Текст книги "Предай их всех (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Кархад достал из седельной сумки флягу и отхлебнул вина, довольный своей мудростью: дроу и в самом деле удобны тем, что их верность можно купить за титул и звонкую монету. Король прав, настолько знаменитый и искусный наемник стоит почти любого гонорара, в королевстве полно людей, которые, получают немало почестей и золота – а делают не так уж и много. К тому же, если вдуматься, золото – это просто золото, есть масса бесценных вещей, которые купить невозможно, а цена верности Р'Энкора мизерная: всего лишь деньги.

***

Деревня, куда Малантус привел Владыку и его армию, само собой, не смогла оказать ни малейшего сопротивления. Лишь завидев атакующих чужаков, стражники попытались закрыть хлипкие ворота, но первые титаны просто перепрыгнули через частокол, а потом кто-то высадил створки пинком. Атака с трех сторон увенчалась молниеносным успехом, и вскоре жителей селения согнали на площадь.

Норлаш, восседая на коне, прилагал огромные усилия, чтобы, несмотря на усталость, держаться ровно и гордо. Он всего лишь переводчик, но... Ха-ха, а ведь можно славно поразвлечься! Чернокнижник тут единственный всадник, стало быть, жители думают, что именно он здесь главный!

– Я сам сейчас объясню им все, что надо, – сказал он Владыке, – сколько у тебя солдат? Я так понимаю, веса двоих мало какая телега выдержит, да и поместиться вдвоем в одной повозке им будет трудно.

– Сорок семь.

– Значит, телег понадобится полсотни... Думаю, тут столько найдется.

Восседая на коне, Норлаш надменно возвестил крестьянам, что он, Норлаш Ужасный, вырвался из заточения и будет кроваво мстить всему миру, но именно они, убогие, могут избежать страшной участи, если предоставят для его могучих воинов пятьдесят телег и сорок девять ямщиков для управления ими. В случае отказа чернокнижник пообещал предать всю деревню огню и лютой смерти.

А про себя он улыбнулся. Забавно, если людишки будут думать, что именно Норлаш и есть тот злодей, призвавший армию демонов миру на погибель. Хорошо, что Владыка не понимает ни одного здешнего языка, он мог бы крепко обидеться, если б узнал, что смертный чернокнижник нахально присваивает себе его величие. Кстати, о Владыке.

– Эти жалкие черви спрашивают, кто ты, о великий, – сказал Норлаш демону, – как им тебя называть?

– Я – Трэйкхан Кхейл из Лагурента, – коротко ответил тот.

Вот и славно. Теперь Норлаш знает имя демонического властелина. Правда, это мало что ему дает, ведь он слышит его первый раз.

Чернокнижник улыбался, теперь уже в открытую. Перед тем, как Сангария погибнет в демоническом пламени, он, Норлаш, славно развлечется. А затем – небытие, так небытие. Этот жалкий, презренный мир проклял чернокнижника, сделал его жизнь настолько невыносимой, что Норлаш уже не дорожит своей шкурой. С ним может случиться что угодно – главное, чтобы Тьма легла на землю. Навеки.

В поход отправились длинным караваном. Воины Владыки Кхейла охотно воспользовались повозками, и хотя каждый из них несет свои доспехи легко и непринужденно, усталость им, видимо, не чужда, да и скорость езды на телеге все же чуть повыше, чем пешком. Лишнюю, пятидесятую повозку, Норлаш велел загрузить лучшей едой. Неизвестно, едят ли демонические воины, а он и Малантус в пище точно нуждаются.

Перед выступлением Норлаш объяснил Кхейлу их следующий пункт назначения.

– Манускрипт хранится в дворцовой библиотеке Ламедии, столицы Далмады. Это город, укрепленный как минимум не хуже, чем столица Зоданги, хотя я там сам никогда не бывал. И кроме того, наш путь будет пролегать через северную оконечность Кадории. Гонцы на быстрых лошадях, почтовые голуби или даже магические заклинания уже обогнали нас. Пока не доберемся к Кадории – можно ждать нападения армии Зоданги. В Кадории нас может встретить армия короля Синтэна, хотя может и убояться. В Далмаде нас встретит король Клейдан, если, конечно, узнает, что мы собрались походом как раз на его столицу. Или, как вариант, он будет держать всю армию в Ламедии, и тогда нам придется брать штурмом укрепленную и набитую войсками твердыню...

– Или просто потребовать отдать манускрипт.

Это в планы Норлаша не входило. Только бойня, только огонь и меч.

– Во-первых, он вряд ли отдаст. Во-вторых, если б я был на месте Клейдана и у меня потребовали манускрипт колоссальной ценности, я бы его уничтожил, чтобы враг ни при каких обстоятельствах не смог восторжествовать. Короли – они такие. Тут только штурм. Враг не должен знать о наших планах, иначе сможет легко помешать.

– Резонно. Им же хуже, раз так.

***

Он разжал руку и выронил на мостовую очередной медяк, прислушиваясь к шагам за спиной. Уличных попрошаек, следующих на некотором расстоянии и бросающихся на каждую монетку, словно курица на червяка, уже набралось десятка полтора. Пхе...

Тонкие губы растянулись в презрительной улыбке, пальцы вынули из кармана серебряную монету и через несколько шагов выпустили ее. За спиной – удивленный выдох нескольких глоток, поспешные шаги, ругань и звуки смачных тумаков. Ни гордости, ни ума, только жадность и жестокость. Одно слово – людишки.

Р'Энкор шагал по городу, роняя на мостовую монетку за монеткой и собирая все большую и большую толпу нищих и попрошаек, после третьей или четвертой серебряной монеты в группе последователей появились и люди, одетые поприличнее, подмастерья какие-то, селяне и прочий сброд. Но Р'Энкору нужны не они.

Он шел через центр к речушке, протекающей через город, звоном монет по камням мостовой увлекая за собой все больше и больше людей. Разумеется, толпа в три десятка уличного отребья не могла не привлечь внимание стражи. Все по плану.

Через пару кварталов медяки закончились, пошло сплошное серебро. Р'Энкор, кутаясь в плащ, ускорил шаг и стал бросать деньги в дождевые лужи. Каждая серебряная месета – это свалка с расквашенными носами и подбитыми глазами, так пусть все это происходит в лужах, пусть твари у него за спиной будут не только разукрашены кулаками друг друга, но еще и в болоте испачканы.

За странным действом следила уже пятерка стражников. В принципе, хватит. Пора сыграть предпоследнее действие этой комедии, тем более что речка уже за углом. Р'Энкор уронил золотой, предвкушая, что сейчас будет, и бодрым шагом двинулся к мосту, соединяющему берега.

Позади развернулось чуть ли не целое сражение, Р'Энкор вышел на мост и оглянулся на образовавшуюся посередине улицы кучу малу. Испуганные прохожие, не понимающие, что происходит, жались к стенам или побыстрее шмыгали мимо, растерянные стражники пытались сообразить, что делать, их было слишком уж мало, чтобы разнимать такое количество дерущихся. Наконец из свалки вырвался какой-то крепкий детина, без шапки, одного сапога, в разорванном дублете и с окровавленным лицом, и бросился прочь, сжимая в кулаке золотую монету.

Р'Энкор улыбнулся и достал из кармана еще один золотой. Монета с негромким, тусклым звоном падает на мостовую недалеко от ограды, за которой плавно несет свои воды неглубокая речушка.

Вся шобла безрассудно рванулась вперед: золотой ойран овладел помыслами этих тварей. Проклятия, пинки, тумаки, разлетающиеся во все стороны брызги крови и выбитые зубы. Стражники беспомощно толпятся вокруг, им бы разнять толпу да заодно и монетку присвоить – но понимают, мрази, что в свалке всем будет наплевать на их ранг и полномочия, огребут наравне с остальными. Из этого месива несутся вопли, причитания, угрозы и хрип тех, кого давят. Лучшее из всех мыслимых представлений, которое только могут дать людишки.

Наконец, какой-то стражник переводит взгляд на Р'Энкора, и эльф легко читает его мысли по глазам: арестовать странного господина за нарушение общественного порядка и провокации, а там уже можно под видом штрафа отнять деньги, у него ведь их немерено... Люди так предсказуемы. Пора закругляться, тем более, что по улице уже разносится знакомый пересвист.

Он вынул из кармана руки и высоко поднял их, демонстрируя доброй сотне зевак зажатые в пальцах монеты. Легкое движение – и полновесное талсидонское золото летит в реку. Улица застывает в беспредельном изумлении, а Р'Энкор достает кошелек и сыплет оставшееся там золото в воду, затем бросает следом пустой мешочек.

А затем кто-то один бросился в воду, и за ним пришла в движение вся толпа. Люди с обеих сторон бросались в реку, и в числе первых оказались стражники. Вода под мостом буквально вскипела.

Р'Энкор улыбался. Вот вода уносит прочь какого-то неудачника, плывущего лицом вниз, должно быть, ударился головой или просто захлебнулся. И всем наплевать, ведь на дне столько золота, сколько любой из присутствующих никогда не видел. Баснословная сумма, лежащая в иле, наполовину состоящем из дерьма и нечистот, заставляет людей нырять, топить других и тонуть самим. И погода холодная, наверняка хоть кто-нибудь да подхватит воспаление легких и сдохнет.

Эльф надвинул на лицо, выкрашенное в боевую раскраску под цвет человеческой кожи, капюшон и быстрым шагом двинулся прочь, в заранее облюбованный им и уличными грабителями узенький темный переулок: наверняка его где-то там уже ждут.

Так и оказалось. Миновав несколько домов, выходивших на улочку преимущественно глухими стенами и грязными незрячими окнами, Р'Энкор увидел впереди четверых молодчиков весьма красноречивой наружности. Бандитов он перевидал на своем веку достаточно, чтобы сейчас безошибочно определить: это они самые. Двое даже не прячут дубинки.

Улыбаясь, он шел прямо на них.

– Доброго вам денька, почтенный господин! – начал один из них, довольно щуплый по сравнению с товарищами тип, видимо, мозг банды. – А не вы ли тот неимоверно богатый человек, подкармливающий рыбку золотом?

Позади шаги. Еще один бандит позади, отрезающий путь к бегству. Наивные: пути к спасению нужны вовсе не 'жертве', потому что настоящая жертва тут – не Р'Энкор.

– Я и есть, – кивнул эльф, – а вы не очень-то и спешили.

– Ну, мы как-то не сразу и поверили, – картинно развел руками щуплый, – никогда не видели, чтобы люди сами золото в реку выбрасывали... Тут такое дело, господин, вы, видимо, просто невероятно богаты, а мы, Ллето свидетель, ужасно бедны. Не поделитесь ли с нами толикой вашего благосостояния?

Им бы бежать, глупцам, жертва прямо намекнула, что запланировала эту встречу, а значит – жди беды. Но нет, золото владеет их жалкими умами, вытесняя все остальное, даже инстинкт самосохранения.

– А делиться-то нечем, – ответил Р'Энкор, приближаясь к ним, – в реку высыпал все, что было. Впрочем, кое-что у меня есть... Вот, держите.

Два кинжала прыгнули из рукавов в ладони. Бросок в ближайшего парня с дубинкой, молниеносный разворот, бросок в подкрадывающегося сзади. Первому лезвие вошло в глаз, второму – в горло. Поднырнув под взмах дубинки со скоростью разящей гадюки, Р'Энкор оказался лицом к лицу со щуплым, основанием ладони вбил его носовой хрящ в мозг, перехватил руку с ножом второго бандита и ловким маневром поменялся с ним местами, подставив его голову под второй удар дубинки. Оставшись один на один с последним грабителем, эльф провел серию быстрых жестких ударов: под дых, в пах, по спине. Противник упал, скорчившись, тогда Р'Энкор обошел его и с размаху ударил ногой в лицо, затем принялся обрабатывать ребра и желудок. Сдавленные крики жертвы быстро смолкли, попытки закрыться от ударов руками прекратились, но он продолжал с неописуемым наслаждением наносить удар за ударом, пока в переулке не послышался топот подкованных сапог.

– Именем короля! Всем стоять! – завопил стражник-сержант.

– Все – уже не могут, – возразил, тяжело дыша, Р'Энкор и окинул незадачливых стражей правопорядка презрительным взглядом: – А что это с вас вода течет, как с водяных крыс? Как водичка в реке?

– Здесь я задаю вопросы! – рявкнул сержант, хватаясь за меч.

– Неужто? – Р'Энкор продемонстрировал медальон с королевским гербом и не спеша направился к стражникам.

Те, увидев регалию королевского придворного, склонились в поклоне, и Р'Энкор немедленно этим воспользовался, зарядив сержанту коленом в лицо и опрокинув его на мостовую.

– А ну-ка скажи мне, песий потрох, почему ты купался, когда подданных его величества грабят в переулке вверенного тебе квартала? – ласково спросил он, предвкушая новую порцию развлечения.

– Виноват, господин, не уследили! – прогнусавил сержант, сидя на земле и заслоняя лицо от возможного пинка.

В этот момент позади раздался стон. Вот уж прокол так прокол, оставить за своей спиной недобитого врага для таких, как Р'Энкор, совершенно непростительно. Но оказалось, что это не его недоработка: бандит, получивший удар дубиной от своего товарища, обладал весьма прочным черепом и умудрился выжить.

Р'Энкор немедленно изменил свои планы по избиению стражников: тут перспектива повеселее подворачивается.

– О, хвала Восьми! – воскликнул он, – этот бедолага жив, а я-то уж думал, разбойники его прикончили! Вы двое, песьи души, а ну-ка поднимите его и посадите вот тут, у стены!

Стражники незамедлительно выполнили приказ, придав грабителю сидячее положение, и принялись приводить его в чувство. Р'Энкор присел на корточки рядом с ним и, как только поймал первый осмысленный взгляд, полный страха, сказал:

– Ты как, в порядке, приятель? Хорошо, что эти уроды не проломили тебе череп. Да ты не смотри на меня такими перепуганными глазами, все уже позади, разбойники мертвы, тебе ничего не угрожает. Пошли, я о тебе позабочусь.

Грабитель, все еще ничего не понимая, попытался что-то сказать, но Р'Энкор сразу же принялся хлопать его по щекам:

– Ну же, давай, приходи в себя, наконец. Ладно, надо тебе выпить чутка. Пошли со мной.

Он взял грабителя за руку незаметным со стороны захватом, заставил подняться и повел на выход из переулка, мимоходом толкнув ногой тело забитого бандита, убеждаясь, что тот от побоев скончался, и бросил стражникам:

– Вперед, сучьи дети, наводите тут порядок! И не вякайте лишнего, если кто узнает, что я сделал вашу работу вместо вас, пока вы купались – в лучшем случае без жалованья останетесь. Шевелитесь, нечего тут глазами хлопать!

Когда они вдвоем вышли на улицу вдоль реки, в которой люди все еще ныряли, выискивая на дне золото, бандит, понимая, что влип во что-то похлеще цепких рук стражи, сделал робкую попытку вырваться, осознал, что это у него вряд ли получится, и заскулил, прося прощения и пощады.

– Заткнись, кусок дерьма, – презрительно ответил Р'Энкор, – я буду говорить, а ты – слушать, вякнешь еще хоть слово без разрешения – прямо тут выпущу тебе кишки и сброшу в реку. Усек?

Тот поспешно закивал.

– Значит, так, ублюдок. Сделаешь для меня кое-какую работенку – и я не сдам тебя страже. И даже заплачу двадцать золотых ойранов. Ничего сложного, как раз по твоей части. Понятно?

Грабитель снова закивал, и Р'Энкор увидел, как страх в его глазах начинает сменяться алчностью.

– Вопросы есть?

– Э-э... А что делать? И когда?

– Все узнаешь. Через два дня будешь ждать меня вечером вот прямо здесь, на этом самом месте. Слинять не вздумай, единственное место на свете, где я не смогу тебя достать – могила. А когда достану – ты пожалеешь, что сегодня я забил твоего подельника, а не тебя. Понял?

– Понял, понял...

– Вот и славно, – сказал Р'Энкор, отпустил бандита и бросил ему серебряную монету стоимостью в две месеты: – пойди выпей вина да подлечись, чтоб через два дня был в полном порядке. Будешь работать на меня – станешь богатым. Вздумаешь хитрить – повстречаешься со своими покойными дружками быстрее, чем тебе бы того хотелось. А теперь исчезни с глаз моих долой.

Проводив грабителя взглядом, он удовлетворенно хмыкнул. Славный день выдался, веселый, и развлечения еще только начинаются.

***

Эльф-часовой повстречался Кархаду практически в самом начале леса, он-то и провел небольшой караван к цели.

Рыцарь с интересом рассматривал поселок: деревянный частокол, на деревьях – гнезда стрелков-охранников. Все селение окружено странного вида кустами и полянами с грибами-визгунами. О грибах этих слышал всякий: охрана получше собак, подойти, не подняв тревогу, невозможно. Правда, на процессию с телегой визгуны не отреагировали: эльф-проводник успокоил их тихим напевом еще издали.

У ворот пришлось выждать минут пять. Кархад перед отправкой получил все необходимые для посла к эльфам указания и инструкции. Ждать у ворот приходится всегда, если визит неожиданный: по неизвестным причинам только старейшины эльфов, или, как они титулованы официально, Светлейшие, встречают послов, и всегда числом не менее трех. Потому, если кто-то из них сейчас спит или занят – придется подождать.

– Прошу простить мое любопытство, – обратился он к эльфу-сопровождающему, – а если бы в селении было меньше трех светлейших, а остальные отсутствовали бы – надо было бы ждать их возвращения?

Эльф взглянул на Кархада, словно на умственно неполноценного ребенка, и вроде бы дружелюбно, но все равно как на идиота:

– Так не бывает. В селении всегда не меньше трех светлейших.

Вскоре ворота открылись, сразу за ними рыцарь увидел небольшую группу встречающих, преимущественно воинов, а перед ней – трех высоких эльфов в ритуальных одеяниях старейшин, но неожиданно для себя обнаружил, что крайний справа – не в белом, а в темно-сером ниспадающем плаще. Мгновение спустя он осознал, что одежда-то под цвет лица. Двое старейшин – белолицые лесные эльфы, и у них белые одежды, но третий – серолицый. Дроу.

Кархад спешился, вошел в ворота, остановился ровно на линии ограды, следя, чтобы не ступить на внутреннюю территорию поселка, и поклонился:

– Приветствую вас! Я – Кархад Вэйл, посол его величества Дэнбара Талсидонского, привез его наилучшие пожелания и знак дружбы между Талсидонией и Эйльхеймом.

– Входи, посол, – разрешил тот, что стоял посредине, после чего все трое сделали предписанные своими обычаями три шага назад, символизирующие, что теперь на территории поселка есть место и для гостя.

По знаку Кархада слуги выпрягли из телеги лошадей – эльфы не любят, когда кони входят в поселок – и на руках втолкнули ее в ворота, после чего вышли обратно и расселись вокруг небольшого очага, устроенного под навесом за пределами ограды. Эльфы хоть и дружелюбны – но людей в своих селениях видеть не хотят без крайней на то нужды, потому для свиты послов предусмотрели навес от непогоды с небольшим освященным очагом снаружи поселка, и угощение слугам тоже вынесут наружу.

Кархад, следуя необходимым ритуальным формулировкам, от имени короля передал его подарок эльфам.

– Знак дружбы принят, – ответил светлейший, – ответный знак приготовят чуть позже: король Дэнбар решил отправить посла несколько раньше обычного.

– На то есть причина, – пояснил рыцарь, – мой король хотел бы... посоветоваться.

– И что это за причина собирать совет светлейших?

– Нет-нет, нет нужды в формальном совете. Дело, в котором мой король нуждается в совете, мелкое... но деликатное.

Крайний старейшина сделал знак в сторону небольшой площадки у центрального дерева поселка, где сами эльфы держат свои советы. В центре этой миниатюрной площади – скамейки, расположенные почти полным кругом. Старейшины расселись на своих местах, Кархаду было предложено место гостя. Вокруг площади заняли свои места шесть воинов – чистая формальность, на самом деле, потому что старейшины у эльфов – всегда сильные маги, и любой из них способен справиться с обычным рыцарем в считанные мгновения.

– Мы слушаем тебя, – сказал старший.

Кархад успел рассмотреть всех троих. Старший – высокий, крепкий, с белоснежной шевелюрой и короткой подстриженной бородкой, выглядит лет на пятьдесят по человеческим меркам, значит, ему под семьсот. Второй – существенно моложе, младший светлейший, видимо, от силы триста лет, хотя может, и всего пятьдесят, в этот период определить точный возраст эльфа может только другой эльф.

Больше всего Кархада интересовал третий. Дроу-светлейший? Из милосердия принять к себе злейшего врага – это одно, но сделать его одним из руководителей поселка? Как минимум, странно. Дроу, судя по всему, недавно перешагнул за триста или триста пятьдесят, кроме цвета кожи, вроде бы ничем не отличается от двух других, разве еще волосы черного цвета – огромная редкость как среди лесных, так и среди подземных эльфов. Надо будет рассказать дома, что старейшины выбирают цвет одежды именно по цвету своей кожи, а не просто белый...

– В двух словах, королю Дэнбару стало известно, что вы в последнее время приняли к себе некоторое число... э-м-м...подземных эльфов, – начал Кархад.

– Это исключительно наше дело, – ровно, но решительно сказал старший, – кого принимать.

– Конечно, ваше, – согласился рыцарь, – я имел в виду, дроу появились в Талсидонии, и король хочет прояснить кое-какие моменты, связанные с этим народом.

– Эйльхейм – не Талсидония.

– Вы опять не так меня поняли...

– Так может, посол, ты точнее сформулируешь суть вопроса?

Кархад развел руками.

– Да я уже и сформулировал. Я не говорю о тех дроу, которых вы приняли к себе. Просто Эйльхейм теперь не единственное место вокруг, где можно встретить подземного эльфа. В частности, один из дроу находится на королевской службе. Он полезен, но король хотел бы лучше понимать мотивы этого народа, понять, как работает их мышление, насколько им можно доверять. Вы знаете о дроу больше других, к тому же, они живут среди вас. Я хотел бы получить помощь в этом вопросе, было бы особенно хорошо поговорить с кем-нибудь из дроу, ну хотя бы с вами, – последние слова он адресовал светлейшему-дроу.

Все трое старейшин, а вместе с ними и охранники, сдержанно засмеялись, потом серолицый сказал:

– А я не дроу. Я родился на поверхности, в соседнем селении, и прожил там немногим меньше, чем правит в Талсидонии нынешняя династия. А сюда перебрался несколько лет назад. Так что с дроу меня не объединяет ничто, кроме крови моих предков, которых я даже не знаю. Но, полагаю, устроить тебе беседу с истинным подземником возможно... если кто-то из них согласится.

Светлейшие быстро посовещались на своем языке, затем отослали одного из воинов, и вскоре тот вернулся с еще одним темнокожим эльфом, и в нем Кархад сразу же заметил массу деталей, разительно отличающих его от остальных. Чуть ли не все, начиная с нехарактерного для эльфов вооружения в виде пары сабель и заканчивая слегка циничным выражением лица и манерой держаться, выдавало в нем самого настоящего дроу, ожившего персонажа детских страшилок... и не только детских.

После короткого разговора со старейшинами дроу уселся перед Кархадом и на ломаном талсидонском сказал:

– Я Тиэль из Дома... а, неважно. Что ты хочешь от меня услышать?

Всем своим обликом он показывал, что само присутствие рыцаря ему в тягость, и на разговор он согласился лишь чтобы услужить приютившим его эльфам. Не самый приятный тип, ну да ладно, Кархад ведь не собирается отдавать за него замуж свою сестру. Он незаметно сжал в кулаке кристалл правды, полученный от Дэнбара.

– К моему королю на службу нанялся один из твоего народа, и я хотел бы знать, как он думает, что ценит, можно ли ему доверять... Ну и все в таком духе.

Тиэль приподнял бровь:

– Кем нанялся?

– Охранником.

– Странно. А он точно из Подземья?

– Да. Что тут странного?

Дроу хмыкнул:

– Ну не любите вы нас. Ну и мы вас – тоже.

– Вы и с эльфами враждуете. Это не мешает тебе сейчас жить у них, верно?

– То эльфы, а то... вы. С эльфами у моего народа вражда, но они нас не боятся и в некоторых случаях мы можем найти у них пристанище. Вы, люди, ненавидите всех, кто не человек, и даже с эльфами живете мирно лишь оттого, что они заставляют вас захлебываться в своей крови всякий раз, когда вы забываетесь.

– А я почему-то думал, что это вы всех ненавидите, кто не дроу...

– Это не совсем верно. Нас учат сызмальства, что все остальные ненавидят нас. Ну и ненавидеть поверхностников учат. Считается, к примеру, что если во время порки громко желать смерти кому-нибудь наверху – не так больно будет. Но если б я по-настоящему ненавидел эльфов – жил бы среди них?

– А как ты вообще попал сюда?

– Во время налета, как же еще? Засада, ранение, плен.

– Налет на кого?

– На эльфов же.

– А почему тебя не убили? – удивился Кархад.

Дроу в ответ пожал плечами:

– Если б я знал – был бы как все здешние эльфы. Сначала думал – либо запытают, либо принесут в жертву. Когда не случилось ни того, ни другого – понял, что дома мне лгали... И остался.

– Это правда, что все дроу корыстны и властолюбивы? – сменил тему рыцарь. – Что они жаждут власти и богатства, словно орки – славы, и что всякий дроу руководствуется исключительно собственной выгодой?

Тиэль снисходительно усмехнулся:

– Ты путаешь совершенно разные вещи. Богатство и выгода – не вполне одно и то же, ведь выгода не всегда бывает материальна, а богатство – лишь инструмент, не более того. Вот власть – да, это истинная цель любого из моего народа, но тут тоже есть момент, который ты, видимо, не понимаешь. Скажем, моя персональная жажда власти и авторитета не имеет ничего общего с помешательством орков. Мужчинам и низкородным женщинам нужен не сам статус как таковой, а преимущества. Когда ты не имеешь власти – ты зависим от других, от их милости, немилости или просто плохого настроения. Когда ты владыка – другие зависят от тебя.

Но совсем другое дело – женщины знатных домов. Вот для них статус – все, все остальное – ничто. Каждая из них – жрица Ллос, их богини. Продвинуться по лестнице храмовой иерархии как можно выше, до самого верха – предел мечтаний. Это именно по их воле мы идем наверх, устраиваем резню поверхностникам, чтобы порадовать Ллос, убиваем и сами гибнем.

Кархад задумчиво подпер голову кулаком.

– Хорошо, ты говорил – ты из знатного Дома. Теперь, когда ты здесь, куда делась твоя жажда статуса и власти?

Дроу лишь пожал плечами:

– А куда она должна была деться? Мне сто двадцать лет, из которых я жил по законам моей неласковой родины сто три. Перевоспитать на здешний манер удается только очень молодых, а я так и останусь тем, кто я есть, на всю жизнь.

– И ты, кхм, так легко в этом признаешься? Говорят, дроу скрытны и не склонны говорить правду, если им это невыгодно...

– Да-да, так и есть, – подтвердил Тиэль, – мы не считаем ложь пороком, скрытность для нас – обычный образ жизни, интриги и заговоры – естественный способ достижения цели.

– Удары в спину и предательства?

– Все верно. Из нас мало кто доживает до трехсот, ненасильственная смерть – из разряда чудес.

– Правда, что дроу злы и жестоки?

– Ложь. Мы всего лишь добиваемся своих целей, невзирая ни на что.

– Хм... и это все верно и в отношении тебя?

– Само собой.

– Эм-м-м... То есть, ты только что вот так запросто признался, что ты лживый, подлый, бесчестный, властолюбивый, и это при том, что твои светлейшие сидят прямо у тебя за спиной?

Тут Тиэль захохотал, весело и искренне, и Кархад заметил, что старейшины тоже посмеиваются.

– Во-первых, – сказал дроу, отсмеявшись, – лгать, не попадаясь на лжи – это у нас доблесть. Подлость – добродетель. Властолюбие – норма. Насчет бесчестности ничего сказать не могу, потому что слово 'честь' для меня – пустой звук. Я так и не понял, что имеется в виду под ним. Во-вторых, светлейшие и так прекрасно знают все, что я только что сказал, это только для тебя откровение, не для них. И если бы я сказал тебе что-то отличное от того, что ты слышал – они немедленно уличили бы меня во лжи.

Кархад поднял руки в символическом жесте:

– Все, я сдаюсь. Я даже не представляю себе, как ты с твоей-то натурой уживаешься среди столь сильно отличных от тебя эльфов, как не понимаю и того, почему они тебя терпят...

– Так тут-то как раз все просто, – пояснил Тиэль, – я живу тут точно так же, как жил дома, и преследую те же цели. Для меня не изменилось ничего, кроме правил игры. Да, привычные методы неприменимы, тут такие странные нравы, что, к примеру, ложь роняет авторитет, а если я говорю невыгодную мне правду – мой авторитет повышается. Я не понимаю, почему – но факт остается фактом. Тут есть слово такое – 'доверие'. Кто никогда не лжет – у того много 'доверия'. И чем больше у меня его, тем больше мне верят на слово, не проверяя. Хоть убей, но я считаю это глупым: все доверие на свете не помешает мне лгать, если надо будет. Но – даже не понимая смысла правил, я все равно играю по ним. Ты спрашивал о злобе и жестокости? Здесь они мне не нужны. Врагов у меня тут нет, понимаешь? Общество эльфов устроено наоборот по сравнению с обществом моего народа. Дома, чтобы получить власть и статус, надо было что-то делать. Например, устроить пакость или несчастный случай тому, кто находится на ступеньку выше тебя. Он свалился – все, ты на его месте. А тут наоборот. Чтобы авторитет рос, надо, напротив, не делать некоторых вещей. Не лгать, не делать, как тут говорится, другому того, чего себе не желаешь... и все, если разобраться, и тогда авторитет растет сам по себе, главное – не мешать ему. И вот, я, бывший враг и пленник, теперь воин, разведчик, ночной часовой, иногда тренирую других воинов, если случится бой – я старший в своей четверке стрелков. Изучаю магию, в будущем пойду вверх по лестнице иерархии светлейших и, может быть, сам стану светлейшим. Когда-нибудь.

– Никогда бы не подумал, что дроу может удостоиться такого доверия. А как же склонность к предательству?

Тиэль вздохнул, словно учитель, вынужденный объяснять нерадивому ученику прописные истины, и сказал:

– Предательства не бывает самого по себе. Да, я могу предать – и предам кого угодно, но для этого выгода должна быть ощутимо больше того, что я потеряю. А потеряю я, во-первых, свой дом. Меня больше не примут ни в одном селении. И куда мне дальше деваться? К вам, людишкам? Сильно сомневаюсь даже не в том, примете ли вы меня так же хорошо, как приняли здесь, а примете ли вообще. Во-вторых...да к йоклол, тут и 'во-первых' хватает.

– Хм... а обратно домой?

– А там меня убьют сразу же. Потому что я уже знаю, как на самом деле обстоят дела наверху. Тот, кто жил внизу и наверху – вниз никогда не вернется. Тут жить легко и привольно, не боишься удара в спину от своего окружения, не подвергнешься наказанию просто так, ради чьего-то развлечения... да что там говорить. Ты все равно не поймешь, потому что ни дня не провел в Подземье. Как бы я ни живописал тебе жизнь в моем родном краю – ты ни на йоту не приблизишься к пониманию, это надо почувствовать на себе. И это все знают. Вот потому на Большом совете окружающих лесов один из поселков представляет светлейший-дроу. И это объясняется легко и просто – доверием. Только не странным здешним, а обычным: доверять можно лишь тому, кто по определенным причинам не может обмануть или предать, все просто. Тот дроу-светлейший достиг практически наивысшей ступени иерархии, и больше нет на свете ничего, еще более ценного. Он не может предать, потому что при любом раскладе потеряет больше, чем выиграет.