Текст книги "Опасные заложники"

Автор книги: Владимир Шитов

Глава ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Перед закрытием ресторана в зал из своего кабинета проследовал Капитан вместе с седым мужчиной неопределенного возраста, одетым в поношенную, помятую одежду. Этот мужчина скорее походил на бомжа, чем на друга Капитана, завсегдатая ресторана. У незнакомца в руке была хозяйственная сумка,

Увидев Капитана в такой компании, Клим удивился, так как с низами преступного мира, тем более с бомжами, пахан дружбу не водил, презирал их и не опускался до такого низкого уровня, как пить с ними спиртное. Видно было по их внешнему виду, что они уже изрядно употребили горячительных напитков, наговорились друг с другом, и Капитан из уважения к своему знакомому продолжает оказывать ему знаки внимания.

Капитан подошел к Климу:

– Мой друг хочет еще погулять в ресторане, пускай отдыхает, сколько ему вздумается. Все отнесешь на мой счет. Потом передашь Листу, чтобы он отвез моего кореша туда, куда тот ему скажет,

– Все исполним чин чином, – заверил его Клим.

Обнявшись с незнакомцем и пожав ему руку, Капитан, расставаясь с ним, как бы оправдывая свой поступок, сообщил ему:

– Извини меня, дорогой, не знал, что ты придешь с визитом, а у меня сейчас предстоит такая встреча с нужным человеком, которую, при всем уважении к тебе, отложить не могу.

– Причину считаю уважительной и возражений против расставания с тобой не имею, но только мне одному пить водяру невдобняк, пускай твой человек составит мне компанию.

– Он сегодня полностью в твоем распоряжении, – посмотрев на наручные часы в нетерпении, ответил Капитан и оставил их вдвоем.

Пожимая Климу руку, мужчина представился:

– Меня кличут Сутулым.

– Клим, – в свою очередь представился Примаков.

– Я, Клим, только что откинулся от "хозяина", а поэтому от разных деликатесов, да притом на дармовую, которые ты сейчас для меня закажешь, не откажусь. Ну а из спиртного закажи мне какую-нибудь мягкую, хорошую водку. Я к ней однолюб, – как бы оправдывая свою слабость, пошутил он.

Усадив Сутулого за свободный столик, Клим пошел исполнять его заказ. Личность Сутулого для него представляла определенный интерес, поэтому от общения с ним Клим не уклонился. Делая заказ официанту на двоих, помимо всего прочего Клим для себя заказал две бутылки шампанского. Затем, подойдя к бару, сказал Листу:

– Мне пахан поручил шефство над своим корешом, – кивнул головой в сторону Сутулого, – Тебе он поручил отвезти его домой после байрама у нас. Так что, дорогой, ты после работы от нас никуда не уматывай.

Внимательно посмотрев на Сутулого, Лист с удивлением заметил:

– Что-то я этого друга не знаю.

– Как будто ты всех друзей пахана знаешь! – пренебрежительно бросил Клим.

– До сегодняшнего дня я так и считал, но сейчас убедился, что ошибался.

– Если захочешь с ним познакомиться, то подсаживайся за наш стол. Капитаном за все заплачено.

Последнее сообщение Клима пришлось явно по душе Листу:

– Какой дурак откажется от выпивки задаром?

– Ты чего, Клим, пьешь эту кислятину? Пей водку, – пренебрежительно глядя, как тот наливает себе в фужер вино, посоветовал Сутулый.

– Я в этом заведении пашу вышибалой и если над собой потеряю контроль и не смогу справиться со своими обязанностями, то завтра же Капитан вышвырнет меня с работы.

– Ну, если ты при деле, то насиловать тебя на водку не буду, – удовлетворенный его ответом, произнес Сутулый.

Выпив две рюмки водки и с аппетитом закусив, Сутулый как-то сразу потерял былую бодрость. По-видимому, "дозы" спиртного отрицательно подействовали на его психику. Окинув пьяным взглядом беспечно танцующую публику ресторана, он, не обращаясь ни к кому, произнес:

– Сил нет! Дыхать нечем!

– Почему?

– Не понимают!

– Кто?

– Никто.

– Не врубился, что вы хотели мне сказать? – недовольный состоявшимся разговором, отчего чувствовал неловкость, поинтересовался у него Клим.

– Ничего, кроме того, что сказал, – мысленно находясь где-то далеко, пробормотал Сутулый.

Хотелось Климу или нет, но ему надо было сидеть за одним столом о Сутулым и стараться поддерживать с. ним довольно-таки своеобразную и непоследовательную беседу.

– У меня от параши аллергия. Мне нельзя больше попадать к "хозяину". Я там в первый же день подохну или наложу на себя руки, – тяжело выдавил из себя Сутулый…

Что мог сказать Клим, выслушав такой "диагноз" болезни? Ничего! Поэтому он благоразумно решил промолчать.

– …Мне пришлось кое за кого оттянуть срок. Правда, я сегодня получил столько бабок, – показал рукой на сумку, сообщил Климу Сутулый, – что с ними меня примет любой пансионат для престарелых, где я смогу припеваючи коротать свое свободное время, пока за мной не придет чернявая с косой. Та жизнь, когда я мог резвиться козленком, уже прошла, Сейчас я не живу, а существую, а поэтому такой жизнью не дорожу. Вот такие пироги, парень, и от этого факта мне уже никуда не деться. Давай, Клим, выпьем за прямую дорогу в жизни.

Клим налил Сутулому в рюмку водки, а в свой фужер вина. Выпив, они закусили. Потом к ним подсел Лист. Сутулый выпил с ним за знакомство.

Чувствуя, что пьянеет, он обратился к ним:

– Ребята, следите за моей сумкой. В ней до хрена бабок. Я могу отключиться и где-нибудь ее забыть. Помните, она и ее содержимое на вашей совести.

Клим и Лист заверили Сутулого, что его сумка от него никуда не денется, и он может о ней не беспокоиться. Удовлетворенный их ответом, Сутулый, расслабившись, попросил:

– Ребята, вы сможете для меня сделать доброе дело?

– Смотря какое, – осторожно заметил Лист.

– Попросите у музыканта гитару, хочу сыграй, и спеть.

– Это мы сейчас: провернем, – вдохновенно заверил его Лист.

Вместе с Листом и гитарой к столу подошел сам гитарист. Попросив разрешения у Сутулого и получив его, он тоже присел за их стол.

На расстоянии полюбовавшись гитарой, держа ее гриф на вытянутой руке перед своими глазами, Сутулый обнял ее любовно и нежно, как невесту. Внешне он сразу преобразился. Как будто у него появились крылья, и он, обрадованный таким открытием, не раздумывая, собрался в полет.

Пробежал пальцами правой руки по струнам, левой нажал нужные аккорды на грифе… В его руках гитара была послушным инструментом. Сыграв несколько аккордов, он запел:

 
Грудь больная и разбиты ноги.
Впереди у жизни три пути.
Три пути, три дальние дороги,
Но не знаю, по какой идти.
Правая широкая дорога
Мохом и травою поросла,
Но туда не ходят больше ноги,
Знать, дорога к гибели вела.
Левая широкая дорога —
Молод был и я по ней ходил.
Но дойдя до берега крутого,
Там меня старик остановил:
"Я паромщик старый и бывалый,
Ты послушай, парень, не спеши,
Ты иди всегда прямой дорогой —
Счастье повстречаешь на пути".
Но я не пошел прямой дорогой,
Счастье я не встретил, не нашел,
Но тогда здоровы были ноги
И тогда не нужен был привал.
А теперь я старый и разбитый,
Голову покрыло сединой,
И жена не скажет: "Здравствуй, милый,
Ох, как я люблю, мой дорогой".
У соседей дети подрастают,
У меня не будет их вовек.
Говорят, что дети – наше счастье.
Значит, я несчастный человек…
 

– Вот такие, парни, пироги, – отдавая гитару ее хозяину, подытожил Сутулый. – Теперь я стану частым гостем вашего ресторана. Клим, скажи хозяину гитары, чтобы он не жадничал и давал мне на ней играть, когда моей душе захочется выйти наружу.

– Женя, запомни: Сутулый – друг нашего пахана, а поэтому, когда он обратится со своей просьбой, постарайся его уважить, – попросил гитариста Клим.

– Я не против, но желательно, чтобы он играл на гитаре и пел тогда, когда мы уходим на перерыв, – поставил условие гитарист. – Ты, батя, нам еще что-нибудь спел бы из своего репертуара, – попросил он Сутулого.

– Я, "сынок", не артист и на заказ не пою, – недовольно осадил его Сутулый, которому не понравилось, что его назвали батей и, как уличного музыканта, попросили играть и петь.

– Да я не хотел вас обидеть, – растерялся гитарист.

– Я именно так тебя и понял, а поэтому не обиделся. Давайте, парни, выпьем, чтобы глаза у нас никогда не западали, – перегруженный спиртным до самого предела, устало предложил Сутулый…

Уже будучи сильно пьян, он попросил Клима и Листа отвезти его домой. Те, изрядно поплутав по городу из-за неточной информации Сутулого, все же нашли дом, в котором ом жил. На звонок дверь открыла худая, болезненного вида женщина, возраст которой трудно было определить. Ей можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят лет. Клим не успел сказать ей и слова, как она включила свой "громкоговоритель":

– Не успел еще и дома побыть, а уже новых дружков себе нашел и нализался, как собака, – сердито высказала она свое недовольство.

– Закрой хавальник, профура! – пьяно рявкнул на нее Сутулый. – Не твое собачье дело поучать меня с кем пить.

– Сутулый, в присутствии этой женщины мы отдаем тебе твою сумку, чтобы потом у тебя не было к нам никаких претензий, – заострил внимание пьяного на этом факте Клим.

– Спасибо, ребята, за услугу. Я ваш должник, – поблагодарил Сутулый. Открыв замок сумки, полюбовавшись пачками денег, он вновь закрыл ее.

Увидев деньги, женщина подобрела, сразу исчезли ее суровость и недовольство.

– Ребята, может, зайдете к нам? Наливочкой угощу…

– Я за рулем, мне пить нельзя, – отказался Лист.

– Я спешу, – отказался в свою очередь Клим.

Почувствовав изменение отношения женщины к его новым знакомым, Сутулый, обращаясь к ней, заметил:

– Парни мне доброе дело сделали, а ты начинаешь всех собачить.

Довольные, что наконец-то избавились от пьяной обузы, Клим и Лист, бросив через плечо привычное "до свидания", побежали по лестничным пролетам с пятого этажа на выход.

Лист доставил Клима до дома, где тот жил, и, лихо развернувшись, уехал. Посмотрев на наручные часы со светящимся циферблатом, Клим увидел, что уже два часа ночи. Несмотря на позднее время, ему не хотелось спать. Почему-то тоскливая песня Сутулого не выходила из головы, жалость к ее исполнителю переполняла душу. Постигнув истину в конце жизненного пути, Сутулый уже не имел сил и возможностей, чтобы идти дальше прямым путем,

Закурив сигарету и проводив взглядом удаляющиеся от него габаритные огни машины Листа, Клим не спеша отправился домой. С лавочки поднялась темная фигура и направилась к нему. Он еще не успел насторожиться, как обрадованно узнал в ней Кристину.

– Заждалась тебя совсем, – поведя плечами, как бы пытаясь согреться, проворчала она вместо приветствия.

Обняв девушку за плечи, поцеловав в щеку, он пояснил:

– Ты же видела, я только что от работы освободился.

– Видела, что тебя Лист привез домой и чувствую, что ты сегодня спиртным баловался.

– Зачем в такое позднее время гуляешь одна по городу? Так можно на неприятности нарваться.

– Я ведь тоже нахожусь на службе, – напомнила она ему. – Проводи меня до квартиры, чтобы я не нарвалась на неприятности, а по дороге я тебе кое-что сообщу,

– Как редко мне перепадают такие приятные подарки, – довольно произнес он, обняв Кристину за талию.

Кристина последовала его примеру, отчего их руки переплелись. В таком удобном и приятном для них положении они тронулись в путь, По дороге она сообщила ему:

– Виктор Николаевич просил тебе передать, что в ближайшее время из колонии досрочно освободится твой "знакомый" и “кореш" Ломакин Иван Васильевич.

Остановившись и повернув Кристину к себе лицом, Клим удивленно спросил:

– Ты что, шутишь?

– Мне сейчас не до шуток.

– Так он меня сразу разоблачит и выведет на чистую воду!

– Вот поэтому я тебя предупреждаю о возможной опасности.

– Выходит, мне уже надо смываться из кодлы Капитана, в которой я как надо еще и не успел раскрутиться?

– Твоя миссия в банде пока не закончилась. За три дня до освобождения Ломакина из колонии ты получишь от своей предполагаемой “матушки" телеграмму, посланную ее соседями. В ней будет говориться, что она находится в тяжелом состоянии и, если ты хочешь увидеть ее живой и потом похоронить, чтобы немедленно приезжал. Показав Капитану телеграмму и получив от него разрешение, ты получишь законное право исчезнуть из банды. Может быть, нам разрешат с тобой отдохнуть некоторое время на море в каком-нибудь милицейском пансионате, откуда Виктор Николаевич сможет тебя в любое время задействовать в своих планах, касающихся банды Капитана, если тебя можно будет в них задействовать.

– Зачем Виктору Николаевичу понадобилось идти на такое усложнение, если уже сейчас Капитана можно взять за жабры?

– Когда станешь начальником управления, тогда и будешь решать такие вопросы, а пока нам с тобой итого права не дано.

Ее ответ не обидел его.

– А все же ты ближе к начальству, чем я. Может быть, что-то знаешь о плане нашего Шефа? – продолжал он любопытствовать.

– Я мельком слышала, что Виктор Николаевич предполагает через Ломакина узнать о преступных планах Капитана,

– Почему именно через Ломакина, а не кого-либо другого, он надеется просветиться в отношении Капитана?

– Капитану для своей операции нужен Ломакин. Ради этого он дал кому-то взятку, и это лицо способствует освобождению Ломакина из колонии.

– Ну и как мы думаем узнать о планах Капитана?

– У нас. надежда только на Ломакина, за которым будет установлено постоянное наблюдение…

Сообщение Кристины расстроило Клима, застало его врасплох. Ему надо было все осмыслить и понять. Поэтому, проводив девушку, он не остался ночевать у нее, а возвратился домой.

"Если я буду вынужден временно покинуть банду Капитана, то мы лишимся той информации, которую я постоянно черною в ней. Наружное наблюдение за Ломакиным может дать многое, но при этом внутренняя жизнь банды так и останется для нас загадкой. Чтобы такого не случилось, мне надо оставить себе замену. Надо получит»» разрешение Виктора Николаевича на вербовку в агенты Листа. Заставить его работать на нас. Он заложил мне Кабана с его подручными, совершившими ограбление инкассаторов. Благодаря его "сотрудничеству" с работниками винзавода большая группа должностных и материально ответственных лиц завода арестована и привлечена к уголовной ответственности. Крапы рок спирта, вино, водки, текущих в разные коммерческие и государственные торговые точки, перекрыты. Только я являюсь препятствием на пути ареста Листа как соучастника преступлений. Так что ему сотрудничества с нами не избежать", – думал Клим, ворочаясь в постели и мучаясь от бессонницы.

Разрешение Томилко на вербовку Листа в агенты Клим получил. Не откладывая решение этой задачи в долгий ящик, он после очередного дежурства в ресторане, подъехав до своего дома на машине Листа, сразу его не отпустил, а попросил не уезжать, поговорить с ним.

Беседа получилась бурной, долгой, даже со взаимными оскорблениями, но потом оба успокоились, придя к общему знаменателю. Ошарашенный состоявшимся разговором, Лист потерял агрессивность, затравленно ушел в себя. Успокаивая его и пытаясь наладить с ним прежние дружеские отношения, Клим решил действовать методом убеждения:

– Ты, Лист, на меня не сердись и не обижайся. Ведь я никакой личной корысти от той работы, которую выполняю в банде Капитана, не имею. Я служу интересам народа, государства в целом, при этом рискую только своей головой, Как ты можешь после всего этого считать меня трусом или подлецом?..

– Уж в чем, в чем, но в трусости тебя не обвинишь, – согласился с ним Лист.

– Ты же служишь всего лишь своим и Капитана интересам. В противовес моим интересам ваши интересы эгоистические. Помнишь Сутулого, что нам пел в ресторане песню про "Три дороги, три пути"?

– Помню! Что из того?

– Он когда-то прикрыл собой Капитана, отбухал за него срок. Годы прошли, Капитан отвалил ему кучу бабок, но Сутулый остался несчастным человеком, без семьи и детей. У тебя возраст не тот, что у нею, и еще не поздно перейти с кривой дороги на прямую.

Подняв голову, Лист посмотрел на Клима:

– Ты веришь в то, что говоришь?

– Если бы не верил, не говорил.

– Красиво и к месту ты напомнил мне о Сутулом. Он мне, гад, тогда тоже сильно в душу запал со своей песней. Скажи, Клим, только честно, – неужели ты такой идейный, каким представило мне?

– На твой вопрос я не буду отвечать, ты сам мне на него сейчас ответишь Неужели человек без принципов и идеи, находящийся на моем месте, решился бы в мирное время рисковать своей шкурой? Ни за какие-то там сказочные блага, а за обычную зарплату, которую я могу получать и сидя в служебном кабинете, протирая брюки на заднице?

– Наверное, нет, – как бы прислушиваясь к своим словам, ответил Лист.

– Не наверное, а точно бы не решился. Вот так, дорогой мой человек.

– Ты хочешь сказать мне, что являешься героем?

– Это ты так сказал. Я же о себе могу сказать, что мне приходится переживать, бояться, рану на голове зашикать, но, преодолевая страх, я продолжаю выполнять свой служебный долг.

– Ну ладно, не будем на эту тему больше говорить. Ты меня убедил, что занимаешься нужным делом. Никогда не думал, что когда-нибудь стану сексотом, а теперь оказался в его шкуре. Можно было бы умереть со смеху, если бы не хотелось плакать. Теперь давай поговорим обо мне. Тех, что следователи замели с винно-водочного завода, безусловно, осудят, а как вы, сыскачи, намерены поступить со мной?

– Как ты на заводе получал спиртное, на себя или на подставное лицо?

– Там за наличные бабки спиртное самому черту продавали. Чтобы в грязном деле своим паспортом не светиться, у меня была и есть хорошая ксива. Ее я и предъявлял там.

– Значит, по паспорту тебя следователю не найти, а сообщники знают тебя только в лицо, но они лишены возможности гулять по городу и искать с тобой встречи.

– Выходит, так.

– Тогда вот что, дорогой, мы предпримем: ты свою ксиву отдаешь мне, чтобы больше ею не пользоваться. Я ее уничтожу. Сообщники твои закрыты, а поэтому случайно тебя на улице не встретят.

– Да меня один завскладом и знал-то, – заметил Лист.

– Я тебя покрою по хищению, но чтобы больше ни на какой криминал не подписывался. Считай мое требование приказом.

– Ну вот, теперь мне уже начали приказывать, – пошутил Лист.

Записав на вырванном из блокнота листке номер телефона и отдавая его Листу, Клим потребовал:

– Запомни номер телефона, после чего листочек порви. Его в справочнике нет. По нему ты можешь звонить в любое время, когда меня не будет, и сообщать ту информацию, которую считаешь важной и которую нам необходимо знать.

– Я должен вашему сотруднику как-то представиться, чтобы он знал, что имеет дело со своим?

– Конечно! Можешь называться Листом.

– Нет, Листом я называться не хочу. Моя кликуха в городе довольно-таки известна. Среди вашего брата таких шаромыг, как я, не идейных, тоже хватает. Они могут заложить меня Капитану. Пускай я буду числиться у тебя как агент под кличкой Веник.

– Твое рассуждение не лишено здравого смысла. Против Веника, выметающего разный мусор из нашего общества, я возражений не имею.

Простившись, они расстались, каждый обремененный своими заботами и проблемами.

Убедившись, что условно-досрочное освобождение Лома из колонии решится в ближайшее время, одновременно понимая, что на свободе тот для оперативных работников будет представлять огромный интерес, уже на другой день после беседы с Листом Клим нанес визит Валентине Ильиничне.

Встрече с ним Ломакина была рада. К ней редко кто заходил, так как она слыла малообщительной, но Клим был для нее приятным гостем.

Они пили чай с клубничным вареньем, смотрели телефильм, наговорились вдоволь. В один из многочисленных ее походов из зала на кухню и обратно Клим, улучив свободную минуту, облюбовал к зале отопительную батарею, на которой со стороны глухой стены прикрепил миниатюрного "жучка", работающего на еще более миниатюрной батарейке, так что работникам передвижной радиостанции работы прибавилось.

Когда в девятом часу вечера Клим собрался уходить, Валентина Ильинична, понимая, что ему с ней скучно, с сожалением рассталась с ним, не посмев уговаривать его, чтобы он подольше задержался у нее в гостях.

Глава ТРИДЦАТАЯ

Капитан не имел намерения афишировать свое знакомство с Вячеславом Филипповичем, хотя ради сближения с ним пошел на ощутимые материальные затраты и освобождение из колонии его двоюродного брата Лома.

О своих издержках и хлопотах он поведал лишь Валентине Ильиничне и возвратившемуся из ИТК Лому.

На четвертый день после возвращения Лома из колонии, когда Валентина Ильинична ушла на работу, а Лом продолжал отсыпаться, в десятом часу его разбудил звонок,

В одних трусах и майке Лом открыл дверь – разбудившему его посетителю. В дверном проеме он увидел улыбающегося Капитана.

– Принимаешь гостей, соня? – поинтересовался он, заходя в прихожую с зеленой хозяйственной сумкой в руках.

– Заходите, Григорий Данилович! Таким гостям я всегда рад. Проходите в зал, я сейчас что-нибудь накину на себя и умоюсь. Спасибо, а то я и до вечера мог бы дрыхнуть.

Умывшись в ванной и заскочив в спальню, Лом через минуту выскочил из нее в синем адидасовском костюме.

В это время Капитан выложил в зале на стол две бутылки коньяка "Ришелье", палку колбасы, банки с лососем, печенью трески, с осетровой икрой.

– Я думаю, у тебя хлеб и рюмки найдутся? – улыбнувшись, спросил он.

– Только это от вчерашнего пиршества и осталось, – довольный визитом пахана, признался Лом.

– Я так и предполагал, а поэтому и загрузил свою сумку шамовкой и выпивоном под самую завязку, – снисходительно ответил Капитан Лому,

Когда сервировка стола была завершена. Лом сокрушенно произнес:

– Если бы с нами сейчас за столом сидел мой кореш Клим, то было бы совсем хорошо.

– Я же тебе говорил, что он уехал по телеграмме домой к матери. Она у него вроде помирать собралась.

– Я это помню. Просто соскучился по нему. Его мамаша всю дорогу болеет, жалко будет, если окочурится.

Наполнив рюмки коньяком, Капитан, подняв свою и дождавшись, когда Лом последует его примеру, поинтересовался:

– За что будем пить?

– За что скажете, – уступая первый тост пахану, ответил Лом.

– Тогда выпьем за твое УДО, что ты возвратился домой живым и здоровым.

Следующий тост произнес Лом:

– Выпьем, Григорий Данилович, за вас, моего благодетеля…

От такого тоста отказаться и не выпить Капитан не мог. Осушив рюмку и закусив, Лом сокрушенно проговорил:

– Прямо не знаю, когда и как смогу отработать ваши три лимона.

– Честно сказать, задача для тебя не из легких, – не желая отказываться и прощать долг Лому, произнес Капитан. – Но у тебя есть возможность не только за один мах погасить долг, но еще столько же заработать.

– Что надо сделать? – охотно согласился Лом, пережевывая крепкими челюстями кусок сухой колбасы.

– Ты скажи своему двоюродному брату Вячеславу Филипповичу, какую услугу я оказал тебе, и попроси его побеседовать со мной по душам и исполнить мою просьбу.

– Какую?

– Тебе о ней не стоит знать. Зачем забивать себе голову? Я ее сообщу ему.

– Григорий Данилович, я готов исполнить любую вашу просьбу, но заставлять брата поступать против своих интересов и принципов не могу, – решительно заявил Лом.

– Почему?

– Потому что он живет своей жизнью, а поэтому просить его ни о чем не буду даже для вас.

– Почему?

– Я не хочу быть виновником тех неприятностей, которые могут возникнуть у него от общения с вами.

Убедившись, что его авторитета для Лома оказалось недостаточно, чтобы сделать его беспрекословным своим союзником, Капитан на ходу изменил тактику беседы.

– Ты меня неправильно понял. Я вовсе не хочу неприятностей ни тебе, ни твоему брату. И почему вдруг ты решил, что я буду толкать его на преступление? Ты обо мне слитком плохо думаешь, – как бы обидевшись, заметил Капитан,

– Я о вас, Григорий Данилович, плохо не думаю, иначе не сидел бы с вами за одним столом. Но я уже тертый калач и кое-что усвоил в этой жизни.

– И что, ты думаешь, толкает меня на беседу с твоим братом?

– Только не желание пообщаться с ним.

– Допустим, а конкретнее ты можешь сказать?

– Если бы вы что-то из задуманного вами могли сделать официальным путем, то, безусловно, давным-давно воспользовались бы имеющимися возможностями. Но на пути вещего желания есть препятствие, которое вы намерены преодолеть незаконно, воспользовавшись услугами моего брата.

– В логике тебе не откажешь, но в отношении моих намерений ты глубоко ошибаешься. Я не стану толкать Вячеслава Филипповича на противоправные действия, и если он увидит их в моем предложении, когда мы с ним встретимся и побеседуем по существу, то сможет от него отказаться. Тебя такое условие моей встречи с ним устраивает?

– Тогда не понимаю, зачем понадобилось вам с ним встречаться?

– В моем деле твоего понятия и не требуется. Сидя на казенных харчах, шибко грамотным и умным не станешь. Отвечай мне прямо: принимаешь мое условие или нет?

– Если дело будет обстоять так, как вы сказали, то у меня нет возражений против нашей встречи с ним.

– Ну вот, наконец-то договорились, – вздохнув полной грудью, с облегчением произнес Капитан, не думавший, что получится такой трудный разговор. Цель его визита была достигнута. Расставаясь с Ломом, он сказал: – Встречу мне со своим брательником назначай у себя дома на любое время, только не забудь заблаговременно меня о ней уведомить.

Проводив Капитана, Лом возвратился в зал и присел за стол.

“Я-то, дурак, думал, что Капитан освободил меня из колонии из чувства долга и солидарности. Но, оказывается, я ему понадобился для какой-то махинации, которую без моего участия он не может провернуть. Что же ты думал, дурбола? Сейчас в миро ничего не делается задаром и за "спасибо". За все надо платить. И за свое освобождение Капитаном из колонии мне теперь тоже приходится платить", – к такому неутешительному выводу пришел Лом.

В состоянии досады и разочарования он один выпил оставшуюся полную бутылку коньяка, после чего уснул.