Текст книги "Предай их всех (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

***

Р'Энкор толкнул дверь харчевни и вошел в полутемное помещение, пропахшее не самыми приятными для тонкого обоняния запахами. Пригоревшее масло – особенная мерзость, но людишкам этот аромат почему-то нравится. Ну да неважно, он сюда пришел ненадолго.

Из посетителей – трое мужчин, более или менее опрятных по людским меркам, сидят за дальним столом и что-то едят, переговариваясь короткими фразами, что-то о ремесле своем судачат. Еще хозяин да служанка, дочь его, судя по возрасту и некоторой схожести черт – вот и все присутствующие. Маловато, ну да ладно, авось получится и тут.

Как только маленькие, заплывшие жирком глазки хозяина зацепились за дорогой, дворянского покроя плащ вошедшего, Р'Энкор небрежным жестом уронил на пол несколько серебряных монет общей стоимостью где-то в половину ойрана.

– Самой лучшей еды мне, самого лучшего вина – и поживее, – надменно возвестил он, глядя подчеркнуто мимо хозяина.

Жест этот, с бросанием монет на пол, Р'Энкор подглядел у кого-то из людских же вельмож в одном придорожном трактире лет пятнадцать тому назад, и он ему сразу же очень понравился своей предельной понятностью и эффективностью. Хозяин харчевни, бормоча раболепные заискивающие фразы, моментально оказался подле гостя, ползая вокруг него на коленях и собирая монетки с грязного пола, и Р'Энкор ощутил странное чувство гармонии с окружающей обстановкой. Вот он стоит, с гордо поднятой головой и презрительным выражением лица, вот человечишка, аки тварь или червь, пресмыкается у его ног. Именно так все и должно быть, все на своих местах.

Он перешагнул через хозяина, прошел, нарочно позвякивая саблями, к середине зала и уселся за центральный стол, так, чтобы светильник хорошо его освещал. Вокруг него сразу же засуетились служанки – появилась и вторая, очень похожая на первую, но в два раза старше, видимо, мать ее и жена хозяина – на столе сразу же оказались тарелки с разной снедью и закусками. Полминуты не прошло, как хозяин, уже собравший деньги с пола, резво, невзирая на вес и возраст, прискакал откуда-то с темной, покрытой пылью бутылкой, на ходу вытирая ее о свой камзол.

Р'Энкор расселся на деревянном стуле так горделиво и вольготно, как не всякий король на троне сидит, и изящным движением сбросил с головы капюшон.

...О, как он предвкушал это мгновение! У служанок разом затряслись мелкой дрожью руки, хозяин испуганно икнул, а трое едоков, которые с появлением 'знатного господина' стали говорить в три раза тише и только завистливыми взглядами провожали подбираемые с пола монетки, просто ахнули.

– Клянусь срамным удом Нергала, – проговорил один из них, – да это же дроу!

Р'Энкор медленно, с ленцой, повернул к нему лицо и надменно осведомился:

– Ты там что-то о моей персоне прохрюкал, боров смердящий?

Тут он, конечно, немного кривил душой, потому как все трое – жилистые и крепкие, но если сравнить с подтянутым и стройным эльфом, то эпитет пусть и не совсем точен, но наполовину все же уместен, а главное – весьма оскорбителен.

Вскочили, сжимая кулаки, все трое.

– Ты что себе позволяешь, тварь подземная?! – вскричал самый старший.

– Что мне хочется, то и позволяю, – еще заносчивей ответил Р'Энкор, – и у жалкого слизняка вроде тебя спрашивать позволения уж точно не намерен. Так что жуйте свои помои молча, дерьмоглоты, а лучше – вообще выметайтесь отсюда, вы оскорбляете мой взор, мой слух и мой нос своим существованием!

Вот тут от негодования завопили все трое, самый молодой сжал в руке вилку, словно кинжал, а потом сквозь этот хор прорвался самый мощный голос старшего.

– Ты, выблядок подземной шлюхи, приперся в нашу страну, в наш город, жрешь нашу еду в нашей харчевне – да еще смеешь так нас поносить, мразь?! Мы тебе сейчас живенько покажем, где твое место – в сточной канаве, а лучше – на ближайшем дереве!

Р'Энкор тем временем придирчиво осмотрел собственную вилку: вроде чистая, но перестраховаться стоит. Стащил с руки перчатку, короткое, режущее слух слово – и прямо из ладони поднимается небольшой язык пламени. Он слегка прокалил вилку в огне, сжал кулак так, что только меж пальцев дымок заструился, взглянул на троицу и ухмыльнулся волчьей ухмылкой.

– Попытайтесь, ничтожества. Смелее, ну!

Непринужденная демонстрация магии произвела отрезвляющий эффект.

– Ну погоди, колдун чернодушный, сейчас ты иначе запоешь, – пообещал один из людей, а затем все трое бочком проскользнули к двери и покинули харчевню.

Р'Энкор наколол на вилку кусок вареного в вине мяса, отправил в рот и прожевал.

– Неплохо, неплохо, – одобрил он, взглянув на хозяина, который испуганно полуприсел у себя за прилавком и, должно быть, соображал, что же дальше будет.

Вскоре снаружи загрохотали подкованные сапоги. Дверь с шумом отворилась и в харчевню ворвался отряд городской стражи, которых привели давешние людишки.

– Вот он, господин капитан, вот он! – завопили все трое и одновременно показали на спокойно ужинающего дроу пальцами.

– Именем короля! – рявкнул капитан, краснолицый и тоже растолстевший слегка на казенном пайке.

– Именем его, – подтвердил Р'Энкор и поднялся со стула, демонстрируя поблескивающий золотом медальон: – чего застыл, сучий потрох? Память короткая? Забыл, как надо кланяться королевскому придворному вельможе?

Капитан, пытаясь совладать с выпученными от удивления глазами, немедленно согнулся в поклоне, бормоча слова почтительного извинения, и попытался, не разгибаясь, задом выйти туда же, откуда пришел, вытолкав собственной филейной частью весь свой отряд. Его шок Р'Энкору вполне понятен: пылая праведным гневом, он спешил разобраться с бесчинствующим в самом сердце Талсидонии и вверенного ему участка проклятым дроу, а напоролся на королевского придворного, и теперь в его узколобой черепушке мечутся обычный страх перед власть имущим и полное непонимание того, как подземный эльф заполучил королевский медальон.

Следом за капитаном попятились и горожане, моментально растерявшие весь свой гнев, но не тут-то было.

– Не так быстро, жирдяй, – остановил капитана Р'Энкор, – вот эти три ублюдка оскорбили королевского придворного, а тот, что с седыми усами, еще и угрожал расправой и убийством. Если ты помимо этикета и законы забыл – напоминаю, этим двоим по пятьдесят плетей, а этому – пятьдесят за оскорбление и еще полтораста за угрозу. Приступай немедленно. Да-да, прямо тут. Вон в том углу.

Тут старший, осознав, что наказания может и не пережить, бухнулся на колени.

– Смилуйтесь, пресветлый господин! – запричитал он. – Нергал меня за язык дернул светлости вашей грубить! Простите великодушно старого глупого дурака!

Р'Энкор ухмыльнулся.

– Закон предусматривает за угрозу в адрес чиновника, вельможи или дворянина, помимо плетей, цитирую, 'отрезание того, чем угроза была высказана, и того, чем она может быть осуществлена', то есть языка и рук. А я только плетей потребовал – видишь, какой я милостивый? – Он сунул вилку в салатницу, наколол несколько тонких кружков маринованных овощей и кивнул капитану: – начинай.

Самым забавным во всем этом была пытка, причиняемая именно капитану. Туповатый, как все люди, бесхитростный до остекленения – он совершенно не владел своим лицом, и по нему Р'Энкор с легкостью читал все то, что происходило в человечьей душонке. Люди не только чувствительны к страданиям и гибели себе подобных, но и обладают определенной приверженностью своему сообществу, по признаку королевства либо отдельно взятого города, при этом испытывая противоположные чувства к чужакам.

Вот и этот капитан – а их Р'Энкор перевидал немало – в другой ситуации охотно исполняющий приказы вельмож и не упускающий возможности показать окружающим, насколько он, капитан стражи, выше остальной черни, теперь попал в крайне досадное положение. Он вынужден исполнять приказы чужака, причем одного из самых ненавидимых, подземного эльфа, и никакой медальон не заставит его признать серолицего дроу своим. И по воле чужака – истязать своих земляков, тех, которые бросились к нему за помощью и которые внезапно нашли в его лице не защитника, но палача. Капитан бы рад был сделать с чужаком то, чем грозились эти трое людишек – но сейчас должен наказывать их именно за это.

Стражники быстро освободили немного места в углу, положили первого из провинившихся на стол спиной кверху, сняв с него одежду, и принялись охаживать с двух сторон плетями. Человечек только охал.

Р'Энкор, не забывая считать в уме удары, взялся за кубок с вином, перед этим надев на палец перстень с секретным глифом и, незаметно коснувшись им металла сосуда, шепотом произнес заклинание. Глиф не отреагировал, пить можно. Он, конечно, и не ожидал, что его попытаются отравить, но осторожность давно стала второй натурой. Отхлебнул немного, поболтал вино во рту. Неплохое. Конечно, во дворце даже слуги пьют напитки получше, но Р'Энкор слишком хорошо помнит те относительно счастливые времена, когда им с отцом и дрянное вино было роскошью, потому как многие люди вообще отказывались продавать им что-либо.

Сейчас... сейчас ему по карману вина, что некоторые короли себе только по праздникам могут позволить... Вот только отца, увы, уже нет.

– Не отлынивать, собаки! – с неожиданной даже для себя злобой прикрикнул он на стражников, – пятьдесят ударов плетью, а не поглаживаний! Или мне показать вам, как надо бить?!

От этого вскрика младшая из служанок мелко вздрогнула. Все трое – хозяин, его жена и дочь – стоят сбоку у своего прилавка, одновременно боясь и лишний попасть на глаза страшному гостю, и, не приведи Ариант, или кому там они поклоняются, не услышать своевременно очередное повеление.

Р'Энкор отправил в рот маленький, на один раз укусить, пирожок со сладкой начинкой внутри, прожевал, проглотил и адресовал слугам подчеркнуто наигранную улыбку.

– Хорошие пирожки.

Тем временем стражники отсчитали пятьдесят плетей первому и положили на стол второго. Капитан стоит у стены, багровый. Должно быть, испытывает то непонятное чувство, что люди зовут стыдом и которое, если верить им, вроде бы причиняет нетелесные страдания. Такова мрачная ирония судьбы, небес, богов или кто там этим распоряжается: он, Р'Энкор, был готов учиться у людей жить, как они, и согласись людишки – сейчас он знал бы, что такое этот самый стыд. Но из-за ненависти людской он лишился отца и при этом не обременен ни стыдом, ни совестью, которые могли бы хоть как-то защитить людишек от его мести.

Второй оказался менее стоек к боли, и если бы стражники били более размеренно – из криков и стонов получился бы неплохой аккомпанемент к ужину. Невольные палачи, тяготясь своей обязанностью, старались закончить все побыстрее, отчего сила ударов их непроизвольно росла.

Р'Энкор успел доесть мясо и салат и вплотную занялся закусками, прихлебывая из бокала, когда очередь дошла и до старшего.

– Ваша светлость, пощадите, – снова заскулил он, когда стражники принялись стаскивать с него сюртук, – я не переживу двести плетей! Старый я, сердце не выдержит!

Эльф повернул к нему лицо и чуть наклонился вперед.

– А где ты тут светлость заприметил? Я – поганый, проклятый дроу, гнусная подземная тварь. Видишь на щеке отметку от камня? Человек, который оставил мне это, совершенно не заботился о том, переживу ли я избиение камнями, так что и твоя жизнь меня не заботит. Всего этого могло бы и не быть, если б ты, увидев меня, продолжал молча есть свою еду, глядя в свою тарелку, ну а теперь будет тебе урок. Ну или всем, кроме тебя, если сам околеешь.

Старик, видимо, потерял сознание где-то на сорока ударах, потому что перестал вскрикивать. Палачи продолжают свою работу, стараясь не глядеть ни на истязаемого, ни друг на друга, капитан в немом отчаянии смотрит в пол, на носки своих сапог, остальные стражники тоже явно не в своей тарелке.

Когда Р'Энкор досчитал до ста восьми, снаружи послышался неразборчивый шум, состоящий в основном из голосов многих людей.

– А ну тихо! – велел эльф, прислушался и спросил у капитана: – что там происходит?

Тот, радуясь прекращению экзекуции, немедленно толкнул ближайшего подчиненного:

– Проверь, что снаружи творится!

Тот открыл дверь, выглянул – и сразу же обернулся:

– Пожар, господин капитан!

Р'Энкор, оставив на столе недоеденный ужин, вышел из харчевни и увидел, что в соседнем квартале ярко пылает дом, в густых сумерках отбрасывая вокруг оранжевые блики. По улице бежали люди, кто с лопатой, кто с ведром, слышался типичный шум и гам, непременно возникающий там, где большая толпа людей пытается сообща делать важное и срочное дело, но не может нормально организоваться из-за отсутствия иерархии, лидеров, да и просто из-за своей тупости.

За Р'Энкором следом выглянули капитан, пара стражников и хозяин.

– Это 'Три кружки' горят, – сказал владелец харчевни, – боги, помогите толстому Линцу...

Эльф, притворно сокрушаясь, покачал головой:

– Ай-ай-ай, какое горе! Толстый Линц – такой, с черными усами и приплюснутым носом?

– Да, ваша светлость, это он...

– А я его запомнил, потому что две недели назад я туда зашел, спросил приличной еды – так этот Линц на меня с руганью и проклятиями набросился, – ухмыльнулся Р'Энкор. – Как там в 'Наставлениях Арианта' говорится? Не сделай зла другому, ибо к тебе же оно и вернется. А я просто покушать хотел... И вот 'Три кружки' горят тепло и ярко. Ах, какое, хе-хе-хе, несчастье!

Эльф повернулся к капитану. Тот, переминаясь с ноги на ногу, смотрел то в землю, то на пожар, то на него.

– Чего стоишь и мнешься, капитан? Беги, помогай тушить. И тех троих доходяг забери. – Он повернулся к хозяину харчевни и помахал рукой: – а мясо очень даже ничего. Я еще зайду как-нибудь.

Сдобрив слова нарочитой улыбкой, Р'Энкор двинулся по улице прочь от пожара. Свернул в темную улицу, прошел парой переулков и вышел на берег речушки, где не так давно устроил людишкам купание.

Знакомый силуэт он заметил на условленном месте сразу. Давешний грабитель сейчас наверняка занят лишь двумя мыслями: подсчетами, как потратить двадцать ойранов, и страхом того, что наниматель не придет. О тех, которые, может быть, заживо сгорели в 'Трех кружках', скорей всего, и не вспоминает: чувствительность к гибели себе подобных свойственна не всем людям, и это очень сильно упрощает Р'Энкору жизнь.

– Ты хорошо справился с работой, – сказал он, подходя ближе, – красиво горело.

– Да, господин, я большой мастер таких работ, говорил же, что не подведу! – заявил грабитель вроде бы с апломбом, но Р'Энкор легко разобрал в его голосе страх и нервозность.

– Твое счастье, что это действительно так. – Он достал из кармана мешочек с золотом и бросил поджигателю: – как и договаривались.

Дрянной человечек, ощутив в руках вес мешочка и чувствуя характерный шорох, с которым золотые монетки трутся друг о дружку, принялся кланяться и благодарить, но Р'Энкор его прервал на полуслове.

– Заткнись и исчезни. И навсегда забудь, что встречался со мной. Пошел вон!

Грабитель повернулся и, прижимая к груди свое сокровище, поспешно направился прочь.

Метательные ножи летают без свиста, характерного для стрел и болтов, потому он так и не успел ничего понять, когда стальное лезвие, брошенное рукой дроу, вошло ему в затылок.

***

Праведные труды во благо Талсидонии Кархад начал с поиска доверенных людей. Предстоит ему борьба со всяческим нечистоплотным, нечестным сбродом, и в таком деле на первом месте стоят помощники, которым можно доверять. Где их взять, он знал заранее: по-настоящему можно положиться на того, кто стоял с тобой в одном строю в безнадежной битве. Как говаривал не раз отец, люди, готовые отдать свою жизнь, зачастую не согласятся продать свою честь.

Однако тут возникли определенные трудности, потому как из всех бойцов третьего эскадрона, выживших в сражении у Ваарды, в столице осталось только четверо. Остальные пока что разъехались по домам, кто на побывку, некоторые, оставив службу из-за ранений, навсегда. А из тех четверых для дела, которое король поручил Кархаду, кое-как подходят только двое. Двое других парни, безусловно, порядочные и достойные, но умом не блещут и неграмотные в придачу. На роль стражников и охранников сгодятся, однако же кому-то надо нечистоплотных чиновников на чистую воду выводить. А для этого нужны люди умные, проницательные.

Двое других – вполне сообразительны, особенно Риффус, сирота родом из Рэна, поначалу они обеспечат Кархаду сильное подспорье, но надо бы и других разыскать. Алькус Трой, тоже из Рэна, будет очень полезен: умен и немного образован в придачу. Кархаду он при расставании сообщил, что устроится в родном городе чиновником, так как из-за ранений служить в кавалерии уже не может... Алькус наверняка будет не прочь сделать карьеру при короле, карая продажных судей, потому как в раннем отрочестве его семья от нечестного суда пострадала, и теперь у него появляется дополнительный, личный мотив.

В целом, Кархад решил позвать себе на помощь четверых человек из тех, кто покинул столицу, чтоб с запасом, ежели кто откажется. Понадобятся, кроме светлых голов, еще и сильные руки – и других позовет. Поначалу им будет очень туго по неопытности, но это дело наживное. Главное же – за любого из них Кархад может поручиться, что это люди слова и чести.

Он пошел в канцелярию, располагающуюся в боковом крыле дворца, и первым делом затребовал королевскую грамоту, дарующую надлежащие полномочия. Грамоту оформили быстро и отнесли на подпись королю. Затем Кархад надиктовал писцу четыре письма и велел отправить адресатам, затем разослал слугами записки по столице, собирая товарищей по оружию из тех, кто остался, а сам пока отправился в храм Сияющей Дэнэбриэль.

Сия святая госпожа особым почитанием в Талсидонии не пользовалась, так как поклонялись ей, в основном, эльфы и жрецами становились они же, главным образом потому, что испытание начинающего священнослужителя Дэнэбриэль люди зачастую проваливали. Однако ее бесценный дар – кристаллы правды – люди оценили по достоинству, так что в храм ее частенько захаживали весьма высокие персоны.

Кархад прошел по эльфийскому кварталу, оставив коня в стойле, посматривая по сторонам. Ничего необычного, квартал как квартал, только домики посолидней да покрасивее: эльфы живут дольше, чем люди, и мыслят категориями не десятилетий, а веков, потому жилища свои строят основательней. И оград между домами нету, благодаря чему садики сливаются друг с другом, а дома их владельцев утопают в зелени, кажется, будто эльфы, придя в города людей, принесли с собой и кусочек родного леса. А поскольку длинноухие не любят коней и собак и не пропускают в свой квартал ни тех, ни других, сходство с парком только усиливается.

Храм располагался в середине квартала – непритязательное небольшое строение. Кархад, войдя внутрь, поклонился в сторону алтаря и принялся искать глазами жрецов, но не тут-то было. Из молящихся – всего одна пара средних, по меркам эльфов, лет, и больше никого.

Пришлось обождать добрый час. Периодически в храм входили новые посетители, все сплошь эльфы, и от одного из них Кархад узнал, что жрецы могут вообще не появиться в этот день, поскольку никаких служений не предвидится, а всем остальным молящимся посредничество жрецов ни к чему.

– А что тебе от них нужно? – спросил эльф.

– Кристалл правды, – ответил рыцарь.

– Тогда тебе лучше наведаться домой к Ивиалю, это старший из жрецов.

Эльф подробно объяснил, как найти нужный дом и предупредил, что стучать в дверь нужно молча. Почему так, Кархад спрашивать не стал: молча так молча.

Вскоре он уже уходил из эльфийского квартала, обеднев почти на сто ойранов, но с вожделенным кристаллом в кармане. Удовольствие это дорогое, оно и не удивительно, ведь процесс создания кристалла – непрерывный ритуал, длящийся четыре дня и три ночи, в котором принимают участие четверо сменяющих друг друга жрецов. Ушастые, может быть, продавали бы эти кристаллы еще дороже, но, к счастью для покупателей, какой-то из их священных текстов прямо запрещал требовать за них больше, чем цену хорошего коня, а жрец, нарушивший этот запрет, если верить байкам, мог запросто лишиться благоволения своей божественной госпожи. А как на самом деле – никто толком не знает, потому как эльфы вообще народ довольно дисциплинированный, и нарушать запреты, хоть своих старейшин, хоть своих богов, им не свойственно.

Кархад сунул руку в карман, сжал кристалл и ощутил знакомое покалывание. Сотня золотых, на самом деле, совсем малая цена за божественную милость немедленно распознавать любую ложь, а в том деле, которое Кархаду предстоит, эта способность дороже всякого золота.

К обеду явились слуги: записки вручить не удалось, в виду того, что нужные люди просто поразъехались кто куда: двое умудрились жениться практически одновременно и теперь веселились вовсю, третий уехал на побывку незнамо куда.

В итоге из четверых под рукой оказался только Риффус: он явился незамедлительно и заверил Кархада, что под его началом согласен на любую службу. Так что лиха беда начало, а один надежный человек уже есть.

Начать он решил с малого. Пошел вместе с Риффусом в городскую ратушу, в канцелярию, предъявил грамоту и запросил все жалобы, поступившие от горожан на чиновников и судей. Правда, писарь оказался не особо смышленым малым и выдал ему все, что накопилось за последние дни.

Кархад и его помощник просмотрели все жалобы и отобрали оттуда те, которые попадали в их круг обязанностей. Таких оказалось только две, обе адресовались королю с просьбой о заступничестве. В первой, хорошо и грамотно написанной, речь шла о несправедливом суде, и новоиспеченные слуги справедливости, попытавшись разобраться, осознали, что без помощи знающего стряпчего, на одной лишь жажде правосудия, им дело не решить.

– Вообще-то, мы можем просто поглядеть, как судья этот живет, – заметил Кархад, – и ежели в роскоши большой – значит, на руку нечист...

Риффус покачал головой.

– Судьям жалованье платят хорошее, чтоб жили, ни в чем не нуждаясь, но не в роскоши, однако это еще ничего не докажет. У судей, помимо жалованья, есть немало способов заработать. Положим, в моих краях до сих пор есть обычай дарить судьям подарки, и это может быть и праздничный пирог, и мешок яблок, скажем, и судьи то, что им не нужно, зачастую просто продают...

Кархад задумчиво забарабанил пальцами по столешнице.

– Обычай нехороший, – сказал он, – это ж практически узаконенное взяточничество...

– Нет-нет, – возразил Риффус, – это совсем другое. Подарки дарятся после судебного разбирательства, а нередко – и вообще без оного. У нас так, если кто, к примеру, поле собрал, праздник урожая отгулял, а судью не почтил подарком – значит, не уважает. Обычаи у нас такие, что судьям не должно иметь своего поля или ремесленничества, а народ должен чтить их за беспристрастность и честность, так было задолго до того, как им стали из казны платить жалование. И продавать лишки – невозбранно. Чем достойнее судья – тем богаче он живет. В моем городишке судья уездный еще десять лет назад заседал в кресле, обтянутом кожей другого судьи, мздоимца. Кресло было уже старое очень, в нем многие судьи сидели... А вот тут какие обычаи – не ведаю я. Но роскошная жизнь еще не доказывает, что судья судил криво, а скромность – что справедливо.

Кархад рассудил, что для проверки жалоб на справедливость суда следует самому быть судьей и в законах толк знать, а потому, не имея среди своих людей помощника, хорошо понимающего дела судейские, браться не пока не стоит. Да и вообще, король поручил ему не решения судей перепроверять, а разбираться с чиновниками, живущими не по закону и совести, что не совсем одно и то же. Просмотрев всего одну жалобу, Кархад наглядно понял, как много ему предстоит еще сделать, чтобы надлежащим образом выполнять королевское задание.

Зато вторая жалоба была гораздо более многообещающей, на произвол и беззаконие со стороны королевского вельможи, который по своей прихоти велел страже чуть ли не до смерти засечь троих верноподданных. Продравшись сквозь полуграмотный, скверно написанный текст, Кархад обнаружил, что объект жалобы – дроу, темный подземный эльф.

– Вот те раз, – сказал рыцарь вполголоса и повернулся к писарю: – вот эту жалобу я забираю на свое рассмотрение.

– Хм... Так выходит, правду говорят, что король пожаловал дворянство и привилегии темному эльфу? – спросил Риффус.

– Дворянство – нет, статус придворного – да, – ответил Кархад, – причем в моем присутствии.

А про себя подумал, что попал в крайне неудобное положение, однако спускать произвол с рук Р'Энкору не будет. Освободив Риффуса и велев ему приходить завтра с утра пораньше, он двинулся к ближайшему караульному посту. Там он отыскал ответственного офицера и выяснил, кто отвечает за нужный район и где его найти.

– Капитан Финтус вчера был во главе патруля, – ответил офицер, – а ныне он снова там же, мне думается, понеже вчера одна таверна у нас сгорела. 'Три кружки' называлась. Как начался пожар – посетители и слуги успели выскочить, а хозяин ходил в подвал за вином в тот момент, и его больше не видели. Так что Финтус должен там быть.

Кархад быстро отыскал 'Три кружки', точнее, пепелище, которое осталось на этом месте. Краснолицый толстяк с эполетами капитана действительно руководил осмотром и разбором пожарища.

– Капитан Финтус? – без околичностей спросил, спешившись, Кархад.

– Так точно, ваша светлость, – отозвался тот.

Рыцарь предъявил грамоту:

– Имеется жалоба на произвол некоего дроу с медальоном королевского вельможи. Было такое?

Капитан скорчил кислую мину и сказал с изрядной долей иронии:

– Никак нет. Произвола не было, было законное наказание за дерзкие речи в адрес высокого господина...

Теперь уже Кархад недовольно скривился.

– Тогда рассказывай, как все происходило.

– А что рассказывать-то. Сижу на посту. Прибегают трое горожан, одного из которых я знаю в лицо. Приличный человек. Говорят – тварь подземная приперлась в харчевню, да ведет себя нахально и грубо, чернокнижным колдовством грозит. Пришел я, значит, с патрулем, дабы разобраться – а это, оказывается, высокий господин, королевской милостью благословенный. И господин этот потребовал дать плетей – двоим за оскорбление, третьему за угрозы королевскому вельможе. Пришлось выполнять.

– И ты поверил? А если бы медальон поддельный был?

– А чего ж не поверить? Весь город судачит, что при дворце появился темный эльф, другой вопрос, что это сродни байке было.

– А что за угрозы-то?

– Не ведаю, потому как не присутствовал я.

Кархад понимающе прищурился.

– Значит, ты не присутствовал при нанесении оскорблений и угроз, но принял слова дроу за чистую монету?

Капитан пожал плечами:

– 'Всемудрый уклад талсидонский', раздел семь, абзац двести шесть. Слово дворянина либо приравненного к оным есть доказательство, при отсутствии доказательства лживости слова дворянина сего. А я простолюдин, и не по чину мне в слове вельможи королевского усомниться.

– Зато мне по чину, – сказал рыцарь, – так что если у тебя есть какие-то подозрения – выкладывай.

Финтус тяжело вздохнул.

– Сдается мне, давешний высокий господин откровенно развлекался, – сказал он. – Расправу велел устроить при нем же и преспокойно вкушал яства при этом. Вы, ваша светлость, хозяина расспросите, он-то все видел.

– А сам ты отчего не расспросил?

– Так пожар начался аккурат. Тут уж не до расспросов было.

Кархад чуть помолчал.

– Больше сказать ничего не имеешь?

Теперь уже чуть помолчал капитан.

– Сдается мне, ваша светлость, к пожару оный дроу причастен. Как только снаружи послышался шум, он велел прекратить экзекуцию и разузнать, что там дальше. Может, оно и к лучшему, не то третьего бедолагу засекли бы. А как стало ясно, что пожар – он бросил свой стол обеденный и выбежал смотреть. И с улыбкой поганою обронил, что хозяин 'Трех кружек' чуть ранее его обидел, но, думать надобно, тогда привилегий высоких дроу сей не имел...

– Ну понятно. Ладно, капитан, служба ждет, тебя твоя, меня – моя.

Он, следуя совету, отыскал по соседству нужную харчевню и обстоятельно расспросил хозяина о произошедшем, затем отправился во дворец.

По пути Кархад прикинул, что и как. Мстительный дроу, и так ненавидящий людей, вполне мог отомстить, устроив поджог. И выбор харчевни для своей очередной эскапады может быть не случаен, а специально по соседству. Надо найти серолицего гада и допросить.

Р'Энкор отыскался довольно быстро: слуги сообщили, что в это время он дает уроки владения кинжалом ее высочеству. Кархад, конечно же, был не в восторге от такого решения, благородной леди королевских кровей в компании такого мерзавца делать нечего, но воля короля есть воля короля.

Он подождал перед покоями Мирданы, в компании учителя риторики, около получаса. Затем появился камердинер, пригласил риторика и, узнав Кархада, почтительно осведомился, что доложить ее высочеству.

– Ничего, я сюда пришел вот за ним, – сказал рыцарь, завидев появившегося Р'Энкора.

– Ба, какие почтенные люди, – сразу же воскликнул гребаный дроу, – красноречивых дел мастер и с ним – мастер клеветнических.

Камердинер и учитель красноречия немедленно спрятались в покоях своей госпожи от всяческих неприятностей подальше, и Кархад остался с Р'Энкором один на один, не считая пары безмолвных стражников.

– Чем могу служить? – преспокойно спросил дроу.

– Разговор есть, – с каменным лицом ответил рыцарь.

Они вышли в безлюдный коридор, и Кархад сразу же перешел к делу.

– Что за происки ты творил вчера, окаянный?! Уже весь город судачит, что король пожаловал привилегии подземному эльфу!

– Вот и замечательно, – серьезно ответил тот, – этого я и добивался.

– Да ты издеваешься! Стоило тебе получить какие-то права, как ты сразу же пустился ими злоупотреблять?! Людям не нравится уже сам факт, что король тебя при дворце пригрел, а ты словно нарочно пытаешься вызвать кривотолки!

Дроу снисходительно хмыкнул.

– Не злоупотреблять, а употреблять по назначению. Я всего лишь пытаюсь донести до горожан, что дроу, который может встретиться им на улице – королевский придворный, и чем скорее они это поймут – тем лучше. Вот гляди, я вчера просто зашел покушать – и немедленно подвергся нападкам со стороны других посетителей. Мне это совсем не нравится, и я пытаюсь пресечь подобные вещи, для чего мне и нужны привилегии. А статус, которым не пользуются – бесполезен.

Кархад засопел и сунул руку в карман с кристаллом.

– А что насчет таверны, которая сгорела? Твоих рук дело?

Р'Энкор ухмыльнулся чуть шире:

– Вижу, сэр рыцарь, ты уже купил кристалл? Замечательно. Нет, это не моих рук дело.

Кархад разжал ладонь – кристалл был цел. Он с досадой вздохнул и спрятал его в карман.