Текст книги "Точка бифуркации"

Автор книги: Владимир Дрыжак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Да, – сказал Калуца глухо. – Конечно, это нужно согласовать. Ибо лицо очень значительное, и надо полагать, о н и этого случая ждут – не дождутся... Скажите. Петр Янович, отчего жизнь так устроена? Просто бездарно и гнусно... Стоит только встретить порядочного человека, как тут же выясняется, что он ничем тебе помочь не в силах, как, впрочем, и ты ему.

Калуца еще раз поднял глаза, и теперь я понял, что в нем изменилось. Просто этот человек смертельно устал, но раньше он как-то прятал свою усталость, а теперь она, наконец, нашла выход...

В тот день это было последнее, что я занес в свой протокол.

Глава 15

В Караганду мы вернулась далеко за полночь, договорившись собраться на следующий день после обеда и, как сказал Спиридонов, подбить бабки.

Утром я узнал, что с Марса, наконец, прибыл Сюняев, причем об этом сообщил мне сам Сюняев. Я в ответ информировал его и Кикнадзе о ходе следствия и сделал предварительную оценку результатов.

– Что? – сказал Сюняев. – И это вы называете результатами? Да вы все тут рехнулись! Вы что, всерьез верите этому Калуце? Он жулик и шарлатан – это очевидно.

Разговор в подобном ключе мне показался бесперспективным и я не стал спорить, чем вызвал неудовольствие и недоумение Сюняева. Он привык, что, став в оппозицию, немедленно получает щелчок по носу, отчего у него в кровь выделяется адреналин, и он переходит в активную фазу. Иных способов перевести его в эту фазу я не знал. Но, честно говоря, не считал нужным делать это в преддверии "подбития бабок". Сюняев, однако, получил свою дозу адреналина, завязав баталию с Зурабом, и к обеденному перерыву активизировался до такой степени, что готов был лично и в одиночку лететь прямо к "Вавилову", никуда не сворачивая и не делая перерывов для отправления физиологических потребностей.

Но, увы, его адреналин пропал втуне. Потому что сразу после обеда позвонил Спиридонов, приказал трубить отбой и заняться текущими делами. Сам же он в срочном порядке отбывает в славный город Париж на конференцию по проблемам освоения Внеземелья.

– Василий Васильевич, а как же подведение итогов? поинтересовался я.

Лицо Спиридонова на экране отразило неудовольствие.

– Я вам не нянька, – сказал он сурово. – Шевелите там спином , перерабатывайте материал, думайте, поелику это возможно. Я буду через пару дней. К этому времени весь материал должен быть систематизирован и подготовлено аргументированное заключение. Теперь вот что. Гиря, выгони там всех, я тебе сделаю секретное поручение. Впрочем, ладно, не выгоняй – все равно растрезвонишь. Но поручение секретное. А именно: ты лично, до моего возвращения, подготовь докладную записку коллегии ГУКа по интересующей нас тематике. Подпись – моя.

– А где я ее возьму?

– Подделай.

– Как это – "подделай"?! – опешил я, – я не умею.

– Научись. Сюняев, кстати, прибыл? Где он там?

– Да здесь рядом болтается.

– Вот пусть и подделает. Он умеет. И после этого немедленно отправьте записку в главную концелярию Коллегии. А копию – в Исполнительный Комитет ООН. В титульном списке укажите оба адреса, ясно?

– Какие еще будут указания? – поинтересовался я. Поджечь главный корпус управления не надо?

– Ты, Гиря, дурочку-то не ломай, – посоветовал Спиридонов ласково. – Делай, что тебе говорят, понял?

– Хорошо, я это сделаю. Но что будет потом, когда вскроется подделка? И как мы будем выглядеть?

– Это не твоего ума дело.

– В случае чего, я сошлюсь на вас.

– В случае чего ты на меня сошлешься?

– Да хоть чего, – сказал я, совершенно отчаявшись понять, что затевает Спиридонов.

– Вот когда он наступит, этот случай, тогда и будешь думать, что делать. Может он и не наступит вовсе – откуда ты знаешь?

– Еще как наступит. Нам всем дадут по шее...

– И правильно сделают. Но я так думаю, он не наступит.

– То есть по шее не дадут? А ведь мы этого вполне заслужили.

– Да, конечно, – Спиридонов скорбно поджал губы. – Но я потом лично все сделаю, если потребуется. То есть на этот счет можно не беспокоиться.

– Василий Васильевич, а может не стоит ехать на эту конференцию. Там соберутся ученые с мировым именем, будут воду в ступе толочь – зачем вам это? Может лучше поехать на Адриатическое побережье к молодухам? Подлечиться, отдохнуть как следует?

Спиридонов посмотрел на меня испытующе.

– Что-то я раньше от тебя подобных предложений не слышал. Это, небось, Калуца тебе напел? Что он там тебе наговорил относительно моего внутреннего облика?

– Да так, мелочи. Нездоровый цвет лица, нездоровый образ жизни. Нервная система на грани истощения...

– Врешь и не краснеешь. Стыдно! Я ведь тебя насквозь вижу. Ладно, потом доложишь. А конференция действительно очень представительная. Я им доклад сделаю.

– Василий Васильевич, что ты затеваешь? Мутная игра!

– Вот теперь в точку попал. Именно мутная. План у меня, Петя, простой, как огурец. Хочу, чтобы они задергались и начали паниковать. Они ведь привыкли, что игра всегда идет по их правилам. И ожидают от нас каких-то логичных ходов. Понимаешь, они в своей бюрократической простоте даже не могут себе вообразить, что я, например, могу поехать на конференцию и изложить все матариалы нашего дела. А потом уже поздно будет мне рот затыкать.

– Но ведь это несерьезно, Васильевич! – воскликнул я.

– Именно несерьезно. А почему всегда нужно серьезно? Почему все бумажки всегда должны быть с печатями? Они, печати эти, от Бога нам даны что ли? Мы ведь сами их выдумали, а теперь эти печати владеют нашими душами... Я вот недавно обнаружил, что если написать вранье, а сверху поставить печать, то уже как-то и сам начинаешь верить этому вранью. Ты не замечал за собой?

– Нет, – сказал я не очень уверенно.

– Ну, ты еще молодой – заметишь.

С тем Спиридонов и убыл. А я отправился вправлять адреналин Сюняеву. После того, как я это сделал, мы с ним и с Зурабом сели выполнять поручение шефа. Самое странное, что работа у нас спорилась необычайно, и из под пера Сюняева выходили фразы удивительной плавности и красоты. Начиналась записка так:

"Довожу до Вашего сведения, что в результате служебного расследования по факту аварии рейдера "Вавилов" выявлены следующие факты..."

После короткого обсуждения фраза была признана вершиной административного восторга и оставлена, как есть. Далее в документе были кратко изложены хронология событий и выявленные факты, после чего следовали выводы и резюме. Этот документ мы размножили в пяти экземплярах, на каждом из которых Сюняев виртуозно исполнил подпись Спиридонова. Мы взяли себе по экземпляру, а оставшиеся два запечатали в пластиковые конверты и служебной почтой направили в адреса, указанные Спиридоновым. Следующие два дня мы в том же составе готовили заключение по делу, а утром совершенно неожиданно явился Спиридонов, очень свежий и замечательно бодрый.

– Что это вы тут занимаетесь самодеятельностью? – спросил он, здороваясь с каждым за руку. – Письма строчите, подписи подделываете... Это как называется?

При этом рот у него был до ушей.

– Так и вы, Василий Васильевич, тоже хороши, – сказал я. – Доклады делаете, разглашаете тайну следствия. Как конференция?

– Какая конференция? – изумился Спиридонов.

– Как какая? – изумился я. – А где вы были?

– Я? На пляже, разумеется. Отдыхал, загорал. И с молодухами – тоже... Шатилов, кстати, не звонил?

– Н-нет, – произнес я, чувствуя, что у меня как-то противно засосало под ложечкой.

– Ничего, позвонит еще, – рассеянно сказал Спиридонов. Заключение написали?

– Естественно, – сказал Сюняев.

– А где блокнот Свеаборга?

Сюняев достал из внутреннего кармана невзрачный с виду блокнот и протянул Спиридонову.

– Так, – сказал Спиридонов, проходя в свой кабинет и устремляясь к сейфу. – Значит так. Папку Калуцы я уже положил, теперь кладу блокнот и один экземпляр заключения.

Он проделал все это с особой тщательностью, запер сейф и протянул ключ мне.

– Один ключ у меня, один отдаю тебе. А теперь садимся и обсуждаем второй экземпляр заключения. Они, кстати, идентичны?

– Разумеется, – ответил Сюняев. – я лично размножал.

– Тогда поехали. Садитесь.

Мы сели в рад напротив стола Спиридонова, он подошел к окну и раскрыл его настежь.

И в этот момент в кабинет влетел Шатилов.

– Ты! – заорал он прямо с порога, устремляя гневный взор на Спиридонова. – Ты что творишь, м-мерзавец!?

Спиридонов круто повернулся. В его лице произошли разительные перемены. Спиридонов слегка сгорбился, кисти рук сжались в огромные кулаки – теперь он стал похож на волкодава.

– Что ты сказал? – произнес он. – Ну-ка повтори, Олежек, а то я что-то плохо стал слышать... Значит, я мерзавец? А ты, стало быть, ангел господень в праведном гневе? А?

Шатилов несколько опешил, но, увидев нас, сидящих в ряд с деревянными лицами, сделался надменным и монументальным, как марсианские вулканы.

– Василий Васильевич, я бы хотел поговорить с вами конфиденциально.

– Ребятки, ну-ка дружно заткнули уши, – приказал Спиридонов, – Мне сейчас будут делать разнос, а вы, как подчиненные, должны ничего не слышать. Начинайте, Олег Олегович, что у нас не так, какие нарушения и просчеты?

– Я бы хотел для начала узнать, где вы пропадали три дня. Если не секрет.

– Не секрет. Отдыхал на пляжах Амударьи.

– Ага... А мне доложили, что вы делали доклад в П-париже.

– В Париже? – изумился Спиридонов. – Интересно, кто бы меня там стал слушать.

– То есть, вы та-там не были?

– Нет, не был. Я не принадлежу к сливкам общества, а Париж... Нет, в Париже я не был.

– Хорошо, тогда, может быть, вы объясните, с ка-акой целью на-аписано вот это посла-ание?

С этими словами Шатилов выхватил из внутреннего кармана конверт и бросил на стол Спиридонова. Потом выхватил второй и также бросил на стол. Он был так возмущен, что даже начал слегка заикаться.

– Это что, анонимки? – поинтересовался Спиридонов, – Это же клевета! Что это за письма?

– А вы почитайте, п-почитайте!

Спиридонов сел за свой стол, сгреб конверты и раскрыв один из них, начал читать, шевеля губами.

Шатилов взял стул и демонстративно уселся на него по другую сторону стола спиной к нам.

Спиридонов читал долго и очень старательно. А когда дочитал, воскликнул:

– Ты смотри, что делается! Вот это да-а!

– Но самое интересное – к-кем подписаны эти письма, – с издевкой сказал Шатилов, несколько успокоившийся. – Вот это д-действительно интересно!

– А кем они подписаны? Ба! Да это не моя подпись!

– Ка-ак не твоя? А чья же?

– Это просто подделка.

– Вот как? И кто ее подделал?

– Да вот они – кто же еще.

Спиридонов показал на нас пальцем.

– Ага. Следовательно, вместо того, чтобы заниматься расследованием нарушений правил безопасности полетов твои сотрудники занимаются писанием подметных писем и подделкой твоих подписей.

– А твои? – невинный взгляд Спиридонова мгновенно сделался колючим. – Чем занимаются твои сотрудники?

– Делом, Вася. Они занимаются д-делом.

– Ясно. Значит, мои сотрудники – полное дерьмо, а твои просто агнцы божьи? Моих надо разогнать, а твоим дать по ордену. Так давай его мне – я твой сотрудник!

– Н-ну, знаешь ли!..

– Знаю, – веско сказал Спиридонов. – Это еще половина беды, когда сотрудники пишут бред в верхние инстанции. Беда начинается, когда большие начальники начинают писать липовые заключения липовых комиссий по липовым обстоятельствам, обнаруженным в результате липового расследования!

Он встал и навис над Шатиловым. Тот как-то съежился и утратил свои грозные очертания.

– Ну, что молчишь?

– Это не телефонный ра-азговор!

– Это самый что ни на есть нормальный разговор. И три свидетеля в ряд специально. Чтобы ты отвертеться не мог. Что у нас в Управлении бардак – это мне давно известно. Но вот то, что кое-кто в этом управлении окончательно потерял совесть – это в новинку.

– И ты специально устроил эту комедию, чтобы меня увещевать? – сказал Шатилов надменно.

– Сбавь тон, Олежек, – это на тот случай. Они молодые их не так-то просто напугать. Это ты себе кажешься причисленным к лику богов, да еще, может быть, мне. А им голову морочить бесполезно. Они уже давно не верят в святость наших идеалов и плевать хотели на твое реноме. Уж кто-кто, а мои гаврики отлично знают цену нашим усилиям административным манером навести порядок и повысить безопасность. А теперь еще и выяснилось, что в отношении порядочности отдельных столпов Управления можно не беспокоиться, по причине отсутствия таковой. Так что давай уж просто, по-человечески разговаривать.

– Хорошо, – примирительно сказал Шатилов. – Ты ведь понимаешь, что все это сделалось само собой. Одно цеплялось за другое.

– Я это понимаю. Но я хочу, чтобы ты понял одну простую вешь. В этом деле бесполезно стоять до упора – оно гнилое насквозь. И чем раньше ты покаешься – тем лучше. Последний, не сподобившийся на покаяние, станет стрелочником.

– Я что же, должен теперь всех топить? Это, по-твоему, не свинство?

– Нет, этого я не требую. Я понимаю, что нельзя ставить человека к стенке – в этом положении человек способен на все. Я даже не прошу помогать мне – хотя бы не мешай! Но в одном деле я таки прошу помочь.

– В каком?

– Надо организовать действительное обследование "Вавилова". Тогда то мнимое обследование можно замять, а души всех наших сукиных детей отпустить на покаяние.

– Послушай, Василий, ну на кой черт тебе все это нужно? глухо сказал Шатилов. – Ведь и так почти уже замяли.

Спиридонов трахнул кулаком по столу так, что стекла задрожали.

– Дурак ты, понял! Там на "Вавилове", быть может, то, что мы искали всю жизнь, то, ради чего мы ее потратили. Они ведь сделали открытие! Не будь же ты хоть сейчас слепым котенком – ведь это уже факт. Фа-акт! Да, эти письма поддельные, но факты-то в них подлинные. И я тебя прошу, я просто умоляю тебя донести этот факт до заплесневелых мозгов наших сподвижников. Ведь не все они хором рехнулись. Рано или поздно все вскроется и они в таком идиотском виде запечатлеются на скрижалях истории. Ведь это дело может перечеркнуть все их прошлые заслуги – а они есть, и немалые. Но у потомков их имена будут ассоциироваться с именем Калуцы, причем Калуца окажется Галилеем, а вы инквизиторами. История таких шуток не прощает!.. Подумай – я не тороплю.

– Да, – Шатилов оглянулся и по мальчишески поскреб затылок. – Действительно, ведь застрянем. Ч-черт, наломали дров!

– Мне, мне скажи спасибо, что я устроил тебе эту встряску. Не будь меня, вы все так бы и остались в дерьме по уши. А теперь еще есть шанс вывернуться и перед уходом в мир иной отмыться перед грядущими поколениями. Нам ведь не так много и осталось. Пора и о душе подумать. А как стыдно-то! Вот дуроломы!.. Ну так как? Поможешь?

– Да помогу, куда деваться... А ты, значит, место себе в Истории подготавливаешь?

– А ты как думал! Сам то умом не вышел, вот решил за Калуцу зацепиться. Так что, идешь на мизер в пополаме?.. Но только не сразу, а постепенно. Плавно так, но резину не тяните. Мол, новые обстоятельства, то да се... И смотри, уговор дороже денег. Я на всякий случай Чарли поставил в известность, чтобы, значит... Ты помнишь нашего Чарли? Какой был орел! Он и сейчас принципиальный до упаду. И насчет Истории быстро смикитил. Так что, если что, то...

– Ладно, хватит стращать.

– Калуцу надо бы поддержать. Пусть работает. Кадров ему подбросить, имедж обеспечить.

– Чего-чего? – не понял Шатилов, не ожидавший, видимо, от Спиридонова использования такого спецтермина.

– Того... Чтобы он почувствовал взлет. Но не очень, а то пузыри начнет пускать – все дело угробит.

Спиридонов вдруг замер.

– А может быть, вы сговорились чужую славу заграбастать? – шепотом поинтересовался он и вытаращился на Шатилова. – А?

– Ты что, Вася, совсем сбрендил?! – Шатилов повертел головой, как бы ища место, куда плюнуть. – Я, конечно, грешен, но только не в этом.

– Ты – ладно. Я тебе доверяю. А Кузьмицкий и Сипарелли? А Нуньес – он ведь научные разработки курирует. Что у него на уме?

– Не знаю! – сказал Шатилов и неприлично выругался.

– Во-от! Не знаешь, а туда же. А кто все это организовал? Кто вручил полномочия Асееву? Он кто?

– Не знаю и знать не хочу.

– Зря. Вас кто-то дергает за поводок, а вы сидите и дружно покрываете друг друга. А кончится тем, что вцепитесь друг другу в глотки – это всегда так кончается. Мы вот уже вцепились.

– Не совался бы ты в это дело – и не вцепились бы, мрачно сказал Шатилов.

Вероятно, обрисованная перспектива не показалась ему слишком заманчивой.

– Я знаю, куда мне соваться... Давай-ка, Олежек, согласовывать позиции. Давай?

– Ну. давай. Чего ты добиваешься?

– Я?.. Ты письмо читал?

– Ну, читал.

– Так "ну", или "читал"?

– Ну, читал, читал!.. Вот старый хрен, прилип – не отлепишь...

– И как?

– Что – как?

– Веселые дела сделались? Люди друг в друга проникают это как?

– Я в это просто не верю.

– А ты поверь, поверь. Я их щупал, этих мерзавцев. Они большие мерзавцы. И наш долг – направить их в безопасное русло.

– В каком смысле.

– Во всех. Чтобы не поставить международное сообщество перед свершившимся фактом. Представь себе, что кто-то захочет пожить дольше, чем ему Господом предписано в Книге Судеб... Перескочил – и живи себе. Это свинство надо пресечь в корне и придумать механизмы, в том числе и правовые ограничители. Но, в принципе, дело полезное. Значит необходима гласность и демократия. Иначе возникнет мафия и опять будут торговать людьми.

– Ну уж это ты загнул!

– Конечно, загнул. Времена не те. Но зато люди те же самые. А Калуца предлагает вариант, как можно заставить их поумнеть и продолжить пути эволюции, столь бездарно перекрытые техническим прогрессом. И ГУК может возглавить дело под какой-нибудь вывеской. Вот тебе и выход из тупика. И организацию сохраним, и смысла в ней прибавится. А то возим дерьмо туда-сюда по системе – какой в этом смысл?

– Мы добываем ресурсы.

– Для чего? Добывать, чтобы проедать – где тут смысл? Мы ведь эти ресурсы и тратим. Зачем?.. Ты когда-нибудь думал, зачем? А я тебе скажу, зачем. Мы хотим расширить сферу жизни нашей цивилизации. А ресурсы тратим на то, чтобы приспособить космос к человеку. Но ведь, по большому счету, это безнадежная затея. А может быть, пора, в какой-то степени, и человека приспосабливать к космосу? Хотя бы в смысле вот этого, – Спиридонов постучал себя по лбу. – Я согласен, не сразу, плавно, постепенно, но может быть, пора начинать? Ведь мы рискуем сожрать все ресурсы здесь, возле Солнца, и что потом? А на Земле уже сожрали.

– Фило-ософ! – Шатилов почесал кончик носа, – А вот насчет ресурсов ты прав. Смысла у нас получается не густо. Я уже думал над этим. Скоро начнем кушать больше, чем добываем.

– Вот видишь! – обрадовался Спиридонов. – Я думал, ты думал, он думал... Вместе надо думать! А Калуца этот утверждает, что придумал, как можно еще лучше думать... Так как?

– Что – как? Говори прямо, что ты елозишь вокруг да около, – взорвался Шатилов.

– Я это к тому, что надо придумать основания для смягчения второго параграфа Декларации. Кто может выйти с законодательной инициативой в Ассамблею ООН? И что он там скажет? Надо все подготовить и сделать. Общественное мнение надо готовить, прессу усладить слухами и фактами. Научной общественности дать понять, что уже можно говорить вслух и открыто мусолить проблему. Я щупал ситуацию в кругах – все в опаске. Боятся, как бы вообще не прикрыли исследования... Ну что, возьмешься?

– Да куда же от тебя дененешься, – Шатилов ухмыльнулся. А я ведь, честно говоря, держал тебя за простака.

– И я тебя – тоже. Здорово мы друг друга нагрели, правда?

– Угу... Так это же надо команду собирать, искать сторонников и союзников.

– Тут, – Спиридонов поднял палец. – Тут, Олег, надо аккуратно. Надо, чтобы Управление, да и вообще все, поделились пополам. Одни – за, другие – против. Тогда правые левым не дадут валять дурака, и наоборот. А то сейчас все против, а потом все станут за. Опасаюсь я энтузиастов и горящих взоров... Возьмись за это дело – я ведь в политиках не силен, да и вес не тот. Как? Берешься? Дело – верняк. Сам бы крутил – да что-то последнее время какие-то головокружения в голове. Наверное, от успехов.

– Отдохнуть тебе надо. Вертишься, как белка в колесе, все на себя тянешь.

– Ага. А ты моих орлов в бараний рог окрутишь. Не трогай их – они ребята хорошие, смирные... А этих своих ирландцев от Калуци убери.

– Каких ирландцев?

– Знаешь, каких. По крайней мере, пусть не маячат перед глазами и на нервы ему не действуют. Аккуратнее надо работать, рыжие – их за версту видно.

– Какие рыжие?.. Ладно, разберемся.., – Шатилов задумался. – Ну, ты меня купил с этой конференцией!.. Письма – тоже неплохо. С твоей подачи? Чуть кондрашка не хватала, когда прочитал. Представляешь, в Исполкоме Ассамблеи такое письмо?

– Да, да... – Спиридонов пожевал губами. – Страсти Господни... Тут, того и гляди, выяснится, что человек образовался путем пересадки сознания пришельца в мозг обезьяны, а ты мне голову морочишь своими административными играми.

– Это ты мне голову морочишь. Посадил тут своих архаровцев... Мог бы и в приватном порядке все это выложить. Что я – не человек, что ли? Обидно!

– Самому неприятно, – Спиридонов зачем-то выдвинул ящик, погремел какими-то железками и опять задвинул. – Теперь давай перейдем к делу. Все это хорошо, но мы ведем следствие и когда-нибудь кто-нибудь непременно захочет узнать, что же оно дало. Могут захотеть и большего. А точнее, как обычно, каждый захочет своего. Один захочет знать причину аварии. Другой захочет узнать, где судовые документы. Третий захочет обвинить Калуцу в тем, что он устроил аварию. А четвертый ты например – захочет узнать, кто организовал экспедицию. Ответы на все эти вопросы можно искать только в одном месте – на "Вавилове". Стало быть, надо туда лететь.

– Что ты хочешь там обнаружить?

– Судовые документы – раз. И магнитные записи в экспериментах Калуцы.

– Это точно, что они там?

– Что касается записей, то больше им быть негде. Если, конечно, пришельцы не пошарили. Они – могли, а больше некому.

– Пришельцы – существа гипотетические, а информация Калуцы?

– Я этого утверждать не могу. Но для расследования это значения не имеет.

– А документы? Они ведь могли храниться в центральной рубке.

– По правилам – нет. И потом, у меня есть сведения, что они находятся в шестом кессоне. На "Вавилове" их восемь. Нужен шестой.

– Кто их там забыл?

– Свеаборг. По указанию Асеева.

– Что, предсмертного указания?

– Нет. И в этом все дело. Если документы там, значит это было посмертное указание. Если не предполагать, что Свеаборг по своей инициативе их там спрятал. Но подумай, какие у второго пилота для этого могли быть мотивы. Он же не знал всей подоплеки полета. Это мог сделать сам Асеев до аварии, но, опять же, зачем? И то, и другое – глупость. Асеев не мог знать заранее, что случится авария. А Свеаборг...

– Погоди, погоди, а если мог? – перебил Шатилов.

– Тогда... тогда, Олег, тем более надо обследовать "Вавилов". Ибо – сам понимаешь... Это называется диверсия, и тут уже шутки кончаются. Но в это я ни секунды не верю, потому что Асеева я знал лично. Это исключено.

– Пожалуй... А Свеаборг?

– Зачем? Он что – сумасшедший? Он – второй пилот, навигатор. Кому, как не ему должно было быть известно, что при аварии сначала спасают людей, потом – судовые документы, а уже после – все, что удастся спасти...

– Но ведь авария-то серьезная. Мало ли.

– Свеаборг действовал в высшей степени рационально. А ведь он не специалист по ЯДУ. Равно как и Сомов – не пилот. Это, кстати, косвенно подтверждает нашу версию.

– Да, если все было так, как описано в вашем послании.

– А если не так, то тем более надо лететь и узнать, как. Есть акт вскрытия Сомова? Где он? Я его не обнаружил, как ни старался. Вопрос, простой: когда наступила смерть? Это установлено?

– Да. Он не мог участвовать в отстыковке реактора. Медицинская экспертиза установила момент смерти, а баллистический анализ и расчеты времени по траектории показали, что Сомов умер за восемь часов до взрыва реактора. Вот этого все и перепугались. И отсюда начался сыр-бор.

– Да уж! Кто-то проделал сложнейшую техническую операцию, а кто – неизвестно, живые не обладали необходимыми навыками, а мертвые были уже мертвы. А они ведь еще и погасили скорость, выбрали траекторию, да так ловко, что "Вавилов" остался в пределах досягаемости.

– Свеаборг – навигатор, он мог сделать необходимые расчеты.

– А отстыковать реактор?

Шатилов развел руками.

– Так что надо лететь, – заключил Спиридонов. – Попробуй это вдолбить членам Коллегии.

– Попробую, но только в индивидуальном порядке.

– Реноме хочешь соблюсти?

– Хочу. А ты хочешь шум поднять до небес?

– Нет, не хочу. Давай в приватном, если считаешь, что так удобней. Кто сообразит, что к чему – будет наш сторонник. А кто нет – противник. Таким образом, среди противников окажутся одни дураки и успех нам гарантирован. Как считаешь?

Шатилов вздохнул.

– Если бы умные всегда побеждали дураков, тогда ничего и не было бы. Я, между прочим, был против этой аферы с прятаньем концов в воду. Но меня убедили.

– Кто именно? – быстро спросил Спиридонов.

– Давай не переходить на личности. Все хороши! Один ты у нас, чистенький.

– Это потому, Олежек, что я не лез в большие кресла. Я давно понял, что в больших креслах уже не работают – там кресла охраняют.

– Это потому, что у тебя, Васек, на роже написаны все твоя мысли. А в больших креслах мыслей нет – там одни глубокие раздумья, – в тон ему ответил Шатилов.

– Так когда летим?

– Ишь, какой скорый! Летим... И потом, ты что, сам туда собрался?

– А как же! Я вообще-то думал, что полетят все заинтересованные лица. Всей коллегией и полетите, а я спецпредставитель от Чарли. А что?

– Ты это с-серьезно? И статус уже себе припас!.. Шатилов даже привстал от избытка возмущения.

– Почему нет? Представляешь, какая реклама нашему ведомству? Весь ареопаг в полном составе. Тайная вечеря! Двенадцать апостолов летят к звездам!

– И один Иуда...

– Это кто Иуда? Это я-то Иуда?! Я сейчас не помотрю, что ты начальник, врежу промежь глаз...

– Всех продал, всех... Смотрите, мужики, – вы свидетели, – Шатилов повернулся к нам и подмигнул. – Э-эх, жизнь... Ведь как высоко взлетишь, почти уже в самые высшие сферы, так нет же тебе – найдется один такой Спиридонов, продаст с потрохами и обратно купит, и опять ты – ноль.

– Ладно, не прибедняйся – я на твои прерогативы не покушаюсь. Я ласковым словом действую. А за Иуду – ответишь. На страшном суде Господь тебе все припомнит и низринет в геенну огненную, в купель неопалимую... Или как там?..

– Никуда ты не полетишь, разве что с крыши на чердак, мстительно сказал Шатилов, – Нечего там тебе, старому хрену, делать. Скажи лучше, кого из своих предлагаешь в комиссию.

– А у меня все хороши – бери любого.

– Гиря вел дело?

– Я вел дело. А Гиря так, палка в колесе.

– Вот вы как, Василий Васильевич? – сказал я. – Ладно... Я, между прочим, все пишу в протокол.

– Гиря и полетит, – констатировал Шатилов. – А ты будешь сидеть здесь, ждать радиограммы и пить сердечные капли.

– Утвердили, – согласился Спиридонов. – Но я буду всем команды давать: что, куда и как. Я это люблю, чтобы командовать. Я, если хочешь знать, еще с детства командирский голос вырабатывал. Мне дед насоветовал. "Вырабатывай, – говорит, – Васька, командирский голос начальником будешь". Ну я, бывало, выйду на обрыв и ору на всю округу. Однажды весь день орал и осип. А мать еще и выдрала за то, что, будто бы, я в погреб лазил и банку сметаны слопал. А сметану не я слопал – ее неизвестно кто слопал... Тоже была загадочная история... Слушайте, мужики, что это вы закрути...

Спиридонов не закончил фразу, как-то странно закатал глаза и медленно съехал под стол. Это было настолько непохоже на Спиридонова, что я поначалу даже хотел нагнуться и посмотреть, что он там делает. Но нагнуться я не успел, потому что одновременно вскочили Сюняев и Шатилов, а Зураб, сорвавшись с места, кинулся в соседнюю комнату. И только после этого я понял, что Спиридонов оказался под столом без всякой цели и помимо своей воли...

То, что происходило потом, представлялось мне впоследствии кошмарным сном. Я помню, что через несколько минут в кабинет ворвался дежурный медиколог, а Спиридонов уже лежал на полу, вытянувшись во весь свой гигантский рост, и его лицо было совершенно белым. Помню, как этот медиколог отшвырнул Шатилова, который, кажется, собрался делать искусственное дыхание, будь оно проклято во веки веков, ибо ничему другому из области медицины нас сроду не учили.

Помню, как кто-то оказал: "пульса нет". Помню, как Спиридонова укладывали на носилки, и как его ноги торчали впереди санитаров, а Шатилов заорал бешеным голосом: "Куда вперед ногами!!!".

Я помню, где в это время были все, но где был я сам – не помню и, наверное, уже не вспомню никогда.

Зато я очень хорошо помню, что я тогда думал и какими словами обзывал себя, и за что. Потому что я был единственным из всей этой орды одуревших людей, кто знал, что случилось со Спиридоновым, кто мог предотвратить и не предотвратил.

Я вообще-то многое помню из той своей шикарной жизни, когда был еще жив Спиридонов. Это была отличная жизнь жизнь с подстраховкой. Когда было известно, что если сотворишь глупость – дадут по шее и простят, споткнешься поймают, а ударишься – пожалеют.

Последнее, что случилось в той жизни, я запомнил на всю эту жизнь. Ко мне подошел Шатилов, и из глаз его текли самые настоящие слезы. Наверное, он об этом не подозревал, иначе трудно объяснять, почему он платком вытирал потную лысину, а не щеки.

И этот Шатилов сказал последние, услышанные мной в той жизни слова:

– Все, – сказал он шепотом. – Сгорел п-предохранитель...

конец первой книги

Железноярск-26 1987-1999