Текст книги "Опасные заложники"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

– Рекс, дурачок, мы же с тобой старые друзья, а ну посмотри на меня внимательно, неужели не узнаешь?

Собака перестала рычать. Знакомый запах, голос вернули Рекса в двухлетней давности прошлое и он завилял хвостом, сконфуженно скуля. Признав в Кажакине своего хозяина, доверчиво подошел к нему, позволив ему погладить себя, пропустил гостя к. своей хозяйке.

Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Предстояла большая охота, она побудила к активным действиям все взрослое мужское население племени. Каждый воин проверял свое оружие, чтобы оно не подвело на охоте и не опозорило его перед соплеменниками. На луках менялись сухожилия, чтобы в нужный момент не лопнула тетива, пополнялся запас стрел, проверялось крепление дротиков, наконечников на копьях, на томагавках, выполнялись и другие подготовительные работы. Ничего удивительного не было в том, что когда пришло время охоты, то в индейском лагере остались только один спецназовец, которому было поручено охранять вертолет, а также старики, женщины и дети. Из пришельцев на охоту нс; пошел лишь Кажакин, которому дома с молодой женой было интереснее. К счастью, возглавлявший спецназовцев Наумов, давно нашедший общий язык с Метким Томагавком с помощью жестов и односторонней информации, легко мог обойтись без него. Когда Кажакин сказал Наумову, что индейцы – отсталый парод и нуждаются в поддержке, то последний, частично соглашаясь с ним, заметил:

– Ничего себе отсталый парод, а владеет такими возможностями, которые не по плечу большинству землян,

– В этом они в своем развитии на несколько сот лег впереди нас. Обладая такой возможностью, мозг этих индейцев так натренирован, что легко усваивает получаемую от нас новую информацию практически без потерь, при этом возможности в. освоении познаний у них практически неограниченные, – сказал Кажакин.

– Мне; бы научиться такой их способности, – мечтательно произнес Наумов.

– По просьбе руководителей правоохранительных органов правительство решило создать группу из оперативных и следственных работников, которых мои бывшие ученики будут учить читать мысли на расстоянии. Сейчас приходится умные, светлые головы, которые можно использовать для созидания, отвлекать на борьбу с преступностью, – сказал Кажакин.

– Получается так, что, читая мысли преступника, они легко могут узнать без его признания, почему он совершил преступление, кто был его соучастником, где спрятано оружие… – догадливо предположил Наумов.

– Примерно так! – спокойно согласился с ним Кажакин, не видя в этом никакой сенсации и не желая распространяться на эту тему. – Если желаешь на "старости" лет овладеть такими способностями, то я скажу, чтобы тебя включили в эту группу. Как-никак мы с тобой давнишние товарищи.

– Мне лестно быть вашим товарищем, – ответил благодарно Наумов. – А своим предложением вы меня просто убили, так я ему рад.

– Тебя убьешь, – оглядывая его огромную, сбитую из мышц фигуру, скептически возразил Кажакин. – Ты мой старый, проверенный боевой товарищ. Мне будет трудно с тобой расставаться, но не помочь тебе и не пойти навстречу твоему желанию будет несправедливо и жестоко по отношению к тебе.

Перед расставанием они еще раз обнялись, испытывая друг к другу душевное расположение, теплоту.

– Ну я побегу, а то там, наверное, наши охотники меня заждались, – напомнил Кажакину Наумов.

– Удачи вам там! – пожелал ему на прощание Кажа-кип, глядя вслед удаляющемуся от него крупным шагом верному, но уже теряемому сподвижнику.

Кажакин вернулся в дом, где его ждала преданная жена, не способная на измену, подлость, подкуп. Мы цивилизованные люди, если бы в выражении своих чувств и преданности любимому вернулись к уровню наших индейских друзей, то я уверен, что население Земли от этого только выиграло. Если бы разводы не прекратились совсем, то были бы сведены к минимуму. Чувствуя неудовлетворенное]’]. собой, окружающими, мы чрезмерно ранимы и раздражительны, что цепной реакцией передается от одного к другому. Если бы мы научились прощать свои обиды как дети, поссорившиеся с ровесниками, то наша жизнь существенно изменилась бы к лучшему. Пускай читатель меня простит за такое отступление, но не задуматься и не высказать свою точку зрения по этому вопросу я не мог.

Когда Гордая Лань узнала от Кажакина, зачем он прилетел в индейский лагерь, то ее радости не было предела. Повиноваться мужу, быть постоянно рядом с ним, получать ласки любимого не только во сне, но и наяву, спать на его широкой груди, ощущать запахи его здорового тела, отличая их от всех других, перепоручить мужу ответственность за обеспечение семьи всем необходимым, все это было ее грезами и мечтаниями, и вот наконец-то Бог ниспослал свершение их за ее долготерпение и веру. Полученная ею от Кажакина информация была такой желанной и приятной, что она боялась ей поверить, а потому вновь углубилась в расшифровку посылаемых ей импульсов, которые говорили, что она не ошибается и то, что она поняла, – действительно реальность. Увидев улыбку мужа и его манящий взгляд, она легкой походкой охотника подошла к нему, Читая его мысли, она сбросила с себя "цивилизованное наслоение, представ перед ним в “костюме" Евы. Видя ее раскрепощенность, он поддался гипнозу и последовал ее примеру.

Самоотверженная любовь индианки, без шанса на взаимность, пробила себе дорогу сквозь массу случайностей, и вот сейчас она для обоих стала познанной необходимостью, в которой уже никому ничего не надо скрывать, объяснять и доказывать. Теперь ей не надо было плести тонкую паутину женской хитрости, чтобы насильственно окунуться в его ласку, любовь, так как их уже ничего не разъединяло. Между ними не было препятствий, их интересы во всем совпадали. Ее любовь, как старое выдери юное виноградное вино после долгого брожения, успокоилась и стала кроткой, но человек, обманутый его сладостью и употребивший чрезмерно, быстро пьянел и терял сознание, запоздало поняв свою ошибку в его оценке. Теперь они взаимно поили друг друга своей любовью, пьянея от нее, испытывая душевное и физическое влечение друг к другу.

Индейские девочки, подрастая, обучались матерями науке любви: что надо делать до, в период и после любовных ласк мужа, чтобы ему со своей избранницей не было скучно и она ему никогда не надоела. Свой опыт старшие женщины передавали младшим, и он переходил из поколения в поколение, пополняясь секретами, которые иногда им удавалось подглядеть в сельве у младших своих братьев, а к ним индейцы относили весь окружающий их мир животных и птиц. Конечно, существенное различие в воспитании привело к тому, что Кажакин сгорел раньше, чем ему хотелось. Он был неудовлетворен собой, и Гордая Лань это сразу же поняла. Она помогла ему увериться в своих силах и доказать ей, что она, дочь вождя, выбрала себе достойного спутника жизни… Глядя на жену, одетую в Евин наряд, беззаботную, порхающую вокруг него, Кажакин, не скрывая восхищения, любовался се точеной девичьей фигурой, которую даже рождение ребенка нисколько не изменило в худшую сторону. Ему захотелось прикоснуться губами к ее груди. Она с готовностью нависла над ним, подставив ему для поцелуя налитые соком жизни свои прелести, но он смущенно отогнал от себя такое «неприличное» желание, что ее удивило. «Как это отказываться от того, чего хочется, что осуществимо, приятно не только тебе, но и другому человеку», – подумала Гордая Лань, безропотно подчиняясь его воле. Как желание мужа, так и его запрет были для нее непреклонными понятиями, не нуждающимися в объяснении. Усадив жену рядом с собой на мягкую шкуру оленя, он приступил к долгой, но необходимой для дальнейшей их жизни, беседе:

– Теперь я, ты, сын будем жить вместе с моими родителями в большом доме. Многочисленный народ моего племени не может общаться между собой так, как сейчас общаемся мы. Поэтому тебе и сыну придется научиться говорить на нашем языке.

– Говорить так, как ты общаешься со своим братом? – спросила она.

Гордая Лань принимала за брата похожего на него по внешнему виду и росту Наумова. Ему пришлось объяснить ей, что Наумов не является ему родственником, но она угадала, что он хочет научить ее именно так общаться,

– Мой парод живет среди других многочисленных народов, каждый из которых общается между собой на языке своего племени. Для того, чтобы я мог говорить на языке наиболее многочисленных и нужных мне для общения народов, я знаю восемнадцать иностранных языков, – поведал он ей.

– Я тоже хочу их знать и говорить с тобой на этих языках, – наивно пожелала она.

– Мы нашли с тобой способ общения, поэтому тебе не надо изучать много иностранных языков, изучи язык народа моего племени и этого будет достаточно, С сегодняшнего дня я с тобой буду общаться только на языке моего племени, – сообщил он ей свое условие, не придав значения ее капризу.

Гордая Лань беспечно согласилась, что в его душе вызвало в некоторой степени раздражение, так как ее несерьезному отношению к решению такой важной проблемы он не намерен был потакать. Потом он объяснил ей, что за пределами сельны, места их обитания, все люди ходят в одежде не только потому, что им холодно, а потому, что этого требует приличие. В зависимости от материальных возможностей люди одеваются по-разному. Так же по-разному люди одеваются в зависимости от национальности и культурного уровня развития. Очень долго он объяснял ей прописные истины, которые были понятны даже ребенку, но не сразу доходили до ее сознания. Однако терпение одного и желание постичь непонятное другого дали возможность Гордой Лани поверить в то, что, хотя впереди ее ждет множество испытаний, неожиданностей и страхов в процессе познания неведомого и непонятного, беззаветная любовь к мужу и верп в него помогут ей все преодолеть.

Кажакин стал распаковывать коробки, доставленные в дом спецназовцами, и, доставая из них разные предметы и вещи, объяснял ей их предназначение, говорил, как они называются, заставлял ее повторять за ним все это на русском языке. Она повторяла все слова без акцента, очень правильно.

– Сейчас я тебя буду одевать, – сообщил он ей, доставая из коробки нижнее женское белье.

Однако соблазн вновь разделить с ней любовную ласку оказался сильнее, а поэтому свое намерение одеть ее он отложил на более поздний срок…

Кроме нижнего белья, он надел на нее шорты песочного цвета, красную блузку, которая была ей к лицу, оттеняя цвет кожи. Поверх носков он надел ей на ноги кроссовки, Дополнением к ее спортивному костюму стала панама от солнца.

– Теперь ты постоянно должна ходить одетой, чтобы привыкнуть и не чувствовать себя в одежде скованно.

Он послал жену за сыном к теще – Доброй Голубке. Гордая Лань с радостью побежала исполнять его просьбу и одновременно похвалиться перед родственниками своими обновками.

Вместе с женой и сыном Михаилом, на котором тоже были цветные трусики, в сопровождении Рекса, Кажакин прошел к вертолету. В кабине Кажакин усадил жену в кресло, сел рядом с ней, посадив себе на колени сына, и включил видеомагнитофон, предварительно подготовив к показу документальный фильм.

Мальчик, вцепившись ему в руку, с интересом поглядывал то на экран, то на родителей.

Кажакин в необходимых случаях замедляя, а порой останавливая мелькание кадров не спеша объяснял жене то, что она видела, называя предметы, вещи и все увиденное на своем языке. Перед экраном они просидели несколько часов, отпустив Михаила поиграть с собакой. С особенным интересом смотрели они документальный фильм о Московском зоопарке.

Возвращаясь домой, Кажакин с удивлением обнаружил, что жена его запомнила все слова, ранее сказанные им, и может применять их в разговоре. Довольный, он обнял ее за плечи и, поцеловав в щеку, похвалил:

– Какая же ты у меня, оказывается, умница.

– Если бы ты мне все назвал не на одном языке, а на всех, что ты знаешь, то я бы их легко запомнила, – уверила она его.

Он понял, что зря сомневался в ее возможностях усвоения языков, и решил обучить ее всему тому, что знал сам, не только языкам, но и наукам. Даже Михаил и тот уже лепетал несколько слов по-русски. Поцеловав сына, Кажакин посадил его себе на шею верхом и, не чувствуя тяжести, а только тепло и нежность, излучаемую маленьким живым существом, тронулся в путь. Между этой троицей установилась телесная и душевная гармония.

– Ваня, покажи моим соплеменникам то, что сейчас показывал нам, – попросила его жена.

– Зачем?

– Им тоже интересно будет все это посмотреть.

– Ты так считаешь?

– Да! – довольная увиденным и ожидая такого же удовольствия для своих соплеменников, ответила она.

Ему понятно было ее желание, но он ее разочаровал ответом:

– Посмотрев кинофильм о жизни европейцев, ты узнала, как будешь жить. Я могу создать тебе такие условия, тогда как твои соплеменники останутся жить в прежних диких условиях. Просмотрев этот кинофильм, они могут повести себя по-разному. Одни станут завидовать, другие захотят тоже так жить, но в условиях сельвы это невозможно. У них произойдет беспокойство ума. Такие условия вашему племени может создать только Бразильское правительство, если ваши и его интересы совпадут. Поэтому сама решай, показывать им эти фильмы или нет.

Идя рядом с ним, она, опустив голову, размышляла над его словами. Когда он поинтересовался ее мнением, Гордая Лань, глубоко вздохнув, сказала:

– Ты прав. Не надо им на все это смотреть. Не будем в их души запускать змею сомнения, – сделала она для себя тоже вывод. – Ты сам знаешь, как лучше поступить, – подавленно заявила она, переживая за судьбу своих соплеменников, которых скоро ей придется покинуть.

Когда они проходили мимо дома вождя, там стояла Добрая Голубка со своими детьми – сыном Быстрым Волком и младшей дочерью Прекрасной Кувшинкой. По их лицам было видно, что они довольны сближением зятя с Гордой Ланью.

Добрая Голубка понимала, что ее дочери повезло выйти замуж за вождя, великого и могущественного белого человека. Правда, теперь ей придется уехать в далекую, холодную страну, но если она любит мужа и он ее будет оберегать и одевать, как бледнолицые одевают своих жен, то она не замерзнет и не будет плохо себя там чувствовать.

Что еще могла пожелать, мать любимой дочери, видя ее многолетнее терпеливое страдание и ожидание? Ничего! Мать была уверена, что дочь до конца дней своих не изменила бы обету и ждала своего избранника. Только таким людям жизнь дарует исполнение желаний и полное счастье.

Опустив сына на землю, Кажакин взял из рук жены кинокамеру и заснял на нее всех своих новых родственников, которые с недоумением смотрели на происходящее, лишь позже поняв, для чего это делается. После этого они пригласили всех своих родственников к себе в дом. Там у Кажакина каждому был заранее приготовлен подарок по его возрасту и вкусу. Особенно повезло с подарками Быстрому Волку, ему Кажакин подарил казачью шашку в ножнах, а сестра подарила свою винтовку с оптическим прицелом и два ящика с пулями. Семнадцатилетний юноша был ошеломлен свалившимися на него подарками, не веря, что это происходит наяву. Он растерялся, так как у него не было ничего существенного (он только начинал жизнь), чтобы как-то отблагодарить Большого Человека и сестру.

Поняв его затруднение, Кажакин, положив правую руку на сердце, поведал Быстрому Волку;

– В нашем племени существует такой обычай, что если родственник и даже; не родственник дарит кому-то какую-то вещь, то получивший подарок не должен дарителя в ответ ничем одаривать, так как ото нехорошо. Когда-нибудь ты мне с. женой сделаешь подарок. Твои подвиги все впереди, поэтому не считай себя должником перед нами и успокойся.

Приняв подарки и не смея их рассматривать при посторонних, восхищаться ими, Быстрый Волк ушел в дом, чтобы там одному получить полное удовольствие.

Женщины тоже понимали, что значит наличие в одной семье; двух винтовок. Они, не скрывая радости, с нетерпением поспешили домой, чтобы примерить свои обновки, попробовать сладости, которые тоже получили.

Тем временем Быстрый Волк в полном вооружении ходил перед зеркалом и разглядывал себя, наслаждаясь своим видом. Он уже строил планы на будущее. После отъезда сестры освободится ее дом и он сможет жениться на Стройной Пальме, дочери одного из старейшин племени.

Глава ДВАДЦАТАЯ

Меткий Томагавк для большой охоты выбрал отдаленное от индейского лагеря урочище, чтобы не тревожить обитающих вблизи от лагеря животных и не вынуждать их на миграцию в другие места сельвы. Видя, что индейцы и спецназовцы еще не возвратились с охоты, Кажакин решил побродить с женой по лесу, За ними увязался и Михаил, который так неожиданно приобретя отца и признав его, теперь не желал с ним расставаться. Сопровождаемые постоянным телохранителем Гордой Лани Рексом, они отправились на прогулку. Михаил то бежал рядом с родителями, то ехал верхом на отце, то отдыхал у него на руках. Кажакин не спеша поучал Гордую Лань, готовя ее к новым условиям жизни:

– В связи с тем, что ты не жила среди людей моего племени, тебе придется многому у меня учиться, Я хочу передать тебе часть своих знаний и возможностей, которые пригодятся тебе в повседневной жизни.

– Конечно, муж мой, – с готовностью ответила она ему.

Они проходили мимо полноводной, несущей множество частиц глины Амазонки, отчего ее вода была желтоватой, Река была похожа на огромного извивающегося дракона, зажатого с двух сторон вечнозеленой растительностью, вынуждавшей его ползти по заранее подготовленной ему природой просеке.

Показывая рукой на реку, Кажакин сказал жене:

– Я научу тебя ходить по воде, летать птицей в воздухе, переносить свое тело с одного места на другое со скоростью мысли, но только при одном условии – ты должна быть очень послушным и. прилежным учеником.

– Ты мой господин и твои указания для меня закон, – робко выразила она ему свое отношение к его требованиям. – Муж мой, а разве можно, чтобы человек ходил по воде как по земле? – не сдерживаясь, посмела она высказать свое сомнение по поводу услышанного.

– Если человек поверит в свои силы, то он все сможет сделать и осуществить. Надо только очень сильно захотеть чего-то, но при этом еще сильнее поверить в свои силы, чтобы ты от своего желания страдал, болел, и тогда оно претворится в жизнь. Чтобы убедить тебя в этом, я сейчас пройдусь по воде, Для меня это так же возможно и естественно, как твое хождение по земле.

Не опуская сына с рук он прошел по воде метров десять, удалившись от берега в сторону середины реки. Потом не спеша вернулся к ней, сказав:

– Ты пока не сможешь ходить по воде, но это одно из простейших моих упражнений, которое в течение нескольких месяцев интенсивного труда ты должна усвоить.

Удивленная увиденным и не находя ему объяснения, Гордая Лань, упав перед ним на колени, подняла руки вверх и с суеверной подавленностью произнесла:

– Ты самый великий из великих, живущих на земле.

Поставив сына на землю, он бережно взял жену за плечи, поднял ее и сказал:

– Если ты меня любишь и не хочешь делать мне больно, то ты не должна никогда становиться передо мной на колени и обожествлять меня. Ты должна уважать себя так же, как и меня, и усвоить, что у белых не принято так выражать свое почтение и уважение другому, Ты не хочешь, я уверен, чтобы люди над тобой смеялись, как сейчас смеются над помощником шамана.

– О! Только не это, тогда позор упадет на весь наш род.

– Если у тебя в жизни возникнет ситуация, в которой ты не будешь знать, как поступить, то посмотри на меня и я подскажу тебе. Если меня в тот момент не будет рядом, то ответ ты можешь получить и у человека, который тебе его задал.

Увидев у жены слезы на лице, он вытер их платком, успокаивая:

– Все будет хорошо. Не надо расстраиваться. Ты будешь осваивать не все сразу, а постепенно, в процессе жизни, и это не будет для тебя таким трудным, как сейчас кажется.

Он понимал, как тяжело взрослой женщине с установившимися понятиями и взглядами на жизнь вот так в одночасье перестроиться и жить в другой среде и по другим законам.

При его мировой известности, популярности и прекрасных внешних данных перед Кажакиным были неограниченные возможности в выборе богатой, красивой, широко эрудированной невесты, которую не надо было бы всему этому обучать, но подобной проблемы для него не существовало. Он видел сейчас перед собой ту женщину, которая одна могла заменить ушедшую из жизни Франсуазу.

Возможно, из-за такого понятия и взглядов на жизнь у Кажакина все получилось и сбывалось.

Размышления родителей были прерваны Михаилом, который, дергая отца за шорты, показывал пальцем на берег реки, к которому подплывал крупный крокодил. Не желая нарушать спокойствие в природе, они уступили свою территорию у берега крокодилу, а сами по тропинке углубились в сельву. Пройдя примерно километр по лесу, они услышали голоса и шум приближающейся огромной толпы индейцев – это охотники возвращались домой с большой охоты и теперь не считали нужным таиться: животный и пернатый мир сельвы благоразумно разбегался и разлетался перед ними.

Присоединившись к охотникам и узнав от них, что они идут с большой добычей и многочисленными трофеями, Кажакин со всем своим семейством возвратился в лагерь.