Текст книги "Чапаята"
Автор книги: Владимир Разумневич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
КАК КОЛИН ПАПА С ЧАПАЕВЫМ ПОЗНАКОМИЛСЯ
Папа Коли Панкратова служил в Красной Армии. Осенью ему дали короткий отпуск. Домой он приехал прямо с фронта, на боевом коне. Коля в тот день договорился с Сашей Чапаевым отправиться на рыбалку. Пришел Саша с удочкой, а Коля говорит:
– Я не пойду. У меня папа с войны возвратился.
– Понятно, – сказал Саша. – Когда мой папа приезжает, я тоже без него никуда!
Услышал их разговор Колин папа и спросил:
– Как твоего отца зовут? Может, мы с ним знакомы?
– Василий Иванович, – ответил Саша.
– Василиев Ивановичей в нашем городе много. А фамилия-то какая?
– Чапаев.
– Вот те на! Чапаев на всем свете один! – обрадовался Колин папа. – Прежде, помнится, по соседству с нами богатеи жили, Волковойновы. А теперь, выходит, сам Чапай… Хорошо бы с ним встретиться, поговорить. Познакомь меня с ним, Саша.
– Как же я познакомлю? Он сейчас белых бьет. Дома не бывает.
– Жаль. Такого героя не увижу!.. А вы, значит, на рыбалку собрались? Ну что ж, удачи вам! По ухе я, признаться, давно истосковался…
Он помог накопать червей в огороде и проводил ребят до реки. Возвратился обратно и видит – возле соседнего дома остановилась тачанка. Двое военных – Чапаев и еще какой-то командир – вошли в дом, а третий, молоденький красноармеец, остался на крыльце за часового.
Колин папа решил не ждать мальчиков с рыбалки. Можно ведь и без помощи Саши встретиться с его отцом. Он прицепил шашку сбоку, начистил сапоги до блеска и отправился знакомиться с Чапаевым.
Часовой преградил ему дорогу винтовкой:
– Пускать не велено!
Колин папа подошел к дому с другой стороны и заглянул в окно. Чапаев склонился над картой и что-то говорил своему товарищу. Стоять под окном неудобно. Вполне возможно, что разговор у них секретный. Еще подумают, чего доброго, что их подслушивают…
Колин папа отпрянул от окна и зашагал к своему двору. «Чапаев, наверно, очень спешит и долго не задержится, – огорченно думал он. – Значит, и наше знакомство не состоится. Такая досада! Как обратить на себя внимание Чапаева?» Под навесом во дворе стояла на привязи лошадь. Колин папа накинул на нее седло и уздечку, сел верхом. Проехался мимо соседского дома. Но Чапаев на него даже не посмотрел.
Колин папа повернул лошадь обратно. Поскакал быстрее прежнего. Опять никакого внимания!
Что же делать? Он пустил коня на полный галоп и начал гарцевать перед окном – туда и обратно, туда и обратно… Бока у лошади взмокли. А Чапаев по-прежнему не видит его.
Колин папа, отчаявшись, на полном скаку вынул ноги из стремени, встал на спину лошади во весь рост и, держась за уздечку, стремительно пронесся по улице.
И тут Чапаев его заметил.
– Эй, лихой кавалерист! – крикнул он из окна. – Зайдите-ка ко мне!
Колин папа подвел коня к крыльцу, а сам бодро вошел в дом:
– Красноармеец Панкратов явился по вашему вызову, товарищ командир!
Чапаев взглянул на него строго:
– Что ж вы, красноармеец Панкратов, коня боевого без всякой надобности по улице гоняете? Вспотела лошадка, замучилась, бедняга. А вдруг сейчас – в бой? Конь устал, на каждом шагу спотыкаться будет. Понимаете вы это?
– Так точно, понимаю, – понуро ответил Колин папа.
– Жалеючи вас говорю, – Чапаев взглянул на него без прежней суровости. – Не хочу, чтобы красный боец из-за лошади в атаке отстал.
Колин папа не находил слов в свое оправдание. Чапаев заметил его растерянность и стал расспрашивать о службе, о боях, в которых он участвовал. Военный в комнате уже свернул карту и, собираясь уходить, позвал Василия Ивановича. Чапаев протянул Колиному папе руку на прощание:
– К сожалению, товарищ Панкратов, мне спешить надо. Ну, да мы с вами соседи. И Сашка мой дружит с вашим Колей. Так что встретимся не раз… А кавалерист вы – я видел из окна – ловкий! И конь у вас умница, во всем седоку послушный. Отведите его на конюшню, покормите овсом как следует. Пусть отдохнет! Вам командование дало передышку от боев. Значит, и конь в ней нуждается.
Колин папа взял коня под уздцы и повел к себе во двор.
Пришли ребята с речки. Принесли большой кукан окуней. Колин папа сказал им:
– А я без вас с Чапаевым познакомился! Он сам позвал меня к себе!
– Ну и как? – спросил Саша.
– Правильный командир! О бойцах заботится и к коню бережливый, – и он подробно рассказал, как проходило знакомство. – Вовек не забуду этой встречи!
Колин папа глянул на коня под навесом. Уткнувшись головой в колоду, усталый конь аппетитно жевал овес.
УХА С НАВАРОМ
Чешуя у окуня жесткая. Скребешь ножиком и так и эдак, а она не соскабливается. Коля замучился с окунем.
– Чистить окуня не нужно, – подсказал Саша. – Когда окунь с чешуйками, получается уха с наваром.
– А ты откуда знаешь? – спросил Коля. – Сам навар делал или Пелагея Ефимовна?
– Уху с наваром делал папа…
– Василий Иванович? Вы что – на рыбалку вместе ходили?
– Да нет! На пароходе плыли. Из Балакова в Саратов. Целую ночь! Пароход огромный, рыжий, с большущей трубой. Загудит – палуба трясется!
Саше хорошо запомнилась поездка на пароходе, хотя он тогда был еще малым ребенком. По шатким сходням бегали туда-сюда грузчики с мешками на спине, толкались пассажиры на палубе, а за бортом плавали по волнам белопенные узоры.
Саше особенно понравилось смотреть, как ворочаются могучие механизмы в шумном брюхе судна. Саша то и дело увлекал туда отца. Стальные руки машины то взлетали над трюмом, то падали в облаке пара. Там, в глубине, крутились и позвякивали механизмы поменьше.
– Сто лошадей впряги – пароход с места не стронешь, – сказал отец. – А тут одна машина. Горазд человек на выдумку!
Оба они долго не отходили от машины. Вдруг Саше послышалось: рядом кто-то всхлипнул. Оглянулся. Увидел в палубном проходе мальчика в белом халате. Мальчик прижимался лбом к стенке. Узенькие плечи и тесемки на спине вздрагивали.
– Наверное, палец обрезал, – предположил Саша.
Отец покачал головой:
– Из-за пальца поварята не плачут.
Он осторожно тронул мальчика за плечо:
– Слезы мужчин не украшают. Сказывай, кто обидел?
Поваренок обернулся. Худенькое веснушчатое лицо его было заплаканным. Оттопыренные уши пылали. На Чапаева он взглянул недоверчиво:
– Чего вам надо? Не ваше дело…
Провел кулаком по мокрым щекам, вытер руки о передник.
– Ишь какой грозный, – сказал Чапаев. – К нему – всей душой, а он и говорить не желает. Какая оса укусила?
– Если бы оса… Буфетчик уши надрал. Горят, спасу нет.
– За какие такие заслуги?
– Вот этим, – паренек кивнул на корму, где за столиком сидели три тучных пассажира, – ухи захотелось. А повар захворал. Я и так с ног сбился: мой им посуду, чисть вилки, пол подметай… А тут еще уху варить… Я им говорю: «Не умею»… А он меня за уши…
– Веди к буфетчику! – приказал Чапаев. – Я ему покажу, как руки распускать!
– Что вы! Что вы! – заволновался поваренок. – Он тогда меня с парохода выгонит. А мне нельзя. Дома – ни хлеба, ни картошки. Без моей помощи и вовсе плохо будет…
– Понятно, что же делать?
– Придется, видно, уху варить…
– А сможешь?
– Попытаюсь. Нехитрое дело…
– Не скажи. Уху варить – не ложки мыть… Вот что – бери меня в помощники, раз повара нет. Вдвоем мы скорее управимся.
Поваренок привел их на кухню. Стены каюты были запачканы сажей и чешуей. На длинном столе вдоль стены лежала рыба, большая и маленькая: несколько стерляжек, много окуней и ершей, жирный карась и еще какие-то неизвестные Саше рыбешки.
Мальчик взял карася и разрезал ему живот.
– Карася – в уху? – удивился Чапаев. – Не пойдет! Для ухи подавай мелкоту. Окуней и ершей – в самый раз!
Мальчик отстранил карася, стал чистить окуня.
– Кто же так чистит! – Чапаев забрал у него и нож. – Да ты, как я погляжу, повар совсем неопытный.
– Я не повар. Я просто посудник…
– Посудомойщик, значит? Все одно знать должен, что окуня для ухи чистить вовсе не обязательно. С чешуей он наваристей и клейкости больше. Вот смотри!
Чапаев засучил гимнастерку по локоть и принялся разделывать рыбу. Выпотрошил внутренности, отсек окуню жабры и выбросил их в ведерко.
– А это зачем? – спросил мальчик.
– Иначе бульон с горечью получится. И хозяин снова надерет тебе уши.
Чапаев вымыл распотрошенную рыбу под краном и бросил в котел. Крикнул посуднику:
– Давай сюда соль и лук… А лавровый лист имеется? И его туда же!.. Теперь пусть покипит…
– Вот выручили! – обрадовался посудник. – Уши мои, кажется, остыли. Пойду тарелки расставлять…
Саша с отцом последовали за ним на корму. Посудник ставил перед посетителями тарелки, раскладывал на столах ложки и ножи. Несколько раз он выбегал на кухню и возвращался обратно. Пробегая мимо Чапаева, он приветливо кивал головой и улыбался. Чапаев поманил его пальцем.
– Совет дам. Только ты не обижайся… Ложки надо класть справа. Ножи острием к тарелке обращай. Уж такое правило. Я точно знаю! Как кавалерист с одной стороны на коня садится, так и тут…
– А ведь верно! – вспомнил посудник. – Мне и буфетчик так говорил, да забыл я…
Он принес кастрюлю с дымящейся ухой и стал разливать по тарелкам. По корме разнесся вкусный запах, такой, что у Саши слюнки потекли.
Толстяк, сидевший за столом справа, поднес ложку ко рту и воскликнул:
– Ну и ну! За такую ушицу тебе хоть памятник ставь. Царская уха!
Чапаев весело сощурил глаза и взял Сашу за руку, повел к машинному отделению:
– Оценили все-таки наше рукоделие! – сказал он Саше. – Хоть это и не главное мое занятие, а приятно слышать!
Утром, когда они уже собрались сходить на пристань, маленький посудник разыскал Сашу на палубе и шепотом, как заговорщик, спросил:
– А твой папа где поваром работает? В Москве, да?
– И не повар он вовсе, – ответил Саша. – Разве ты не видишь?
– То, что он в гимнастерке? Ерунда! – отмахнулся парнишка. – У генералов, я слышал, повара в мундирах ходят… Наверное, стыдишься, что отец сам стряпает? Оттого и отнекиваешься. А первоклассный повар, скажу тебе, ценится повыше любого генерала!.. Буфетчик вчера сам нашей ухи отведал. Обещал жалованье надбавить. Потом, может, и в повара переведет. Вот видишь, что значит уха с наваром! А ты говоришь, он у тебя не повар. Меня не проведешь – повар повара видит издалека!
Признаться, Саша и сам не ожидал, что отец сумеет приготовить такую вкусную уху.
Лишь позже знакомые люди рассказали Саше, как Чапаев, когда был маленьким, работал за три рубля в месяц в чайной у богатого купца. Там он научился стряпать и торговать, мыть полы и варить уху с наваром. И еще многому другому научился, о чем потом не забывал всю жизнь.
НЕ ВСЯКИЙ АЭРОПЛАН ЖУЖЖИТ
В темном уголке двора, возле груды досок, возвышалась столярная мастерская. Василий Иванович построил ее еще до войны, когда плотничал вместе с отцом.
Земляной пол под верстаком весь усыпан стружками и опилками. На полке вдоль стены разместились рубанки разных размеров – от маленьких, величиной с ладонь, до гигантских, которых не поднять ни Аркашке, ни Саше.
Чапаев взял с полки самый большой рубанок и подошел к верстаку, шаркнул по доске раз-другой… Стружки, кудрявясь, весело вылетали из рубанка и белой пеной падали к ногам. В мастерской медово запахло свежим деревом.
Аркашка и Саша вертелись рядом, подминая босыми ногами мягкие стружки.
– Что, чапаята, не пора ли вам с рубанком познакомиться? – спросил отец. – А ну-ка!
Он подвел Сашу к верстаку и показал, как надо работать. Потом и Аркашкину руку прижал к колодке. Они стали втроем строгать одну доску. С помощью отца рубанок ходил по дереву легко, оставляя позади себя прямые полоски.
С каждым движением доска делалась светлее, глаже. Лишь кое-где оставались едва заметные шероховатости.
– Теперь подчистим, – отец поставил тяжелый рубанок на прежнее место.
Потом он достал с полки два других рубанка, поменьше. Один отдал Саше, другой Аркашке:
– Строгайте сами! А я буду смотреть.
Сыновья старались изо всех сил. Тонкие стружки висли на рубахах, забирались в волосы, щекотали за воротом. Дети смеялись и еще крепче налегали на колодки.
Когда доска стала совсем гладкой, отец провел по ней ладонью, смахнул стружки с верстака, сказал:
– Теперь думайте, чего будем мастерить из доски?
– Ружье! – сказал Саша. – Со штыком и дулом. Как взаправдашнее.
– Нет, ероплан! – воскликнул Аркашка.
– Начнем, пожалуй, с ружья, – сказал отец. – А то Сашке и оборониться будет нечем, когда враг налетит.
Выстроганную доску он распилил пополам. Одну половинку отесал топором. Получился приклад ружья. Потом приделал штык и дуло.
– Теперь я никого не боюсь! – заявил Саша. Он не мог налюбоваться своей винтовкой. – Пусть налетает хоть сто еропланов – всех побью!
А отец уже принялся за аэроплан: прибил к палке два фанерных крыла, а к хвосту приладил щепку.
– А где же пропеллер? – спросил Аркашка. – Без пропеллера он жужжать не будет.
– А зачем ему жужжать? – сказал отец. – Мы изобретем аэроплан бесшумный. Полетит на белых, а его не слышно.
– Без пропеллера не полетит, – сказал со знанием дела Аркашка.
– Еще как полетит! – ответил отец. – Принеси из дома шнурок, на котором мать белье сушит.
Аркашка сбегал за бечевкой и стал наблюдать за отцом.
Из кучи хвороста отец выбрал гибкую лозину, согнул ее и связал концы бечевкой. Хвост аэроплана упер в тугую веревку, а нос, где должен быть пропеллер, положил на лук. Затем оттянул хвост назад так, что лоза выгнулась, как пружина. Тогда отец отпустил аэроплан из рук, и он устремился вверх, пронесся выше крыш над двором, качнул крыльями и плавно повернул к реке.
Аркашка замахал кепкой:
– Полетел беляков бить… – И тут он услышал моторный гул в высоте, воскликнул удивленно: – Ероплан-то зажужжал! Вот чудо!
Отец глянул из-под ладони в небо, и лицо его сразу посуровело, встревожилось:
– Не радуйся! Это не наш гудит…
Сыновья задрали головы в ту сторону, куда показал отец.
За рекой, высоко над степью, парила черная неуклюжая птица. Приближаясь, она затарахтела громче, прерывистей. И вот уже стали отчетливо видны ее широкие, неподвижные крылья, тупой нос с пропеллером. Да это же аэроплан! Но не тот, который построил отец, а совсем другой, большой и сердитый. Зачем он здесь?
– Прорвется с бомбой к городу – беда, – забеспокоился Чапаев.
Голубое небо вдруг озарилось вспышкой. Неподалеку от аэроплана возникло белесое облако с радужными краями. Аэроплан качнуло, от него что-то оторвалось, упало на землю. Над степью ухнул взрыв. Потом послышались частые залпы, затрещали пулеметы. Под крылом аэроплана вспыхнули кудлатые дымки.
– Это наши шрапнелью бьют, – объяснил Чапаев.
Уходя от обстрела, аэроплан взметнулся ввысь, повернул назад и стал быстро, быстро удаляться.
– Теперь крылатого пирата пулей не достать, – сказал отец. – На аэроплане еще можно нагнать. Да где его взять?
– А мой? – только теперь вспомнил Аркашка.
Он сбегал за своим аэропланом, который приземлился неподалеку от дома, и принес его отцу:
– Запусти в небо! Пусть догоняет…
– Да врага-то уже и не видно. Скрылся. Ищи ветра в поле! – усмехнулся отец. – Потерпи, Аркашка. Скоро и у Красной Армии будут аэропланы. Много-много. Тогда-то уж стервятнику от нас не уйти живым!
– А меня возьмешь на ероплан?
– Непременно! Сядем рядышком и полетим. Без звука полетим! Вот увидишь… Так что хорошенько осваивай свою бесшумную машину. Пригодится!
Он оставил сыновей играть во дворе, а сам куда-то отправился по своим делам.
УРОК
Идет Чапаев по улице, а навстречу ему – ребята. Улюлюкают, кидают вверх сумки и ловят их на лету.
Впереди всех – сестрички Клава и Лима.
Чапаев увидел дочерей, остановился:
– Что за гам, а грачей нет?
– Мы сегодня не учимся! – сказала обрадованно Клава.
– Нас по домам распустили! – не менее радостно добавила Лима.
Мальчишки завопили «ура!», а один, с облупленным носом, запел приплясывая:
– Мы сегодня все без дела – учи-тельша забо-лела! Теле-лень, пусть хворает каждый день!
Чапаев покачал головой, насупился:
– Во-он какой у вас праздник! – И громко приказал: – А ну, марш обратно в класс, бездельники!
И, взяв Клаву и Лиму за руки, повел в школу. Остальные нехотя потянулись следом.
В классе разбрелись по своим местам и притихли в ожидании, что скажет Чапаев. Он помедлил, расправил пышные усы. Затем сказал решительно:
– Раз учительницы нет, учить буду я! – посмотрел на плясуна с облупленным носом, усмехнулся: – Может, ты и мне споешь «теле-лень», чтоб хворал я каждый день?
В ответ зашумел весь класс:
– Вам нельзя хворать.
– Вы дивизией командуете!
– Вы белых рубите!
Чапаевские усы дрогнули в усмешке:
– Так-так… Значит, Чапаю болеть не разрешается. А знаете ли вы, что учитель в классе – то же, что командир в армии?
– Скажете тоже… – буркнул насмешливо парень с облупленным носом. – Командир на фронте, а учительница… Если бы не она, мы бы тоже на фронт ушли.
– Выходит, вас учительница не пускает? – Чапаев посмотрел на ребят с сочувствием.
Подумал и махнул рукой:
– Ладно! Пожалуй, я вам в этом деле помогу. Не будем откладывать в долгий ящик. Кто желает записаться в дивизию?
Класс дружно поднял руки.
– Хорошо! – одобрил Чапаев. – Красной Армии во как нужно грамотное пополнение. А то у нас в дивизии едва буквы разбирают. Отважные бойцы, а образования никакого! Нашего брата батрака царь на задворках у гимназии держал. А военная наука – дело сложное! Вот мы и вынуждены к бывшим офицерам за помощью обращаться. Они в штабе у нас сидят, планы чертят. Вот бы вас да на их место! Как-никак родная кровь, дети крестьянские. На вас положиться можно!
Мальчишки недоуменно переглянулись – так с ними еще никто не разговаривал! Каждый тут же представил себя чапаевцем – на голове папаха с красной звездой, на боку – сабля, грудь перекрещена пулеметными лентами. Вот это да!
Василий Иванович прошелся по рядам, вглядываясь в лица ребят, словно оценивал – подходят они для дивизии или нет? Возле учительского стола остановился, в сомнении почесал подбородок:
– Вот только… Гм… Ростом и телом вы того…
Класс обиженно загудел. Чапаев успокоил:
– Малый рост не беда! Не в нем сила. Сила ваша – в грамоте. С такой силой и мал – удал! Так что унывать нечего!
Он вынул из планшетки карту, поманил детей пальцем:
– А ну-ка, идите сюда! Покажу вам карту.
Ребята повскакали с мест, сгрудились вокруг стола.
Чапаев поставил карандашом красный крестик на карте:
– Тут наш город. А тут, в сторонке, деревня Брыковка. Генерал Мартынов облюбовал ее для своей армии. Белые обороняются изо всех сил. Но долго брыкаться мы им не позволим! Выгоним из Брыковки в два счета!
Карандаш побежал вдоль черной полосы на карте:
– А ну, кто скажет, сколько верст нам топать до деревни? Кто самый прыткий? А?
– Тут и вершка нет! Значит, мало топать, – сунул облупленный нос в карту самый прыткий ученик.
Чапаев засмеялся:
– Эх ты, грамотей! На карте вершок, а на земле – три десятка верст. Сколько сантиметров в вершке?
– Мы сантиметров еще не проходили…
– Ну вот… А суешь нос в карту! Она для неуча лес темный… Хорошо, оставим карту. Вот приказ по дивизии, – показал Чапаев. – Видишь, какие аккуратные буквы? Как в книжке! Приказ в штабе на машинке отстукали тебе, красному командиру, и твоим бойцам – всем остальным ребятам. Они знать должны, как им действовать в бою. Читай! В приказе все подробно расписано… Быстро читай! Противник не ждет!
Малыш поднес бумажку к глазам, засопел, зашевелил губами. Покраснев до самых ушей, он натужно, по слогам прочел первое слово:
– При-каз…
Дальше пошли такие заковыристые незнакомые слова, что он и вовсе умолк.
Чапаев забрал бумажку:
– Куда же ты, командир, своих бойцов поведешь, если приказ прочитать не умеешь? В карте заплутался, о буквы спотыкаешься…
– Что ж, в дивизию, значит, мне нельзя? – спросил паренек безнадежно.
– Почему нельзя? Можно! Только придется подождать.
– А долго?
– Учительница твоя старается, чтобы побыстрее, да ты сам не хочешь.
– Как так не хочу?
– А кто плясал от радости, что учиться не нужно и пел «теле-лень»? Не ты ли? Коли сам себя за учебник не посадишь, долго придется дивизии ждать грамотного пополнения!..
– Больше петь «теле-лень» не буду…
– Рад слышать. Значит, признаешь учительницу своим главным командиром?
– Признаю…
– Тогда договор у нас будет такой: зачисляю всех вас отныне в резерв Красной Армии. А придет срок – милости прошу ко мне в дивизию!
На улицу Василий Иванович вышел вместе с Клавой и Лимой. Клава спросила:
– Неужто правда – возьмешь всех в армию?
– Слов на ветер не бросаю, – твердо сказал Чапаев.
– И Кольку возьмешь?
– Какого такого Кольку?
– Дюжева, что приказ читал…
– А-а, того! Что ж, и его возьму! Упрямый парнишка. Все из класса ушли, а он один остался. Я видел – раскрыл азбуку и учит, чтоб сегодняшний урок не пропал даром. Коли такое дело, Кольку Дюжева придется на один день прежде других в дивизию зачислить!
