Текст книги "Звёздные прыгуны (СИ)"

Автор книги: Владимир Лароу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

   Призрак – страх, кошмар межпланетных путешественников!

   Никто не видел их с близка, никто не разговаривал с ними, многие не верили, считая байкой, или галлюцинацией выживших из ума Прыгунов...

   И вот теперь Призрак, живой Призрак стоял перед Кецалем. Лицо, почти человеческое, с отросшими седыми волосами и глубокими складками, уставшие глаза... «Может ли Призрак быть живым?» – нелепая мысль засела в голове. – «И устать?»

   Призрак наклонился и протянул руку.

   «Сейчас», – решил Кецаль и крепко зажмурился... ничего не произошло. Он открыл глаза. Призрак все так же стоял с протянутой рукой.

   Не веря, не понимая, что делает, он с трудом отлепил коченеющую конечность от камня и вытянул ее навстречу.

   Ладонь оказалась неожиданно теплой и... шершавой, совсем не призрачной.

   Призрак поддержал его, помогая выбраться. Затем, не говоря ни слова, развернулся и последовал к группе камней, сереющих в тени замка.

   Не в силах сопротивляться, словно околдованный, спасенный последовал за спасителем.

   У камней Призрак остановился.

   Нестерпимый зуд неожиданно возник между лопатками, стремительно распространяясь по всему телу.

   Проход!

   Не веря своим чувствам, своему счастью, Кецаль сделал шаг – чувства усилились.

   Спасение!

   Он обернулся, чтобы поблагодарить Призрака – за спиной серели только голые камни и край площадки астероида...

   9.

   – Что означает эта метка?

   – Проход безлопастный.

   – А эта?

   – Ну... ведет он во вселенную... вселенную... – Дункан до рези в глазах всматривался в сложное переплетение линий, точек, запятых и более витиеватых закорючек. Но от одного пристального взгляда иероглиф не спешил раскрывать свои секреты, – ... вселенную...

   Наставник запыхтел перегревшимся паровозом.

   – Сколько можно повторять, учи знаки, учи, зубри!

   – Легко сказать, их больше тысячи!

   – От этого зависит, в некотором роде, твоя жизнь! Прыгуны, разведчики прошлого жертвовали своими жизнями ради того, чтобы такие оболтусы, в некотором роде, как ты, могли спокойно сидеть в классных комнатах, не рискуя после очередного Прыжка оказаться в жерле действующего вулкана, и заметь – это не эпитет.

   – Я это... учу...

   Но наставник, как это иногда с ним случалось, уже потерял связь с окружающим.

   – О-о, то было романтическое время. Опасное, но романтическое, – маленькие глазки закатились куда-то под низкий лоб. – Необходимо мужество, безрассудство, безумие, в некотором роде, чтобы, отыскав неизвестный Проход, шагнуть в него. Шагнуть в полном смысле этого слова, в неизвестность. Что ждет за поворотом? Неувядающая слава, или мучительная смерть? Саввбат Равв после Прыжка оказался в мире с атмосферой почти полностью лишенной кислорода. Больше месяца, слышишь, месяца, пока не представилась возможность вновь активировать Проход, он прожил на болоте, на счастье агента, оно оказалось совсем рядом. Поднимающиеся из жижи пузыри содержали некоторое количество пригодного для дыхания газа. Саввбат дышал им, в полном смысле этого слова, лицом в грязи.

   – Ну... – Дункан почесал за ухом.

   – Рецат Коль попал во вселенную, где время текло по кругу. Только прожив там полный цикл, который занял более двадцати лет, Рецат смог вернуться, причем, через пять минут, после своего отправления. Алект Татаринов переместился в мир, где температура летом достигала минус тридцати градусов по Цельсию, именно достигала, так как минус тридцать – едва ли не самое высокое положение столбика термометра, какое удалось зафиксировать.

   – Выжил?

   – Нет, замерз. Они гибли десятками, тысячами, но шли на это ради того, чтобы такие, в некотором роде, оболтусы, как ты, могли рассиживать в теплых классных комнатах и преспокойно учить метки.

   – Вы это уже говорили.

   – И повторюсь! Последний легендарный разведчик Бен Гаан так и закончил свою карьеру: ушел в очередной Проход – и не вернулся... разведчики вообще, редко умирают своей смертью.

   – И сейчас?

   – Сейчас... – наставник вывел глаза из-подо лба и низвел их до разглядывания красот каменного пола, – сейчас нет. Мы не открываем новых планет, не делаем шаги в неизвестное... ну да ладно, продолжим урок.

   Обучение шло полным ходом, Дункан уже научился активировать и преодолевать Проходы, почти привыкнув к кратковременному удушью и чувству падения, накатывающему во время путешествия. Они с наставником побывали в мире Скас, где правили ластоногие, похожие на акул, рыбы-телепаты, так как Скас был миром без клочка суши. Они побывали во вселенной полуразумных шаровых молний и даже в мире Темпа, по счастью, недолго, по словам наставника – минута в Темпе – это двое суток дома.

   Дункан был поражен, захвачен, околдован открывающимися возможностями, и почти безмерно счастлив... почти. За все это время, с того, памятного разговора, когда он дал согласие вступить в Гильдию, Орту он не видел.

   Он искал встречи с ней. Расспрашивал новых знакомых, наконец, просто слонялся по коридорам в надежде на случайную встречу... То ли девушка избегала его, то ли, подобно любому агенту, получила новое задание.

   – Наставник...

   – Слушаю.

   – Хотел спросить... – вопрос этот давно мучил Дункана. Орта – с ее слов – обычная девушка, однако, в качестве богини, она правила миром несколько поколений. – Вы бессмертные?

   Коротышка даже вздрогнул, часто заморгав маленькими глазками.

   – Откуда такой вопрос?

   – Ну... у меня была... есть... знакомая девушка, агент. Она работала богиней... в одном из миров...

   – Понимаю, понимаю. Что ж, выступать в качестве божества – особое задание, справиться с таким способен далеко не каждый индивидуум. На замещение того или иного божества специально подбирают похожих агентов, часто в ходу – пластические операции. Когда новый агент сменяет старого, некоторое время, божество не показывается, чтобы, даже те, кто помнил, немного подзабыли облик. Да и потом, кто станет особо присматриваться к богу, а если он слегка и изменился, так это его – божественное дело.

   – Понятно.

   Если так, как же Орта выглядела на самом деле? Насколько пластический хирург изменил истинную внешность девушки. Ее лицо – это маска. Он влюбился в творение эскулапа... Нет, Дункан одернул себя, если вначале, он видел в девушке именно красивое личико, то теперь... а что теперь? Сказать, что он знает ее, как личность было нельзя. Познал ее душу? Внутренний мир? Чем она живет, чем дышит, чего хочет, наконец? Тоже нет. Однако, девушка все еще притягивала его. Даже теперь, когда он узнал часть правды.

   – Наставник.

   – Ну что еще?

   – Когда я смогу перемещаться самостоятельно, с Камнем?

   – С Камнем... – маленькая ручка, словно проверяя на прочность, подергала кустистые бакенбарды. – Прыжок без Проходов – это очень сложно, это, в некотором роде, высшая ступень мастерства. Только лучшие из лучших, Прыгуны с многолетним опытом... и то, далеко не все.

   – Но все же?

   – Ты не понимаешь. Необходима абсолютная концентрация, полное отключение от окружающего мира и сосредоточение на объекте, месте, в которое желаешь перенестись. Если что-то пойдет не так, любая посторонняя мысль – и ты уже не там, где рассчитывал. Хорошо, если планета пригодна для жизни. Нет, ты еще не готов.

   Одного наставник не знал – Дункан однажды уже проделал это. В прошлом. В том же прошлом, у него осталось незаконченное дело...

   – К тому же, теперь подобные перемещения, в некотором роде, не приветствуются – высока вероятность потери драгоценного Камня.

   – Я думал – агента. На человека, выходит, наплевать.

   – Хватит болтать. Давай, работай!

   Дункан сосредоточился, серая стена перед ним пошла волнами...

   10.

   Ночью комплекс Гильдии жил... неотличимой от дня жизнью.

   Такой же гомон и шум большого учреждения с легким налетом неопрятности, неизбежным, когда множество людей и не людей не только работают, но и живут вместе. Как и днем степенно следовали, или бежали по неотложным делам агенты, техники, служащие. Дункан научился отличать их по знакам различия на вездесущей сине-голубой форме.

   Также оживали Проходы, и агенты из тысяч миров Гильдии несли сообщения, доклады, отчеты сюда, в штаб.

   Возвращаясь в свою комнату, Дункан старался подстроиться под общий немного неторопливый, немного суетный ритм. Сердце, предатель сердце, птицей в неволе, колотилось о грудную клетку, Трегарту казалось, что биение пересиливает даже вечный шум коридоров.

   «Если остановят? Если спросят, куда иду? И, главное, откуда?»

   Дункан тут же успокаивал себя.

   «Кто остановит? Я – один из десятков, сотен... Никому нет дела...»

   Помогало слабо.

   Казалось, все, кто попадался на пути: и четырехрукие аногоиды, и ракоподобные хиты кидали на него – Дункана полные подозрений взгляды. Казалось, они смотрят ему вслед... Дункан не смел обернуться, дабы проверить ощущения.

   Скорее, скорее...

   Здесь, во внутреннем кармане, рядом с безумно колотящимся сердцем, лежал... Камень Перемещения. Трегарт взял его из сейфа классной комнаты, подсмотрев код, когда наставник запирал железную дверцу.

   Останови его кто, случайно, в коридоре, трудно будет объяснить, зачем ученику, среди ночи, понадобилась столь ценная вещь.

   Маленькое окно, клочок неба – иллюзия свободы, единственное свидетельство неограниченности мира тесными, заплесневевшими стенами камеры. Окно и металлическая дверь на проржавевших петлях. Трижды в день, после радостного скрипа, дверь одаривала узника порциями баланды. Семь раз квадрат окна менял цвет, сливаясь с мраком холодных стен.

   Там, за этим окном, за четырехугольником света кипела жизнь. Жили люди. Женились, сорились, рожали детей. Копили деньги и обиды, проматывали состояния и жизнь, строили планы и подчиненных, возводили воздушные замки и дома. Там...

   Тройной скрип петель, да смена освещения окна – единственные события нынешнего существования.

   Скоро не станет и их.

   Единственное утешение – ненависть!

   Он ненавидел мокроту стен и холод каменного пола, паразитом, алчущим плоти, добирающимся до вожделенного тела сквозь ненадежную преграду соломенного матраса. Он ненавидел это окно, безучастно, равнодушно взирающее с высоты положения на человеческие муки, он ненавидел скрипучую дверь, прокисшую баланду, которую все равно ждал, подобно манне небесной, и ненавидел себя за это ожидание, он ненавидел свое тело, начавшее покрываться язвами и зудящее в самых труднодоступных местах. Но больше всего, он ненавидел его... того, по чьей милости, он попал сюда.

   Наконец, поднявшись по очередной лестнице, Дункан узрел дверь своей комнаты. Серый прямоугольник, уменьшенный расстоянием бесконечного коридора.

   Хотя здесь, на жилых этажах, было не так людно, усилием воли, Трегарт заставил себя не бежать.

   Долго, мучительно долго. Казалось, прошла целая вечность, пока ладонь не коснулась холодного металла дверной ручки.

   Щелкнул замок. Не в силах сдерживаться, Трегарт прошмыгнул внутрь и, тяжело привалившись к обратной стороне двери, захлопнул ее.

   Сердце готово было выскочить из груди.

   Наконец-то! Дошел!

   Камень, небольшой ученический Камень – виновник страданий и страхов – удобно умостился в руке.

   У него осталось одно незаконченное дело... невыплаченный долг... и Камень, только Камень поможет рассчитаться с кредитором.

   Дункан погладил гладкую поверхность – знакомые ощущения.

   Не сводя взгляда с Камня, присел на кровать, чувствуя себя немного глупо. Он, один, в пустой комнате, уставился на кусок породы...

   Постарался вспомнить свои ощущения, чувства, мысли, настрой, когда перенесся к Орте. Представил лицо человека, к которому намеревался отправиться сейчас... во всех подробностях, до мельчайшей черточки... родинки... волоска... ничего. Серый камень покоился на открытой ладони.

   Нет, глупо это все!

   Неожиданно... комната поплыла, окружающее затянул густой, темный туман, накатило знакомое ощущение удушья...

   Получилось!

   Когда туман рассеялся, темнота не ушла, сменившись сумерками. Сумерками тесного каменного помещения с зарешеченным окном под потолком.

   Вместо ожидаемого лица на него смотрела грязная, заросшая физиономия, отдаленно напоминающая человеческую.

   Что-то изменилось в камере – ограниченном пространстве привычного мирка.

   Движение... Повеяло холодом, воздух, сам воздух дрогнул, волной от взрыва.

   Антон Левицкий закрыл глаза.

   А, когда открыл... Орта, Иисус, Будда, Зевс – одно из сотен божеств, которым он возносил молитвы, услышало их.

   Посреди камеры стоял он – виновник несчастий – Дункан Трегарт.

   В другое время, Антон задумался бы, как человек ни с того ни с сего, средь темной ночи, может очутиться в закрытом помещении. В другое время, он принялся бы анализировать свои ощущения, возможно, списал произошедшее на временное помешательство. Возможно, забеспокоился.

   В другое, не сейчас.

   С криком, добравшегося до добычи хищника, Антон кинулся на видение.

   К еще большей радости, видение оказалось материальным.

   Пальцы с отросшими ногтями впились в плоть. Живую, человеческую плоть.

   О-о, как он счастлив!

   – Э-э, – произнесло видение, перед тем, как Антон сбил его.

   Они покатились по полу. Антон рычал, кусался, никогда еще он так не любил этот жесткий, с выбоинами камень. Каждая ямка, каждая трещинка причиняла и ему – мучителю толику боли. Что она в сравнении с болью, пережитой Антоном!

   Но... недели нищенствования, недоеданий, дни заточения, дали о себе знать. Изловчившись, противник заломил руки Антона и, навалившись всем телом, прижал его к полу. Холодному каменному полу.

   – Убью, ненавижу! – визжал Левицкий.

   – С ума сошел? Это я – Дункан.

   – Из-за тебя, все из-за тебя! Из-за тебя... – слезы, горькие слезы, растапливая корку грязи, защекотали лицо.

   Силы драться, силы ненавидеть, даже силы жить внезапно оставили тело, выплеснувшись из глаз скудными потоками.

   – Ненавижу, ненавижу...

   Почувствовав изменение состояния, противник сполз с Антона.

   – Ты... это...

   – Ненавижу.

   О-о-о, как он жалел, искренне, всей душей, как никогда в жизни, жалел... себя.

   Гость заерзал на соломе, пытаясь устроиться поудобнее.

   – Слушай, это место похоже на тюрьму.

   – Оно и есть тюрьма, – Антон с трудом поднял лишенное сил тело.

   – Как... за что?..

   – После того, как ты украл камень, я скитался по планете, прятался, довольно долго, как для беглого раба – у них случилась небольшая заваруха, – он не мог драться, но ранил словами. – Питался отбросами, ночевал на помойках.

   – Извини, я не думал...

   – А что, что ты думал, после сотворенного нами, меня возведут в святые?

   – Нет, но тюрьма...

   – Я говорил – этот мир не для беглых рабов. Рано, или поздно их ловят, ловят, чтобы вернуть хозяевам. Мне повезло, Флостеры сейчас на другой планете, однако они летят сюда. Машинное отделение мне обеспечено.

   – Постой, я же вернулся как раз для этого – помочь тебе!

   – Как?

   – Так же, как перенесся сюда. Подойди ближе.

   Антон покорно пополз к Дункану.

   Тот занимался довольно странным делом – вытянув перед лицом раскрытую ладонь, внимательно смотрел на нее.

   Недолгое пребывание в камере, похоже, подействовало на психику парня.

   Левицкий не успел додумать мысль. Неожиданно на него повеяло холодом, затем накатило смутно знакомое ощущение удушья, Антон почувствовал, что он... падает. Инстинктивно, он схватился за Дункана.

   Первое, что увидел Антон, когда открыл зажмуренные от страха глаза – свет. Яркий и какой-то... домашний, он лился, вытекал из высоких окон, он пронизывал воздух, предметы, тысячами лучиков впивался в самого Антона, возвращая его к жизни, возвращая само желание жить.

   – Где мы?

   Даже более чем странный способ путешествия мало занимал Левицкого. Слишком разителен был контраст между камерой и представшим местом.

   Большая комната, ковры, мебель. В той, прошлой, обеспеченной жизни, Антон Левицкий, наверняка, скривил бы нос, обозвав жилище: халупой. Теперь, в этой, оно казалось ему палатой дворца, райскими чертогами.

   – На Земле.

   – На Земле... планете Земля?

   Ужели месяцы недоедания и неделя камеры сыграли с ним злую шутку. Рассудок – бич и утешение узника, не выдержал...

   – На Земле, не сомневайся, – Трегарт, видимо, понял его состояние. – Это моя... не важно. Там – душ, в шкафу – вещи, в соседней комнате – телефон. Позвонишь – тебя заберут.

   – На Земле, на Земле! – словно заклинание, повторял Антон.

   Трегарт, между тем, прошелся по комнате. Взял фото с журнального столика, подержал в руках, словно раздумывая, что с ним делать. Поставил на место.

   – Оставайся, чувствуй себя, как... ты и есть дома. А мне пора.

   – Постой, куда?

   – У меня теперь другой дом.

   – Какой другой, если мы на Земле, если мы, правда, на Земле, да я тебя... озолочу! У нас, у тебя, с этой минуты ни жизнь – рай!

   – Нет, – улыбнулся Трегарт. – Это – твой рай, мой совсем в другом месте. Прощай. Мне, действительно, пора.

   И снова он замер, как в камере, уставившись на ладонь.

   На этой ладони что-то лежало, что-то знакомое...

   Повеяло холодом...

   Неизвестно откуда в закрытом помещении взялся ветер.

   Как в камере, Антон закрыл глаза.

   Когда он открыл их – в комнате никого не было.

   11.

    Исполняющиеся пророчества, сбывающиеся знамения, плюс расплодившиеся глашатаи – от убогих калек, до высокопоставленных горожан.

    Особое внимание следует уделить слухам. Общество должно, буквально, кишеть ими. Общество должно быть готово, более того ОЖИДАТЬ прихода агента-бога.

    «Памятка агенту»

   Гильдия. Закрытый курс для агентов-мессий.

   12.

   – Не двигаться!

   – Руки!

   – Медленно, так, чтобы мы видели!

   Стараясь производить как можно меньше резких, каких бы то ни было, движений, Трегарт выполнил указания вооруженных охранников.

   Покинуть комплекс Гильдии с помощью Камня оказалось легче простого, а вот возвращаться приходилось Проходами.

   Стандартная процедура опознания, не раз и не два, он проходил ее, вместе с наставником, возвращаясь из учебных походов. Если бы не Камень за пазухой...

   – Ты где был?

   Добрые глаза седобородого Гмем Канна – главы службы безопасности, на этот раз, не удержав истинную сущность, метали молнии.

   Рядом, мрачнее тучи, топтался наставник.

   – Тренировался.

   Камень Перемещения жег кожу сквозь ткань комбинезона. Но ведь ничего преступного он не совершил... кажется...

   – Где тренировался, тебя искали все утро?

   – То там... то здесь...

   – Пошли! – советник резко развернулся и широко зашагал по коридору. Наставник засеменил следом.

   С недобрым предчувствием, Трегарт пристроился в хвост «колонны».

   В Зале Перемещений – стандартной комнате с нишами-проходами, брате-близнеце десятков, разбросанных по всему комплексу, было непривычно многолюдно.

   Несколько высших чиновников Гильдии, пара охранников и один человек в сине-голубой форме без знаков различия.

   Как всегда, в близости Проходов, у Дункана начало зудеть все тело. По спине замаршировали рои холодных мурашек.

   – Что так долго? – один из чиновников – краснокожий коротышка с раскосыми глазами-щелками подбежал к новоприбывшим. Дункан еще путался в нашивках, кажется, этот служил в департаменте Канна.

   – Этого искали, – буркнул советник.

   У Дункана отлегло от сердца – они собрались не в его честь.

   – Начнем.

   Чиновник вытянул Камень Перемещения, остальные, в том числе и Дункан, плотно обступили гуманоида, хотя это и выглядело несколько странно – переноситься из обильного Проходами зала при помощи Камня.

   Первое, что поразило Трегарта после Прыжка, была... тишина. Ни пения птиц, ни завывания ветра, ни шороха травинки. Она давила на уши, рождая тревогу, почище набата.

   Трегарт огляделся – они стояли на небольшом возвышении – ровной площадке как раз достаточной, чтобы вместить небольшую группу. Дальше, сразу за каменными ступенями, насколько хватал взор, от горизонта до горизонта, поверхность планеты покрывали... соты.

   Именно соты – правильные шестиугольники около двух метров в поперечнике.

   Предчувствие недоброго снова шевельнулось в Дункане. Наставник – единственное существо, которое могло поддержать, развеять мрачные мысли, стоял поодаль, хмуря и без того сомкнутые брови.

   – Пошли.

   Стены сот были не маленькие – около метра шириной. По ним, как по своеобразным дорожкам, спустившись с возвышения, двинулась группа.

   Нагнетая обстановку, все происходило в полном молчании.

   Трегарт взглянул вниз. Там, в сотах, на каменном дне, отстоящем от верха на десяток метров, копошились... живые существа.

   Вот, похожий на осьминога, узник тянет к нежданным посетителям слабеющие щупальца. Вот заросшее зооморфное создание беззвучно взывает, открывая и закрывая пасть. Вот женщина, в лохмотьях, провожает процессию безумными глазами.

   Этого уже Трегарт не мог выдержать, нарушая строй, он подбежал к наставнику.

   – Где мы? Что за место? Кто эти несчастные?

   – Преступники, а это – маленькие руки обвели планету, – тюрьма.

   – Тюрьма? Планета-тюрьма? – Дункан с трудом представлял, за какие прегрешения живых, мыслящих существ можно обречь на... такое!

   – Сама природа создала данный мир, а может... цивилизация древности, мудрее нас. Не только мы пользуемся, многие расы, народы. Почти идеальное место для наказания. Наши ученые установили – время в сотах течет циклично с интервалом в десять дней. Узники изнывают от жары, жажды, голода, потом раз – и все с начала. Но самое страшное – они помнят предыдущие циклы, они чувствуют течение времени, чувствуют и сидят здесь... десятилетиями, пока циклы не прекращаются.

   – Но это же... это же...

   Процессия замедлила ход, Трегарт едва не налетел на широкую спину впередиидущего охранника.

   Они выстроились на стене. Трегарт опустил взгляд – ячейка под ними была... пуста.

   – За нарушение законов Гильдии, – голос Гмем Канна глухо звучал в окружающей тишине, – за преступные замыслы и действия, направленные против нее... бывший агент Эдон Данас приговаривается к заключению... в сотах!

   Только теперь до Дункана дошел весь ужас происходящего. Не до него одного.

   Несчастный, в форме без нашивок, словно очнувшись, дернулся всем телом.

   – Нет, нет, только не соты! – он упал на колени. – Не оставляйте меня здесь! – он плакал. Зрелище не для слабонервных – плачущий взрослый мужчина. – Лучше убейте!

   Охранники обхватили содрогающееся тело, и... столкнули вниз.

   Как показалось Дункану, он летел долго, невообразимо долго, пока безжизненный куль, бывший некогда нормальным человеком, не коснулся каменного пола.

   Разбился!

   Нет, тело шевельнулось, подтянулись ноги, принимая позу зародыша. И он, оно продолжало плакать.

   Ни звука не долетало до зрителей из каменной бездны.

   Развернувшись, группа двинулась в обратном направлении.

   13.

   Они сидели в классной комнате.

   Втроем.

   Он, наставник и тишина.

   Она была полноправным, не менее осязаемым, чем двое мужчин, членом их маленького круга. Каждый думал о своем, или все об одном и том же...

   – За что его так? – решил прогнать третьего сомолчальника Дункан.

   Наставник оторвал руку от бакенбард, которые непрерывно теребил, превращая роскошную поросль в непроходимые колтуны. Рука произвела сложный пасс. Вверх, затем через стороны вниз, и снова наверх.

   – Запомни этот жест. Ранее, в старые времена, по нему узнавали пророков – божеских посланников. На многих, очень многих планетах он может спасти тебе жизнь, – маленькая ручка снова прочертила воздух в сложном движении. – А это – старое благословение мессий. Остались и те, кто еще помнит его. Жизнь агента непредсказуема, кто знает, может, пригодится. Это теперь насаждается стандартный культ со своими, строго установленными и утвержденными заповедями, религиозными ритуалами и иерархией, а раньше...

   – За что его так?

   Наставник, словно, не слышал Дункана.

   – Кто во что горазд. Кто что придумает, или как, думает, лучше. В том числе и свои, исключительно собственные, индивидуальные соображения о счастливом, в некотором роде, справедливом устройстве. Старые, добрые времена, святая наивность. Что бы ты ни придумал, как бы ни вбивал в тугодумные головы существ мыслящих... ты им толкуешь о любви к ближнему, а через какое-то время, они начинают спорить, кого понимать под понятием «ближний» и всех несогласных – на дыбу. Ты им завещаешь «не убий», а буквально через какой-то десяток лет, они уже утверждают, что заповедь касается исключительно высшего духовенства, всех же, кто против – в огонь! Ты им толкуешь «не делай зла», а они до хрипоты, до братоубийства и войн спорят о понятии «зло». За буквами, теряя суть. И это, в некотором роде, нормально. Мыслящие существа, какое бы обличье они не носили, всегда останутся мыслящими существами... Бывало, агента, который сам же и создал религию, и которого провожали, как мессию, как спасителя, через десяток лет, когда он возвращался, ожидая найти идеальное общество, жестоко умерщвляли, как еретика. Мыслящие существа, всегда мыслящие существа, какое бы обличье они не...

   – К чему это вы? – не совсем понял Дункан.

   – Тысячи миров, тысячи возможностей. Еще тысячи ждут своего часа, в некотором роде, нашего часа. Ожидают, когда их откроют, отыщут Проходы. И всем этим надо руководить, управлять, блюсти свои интересы, извлекать прибыль, в конце концов. Религия оказалась наиболее, да что там, почти идеально приспособленной для данных, в некотором роде, целей. Дешево, самораспространяется, долговечно. Можно задогматировать любые фантазии, вплоть до бредовых.

   Сперва на планете высаживается, мы называем его – агент-мессия. В полном соответствии со званием, он несет свет нового, истинного –  естественно – учения в массы, народ. Обычно, подкрепляя слова чудесами. Иногда, когда старые боги особенно сильны, в этом ему помогают другие агенты, на звездолете, сжигая с орбиты божественным промыслом старые храмы и разя молниями особо закостенелых ретроградов. Посеяв семена нового учения, оставив заповеди, мессия возносится на небо. Ты не представляешь, насколько каждая фраза, каждый жест, даже поворот головы и случайная улыбка просчитываются и отрабатываются. Затем, наступает очередь агентов-пророков. Главное, не ждать долго, пока аборигены не напридумывали собственных правил и заповедей. Вот здесь и крылся просчет – многие пророки пропадали, гибли. Тогда кто-то из великих понял – лучше боги.

   – Боги?

   – Боги, богини. Зачем мучиться с мессией, пророками, выжидать десятилетия, когда можно посадить в мир сразу, в некотором роде, живое божество, не допускающее иных толкований писания и держать его под полным контролем. Ты не поверишь, но даже в высокоразвитых, высокотехнологичных мирах, схема работает почти без сбоев.

   Хотя, пришла новая трудность. Агентов-богов готовят по специальной программе, отбирая одного из тысячи. Это трудно, очень трудно, тяжело и в первую очередь, в некотором роде, – психологически. Когда тебя – простого человека обожествляют даже не миллионы – миллиарды, когда от твоего взгляда, жеста зависит жизнь, благополучие этих существ, когда любое твое слово, даже чих, воспринимается, как откровение... к тому же в мире столько несправедливости и ты, ты можешь ее исправить, я уже не говорю о соблазнах... Многие, больше, чем хотелось, срываются, хоть и с божественной властью, но они всего лишь люди. Сходят с ума, или, действительно, воображают себя богами, что одно и то же. И это становится все большей проблемой.

   – Вы хотите сказать, что осужденный несчастный – бывший бог?

   Дункан попытался представить, каково это – еще вчера, ты повелеваешь миллиардами, одному твоему жесту, полуслову подчиняются правители десятков планет. Всеобщее преклонение, раболепие... а в следующий миг... соты...

   – Откуда я знаю, может бог, а, может, в некотором роде, простой агент, выдавший один из секретов Повстанцам. Хватит болтать, давай заниматься.

   – Пусть даже так – бог, агент-предатель. Но соты, соты – это слишком жестоко. Даже садисты-убийцы не заслуживают такого...

   – Сынок, любая организация, структура – от одноклеточного организма до межпланетной корпорации стремится защитить себя, сохранить свое существование – это ее цель и именно на это направляются основные ресурсы, даже если на первый взгляд, все выглядит иначе. Например – получение прибыли, или захват рынка – это всего лишь средства, следствия самосохранения. Революции, сохраняя себя, перемалывали создателей, а тут... простой агент...

   – Тогда, может, нет нужды в таких организациях?

   – А вот последнего, я сделаю вид, что не слышал. С подобными мыслями – прямая дорога в соты. В конце концов, мы будем сегодня, в некотором роде, заниматься?

   14.

   На следующее утро, подходя к классной комнате, Дункан остановился, услышав из-за приоткрытой двери голоса. Один – спокойный – принадлежал наставнику, второй... главе службы безопасности Гмем Кану. От последнего, у Трегарта по спине дружно забегали мурашки.

   – Твой подопечный, он готов?

   – Не совсем, – осторожно ответил учитель.

   – Не совсем! Слишком долго возишься.

   – Сколько требуется.

   – Мне нужен Прыгун, один из божков опять зарвался.

   – Но...

   – Никаких но, скажи, через час, в полной экипировке, его ждут в Зале Перемещений.

   – Как я сказал, он еще не совсем готов.

   – Значит, не повезло!

   Дверь открылась, Дункан едва успел отойти.

   – А-а, ученичек, – под взглядом холодных глаз Дункану захотелось забиться в щель и... не высовываться. – У наставника для тебя хорошая новость. Да, и не забудь зайти в костюмерный отдел, тебе выдадут подходящее облачение.

   Бросив это Дункану, как толстосум бросает милостыню, Гмем Канн зашагал по коридору.

   Трегарт осторожно заглянул в класс. Наставник сидел на месте ученика, даже гордо торчащие бакенбарды, казалось, поникли.

   – Что случилось, учитель?

   Длинная рубаха из грубой ткани, подпоясанная простым войлочным поясом, с непривычки царапала тело. Поверх рубахи, Дункана заставили надеть легкий темный плащ, вроде хламиды, только с капюшоном. Слава богу, на кожаных сандалиях – лучших друзьях мозолей – они не настаивали.

   Рядом семенил наставник.

   – Это первое задание, помни, чему я, в некотором роде, учил тебя.

   – Ага, – тело, возмущенное подобным отношением к себе, мстило зудом в самых неожиданных местах.

   – Первое задание, что-то вроде проверки. Агента никогда не отправляют самого. Более опытный напарник выполняет роль и командира, и учителя, и экзаменатора, и надзирателя.