Текст книги "Африканскими дорогами"

Автор книги: Владимир Иорданский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Центральный вопрос

Какие вопросы стояли в центре идущей в Африке идеологической борьбы?

Главной была проблема развития. Суть ее состояла в том, что после своего освобождения африканские народы оказались перед своеобразной исторической альтернативой – движение к социализму либо капиталистическое развитие. В самой местной действительности были заложены объективные предпосылки и первого и второго пути.

Прогрессивные умы континента учитывали объективные предпосылки первого пути: относительную многочисленность наемной рабочей силы и ее высокую концентрацию при слабости национальной буржуазии, существование в экономике государственного сектора, отсутствие в деревне развитой частной земельной собственности. Кроме того, им было очевидно, что, отбрасывая колониализм, народные массы отвергали и неотделимую от него капиталистическую эксплуатацию. Сила сторонников социализма питалась и чувством социальной справедливости народа. Оно всегда было очень сильным в Африке.

Конечно, громадными были и трудности.

Одно из последствий экономической отсталости – неоформленность классовых противоречий, обычно определяющих становление классового сознания в народе. Кроме того, различные пережитки архаичного мировоззрения благоприятствовали влиянию консервативных, реакционных элементов в обществе. Многие причины, среди которых едва ли не главной было отсутствие языкового единства, мешали наладить культурную работу в обществе. Положение чрезвычайно усложнялось активным сопротивлением как со стороны консервативных сил – вождей, старейшин, жречества, так и со стороны реакционных кругов нарождающейся буржуазии, за спиной которой обычно вырисовывался силуэт империализма. Наконец, громадными были собственно экономические трудности проведения политики социального прогресса.

Впрочем, в сложнейшем положении находились и противники демократических перспектив.

И в городе и в деревне развитие капиталистических отношений происходило уродливо, сопровождалось крайне болезненными явлениями – колоссальной безработицей, моральным растлением больших групп населения, распадом установившихся этических норм. Местная буржуазия не могла поднять на свои плечи и груз самостоятельного экономического развития, а поэтому важнейшие экономические проекты осуществлялись либо государством, либо иностранным капиталом. В африканских странах местный капитализм с самого начала не имел ореола «движущей силы истории», которым он сумел себя окружить в Европе.

Мне представлялось, что главная проблема заключалась во все более обнажавшемся разрыве между темпами распада старого и темпами становления нового общества, в результате чего на арену политической борьбы наряду с пролетариатом и поднимающимися группами крестьянства выходили сотни тысяч бросивших землю и оседавших в городских трущобах людей.

Пресловутая устойчивость пробуржуазных режимов на континенте была долгое время обусловлена застойной неподвижностью африканской деревни, но коль скоро в крестьянстве началось движение, обострилась внутренняя борьба, то почва, на которой они зиждились, стала зыбкой.

В Гарву, небольшой город на севере Камеруна, я прилетел уже глубокой ночью. Сам город не был различим в темноте, но из-за низких стен в машину временами доносились звуки дудок, барабанов, монотонное пение. Изредка на обочине появлялся в желтом свете фар силуэт всадника или мелькала тень пешехода в конусообразной пастушеской шапке.

Только утром удалось мне увидеть Гарву. На горизонте дыбились бурые с плоскими, словно обрубленными, вершинами горы. По пыльному шоссе я выехал к переправе через Бенуэ. Эта полноводная, могучая у своего слияния с Нигером река у города казалась мелкой «провинциальной» речушкой. Впрочем, был конец сухого сезона, когда многие реки на севере Камеруна пересыхают полностью и крестьяне, чтобы добраться до воды, выкапывают в их песчаных руслах глубокие ямы. Некоторые деревья в эту пору сбрасывают листву и стоят уродливо скрючившиеся в своей наготе.

В ослепительных лучах солнца Гарва казалась сделанной из громадных кусков сахара. Многочисленные в городе новые здания – мэрия, Дом партии, личная резиденция президента страны, родившегося здесь в семье ламидо (верховного вождя округа), здание школы – соперничали белизной друг с другом. Тщательно выбелены были и жилые дома с плоскими крышами, без выходящих на улицу окон, окруженные высокими дувалами. Лишь поблизости от глинобитного дворца ламидо есть довольно большой квартал, застроенный хижинами под крутыми конусообразными крышами из соломы. В узких проулках между ними не проехать машине, и там мирно играли полуголые ребятишки да бродили в поисках корма не пуганные автомобилями куры.

Поблизости от городского стадиона расположилась экономическая выставка-ярмарка. Ее полновластными хозяевами стали торговцы изделиями местных ремесленников. Грудами лежали деревянные маски резчиков народа бамилеке, пылились бронзовые мечи и литые фигурки всадников, изготовленные литейщиками плато Адамава, пирамидами стояли глиняные горшки и кувшины из местечка Гидер. Ремесленники бамун прислали в Гарву деревянные сиденья и тыквенные бутыли, целиком обтянутые образующими яркий и очень простой узор нитями бисера. Здесь же продавались плетенные из волокна пальмы круглые крышки, которыми женщины прикрывают свои калебасы – громадные сосуды из разрезанной горизонтально тыквы – с мукой, зерном либо крупами.

В двух шагах от выставки – рынок. Строительство рыночного здания еще не было закончено, но торговля шла бойко, и народу в торговых рядах было много Было интересно сравнить, что из вещей, оказавшихся на ярмарке, сохранилось в местном быту, а не предназначалось только на потребу туристам. Многое, очень многое… Рядом с изготовленными в Англии либо Чехословакии тесаками продавались выкованные местными кузнецами длинные ножи и кинжалы. С эмалированными тазами и мисками соперничали калебасы и глиняные горшки. Рядом с пакетами соли лежали серые куски ее каменного собрата, доставленные из Сахары.

Нищета африканца служила надежной защитой многих ремесел и старинных промыслов. Конечно, ткани из Манчестера лучше рыхлых домотканых холстин из северных деревень, однако решает выбор цена. Да и привычка заставляла крестьянина иной раз предпочитать мотыгу, изготовленную в соседней кузне, орудию, доставленному из Европы.

Многое в Гарве и его окрестностях напоминало юг страны, но и различия были разительны. Сам воздух был здесь другим – сухой, раскаленный, он мгновенно сушил кожу, обжигал горло. И небо, густо-синее над тропическими лесами приморья, над Гарвой было бледно-голубым, почти белым. Изумрудно-зеленые холмы вокруг столицы страны – Яунде, а здесь земля пожелтела от пересохшей, выгоревшей травы. Пыль приглушила зелень деревьев.

Различны и люди севера и юга. Если для южан характерен живой темперамент, если они быстро сходятся с людьми, то северяне сдержанны, даже несколько замкнуты. Любопытно, что даже в национальном костюме проявились особенности двух характеров. Буйству ярких красок в одежде южан противостоит строгость белой либо голубой ткани северян со скромным узором у воротника.

Может быть, причина во влиянии на севере ислама с его жесткими нормами поведения, с сопровождающей его определенной культурой, которая оставила на всей зоне западноафриканской саванны столь глубокий отпечаток? А может быть, причина в том, что здесь, на севере, издавна существовали общественные структуры со строгой социальной дисциплиной, в то время как на юге никогда не образовывалось развитых государств с иерархией власти, которая бы могла оставить след на самом духовном облике южных народов?

Насколько влиятельны в Камеруне консервативные, связанные с отмирающими, архаичными общественными отношениями слои населения? Сопоставление севера и юга подтверждало существование глубоких различий между двумя областями и неизбежно подводило ко второму вопросу: не являются ли эти различия источниками расхождений и конфликтов?

Это проблемы жгучей актуальности для любой африканской страны. Мне повезло. Через день после моего приезда в Гарву открылся первый съезд правящей в стране партии – Камерунского национального союза. Он собрался в недавно отстроенном Доме партии.

В своем большинстве партии в Африке создавались «снизу». Они постепенно укреплялись организационно, завоевывая влияние. Но часто инициатива их образования исходила сверху, от политических деятелей, уже находящихся у власти.

В тот период, который историки называют временем политического пробуждения Камеруна, то есть когда от более или менее стихийных и неорганизованных форм протеста против своего порабощения народ колонии перешел к созданию первых собственно политических союзов и ассоциаций, в стране возникло множество мелких, не имеющих глубоких корней «партий». Обычно это были группки людей, связанных общностью этнического происхождения, либо знающих друг друга по совместной учебе, или же одной веры, одного церковного прихода.

Исключение составила единственная политическая организация – Союз народов Камеруна. Ее вдохновителем был Рубен Ум Ньобе, несколькими годами позднее погибший от французской пули в лесной засаде. Под его влиянием молодой Союз не ограничился модными среди местных политиканов верхушечными соглашениями «в своем кругу». Партия сумела завоевать авторитет в трущобах Дуалы и Яунде, ее активисты обращались к крестьянам затерянных в джунглях деревень. Эмблемой партии стал черный краб, от португальского названия которого якобы пошло само слово «Камерун». Очень скоро он превратился в символ независимости и воссоединения. Союз энергично добивался, чтобы разделенная между Францией и Англией страна объединилась в одном демократическом государстве.

В мае 1955 года наступила тщательно подготовленная колониальными властями развязка. В крупнейших городах страны были спровоцированы беспорядки, что послужило поводом для вмешательства заранее подтянутых частей жандармерии и армии. Действовавшая легально партия после мая ушла в подполье, оставляя за собой кровавый след убитых, замученных, схваченных полицией активистов. Тяжело раненная, партия не сдалась. В стране началась партизанская война, ставшая первой в современной Тропической Африке войной крестьянства против колониального гнета.

Никто в Камеруне не забыл этих совсем недавно заполненных временем страниц истории. Да и трудно было забыть факты, решительно повлиявшие на судьбу независимого Камеруна. Самая популярная в массах на юге партия была исключена колониализмом из политической жизни. Больше того, и власти независимой республики унаследовали от колониализма драматичный конфликт с Союзом народов Камеруна. Хотя многие из задач молодого правительства совпадали с целями Союза, между ними пролегла пропасть.

Власти молодой республики оказались в трудном положении. Север и юг страны различны в силу исторически сложившейся обособленности двух областей. К этому добавлялась и проблема сближения между восточными и западными районами. Западный Камерун после первой мировой войны оказался под мандатом Великобритании, и большая часть его включена в состав Нигерии. Если на востоке страны интеллигенция формировалась на базе французского языка и французской культуры, то на западе господствовали английские веяния. Долгое время между двумя областями имелись лишь слабые экономические связи.

Местническая ограниченность, племенная замкнутость, слабость связей между отдельными областями стали на первых порах главными политическими заботами молодого правительства, возглавляемого президентом Амаду Ахиджо. В одной из своих речей он утверждал: «Не секрет, что в нашей Африке, где племенной мир еще жив, а понимание идеологической верности находится в зародышевом состоянии, у партии существует сильная склонность отождествлять себя с племенной группой, выражать честолюбие отдельных личностей или же превращаться в комитет по защите интересов отдельных и ограниченных групп. В этих условиях политическая жизнь становится клубком племенных столкновений под прикрытием лишенных всякого национального идеала и действующих с полной безответственностью политических группировок».

Как парализовать действия всех этих центробежных сил, подрывающих еще неустойчивое национальное единство? Какими средствами воспрепятствовать нарастанию в стране межплеменной враждебности?

Ответ был найден в решении создать общенациональную партию. Осенью 1967 года в столице республики Яунде состоялся первый съезд образуемой партии – Камерунского национального союза. В министерстве информации республики мне любезно предоставили материалы его работ.

Нельзя без интереса читать тексты прозвучавших на съезде выступлений. Какие только проблемы не были подняты! Это и взаимоотношения между партийными активистами и государственным аппаратом, и внутренние проблемы партийного строительства, и вопросы экономического планирования, и участие членов партии в избирательных кампаниях.

Но доминировала все же одна тема – сплочение многочисленных этнических групп страны в единой партийной организации.

Съезд открылся ранним утром, но задолго до его начала вокруг Дома партии собрались жители Гарвы. Празднично одетые женщины и мужчины приветствовали приезжающих делегатов. Прибыли сюда и крестьяне из глухих деревень с копьями и щитами в руках. Слышалось ржание коней в тяжелых кожаных латах. На конях гарцевали воины-телохранители личной гвардии вождей, приехавших в Гарву приветствовать первый, учредительный по своему характеру съезд Камерунского национального союза.

Вдоль шоссе, ведущего к Дому партии, стояли солдаты в форме цвета хаки, парни из отрядов партийной милиции в белых костюмах и полуобнаженные воины с копьями. Нарастающий грохот барабанов известил о приближении президента республики и национального председателя Союза Амаду Ахиджо. Но вот барабаны замолкли, и быстрой походкой в зал вошел президент в сопровождении щеголеватого адъютанта.

Кто же был в зале? Виднелось несколько женских лиц. Если судить по национальным костюмам, а редкие из делегатов были одеты по-европейски, то здесь собрались представители всех крупнейших этнических групп страны. Много делегатов приехало из Западного Камеруна, и их руководителя съезд избрал в президиум, а английский язык был объявлен наравне с французским рабочим языком.

Эти впечатления неизбежно были поверхностны. В перерыве между заседаниями я встретился с главой делегации одного из департаментов, бывшим премьер-министром Шарлем Ассале. Его родные места находятся у границы с Габоном и славятся своими плантациями какао. До того как начать политическую карьеру, еще в колониальные годы, Ассале работал в системе здравоохранения.

В ответ на мои вопросы Ш. Ассале рассказал, что в его делегации восемь человек. Часть делегатов – депутаты парламента, председатели секций партии были посланы на съезд в силу занимаемого ими общественного положения. Часть была избрана, примерно от восьми тысяч членов партии один делегат.

– Каков социальный состав делегации?

Ассале подчеркнул, что среди его спутников есть и чиновники государственного аппарата, и служащие частных фирм, и крестьяне. По его словам, на съезде были представлены все слои камерунского общества.

В этих словах не было преувеличения. Разговаривая с делегатами, я убеждался, что партийный съезд носит подлинно общенародный характер. Его этнический и социальный состав совпадал с этнической и социальной структурой камерунского общества. Так часто бывало с африканскими партиями. Охватывая самые различные слои общества, они зачастую бывали лишены четко выраженного классового лица. Некоторые социологи утверждают, что это вызвано отсутствием классов в странах к югу от Сахары. Но дело в другом.

В таких странах, как Камерун, где в городах буржуазия и пролетариат возникли десятилетия назад, где в деревне крестьяне сталкивались с эксплуатацией со стороны вождей, нельзя говорить об отсутствии классов, но здесь зачастую наблюдалось отставание общественного самосознания от реальных процессов классового размежевания. Отдельные социальные группы превратно представляли и свое место в этом обществе и свою общественную роль. В этой обстановке, пока обострение классовых антагонизмов не разрушало иллюзий племенной солидарности, в различных слоях общества сохранялись ложные представления о характере народа как о сплоченном, лишенном внутренних противоречий социальном организме.

Подобные взгляды, естественно, были присущи и некоторым партийным лидерам. Не учитывая классового расслоения в народе, они и партию рассматривали как силу, стоящую на страже не классовых, а общенациональных интересов.

Уже после съезда, по возвращении в Яунде, у меня состоялась встреча с одним из видных государственных деятелей страны в ранге министра. Его канцелярия находилась рядом с президентским дворцом. Это был обаятельный человек, в прошлом занимавшийся журналистикой. Он был одним из первых африканских публицистов, верно оценивших подлинный смысл независимости Ганы и затем Гвинеи как крупный шаг к освобождению всего Африканского континента.

В разговоре он рассказал много интересного об одобренном на съезде проекте создания идеологической школы для партийных работников, об учете принципов демократического централизма в новом партийном уставе. Уже в конце беседы я спросил, как Камерунский национальный союз думает закрепить свое влияние среди крестьянства.

Министр на минуту задумался.

– Положение весьма различно на юге и на севере Камеруна, – заговорил он. – На юге, видимо, придется использовать создаваемые кооперативы и другие формы объединения деревни. Что касается деревень севера, то там Союз будет опираться на вождей, авторитет и влияние которых очень велики.

С улыбкой вспоминал он, как один из вождей юга, выдвинув свою кандидатуру в парламент, не собрал и трех голосов. Нет, на юге приобщать вождей к партийному строительству было бы бесполезно.

Крестьяне и вожди, предприниматели и рабочие, чиновники и безработная молодежь – все они на равных основаниях входили в Камерунский национальный союз, хотя, вероятно, их влияние на дела партии было различным.

Я спросил, как разрешаются неизбежные при столь широком социальном составе внутрипартийные конфликты. Мой собеседник рассказал, что наиболее напряженные и острые разногласия улаживаются на уровне национального политического бюро.

Впрочем, беседа с министром происходила позднее. А сейчас Ахиджо читал свою речь. Он не подошел к трибуне, а остался сидеть за столом президиума. Перед ним лежал орех кола – традиционное в Африке средство от усталости и жажды. Излагая большой, насчитывающий почти сто страниц, текст, президент ни разу не остановился. Он говорил без перерыва.

Зал слушал его внимательно. Напряженно вникали в слова главы государства и люди, собравшиеся под репродукторами на улицах Гарвы. Застыли лица у послов, приглашенных на открытие съезда, хотя для некоторых из них резкая критика в адрес западных держав была явной – и неприятной – неожиданностью.

Речь президента содержала развернутую программу экономического прогресса, социального и культурного развития. Он с гордостью отметил достижения страны за годы независимости. Однако, как явствовало из выступления, эти успехи были достигнуты в труднейших условиях. Империалистические державы, используя свое положение на мировом рынке тропических продуктов, буквально обескровливали экономику стран Тропической Африки, в том числе Камеруна.

Президент не скрывал возмущения. Он подчеркнул, что за последние десять лет не было такого камерунского сельскохозяйственного продукта, который бы не знал серьезнейших трудностей из-за анархии или хаоса, царящих на мировом рынке тропических продуктов. В качестве примера он рассказал о какао. По его словам, в 1965 году были моменты, когда продажная цена какао-бобов не покрывала даже расходов по их перевозке в страны – потребительницы шоколада.

Но, как образно говорилось в докладе, не для всех отощали коровы. Импортеры реализовывали громадные прибыли. Напротив, потери Камеруна от падения цен только на какао-бобы за десять лет превзошли объем всей поступившей из-за рубежа за эти же годы помощи.

Такие сведения были неожиданностью для многих делегатов, не подозревавших, что положение столь серьезно. Западная пропаганда, весьма влиятельная в стране, тщательно скрывала, как губительно сказываются на экономике Камеруна махинации империалистических монополий. Но президент показал съезду, всему народу подлинную картину.

Амаду Ахиджо был одним из тех, кто издавна дорожил сохранением наилучших отношений с Францией, с Западом. Но из его речи в Гарве обнаружилось, что и он разочарован подходом Запада к камерунским проблемам, причем это разочарование было столь сильным, что он счел необходимым высказать свое мнение съезду, партии, всему народу.

Один из делегатов позднее поделился со мной своими впечатлениями от речи президента. Он говорил:

– Глава нашего государства видит смысл своей политической деятельности в сплочении различных этнических групп в единую нацию. На какой основе? Вокруг программы быстрого экономического, а также социального прогресса. Но политика Запада поставила под сомнение перспективы нашего развития, а значит, и цели правительства в национальной области. Если наша экономика будет обречена на застой, то отношения между народностями ухудшатся.

Думается, мой собеседник был прав. Запад не оправдал возлагавшихся на него надежд. Хуже того, в Камеруне он способствовал возникновению реальной опасности затяжного экономического застоя и неизбежных в этой обстановке этнических волнений.