Текст книги "Точка бифуркации"

Автор книги: Владимир Дрыжак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Интересно и то, что обязанности судового кока с этих пор безропотно и по собственной инициативе взял на себя Дэн Вэнхуа. И уж совсем интересно, что он периодически ходил к Калуце для получения консультаций по поводу некоторых особенностей китайской кухни.

Однажды, примерно на тридцатые сутки полета, Калуца после ужина пригласил Сомова к себе в "лабораторию", сказав, что хочет посоветоваться. Сомов был, разумеется, удивлен, но последовал за Калуцей без наводящих вопросов. Через некоторое время появился и Асеев.

– Ну что, мужики, – сказал Калуца, – давайте обойдемся без преамбул. Я хочу ознакомить вас с некоторыми результатами. Они носят, естественно, предварительный характер и еще требуют осмысления. Но результаты эти пододвигают меня к тому, чтобы несколько изменить стратегию экспериментов, а поскольку она обусловлена предварительными договоренностями, я решил устроить совещание.

– Говори без обиняков, – сказал Асеев. – Куда уж дальше менять, я и так разрешил прогнать через "колпак" весь экипаж, хотя первоначально речь шла в нас двоих.

– Ничего не поделаешь, Ваня, у нас тобой, увы, несовместимые типы.

– Это я уже слышал.

– А что ты мне прикажешь делать, если это так!

– Совмещай. Есть вон Сомов-доброволец, есть я – тоже доброволец. Чего тебе еще надо?

– Ваня, тебе ли объяснять, что личность дается человеку от Бога...

– Послушай, Ричард, не дразни гусей! Мы и так вышли за всякие рамки. Я взял на душу грех за то, что нарушаю всякие ведомственные установления. Но грех нарушения элементарной порядочности во взаимоотношениях со своими подчиненными я на себя не возьму.

– А если найдутся еще добровольцы?

– Добровольцев не ищут среди подчиненных. Это во-первых. А во-вторых, мы в рейсе, и в экипаже нет лишних. Ты будешь истязать одного, а остальные будут тянуть за него лямку.

– Хорошо, я прекращаю эксперименты!

Асеев посмотрел на Калуцу и недобро усмехнулся. Потом поджал губы и процедил:

– Хорошо. Что ты хочешь?

– Мне нужен Сомов.

– Он в твоем распоряжении.

– Мне нужны оба Сомова!

– Все?

– Возможно, мне понадобится Свеаборг.

– Это исключено. Свеаборг – второй пилот и единственный квалифицированный навигатор. Это категорически исключено.

– А Сомов?

– Ты с ним говорил?

– Нет, мы ведь с тобой договорились...

– Хорошо, сначала поговори ты, а потом я поговорю. Но сначала я хотел бы понять, что ты затеваешь.

– Я хочу сделать перекрестную трансляцию на полной мощности. То есть проверить построения Шеффилда. Я хочу сделать это до того, как мы попадем в точку... Помнишь, у нас был разговор?.. И сделать то же самое, когда мы в ней окажемся. И сравнить. Но не просто сравнить, а записать фон, чтобы потом, в спокойной обстановке проанализировать. Объем информации – колоссальный, а у меня памяти только на четыре часа записи. Два здесь и два там – я так распределяю. Но предварительно, я бы хотел "приучить" их друг к другу.

– Кого – их?

– Сомовых. Они хорошо совмещаются – я даже удивился.

– Подлец, – произнес Асеев, помолчав, – знаешь ведь, что Женя тебе не откажет...

– Ваня, я тебе клянусь, что они совместимы! И очень, честное благородное слово...

– Хорошо.

– С завтрашнего дня, – быстро и с ноткой мольбы в голосе сказал Калуца.

Асеев одарил его взглядом, не удостоив ответом.

– Ваня, – продолжал Калуца, – если мы упустим эту возможность, я себе этого никогда не прощу. И тебе не прощу! Я буду являться тебе во сне каждый день и обзывать самыми паскудными словами. Я призову на помощь все силы ада, и они тебя замучают кошмарами.

– Лучше уж при жизни, чем потом, – произнес Асеев, но теперь его интонация была скорее дружеской. – Скажи мне, зачем ты на этот разговор пригласил нашего "зайца"?

– "Кролика", – поправил Калуца и мстительно добавил: – А я хотел, чтобы у нашего разговора был свидетель.

– Если он не решил, что это инсценировка – ты своего добился.

– Кроме того, я в завуалированной форме сделал ему предложение.

– И ты согласен? – Асеев повернулся к Сомову. – Подумай, Калуца – опасный человек. Сегодня он купит твое тело, а завтра потребует душу.

– Я согласен, – сказал Сомов, – ибо "если в мире исчезнет все зло – что, скажи, назовешь добром". Надо поддержать силы ада...

Глава 12

Утром мы со Спиридоновым легко позавтракали, после чего он исчез, а когда объявился, я даже присел от изумления. Передо мной стоял роскошный стопятидесятипроцентный ответственный работник. Одет Спиридонов был в великолепную тройку ослепительно белого цвета. Галстук – кремовый, с переходом в кофейный. А шляпа на нем была типа "восторг и упоение".

– А? – сказал Спиридонов. – Как?

– У-у! – сказал я.

– А это ты видел, – сказал он, доставая из жилетного кармана старинные механические часы-брегет в золотом корпусе. – Дед подарил. А ему – его дед. А отец того деда был купчина первой гильдии! Его, правда, при Сталине посадили, но часы эти он сохранил. Теперь они показывают новое время...

Что скрывалось за этой туманной фразой, я не понял, но часы внушали почтение.

Когда мы явились к Сомову, Калуца и Шеффилд уже сидели в креслах и, судя по всему, разрабатывали план кампании. Сомов, вероятнее всего, готовил стол, а дверь открыла Мариша.

– Здравствуете, – сказала она, – проходите, я сейчас папу позову.

Было заметно, что Спиридонов произвел на нее впечатление своей монументальностью и, надо полагать, шляпой.

– А зачем нам папа? – сказал он вальяжно и подмигнул мне. – Ну-ка, представь меня даме.

– Это, Мариша, Василий Васильевич Спиридонов, мой начальник. Очень важный человек. И страшно придирчивый...

– Все, все. Гиря, дальше я сам, – перебил Спиридонов. Вы, Мариночка, меня не бросайте, а то я у вас впервые, могу заблудиться и потеряться.

И улыбнулся ослепительной улыбкой. Где он ее только почерпнул?!

– Проходите, Василий Васильевич, вас уже ждут.

Мы прошли в гостиную, где и состоялась церемония представления с вручением верительных грамот. Обменявшись рукопожатиями, Спиридонов немедленно уселся между Шеффилдом и Калуцей, я – напротив.

– Ну, как поживает ваше издание? – ядовито осведомился Шеффилд. – Надеюсь, культура теперь двинется вперед?

– Вашими молитвами.., – я отвесил легкий поклон. Осталась ерунда: определить, где этот самый перед.

– А, так все уже в сборе! – воскликнул Сомов, появляясь из кухни. – Мариша, давай фрукты и вино. И вообще, займись там. А я развлеку гостей.

– Насколько я понимаю, вы и есть знаменитый Сомов, произнес Спиридонов, вставая. – Очень приятно познакомиться!

– Ну а вы, как я понимаю, – межпланетно известный Василий Васильевич, столь лестно характеризуемый Петром Яновичем. Я тоже очень рад, – сказал Сомов, протягивая руку. Представлять присутствующих не надо? Ну, тогда располагайтесь и, как говорится, с Богом. Коньяк, вино, фрукты – прошу без церемоний!

– А, Гиря! Не тебе чета... Сразу нащупал мои слабые стороны, – произнес Спиридонов. – Учись!

– Слава, Василий Васильевич, товар скоропортящийся.., буркнул я. – Вчера было "бордо", сегодня коньяк, а завтра посадят на хлеб и воду...

– Ну что же, – сухо сказал Калуца, – давайте приступим к делу. Как я понимаю, все уже в курсе, для чего мы тут собрались, поэтому нет смысла обсуждать преамбулу, приступим, так сказать, к постатейному обсуждению. Итак...

– Минуточку, – перебил Спиридонов, – требуется внести ясность. Мы, то есть я и Петр Янович, являемся сотрудниками Отдела Безопасности Главного Управления Космонавигации, и разговор будет вертеться вокруг тематики, относящейся к ведению этой уважаемой организации. Но поскольку данная встреча запланирована как внеплановая, есть предложение считать ее неофициальной, с тем, чтобы иметь возможность э-э... насладиться дарами природы... и прочее. Будьте добры, уважаемый Петр Янович, передаете мне во-он то яблоко почему-то оно оказалось с вашей стороны...

Калуца и Шеффилд переглянулись, после чего второй улыбнулся, а первый изменил выражение лица, сохранявшего до этого невозмутимо надменное выражение. Теперь это лицо начало выражать благосклонное внимание.

Спиридонову вручили искомое яблоко, он его разрезал на четыре части, аккуратно вырезал сердцевину и демонстративно положил дольку в рот. Некоторое время все с интересом наблюдали за его манипуляциями, наконец, Капуца нарушил молчание.

– Райское яблочко, – заметил он. – Вопрос, не станет ли оно яблоком раздора?

– А вы попробуйте, – и Спиридонов протянул ему дольку. Уверяю вас... В выборе яблок я редко ошибаюсь, ибо знаю секрет.

– Вот как? Поделитесь.

– Секрет прост. Яблоко должно иметь червоточину, но только одну, зато внушительную. Это значит, что червяк приличный, но не дурак, ибо сразу лезет в центр проблемы. Таким образом, я выбираю червяка, а он выбирает мне яблоко, то есть центр проблемы.

– И при этом вас не гложет червь сомнения?

– То, что он изгрыз, проблему исчерпывает, и я. как видите, удаляю. Остальное же – высшего качества. Попробуйте – убедитесь.

Калуца сунул дольку в рот и медленно сжевал. Мне тоже захотелось опробовать метод, но, увы, Спиридонов взял оставшиеся две дольки и также сунул их в рот.

– Действительно, – рассмеялся Каалуца. – метода заслуживает внимания.

– Рекомендую... Ну, а теперь Петр Янович, как лицо непосредственно заинтересованное, изложит вам нашу позицию. Прошу вас, Петр Янович.

– А я полагал, Василий Васильевич, что вы сами, так сказать... Ну, что же, – я собрался с мыслями. – У нас имеются сведения, что результатом эксперимента, проведанного на борту рейдера "Вавилов", явилось следующее... Как бы это удачнее выразиться... Хорошо, пусть будет так... на базе личности Свеаборга образовалась личность Сомов-Свеаборг, а в Сомове теперь целых два Сомова. Мы считаем данные факты установленными, хотя и не располагаем прямыми доказательствами. В связи с этим нам хотелось бы получить ответы на некоторые вопросы. Вопрос первый: вы согласны ответить на наши вопросы?

– Да, – сказал Калуца. – Но хотел бы уточнить. Поскольку встреча неофициальная, то на ваши вопросы мы даем неофициальные ответы, хотя и вполне правдивые. Официальные ответы – по договоренности.

– Что ж, это вполне соответствует неофициальному характеру встречи, – заметил Спиридонов.

– Итак, вопрос второй. Вы подтверждаете, что наша версия соответствует действительности?

– В основном, да, – сказал Калуца.

– И более того, – впервые нарушил молчание Шеффилд.

– Что именно? – вмешался Спиридонов.

– Свеаборг – комплексная личность, сформировавшаяся в результате взаимодействия трех.

– Да-да, – Спиридонов покивал, – мы тоже сделали такой вывод в предварительном порядке. Иначе откуда бы Свеаборгу почерпнуть геологические познания...

– Вопрос третий: вы владеете методикой "пересадки" личностей?

– Не вполне, – Калуца вздохнул. – Если бы владели – не было бы этих сложностей.

– То есть эксперимент невоспроизводим?

– Это неизвестно.

– А вы делали попытки его воспроизвести?

– Нет! – резко ответил Шеффилд. – И даже не планировали.

– Почему?

– Это лучший способ угробить дело!

– Вполне согласен, – сказал Спиридонов. – Второй параграф?

– И не только он, – заметил Калуца. – Мы же понимаем, что эксперименты на людях – это... Мы не можем войти в явное противоречие с этическими нормами... Есть границы, которые настоящий ученый может переступить, только будучи уверенным в полной безопасности производимого эксперимента.

– Но ведь вы ее уже перешли, – сказал Спиридонов холодно, – и теперь ваши пассажи выглядят э-э-э... несколько...

– Не вам об этом судить! – резко возразил Калуца.

Я опешил. Совершенно непонятно было, для чего Спиридонов отступает от намеченного плана. Обстановка и того подогрета, зачем же усугублять?!

– Ричард Яковлевич, – неожиданно вмешался сидевший сбоку Сомов. – Василий Васильевич отнюдь не имел в виду упрекнуть вас. Просто он хочет сделать беседу более эмоциональной, надеясь, вероятно, что удастся половить рыбку в мутной воде.

И отвесил в сторону Спиридонова гусарский поклон, сопровождая его многозначительной ухмылкой.

– Вот черт! – сказал Спиридонов, – поймали как кота за сметаной. Действительно, я отнюдь не имел ввиду, а, наоборот, намеревался... Теперь вижу, что тут собрались люди почтенные, так что темнить бесполезно.

– А-а, – произнес Калуца, – ясно. Я, признаться, клюнул... Хорошее исполнение... Но, дело – есть дело, так что я не в претензии.

– Мне представляется, что на фоне данной проблемы все ваши потуги выглядит довольно глупо, – буркнул Шеффилд. – Не понимаю, для чего нужно из нее делать детективную историю. Мы ничего от вас скрывать не намерены, особенно теперь, так что задавайте свои вопросы, если они у вас в наличии.

– Обязательно в наличии, – заверил Спиридонов. – Да и я, собственно, добился, чего хотел – можно расстегнуть жилетку. Она меня, признаюсь, несколько стесняет.

И он, действительно, расстегнул жилетку, после чего развалился в кресле.

– Хорошо тут у вас. Тишина, покой... Люди приличные собираются... А то ведь целый день бумажки, скандалы, выволочки. Вон Гиря не даст соврать.

– Не дам, – подтвердил я мстительно. – Уж вы, Василий Васильевич, будьте покойны. Мне тут между вашими и нашими тоже не очень, чтобы очень...

– А! – воскликнул Спиридонов. – Видите? А каково мне корчить из себя начальника по семь раз на дню?.. Ладно, давайте шашки в ножны, как говорил один из моих предков. Я изложу свое понимание ситуации, присутствующие меня поправят, если сочтут возможным. А потом продолжим уточнение деталей... Как?

Возражений не последовало, но Калуца и Шеффилд снова обменялись многозначительными взглядами.

– Итак, никакой экспедиции к Урану не было – был обычный транспортный рейс на исследовательскую станцию возле Сатурна. В экипаж разного рода протекционистскими путями пробрались некто Калуца и некто Сомов. Думаю, что протекцию составил капитан рейдера Асеев. Рейдер "Вавилов" – десантное судно, но поскольку груз малотоннажный – специальное научное оборудование и приборы – было принято решение использовать именно его.

– "Вавилов" мог обеспечить необходимую скорость доставки, – заметил Калуца.

– Возможно. Все обстоятельства принятия решения нам не известны, равно как и кто именно принял решение. Но мы это выясним.

– Не выясните, – сказал Калуца, уставясь перед собой, как упрямый мальчишка.

– Почему? – удивился Спиридонов.

– Потому что решения никто не принимал. Все полагали, что оно уже принято кем-то, а кем именно – никто не интересовался. Дело в том, что груз надо было доставить весьма срочно, ибо на Сатурн должна была упасть комета... или даже астероид. Этот.., ну, вот это нечто, взялось неизвестно откуда, его вовремя не заметили, а когда заметили, планетологи подняли вой. Случай уникальный – раз в сто лет, упустить было невозможно, начали искать варианты, а Асеев воспользовался неразберихой.

– Прекрасно! Я в полном восхищении. Данный полет – гимн бюрократической системе Управления. Таким образом, вся ответственность целиком и полностью ложится на капитана. Для него существует формальность, согласно которой он должен иметь письменное задание на полет.

– Он его имел, – сказал Калуца.

– За чьей подписью?

– За своей собственной.

– Но у него не могло быть полномочий отдать такое распоряжение. Да еще и самому себе.

– Такие полномочия у него были и, притом, письменно подтвержденные.

– За чьей подписью?!

– Уважаемый Василий Васильевич, вот это уже не наш, а ваш вопрос. Я этой подписи не видел, а точнее, не интересовался, чья она, но к подписи прилагалась печать, что я могу подтвердить даже на страшном суде, если он состоится. Не понимаю, для чего вам так необходимо знать, чья была подпись. Она была – и все тут!

– Не понимаете? – Спиридонов набычился. – Сейчас поймете. Если выяснится, что все обстоит не так, как вы доложили, то дело примет отчетливо выраженный уголовный характер, и удержать его в своих руках я не смогу. Я провожу только административное расследование. Уголовщина – это другие люди, другое ведомство и иные методы.

– Но мы и не настаиваем на вашей кандидатуре.

– Так вам необходим скандал?

– Нет. Нам нужна огласка.

Спиридонов постучал пальцем по столу и ткнул им в Калуцу...

– Запомните и зарубите себе на носу. Скандал и огласка разные, вещи. У нас в Управлении случались такие скандалы, что кое у кого кости трещали. Но при этом ни одно слово не достигло ушей широкой общественности. В вашем случае весь скандал может кончиться тем, что Асеев будет обвинен в превышении полномочий и преступной халатности, повлекшей, за собой гибель людей и травмы. А Сомов будет потерпевшим. Он что, нужен вам именно в этом качестве? Зачем? Неужели вы полагаете, что общественность, на которую вы уповаете, будет разбираться, что именно он претерпел? Смею заверить, весь пыл и жар, сиречь пар, уйдет в свисток, имя которому нарушение правил транспортных перевозок. Накажут непричастных, наградят виноватых и заклеймят невиновных.

Калуца сморщился и как-то странно дернул головой.

– Да, – произнес он, – мы не рассматривали возможность такого поворота дела. Мы полагали, что разбирательство будет по существу.

– По существу.., – зло перебил Спиридонов. – Так и давайте по существу! Были полномочия?

– Были, – твердо сказал Калуца.

– Как это можно доказать?

– Н-не знаю... Теперь уже, наверное, никак.

– "Уже...", "наверное...", – передразнил Спиридонов. Хорошо. Это наш вопрос. Только нам необходимо быть уверенными, что все обстояло именно так, а не иначе. Все бумажки у нас делаются минимум в двух экземплярах, и если существовал первый, то где-то существует второй. Мы его будем искать и найдем!

– Ищите! – воскликнул Калуца. – Ищите. Асеев не мог пойти на подлог. Он знал, что делает.

– То есть, Асеев и есть, вернее, был, тем лицом, которое обеспечивало административное прикрытие?

– Да, – сознался Калуца.

– Едем дальше. Итак, вы погрузили оборудование, в том числе и свое, сели и полетели. Хочу понять, откуда взялся вот этот Сомов? Зачем вам понадобился планетолог? Или...

– Сомов – случайное лицо. Он напросился лететь к Сатурну – у него было официальное приглашение – я настоял, чтобы мы его взяли, и разрешение на его полет было получено. Сомов нужен был мне, и Асеев согласился. Вероятно, он хотел использовать его как прикрытие, чтобы избежать подозрений на мой счет. Как вы полагаете?

– Вы меня спрашиваете? – удивился Спиридонов. – Это я вас должен спрашивать!

– Да бес его знает... Вы тут перед нами развернули перспективу – теперь даже и не знаю, чем руководствовался Асеев, когда принимал решение.

– Это я страху нагонял, чтобы вы вели себя прилично, сказал Спиридонов, усмехаясь. – Чем еще вас, больших ученых, можно достать? Вчера целый день всех пугал. Куда там! Пока напугаешь, сам весь в холодном поту... Но вы должны понять, что глупых вопросов я не задаю. То есть, давайте откровенность за откровенность. Мне за семьдесят, в большие начальники я не вышел, но кое-что в этой жизни сделал. А ваша тема меня задела. Я вижу в ней альтернативу существующему идиотизму в сфере управления. Спрашивается, какого черта мы так бездарно тратим интеллектуальный ресурс цивилизации? Сто раз об это спотыкался, и всякий раз думал: нет, иначе нельзя. Иначе – без бумажек, печатей и всего прочего – найдется какой-нибудь идиот и сотворит что-нибудь несусветное, отчего у цивилизации кости затрещат. Нет гарантий! А здесь есть просвет.

– Есть! – вдруг воскликнул Шеффилд и трахнул ладонью по столу. Выглядело это в его исполнении достаточно комично, но выражение лица свидетельствовало о том, что Шеффилд настроен весьма серьезно. – Я тебе голову даю – есть! Надо только копать, копать! Слушай, Спиридонов, ну сделай что-нибудь! Ведь стена, стена-а! Все все понимают, но как только доходит до дела, уходят в сторону и делают вид, что ничего особенного не произошло. А ведь оно произошло!.. Почему я должен... Он запнулся, подыскивая нужные слова, а потом нашел-таки, притом, что меня удивило, весьма забористые. В смысле того, что именно их мальчишки пишут на заборах.

Спиридонов блаженно сощурился и даже ушами зашевелил от удовольствия.

– Я смотрю, взаимопонимание устанавливается, – заметил Сомов сбоку.

Он сидел как бы отдельно, но, в то же время, и вместе, а думал как будто о чем-то своем, хотя, вроде бы и участвовал в общей беседе.

– Все жду, пока ты проснешься, – заявил Спиридонов, обращаясь к Сомову. – Так есть просвет?

– Есть. Но пока узкий. Не пролезешь.

– Ничего. Мы похудеем. Делаю скидку на взаимопонимание, но продолжаю в том же духе. Итак, вы летели к Юпитеру, и проводили свои эксперименты, нарушая второй параграф.

– Ничего подобного, – перебил Калуца. – Вернее, мы его нарушали не более, чем в данное беседе, – это моя точка зрения.

– В чем состояла суть ваших экспериментов?

– Идея следующая. Мы пытались установить информационным контакт между двумя.., черт его знает!, мозгами, то есть не мозгами, а теми процессами, которые в них протекают, минуя первую сигнальную систему.

– То есть?

– Преобразовывали биопотенциалы в электромагнитные колебания и перекрестно транслировали. В общем, идея довольно примитивная. Ее пытались осуществить и до нас с переменным успехом. Помнится, еще в прошлом веке, после бума экстрасенсорного лечения, начали ковыряться... Есть литература, монографии, а мы, так сказать, продолжили штурм твердыни. Методику подсказал Шеффилд. Тогда мы еще смутно представляли, что он имел в виду. Вся хитрость в подборе геометрической конфигурации источников, воздействующих на мозг реципиента. Мы зацепились за резонансные явления. В общем, нам повезло. У реципиента начали возникать образы, сопоставимые с какими-то воспоминаниями индуктора.., разные ощущения, и еще много чего интересного. Все это фиксировалось, загонялось в компьютер и делались попытки привязать конфигурацию биополей к.., – Калуца беспомощно повертел головой, отыскивая упрощенные эквиваленты своим профессиональным терминам, – короче, к мыслям и ощущениям. Повторяю, нам крупно повезло. Ключ ко всему – резонансы. При определенных м-м-м... ситуациях возникает как бы.., ну, если хотите, прямой канал между двумя мозгами!..

– А это не мистика? – поинтересовался я.

– При чем тут мистика! – Калуца обиделся, как мальчишка. – Мы что же, по-вашему, шарлатанством занимаемся? Если можно передавать мысли и образы звуками, почему нельзя биопотенциалами. Какая принципиальная разница!?

– Ричард, не горячись, – остановил его Шеффилд. – С этим юношей я уже имел беседу. Он все понимает, а дурака валяет, следуя дурному примеру своего шефа.

Спиридонов, услышав сакраментальное слово "шеф", скривился, как будто хлебнул кислоты.

– Ну, хорошо, – сказал он, – вам повезло. Подробности пока опускаем. Однако, я резервирую за собой право их документально оформить. Что скажете?

– Это необходимо?

– Это неизбежно. Рано или поздно. Так или иначе. И вы это знаете. Но вы не знаете, кому это всучить. Я предлагаю свою кандидатуру. Как?

– В каком виде? – бросил Калуца.

– Кристалл мне лично, голос и изображение – ваше. Плюс две идентичные копии. Все заверено подписями. Хорошо, как бы невзначай, оставить свои пальчики.

– Что? Что оставить?

– Отпечатки. На случай идентификации.

– Ну, однако же!..

– А что? Придавил эдак легонько, – Спиридонов ткнул пятерней в стол, демонстрируя, как нужно давить, – зато сколько проблем мы имеем возможность оставить за кадром. Знали бы вы, скольких неприятностей можно избежать таким простым способом. Они мне, мол, а где подтверждение аутоэнтичности. А я – извольте взглянуть! Вот актик экспертизы! А вот и она сама, визуально... Хорошо!

– Ну хорошо, хорошо... Иезуитство какое-то... В каком веке мы живем?!

– А что век? Люди-то те же, что и во времена Юлия Цезаря. Они сомневаются – и имеют право. Люди, уважаемый Ричард Яковлевич, не любят, когда их надувают, вот в чем закавычка.

– Этот вопрос мы решили. Дальше.

– Историю с вашими приключениями на "Вавилове" мы послушаем спустя некоторое время. Она поучительна, но, в основном, для специалистов. А мы пока внимательнейшим образом рассмотрим ход событий уже здесь, на Земле.

– Странный порядок рассмотрения.

– Возможно. Но ведь нас, в основном, интересуют последствия. "Вавилов" от нас никуда не денется. Он летит себе и летит. Ведь так? Что с ним может случиться? А люди с ними может случиться всякое. Вот Свеаборг, например... Понятно, надеюсь?

– То, что случилось со Свеаборгом – случайность, – тихо оказал Сомов.

Спиридонов резко повернулся.

– Случайность, говорите? А где гарантии, что и с вами, он сделал ударение на последнем слове, – не произойдет нечто подобное?

– С нами, – Сомов также подчеркнул последнее слово, ничего подобного не произойдет.

– Где гарантии?

– Эти гарантии существуют, но не могут быть предъявлены в виде аргументов. Они, так сказать, внутреннего свойства.

– Объясните.

– Попытаюсь. Мы со Свеаборгом аналогичные личности. Но дело в том, что организованы по разному. Сверхличность Свеаборга сформировалась для решения проблемы ликвидации последствий аварии на "Вавилове". Он вообще должен был погибнуть и остался жив по чистой случайности. Я же сформировался для решения совсем другой задачи.

– Вот как даже? И это возможно? Какой именно?

– Вы, Василий Васильевич, задаете слишком много вопросов одновременно, – Сомов усмехнулся. – Я в некоторой растерянности.

– Хорошо, по порядку. Какой именно?

– Ну... В принципе, это не входило в намерения Калуци, но, таков был психологический настрой реципиентов. Свеаборг и Сомов должны были найти способ м-м-м... что-то сделать с "Вавиловым". Они концентрировались на этой задаче. Меня же хотели спасти для науки. Скажем так, я стал вместилищем идей и экспериментальным результатом. А кроме того, Сомов...

Сомов замолчал и скривился.

– Что – Сомов?

– Он должен был умереть. Физически его тело было уже непригодно для размещения... Назовите это как угодно – души, личности. Но увы, душа без тела существовать не может теперь это уже ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНО установленный факт.

– И что?

– А то, что другой Сомов решил этого не допустить... Василий Васильевич, вы не замечаете, что ставите меня в двусмысленное положение. Которому из двух Сомовых вы адресуете свои вопросы? При том, что перед вами сидит третий Сомов. Но это он сейчас третий, а было время, когда их было два, и один из них настойчиво желал освободить второго от своего присутствия...

Лицо Спиридонова вытянулось.

– Минуточку, – сказал он, – я что-то плохо стал соображать. Это что же, все вышеупомянутое происходило в одной голове?

– Представьте себе. Скажу больше, я, как таковой, в нынешнем виде – результат компромисса двух личностей, одна из которых считала... и считает свое пребывание во мне явлением временным, а другая, первичная, так сказать, с этим не согласна ни в коем случае... Но это не так страшно – ведь и обычный человек – существо противоречивое, – Сомов усмехнулся.

– Силы небесные! – воскликнул Спиридонов. – Ангелы спасители и святые угодники!.. Черт меня побери, что же это вы состряпали такое!..

Сомов поднял руки ладонями кверху:

– Спокойно, Василий Васильевич, не надо эмоций. Сверхличность – штука тонкая и малоизученная. Пока ясно только одно – возникает она для решения вполне определенной задачи. Оказывается, личность – штука самодостаточная. Она не нуждается в том, что называется "смыслом жизни". Просто живет, и все. А вот сверхличность – нет... Аспектов здесь бездна, хватит разбираться и нам, и нашим потомкам.

– Э-э-э... То есть... Ага, понятно! Но тогда позвольте еще один вопрос. Не означает ли это, что когда ВАША проблема будет решена, вы?.. Вы меня понимаете?

– Он, разумеется, понимает, – сказал Калуца. – А уж я понимаю еще лучше!

– Да, понимаю, – подтвердил Сомов. – Чего тут непонятного. Вы правы. Означает. Если, конечно, мне не удастся переубедить самого себя либо предложить самому, опять таки, себе новый смысл существования.

– Но позвольте! – побагровел Спиридонов. – Вот уж это поистине иезуитство! Вы в этом случае... умрете?

– В каком-то смысле. Я исчезну – останется некто, а кто именно – неизвестно. Но, в любом случае, теперь это будет не тот, прежний Сомов.

– И вы пошли на это сознательно?

– Разумеется.

– Вы с ума сошли! Во что же вы превратите человека, дай вам волю!?

– Вот в этом и проблема. То есть, я хочу сказать, одна из проблем. Сама возможность сомнению не подлежит. Нужно выяснить каковы последствия. Другая проблема – та, которой занимаетесь вы. А именно... как эту возможность подать общественности. Обе важны в равной степени. Есть и другие. А за меня можете быть спокойны – вряд ли удастся решить эту проблему раньше, чем наступит физический износ организма.

– С ума можно сойти! – подытожил Спиридонов, – я и не подозревал, что здесь такое количество аспектов.

– Их даже больше, чем вы себе воображаете, – заявил Шеффилд. – Но основная проблема: человек должен остаться человеком. Общество не может состоять из комплексных личностей.

– А почему бы и нет? – возразил Калуца.

– Потому, друг мой, что наш процесс – это все же некое усреднение, а, следовательно, неизбежна утрата многообразия психотипов.

– Ерунда, разнообразие обеспечивается генетически.

– Это мы тут между собой спорим, – пояснил Шеффилд. – Нас двое, а единства мнении уже нет. Что будет, когда эта тема станет предметом всеобщего обсуждения.

– Меня, знаете ли, больше заботит ситуация, когда эта тема станет предметом всеобщего осуждения, – заявил Спиридонов. – И вообще. Богу богово, а кесарю – кесарево. Ваши научные споры оставьте при себе. Пока. Займемся моими проблемами! А то, вон, Петр Янович уже скучает.

– Нет, отчего же, – возразил я. – Научные аспекты мне тоже небезразличны.

– Что? Измена! – гаркнул Спиридонов так, что у Шеффилда и Калуцы вытянулись лица.

– Вот уж не думал, что вы, Василий Васильевич, склонны к экзальтации, – заметил последний.

– А я и не склонен. Я всего лишь хотел призвать присутствующих к консолидации – не более того.

– Но методы!

– Я использую все, имеющиеся в моем распоряжении. Вы ведь тоже сторонник такого подхода, не так ли?

– Увы, – развел руками Калуца. – В моем распоряжении их так мало, что приходится использовать все. Но мы ведь договорились сегодня заниматься вашими проблемами.

– У меня такое впечатление, что мы договорились сегодня заниматься разговорами.

– А у меня впечатление, что это одно и то же, – ехидно заметил Шеффилд.

– У кого еще есть впечатления? – поинтересовался Спиридонов. – Странно. Мне показалось, что здесь собрались очень впечатлительные люди...

Я решил, что не худо бы сгладить ситуацию и провозгласил.

– Предлагаю тост за впечатления!

Сомов, как радушный хозяин, немедленно уцепился за эту идею, и разлил коньяк по бокалам. Все, кроме Шеффилда, выпили, последний лишь слегка пригубил.