Текст книги "Опасные заложники"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

ВЛАДИМИР ШИТОВ
Опасные заложники

ВИНОВНЫХ В КРИМИНАЛЕ НЕТ
Часть 3. «ПРОТИВОСТОЯНИЕ»

Глава І. ТИХИЙ

В свои пятьдесят восемь лег библиотекарь колонии Виктор Захарович Аверкин, известный читателю под кличкой Тихий, столько раз был очевидцем разной человеческой подлости как по отношению к врагам, так и к своим близким, что она перестала его удивлять. А уж волноваться из-за такого человеческого проявления он совершенно не собирался. Однако за неделю до конца отбытия своего срока наказания он сильно расстроился и не находил ни покоя, ни места. Освобождаться на волю ему совершенно не хотелось. Для этого у него имелись веские основания: в колонии он имел свой угол с постелью, постоянное питание, легкую работу, уважающих его зеков, которые делились с ним всем, что имелось у них в излишке. На воле его никто не ждал, никому он там не был нужен. Родственников у него не было. Как и где жить? За счет каких средств питаться и одеваться?..

Эти проблемы были предметом его постоянных размышлений, Если бы у него была возможность выбора, то он не раздумывая добровольно остался бы в колонии до конца своей жизни. Но такое было нереально, а поэтому неосуществимо.

На законном основании оставаться в колонии он мог только при одном условии. Для этого ему надо было совершить в зоне новое преступление. В интересах козырных он мог совершить заказное преступление, то есть стать торпедой. Но опускаться до такого уровня для Тихого было ниже его достоинства.

Он принял такое решение: "Придется освобождаться и коптить небо на воле. Пока у меня будут бабки, стану тратить их и жить по-человечески. Если жизнь на воле у меня не сложится, начну грабить магазины до тех пор, пока не заловят менты. Возможно, поживу в свое удовольствие. Если сяду снова, буду знать, что не задаром”. Определившись и приняв такое решение, Тихий почувствовал, как стало легче на душе…

Днем в библиотеку к нему за книгами зеки приходили не очень часто. Жара не располагала к чтению книг, вынуждала зеков больше времени находиться в помещениях, под тенью зданий и деревьев. Поэтому прихода Костыля в библиотеку в одиннадцать часов Тихий никак не ожидал.

Поздоровавшись с Костылем за руку, он поинтересовался:

– Ну, что, дорогой, желаешь почитать?

Костыль в библиотеке никогда книг не брал, и Тихий догадывался, что пришел он сюда по какому-то делу. Поэтому свой вопрос Костылю задал формально. Надо же было что-то говорить посетителю.

– Книги подождут. Я к тебе пришел с визитом вежливости, – доставая из газетного свертка бутылку шампанского и ставя ее на стол, ответил Костыль.

– По какому такому случаи»?

– Скоро ты нас покинешь. Имею желание напоследок с тобой поговорить о житье-бытье без свидетелей и не спеша.

Удовлетворившись его ответом, Тихий молча сходил к себе в подсобку, откуда принес два стакана и горсть шоколадных конфет.

– Ну что ж, выпьем за твое скорое освобождение, – произнес Костыль первый тост, чокаясь своим стаканом о стакан Тихого.

– Давай дерябнем, – без воодушевления поддержал его Тихий и опрокинул вино из стакана в рот. Закусив конфетой, он продолжал: – Хотя если честно, то я в свободе не нуждаюсь. Она голому не нужна.

– Знаю и понимаю, почему ты так говоришь. Кому-то свобода приносит счастье, а кому-то одни нерешенные проблемы, – разжевывая конфету, с пониманием развил его мысль Костыль.

– Вот меня гам как раз и ждут эти чертовы проблемы.

– В нашем возрасте если в жизни ничего не успел поймать, то уже и не поймаешь.

– Тут как пить дать, – согласился Тихий.

Не спеша беседуя, они осушили бутылку, которую Тихий немедленно убрал со стола.

– Нам с гобой и вторая бутылка не помешала бы, но, извини, запасы этого добра иссякли, – сокрушенно заметил Костыль.

– Мы же не в ресторане, – успокоил Костыля Тихий. – Может, нам продолжить разговор за партией в шахматы? – предложил он.

– Давай! – согласился Костыль, понимая, что как шахматист Тихий не сможет ему оказать достойного сопротивления.

Отношения между норами козырной масти строятся на взаимопонимании и уважении личности. Никто из них никогда не посмеет другого унизить, оскорбить плоской шуткой. В разговоре между собой они следят, чтобы не выскочило оскорбительное слово, а если это случалось, то допустивший оплошность немедленно извинялся перед товарищем, пояснял сказанное случайностью. Если бы свободные граждане страны следовали их примеру и поступали так же предупредительно и искренне, то смогли бы избежать многих неприятностей, которые поджидают их в жизни…

Достав из кармана пачку денег, перетянутую черной резинкой, и отдавая ее Тихому, Костыль произнес:

– Вот тебе пол-лимона от меня на дорожку.

– Я тебе не смогу их вернуть, – заметил Тихий, не решаясь спрятать деньги в карман своих брюк.

– Это дружеская помощь. Без отдачи, – успокоил его Костыль.

– Тогда другое дело, – повеселев и пряча деньги в карман, оживился Тихий.

– До тебя, где-то год тому назад, освободился Музыкант. Мы ему хотели тоже сделать безвозмездный, дружеский подарок, но он пожелал взять у нас бабки только в долг и под проценты.

– Что его равнять со мной? Он парень шустрый. Мне до него далеко. Ему еще крутиться и крутиться в жизни, а я свое уже открутил, – прибедняясь, заметил Тихий.

– Каждому овощу свое время, – согласно кивнул Костыль.

– Может, тебе на воле какую-нибудь услугу выполнить? Говори, я не откажусь.

– Ты же свое уже открутил, – улыбнувшись, напомнил Костыль товарищу его недавнее заявление,

– Не совсем же я стал никудышным, чтобы не уметь ничего, – тоже улыбнулся Тихий. Видать, деньги друга приподняли ему настроение.

– Есть у меня для тебя поручение, – не стал запираться Костыль,

– И какое же это поручение?

– Четыре месяца тому назад откинулся Инженер. Когда он был тут, то обратился ко мне с просьбой, чтобы мы взяли над ним шефство и подогревали. Больше года он получал от нас "дурь" и по-барски кайфовал. Мы его считали правильным мужиком. Он обещал, освободившись, снабжать меня посылками. Однако Инженер оказался бакланом и своего обещания не сдержал… Я дам тебе его адрес, посети негодяя и от моего имени потрекай с ним. Скажи ому: если он не хочет, чтобы в его дом прилетел красный петух и если ему дорого жизнь, то двадцать путевых посылок, каких – он знает, должны быть направлены к нам в зону на мое имя.

– Мне с ним потрекать не проблема. Как думаешь, он на меня выступать не станет?

– Инженер – человек интеллигентный и не дурак. Он знает, с кем имеет дело, а поэтому выступлений с его стороны можешь не бояться. Буду ждать от него первую посылку три недели после твоего освобождения. Не дождусь – займусь его воспитанием. Чем закончится твой разговор с ним, брякнешь мне по телефону.

– Это дело я сварганю, – с облегчением вздохнул Тихий. Поручение Костыля оказалось легким и не опасным…

После беседы и шахматной партии они расстались. Еще в течение нескольких дней к Тихому тянулись другие воры, которые обязательно чем-то его одаривали. Такое внимание к своей личности несколько приободрило Тихого, вдохновило его, и предстоящее освобождение из колонии уже не казалось ему таким плачевным и ненужным.

Глава 2. ИНЖЕНЕР

Освободившись из ИТК, Дмитрий Гордеевич Давыдов, известный под кличкой Инженер, по специальности работать на производстве не стал. Пользуясь тем, что его домовладение с земельным участком находилось в центре города (как говорят торговые люди, «на бойком месте»), он у себя во дворе построил кирпичное здание, в котором открыл магазин по продаже спиртных напитков и табачных изделий. Помимо продажи товаров, на которые у него имелись сертификаты, он через свой магазин реализовывал винно-водочные изделия подпольного розлива. На такой противоправный шаг его толкнула огромная прибыль, получаемая от реализации левой продукции, Получение лицензий на право продажи спиртного, табака, пива, прохладительных напитков вынудило его сильно потратиться на взятки разным должностным лицам. Поэтому погашение своего долга Костылю Инженер откладывал из месяца в месяц «на потом». Постепенно он привык к своей неисполнительности, тем более, что она его не беспокоила и не напоминала о себе.

Торговлей в магазине Инженера занимались жена, сын, невестка. Жена с сыном были за прилавком, невестка сидела за кассовым аппаратом. Сам Инженер взял на себя функцию экспедитора, занимаясь поставкой товара с баз, складов, из различных подпольных цехов, с заводов и фабрик.

Вот и сегодня Инженер доставил на своем “москвиче" с Динской кондитерской фабрики ящики и коробки с конфетами, Вместе с сыном он быстро выгрузил товар в подсобное помещение магазина, спеша отправиться в новую поездку, на этот раз за партией шампанского.

Освободившись от неотложной работы, он снова направился к своей машине, когда его остановил прилично одетый мужчина пенсионного возраста. Только внимательно приглядевшись, Инженер узнал в нем старого знакомого.

– Привет, Инженер, – не подавая руки, поздоровался Тихий.

– Здравствуй, Тихий, – сразу же позабыв о своих планах, ответил Инженер. – Какими ветрами тебя занесло в наши края?

– Костыль направил меня к тебе на толковищу.

– Пойдем в дом, там и потолкуем.

– Давай лучше поговорим в твоей тачке, – усаживаясь на переднее сиденье, предназначенное для пассажира, предложил Тихий. Инженеру ничего не оставалось, как последовать его примеру,

– О чем будет разговор? – закрывая за собой дверцу машины, спросил он.

– Костыль поручил мне напомнить, что за подогрев, который тебе делался там, ты должен ему двадцать посылок, Какое содержимое должно быть в них – не мне тебя инструктировать.

– Все это я помню. Но у меня нет сейчас свободных бабок на посылки ему.

– Ты мне такую чушь трекаешь, что мне ее от тебя просто странно слышать.

– Какую же я глупость сказал?

– Еще спрашиваешь? Как только свой ромбик ты в институте получил, если мелешь языком не думая.

– Тихий, кончай травить, говори по существу.

– А я и говорю по существу. Имеешь дом, дачу, магазин, машину, товару на десятки лимонов – и смеешь жаловаться мне, что у тебя нет бабок на посылки? Такая твоя заявка сильно возмутит Костыля. Ты не боишься того, что в одно прекрасное время от него к тебе прилетит красный петух, который опалит красным крылом все твои хоромы? Тогда у тебя действительно дело будет швах.

– Ты мне угрожаешь?

– Ни в коем случае. Ты должен не мне, а Костылю. Я всего лишь передаю его слова. А он сказал, что если в течение трех недель к нему не начнут поступать от тебя посылки, то он осуществит свою угрозу. Смотри, не допусти перебора. У Костыля исполнителей на воле больше, чем у тебя на голове волос.

– Понимаю, но меня замучили рэкетиры, постоянно доят, не дают продыху, – заскулил, оправдываясь Инженер, понимая, что с Костылем шутки плохи.

– Костыля твои проблемы не колышат. Посылка – не тачка, на нее много бабок не требуется, – резонно заметил Тихий, довольный, что на его долю выпала такая деликатная миссия, когда можно почувствовать себя вершителем человеческой судьбы.

Подумав и все взвесив, Инженер сообщил Тихому:

– Передай Костылю, что в течение недели он начнет получать от меня посылки в счет погашения моего долга.

– Вот теперь я слышу рассуждение умного мужика, Напоминаю тебе на всякий случай, что часики Костыля начали отстукивать твой срок,

– Не маленький, все уяснил. Пошли ко мне в дом пообедаем, поговорим.

– Не откажусь.

У себя на кухне Инженер подогрел борщ, нарезал ветчину, колбасу, сало, соленые огурцы. За обедом они распили бутылку водки. Тихий поведал Инженеру лагерные новости, тот поделился своими проблемами. Чем больше они пили спиртного, тем беседа между ними становилась непринужденнее. В конце застолья Инженер неожиданно для Тихого поинтересовался:

– Послушай, Виктор Захарович, у тебя есть к кому от меня ехать?

– Я вольная птица. У меня нет ни кола, ни двора,

– Могу предоставить тебе и кров, и шамовку.

– На каких условиях?

– Будешь сторожем моего магазина,

Задумчиво почесав бровь, Тихий ответил:

– Не могу принять твоего предложения.

– Почему?

– Старому козырному вору не с руки идти в услужение к какому-то фраеру.

– А если подумать?

– Тут нечего думать. Мои принципы не позволяют опускаться до такой дикости. Если бы я не знал, что ты сделал мне свое предложение от души, то мог бы принять его за подлянку и обидеться на тебя.

"Трудовое соглашение" не состоялось. Пообедав, они дружески расстались.

Инженер не сомневался в серьезности предупреждения Костыля, а поэтому на другой день после беседы с Тихим приступил к выполнению своих обязательств перед "авторитетом на положении".

Когда в ИТК пришла посылка на имя Шумнова, того вызвал к себе в кабинет старший инспектор оперчасти Окшин. Усадив Костыля, он поинтересовался:

– От кого-нибудь ждешь посылку?

– Жду.

– От кого?

– От Давыдова Дмитрия Гордеевича, – не задумываясь быстро ответил Костыль.

– Угадал! – улыбнулся Окшин. – Распишись вот тут в ее получении и забирай к себе в барак.

В ИТК существует правило: когда зеку поступает посылка, оперработник спрашивает у него, ждет ли он посылку и от кого. Если у зека много родни, которая может прислать ему посылку, то оперработник называет регион страны, чтобы зеку легче было ответить. Если зек и с помощью наводящих вопросов не может угадать, от кого посылка, тогда она вскрывается в присутствии начальника отряда, в котором числится зек, его самого и оперработника. Все, что не положено для передачи зеку, из посылки изымается, остальное передается ему.

За десять лет службы Окшина во внутренних войсках у него не было случая, чтобы хотя бы один, даже дебильный зек, не угадал, от кого пришла посылка.

Эпизод с Костылем был не исключением из правил, а установившейся закономерностью.

Глава 3. СВИДАНИЕ С БРАТОМ

Брат Костыля, с редким именем Ермолай, ежегодно дважды приезжал к нему на свидание в ИТК. Ермолай был старше Костыля на семь лет и внешне даже отдаленно не походил на своего тщедушного брата. Ростом он был под сто девяносто сантиметров, весил более центнера, повадками и медлительностью напоминал дрессированного медведя. Несмотря на внешнюю несхожесть, разные взгляды на жизнь и на труд, они любили друг друга.

Ермолай был женат, имел трех взрослых сыновей и дочь. У него же в доме жил отец – Шумнов Роман Константинович, которому шел семьдесят восьмой год жизни. Возможно, последний фактор являлся причиной того, что где бы ни был Костыль, находясь на свободе, но регулярные визиты к отцу и брату, одаривание подарками родственников стали для него приятной потребностью. Слышать от древнего старика нравоучения было для Костыля священным занятием, на котором он был самым дисциплинированным учеником. Соглашаясь со всеми догмами отца и не переча ему, Костыль, покидая стены родительского дома, в жизни однако принимал решения опираясь только на свои знания и опыт.

Когда Ермолай приезжал на свидание к брату, у последнего на душе становилось приятно и радостно. При Ермолае у Костыля изменялся даже внешний вид: на лице разглаживались суровые складки, он становился улыбчивым и доступным для общения. С годами разрыв в семь лет между братьями полностью сгладился, и сейчас трудно было определить, кто из них старше, а кто моложе. Этот разрыв был слишком заметен в детстве. Тогда Костыль тянулся к брату, хотел играть с ним и его друзьями, а они видели в нем большую помеху, обременяющую и мешающую Ермолаю в его развлечениях. Поэтому Ермолай чаще всего убегал от брата под громкий плач того.

Но если Ермолаю и было неинтересно играть с Григорием, это не мешало ему выполнять обязанности старшего брата и не позволять сверстникам обижать его. Так получалось, что Ермолай всегда оказывался на месте там, где Гришке его ровесники готовили хорошую взбучку. Старший брат предотвращал ее.

Мать у них умерла очень рано, когда Григорию было всего пять лет. Во второй раз отец не женился, но здорово стал злоупотреблять спиртным. Возможно, именно поведение отца, который мало уделял внимание своим детям, явилось причиной того, что Григорий рано пристрастился к кражам. Сначала обворовывал пьяных мужиков, потом стал совершать квартирные кражи: пользуясь своим малым ростом, он проникал в квартиры через форточки.

После смерти матери Ермолаю пришлось всю работу по дому взвалить на свои плечи. Не по годам он стал трудолюбивым и старательным. Может быть, желание побыстрее избавиться от домашних работ, по, возможно, и любовь побудили Ермолая жениться в восемнадцать лет. Женившись, он быстро оброс тремя сыновьями и дочерью. Племянники Игорь, Олег и Константин в разное время тоже были у Костыля в ИТК. Однако в свой последний приезд Ермолай никого из сыновей не взял с собой.

Когда надзиратель привел Костыля в комнату для свиданий, тот обомлел, увидев, что голова Ермолая стала совсем седой. Они обнялись, расцеловались. Костыль не видел на лице брата обычной улыбки, к которой привык при встречах.

– Ты чего ко мне без племяшей приехал?

– Оставил их дома с матерью. После гибели Константина баба совсем раскисла и сдала.

Костыль из письма брата знал, что девятнадцатилетний Константин погиб в Чечне в марте 1995 года, но подробностей его гибели не знал и сейчас не стал расспрашивать о них: не подошло еще для такого разговора время.

Как обычно сервировкой стола занимался Ермолай. Он выкладывал на стол из сумок весь продуктовый дефицит: конченую курицу, сало, колбасу, лук, чеснок, огурцы, помидоры, давая возможность Костылю право выбора.

Взяв толстый кусок сала, Ермолай отодрал от него поджаренную на соломе шкуру, вытащил из тайника пол-литровую плоскую бутылку со спиртным, Ставя ее на стол, он без былого вдохновения произнес:

– Помянем моего сына, а твоего племянника. Пускай он не обижается, что мы не смогли его уберечь.

Только выпив несколько рюмок спирта, Костыль счел возможным попросить:

– Ты бы, Ермолай, хоть рассказал, как погиб наш Константин. Ты же ездил за ним в Чечню.

– Ездил и забрал домой. Но лучше бы я его там, в этой загребанной Чечне и похоронил, – не скрывая бегущих по лицу слез, прорычал сердито Ермолай.

– Почему так? – удивился Костыль.

Когда жена узнала, что Константин не только убит чеченцами, но ослеплен и кастрирован, то от ее воя, даже сейчас, как вспомню, у меня мурашки по телу бегают. Как после такого горя она не чеканулась, удивляюсь, – опустив голову под тяжестью своего несчастья, рассказывал Ермолай.

– Ты, смотри, сволочи, до чего додумались!

– А чего ты хотел? Наши козлы их вооружили, дали возможность три года тренироваться, вербовать наемников, после чего восемнадцати-девятнадцатилетних пацанов бросили в эту мясорубку. И что характерно, ни президент, ни правительство никак "не найдут" виновных в таком бардаке. Пускай наши дети гибнут из-за разного рода взяточников и дураков, позволивших Дудаеву встать на ноги и окрепнуть. О том, что ему давно надо было рога свернуть, я не спорю, но только руками профессионалов, а не пацанов.

– Ну ладно, наши солдаты, Константин в том числе, убивали вооруженных чеченцев, поэтому и те имели какое-то право стрелять и убивать. Но зачем им было над убитыми ребятами издеваться?

– Здесь я с тобой согласен. И то, что чеченцы убили моего сына, зла на них не таил. Но издевательства над его телом я им, гадам, никогда не прощу. В роте сына по моей просьбе солдаты дали мне две противотанковые гранаты, Хотел я их взорвать в бомбоубежище, что на улице Интернациональной. В нем скрывалось более сотни мирных граждан, если бы среди них не было русских, то я бы их всех там и похоронил. Из-за русских пришлось пожалеть чеченцев, зато все равно два дома с чеченцами подорвал, Никто из соседей тогда не вышел на улицу и не попытался задержать меня. Спрашивается, где их хваленая горская гордость? Как крысы попрятались по норам. Неужели Дудаев, поощряя жестокость своих наемников, не понимает, что мы его все равно где бы он ни был достанем и сделаем с ним то, что они сделали с нашими сыновьями? Зачем ему надо было своей жестокостью натравливать нас, россиян, на чеченский народ? Ведь чеченцы не могут жить безвылазно в пределах своей республики, А за ее пределами такие обиженные, как я, им спокойной жизни теперь не дадут. Жестокость дудаевских наемников пробудила во мне зверя, и я не успокоюсь, пока не утолю свою жажду мести или пока они меня не убьют.

– Ты так рассуждаешь по пьянке.

– Тебе хотелось бы так считать, но я уже начал пить их кровь и не остановлюсь. – Ермолай разглядывал свои огромные руки, – Я их мужиков теперь стал грохать с помощью одного кулака. Шлепну им по кумполу – и нет ваших. Дудаев хотел с нами газавата, я ему его устрою.

– Ты бы подумал о жене и детях, ведь чеченцы могут поступить с ними так же, как поступаешь ты.

– Думал я об этом и бросил было свою охоту на них. А тут Шамиль Басаев со своими головорезами захватил в Буденновске заложников. Опять погибло сто двадцать три жителя города, я уже не говорю, что раненых там оказалось гораздо больше убитых. Они, сволочи, нас запугивают. Афганским душманам такая попытка оказалась не по плечу, а уж горстке бандитов и подавно. На басаевскую выходку я поклялся тоже в Чечне устроить такой же концерт. Только тогда я смогу обрести покой.

– Тебе надо лечиться от бешенства!

– Когда свои обязательства выполню, тогда и подумаю о лечении. А сейчас давай выпьем за наше здоровье…

Выпив еще немного и закусив, Ермолай сказал:

– Знаю, что ты руководишь зеками в своей колонии. А чеченцы здесь есть?

– Четверо.

– Уничтожь их в память о своем племяннике, – со звериным блеском в глазах предложил Ермолай.

– Я этого сделать не могу.

– Почему?

– Они правильные люди, не нарушают наших законов. А я даже ради родного брата не пойду против наших правил. Если я поступлю иначе, меня законники могут призвать к ответу.

– Если бы ты сейчас, уважаемый законник, отбывал наказание не у нас тут, а у них в Чечне, то вряд ли они пожалели бы тебя и придерживались бы воровского закона.

– Тебе так кажется, – возразил ему Костыль.

– Вот так у нас и получается: русских гонят в шею из других республик и бьют, а мы терпеливо ждем, когда наш закон разрешит нам всем им дать сдачи. Вот и дождались, что более трех миллионов русских вынуждены переселяться из стран СНГ к себе в Россию. А как нас разная националистическая сволочь не называет при этом? И сволочами, и оккупантами, и свиньями. Пока мы не станем себя уважать и защищать свое Я, нас никто по-настоящему за великую нацию признавать не будет.

– Знаешь что, брат? Ты в политику не лезь. Не с нашими мозгами в ней разбираться.

– Тебе, Григорий, просто так кажется. Когда у тебя, как у меня, погибнет сын в Чечне, а у некоторых родителей погибший был единственным продолжателем рода, то хочешь ты или нет, но очень быстро станешь разбираться в политике.

– Мне такого не дано, да я и не стремлюсь.

– Жаль, а я между прочим надеялся на твою помощь и приехал за ней.

– Мы с тобой, Ермолай, шли по жизни разными путями. Даже ради памяти Костика я не могу и не буду перестраиваться.

– Это твое праве. Свою точку зрения я тебе навязывать не собираюсь. Я, брат, не хочу, чтобы ты из-за моих идей страдал. Живи как можешь. Завтра я от тебя уеду.

– Куда поедешь?

– Поеду в Чечню, в часть сына. Возьму там нужную мне справку, заодно отведу душу. Если меня там прибьют, что маловероятно, то жене не вздумай передавать мои сегодняшние откровения.

– Лихачишь ты на старости лет!

– Есть немножко, но жизнь заставляет, – пьяно улыбнувшись, согласился с ним Ермолай. – Просился у командира части взять меня к себе добровольцем. И знаешь, почему он мне отказал?

– Почему?

– Видишь ли, я оказался для него старым. А какой я старик, если пятерых, а то и с десяток сосунков, как мой Константин, смог бы подмять под себя?

– В твоих руках только автомата не хватает, Ты и так, как я вижу, до хрена наломал дров.

– Зато я знаю, что мой сеян отомщен.

"Дураки… Обозлили моего брата своей жестокостью, теперь пожинайте свои плоды. Если бы он мстил тем, кому надо, а то пострадают невинные люди", – с жалостью подумал Костыль.

Допив спирт, они легли отдыхать, но Костыль еще долго не мог уснуть:

"Ермолай, оказавшись в Чечне, применит там тактику чеченских боевиков. Из толпы мирного населения те стреляли в солдат и убивали их, часто уходя от ответственности за свои преступления. Теперь Ермолай среди жителей Грозного будет выбирать жертву, достойную его внимания. Сколько Иванов, Ермолаев, других россиян чеченские садисты пробудили к адекватным действиям, никто сейчас не сможет сказать, но будущее свое покажет. Уже сейчас перед властями страны возникла проблема, где и в каких войсках использовать призывников из Чечни, чтобы их не обижали солдаты других национальностей. Долго теперь среди чеченцев не будет генералов", – засыпая подумал Костыль.

На другой день они вместе позавтракали.

– Может, останешься у меня и никуда не поедешь? – с надеждой спросил Костыль.

– Своих чеченцев ты трогать не хочешь, а меня там “работа" ждет.

– Будь осторожней, я за тебя, дурака, переживать буду, – обнимая Ермолая, попросил Костыль.

– Если у меня гам пройдет все чин чином, то я дам знать.