Текст книги "Стригунки"
Автор книги: Владимир Великанов
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Инна вернулась домой поздно. Дома никого не было. Мама, видимо, уехала на концерт, а отец еще не возвращался с работы. Не зажигая света, Инна подошла к окну, открыла его и легла на тахту. В темноте поблескивала поднятая крышка рояля, отражая огоньки улицы. Настроение у Инны было подавленное. Но она старалась еще сильнее растравить обиду, внушая самой себе, что вот лежит одна в темной комнате, никому не нужная, всеми отвергнутая.
Все в жизни Инне давалось легко. Не прилагая больших усилий, она отлично училась, у нее была прекрасная музыкальная память, слух и даже голос. Ее внешности завидовали многие девочки. С Инной охотно дружили. Инна пользовалась авторитетом среди сверстников и всегда умела с блеском выполнить любое дело, которое поручал ей коллектив. Да, она именно любила дело, которое можно было выполнить с блеском. И вот первая неудача. Оказывается, не все уж так в жизни легко и просто.
Щелкнул дверной замок, и в комнате вспыхнул яркий свет. В дверях стоял отец. Обычно сдержанная с отцом, Инна вскочила с тахты и, как давно этого не делала, по-детски бросилась ему на шею.
– Что ж ты, доченька, в темноте сидишь?
Отец понял, что дочь чем-то взволнована, и нежно обнял ее.
Инна расплакалась.
– Ну, что случилось? Что с тобой?
– Папа, меня не выбрали!
– Постыдись, Инночка! Ну, не выбрали так не выбрали. – Отец нежно погладил дочь по голове. – Ты расскажи хоть, куда не выбрали?
– В совет дружины…
– Может быть, я хотел, чтобы меня выбрали в Московский Совет. А вот были выборы, и меня даже в кандидаты не выдвинули. В жизни не всегда получается так, как хочешь.
– Мне обидно, папочка…
– А что ж все-таки произошло? Как все было?
– Не важно! Так, чепуха!
Инна сказала неправду. Произошло вот что.
Инна пришла на сбор пионерской дружины. Прогуливаясь вместе с подругами по коридору, Инна слышала разговоры о том, кого нужно выбрать в совет и кого выбирать не стоит. Ее встревожило то, что она не слышала своей фамилии. Настроение ее еще больше испортилось, когда на четвертом этаже на одном из столов она увидела макет городского пионерского лагеря: «Даже макет сделали». Около макета толпились ребята, рассматривая миниатюрный флажок на мачте, клумбы, спортивную площадку.
Наконец горн позвал всех в зал. Отряд за отрядом поднимались пионеры на четвертый этаж. Младшие расселись поближе к сцене, старшие – подальше.
На сцену поднялись Варвара Леонидовна и председатель совета дружины Галя Полоцкая.
Варвара Леонидовна подняла руку. В зале стихло.
– Председатель совета дружины, сдать рапорт! – сказала она.
Галя стала сдавать рапорт.
Глядя на Варвару Леонидовну, которая, принимая рапорт, выглядела довольно смешно в положении «смирно», Поликарп Александрович размышлял о том, что все же неправильно оставлять пионерскую дружину без старшей пионерской вожатой.
«Целое лето просидеть в городе и не добиться от райкома комсомола штатной вожатой?» – думал Климов о Фомичевой. – Надо было мне хотя бы дней на пять раньше из санатория уехать. Может быть, удалось бы вместе с райкомом вожатую подобрать».
Как можно звонче Варвара Леонидовна скомандовала:
– К выносу знамени дружины имени Героя Советского Союза Александра Матросова… смирно!
В коридоре забили барабаны, и между пионерскими рядами поплыло знамя.
Потом Галя Полоцкая начала отчет о том, как работали дружина и ее совет в прошлом году.
Инну очень тревожило, что скажет Галя о городском лагере. Но, отметив его хорошую работу, Галя больше ничего не сказала. У Инны отлегло от сердца. «Это, наверно, Варвара Леонидовна сказала ей меня не критиковать. Она меня любит», – подумала Инна.
– Теперь, ребята, давайте подумаем, что нам надо сделать, чтобы дружина в этом году работала еще лучше, – предложила Варвара Леонидовна. – Выскажем свои пожелания совету, который мы сейчас выберем.
В зале стало очень тихо. Надо быть очень смелым человеком, чтобы выступить перед таким огромным собранием. И вдруг из заднего ряда потянулась чья-то рука.
– Ну, кто там? Пожалуйста, сюда!
На сцену поднялась Наташа. В углу, где расположился седьмой «А», приглушенно шумели.
– Я – Наташа Губина из седьмого «А». Новенькая, – начала Наташа и на секунду замолчала. – Может, потому, что я в школе недавно, мне заметнее. Сперва мне хочется сказать о пионерской комнате. В нашей домодедовской школе, где я училась, пионерская комната была лучше. Я думаю, что пионерская комната для того, чтобы в ней работать, мастерить. А подмести недолго. Надо, конечно, чтобы только там всегда дежурные были. Без хозяина порядка никогда не будет. Старшей вожатой совсем не обязательно все время в пионерской комнате сидеть и смотреть, чтобы никто не баловался. Дежурный член совета дружины за этим может следить. Мне не нравится, что плакаты, полочки и другие вещи в пионерской комнате сделали не сами ребята. Все в магазине куплено. Это неинтересно! Комната наша, и все в ней должно быть нашим! Сделано нашими руками.
«Эту девчонку из виду упускать нельзя, – думал Поликарп Александрович. – Хорошей помощницей мне будет».
Все нравилось учителю в Наташе: и смелость, с какой она поднялась на сцену, и простота, и прямота, и даже внешность.
Наташа между тем продолжала:
– И еще я вот о чем хочу сказать. Я сижу за партой с Мишей Птахой. Недавно его вызвали к директору, и он не вернулся. Все думают, что Птаху исключили. А за что, никто не знает. Поликарп Александрович сказал нам, – продолжала Наташа, – что на педсовете Мишу не исключали, что Птаха сам перестал ходить в школу. Я слышала, как Миша говорил: «Хочу семь классов кончить». Мы должны привести Птаху в школу.
На седьмой «А» выступление Наташи произвело большое впечатление, хотя реагировал каждый по-своему. Рем и Желтков комментировали каждую фразу Наташи. Желтков сбивался на грубые шутки. Олег не скрывал своего восторга. Евстратова, изредка поглядывая на Олега и видя его восторг, возненавидела новенькую. Тем более, что увлечение Олега заметила «ее свита», как она мысленно называла своих подруг.
В первые дни учебы Никифоров не обратил на Губину никакого внимания. Но теперь, слушая Наташу, он понял, что она за человек. «Эта не откажется от грязных кирпичей. Это не Евстратиха!» – думал он о Губиной.
За Наташей выступали другие ребята. Многие из них свои пожелания высказывали с места.
– Желающих, кажется, больше нет? – сказала, наконец, Варвара Леонидовна, обводя зал взглядом. – Кого же мы выберем в новый совет?
В зале стихло. Наконец из конца зала, где сидели шестиклассники, донесся мальчишеский голос:
– Северьянова Леонида!
Варвара Леонидовна записала фамилию кандидата и сказала:
– Северьянова, наверно, не все знают. Пусть тот, кто его выдвинул, скажет, хороший ли пионер Северьянов. Будет ли он полезен в совете дружины?
Пионер, выдвигавший Северьянова, вышел на сцену.
– Северьянова я знаю с первого класса, – начал он. – Леонид учится на пятерки, дисциплинированный, чуткий товарищ. Был у нас звеньевым, членом и председателем совета отряда.
– Как, ребята, ясно, кто такой Леня Северьянов? – спросила Варвара Леонидовна.
– Ясно, – загудели в зале.
Инна значительно обвела взглядом подруг, и одна из них, Нина Сорокина, подняла руку.
– Инну Евстратову! – крикнула она.
Инна внутренне торжествовала. Нина вышла на сцену и заученно сказала, что Инна отличница, чуткий, хороший товарищ, что всегда выполняет общественную работу.
Настроение Инны стало совсем хорошим после выступления Варвары Леонидовны, которая долго расхваливала ее и под конец властно сказала, что Инна Евстратова непременно должна быть в совете дружины.
Над головами седьмого «А» вытянулась чья-то рука. Варвара Леонидовна, уже внеся в список фамилию Инны, спросила:
– Что у тебя?
– Я хочу выступить.
На удивление всему седьмому «А», эти слова принадлежали тихоне Женьке Мухину.
Женя не торопясь поднялся на трибуну. Дождавшись, когда зал стихнет, он сказал:
– Я против того, чтобы избирать Евстратову в совет. Она много стала воображать. Это раз, – Женя на секунду умолк.
Инна больше всех на свете ненавидела сейчас этого мальчишку, осмелившегося подрывать ее авторитет.
– А два… – продолжал Женя. – Летом совет дружины поручил ей быть председателем совета городского лагеря. А она… что сделала? Она наплевала на поручение совета дружины и уехала. Разве мало у нас других хороших ребят?
Варвара Леонидовна смущенно улыбалась. Ребята были поражены: «Кто так здорово выступил? Тихоня Муха! Что с ним стряслось? Выступил, конечно, правильно».
Коля Никифоров посмотрел на Инну и почувствовал к ней жалость.
Евстратова заметила этот взгляд: «Жалеет!»
Дальнейшее Инну уже не интересовало. Не поднимая глаз, она с нетерпением ждала, когда кончится сбор. Словно во сне, Инна слышала, как кто-то выдвинул кандидатуру Губиной, как это предложение одобрил Поликарп Александрович. Потом приступили к голосованию. Число голосов, поданных за Инну, было невелико.
Глава двадцать третьяНа скамейку кто-то набросал сырого песку. Видимо, малыши. Поликарп Александрович смахнул песок газетой и сел, положив рядом стопку тетрадок, взятых на проверку.
Приятно пригревало солнце. В демисезонном пальто становилось жарко, но Климову не хотелось уходить в тень. Да и тень-то на сквере найти было трудно. На голых тонких веточках вздрагивали одинокие желто-бурые листики. Некоторые из них отрывались и, лениво покружив, падали на дорожку. Здесь их подхватывал хлопотун-ветер, и листья пускались наперегонки.
«Какие разные люди! – размышлял Поликарп Александрович. – Вот Желткова минувшей весной плакала, упрашивала: дайте мальчишке пересдать осенью. А здесь: «Не беспокойтесь, товарищ учитель. Не пропадем. Руки-ноги есть. Не всем ученым быть». Какая гордость в человеке! Гордость и… обида… Одна… Работает… Муж жизнь за Родину отдал…
Чьи-то ребята учатся, а вот Миша Птаха на завод чернорабочим идет… И у его матери законная обида…»
…Когда Климов вошел во двор, где жил Птаха, бесчисленная ребятня встретила учителя как старого знакомого. Это была уже не первая попытка Поликарпа Александровича увидеть Птаху и выяснить, почему он бросил школу.
Поликарп Александрович пробежал глазами по головам мальчишек, по закоулкам двора и на крыше сарая около голубятни увидел Птаху.
Миша метнулся за голубятню и исчез. «Прячется от меня, избегает», – подумал учитель.
Мать Птахи встретила Поликарпа Александровича сдержанно и сказала, что пришел он напрасно: Миша уже устроился на завод. «Не беспокойтесь, товарищ учитель, не пропадем…» – и, сказав, что ей пора идти на работу, дала понять гостю, что пора уходить.
«И все-таки, я уверен, он еще нигде не работает, а лазает по голубятням», – размышлял Поликарп Александрович, сопоставляя события последних дней.
Учитель решил немедленно поговорить о Птахе с Зиминым. Олега Зимина Климов разыскал в пионерской комнате. Тот дежурил. В последнее время в школе ребята увлекались игрой в «балду». В нее играли в коридорах, в библиотеке, в пионерской комнате, в вестибюле, играли перед началом занятий и в перерыве между сменами, играли на переменах и тайком даже на уроках.
Когда Поликарп Александрович вошел в пионерскую комнату, Олег делал «балдой» какого-то пятиклассника. Увидев учителя, Зимин смутился. Он обыгрывал младшего.
– Я тебя, Зимин, о Птахе хочу расспросить. Ты его, говорят, видел? – спросил учитель.
Сейчас, вспоминая свой разговор с Зиминым, учитель улыбнулся.
«Иду это я по улице, навстречу мне – Мишка, – рассказал Зимин. – Я его спрашиваю: «Что это ты в школу ходить перестал?», а он мне и говорит: «Не твое это дело. А вообще-то ну вас всех к чертовой бабушке!»
…В конце аллейки появилось несколько девочек. Оживленно разговаривая между собой, они прошли мимо лавочки, на которой сидел Климов. Поликарп Александрович услышал обрывки фраз:
– Женька, не защищай, не защищай! Ты отличница и поэтому…
Второй голос:
– Блюмиха просто радуется, когда двойку ставит…
«Небось и обо мне так, чертенята, говорят, – подумал Климов, провожая взглядом девочек. – Конечно, говорят… Вот еще с Губиной эта история…»
Поликарп Александрович положил на колени стопку тетрадей, медленно развязал шпагат и достал тетрадку Наташи. На предпоследнем листе под контрольной работой его рукой была аккуратно выведена цифра «2».
«Отметка справедлива, – размышлял учитель. – Все в задачке перепутано, неправильно решен пример…»
Эту двойку Поликарп Александрович поставил часа три назад, в перерыве между третьим и пятым уроками, в час, который по расписанию у него был свободным. Третьим уроком в седьмом «А» была контрольная по алгебре. Поликарп Александрович внимательно следил, как ее писала Губина, и заметил, что девочка волновалась, кусала кончик ручки, вертелась.
Придя после контрольной в учительскую, Климов сразу же заинтересовался Наташиной тетрадкой.
«Нет, нет! Совершенно справедлива!» – думал Климов, отгоняя от себя смутное желание натянуть тройку.
Недели полторы назад был первый опрос по алгебре. Поликарп Александрович вызвал к доске Губину. Сначала она отвечала бойко, потом стала путать. Поликарп Александрович задал ей наводящие вопросы. Наташа ответ закончила неплохо. Но все же поставить Губиной четверку стоило Климову размышлений. «Может быть, она смущается новых товарищей?.. Эх ты, Наташка, Наташка, а ведь в поезде говорила, что учишься хорошо…» – думал теперь учитель, перелистывая тетрадку Губиной.
Климов сложил тетрадки, перевязал их бечевкой и поднялся со скамейки. Он неторопливо прошел по аллейке, задержался у стенда с газетой, понаблюдал, как, примостившись на лавочке, два старичка играют в шахматы, и уже направлялся к выходу из сквера, когда лицом к лицу столкнулся с Наташей Губиной.
Наташа держала сумку с продуктами.
– Простите, Поликарп Александрович, – извинилась девочка, – я чуть-чуть на вас не налетела.
– Ничего страшного. Бывает.
Наташа опустила голову. Вдруг она в упор посмотрела на учителя. Поликарп Александрович почувствовал, что она хочет сказать что-то чрезвычайно важное. Но глаза Наташи вдруг погасли, и она сказала:
– До свидания, Поликарп Александрович! – и быстро пошла дальше.
«Переживает девчонка!» – подумал Поликарп Александрович и, поправив очки, вышел из сквера на улицу.
Однако он ошибался. Наташу волновала не ее двойка.
Глава двадцать четвертаяИнне хотелось показать себя абсолютно хладнокровной. Когда ребята немного угомонились, она уверенно и спокойно, как это делала всегда, сказала:
– Начинаем перевыборный сбор отряда. Я сейчас расскажу о работе в прошлом году.
– Знаем, не надо! – послышалось с задней парты.
«Опять Мухин!» – подумала Инна. Надежда, что, может, ее выберут в совет отряда, поколебалась.
– Давайте сразу выбирать! – крикнул кто-то. – Предлагаю Кольку Никифорова в председатели.
Хотя ребята сидели, обхватив руками портфели, и не скрывали желания, чтобы сбор поскорее кончился, чувствовалось, что им вовсе не безразлично, кто будет избран в совет отряда.
Избранием в совет Коли Никифорова Поликарп Александрович остался доволен. Коля в прошлом году был прекрасным звеньевым. Он водил свое звено на каток. По воскресеньям ребята выезжали на лыжные прогулки за город, ходили в кино, помогали друг другу готовиться к экзаменам.
К Никифорову Поликарп Александрович питал слабость. Он всегда старался сделать мальчику что-нибудь приятное. Однажды Поликарп Александрович подарил Коле книжку о знаменитом математике Софье Ковалевской. В другой раз настоял, чтобы в зимние каникулы Никифорова, как сына погибшего фронтовика, послали в загородный лагерь. А летом, отдыхая в санатории, Климов писал Коле письма. «Никто ж ему не напишет», – рассуждал учитель.
Отчетно-выборный сбор отряда проходил вяло. После избрания совета отряда Поликарп Александрович предложил ребятам дать совету наказ: определить, чем заняться, какие провести сборы.
Ребята отмалчивались.
– Ну, что ж вы ничего не говорите?.. Давайте. Только время теряем, – пытался расшевелить отряд новый председатель. – Ты, Мухин, хотя бы скажи.
Женя встал.
– Я думаю, что надо организовать технический кружок.
– Хорошо. Запишем технический кружок, – обрадовался Коля.
Опять молчание.
– Еще что? Предлагайте, ребята.
– Провести экскурсию в ресторан, – сострил Желтков.
– Хватит, Желтков, дурачиться! – сделал замечание Никифоров.
Потом Сорокина предложила провести экскурсию в зоопарк, и Никифоров записал: «Зоопарк».
После неоднократных просьб Коли: «Давайте, ребята, высказывайтесь!», слова попросил Олег Зимин.
Олег вспомнил о статье академика Обручева, обращенной к путешественникам в третье тысячелетие, и предложил провести сборы на эту тему.
– Проведем сбор «Путешествие на Марс» или «Атомный автомобиль», – говорил Зимин.
Поликарпу Александровичу эта мысль очень понравилась. «Молодец, стригунок! – подумал он. – Светлая у тебя голова». Вслед за Олегом с предложениями стали выступать и другие ребята. Никифоров только успевал записывать. И в результате план работы отряда получился интересным.
Глава двадцать пятая«Скажите, что случилось? Задавило, что ли, кого-нибудь?» – спрашивали люди, стараясь разглядеть, что происходит в центре толпы, собравшейся у ворот рядом с магазином «Бакалея».
Раздались голоса:
– Жулика поймали.
– Какой-то мальчишка ящик папирос украл.
– Целый ящик «Беломора»! Представляете?
С покупками в руках Наташа шла из соседнего «Гастронома» и, увидев толпу, тоже решила поинтересоваться, что произошло. Через плотное людское кольцо протиснуться было немыслимо. Пока приходилось довольствоваться репликами.
– Молоденький, совсем мальчик, – сокрушенно качала головой старушка с сумкой в руках, из которой торчали телячьи ножки.
– И лицо-то совсем не бандитское. Даже приятное, – удивлялась седая дама в пенсне.
– Озорство. Так, забавы ради стащил, – спокойно рассуждал старичок в телогрейке и шапке-ушанке. – Выпороть бы огольца, и делу конец. А то теперь пальцем не тронь, словом вразумляй. А ему слова что горох об стенку.
– Вот так-то бандиты появляются. Сажать таких и не выпускать! А то чуть что – амнистия им! – возмущалась молодая краснощекая тетка в пуховом, теплом не по сезону платке. – Полон город жулья.
– Ну что вы, гражданка! Он еще совсем мальчик, – возразила дама в пенсне.
– Видать, мальчик! – ответила тетка в платке. – Старший сержант его по фамилии называет. Не впервой, знать, попадается.
Наташа протиснулась вперед. Сначала она увидела полного чернявого человека в белом халате, по всему завмага. Рядом с ним стоял плечистый, небритый, с красновато-синеватым носом грузчик. Он басил:
– Гляжу, лезет, да не то чтоб особенно хоронится. Нахалом. А как увидел, что я из кабинки выскочил, он в парадное – и ходу. Насилу у чердака накрыл. Сгреб, а он зубами в руку как вцепится…
Грузчик показал руку.
Из толпы донесся испуганный шепот:
– У него и нож, наверное, есть!
Милиционер стал решительно пробираться сквозь толпу.
– А ну, граждане, прошу! Прошу разойтись! – увещевал он любопытных.
И тут Наташа увидела Птаху. Милиционер крепко держал его за руку.
Наташа оцепенела: Птаха!
Миша смотрел в землю и повторял:
– Старшой, пойдем в отделение! Хватит здесь… Старшой, ну, старшой!
А дело было так. После ухода Поликарпа Александровича Миша выбрался из своего убежища и пришел к матери.
– Ну что? – спросил он.
– Из-за тебя, дурака, хорошему человеку врать приходится, – упрекнула она. – Работает, сказала. А ты по крышам бегаешь…
С тяжелым сердцем вернулся Миша на голубятню. «Хороший он дядька, Поликарп, – думал Птаха. – Вот было бы здорово, если б он стал директором. Тогда можно и в школу идти».
Размышляя о школе, Птаха занялся ремонтом сарайчика. Он оторвал от стены подгнившие куски фанеры и лихо бросил их через забор к соседям. Нужна была новая фанера. Обычно строительным материалом служили Мише фанерные и дощатые ящики, которые он брал в соседнем дворе. Птаха прекрасно сознавал, что «брать» в данном случае было не тем словом: магазин «Бакалея» обязан был сдавать ящики на склад. «Что им, жалко одного ящика?» – оправдывал себя Миша в таких случаях.
Птаха направился к магазину «Бакалея». Обстановка во дворе сегодня была неблагоприятной. У магазинного люка стояли пирамиды из ящиков, на которых были приклеены папиросные этикетки: «Прибой», «Беломор», «Памир». Здоровенный грузчик спускал ящики в люк. По деревянной накатанной горке они скользили куда-то в темноту, в подвал под магазином. Из люка грузчику подавали порожняк – пустые фанерные ящики, которые богатырь-грузчик легко, как спичечные коробки, забрасывал на груды тары.
Укрывшись в парадном и наблюдая за тем, что происходит во дворе, Птаха прикидывал, как ему пробраться незамеченным к горе пустых ящиков, лежащих за машиной. Он уже облюбовал один из-под «Беломора», тот, который повис над забором. «Подпрыгнуть, легонько толкнуть – и ящик по ту сторону, – размышлял Миша. – Ну, а с того двора унести – плевое дело. Только вот грузчик… Может, в другой раз прийти…» Но уходить с пустыми руками не хотелось.
Из люка кто-то крикнул:
– Хватит, Лепендин!
Грузчик подошел к грузовику, поговорил с шофером, закурил и залез в кабину.
Птаха, уже не раздумывая, подскочил к порожней таре. Вот он подпрыгнул. Ящик закачался и… с грохотом тяжело стукнулся о землю по ту сторону забора.
«Он же с папиросами!» – с ужасом подумал Миша и услышал крик грузчика.
– Ящик украли! – кричал грузчик, выскакивая из машины. – Шофер, беги за ящиком, он за забором!
Птаха кинулся к подъезду и побежал вверх по лестнице. Грузчик за ним вдогонку. Птаха слышал, как стучали по лестнице подкованные железом сапоги. Тяжелое, прерывистое дыхание могучего человека слышалось все ближе.
«Скорей бы добраться до чердака, там-то я уйду!» – думал на бегу Птаха.
Третий… четвертый этаж. Вот и дверь на чердак. Птаха рванул ее и похолодел от ужаса: дверь не поддавалась. «Заперли! Теперь все!»
Распростершись у двери, Птаха ждал появления преследователя. Обдав горячим дыханием, на него навалился грузчик. Птаха вцепился в его руку зубами.
Потом, со скрученными за спиной руками, грузчик волок Птаху вниз по лестнице, потом выбежал завмаг, собралась толпа и, наконец, появился старший сержант.
Сейчас, находясь в кольце толпы, слыша выкрики, зная, что ящик был с папиросами, Миша отчетливо сознавал опасность, которая над ним нависла. Проклиная старшего сержанта за медлительность, Птаха всматривался в толпу.
«Новенькая!» – Миша побледнел.
Увидев Наташу, Птаха растерялся куда больше, чем в тот момент, когда его настиг грузчик.
Встретившись глазами с Наташей, Птаха покачал головой. Наташа поняла: «Молчи, никому ни слова!» Она кивнула.
Толпа двинулась к отделению милиции. Наташа шла вместе со всеми, но потом отошла в сторону.
Ей очень хотелось поделиться с кем-нибудь несчастьем, помочь Мише, который, она была уверена, попал в беду по глупости. Но она помнила просьбу Птахи: «Молчи! Никому ни слова!»
Чтобы попасть домой, Наташе нужно было пересечь сквер. В другой раз, проходя по его дорожкам, она непременно задержалась бы у фонтана, который недовольно фыркал, выбрасывая холодную, неприветливую осеннюю струю, понаблюдала бы, как, коротая время, старички, греясь на солнышке, играют в шахматы, пробежала бы по заголовкам газеты, спрятавшейся за стеклом. Но сейчас Наташа ничего не замечала вокруг. Даже того, что в ее сумке наклонилась банка и из нее, падая капля за каплей и оставляя на песке белый пунктир, льется жидкая сметана.
«А вдруг Птаху в тюрьму посадят?..»
Тут-то Наташа и повстречала учителя. Смутившись, она опустила глаза.
«Переживает девчонка двойку по алгебре», – решил учитель.
«Сказать, что случилось с Птахой, или не сказать?» – терзалась Наташа.
