняющая происхождение такого не совсем характерного для юга России имечка – ее мать-полька, дескать, так назвала ее. Впрочем, данная версия, возможно, и не являлась легендой.

Мужчина из номера люкс не поинтересовался, откуда есть пошло неординарное имечко, равно как и не выразил вслух восхищения коммуникабельностью Эвелины, что довольно часто делали до умиления непосредственные партнеры из «новых русских»:

– Ну, ты, блин, своя в доску! – примерно так или даже покруче выражались они.

Хотя он оценил ее такт, корректность, неназойливую внимательность, характерные скорее для европейской «общественной женщины» времен Ренессанса, чем для шлюхи, пусть и дорогой, времен послеперестроечной России.

В номер были заказаны две бутылки шампанского, и только после того, как одна из них была выпита, Эвелина и постоялец «люкса» занялись любовью.

Когда они удовлетворяли страсть в положении, характеризуемом специалистами как «поза всадницы» или романтиками как «качающаяся Венера», по лицу мужчины пробежала судорога. Это вполне могло быть истолковано как внешнее проявление оргазма, если бы не произошедшие вслед за этим изменения. Судорога перешла в гримасу, которая не выглядела естественной.

Потом напрягшиеся мышцы размякли, тело мужчины враз превратилось в нечто желеобразное, и Эвелина, почувствовав отвращение, которое не могла скрыть (хотя ее профессия требовала обратное), слезла с партнера.

– Эй, – тихонько позвала она.

Глаза мужчины были полуоткрыты, он не двигался. Одного взгляда на грудь и живот, поросшие густой буроватой шерстью, было достаточно для того, чтобы понять – он не дышит...

Минут через двадцать после этого Эвелина спустилась в лифте на первый этаж и, не глядя в сторону администратора, последовала к выходу из гостиницы.

Утром горничная, пришедшая убирать в номере люкс, не смогла достучаться и открыла дверь своим ключом. Постоялец спал, укрытый до подбородка простыней и покрывалом. Поскольку он просил разбудить его в это время – около девяти утра – горничная такую попытку предприняла...

Дальше все развивалось по стандартной схеме. Медики из реанимации и милиция появились довольно скоро – не прошло и получаса. В присутствии понятых из персонала гостиницы было произведено изъятие документов и вещей умершего с целью идентификации личности. В кармашке сумки был обнаружен паспорт на имя Лобанова Александра Викторовича, пятьдесят шестого года рождения, уроженца Тимашевска Краснодарского края, нынче проживающего в городе Москве по улице Уральской, дом 10, квартира 32. Собственно, те же данные были занесены и в регистрационную книгу при вселении в гостиницу. Билет на самолет, на рейс, вылет которого должен был состояться через час с небольшим, тоже был оформлен на тот же самый паспорт. В кармане пиджака были обнаружены визитные карточки коммерческого директора инвестиционной компании «Стинвест» – того же Лобанова.

Пустая бутылка из-под шампанского, непочатая бутылка в холодильнике, два фужера – сполоснутых, но с отпечатками пальцев, окурки сигарет «Кэмел» в пепельнице, обертки из-под шоколадных плиток в количестве двух штук – все было сфотографировано, подробно записано в протоколе осмотра места происшествия.

Естественно, «пальцы» были проверены по картотеке. Впоследствии была передана факсограмма в столицу. Ни умерший постоялец, ни его гость или гостья нигде не «наследили». Судмедэксперт определил время наступления смерти от обширного инфаркта миокарда между двадцатью двумя тридцатью и двадцатью четырьмя часами девятого сентября. Но это все случилось чуть позже. А пока на месте были опрошены горничная, дежурная по этажу, дежурный администратор. Тот факт, что «кажется к нему приходила какая-то женщина» не должен был привлечь особенного внимания персонала гостиницы, так как женщина покинула номер до двадцати трех ноль-ноль, администратор и дежурная по этажу на этом настаивали в своих показаниях.

Старший инспектор уголовного розыска, выехавший «на труп» и опрашивавший служащих гостиницы без особого энтузиазма, явно не горел желанием искать неизвестного или неизвестную – скорее всего неизвестную – оставившую отпечатки пальцев в номере. Обычная рутина: буханули, потрахались, мужика настиг кондратий, Таких случаев в практике сколько угодно встречается. На насильственную смерть явно не похоже. А у старшего инспектора других дел было выше головы, у него и семейных неприятностей хватало – сократили на службе жену, сын-подросток не хотел идти в восьмой класс, вот уже неделю вместо школы болтался неизвестно где. Да и три звездочки в тридцать пять лет с соответствующим окладом не могли служить стимулом к горению на работе.

Бутылка с остатками шампанского на дне была вскоре подвергнута химанализу, который установил полнейшее отсутствие каких-либо посторонних химических соединений («Абрау-Дюрсо» – это не какая-то подпольная «контора», продукцией которой запросто отравиться можно), да и в организме Лобанова кроме мизерного процента алкоголя ничего не обнаружилось.

* * *

10 сентября, пятница.

Город Южнороссийск.

В эту пору года погода в этих краях обычно стоит теплая, даже жаркая. «Бабье лето» приходится на первые числа октября. Осень этого года исключением не стала. В кронах деревьев разве что только намек на желтизну, цветы на клумбах и в палисадниках горели и пылали – преобладали алые, золотистые, темно-розовые, карминные оттенки.

Только иногда по утрам опускался густой туман, чтобы уже через полчаса после восхода солнца рассеяться, оставив после себя едва уловимую влагу и прохладу.

Остатки тумана реяли в воздухе и в это утро, когда начальник горотдела УВД полковник Петляков вышел из подъезда своего дома и направился к поджидавшей его служебной «Волге». Петлякову надо было сделать не больше десяти шагов, чтобы открыть дверцу автомобиля, сесть рядом с водителем и, коротко поздоровавшись, сказать обычное свое «погнали».

Он успел сделать три или четыре шага. Молодой мужчина с внешностью, которую принято называть незапоминающейся, спокойно встал из-за «Шевроле» темно-вишневого цвета, припаркованного на противоположной стороне улицы, неторопливо поднял пистолет коробчатой формы с торчащей из рукоятки длинной обоймой, столь же неторопливо прицелился в полковника, дал короткую очередь, потом подождал, когда из «Волги» выскочит водитель в милицейской форме с погонами старшего сержанта, и уложил его.

Дальше действия стрелка обрели повышенную скорость – словно совершенный, надежный механизм перевели в иной режим работы. Через пару секунд он уже сидел за рулем «Шевроле», и еще секунд через десять автомобиль рванул с места и, пролетев по узкой полупустынной улочке, мощеной синеватым камнем, свернул и скрылся в квартале, застроенном старыми одноэтажными кирпичными домами.

Темно-вишневый «Шевроле» был найден к вечеру того же дня. Свидетели не запомнили его номер, они даже путались в определении марки автомобиля, Инженер-конструктор Белобородько, толстый старик с густыми седыми усами, бредший в это время на ненавистную службу, куда он вынужден был ходить, даже находясь на пенсии, сказал, что видел нечто «вроде «Мерседеса», обтекаемой формы». Еще меньше могла сказать бухгалтер малого предприятия «Мультипресс» Зайцева. Во-первых, Зайцева находилась от места событий дальше, чем Белобородько, а тот не добрел до подъезда, из которого вышел Петляков, метров тридцать. Во-вторых, она уже, похоже, пожалела, что впуталась в эту историю, то есть, добровольно согласилась давать показания. В третьих, ее познания в зарубежном автомобилестроении, несмотря на молодость, были еще скуднее, чем у престарелого конструктора.

В общем-то там были свидетели и кроме Белобородько и Зайцевой – еще человек пять-шесть, о которых говорили конструктор-пенсионер и бухгалтер «Мультипресса». Но эти свидетели, очевидно посчитали, что их показания ничего не изменят не только в сложившейся системе мироздания, но и в ходе расследования факта убийства полковника милиции Петлякова и старшего сержанта Безуглова.

Вообще-то необъявившиеся свидетели были правы – машина, та самая, «красная», как одинаково определили ее цвет Белобородько и Зайцева, нашлась совершенно случайно. Преступник, можно сказать, подбросил ее. Будучи брошенным около законсервированной стройки, в месте, где машины, тем более такие, обычно не паркуются, иномарка привлекла сначала внимание подростков, а уже потом – стражей порядка отдела УВД Ленинского района. Просто удивительно, как шустрые и смышленые ребятишки не удосужились открыть дверь и завладеть валявшимся на переднем сиденье пистолетом.

Вот когда пистолет, наконец-то, нашелся, он положил конец профессиональным спорам. Техэксперт капитан Чернышев никак не мог взять в толк, из чего же «шмаляли» в Петлякова и Безуглова – уж слишком устрашающим оказался калибр: одиннадцать миллиметров с десятыми. Свидетель Белобородько успел разглядеть даже то, что пистолет-пулемет был таким, «как по видео показывают», то есть у него это явно ассоциировалось с Узи, но Чернышев отлично знал, что две современные модели, мини-Узи и микро-Узи, сделаны под патроны калибра 9 мм «парабеллум», здесь же было нечто помощнее.

Но в конце концов в руки Чернышова попал этот произведенный в США пистолет-пулемет Ингрэм десятой модели, стреляющий как девятимиллиметровым «парабеллумом», так и приспособленный под патроны сорок пятого калибра «аутоматик колт пистол». Этот самый сорок пятый калибр и оставался еще в обойме в количестве шести патронов. Значит, на месте было расстреляно двадцать четыре. Счет, что называется, сходился – на тротуаре на месте убийства было найдено двадцать четыре отстрелянных гильзы.

Старший следователь областной прокуратуры советник юстиции Епифанов, возглавивший следственную группу, не пришел в восторг от действий сотрудников «уголовки», разыскивавших красный «Шевроле» (или «мерседес», или «вольво», или «пежо», или «опель» – Белобородько все эти модели очень напоминали ту, в которой укатил убийца), не говоря уже о поисках стрелка-исполнителя. Разумеется, о составлении фоторобота не,могло быть и речи – во-первых, потому, что описания свидетелями внешности преступника заметно разнились, а во-вторых, Епифанов понимал, что киллер явно заезжий – тип оружия окончательно укрепил его в этом предположении.

– Солидная хреновина, – покачал головой Епифанов, подбрасывая на ладони патрон знаменитого сорок пятого калибра. – Говоришь, у нас Ингрэмы не очень в ходу?

– Честно говоря, – ответил Чернышев, – я его в первый раз вижу вот так, «живьем». А насчет того, что штуковина солидная, это верно. Две пули Петлякову в голову угодили, так теперь впору в закрытом гробу хоронить, если в морге что-нибудь не придумают. Профессионал работал, гадство, короткими очередями стрелял. Ни отпечаточка, ни следочка нигде не оставил. Одно не понятно – зачем же он тогда «машинган» оставил?

С женой погибшего Петлякова Епифанов был знаком, поэтому, направляясь к ней на следующий день, он испытывал чувство более чем тягостное.

Лидия Петровна, пышнотелая сорокалетняя брюнетка, выглядевшая лет на пять моложе своего истинного возраста, за сутки превратилась в старуху и, как показалось Епифанову, даже заметно похудела. Но держалась она с поразительным спокойствием. Только исходивший от Петляковой сильный запах валокордина да набрякшие красные веки свидетельствовали об истинном ее состоянии.

– Лида, – начал Епифанов, – я понимаю, что никакие слова соболезнования Бориса Алексеевича уже не вернут, но все же... Я хотел бы тебе чем-нибудь помочь.

– Спасибо, Виктор, – лицо Петляковой выражало только бесконечную усталость. – Я должна передать тебе одну вещь. Борис велел...

А вещью этой оказалась кассета от портативного магнитофона. Епифанов внимательно послушал ее один раз, потом еще и еще... Это был диалог Петлякова и незнакомца, который уже через две-три минуты прослушивания незнакомцем быть перестал...

... История эта случилась еще в июле. Давая интервью корреспонденту областной газеты, Петляков упомянул о некоем Хасане, одном из «авторитетов». Упомянул потому, что кличка эта, на «фене» обозначавшая кавказца, часто мелькала в оперативных сводках в связи с разного рода «разборками». Реакция оказалась не совсем предсказуемой. Тотчас же после появления материала в печати в редакцию газеты позвонил некто Алиб Хасанов и потребовал опровержения. Одновременно он подал в суд на начальника горотдела внутренних дел, обвиняя последнего сначала в диффамации, а затем и в клевете. Несмотря на то, что в интервью упоминалась только кличка, суд счел жалобу Хасанова вполне достаточным основанием для того, чтобы в рекордно короткий срок рассмотреть дело по обвинению Петлякова Б. А. в нанесении морального ущерба и потребовать от последнего выплаты Хасанову в виде компенсации ни много ни мало одного миллиона рублей.

Еще года три назад подобная ситуация показалась бы фантастической – в первую очередь самим судьям. Не просто офицер милиции, а начальник горотдела обвиняется в нанесении морального ущерба! Впрочем, и сейчас, обратись с подобным иском рядовой, незаметный обыватель, его шансы выиграть дело равнялись бы нулю.

Но Алиб Хасанов не был рядовым обывателем. У него было с десяток квартир в разных частях города, две иномарки, еще одна иномарка, зарегистрированная на временно (несколько лет подряд) неработающего сына, загородный особняк... И еще много разной движимости и недвижимости было у Хасанова, владельца как минимум двух солидных фирм и, по слухам, «опекавшего» еще с десяток. Посему он с полным правом мог ощущать себя гражданином цивилизованного государства и рассчитывать на справедливую защиту своих прав и свобод.

Петляков же обжаловал приговор суда в кассационном порядке, вполне обоснованно мотивируя свое несогласие с решением служителей Фемиды (или мамоны) тем, что кличка «Хасан» достаточно распространена в преступной среде, что он, давая интервью, имел в виду совершенно другого человека, а вовсе не Хасанова А. М. Полковник заявил, что у него и в мыслях не было инкриминировать гражданину Хасанову те правонарушения, о которых он достаточно ясно упомянул в интервью – не тот, как говорится масштаб.

Суд кассационной инстанции оставил протест Петлякова без удовлетворения. Тогда полковник дал еще одно интервью областной газете, более развернутое. Появилась об этом событии заметка и в «Труде».

Буквально через два дня после второй газетной публикации ушел в отставку начальник областного управления внутренних дел генерал-лейтенант Ковалев. А еще через день и состоялся визит Хасанова к Петлякову...

Епифанов уже заучил наизусть последнюю фразу, произнесенную Хасановым: «С Ковалевым мы разобрались – кышнули его. Теперь – твоя очередь. Так или иначе, но тебе тут не сидеть.» После этого секунды через три-четыре послышался громкий стук – очевидно, Хасанов захлопнул за собой дверь. Последнее слово, стало быть, осталось за ним. Или это было предпоследнее слово?

«Мы разобрались...» Мир перевернулся, что и говорить.

Преступник – в этом Епифанов относительно Хасанова был уверен – приходит к стражу порядка и сообщает о том, что они, преступники, уволили его начальника, в открытую сообщает. Они же и назначат нового начальника облуправления? Тогда ситуация похуже, чем в Соединенных Штатах начала века – тогда мафия могла купить полицейского начальника такого уровня, убить его, если потребуется, но ни в коем случае не назначить его.

Или Хасанов блефовал? Обычное хвастовство «горячего южного человека». Он, конечно, обладает весом и влиянием, этот Хасанов, но, возможно, не настолько большим, чтобы «кышнуть» начальника облуправления.

Если он говорил это под влиянием эмоционального всплеска, то «так или иначе, но тебе тут не сидеть» звучит чуть ли не миролюбиво – тут угрозы пострашнее были бы, мат бы прозвучал...

Уже выяснилось, что темно-вишневый «Шевроле» похищен за три дня до убийства Петлякова в соседней области. Ясно, преступление спланировано от и до. Епифанов представил, как этот автомобиль перегоняли сюда. Возможно, это происходило даже днем. Возможно, его даже останавливали гаишники. А что с них толку, если сумма взятки может раза в три-четыре превзойти месячный заработок?

Владелец «Шевроле», оптовый торговец рыбой, даже не стал заявлять об угоне. Такие сейчас правила игры. «Тачка» как пришла, так и ушла, а голова дороже. Почему же так быстро удалось отыскать владельца?

И пушку на месте оставили, с несколькими патронами в обойме. Все это – демонстрация возможностей? Похоже на то...

* * *

Необходимая ретроспекция.

10 сентября. 0 час. 30 мин.

Южнороссийск.

На квартире генерального директора фирмы «Тристан» Полякова мягко и неназойливо закурлыкал телефон. Хозяин, высокий, начинающий полнеть мужчина лет сорока, с аккуратной прической, одетый в атласный халат, накинутый поверх белой сорочки с галстуком, торопливо поднял трубку. Такая экипировка, не очень подходящая ко времени суток – время отсчитывали огромные старинные часы в кабинете Полякова, с маятником почти до пола – и поспешность, с которой он подошел к телефону, указывали на то, что oн ждал – звонка ли, визита ли.

– Владимир Алексеевич? – осведомился голос в трубке. – Минут через двадцать мы готовы передать вам подарок. Вы готовы встретить нас?

– Да-да, – быстро произнес Поляков. – Разумеется.

– Вот и хорошо.

Нажав на кнопку на трубке радиотелефона, Поляков бросил ее на огромный, обтянутый серо-зеленым бархатом диван и возбужденно заходил по комнате. Потом он подошел к книжному шкафу, потянул одну из секций на себя. Секция очень легко выдвинулась – по полу она перемещалась на роликах. На стене позади убранной секции размещался плоский ящичек из нержавеющей стали, выступавший на половину толщины шкафа, в котором сзади была сделана ниша, так что на двух полках книги помещались только в один ряд. Поляков видел во многих фильмах шкафы, где книжные секции открывались, словно двери, и обнаруживался тайный ход. Не очень любивший ломать голову над всякими техническими штуковинами, хотя и закончивший в свое время технический вуз, Поляков вполне резонно рассудил, что проверенный опытом вариант устройства потайного шкафа является лучшим вариантом.

Отперев ящичек магнитным ключом – вот это уж действительно новинка, ни один «медвежатник», даже сумевший подобраться к этому сейфу, не дотумкает, в чем секрет запорного устройства – Поляков вынул из него две пачки зеленых бумажек. Потом немного подумал и вынул еще и третью. Захлопнув дверцу сейфа, он аккуратно поставил секцию книжного шкафа на прежнее место, а деньги опустил в карман халата. .

Человек, недавно позвонивший ему, оказался пунктуальным – как и во всем остальном. Ровно через двадцать минут раздался звонок в дверь.

Поляков прошел в прихожую довольно вместительной пятикомнатной квартиры – результат объединения двух– и трехкомнатной в одно помещение – открыл дверь тамбура, подошел к наружной двери и поглядел в специальный глазок. Это устройство напоминало перископ с подсветкой изнутри, и посетитель, подходивший к двери, был виден сбоку и сверху. Поляков сначала даже думал установить телеобъектив на входе, но потом не стал этого делать: дверь и перегородка, в которую она встроена, сработаны из толстых листов титанового сплава, очередь из АКСа такую преграду не пробивает (опробовано!). Так что в случае опасности можно не спеша вызвать охранников, дежурящих в отдельной двухкомнатной квартире на первом этаже.

Сейчас Поляков наблюдал уже знакомого ему мужчину, которого про себя окрестил усохшим культуристом. Так как объектив наблюдательного устройства находился немного сверху, бросались в глаза большие залысины – «рога» – и гладко зачесанные назад волосы.